— Ты отстал от жизни. С тех времен в нашей стране произошла социальная революция.
— Пара фотографов-кокни и одна поп-группа из Ланкашира стали зашибать бабки, да их портреты время от времени печатают в прессе — вот и вся революция, но меня этим не проведешь, это всего лишь большой-пребольшой трюк — такой, что нам даже и не снилось. Никаких перемен не было, ими и не пахнет.
— Хорошо, я дам тебе возможность получить образование, — ответил Сайлас. — Я собираюсь прочитать тебе ускоренный курс армейской подготовки. Я из тебя сделаю лучшего в Королевской армии младшего капрала, самого знающего сержанта. Так что забудь на пару дней о Навуходоносоре и о дороге в Вавилон и займись более насущными вещами.
Сайлас достал какие-то книги. Одна называлась «Устав Королевской армии», в другой были картинки разных армейских значков, в третьей — разные там пушки и танки.
— Ты станешь солдатом, прежде чем мы отправимся к старине Каплану за машиной. Слышишь? — солдатом. А начнем мы с того, что срежем твои длинные жирные патлы.
— Этот сволочной парикмахер испортил тебе все волосы, детка. — Питер-двоеженец умел разговаривать, не шевеля губами.
Я на это ничего не ответил.
— Чарли не тронул бы тебя пальцем, если бы я присматривал за тобой.
Я не реагировал.
— Если надумаешь, дай мне знать, — сказал Питер-двоеженец. — Хочешь сигаретку?
— Нет, спасибо.
— Чарли хочет пришить тебя в пятницу утром, детка, — сообщил он.
Теперь он заговорил совсем по-другому. Он такой же опасный как Чарли, только в два раза умнее. Умные голубые могут быть очень опасными в тюряге, будто они обвиняют всех остальных в том, что оказались за решеткой. Я не поинтересовался, откуда он знает, что это будет именно в пятницу, все равно он сам скажет. Наконец он раскололся.
— Чарли переводят отсюда.
— Когда он уходит? — спросил я.
Питер улыбнулся, и я готов был укусить свой локоть за то, что спросил.
— Его переводят в какую-то тюрьму на севере. Он уезжает в пятницу — грузовиком в десять утра. И уже устроил, что тебя выпустят на прогулку, вот тогда-то он и прикончит тебя. Берегись этого подонка, детка.
— Я убью его, — сказал я.
Питер-двоеженец скривился в кислой улыбке.
— Вот это дело.
Он сгреб пыль в кучку и наклонился, чтобы смести ее на клочок бумаги, потом аккуратно скатал это и щелчком бросил тонкую самокрутку к моим ногам.
— Привет от начальства, — сказал Питер.
— Нет, мерси, — ответил я. — Пусть идет к черту. — И я ушел.
— Ладно. Не пропадай, — крикнул он мне вслед.
Машина выглядела очень внушительно. В некотором смысле мне она понравилась даже больше, чем «роллс». Это был «феррет» второго выпуска, как сказал Сайлас. Потешная вещица. Довольно небольшая, с угловатой бронированной обшивкой и толстенными резиновыми шинами, которые, наверное, тоже были почти пуленепробиваемые. И повсюду торчали разные металлические штучки. Сайлас настаивал, чтобы я выяснил, что представляет собой каждая из них. Металлические шторы опускались так, что оставалась небольшая обзорная щелка для водителя. Прямо под зеркалами заднего вида, довольно-таки большими, были выходы выхлопной системы. Две фары впереди и ячейки для автомата или браунинга. В машине стоял роллсовский бензиновый двигатель Б60, шестицилиндровый, 4265 кубиков, 96 лошадиных сил, 3300 оборотов. Гидравлическое сцепление и два ведущих моста. Понятия не имею, что машина делала с горючим, но жрала она его, как весь ирландский флот.
Конечно, мы не могли появиться на ней на обычной заправке, поэтому Сайлас наполнил дюжину канистр и запихнул их внутрь, отчего нам стало еще теснее. Машина была предназначена только для двоих: водителя и командира. Можно не уточнять, кто из нас был командиром.
Старик Каплан с автосвалки покрасил старенький броневик и установил на него огнетушители и фары, безжалостно сорванные с других машин, так что наша малышка была в отличном состоянии. Этот «феррет» стоял в дальнем конце свалки, и в первый раз, когда мы пришли туда, Сайлас сказал, что я должен научиться заскакивать и выскакивать из машины с «непринужденной прытью». В результате я расшибал себе голень и набивал синяки на руках о каждый выступ, пока Сайлас рявкал свои команды, как тот сержант-маньяк, которого показывали в каком-то фильме по телевизору, — кстати, в конце сержант задушил свою жену. К концу дня я выучился водить этот гроб. Пятиступенчатая коробка передач, хитрое управление и тормоза с гидроусилителем — никогда не имел дела ни с чем подобным, но через полтора часа Сайлас вынужден был признать, что я гоняю по свалке, как специалист.
На следующий день мы вернулись на свалку, взяли наш броневик, и операция началась. По мне, так лучше было бы переодеться в форму поближе к месту действия, но Сайлас настоял, чтобы мы выехали со свалки при полном параде. Мы немного попачкали форму и надели сверху комбинезоны. Видок у нас был, как у парочки общипанных героев, — до такой степени, что когда мы остановились у обочины перекурить и я сделал неприличный жест в сторону проезжающей мимо артиллерийской колонны, то солдаты заорали мне в ответ. Когда они проехали, я занервничал: до меня дошло, что стоит только одному из полицейских рейдов наткнуться на нас и начать выяснять, кто мы такие, как последует цепь непоправимых событий. Но Сайласу об этом говорить все равно без толку, у него всегда наготове была какая-то военная прибаутка вместо разумного ответа. Я вытер о форму взмокшие ладони.
— Не вздумай нервничать, — успокоил Сайлас.
Я промолчал. Сайлас никогда не нервничает, у него просто портится настроение. Для него вполне естественно быть не в духе: ведь он всегда играет роль генерала или миллионера или что-то в этом роде, — но можете ли вы представить себе, чтобы прислуга или мелкий служащий или младший капрал за рулем закатили истерику?
— Я сказал, не вздумай нервничать, — повторил Сайлас.
— Я не вздумаю, черт подери, я уже нервничаю.
— Поехали за колонной, — приказал он.
Я влез в машину.
— А что, если они остановятся и потребуют предъявить права? — спросил я.
— Мы достали эту машину вполне законным образом, — успокаивал меня Сайлас. — Твои гражданские права позволяют тебе водить такую машину, жители Челси покупают такие для своих загородных владений. А форменную одежду мы взяли напрокат, чтобы разыграть одного нашего старого школьного приятеля. И чем нам это грозит? — ну, уплатим десятку штрафа.
— Будем надеяться, — ответил я.
Я завел машину и рванул в хвост колонны. До обеда мы были уже на танковой площадке для маневров Королевских вооруженных сил в Дорсете.
Был ясный солнечный день, редкие облака лишь подчеркивали синеву неба. На многие километры вокруг земля кишела танками — «центурионами» и «чифтенами». Благодаря какой-то любопытной структуре почвы каждый изгиб оставленного танком следа давал новый, неожиданный цвет, и весь ландшафт, исполосованный красными, серыми и многоцветными шрамами, был похож на гигантские полотна Нэша или Пайпера.
— Стоп, — крикнул Сайлас.
Я тормознул, и мы остановились у обочины в клубах пыли, отдающей запахом резины. Сайлас буквально вжился в свою роль.
— Ради бога, парень. Поосторожнее с машиной. Ее нужно вернуть в приличном состоянии к восьми часам вечера сегодня.
Я отдал честь.
— В двадцать часов, как говорим мы, армейцы, — поправил я. — Ну, не беспокойтесь. Старик Каплан не оштрафует нас за пятиминутное опоздание или за лишнюю царапину. У него две свалки, полные всякой рухляди, и он берет по фунту за штуку, даже если мы испортим эту.
Сайлас гневно повернулся:
— Тысячу раз тебе говорил — не выходи из роли в середине операции.
— Есть, — ответил я.
Я выбрался из машины и пошел прочь, подальше от него. Во время его припадков с ним нужно быть поосторожнее, он всегда очень вспыльчив в начале операции. Теперь я на это уже не очень реагирую, сам я не шалею, как он, только вот ладони потеют. Я отломал от живой изгороди веточку. Сайлас догнал меня и принялся рассматривать полигон в бинокль.
— На пригорке шесть «центурионов-5», — вслух рассуждал он. — Есть минометная установка «виджилант» — вон там, где стоят несколько солдат. Нет, соврал, один «центурион-2» со старой семнадцатифутовой пушкой. Даже не знал, что такие еще существуют. Не удивлюсь, если его используют в качестве мишени. Да, на нем белый крест.
— А откуда вы узнали, что сегодня испытывают «виджилант», — удивился я.
— Элементарно. Позвонил в службу информации и спросил. Правительство продает эту технику. И они не делают из этого секрета. Они уже продали больше «центурионов-5», чем ты съел обедов за всю свою жизнь.
— Так Ибо просто не повезло, что они не хотят продать ему эту ерунду?
— Скорее, это нам повезло. Триста тысяч фунтов стерлингов удачи, — подытожил Сайлас.
Танки с грохотом двинулись с места. Гул стоял такой, что у нас даже уши заложило, хоть мы и далеко стояли.
— Во-а-а-т они па-а-а-шли, — загнусавил я.
Сайлас прокомментировал:
— Они идут на запад. Триста тысяч живых бабок, идущих на Дикий Запад.
Зажав в руке конец отломанной ветки, я со всего размаху ткнул себя по колену.
— Боюсь, тут-то меня и нашла стрела, старик, — задыхаясь, сказал я. — Труба, труби отбой. — И со стоном показал на рану.
— Есть попадание, — подтвердил Сайлас. — Не двигаться, лейтенант. — Он вытащил из раны ветку и внимательно осмотрел ее. — Хорошо, нечего сказать. Не знаю, чему вас там учили, в Вест-Пойнтской академии для благородных девиц, но это вовсе не похоже на боевую стрелу.
Я отмахнулся:
— К черту, старик, если они устраивают свои игрища так далеко на севере, как насчет тех баб и сосунков, которые остались беззащитными в форте Декстер?
— Вперед в атаку! — заорал Сайлас с таким энтузиазмом, что я даже испугался, как бы его не услышали солдяты, сгрудившиеся у орудий на пригорке.