— Подойдет? — спросил капитан.
Дуглас подумал, что места маловато, но выбирать не приходилось.
— Вы останетесь? — спросил он капитана в надежде, что тот передумал.
— Останусь.
Дуглас повернул ключ в замочной скважине и убрал его в карман.
— У вас есть при себе оружие, капитан?
— Нет. А что?
Дугласа просто интересовало, нет ли в комнате заряженного пистолета, однако никаких пояснений он давать не стал, лишь пожал плечами. Он терпеть не мог объяснять каждый свой шаг. Вот с Гарри в этом никогда не было необходимости. Расстегивая наручник на запястье Споуда, он предупредил:
— Только без глупостей, парень.
Споуд улыбнулся. У него было детское лицо — из тех, с каким можно и разменяв четвертый десяток сойти за пятнадцатилетнего. Разве что отсутствие юношеского румянца и густых кудрей выдают в таких людях истинный возраст. Он не обладал ни статью, ни густым голосом, ни правильными чертами лица, и все же невинный вид и безмятежность ребенка наделяли его некоторой харизмой.
— Подтвердите, что ваша фамилия Споуд и вы являетесь братом…
— Давайте не будем тратить время на формальности. — Споуд улыбнулся. — Вы не возражаете, если я…
Он начал стаскивать с плеч промокший халат. Одной рукой это далось ему с трудом, тем не менее он справился и аккуратно повесил халат на спинку стула. Одежда на нем была старая, но недешевая, а рука белая и мягкая, как у ребенка.
— Как вы меня вычислили?
Ни жалоб, ни злости, ни упреков. Дугласу редко приходилось видеть арестованных, с таким смирением принимающих судьбу.
— Нашел в квартире убитого шарнир от вашего протеза. Он закатился под кресло.
— Знал, что рискованно приходить сюда, но без протеза не было уж никакой жизни.
— Не повезло, — сочувственно произнес Дуглас.
— Да уж, — согласился Споуд, несколько приободренный этим замечанием.
— Вы работаете в этом лагере?
— У меня ведь все было в порядке с документами! И я не подлежу обязательной трудовой повинности в Германии, потому как я инвалид. А вы ждали, что я приду по дороге, правда? Я ведь чуть не проскочил, а?
— Чуть не проскочили.
— И удрал от вас в школе на Бич-роуд.
— Да, там я вас прошляпил.
— Я хотел с вами поговорить. Симпатичный паренек ваш сын. Я всего лишь спросил у него, когда вы бываете дома. Заглянуть к вам решил.
— Чтобы сдаться?
— Про вас говорят, что вы из порядочных. И что всегда ловите того, за кем гоняетесь. Так ведь в газетах пишут? Выходит, не врут.
— Вы убили своего брата?
— Да. — Споуд перестал улыбаться.
— За что?
— У вас сигаретки не найдется?
— Найдется, — ответил Дуглас, но капитан уже достал тяжелый портсигар. Такие покупают матери сыновьям в надежде, что толстая жестянка защитит сердце от пули.
— Угощайтесь моими, — предложил он радушно. — Вы, инспектор, какие любите? У меня тут французские, турецкие, американские…
Некоторое время Дуглас молча смотрел на него, потом ответил:
— Давно я не курил французских сигарет.
Капитан передал ему одну и поднес зажигалку.
— Арестанту курить разрешаете?
— Разрешаю.
Споуд сидел на стуле спиной к входной двери. Капитан протянул ему раскрытый портсигар.
— Турецкие слева. Вот эти французские, вечно из них табак сыплется… Справа американские.
Споуд поблагодарил, прикуривая от любезно предложенной зажигалки. Выдохнув облако голубоватого сладкого дыма, он заговорил:
— Я очень любил брата… больше всех на свете. Он хотел, чтобы я стал музыкантом.
Споуд умолк, словно этого факта было достаточно, чтобы убедить Дугласа в своей братской любви.
За окном красный шар закатного солнца опускался в темный вихрь туч.
— Отец в меня совсем не верил. Любил меня, но не верил — ни в меня, ни в бога, ни во что другое. — Споуд рассеянно изучал сигарету в пальцах. — Отца мне жаль. Храни его бог.
Все еще погруженный в свои мысли, он изящно поднес сигарету ко рту и затянулся.
— Так за что вы убили брата? — повторил Дуглас.
Это прозвучало безжалостно. Впрочем, так и было задумано. Но Споуд не поддался на провокацию.
— Я признаюсь, что убил. Разве этого не достаточно? — Он улыбнулся. — Может, надо в письменной форме?
— Да, надо.
Признание Споуд накорябал на той бумаге, что была в комнате, — на армейском почтовом бланке. Кое-как зажав карандаш левой рукой и с трудом придерживая норовящий выскользнуть листок, он вывел: «Я убил брата». И подпись.
— А вы будьте свидетелем, — попросил он, протягивая листок капитану.
Капитан написал свое имя, звание, личный номер и дату.
— Спасибо, — сказал Дуглас, забирая признание. — И все же я хочу знать, почему вы это сделали.
— Ну вы прямо как сыщик из старых детективов, — усмехнулся Споуд. — Мотив, средства и возможность. По такому принципу вас работать учат?
— Нет, по такому принципу остросюжетные романы пишут.
— Роскошная сигарета, сто лет таких не пробовал. А ваша как, инспектор? В тюрьме-то, поди, курить не дают…
Споуд имел совершенно бесхитростный вид, и Дуглас понимал, почему столько людей с готовностью помогали ему скрываться от закона.
— Вы воевали?
— Мы с братом вместе работали в лаборатории. Но когда пришли немцы, я кинул в танк бутылку с бензином. «Коктейль Молотова». Вроде все мне про них объяснили, и так понятно звучало, только вот моя бутылка не загорелась… А вы воевали?
— Нет. Первыми немцами, которых я увидел, были музыканты оркестра, марширующего по Оксфорд-стрит за пару часов до объявления перемирия. — Дуглас совсем не хотел говорить это виноватым тоном, но по-другому не получилось, особенно учитывая, что он арестовал инвалида, отдавшего руку в единоличной схватке с немецким танком.
— Вы ничего не потеряли. Все закончилось, едва начавшись. Только последний дурак мог додуматься сунуть монтировку в гусеницу, надеясь остановить тяжелый танк. Он меня даже не заметил. Проехал мимо и унес с собой мою руку. — Споуд вздохнул и улыбнулся. — Ваше присутствие ничего бы не изменило, инспектор, можете мне поверить.
— И все же…
— Я не пойму, вам признание нужно или отпущение грехов? — пошутил Споуд, все так же улыбаясь.
Капитан снял фуражку и протер кожаный околыш. Он рано начал лысеть, и редкие белесые волосы почти не скрывали бледной кожи черепа. С непокрытой головой он сразу постарел лет на двадцать, потому что взгляд у него был не юношеский. Дуглас снова подумал, что комната совсем не годится для допроса. Споуд, похоже, не воспринимает свой арест всерьез.
— У вашего брата были ожоги от воздействия радиации. Вы знаете, что это?
— Я физик. Конечно, знаю.
— Вы работали с ним вместе?
— Да, в группе профессора Фрика.
— Где?
— В лаборатории.
— Не глупи, парень, — не выдержал Дуглас. — Все равно ты мне скажешь.
— Что такое радиация? — спросил капитан.
— Какое-то излучение нестабильных атомных ядер, — ответил Дуглас. — Смертельно опасное.
— Тогда мы с братом впервые поспорили. Он всегда обо мне заботился. Помогал с уроками, защищал от обидчиков, брал на себя вину за мои проступки. Я восхищался им и очень его любил. Мы никогда не ссорились — до тех пор, пока не влезли в этот чертов эксперимент. Я не хотел делать атомную бомбу. Сразу сказал, что она принесет смерть нам обоим. Так и вышло.
— Смерть вашему брату принесла пуля.
Споуд немного подумал и кивнул.
— А шарнир у вас с собой?
Дуглас вынул шарнир из кармана и протянул ему. Споуд начал рассматривать его с искренним изумлением.
— Вы это в квартире нашли?
— Да.
Споуд вертел в руках шарнир, словно впервые видел подобную диковинку. Дугласа это не удивило — он не раз видел такую реакцию пойманного человека на улику, которая его выдала. А потом вдруг сообразил, что дал Споуду деталь не из того кармана — не тяжелый шарнир, укрепленный изнури трубкой, а облегченную версию, которую ему собирались предложить на замену. Говорить он ничего не стал — в тот момент это показалось ему совсем неважным.
— В квартиру я пришел первым, — продолжил Споуд. — Знал, что он всегда оставляет ключ под ковриком, так что просто открыл дверь и сел ждать.
— С пистолетом?
— Нет, инспектор. Пистолет принес брат. Купил в пабе у Юстонского вокзала. Три фунта отдал.
В комнате стало темнее, по стеклу забарабанил дождь. Тусклый свет из окна падал на блестящую столешницу и распятие на стене.
— Зачем?
— Боль становилась невыносимой. У него было медицинское образование, помимо степени по физике. Он знал, что это конец.
— То есть его смерть была самоубийством?
— Сложно объяснить, — вздохнул Споуд. — Мы оба понимали риски. Нейтронный поток — это ведь такое дело… не успеешь оглянуться, а уже пошла цепная реакция.
— Но вы сказали, что о чем-то поспорили.
— Я был под защитой, а он нет. — Споуд перекрестился. — Мы поспорили, потому что я переживал за него. За его душу.
Капитан надел фуражку.
— Так это убийство, инспектор? — спросил он.
— Убийство совершается с преступным намерением, явным или подразумеваемым.
— Значит, не убийство?
— Суд решит, — сказал Дуглас. — Идем, парень. Одевайся.
Он встал и посмотрел в окно. Снаружи лил дождь.
— Елеазар, — проговорил вдруг Споуд. — Елеазар пожертвовал собою, чтобы спасти свой народ.
— Какой Елеазар?
Обернувшись, Дуглас увидел, что Споуд преклонил колена в молитве, и неловко опустил глаза. Как и многие, он испытывал смущение при виде проявлений истовой веры. Молитва Споуда была почти не слышна, поскольку он закрыл лицо рукой. А потом он вдруг стал оседать вперед, повалился головой Дугласу в колени и тяжело рухнул на бок. Дуглас схватил его за воротник и поднял, сунул пальцы в обвисший рот. И сразу почувствовал запах, который невозможно спутать ни с чем. Резкий запах горького миндаля.
— Цианид! Он принял яд!
Перевернув Споуда на спину, Дуглас стал озираться в поисках воды, чтобы промыть ему рот.