И мы оба помчались к нашей бронированной машине. Я прибежал первым. Двигатель еще работал, и, едва Сайлас взгромоздился наверх, я сразу же отжал сцепление. Он схватил фуражку обеими руками и поудобнее устроился на сиденье.
— О-й-ооо, — закричал он. — Поехали посмотрим, как покорялся Запад.
Мы должны были встретиться с клиентами в маленькой гостиничке для офицеров возле танкового полигона. Я очень боялся, что там будет много вояк и что они вычислят нас, но Сайлас успокоил меня. В обеденное время почти все в столовке, а остальные не осмелятся подойти при виде красных нашивок. Прежде чем мы вошли, я протянул Сайласу совершенно новенькую фунтовую бумажку, вытянув ее из середины таких же десяти, что лежали у меня в бумажнике. Мы этот номер проделывали много раз, даже когда не нуждались в деньгах, — просто так, для развлечения. Дальше увидите, как все происходит, если еще до сих пор не догадались сами. Сайлас подошел к стойке бара и заказал:
— Виски с содовой и со льдом мне, пинту пива — водителю.
— Есть, сэр, — ответил бармен, который так привык иметь дело с военными, что даже не поднял глаз, взял фунтовую банкноту и дал Сайласу сдачу.
Мы с Сайласом стояли возле бара, пытаясь смягчить наше социальное неравенство беседами на тему о футболе, коробке передач и графике отпусков. Сайлас спросил:
— Вы ездили домой на Пасху?
Я ответил:
— Нет, оставался в части, чтобы сэкономить деньги. В следующем месяце у меня наберется уже десять дней, тогда и поеду.
Сайлас кивнул, сказал что-то о погоде, а я продолжал разыгрывать нерадивого рядового. Затем Сайлас поинтересовался у бармена, где можно помыться и снять робу. Бармен посоветовал ему подняться в гостиницу и воспользоваться ванной комнатой, потому что, наверное, Сайлас был в офицерской форме. А вот когда я задал тот же вопрос, бармен послал меня в дворовый туалет, где ветер сбивает с ног через дверь и в кране только холодная вода. Я вернулся в бар, вытирая по дороге руки о штаны. К тому моменту там уже набралось человек двадцать, в основном гражданские — работники танкового парка. Сайлас еще не вернулся. Тогда я решил разыграть вторую часть нашего фокуса с фунтовой банкнотой. Заказав пинту пива, я расплатился десятью шиллингами. Получив сдачи десять пенсов, я осторожно возразил:
— Извините, но я дал вам фунт.
Бармен отрицал, я настаивал. В конце концов, я сказал:
— Ладно, поглядите-ка в кассу, будьте любезны, и увидите, что я прав. — И разложил новенькие фунтовые бумажки на стойке бара. Все номера шли по порядку, но один отсутствовал. — Он в кассе.
За барменом внимательно наблюдали несколько гражданских, и он очень спокойно дал мне еще десять шилингов сдачи. Никогда я не доверял таким тихоням, и этому не следовало доверять.
Еще несколько минут я потягивал свое пиво в ожидании Сайласа, как вдруг бармен подошел ко мне и очень тихо и вежливо сказал:
— Простите, сэр, в холле вас спрашивают два джентльмена. Вон через ту дверь, пожалуйста.
Я подумал, что это простаки прибыли чуть раньше назначенного срока, и, оставив недопитое пиво, вышел им навстречу. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил там двух паршивых офицеров военной полиции из мотоциклетного взвода. Бриджи, нашивки, белые шлемы.
— Что это за история с фунтом, юноша? — спросил один из них.
— Очень просто, — объяснил я. — Я же сказал бармену. Я дал фунт. И он нашел его в кассе.
— Неужто? — насмешливо поинтересовался лягавый.
Они переглянулись. Ну и парочка! Одному из них было не меньше пятидесяти, лицо его пересекал ужасный шрам, который не могли скрыть даже огромные усы, вся грудь — в орденских ленточках.
— Покажи-ка свой бумажник, сынок. Думаешь, мы не знаем этого фокуса? Я это проделывал в каирских барах, когда тебя еще в проекте не было. Один кореш расплачивается фунтом, а затем ты протягиваешь десять шиллингов и выходишь сухим из воды. — И он передразнил: — «Только гляньте в кассу, бармен». Ну, этот бармен уже знает эту шутку, и мы тоже. Так что ты идешь с нами, и не воображай, что избежишь наказания за гражданское правонарушение.
— Это не совсем удобно, капрал. — Сайлас спускался по лестнице, постукивая тростью по ладони другой руки.
Оба лягавых вытянулись по стойке смирно и отсалютовали. Сайлас приблизился ко мне. Его нос почти уткнулся в мой:
— Какого черта вы здесь делаете, Катрайт?
— Я дал десять шиллингов вместо фунта, сэр. Простите, сэр. Я, должно быть, ошибся.
— Ты изобретательный негодяй, — сказал Сайлас. — Ты ловкач. Ты мерзавец. Так кто ты?
— Я мерзавец, — согласился я.
— Правильно, — медленно выговорил Сайлас. — Грязный, гнусный, бездарный мерзавец.
— Работает с кем-то в паре, сэр, — пояснил полицейский. — Наверняка с кем-то из гражданских.
— А что я говорил тебе о выпивке и о гражданских? Ненавижу их. Достали. Не выношу гражданских. Еще раз увижу тебя возле кого-то, кастрирую. Понял?
— Ну, кроме девчонок, конечно? — конкретизировал я.
Мне не нужно было особенно разыгрывать страх, полицейские уже нацелились потребовать у меня документы, и если Сайлас не прекратит переигрывать, то они и за него возьмутся с минуты на минуту. У меня возникло чувство, что он собирается отхлестать меня тростью. Он так размахивал ею, будто дирижировал Лондонским филармоническим оркестром, исполняющим увертюру.
— Если бы ты мне не был так нужен в ближайшие десять дней, я бы отдал тебя на растерзание. Ты понимаешь?
— Да, сэр.
Я видел, что старший вояка был решительно настроен упечь меня. Он повернулся к Сайласу.
— Боюсь, сэр, это очень серьезное обвинение. К тому же здесь гражданское правонарушение, сэр.
— Не говорите мне о гражданских!
Сайлас распалился еще больше, чем при разговоре со мной. Я уж было подумал, что он собирается сказать лягавому, что тот не справляется с ролью, но Сайлас смолчал. Полицейский сник.
— Ненавижу гражданских, — продолжал Сайлас. — И ни один гражданский суд не получит ни одного моего мальчика… Это медаль за службу в Индии?
— Да, сэр, — ответил тот, что постарше. — И за северо-западную границу.
— Хорошее было дельце. Кажется, тридцать восьмой год?
— Так точно, сэр. Я был новобранцем.
— Вы, должно быть, проходили учебу примерно в то же время, что и я. Припоминаете фамилию адьютанта?
— Нет, сэр, — отвечал лягавый. — Столько времени прошло.
Сайлас улыбнулся:
— Его звали Лоутер. Это был мой отец.
— Неужели, сэр?
Полицейский выказал не меньше радости по этому поводу, чем сам Сайлас. Ну и обманщик этот Сайлас. Его старик никогда не служил в армии. Его отец был врачом.
— За это стоит выпить, — решил Сайлас. — А это ничтожество оставьте мне. Катрайт!
— Да, сэр, — откликнулся я.
— Иди к машине. Набери холодной воды и возьми жесткую тряпку. И чтоб на ней пылинки не осталось! Чтоб она мне блестела! Я загляну внутрь и, если хоть пятнышко замечу, ты у меня попрыгаешь, Катрайт. Она должна сиять с крыши до колес. Будешь драить ее до тех пор, пока она не исчезнет. А то исчезнешь ты, на губу на три месяца. Понятно?
С минуту я ничего не мог ответить. На улице было дико холодно, и я представлял себе, что он устроит, если я признаюсь, что предпочел бы пойти с вояками. С другой стороны, Сайлас теряет чувство реальности, когда увлекается операцией. То есть, вполне вероятно, он может так увлечься своей ролью, что отдаст меня этим двоим.
— Есть, сэр, — наконец заставил себя сказать я.
— И отдай капралу десять шиллингов для бармена.
Я отдал деньги.
— Это недоразумение, — промямлил я.
— Несомненно, — насмешливо бросил Сайлас, и все трое направились в бар.
До меня донеслись слова Сайласа:
— Когда он начал канючить, что это просто ошибка, я сразу понял, что такие вещи трудно доказать.
Я вышел на холод и получил от бармена полное ведро ледяной воды. Судя по температуре, вода была из холодильника. У меня посинели костяшки пальцев, едва я приступил к мытью машины. Видел бы меня старый Каплан — умер бы со смеху. Мыть эту чертову машину! Да она в жизни не была такой чистой! Да еще перед тем, как вернуть ее на старую грязную свалку!
Клиенты прибыли в час тридцать на машине марки «линкольн-континентал». За рулем сидел шофер в мундире, на заднем сиденье восседали два черномазых, одетые как банкиры, а рядом с ними белокожий франт с часами на цепочке и цветком в петлице — Жижи Грей.
— Бригадир Лоутер? — спросил белый.
— Пойду доложу, — ответил я и бросился в бар.
Сайлас и два полицейских неплохо сошлись, болтая о войне.
— Прибыла африканская делегация, — отрапортовал я, очень старательно отдавая честь.
— Ну, вот и они, — сказал Сайлас. — Давайте лучше сделаем вид, что у нас официальные отношения, а то посыплются расспросы, почему мы пьем вместе. Эти мужики из министерства иностранных дел могут быть ужасно дотошными.
Оба лягавых вышли из бара вместе с Сайласом. Сайлас отдал честь всем прибывшим, включая Жижи, а затем обратился к полицейским:
— Спасибо за проделанную работу. Думаю, назад в Лондон нам сопровождение не потребуется. Поездка будет неофициальной.
Оба лягавых лихо козырнули Сайласу, оседлали свои мотоциклы и с ревом умчались прочь.
— Я счел, что лучше провести нашу эту встречу неофициально, — пояснил ситуацию Сайлас.
— Мое правительство так и хотело: как можно меньше огласки, — согласился военный министр.
— Отлично, — заключил Сайлас. — Я поеду первым на своей машине. Пусть ваш водитель следует за мной. Лучше всего осмотреть технику прямо с трассы, вряд ли стоит подходить ближе, если мы не хотим привлекать внимания.
— Нет, не стоит, — опять согласился военный министр.
Мы влезли в бронированную машину. Я медленно тронулся с места.
— Придется отказаться от фокуса с фунтом, — сказал я.
— Да. — Сайлас не скрывал своего раздражения.
— Как удачно, что вы узнали его медаль.
— Никакой удачи, — отрезал Сайлас. — Просто подготовка. Тысячу раз говорил тебе: наша профессия не для губошлепов и идиотов и не для тех, кто хочет легких денег. Нужно работать, учиться, уметь собраться. Последние три дня я напряженно работал — армейские уставы, мемуары, справочник наград, танковой техники. Теперь я знаю об армейской жизни больше, чем большинство офицеров этой части. За десять минут я могу доказать любому из них, что он и есть настоящий самозванец.