Глава 9
Давненько я не был в настоящей придорожной шоферской забегаловке с одноногими столиками, толстыми ломтями хлебного пудинга и одной ложкой на всех. Сайлас тоже был в хорошем настроении. В грузовике он мурлыкал себе под нос что-то отдаленно напоминающее мелодию. Мы уже почти держали в руках такую никто из нас даже никогда и не видел. Я уже окончательно решил заняться археологией и бросить свое нынешнее ремесло. Это не моя жизнь. С этими людьми я чувствовал себя чужим и одиноким. С Сайласом вообще невозможно разговаривать. Когда хочется излить ему душу, он обычно советует быть мужчиной, взять себя в руки или прекратить читать бесполезные книжки. С Лиз тоже толком не поговоришь. Я хоть по ней с ума схожу, но всегда боюсь, что она обвинит меня в несправедливом отношении и перескажет Сайласу слово в слово мои речи.
Поэтому я держался особняком. Я пытался как-то рассказать этим двоим о древних цивилизациях, но они не стали слушать. Из книг я совершенно четко понял, что первые люди на Земле ходили на охоту, воевали и заботились только о своей семье. Позже, в общинах, например, в долинах Тигра и Евфрата, Нила и Желтой реки, которые периодически разливались, люди вынуждены были трудиться вместе, чтобы защитить свои урожаи от стихии, и собраться в группы ради общего блага. Вот что такое настоящий прогресс, и мы должны у них учиться. Мошенничество — это антисоциально. Я снова пытался заговорить с ними об этом за бутербродами, но Лиз только захихикала. Почему-то ей это кафе казалось забавным. Я посоветовал ей не быть снобом. И Сайласу тоже. Сайлас ответил:
— А вот в этих общинах разве не было мудрецов, шаманов, и лекарей, которые давали советы, предсказывали погоду и предупреждали о надвигающемся наводнении?
— Ну, наверное, были, — предположил я.
— И они в своих предсказаниях основывались на положении Луны?
— Может быть, — ответил я.
— Ну, конечно же, — продолжал Сайлас. — Они не болтали всем о Луне. Они были умны, они выдумали всякие заговоры, пляски, ритуалы. Их знания и наблюдения за поведением природы дали их богатство и власть, и они крепко за это держались. Так? — И он оттолкнул свою кружку, полную чая.
— Что, не хочешь? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой. И я пил его чай, размышляя над тем, что он сказал.
В книге профессора Шрайдера «Месопотамия: сплав народов» эти идеи подавались по-другому, но Сайлас умеет искажать все, как ему выгодно.
— Вот мы врачи, — развивал он свою мысль. — Мы наблюдатели, знахари, современные социологи. Мы участвуем в процессе естественного отбора, потому что мы отбираем богатство и престиж у глупых и нерадивых. Без нас нарушилось бы равновесие природы. Если глупцы будут процветать, то общество неизбежно замедлит ход развития и в конце концов распадется. Мы участники жизненного процесса капиталистической системы. — Затем он серьезно и искренне добавил: — И в эту систему я непогрешимо верю, за нее я сражался на войне.
— Я тоже в нее верю, — сказала Лиз, складывая наши тарелки. — А ты, Боб? — спросила она. Ей очень хотелось поддержать меня.
— Ненавижу эту вонючую систему, — ответил я. — Я думал, вы знаете это.
— А чем виновата система? — громко спросил Сайлас.
— Ею управляют такие парни, как ты, — прямо ответил я.
Водитель грузовика за соседним столиком закричал:
— Вот-вот, дружище. Да здравствуют рабочие!
Сайлас надел очки и огляделся, явно удивленный тем, что кожаная куртка не сблизила его с пролетариатом.
— Полагаю, тебе ближе Вавилон? — съязвил он.
И тут я зарядил:
— Вавилон, хотя его часто называют бюрократическим городом-государством, оставил истории многочисленные факты, позволяющие сравнить его граждан с членами коммунистического общества — это касается погребального налога, земельных и прочих обложений.
Сайлас кивнул, но было видно, что он раздражен.
— Отрадно слышать это, — сказал он. — Очень отрадно, а теперь давайте проведем хоть немного времени без рассказов о вавилонцах!
— Ладно, — согласился я. — Как скажешь.
Глава 10
У Наполеона был принцип сочетаемости оружия. «Пехота, артиллерия и кавалерия не идут вместе», — говаривал он. И всю нашу тройку я рассматриваю с этой точки зрения. Не то что мы ни в коем случае не можем сочетаться, но в ходе операции очень важно, чтобы между нами было взаимопонимание и четкое взаимодействие. Лиз — моя кавалерия, ее задача — внедриться и разнюхать. С помощью своих женских повадок эта хорошенькая девушка способна за час выяснить то, что мужчина не выяснил бы и за неделю. В этом дельце именно она нашла этого парня Жижи, и он сразу же открылся и был в восторге поболтать с ней и протолкнуть мистера Ибо Ававу.
Боб — это артиллерия, не слишком развитое воображение, не очень быстрое соображение, но, для того чтобы забросить бомбу дезинформации во вражеский лагерь, он неоценим. Моя же роль — это не просто пехота, но и верховное командование. Планирование, исследование и выполнение — это все на мне. Поездка на железнодорожный склад в Сауземптоне была типичным примером тщательной подготовки генеральной репетиции. Я лично поменял все маркировки на контейнерах и поставил один из них (предварительно пометив его) в удобное положение. Мистер Авава или Жижи Грей могут пожелать заглянуть в него. Эти противотанковые ракеты «виджилант» почти четыре фута в длину вместе с пусковым устройством. Поэтому я поставил четыре такие штуковины на высокие подставки, чтобы создалось впечатление верхнего слоя груза. Когда я взял их, они были старыми и побитыми. Но после покраски и нанесения всяких указательных надписей они смотрелись как новенькие. Конечно, я не буду соглашаться вскрывать контейнер по первому требованию. (Прежде всего я буду делать вид, что не хочу вывозить их из Сауземптона).
Документы на покупку и транспортировку металлолома выглядели очень внушительно. Подписаны, заверены и с разрешением на экспорт. Я сложил их в папку военного министерства, заранее запасенную, и на ее лицевой стороне написал: «Секретно». Оставалось только поменять эту папочку на деньги военного министерства республики Магазария. Это должно было произойти в посольстве на следующий день, если они не будут настаивать на поездке в Сауземптон. Вот как надо готовиться к операции.
Это было тонкое дельце. За свою жизнь я провел много работ, но ни одна из них не была столь тщательно подготовлена. Некоторые операции удавались, некоторые нет, но я никогда не терпел поражения. Потерпеть поражение — значит не иметь подготовленного ответа на заданный вопрос. Моей первой линией укрепления был набор необходимых бумаг министерства обороны, манифестов и призывных инструкций. Вторая линия — это наличие контейнеров с товаром на железнодорожном складе на случай, если кому-то захочется навести справки по телефону. Третья линия защиты разработана на случай проверки контейнеров — они все были мной самим куплены и соответствующим образом маркированы. И последний мой оплот-уловка заключался в том, четыре реставрированные управляемые ракеты «Виджилант» в великолепном состоянии уложены в самый доступный и бросающийся в глаза контейнер. Войска в полной боевой готовности. До начала операции оставалась одна минута. По дороге из Сауземптона я радостно напевал. Это была старая песенка «Развесим-ка наше бельишко на Зигфрид-Лайн». Разукрасить все эти ящики было довольно тяжко, и я изрядно замерз, а поскольку время уже подходило к обеду, я решил притормозить у одной из придорожных водительских забегаловок. Я оставил машину в грязном дворике возле хибары с надписью «Кафе «у Билла». Яйца и чипсы круглосуточно». Закрыв наш «бедфорд», мы направились за яйцами и чипсами. Я несколько позабавился тем, что у них была только одна чайная ложка на все кафе, и та прикованная к стойке бара цепью, как средневековая библия. В комнате стоял гам, слышались обрывки разговора о собачьих бегах и телевидении, воздух был пропитан запахом дыма и жареного жира, на пластиковых поверхностях столиков блестели влажные чайные пятнах. Но я был в хорошем расположении духа и скоро поймал себя на том, что отвечаю на вопросы Боба о его новом увлечении — археологии. Как обычно, Боба интересовали поверхностные детали науки, а не массивная платформа восточной философии.
Когда мы дошли до сравнения Древнего Вавилона с современной Россей, я заметил, что мы привлекаем излишнее внимание водителей, и осторожно, но настойчиво перевел разговор на более приземленную тему.
Чтобы не терять из виду вражеских формирований, я решил пообедать в тот вечер с Жижи Греем. Таким образом я мог получить представление о том, что могут спросить магазарийцы во время моего визита в посольство, который был запланирован на следующий день для неофициального приема и денежных расчетов. Я обещал Жижи позвонить до трех часов. Втиснувшись в узенькую, с исчирканными стенами телефонную будку кафетерия, я набрал номер. Трубку взяла женщина.
— Алло, — сказала она, и, прежде чем я успел ответить, она взволнованно повторила: — Алло, алло, кто это?
— Это приятель мистера Грея, — внушительно произнес я.
— О боже! — воскликнула женщина.
— Что случилось?
Она начала рассказывать:
— Он в ужасном состоянии, я вам скажу. Он насквозь промокший. Он подхватил воспаление легких и умрет. Это точно.
— Кто? — не сразу понял я.
— Мистер Грей, вот кто. Его стукнули по голове и избили до синяков.
— Как это произошло?
— А мне почем знать? Я прихожу сюда убирать с двух до полпятого по понедельникам, средам и пятницам. Я пришла и нашла его без сознания. Наверное, нужно позвать врача?
— К счастью, миссис…
— Сандерсон, миссис Сандерсон.
— К счастью, миссис Сандерсон, я сам отношусь к медицинской профессии.
— Так вы врач?
— Именно, миссис Сандерсон. Вы выразили это лучше, чем я. Я, как вы уточнили, доктор. Он дышит, миссис Сандерсон? — спросил я.