— Мы не в Америке, — напомнил Дуглас. — И арестованы не сотни, а тысячи.
Внезапно выглянувшее солнце осветило белые стены кухни.
— Полковник Мэйхью звонил, хочет тебя видеть. Зайдет сегодня около восьми.
— У меня ордер на его арест. Хут пытается запугать его, чтобы пошел на сделку.
— Какую сделку?
— Мэйхью получает короля и увозит его в Америку. Хут получает кипу расчетов для атомных экспериментов. Немцы пытаются сделать супербомбу.
Барбару известие ничуть не удивило.
— Да, я слышала. Тебе подлить?
Дуглас накрыл бокал ладонью.
— Они оба сумасшедшие, — сказал он.
— Почему?
— Потому что, как только король попадет в Штаты, о Мэйхью все забудут. Как только Хут достанет для нацистов эти расчеты, в нем самом отпадет всякая необходимость. Он не ученый, он юрист. Его знания ограничиваются конспектами из немецких научных журналов и энциклопедий да еще двумя докладами профессора Шпрингера. Я все это прочитал и теперь ориентируюсь в предмете не хуже его.
— Может, они и не гонятся за признанием?
— Барбара, — вздохнул Дуглас с невеселой улыбкой, — я еще не встречал двух людей, настолько похожих друг на друга в своей готовности идти по головам.
В этот момент Барбара вдруг увидела в нем огромную силу — не физическую силу, силу мускулов, которой мужчины часто пользуются для устрашения окружающих, а другую — добрую, простую и скромную.
Они перешли в гостиную и сели на уродливый маленький диван. Потертую и вытянувшуюся обивку украшал рисунок в виде крупных зеленых листьев, отчего диван смахивал на огромное хищное растение.
— Ты вспоминаешь жену? — спросила Барбара, сосредоточенно играя кубиком льда в своем бокале.
— Иногда. Мы с ней были друзьями детства.
— Это очень тяжело…
— Ну, по крайней мере, со мной сын.
Барбара придвинулась поближе, и он обнял ее за плечи.
— Я тоже с тобой, — сказала она.
— Ты со мной?
Дуглас вскинул на нее глаза, но она отвернулась. Вздрогнула, когда он коснулся ее спины.
— Ты со мной? — повторил он.
— Сам знаешь, что да, — прошептала она в бокал.
— Я люблю тебя, Барбара.
— Я тоже тебя люблю, Дуг. Хотя, видит бог, это в мои планы совсем не входило.
Облака свовь закрыли солнце, золотистый свет погас, и комната погрузилась в полумрак. Барбара зажгла настольную лампу.
— Жуткий диван, правда?
— Правда, — согласился Дуглас. — Самый жуткий диван на свете. Выйдешь за меня замуж?
— Я хотела отдать его в покраску, а потом задумалась, вдруг хозяевам он дорог… — Барбара водила пальцем по контуру ядовито-зеленого листа.
— Я получаю в год не больше, чем ты за одну хорошую статью, — признался Дуглас.
— Давай поженимся как можно скорее.
— И у меня ребенок, ты помнишь?
— Я помню.
— Ну что за слезы, Барбара?
— Я помню, что у тебя сын. Я беру обоих. Иначе не согласна, понятно тебе?
Голос прервался, и она заплакала. Дуглас сгреб ее в охапку и стал целовать.
Глава 28
Полковник Мэйхью прибыл в восемь часов ровно. Дуглас с Барбарой встретили его в гостиной, с ребяческим восторгом сделав вид, что удивлены, — хотя издалека заметили его на улице, поджидая у окна спальни.
Мэйхью небрежно сунул плотно свернутый зонтик в медную подставку на внутренней стороне двери и повесил пальто и шляпу на вешалку с видом частого гостя. Его улыбка напоминала нервную гримасу.
— Полагаю, насчет Гарри вы уже в курсе.
— Гарри Вудса? — уточнил Дуглас.
— Он задержан.
— Да, я знаю. Все в порядке. Я был сегодня на сборном пункте и отыскал его…
— Ясно, вы не в курсе. — Мэйхью перевел взгляд с Дугласа на Барбару и зябко потер ладони. — По нему открыли стрельбу. Сегодня под вечер. Говорят, он ранен. Девица, которая была с ним — эта Сильвия Мэннинг, ваша бывшая секретарша, — погибла.
— Господи… — выдохнул Дуглас.
Под ложечкой засосало от чувства вины и горя — он и предположить не мог, что известие о смерти Сильвии так на него подействует.
— Они пролезли через колючую проволоку. Охрана утверждает, что пытались бежать. Похоже на правду.
— Я был там почти до четырех часов. Они заверили меня, что подкупили охрану, что их вот-вот отпустят…
Мэйхью кивнул.
— Ну да, не хотел вас втягивать. — Мэйхью шмыгнул носом. — Хороший человек Гарри. Он о вас заботился.
— Но они оба уверяли, что охрана подкуплена! — в отчаянии повторил Дуглас.
— Оттуда уже сбежала пара десятков. Гарри просто не повезло. Надо было раньше, а тут охрана стала нервная. Может, старшина устроил им головомойку, вот палец на спусковом крючке и зачесался. Сами знаете, как оно бывает.
— Значит, Сильвию застрелили?
— Она за ним вернулась, пыталась его вытащить. За такие поступки на поле боя парням дают офицерское звание, а то и крест Виктории. Отважная была девица… Почти сбежала ведь. Если бы не вернулась, не достали бы. Молодая! Бегала шустрее Гарри, да и у солдат, может, рука дрогнула стрелять в женщину. И тут она взяла и назад побежала… — Мэйхью скорчил гримасу.
— Так Гарри ранен?
— Гестапо требует его выдачи. Поскольку он работает в полиции, военные не вправе его задерживать.
Барбара тронула Дугласа за рукав.
— Его будут пытать, чтобы все рассказал?
Мэйхью покачал головой.
— Ему рассказывать нечего, он ничего не знает.
— Гарри был в какой-то группе Сопротивления, — проговорил Дуглас.
— Ну да, в том, что осталось от батальонов ополчения Камден-тауна. Занимаются тем, что подсыпают сахар в бензобаки военных машин, нападают на пьяных немецких солдат и малюют на стенах неприличные надписи о Гитлере.
Дуглас кивнул. Он слышал о «камденских батальонах».
— Гарри Вудс знал только эту девицу и еще двух человек, с которыми они работали. — Тон Мэйхью был сух и бесстрастен.
— Болван… — простонал Дуглас.
Его страх за Гари перерос в гнев — так мать в сердцах бранит ребенка, чуть не убившегося насмерть.
— Какая смелость! — сказала Барбара. — Я бы гордилась соотечественниками, которые вот так противостоят оккупантам.
— Хорошо еще, что у них не было при себе листовок. Если человека берут с полным чемоданом контрабанды или даже с радиодеталями, у него все-таки есть один шанс отболтаться, может, один из миллиона, но шанс. А носить с собой политические листовки — все равно что держать в кармане смертный приговор.
— Какая глупость… — сокрушался Дуглас.
— В общем, еще двое из их ячейки — или, как у них принято это называть, взвода — уже наверняка в курсе ареста Гарри и успели скрыться. Так что Гарри не знает ничего полезного для гестапо. И все-таки штаб гестапо на Норман-Шоу-Норт — это совсем не санаторий, который можно рекомендовать лицам с ослабленным здоровьем.
— Мне надо к нему, — сказал Дуглас.
— Ну-ка стойте. — Тон Мэйхью сразу изменился. — Ни в коем случае. Тогда они еще больше заинтересуются Гарри. Вы сейчас не в том состоянии, чтобы иметь дело с тамошними джентльменами. Если они заподозрят, что вам с Гарри есть что скрывать, вас тут же посадят с ним рядом и для начала выдерут вам ногти.
— Я готов идти на риск.
— Вы, может, и готовы. — Мэйхью заслонил спиной дверь. — А вот наша организация точно нет.
Дуглас остановился. Мэйхью прав. Он не готов вести диалог с гестапо, он не из того теста, что была Сильвия.
Мэйхью дождался, пока он сядет, и вытащил из кармана свернутую газету «Ди энглише цайтунг».
— А теперь глядите. — Он продемонстрировал им передовицу. — Это завтрашний номер.
Главный заголовок содержал в себе единственное слово, набранное огромным готическим шрифтом.
— Что это значит? — спросила Барбара.
— Военное положение, — ответил Дуглас. — Немцы объявили военное положение по всей Великобритании.
— Один из наших на коммутаторе перехватил это до официального объявления, — сказал Мэйхью, — но у него был только маленький карманный словарь, и этого слова он там не нашел.
Дуглас еще читал передовицу в руках Мэйхью.
— Начиная с полуночи сегодня по центральноевропейскому времени…
— Подняты все резервные войска, увольнения отменены, дан приказ всегда иметь при себе личное оружие, — перечислял Мэйхью. — Боевые формирования СС в Великобритании переводятся в состав вермахта и будут использоваться в качестве резерва. Это серьезный удар по Гиммлеру.
— Но зачем военное положение? — спросила Барбара. — Что оно им даст?
— Немецкая армия приняла меры предосторожности на случай, если взрыв на кладбище был началом серии вооруженных восстаний по всей стране, — объяснил Дуглас. — А потом стала добиваться признания де-юре сложившейся де-факто ситуации. И у нее явно получается.
— Браво, Арчер, вот слова истинного бюрократа. — Мэйхью беззвучно похлопал в ладоши.
— Вам следует знать, полковник, что немцы в первую очередь бюрократы, — бесстрастно ответил ему Дуглас. — Это ключ к пониманию всего, что они говорят и делают… как и того, что не говорят и не делают.
— Вы правы, вы правы… — кивая, согласился Мэйхью с любезной улыбкой, видимо, надеясь этим задобрить Дугласа.
— И не пытайтесь меня убедить, что вы не дожидались именно этого. Наверняка ваши приятели в абвере сейчас открывают шампанское.
— Моим приятелям в абвере чуждо все человеческое, в том числе питие шампанского. Желая что-то отпраздновать, они скорее сделают лишние пятьдесят отжиманий и примут холодный душ.
— А разве армии есть что праздновать? — спросила Барбара.
— Военное положение меняет всю структуру, — ответил Дуглас. — Отныне и Келлерман со всей полицией, и служба безопасности рейхсфюрера, и СС попадают под прямой контроль армии. А цепь инстанций, ведущая к Гиммлеру, годится теперь разве что для жалоб на полученные от военных приказы… разумеется, после неукоснительного их исполнения.
— А списки лиц, подлежащих аресту, тоже теперь у военных?
Вместо ответа Мэйхью вытащил из кармана красно-бело-синюю нарукавную повязку с надписью Im Dienst der Deutschen Wehrmacht на белом поле. Формально такая повязка приравнивала носителя к статусу немецкого солдата.