— Очень умно, — сказал Дуглас.
Значит, ордер на арест полковника не имеет никакой силы.
— Да, теперь всеми арестами будет заниматься армия, — подтвердил Мэйхью. — И я больше не в розыске.
— А что с охраной короля в Тауэре? — спросил Дуглас. — Военные поставят туда своих людей? Или просто будут наблюдать и свалят всю вину на какую-нибудь мелкую сошку из СС?
Мэйхью улыбнулся.
— А налейте-ка мне еще вашего прекрасного виски.
Он проделал весь ритуал с подливанием в бокал воды, вдыханием аромата и неспешным первым глотком. Как будто намеренно тянул время — то ли думая над ответом, то ли для большего драматического эффекта.
— Завтра вечером у нас ожидается гость, — произнес он наконец. — Вы нам понадобитесь, Арчер. Постарайтесь днем немного вздремнуть. И не забудьте надеть теплое белье и прихватить с собой какую-нибудь немецкую бумажку, чтобы при случае ею отмахиваться. — Мэйхью улыбнулся и вытер рот тыльной стороной ладони. — Если Вашингтон даст добро, мы вытащим короля из Тауэра на будущей неделе и в тот же день переправим.
Он раскрыл перед Дугласом кожаный футляр с сигарами.
— На вашем месте я бы не слишком полагался на эту тряпку на рукаве, — предостерег его Дуглас. — В списках вы останетесь еще дней на шесть, не меньше, и не у всякого патрульного офицера найдется время вычеркивать из них лишние фамилии. Затолкают в кузов сразу, а разбираться будут потом.
— А что вас так смутило в сигаре, дружище?
Дуглас поднял глаза от сигары, которую рассеянно вертел в пальцах.
— Ничего. Великолепная сигара. «Ромео и Джульетта». Как раз такую я нашел в кармане у доктора Споуда. Просто в памяти всплыло, вот и все.
— Ну, Арчер, не нужно быть гением сыска, чтобы решить эту загадку. Немцы возят их с Кубы контейнерами, а взамен поставляют машинное оборудование и немецкие автомобили. И всякий, кого немцы считают ценным союзником, получает эти сигары на регулярной основе.
— И вы тоже? — поинтересовалась Барбара.
Как опытный репортер, она умела задавать такие вопросы, не вызывая к себе агрессии.
Мэйхью издал короткий невеселый смешок и натянуто улыбнулся.
— В следующий раз, когда буду говорить с генерал-майором фон Руффом, непременно попрошу у него. В знак искренности моих намерений. — Он помахал рукой, разгоняя дым. — Как дела с расследованием по делу Споуда?
— Брат написал чистосердечное признание, — сообщила Барбара.
— Да неужели? — Мэйхью наклонился через стол передать Дугласу спички.
— Дело еще не закрыто, — произнес Дуглас, и в наступившей тишине чирканье спички прозвучало неестественно громко.
— Ну в таком случае будем надеяться, что вам удастся его закрыть.
Разумеется, полковник не мог не понимать разницы между «закрытием дела» и «раскрытием убийства», так что выбор слов был не случаен.
— Завтра вечером ждите меня дома, Арчер, я за вами заеду.
Мэйхью поднялся и стал надевать пальто. Дуглас, который все это время терзался сомнениями, отдавать или не отдавать ему пленку, вдруг собрался с духом и протянул ее полковнику.
— Тут все документы, которые Споуд сжег в квартире над антикварной лавкой. Вряд ли кто-то знает о существовании этой пленки, но ваши приятели из абвера могли найти устройство для снятия копий и прийти к собственным выводам.
Мэйхью раскрыл бурый картонный цилиндр и вынул пленку.
— Значит, расчеты сфотографированы… — Он долгим взглядом посмотрел Дугласу в глаза и кивнул в знак благодарности. — До завтра.
Глава 29
На следующее утро Дуглас отчитывался перед Келлерманом. Устный доклад генерал выслушал молча, время от времени кивая, письменный сразу отложил, даже не взглянув.
— Как дела у Дугласа-младшего? — поинтересовался он.
— Все хорошо, спасибо, сэр.
— Вы слышали о новой немецкой школе в Хайгейте?
— Да, слышал.
Школа предназначалась для детей членов СС, немецкой администрации и офицеров вермахта.
— Конечно, обучение идет на немецком, однако школа очень хорошая, а вы знаете язык почти безупречно. Будете помогать сыну с уроками. Для юного Дугласа это возможность прекрасного начала будущей карьеры. Я бы попробовал устроить его туда.
— А другие британские дети там будут?
— По моему мнению, должны быть. Я состою в комитете школьной администрации и всячески продвигаю идею, что немецкие дети должны формировать связь со страной, в которой растут. А наличие среди них английских ребятишек очень ценно с точки зрения языка. Наверняка же маленький Дуглас немного знает немецкий?
— Немного. Сейчас во всех школах есть уроки немецкого.
— Хороший был бы старт.
— Я с ним поговорю. Мальчики в этом возрасте тяжело воспринимают разлуку с друзьями.
— Да, обсудите. Он парень благоразумный, сам поймет все преимущества. И сводите его туда — покажете лаборатории, оборудование, спортивные площадки и все такое прочее…
Накануне Дуглас провел большую часть вечера, репетируя, как подвести Келлермана к разговору о Гарри. Но все это не потребовалось, Келлерман поднял вопрос сам.
— А что там за история с вашим замечательным сержантом? Что за слухи о его аресте?
— Да, сержант Вудс арестован, сэр. И содержится тут рядом, в четвертом управлении.
Дуглас давно знал, что «четвертым управлением» иносказательно именуют гестапо.
— Сами знаете, у четвертого управления особые привилегии. Мое влияние на этих джентльменов несколько ограниченно.
— Вот как, сэр…
— Да, все-таки они держат прямую связь с рейхсфюрером СС в Берлине.
— Даже в условиях военного положения?
— Арчер, ну не думайте же, что вы самый умный. — Генерал Келлерман болезненно поморщился. — Я и мои люди подчиняемся военному командованию Великобритании только в вопросах, касающихся поддержания правопорядка. Все, что касается структуры и организации управления, остается неизменным. Четвертое управление по-прежнему подчиняется напрямую Берлину. Так же, как и ваш штандартенфюрер Хут. И так же, как ваш сержант Гарри Вудс. Теперь вы понимаете, каково мое положение?
— Вы не можете вмешаться, сэр?
— Нельзя влезать в семейные склоки. Разве не это внушают начинающим полицейским во всем мире?
— Вряд ли сержант Вудс поставил четвертое управление в известность о том, что получает приказы из Берлина. Штандартенфюрер Хут недвусмысленно дал понять, что наша работа совершенно секретна.
— Вы про эту вашу историю с учеными?
— Да, сэр.
— И правильно. И молодец ваш доктор Хут. Прекрасный молодой офицер. Горжусь тем, что он у меня работает. — Келлерман энергично покивал головой и, объявив таким образом себя не только начальником Хута, но и его доверенной фигурой, чуть приглушил расточаемую в его адрес лесть: — Конечно, иногда он не в меру рьян и уперт, но… все-таки нужно учитывать специфику вверенной ему задачи.
— Конечно, сэр.
— Понимаю, вы очень переживаете за Вудса. Думаю, мне следует отменить поездку в Германию на выходные. Пошлю за штурмбанфюрером Штраусом, пусть он мне все расскажет об аресте. — Келлерман покрутился в кресле, одним из своих брогов отталкиваясь от пола, а другой поставив на подножку; весь его вид демонстрировал погруженность в глубокие размышления. — А какого рода отчеты подавал сержант Вудс?
— Желтые листки с номерами досье в Берлине.
— Да-да, я так и думал. Ну что ж, мне бы в голову не пришло совать нос в ваше сверхсекретное расследование, но вряд ли пара желтых листков с цифрами выдаст кому-то что-то лишнее. Правильно я говорю?
— Правильно, сэр.
«Желтыми листками» называлась тонкая папиросная бумага для пишущих машинок. Отчеты Гарри были чистой формальностью, обоснованием того, что он не зря просиживает штаны на службе. Они не содержали ни имен, ни дат, ни адресов, лишь номера досье, хранящихся где-то в далеком берлинском архиве. И все же Дуглас сразу понял, к чему ведет Келлерман. Эти желтые листки будут для гестапо однозначным свидетельством, что отчеты Вудса — так же, как и отчеты самого Дугласа и Хута — отправляются прямиком в Берлин.
— Тогда принесите мне пару этих желтых листков, чтобы я сунул их под нос Штраусу. А вызову я его… — Келлерман заглянул в ежедневник. — А вот, пожалуй, сегодня в одиннадцать. — Он закашлялся, постучал себя кулаком по груди и пожаловался доверительным тоном: — И ведь все это — очередная попытка копнуть под меня.
— Вот как, сэр?
— Ну да. «Старый болван Келлерман пригрел в главном штабе полиции врагов государства». Так и скажут.
— Я надеюсь, что нет, сэр.
Келлерман вздохнул и с усталой улыбкой поднялся на ноги.
— Ну альтернатива еще хуже. «Старый предатель Келлерман прячет у себя врагов государства». Сами видите, по какой опасной дорожке приходится ступать. — Он подошел к камину и стал глядеть на жарко пылающие угли. — Вы уж простите меня, старика, что докучаю вам жалобами. Просто вы тут один из немногих, кто поймет и посочувствует. И не станет зря об этом болтать.
— Спасибо, сэр.
Дуглас тоже встал, поняв деликатный намек, что ему пора удалиться. Келлерман проводил его к выходу и предупредительно открыл дверь. На прощание он пожал Дугласу руку. Необычный способ завершать рутинную встречу с подчиненным; возможно, Келлерман был уверен, что у англичан так принято.
Дверь в смежный кабинет Хута была распахнута настежь. Штандартенфюрер сидел за столом и читал официальный еженедельник СС «Дас шварце кор» — правда, держал его так, словно только что схватил со стола и открыл где попало.
— И что Келлерман намерен предпринять по поводу сержанта Вудса? — спросил он, едва завидев Дугласа.
— Выяснить подробности у штурмбанфюрера Штрауса.
— Выяснить подробности у штурмбанфюрера Штрауса?! — эхом повторил Хут, ахнув в притворном удивлении. — Так я могу сам изложить вам некоторые подробности, не прибегая для этого к помощи штурмбанфюрера Штрауса. Вот вы знаете, например, что имя сержанта Вудса попало в списки по прямому распоряжению генерала Келлермана?