— Страх здесь не при чем. И ты прекрасно знаешь это. Просто прекрати манипулировать мной.
— Иногда я просыпаюсь утром и боюсь открыть глаза: вдруг я не увижу тебя.
— Брось это, Сайлас, — оборвала я его.
— Когда ты идешь за покупками в магазин, мне кажется, что я должен быть рядом, иначе ты попадешь под автобус. Когда ты разговариваешь с другим мужчиной, я уже уверен, что потерял тебя.
— Нет, Сайлас, нет.
— А когда ты смотришь только на меня, меня одолевает страх, что ты видишь перед собой старого, морщинистого человека, до смерти страшащегося быть брошенным.
— Нет, Сайлас, — сказала я. — Меня больше этим не возьмешь. Ты думаешь, что меня можно обвести вокруг пальца. Ты даже не удосуживаешься разнообразить свои уловки, хотя они уже давно не действуют. — Я всхлипнула и поцеловала его. — Нет, нет.
Мне не хотелось бы, чтобы он видел мои слезы, но не смогла сдержаться.
Вечером Сайлас повел меня в город. Я надела серебряное платье и норковую накидку, на Сайласе был его новый вечерний костюм с высоким вышедшим из моды воротничком и монокль в золотой оправе, который держался у него в глазу, даже когда он смеялся. Мы наняли шофера для черного блестящего «роллса» Сайласа и поехали в ресторан, потом на какой-то прием, затем на дискотеку и, наконец, в игорный клуб под названием «Изабельс». Сайлас выиграл у столов пятьдесят два фунта, купил всем шампанское и не в меру щедро отблагодарил крупье. Став на двенадцать фунтов богаче, он почувствовал себя очень лихо и поставил десятифунтовый жетон на десять и одиннадцать. Он выиграл сто семьдесят фунтов. И затем поставил весь выигрыш на нечетные и тридцать три, и выпало тридцать три, так что он удвоил свой выигрыш. Потом он поставил по двадцать пять фунтов на один, два, четыре, восемь, шестнадцать и тридцать два. Это удваивание чисел было то, что Сайлас называл своей системой. Выпало тридцать два, и он получил почти тысячу. Я с трудом оттащила его от стола, и мы пошли вниз. Мы выпили в баре и решили потанцевать. Сайлас был счастлив.
Это была дискотека для богатых немолодых типов с короткими стрижками и крахмальными воротничками. Музыка была слишком медленная и нудная. Как и сами танцоры. Никто не толкался и не проливал виски на твое платье. И на мгновение я снова увидела Сайласа сквозь тот угар, в котором родилась и моя любовь к нему. Я прижималась к нему, и мы танцевали, воображая, что вернулись на пять лет назад.
Мы уже потягивали последний бокал и собирались уходить, когда к Сайласу обратился толстяк в вечернем костюме с белой гвоздикой.
— Это вы выиграли там наверху такую маленькую кругленькую сумму, сэр? — начал он и провел пальцем по тонким усикам.
— Да, — произнес Сайлас, сделав последний глоток из своего бокала.
К толстяку подошел бармен и принял его заказ: большое бренди и «что мои друзья пьют — повторить».
Сайласу не нравилось, когда с ним в барах заговаривали посторонние. Может, потому что обычно жулики именно таким образом ловят своих жертв. Но, как я поняла, на этот раз он посчитал, что нашему положению уже ничего не повредит.
— Люблю удачливых людей, — сообщил толстяк. — Я всегда надеялся, что, может, и мне перепадет немного их удачи. Извините, что позволил себе угостить вас, но, если вы уже собрались уходить, не смею вас задерживать.
— Мы не так уж спешим, — заверил Сайлас.
— Прекрасно. Хотите сигару? — предложил толстяк.
Сайлас кивнул. Толстяк обратился к бармену у стойки:
— Кении! Принеси, пожалуйста, парочку «Корон».
— Это я должен угощать вас, — кокетничал Сайлас.
— Нет, нет, нет, — запротестовал толстяк. — Выигрыши приносят пользу и самому заведению. По крайней мере, так считается. Я всегда говорю своему партнеру, побольше такой пользы — и мы очутимся на Карли-стрит. — Наш новый знакомый засмеялся своей остроте.
— Вы владелец? — спросил Сайлас.
— Боже, увы, нет, — ответил толстяк. — Но я держу двадцать восемь процентов. Моя сфера — кинопроизводство. Я преуспевающий продюсер.
И он снова рассмеялся своему ироничному замечанию. Рядом проходила разносчица сигарет, и он щелчком пальцев подозвал ее и попросил спичек. На подносе среди сигарет были коробки конфет и несколько мягких игрушек.
— Разве не прелесть? — умилился толстяк. В его произношении слышался сильный трансатлантический акцент. — По-моему, они такие лапочки. Я вожу одну такую в машине. Дети любят с ней играть.
Я попыталась изобразить должную степень восторга и сказала, что такая вещица хорошо смотрелась бы на моем туалетном столике.
— На кровати, — поправил он. — Положите под нее ночную рубашку, пусть будет под рукой на случай пожара.
И он рассмеялся. Затем прошептал что-то девушке с сигаретами.
— Вы занимаетесь развлечениями? — поинтересовался толстяк.
— Нет, горнодобывающая промышленность. Амальгамированные минералы. Это и есть моя сфера деятельности. Я президент британского филиала.
Сайлас часто возвращался к предыдущим успешным операциям. История с оружием для Магазарии ушла в прошлое, практически начисто стерлась из его памяти.
— Потрясающе, — восхитился чему-то наш собеседник. — Мне часто советовали вложить все деньги в рудное дело.
— Ну, я не стану вам этого рекомендовать, — осторожно отреагировал Сайлас. — Конечно же, нет. Состояние так легко потерять, если не иметь хорошего консультанта.
— Как с яшмой, — подтвердил толстяк. — В сентябре прошлого года я купил яшмы на четырнадцать тысяч фунтов. И половина товара оказалась негодной. Говорят, что определить истинную ценность яшмы — это самая сложная вещь в мире.
— Ну, таково уж рудное дело, — философски отметил Сайлас.
На этот раз Сайлас сам заказал напитки. И вдруг появилась разносчица сигарет, раскачиваясь под весом двух совершенно нелепых пушистых игрушек. Одна из них была панда, другая — кролик, каждая по четыре фута ростом и, на мой взгляд, ужасного вида. Но, так как толстяк был хозяином этого заведения, мне ничего другого не оставалось, как сказать, что они великолепны.
— Поставьте их себе на кровать, — посоветовал наш приятель.
— Но я не могу принять такой подарок, — пыталась сопротивляться я.
— Я настаиваю.
— Спасибо, — тихо сдалась я и поставила игрушки на пол, где они стояли, почти касаясь головами стойки бара, как парочка детей, ждущих, когда их наконец заберут домой.
— Приятно было с вами познакомиться, — заключил толстяк. — Вы придете еще на этой неделе?
— Может, заскочу завтра, — неопределенно сказал Сайлас.
— Меня зовут Эрик Добрый. Добрый по имени и по характеру. Иногда меня зовут Счастливчик Эрик.
— Вы счастливчик? — спросила я его. В конце концов, он же купил мне этих чудовищ.
— Друзья думают, что да, — ответил он, затягивая узел галстука с такой силой, будто хотел задушить себя. Затем отпустив галстук, он улыбнулся с облегчением. — Мои друзья считают, что такому простаку, как мне, должно невероятно везти, чтобы оставаться платежеспособным. — Он опять рассмеялся и радостно шлепнул Сайласа по руке. — Спросите меня в баре. Я всегда здесь. Если я буду наверху в своем кабинете, я спущусь к вам.
— Хоккей, — ответил Сайлас.
— Спасибо, что зашли, — поблагодарил толстяк. — Не забудьте игрушки.
— Не забуду, — пообещала я.
Я взяла их и вручила Сайласу. Сайлас кисло улыбнулся и пошел к выходу из бара, сопровождаемый всеобщим вниманием окружающих.
Получив пальто в гардеробе, Сайлас обратился к швейцару:
— Этот парень в баре, Берт, он что, новый член?
— Да, полковник, он здесь месяца два. А ведет себя, как хозяин, сэр.
— А что ты о нем знаешь?
— Видите ли, сэр, — сказал швейцар. — Мы с вами старые знакомые, простите, что напоминаю вам. — И он немного помолчал в нерешительности. — Он не тот парень, с которым такой джентльмен, как вы, может играть в карты. Вы понимаете, что я имею в виду, полковник Лоутер.
Сайлас сунул ему в руку скомканную фунтовую бумажку со словами:
— Конечно, понимаю, Берт. Конечно.
Швейцар Берт отнес игрушки в машину, поставил их рядом с водителем и отдал нам честь. Сайлас обратился ко мне:
— Счастливчик Эрик, да? Мелкий воришка.
— Откуда такая уверенность?
— Я их нюхом чувствую, — пояснил Сайлас. — И знаешь, есть такие с острым нюхом, которые и меня могут вычислить. Но ради приличия…
— О нет, милый, — возразила я.
Сайлас повел плечами, и какое-то мгновение мы оба молчали.
— В Честер, — приказал шоферу Сайлас, и его черный гладенький «роллс» мягко скользнул в ночь.
Я тронула Сайласа за руку, он наклонился и поцеловал меня.
— Ты счастлива? — спросил он.
— Прекрасно, — сказала я.
Мы миновали дворец Сент-Джеймс и повернули на Пиккадили. Стражи не было, но несколько маленьких окошек светились. Я пыталась представить себе, как там, внутри дворцовых апартаментов. Улицы блестели от мороси. У входа в Ритц стояли два полицейских, спокойно наблюдая, как хорошо одетый и изрядно пьяный человек пытался завладеть масляной лампой, освещающей дорожно-ремонтные работы. Он осторожно поднял ее, стараясь, чтобы пламя не задуло ветром, и держал ее высоко над головой, освещая себе путь. Полицейские не шелохнулись. Да и не стоило. Еще несколько шагов, и он попадет прямо к ним в руки. Светофор переключился, и наш «роллс» плавно двинулся вперед. Я пыталась разглядеть все происходящее через темное синее стекло, но так и не успела. Так много эпизодов оставалось без финала.
Я выпила слишком много виски. Я откинулась на сиденье и сквозь туман видела Сайласа во всем его великолепии. Его волосы слегка растрепались. На подбородке была та же ямочка, которая так соблазняла меня, когда я впервые встретила его почти ребенком.
— Мне так не хочется быть… тем, что мы есть сейчас, Сайлас.
Сайлас засмеялся:
— Все так.
— Я хотела сказать, что очень сожалею, что мы обманывали людей.
— Сегодня, может быть, и да, — возражал он. — Но что будет завтра, когда ты протрезвеешь и окажешь