по вкусу, чем обычное наше пиво «Стелла».
Берти тихо шепнул:
— У него начинается песочная горячка. По-моему, ему лучше будет в африканских частях.
— Маалеш, — произнес я, что означало, «наплевать», в то время это было мое излюбленное словечко.
Я вышел из столовой палатки. Здесь, в пустыне, вдали от города, стояла кромешная тьма. Неподалеку я увидел слабый огонек окурка, брошенного на землю сержантом и раздавленного каблуком его сапога.
— Привет, Брайан, — сказал я. — Я умею пить лучше всех в столовке. — Не было смысла скрывать это, он наверняка должен был слышать все, что говорилось в палатке.
— Так и есть, сэр.
У меня во рту еще сохранился вкус итальянского вина. Такая безмолвная ночь бывает только у пустыне. Все находились в помещении, и нигде ни шороха, ни огонька, кроме редких вспышек на горизонте. От выпитого мне стало жарко и хотелось ощутить хоть дуновение ветерка.
— Далеко ехать, — предупредил Брайан. — По песку.
— Машину веду я, — сказал я. — Где ключ?
Брайан внимательно посмотрел на меня, потом протянул мне ключ груженного Бедфорда. Он был призывником, молодым лондонцем, энергичным и преданным мне, и кроме того первоклассным танкистом и лучшим сержантом нашего подразделения. Мне нравился молодой Брайан. Он залез в грузовик вместе со мной и платочком протер ветровое стекло.
— Как скажете, — повторил Боб.
Когда Лиз вернулась в нашу квартирку, была уже глубокая ночь — час сорок восемь. Она приехала из Дорсета сама. Задыхаясь от возбуждения и от выпитого вина, она бросила туфли через всю прихожую и опустилась в мягкое кресло.
— Есть, — выговорила наконец она. — И этот красный «роллс-ройс» как раз подошел адмиральской дочери.
То ли освещение было такое, то ли поворот головы, но в этот момент она выглядела маленькой девочкой, вернувшейся домой из школы.
— Докладывай как следует, — приказал я.
— Письменный отчет представить прямо сейчас, дорогой?
— Нет, утром меня вполне устраивает, а сейчас по-деловому расскажи все, что было.
— Мой клиент — Гутри Грей по прозвищу Жижи — адвокат, но сейчас работает в фирме, занимающейся общественными проблемами. Его компания улаживает дела новоиспеченной африканской нации, которая называется Магазария.
— Никогда не слышал о такой, — вставил Боб.
— И не удивительно, — пояснила Лиз. — Она не больше, чем Риджент-парк, но нафарширована медью и оловом.
Боб сразу предложил:
— Мы снова можем привлечь «Амальгамированные минералы». Использовать те же бланки и телеграммы…
— Нет, — отклонила предложение Лиз. — Есть гораздо лучший вариант.
И уже тогда у меня появилось предчувствие, что это будет удачная операция. Очень удачная.
— Докладывай о действующих лицах, — приказал я ей, открывая свой блокнот. — Начнем с Грея.
Лиз затараторила:
— Гутри Грей — Жижи. Белый. Пол мужской. Возраст двадцать восемь лет. Гетеросексуален. Родился в Англии. Гражданин Великобритании. Баллиол-колледж, Оксфорд, затем карьера адвоката. Персональный доход: приблизительно две с половиной тысячи в год. Консерватор, но без четкой политической ориентации. Вероисповедание: христианин, церковь посещает нерегулярно. Неспортивен, среднего телосложения, вес около семидесяти пяти килограммов. Рост пять футов. Не очень привлекателен, но презентабелен. С незнакомыми застенчив, но быстро налаживает контакт. Рассудителен в спорах, не очень эмоционален. Вероятно, стремится к браку и хочет иметь детей. Не слишком сексуален. Носит дорогой костюм двух-трехлетней давности. Времяпрепровождение: вечеринки, театры, бадминтон, сквош, но больше в качестве зрителя. Летом плавание. Спиртное — немного выше средней нормы обычного служащего сферы общественных отношений. Имеет квартиру в Лондоне, часто навещает своих родителей в Хэмпшире. Отец — преуспевающий сельский адвокат.
— Умничка, — похвалил я. — А что второй?
— Ибо Авава. Негр. Пол мужской. Возраст сорок восемь лет или около того. Гетеросексуален. Родом из Магазарии. Гражданин Магазарии. Жалование — четыре тысячи фунтов стерлингов в год плюс где-то три тысячи взятками; обе цифры получены от Жижи. Политическая ориентация: панафриканец, но с определенным личным интересом. Мусульманского вероисповедания, однако обрядов не придерживается, если не считать трезвого образа жизни. Имидж для выборов — религиозность. Неспортивен, довольно крепкого телосложения, вес примерно девяносто пять килограммов. Не лишен привлекательности, любит командовать. Болтлив, очень эмоционален. Не очень последователен в аргументах. Женат на двух женах, не менее одиннадцати детей — данные получены от Жижи. Очень сексуален и для определенного типа женщин может быть довольно привлекателен. Досуг: ну, я уже сказала, очень сексуален. А оставшееся время посвящает удовлетворению своих политических амбиций. И он настроен на успех. Родители были крестьяне. Оба уже умерли.
Закончив делать записи, я с восхищением улыбнулся Лиз:
— Отличный доклад.
Потом Лиз рассказала нам, как прошел обед, и всю историю с пишущими машинками Ававы.
— А что сейчас? — поинтересовался я.
— Он военный министр. Ушлый мужик. Навидавшись африканских революций, он понял, что у руля тот, за кем армия, и хочет закупить оружие для своих солдат.
— И совершить переворот? — предположил я.
— Трудно сказать, но Жижи обронил, что военный департамент так считает, именно поэтому Жижи и было сказано, что от Британии Ававе оружия не получить.
— А при чем тут Жижи? — спросил Боб.
— Так удобнее справиться с ситуацией, — объяснил я. — Дать возможность парню из сферы общественных отношений осторожно преподнести эту новость. Ему есть, что терять, если Ававу свергнут.
Лиз продолжала:
— Ававе нужно оружие…
— Любое оружие? — уточнил я, стенографируя все ответы.
Лиз покачала головой.
— Главным образом противотанковые пушки. И амуниция. Базуки.
— Базуки. Так. Что еще?
— Это то, что ему нужно в первую очередь, но он бы еще купил автоматы, ручные гранаты. Запомни, он покупает практически все, кроме металлических касок, форменной одежды, ружей и подобной мелочи. Англичане оставили горы этого добра.
— И что ты ему сказала? — спросил я у Лиз.
Лиз описала свой хорошо разыгранный телефонный разговор с генералом Форстенхолмом. Мне она выделила роль бригадира Лоутера. Холост. Небольшой частный доход. Большие связи. Прекрасная военная карьера. Высокий пост в министерстве обороны. Живет один в пансионе. Несколько подружек (Лиз не включила себя в их число) и масса амбиций. Ну, это не слишком затруднительно.
Было ясно, что Лиз с Бобом до утра должны съехать с квартиры. Операция сорвется, если кто-нибудь из наших клиентов увидит одного из них здесь.
— Каждому закажу апартаменты в «Честере», — пообещал я им. — Там мы и закончим наш военный совет.
Боб и Лиз подхватили свои пожитки и, связав их в узел, бросили на заднее сиденье автомобиля Боба. Я надел пальто и потянулся было за котелком, но решил не брать его. Последнее время моя голова подводила меня: иногда она так раздавалась вширь, что я не мог надеть шляпу, а временами череп ужимался самым мистическим образом. Я от души надеялся, что это временное явление, но если оно само по себе не пройдет в ближайшее время, придется найти какого-нибудь шарлатана. От Лиз и Боба нечего было ждать сочувствия. И я с сожалением отложил в сторону свой котелок.
Мы всей компанией отправились в отель «Честер», который находился всего в нескольких минутах езды. Когда мы приехали туда, было уже два пятнадцать ночи.
Боб и Лиз подняли на ноги весь мужской персонал отеля, чтобы перенести свое барахло в заказанные мною апартаменты. Я даже не подозревал, сколько они умудрились накупить за время нашего короткого пребывания в Лондоне. Три дюжины платьев, сотни пар обуви, два мини-телевизора, шуба для Боба, кот Дед Мороз, кресло-качалка, которое, как мне показалось, было прихвачено из нашей квартирки, складной мотороллер, несчетное количество долгоиграющих пластинок и огромный стереопроигрыватель. Боб приобрел полный набор «Британской энциклопедии» и притащил связанные веревочкой стопки книг по археологии, портативную пишущую машинку и лопатку из нержавеющей стали. Через весь отель потянулась цепочка служащих в форменной одежде, напоминающих носильщиков на каком-то грандиозном сафари. Когда все было водворено в наши номера, а машина Боба поставлена на ближайшую стоянку, мы наконец ввалились в апартаменты Боба и вызвали прислугу.
Невысокий, плотно сбитый официант постучал, прежде чем войти.
— Слушаю вас, сэр.
— Немного перекусить, — заказал Боб. — Кувшин шоколада, печенье, бутылка бренди, содовая со льдом.
— Хорошо, сэр, — сказал официант.
— Вас зовут Спайдер Коэн? — спросил Боб. Официант смущенно улыбнулся, ну, совсем как девушка, кивнул и удалился. — Это мой знакомый, — объяснил нам Боб.
— Нисколько не сомневаюсь, — заметил я. — Ты знаком со всеми невлиятельными людьми Лондона.
— Именно, — жизнерадостно согласился Боб. — У меня много приятелей, но со всеми какие-то поверхностные отношения: я вижу их раз в несколько лет.
— Увидев одного из них, я понимаю, что это не лишено смысла.
Лиз, не обращая внимания на нашу пикировку, развивала тему.
— Если вам удастся убедить Ибо Авава, что в вашей власти утвердить продажу оружия Британским министерством обороны, он заплатит. Заплатит наличными, никаких чеков или денежных переводов. Он готов пойти на это. Он сам сказал.
Я поинтересовался:
— Ты намекала ему, что меня, можно подмазать?
— Нет. Я не знала, как ты захочешь это обыграть.
— Правильно.
Боб внес очередное предложение:
— А что, если мы заставим его принести портфель с деньгами прямо в министерство обороны? Я могу быть штабным офицером, встречающим его у входа.
— Нет, — решительно отклонил я. — Нет, нет и еще раз нет. — И не спеша начал объяснять: — Мошенник — это мастер дзюдо. Ни один клиент не заглотнет крючок, если дать ему предварительно ознакомиться со сценарием и прочитать свой диалог. Жертва должна быть в состоянии гипноза, ее нужно ввести в транс, но при этом поддерживать в ней безумие. Она спотыкается только на своей скорости. И скорость эта, и толчок — только собственная алчность человека. Человек, которому чужда жадность, не может стать жертвой обмана. Поэтому наша ставка прежде всего рассчитана на алчность. Второй фактор — незаконность. Чтобы обмишуренный простофиля не нанес ответный удар и не бросился докладывать в полицию, наше предложение должно содержать что-то нелегальное, но при этом мы, по возможности, не должны сами нарушать закон.