В ее словах я услышала горькую усмешку. Вдова, взяв со стола часть бумаг, вышла и притворила дверь. Стало тихо. Я осталась одна.
Мой взгляд остановился на драгоценных рамах картин, затем на картинах. Их было более двадцати, кроме панно. И все они казались иллюстрациями одного сочинения — так однородно было их содержание.
Феи, русалки, символические женские фигуры, любовные сцены разных эпох, купающиеся и спящие женщины, наконец картины более сложного содержания, однако и здесь — поцелуй и любовь; я пересмотрела картины так бегло, что едва запомнила их сюжеты. Я торопилась. Моим желанием, читатель, было охватить вниманием все сразу или сколько возможно полнее.
Поэтому, быстро переходя от столов к этажеркам, от этажерок к шкафам и статуям, везде, так или иначе — в форме безделушки, этюды или изваяния — я наталкивалась на изображение обнаженной натуры, из чего я вывела заключение, что покойный Марк имел пристрастие к живописи, может быть, рисовал сам.
«Но что я должна смотреть, что надо мне увидеть, для чего эта женщина оставила меня здесь?» — думала я, рассматривая сквозь стекла шкафов красивые переплеты книг, уже всколыхнувшие мою страсть к чтению.
Я сказала себе:
— Начну с главного. Наверное, эти книги были очень дороги Марку. Посмотрю их.
Открыв шкаф, я взяла в руки миниатюрный томик. И по привычке заглядывать в сердце книги, я прочла несколько страниц. То, что открывалось моему сердцу и глазам по мере прочтения, вызвало на моем лице жаркий румянец стыда.
Но я не уронила и не бросила удивительное издание.
Я аккуратно поставила его на прежнее место, прикрыла дверь шкафа, медленно подошла к висящему над дверью колокольчику и тронула шнур.
В один миг все стало мне ясно; вся загадочная связь Марка с дикой женщиной из племени адиваси, и последовавшая за ней болезнь и смерть — всему я нашла очень простое объяснение.
«Смерть — это наказание за наши грехи», — подумала я.
На мой звонок скоро пришла вдова.
— Что-нибудь вам рассказать еще? — спросила она.
— Нет, нет, довольно, — поспешила сказать я. — Теперь я уйду. Спасибо вам.
— За что? — миссис Олри удивленно пожала плечами.
— За то, что доверили мне тайну… Я кое-что поняла. Поцеловав миссис Олри в щеку, я поспешила вниз по лестнице.
Очутившись снова под жарким солнцем, я поблагодарила Господа от всей души за то, что просто живу на свете. Усталая, но просветленная сердцем и умом, в тот же день я вернулась домой…
Глава 31
Я начала писать именно тогда. Сознание своей виновности и греховности сменилось чистой тоской. Но с каждым днем все сильней и отчетливей осознавала я роковую линию, которую провела Судьба на моей ладони. Линию, граничащую с линией любви.
Прошло несколько дней, после того как я вернулась домой. Однажды ранним утром, лишь только начало светать, меня разбудил взволнованный голос Раджа:
— Миссис Рочестер, вам лучше вставать… Я думаю, лучше вставать… Похоже, землетрясение…
Я выбежала на улицу. Но в тот же миг меня будто ударили по ногам. Я упала и, поднявшись, растерянно посмотрела вокруг. Часть из слуг тоже выбежали на улицу вслед за мной. Я шаталась. Вокруг меня со звоном лопались и осыпались стекла соседних домов.
Сумасшедшее сердцебиение заставило меня жадно и глубоко вздохнуть. Мягкий, решительный толчок снизу повторился, отдавшись во всем моем теле, и я увидела, что земля шевелится… Камни покачивались и разлетались в стороны.
— Боже! Что же это, что же это такое?! — слабо воскликнула я.
Я хотела побежать, но не могла. Новый удар помутил мое сознание. Слезы и тошнота душили меня.
С купола храма Марии, кувыркаясь в воздухе, неслись лепные фигуры, поражая землю градом ударов. Купол осел, разваливаясь, колонны падали одна за другой, я увидела перед собой расколотое лицо Марии с Христом-младенцем на руках.
Взметнувшаяся с земли пыль обожгла мои глаза.
Грохот раздавался отовсюду. Это падали дома. Груды камней подымались со всех сторон. Бежали какие-то люди, рыдая, и крича, и в ужасе озираясь.
Одна из индианок, с растрепанными волосами, хватаясь за камни в обломках стен, но обессилев, падала, выкрикивая бессвязные звуки.
Небо словно потеряло высоту, стало низким. Уцелевшие дома казались среди развалин башнями…
Я бежала в обезумевшей толпе людей, пестрой и разнообразной… Были здесь и христиане, и буддисты и слуги Великого Шивы. Каждый бормотал известные ему молитвы, заклинания, и все они сливались в один глубокий стон.
Глаза мои наполнились слезами, душевное потрясение разразилось истерикой. Я молилась всем богам вместе…
Вдруг мое оцепенение исчезло, и настоящий животный страх хмелем ударил в голову. Я поняла, что уцелела чудом, и что единственная теперь истина на земле — случайность…
Сознание отказывалось запечатлеть все виденное мной. Любая из сцен, происходящих вокруг, взятая отдельно, могла бы вытеснить все впечатления моей прожитой жизни, но я не могла тогда осознать этого.
Я видела и запоминала лишь то, что бросалось в глаза, все остальное напоминало игру теней листвы. Лица людей были обращены к небу, как будто дальнейшее зависело от голубого пространства, жуткого в своей ясной недостижимости.
Мимо меня пробежала старая индианка, она прижимала к груди сверкающие драгоценности, ставшие вдруг никому не нужными.
Молодой индус, обритый наголо, сидел на земле, закрыв лицо руками.
В двух шагах от меня молодой мужчина пытался поставить на ноги мертвую женщину, и хмурился, не обращая ни на кого внимания.
Несколько индусов, по-видимому, семейство, — протягивая руки, ползли к повисшему на выступе разрушенной стены человеку: он висел на камнях, лицом ко мне — по его рукам обильно текла кровь.
— Землетрясение! О, Боже мой! — ревело вокруг меня.
Я, влекомая каким-то инстинктом, бросилась к реке. Та выходила из берегов. Оказавшись по колено в воде, я поплыла к другому берегу, стремясь найти место, которое могло бы служить мне некоторой защитой от смерти.
Теперь, когда я пишу это далеко в Англии, за моим окном бушует снежная вьюга. Одна за одной проносятся звездочки, в белых пушистых плащах, все мимо, целые минуты все в том же направлении, словно в панике…
Кажется, что много лет прошло после этих столь недавних и странных событий, случившихся со мной в далекой Индии. Меня до сих пор удивляет то, что немногие определенные, удержанные сознанием мысли, казавшиеся мне в тот день грандиозными, на самом деле были так просты.
Я думала, например, о таких пустяках, как седые волосы… Я размышляла, поседею ли я. Или торопливо соображала, сколько понадобится денег и времени для того, чтобы снова построить храм девы Марии.
Я видела стоящего по пояс в воде человека без шляпы, немолодого, с воспаленными полузакрытыми глазами. Он стоял, прижимая к груди ярко блестевший крест с разбитого купола, и шептал:
— Пришло время… Время…
Он повторял эти слова как бы в раздумье…
Полураздетая индианка с внимательными красивыми глазами остановила меня, схватив за руку, но, осмотрев, исчезла.
Таинственный трепет земли, напоминающий внезапный порыв ветра в лесу, когда шумит, струясь и затихая, листва, возобновлялся несколько раз.
В красном от напряжения небе медленно ползли тучи, скрывающие горизонт. Они заволокли вершины гор. Это были тучи дыма от вспыхивающих пожаров…
Я присмотрелась и поняла, что горела моя ферма. — Это сон, Господи! — закричала я.
Слезы текли по моим щекам. Я вдруг отчетливо вспомнила снившийся мне недавно кошмарный сон.
Снилось мне в черном небе огненное лицо Бога, окруженное молниями. И это было самое страшное.
Раздался еще один удар из-под земли.
Вода в реке забурлила, разбегаясь крутящимися воронками. Она быстро мчала утопающих, бревна, лодки. Ровный гул потока заглушал все звуки.
Я посмотрела вверх. В багровом небе, почти касаясь крыльями туч, парили лебеди.
Я более не надеялась на свои силы и, ожидая смерти, доверившись течению реки, потеряла сознание… Какая-то неведомая сила повлекла вниз… Противостоять было невозможно. Я оказалась в узком коридоре со множеством дверей… Инстинктивно я искала выход, но не внизу, а вверху, пробегала одним скачком короткие лестницы и пустынные переходы. Иногда я начинала метаться на одном месте, принимая оставленные за спиной двери за новые или забегая в тупик…
Это было ужасно, тем более, что я чувствовала, как за мной гнался кто-то…
Я слышала торопливые шаги сзади и спереди, какой-то неясный шум, от которого никак не могла скрыться… Он иногда раздавался так близко, что я была вынуждена прятаться за какую-либо дверь.
Я ослабевала от страха и беспрерывного грохота, преследовавшего меня.
Но вдруг я увидела перед собой лестницу. Она как будто бы выводила в какой-то квадратный люк, я проскочила по ней вверх с ощущением нацеленного мне в спину удара… Будто ко мне со всех сторон кто-то спешил…
Затем я увидела себя сидящей возле окна… Открытое пространство дышало покоем.
Не имея иной возможности выбраться из темного коридора наружу, я попробовала сделать это через оконный проем.
Но едва я почувствовала себя свободной, как передо мной оказался плачущий мальчик лет семи… Он тер кулачками глаза и всхлипывал. С жалостью я нагнулась к нему, спросив:
— Мальчик, ты откуда? Тебя бросили? Как ты попал сюда?
Он всхлипывал, молчал, глядя исподлобья и ужасая меня своим положением.
Пусто было вокруг. Будто бы, кроме меня и этого ребенка, не было никого на целом свете…
Его худенькое тело дрожало, ноги были в грязи и босы.
При всем стремлении моем скрыться от нависшей надо мной невидимой, но ощущаемой сердцем опасности, я не могла бросить ребенка, тем более, что от испуга или усталости он кротко молчал, вздрагивая и ежась при каждом моем вопросе, как от угрозы…
Гладя его по голове и заглядывая в его полные слез глаза, я ничего не добилась. Он мог только плакать…