— Этого я не знаю.
— Ты говоришь, что жила в хижине при школе. Он навещал тебя там?
— Иногда.
— По вечерам?
— Раза два.
Пауза.
— Как долго ты жила с ним и с его сестрами после того, как вы узнали о своем родстве?
— Пять месяцев.
— Риверс проводил с вами тремя много времени?
— Да. Вторая гостиная служила кабинетом для его занятий и наших. Он сидел у окна, а мы за столом.
— Он отдавал много времени занятиям?
— Порядочно.
— Что он изучал?
— Хиндустани.
— А чем тем временем занималась ты?
— Сначала немецким.
— Тебя учил он?
— Он не знает немецкого.
— Так он тебя ничему не учил?
— Немножко хиндустани.
— Риверс учил тебя хиндустани?
— Да, сэр.
— И своих сестер тоже?
— Нет.
— Только тебя?
— Только меня.
— Ты попросила его об этом?
— Нет.
— Он сам захотел учить тебя?
— Да.
Вторая пауза.
— Почему ему вздумалось учить тебя? Для чего тебе хиндустани?
— Он хотел, чтобы я поехала с ним в Индию.
— А! Вот я и докопался до сути. Он хотел жениться на тебе?
— Он попросил меня выйти за него замуж.
— Это вздор, дерзкая выдумка, чтобы меня помучить!
— Прошу прощения, это чистая правда: он предлагал мне свою руку не один раз и в настойчивости не уступал вам.
— Мисс Эйр, повторяю, вы можете меня покинуть. Сколько раз мне твердить одно и то же? Почему вы продолжаете упрямо ютиться на моем колене, когда я предупредил вас, что вы должны его освободить?
— Потому что мне очень удобно сидеть так.
— Нет, Джейн, ничего подобного, потому что твое сердце не здесь, со мной, а там, с этим твоим кузеном, с этим Сент-Джоном. О, до этой минуты я думал, что моя маленькая Джейн совсем моя! Я верил, что она любила меня, даже покинув: это была единственная капля сладости в море горечи. Как ни долга была наша разлука, как ни жгучи слезы, которые я проливал из-за нее, я не подозревал, что она, пока я тоскую без нее, — она любит другого! Но что толку горевать. Джейн, оставь меня. Отправляйся к Риверсу, выходи за него замуж.
— Так стряхните меня с колен, сэр. Оттолкните, потому что по доброй воле я от вас не уйду.
— Джейн, меня всегда пленял твой голос, и вот сейчас он вновь возрождает надежду, так правдиво он звучит! Когда я его слышу, то переношусь в прошлое, на год назад. Я забываю, что ты связала себя новыми узами… Но я не глупец… Уезжай!
— Куда прикажете мне уехать, сэр?
— Ты нашла свой путь… с мужем. Которого ты избрала.
— Кто это?
— Ты знаешь. Сент-Джон Риверс.
— Он мне не муж и никогда им не будет. Он меня не любит, я не люблю его. Любит он (так, как способен любить, только его любовь — не ваша любовь) юную красавицу Розамунду. На мне он хотел жениться только потому, что видел во мне жену, подходящую для миссионера, чего о Розамунде сказать никак нельзя. Он добродетелен, высок духом, но безжалостно суров, а со мной — холоднее айсберга. Он не похож на вас, сэр. Рядом с ним я не чувствую себя счастливой, ни вблизи от него, ни с ним. У него нет ко мне тепла, привязанности. Он не видит во мне ничего привлекательного, даже юности — ничего, кроме некоторых способностей, которые были бы полезны в его деятельности. Так, значит, я должна уехать от вас, сэр, к нему?
Я невольно вздрогнула и инстинктивно теснее прильнула к моему слепому, но любимому патрону. Он улыбнулся.
— Как, Джейн! Неужели это правда? И твои отношения с Риверсом именно такие?
— Именно, сэр. У вас нет никаких причин ревновать! Я просто хотела вас немного подразнить, отвлечь от тоски. Мне кажется, гнев все-таки лучше печали. Но если вы хотите знать, люблю ли я вас, то, откройся вам, как сильно я вас люблю, вы забыли бы о своих тревогах. Мое сердце целиком ваше, сэр, оно принадлежит вам и останется с вами, даже если судьба навеки прогонит меня от вас.
Он поцеловал меня, но его лицо вновь омрачили тягостные мысли.
— Мои ослепшие глаза! Моя искалеченная сила! — скорбно прошептал он.
Я поцеловала его, стараясь утешить. Я понимала, о чем он думает, но не осмеливалась заговорить. Он отвернул лицо, но я заметила, как из-под сомкнутых век выкатилась слеза и заскользила по смуглой щеке. Мое сердце готово было разорваться.
— Я не лучше старого разбитого молнией каштана в тернфилдском саду, — сказал он затем со вздохом. — Какое право было бы у разбитого ствола ждать, чтобы юная жимолость скрыла своей зеленью его немощь?
— Вы не разбитое молнией дерево, сэр! Вы сохраняете свою мощь, свою листву. Вокруг ваших корней пробьются ростки, и не потому, что вы призовете их, но потому, что манит ваша щедрая тень. И они потянутся к вам и обовьются вокруг вас, ведь ваша сила послужит им надежнейшей опорой!
Вновь он улыбнулся — мои слова поддержали его.
— Ты имеешь в виду друзей, Джейн?
— Да, друзей, — ответила я нерешительно, так как знала, что подразумевала нечто большее, но не посмела употребить другое слово. Но он помог мне.
— Но, Джейн, мне нужна жена.
— Да, сэр?
— Да. Для вас это новость?
— Разумеется. Вы раньше об этом не упоминали.
— Такая новость вам неприятна?
— Это зависит от обстоятельств, сэр. От вашего выбора.
— Его за меня сделаешь ты, Джейн. Я подчинюсь твоему решению.
— В таком случае, сэр, выберите ту, кому вы дороже всего.
— Ну, по крайней мере я выберу ту, кто мне дороже всего. Джейн, ты станешь моей женой?
— Да, сэр.
— Женой бедного слепого, которого тебе придется водить за руку?
— Да, сэр.
— Правда, Джейн?
— Чистая правда, сэр.
— Любовь моя! Да благословит, да вознаградит тебя Бог!
— Мистер Рочестер, если я хотя бы раз совершила в жизни хороший поступок, если когда-нибудь меня посещали благие мысли, если я когда-нибудь возносила искреннюю и бескорыстную молитву, если когда-нибудь стремилась к добродетели, то сейчас я получила свою награду сполна. Быть вашей женой — это высшее счастье, которое может быть мне даровано в этом мире.
— Потому что для тебя блаженство приносить жертвы.
— Жертвы! Чем я жертвую? Голодом ради пищи, ожиданием ради безмятежной радости. Обрести право обнимать того, кто мне дорог, целовать того, кого я люблю, опираться на того, кому доверяю, — это ли значит приносить жертвы? Если так, то приносить их для меня и правда блаженство.
— А также терпеть мою слепоту, Джейн, не замечать, что у меня нет руки.
— Что тут терпеть, сэр? Я люблю вас даже сильней теперь, когда могу вам быть полезной, чем в дни вашей надменной независимости, когда вы гордо не признавали для себя иной роли, кроме дарителя и защитника.
— До сих пор я не терпел, чтобы мне помогали, чтобы меня водили за руку. Теперь это не будет меня угнетать. Мне не хотелось опираться на руку слуги, но совсем другое дело — чувствовать, как пальчики Джейн сжимают мои пальцы. Я предпочитал полное одиночество постоянному присутствию наемных служителей, но нежные заботы Джейн будут для меня вечной отрадой. Я нуждаюсь в Джейн. Но нуждается ли во мне Джейн?
— Всеми фибрами моего существа, сэр.
— Раз так, то чего же нам ожидать? Мы должны пожениться немедля.
В его выражении и голосе была живая настойчивость, в нем просыпалась былая пылкость.
— Мы должны стать едины. И без отсрочки, Джейн! Надо только получить специальное разрешение на брак, и мы тут же его заключим.
— Мистер Рочестер, я только что заметила, что солнце давно миновало зенит, а Лоцман уже убежал домой обедать. Позвольте я посмотрю на ваши часы.
— Прицепи их к своему поясу, Дженет, и не снимай. Мне они больше не нужны.
— Уже почти четыре часа, сэр! Вы не проголодались?
— Через три дня должна быть наша свадьба, Джейн. Свадебный наряд и драгоценности теперь не нужны. Вся эта мишура — вздор!
— Солнце высушило дождевые капли, сэр. Ветер стих. Стало очень жарко.
— Знаешь, Джейн, твоя жемчужная нитка обвивает жилистую шею под моим шарфом. Я носил ее с того дня, как потерял мое единственное сокровище. В память о нем.
— Мы вернемся в дом по лесной тропинке, она такая тенистая!
Он продолжал говорить, не слушая меня:
— Джейн, полагаю, ты считаешь, что я закоренел в неверии, но в этот миг мое сердце переполняет благодарность милостивому Богу. Он видит не как видит человек, но несравненно яснее, Он судит не как судит человек, но несравненно мудрее. В заблуждении я готов был осквернить мой чистый цветок, запятнать дыханием греха его чистоту, и Всемогущий отнял его у меня. Я в моем упрямом бунтарстве почти проклял Его волю; вместо того чтобы склониться перед Его решением, я восстал на него. Божественное правосудие свершилось: одна за другой на меня посыпались беды. Я прошел Долиной Смерти. Грозны Его кары, и назначенная мне навеки научила меня смирению. Ты знаешь, я кичился своею силой, но чего она стоит теперь, когда меня водят за руку точно малого ребенка? Лишь недавно, Джейн, совсем недавно, распознал я Руку Божью в моей роковой судьбе. И почувствовал сожаление, раскаяние, возжаждал примирения с моим Творцом. И возносил к нему молитвы. Очень короткие, но глубоко искренние.
Несколько дней назад, — продолжал он после паузы, — нет, я могу сказать совершенно точно: это было четыре дня назад, вечером в прошлый понедельник. Мое душевное состояние непонятно изменилось: исступление уступило место горю, угрюмость — печали. Мне давно казалось, что ты умерла, ведь я так и не сумел тебя отыскать. И вот в ту ночь, очень поздно (по-моему, это было между одиннадцатью и двенадцатью часами), перед тем как отойти к беспокойному сну, я вознес моление Богу поскорее послать мне смерть, если на то будет Его воля, и ввести меня в мир грядущий, где у меня есть надежда воссоединиться с Джейн. Я сидел у открытого окна моей спальни. Я не видел звезд, и лишь смутное пятно указывало на присутствие луны, но я вдыхал душистый ночной воздух, и это меня успокаивало. Как я томился по тебе, Дженет! Томился и душой, и телом! И я спросил Бога в муках и в смирении, не достаточно ли долго терплю я отчаяние, боль, терзания и не дано ли мне будет вновь вкусить блаженство и покой. Я признал, что сполна заслужил свою кару, но сил терпеть и