В западной части Лондона сборным пунктом служил стадион «Уэмбли», арестованных с восточной части свозили в здание выставочного центра «Эрлс Корт» и в Альберт-холл. Жителей огромного многоквартирного комплекса «Долфин-сквер» в Пимлико выставили на улицу, дав на сборы два часа, а в квартирах стали проводить допросы, сотни допросов одновременно.
Для их проведения тоже требовались люди, которых тоже сгоняли отовсюду. Наряду с профессионалами из тайной полиции, службы безопасности рейхсфюрера, гестапо, сотрудниками центрального штаба абвера на Эксибишен-роуд допросы вели и те, кто не имел для этого никакой квалификации, кроме знания английского, — в том числе официанты из клуба офицеров люфтваффе, два капеллана, флейтист лондонского отделения симфонического оркестра вермахта, семь телефонистов и флотский зубной врач.
— Оставьте мальчиков сегодня дома, — сказал Дуглас миссис Шинан на следующее утро после взрыва.
Она кивнула и подложила ему на тарелку еще ломтик поджаренного хлеба. Черствый хлеб был намазан топленым салом и потому представлял собой роскошное угощение. Дуглас убедился, что всем достанется по такому же, и лишь тогда откусил.
Миссис Шинан налила всем еще чаю.
— Вы слышали ночью грузовики? Приехали за кем-то из дома напротив. Такой ужас, я думала, будут дверь ломать.
— Это самая масштабная серия арестов в моей практике, — сказал Дуглас. — Возможно, самая масштабная в современной истории.
Миссис Шинан вскинула на него глаза, и Дуглас неловко добавил:
— Я не восхищаюсь, я просто констатирую факт. Будут арестованы тысячи. И как немцы с такими толпами разберутся, одному богу известно…
— Я не понимаю, как это поможет найти заложившего бомбу.
Дуглас разделял ее непонимание, но озвучивать этого стал.
— Если бы вы с мальчиками просто оказались не на той улице не в то время, вас бы тоже могли арестовать. И кто знает, куда бы вы тогда попали.
— Известно куда, в Германию, — ответила миссис Шинан. — Доедайте хлеб, дети, мы ничего не выбрасываем.
— Да, в Германию, — подтвердил Дуглас.
Именно в Германию угнали мужа миссис Шинан.
— Вы тоже будете арестовывать людей? — спросил Боб.
— Не смей говорить так с мистером Арчером! — одернула его миссис Шинан. — И не болтай с полным ртом, сколько раз тебе повторять!
Она легонько шлепнула сына по руке. Удар был совсем не сильным, но подобное действие со стороны мягкой и кроткой миссис Шинан ошеломило всех. У Боба навернулись слезы, он подтянул колени к груди и спрятал в них лицо.
— Нет, я в арестах не задействован. К счастью, отдел уголовного розыска к этому не привлекли. — Дуглас был рад откреститься от любой своей причастности к происходящему. — Может, мне дать вам какую-нибудь записку, миссис Шинан? Никакого официального документа я выдать не смогу, но если написать что-то вроде охранной грамоты на бумаге Скотленд-Ярда…
Миссис Шинан покачала головой. Похоже, она сама уже это обдумывала.
— Пей чай, Бобби, мой хороший. — Она поцеловала сына в макушку. — Сахара теперь до следующей недели не будет. — И, повернувшись к Дугласу, вежливо произнесла: — Ну что мне толку от какой-то бумаги? Если, упаси бог, она понадобится, все равно будет поздно. А вдруг увидит кто? Еще подумают, что я… — она осеклась, чуть не ляпнув «стукачка», и тут же поправилась: — Что я как-то связана с немцами.
— Да, вы правы, — сухо ответил Дуглас.
— О, не обижайтесь, мистер Арчер! Вы же полисмен, вам приходится иметь с ними дело. Да мы бы без вас вообще пропали! Я всем так и говорю: что бы мы делали без нашего полисмена…
Дуглас вдруг понял, зачем она действительно это всем повторяет — пытается объяснить окружающим, зачем взяла к себе жильца, который работает на фрицев. Он положил на стол салфетку и встал.
— Постарайтесь не выходить пока за покупками. Молочник сам придет, из хлебной лавки тоже. Остальное лучше отложить до выходных. К концу недели все должно поутихнуть. Места для новых арестантов уже не будет хватать.
Миссис Шинан кивнула, явно обрадованная тем, что он не обиделся. Открыв ящик буфета, она вытащила новый белый пуловер с косами и полосками в цветах крикетного клуба полиции по вороту. Пуловер был завернут в довоенную папиросную бумагу.
— Там холодно, — проговорила миссис Шинан. — Совсем зима наступила.
Дуглас замялся. Ему было неловко брать пуловер, который она вязала для мужа. До войны он хорошо играл в крикет.
— На почте теперь не принимают посылки с едой и одеждой, — пояснила миссис Шинан, видя его замешательство. — Новые правила. И ведь в каждую посылку заглядывают… — Она с гордостью развернула перед Дугласом свою работу. — Мы с Бобби хотим, чтобы вы его носили. А как наш папа вернется, отдадите ему.
— Тогда я прямо сейчас и надену, — ответил Дуглас. — Спасибо.
— Никогда бы не подумал, что вы играете в крикет, — саркастично заметил Хут при виде Дугласа.
В кабинете царил полумрак. Небо с самого утра затянули свинцовые тучи, и свет почти не проникал через грязные окна. Серый китель Хута висел на спинке стула, а сам он, небритый и взъерошенный, сидел в мятой коричневой форменной рубашке, расстегнутой у ворота. Очевидно, проторчал за рабочим столом всю ночь. Перед ним стояла пустая бутылка из-под виски, пахло сигарным дымом.
— Да закройте вы чертову дверь!
Дуглас повиновался.
— Наливайте себе виски.
Похоже, от усталости Хут утратил представление о времени.
— Нет, спасибо.
— Наливайте, это приказ.
— Бутылка пуста.
— В шкафу полно.
Дуглас еще не видел Хута в таком настроении. Положа руку на сердце, даже не предполагал, что немец на такое способен. Он вынул непочатую бутылку из картонной коробки с надписью «розлито специально для вермахта», откупорил, налил в стакан, который Хут достал для него из ящика стола.
— Воды? — спросил Хут.
Он подвинул к Дугласу графин — достаточно резко и неловко, чтобы расплескать через край прямо на кучу бумаг. Хут двумя пальцами взял из кучи какую-то распечатку с телетайпа, приподнял и стал смотреть, как струйка воды сбегает с угла, — все это с большим интересом, с каким смотрят на мир маленькие дети и пьяные.
— Списки погибших, — пояснил он. — Все умирают и умирают…
— Жертвы взрыва?
Хут помахал мокрым листом с бесчисленными именами мелким шрифтом.
— Да, именно, жертвы взрыва! Ну если уж решили выкопать старину Карла после полувекового отдыха в богатой фосфором лондонской почве, не удивляйтесь, когда он пернет вам в глаза! Так ведь?
Дуглас не ответил. Он успел разобрать несколько имен на листке. Телетайп пришел из госпиталя СС у Гайд-парка.
ШПРИНГЕР МАКС, ПРОФЕССОР. ГРУППЕНФЮРЕР СС. НОМЕР 4099
ШТАБ РЕЙХСФЮРЕРА СС. УМЕР ОТ РАН 02.33.
— Все умирают и умирают, — повторил Хут.
— Значит, профессор Шпрингер тоже погиб.
— Мы с вами потеряли хорошего друга, инспектор.
Хут налил себе виски, разбавил водой из графина с преувеличенным старанием, словно актер, изображающий пьяного на сцене.
— Мы с вами?
— Шпрингер был наш друг при дворе короля Генриха. Рейхсфюрер СС поручил ему найти способ отобрать ядерные эксперименты у военных — и дал ему в этом полную свободу действий. — Хут сжал кулаки. — Моя власть шла от Шпрингера. Я нашел ему хорошее место на задних рядах, рядом со штабом флота, так ведь болвану оттуда было плохо видно! Он пролез поближе к могиле. Камнем придавило.
— То есть расследование может быть приостановлено? — Дуглас поднял стакан, но виски едва пригубил.
— Ни в коем случае. Расследование продолжится.
Хут погрузился в раздумья, уставившись на свои штаны. Штаны были покрыты слоем грязи и разорваны на одном колене. Очевидно, Хут лично помогал извлекать Шпрингера из-под камня.
— Вы с профессором давно знакомы?
— Я бы мог вам такое рассказать, Арчер, у вас бы глаза на лоб полезли! Я был с ним рядом в тот день, когда мы убили предводителя коричневорубашечников. Встречал его в Темпельхофе, когда он спецрейсом доставил Карла Эрнста из Бремена. Карл Эрнст был правой рукой Рема, депутата рейхстага и государственного советника. Шпрингер арестовал Эрнста утром в гостиничном номере, и Эрнст даже не подумал оказывать сопротивление. Пошел, как ягненок на заклание.
Хут отхлебнул виски. Он немного расслабился и только хмурил лоб, словно с некоторым усилием вспоминая «ночь длинных ножей».
— Штурмовики и представить не могли, что фюрер рапорядится их казнить. — Хут улыбнулся. — Эрнст был такой же. Ничего не понимал до последнего. А когда его поставили перед расстрельной командой, расправил плечи и крикнул «Хайль Гитлер!». В следующий миг его изрешетили. — Хут закрыл лицо ладонями и сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, как поступают иногда больные астмой. — Смешно, да?
— Не очень, — честно ответил Дуглас.
— Хороший урок. Глядя, как этот болван испускает дух, я поклялся никогда больше не попадаться на дешевый треп политиков.
— И как, получилось?
— Я похож на идеалиста, Арчер?
Дуглас молча покачал головой, боясь прервать внезапно напавшую на Хута разговорчивость. Он уже видел таких людей: молчат, молчат, а потом вдруг обнаруживают многословное красноречие и признаются в чудовищных преступлениях. И все они, как и Хут, говорят о себе с удивительной отстраненностью.
— Несложно было догадаться, что победят нацисты. Только у них хватало мозгов и решимости. И дисциплины. Мне нравятся победители, Арчер. Моему отцу тоже нравятся победители. Мой отец — хладнокровная скотина, как же, господи, я его до сих пор ненавижу. Чтобы добиться его расположения, нужно было стать первым в классе, и я приложил к этому все усилия. Победят нацисты, Арчер, так что не поддавайтесь желанию им противостоять. На следующей неделе я лечу в Берлин. Буду говорить с рейхсфюрером СС и, возможно, самим фюрером. Им придется поставить меня на место Шпрингера, потому что полная информация есть только у меня. — Хут постучал себя пальцем по голове. — Рано или поздно я и звание Шпрингера получу. Так что выше нос, Арчер! Дни Келлермана сочтены. Избавимся от него к концу следующего месяца. Он у меня будет отвечать на множество неудобных вопросов про свой счет в швейцарском банке и про взятки с подрядчиков, строящих новые тюрьмы.