7. НАГРАДА ПРАВЕДНОГО {*}
Блажен, в совет кто нечестивых
Нейдет, на грешных путь не стал
И на седалище кичливых
Губителей не восседал.
Но всею волей покорится
Закону бога своего,
И днем и ночью поучится
В заветах праведных его.
Как древо будет насажденно,
Что при истоках вод растет,
Плодом вовремя отягченно,
И лист его не отпадет.
Во всем, что ни творит, успеет.
Не тако грешные, не так:
Но яко прах, что ветр возвеет
С лица земли в пустых степях.
На суд не встанут нечестивы,
Ни грешны к праведным в совет;
Господь бо весть пути правдивы,
А злых в пути погибель ждет.
1790-е годы
8. ТЩЕТА КРАМОЛЫ ПРОТИВУ ПОМАЗАННИКА БОЖИЯ {*}
Почто смущаются языки,
Текут вслед буйства своего?
Земные восстают владыки
На бога и Христа его.
Рекли: «Заветы их отрынем,
Железны узы разорвем
И, презря власть их, с выи скинем
Несносный, тяжкий их ярем».
Но их безумству посмеется
Живый на небесах, — речет...
И сонм их страхом потрясется,
Господня ярость их сметет.
Я царь, Сиона обладатель,
Творца я волю возвестил.
«Ты сын мой, — рек ко мне создатель, —
Мой сын! я днесь тебя родил.
Проси: тебе я в поднебесной
Языки дам всех стран земных.
Твой скиптр их упасет железный
И, как скудель, сотрет он их».
И ныне, о цари! внемлите,
И миру судии всему!
Творцу со трепетом служите,
Со страхом радуйтесь ему.
Приймите глас святых заветов,
Да гнев его не воскипит
И вас, средь пагубных советов,
В путях коварных потребит.
Но он блистает уж громами
Во гневе с трона своего.
Блаженны правые сердцами
В надежде твердой на него!
1790-е годы
9. ПРИЗЫВАНИЕ ПОМОЩИ {*}
Не обличи меня ты яростью твоею,
О боже! гневом не карай,
Но кротко пощади, — я в немощах слабею:
Помилуй, призри, исцеляй.
Уже вся сила сокрушилась
В груди, стесненной скорбью злой,
И вся душа моя смутилась:
А ты что медлишь? боже мой!
Восстань и душу днесь не дай на жертву злобе;
Избавь для славы твоея,
Зане кто о тебе воспомнит в аде, в гробе?
От вздохов утрудился я,
На всяку ночь постель омыю,
Слезами ложе омочу;
Перед врагом склоняя выю,
В напастях скорбну жизнь влачу.
Бегите от меня, все мыслящие злобно!
Господь моим стенаньям внял.
Услышал он мое моление прискорбно
И теплую мольбу приял.
Да возмятутся, постыдятся
Все мне желающие злых,
Да вскоре тощи возвратятся,
И студ везде да встретит их.
<1805>
10. ВОЗНОШЕНИЕ ДУШИ К БОГУ {*}
С каким в полдневный зной стремленьем
Летит елень на брег ручья,
С таким, о боже! нетерпеньем
Парит к тебе душа моя.
Душа моя стремится к богу,
К живому, к сильному творцу,
Но, жизни сей прошед дорогу,
Когда явлюсь его лицу?
О скорбна мысль! почто мгновенно
Нельзя, веселый множа сонм,
Со гласом песни восхищенной
Войти, ликуя, в божий дом?
Мне слезы были в снедь всю ночь и день печали,
Моя беседа — томный вздох,
Когда враги мне повторяли:
«Скажи нам, ныне где твой бог?»
Почто, душа моя! уныла,
Почто меня ты возмутила?
На бога уповай: он вознесет твой рог,
Хвалы моей услышит пенье,
Зане единый взор его — мое спасенье;
Он мой защитник, он мой бог.
Хоть зрит мой дух, печали полный,
Что бездна бездну зол зовет,
Что всех на мне напастей волны
Прешли одна другой вослед,
Но если мне господь спасенье
Явит во дни, в ночи ему
Похвальное воскликну пенье
С мольбою к богу моему.
Творцу, что в бедствах щит мне твердый,
«Почто забыл меня? — скажу. —
Когда вознесся враг злосердый,
Почто я сетуя хожу?»
Мне в грудь был острый меч во дни моей печали,
Моя беседа — томный вздох,
Когда враги мне повторяли:
«Скажи нам, ныне где твой бог?»
Почто, душа моя! уныла,
Почто меня ты возмутила?
На бога уповай: он вознесет твой рог,
Хвалы моей услышит пенье,
Зане единый взор его — мое спасенье:
Он мой защитник, он мой бог.
<1805>
11. ВЕЗДЕСУЩНОСТЬ И ПРОМЫСЛ БОЖИЙ {*}
Творец миров и человека!
Ты испытал меня, узнал;
И сокровенны издалека
Мои ты мысли угадал.
Все подвиги мои ты знаешь,
Пути мои все видишь ты,
И каждый шаг мой назираешь
Недремно с горней высоты.
В уме рожденное лишь слово
Известно сердцу одному,
Из уст лететь едва готово,
Дошло уж к Слуху твоему.
Везде твоя мне зрится сила,
Куда ни обращаюсь я,
И верх главы моей покрыла
Стрегущая рука твоя.
Высокой столь и столь чудесной,
Творец! премудрости твоей
Постичь не может ум мой тесный,
Но, исступлен, дивится ей.
Где скрыться от тебя, не знаю:
Взнесусь над звездны высоты —
На троне там тебя встречаю,
Спущусь во ад — и тамо ты.
Парю ли на крылах денницы
За крайний океана брег —
И тамо длань твоей десницы
Мой быстрый остановит бег.
Я рек: во тьме могу сокрыться,
Но взор твой освещает тень:
Пред ним не может мрак сгуститься
И воссияет ночь, как день.
Сколь чуден бог, меня создавый,
Сколь чуден ты в делах своих!
В них луч твоей блистает славы,
Душа моя гласит о них.
Когда еще я не зачался,
Меня уж ты образовал;
И ты, когда я оживлялся,
Из чрева матери приял.
Ты твари зрел не сотворенны,
Как будто б их давно создал,
И всей их жизни дни внесенны
Уж в книге вечности читал.
О, сколь твоя премудрость дивна!
Сколь множество ее плодов!
Как время, цепь их непрерывна,
Число — как тма морских песков.
И ты ль, творец! всезрящим оком
Злодейства грешников не зришь
И в гневе праведном, жестоком
Их смертию не поразишь?
Бегите ж, злые! уклонитесь,
Язык ваш остр, как жало змей:
Хулу гласить вы не страшитесь
На бога в буйности своей.
О боже мой! ты зришь и видел,
Как дерзостных врагов твоих
Я всей душой возненавидел
И за врагов считал моих.
Изведай, крою ль в сердце злобу?
О господи! и вождь мне будь.
Смотри, мой путь ведет ли к гробу?
И к вечности скажи мне путь.
<1806>
НРАВОУЧИТЕЛЬНЫЕ И ЭЛЕГИЧЕСКИЕ ОДЫ
12. ОДА НА НАДЕЖДУ{*}
Леса, влекущие к покою!
Чертог любви и тихих дней!
Куда вы с прежней красотою
Сокрылись от моих очей?
Вас та же зелень украшает,
Но мне того уж не являет,
Чем дух бывал прельщаем мой;
Везде меня тягчат печали,
Везде, где прежде восхищали
10 Утехи, счастье и покой.
О рок! о судия жестокий!
Неумолимый царь времен!
Доколе буду слез потоки
Я лить, тобою осужден?
Доколе, в сердце скорби кроя,
Я буду прежнего покоя
Искать, в злосчастии стеня?
Иль бед моих окончи время,
Или уж всех напастей бремя,
20 Собрав, повергни на меня.
В терпеньи мудра познаваем,
Несчастьем испытуем он,
Но где сверх меры мы страдаем,
Там тщетен мудрости закон.
Рожденная надежда с нами,
Доколь хоть тихими стопами
К концу напастей нас ведет,
Еще рассудок помогает,
А в ком надежда исчезает,
30 Под ко́су смерти тот течет.
С юнейших лет жестокой власти
Уже я бремя ощущал
И начал чувствовать напасти,
Как скоро чувствовать я стал,
Но днесь они прешли пределы.
Сбери, о рок, острейши стрелы,
Стремись мне ими грудь пронзать;
Не убоюсь грозы напрасной:
Сразив меня рукою властной,
40 Ты слаб мой дух поколебать.
Ты слаб! ах, нет! сей мысли верить —
Есть ложной льстить себя мечтой.
Я мог душою лицемерить
Пред всеми, но не пред собой.
Я мог страстей таить волненье,
Скрывать на сердце огорченье
И скорбь в груди запечатлеть,
Но, душу скрыть от всех умея
И ею вне себя владея,
50 Внутри себя не мог владеть.
Страдал, — и скорби остро жало,
Таящеесь в груди моей,
Тем глубже сердце уязвляло,
Чем больше крылось от очей.
Печаль, являюща отраду,
Подобна пагубному яду,
Который, в лестном виде сна,
Коварну смерть уготовляет.
Конец терпенья предваряет
60 Души притворна тишина.
Ручей, который с гор стремится,
Сверкает, пенится, ревет,
Сквозь дебри роется, мутится
И камни быстриной несет,
Не столько в ярости опасен,
Как ток, который тих, безгласен,
Подмывши брег, притворно спит:
Он бездну тишиной скрывает;
Тот рвенье чувств изображает,
70 А сей отчаяния вид.
Еще не свершены печали
И луч надежды не исчез,
Пока стенанья не престали
И ток не осушился слез,
Но коль и сих отрад лишенно,
Несчастьем сердце удрученно
Таит в себе жестокость бед —
Се час ужасный наступает:
Унынье душу омрачает,
80 А вслед отчаянье течет.
Но, внемля истины уставам,
В печалях должно ль унывать,
И должно ль счастия отравам
Свое спокойствие вверять?
Надежды должно ль нам лишаться,
Томить себя, стенать, терзаться,
Когда преходит всё как прах?
Когда для нас и горесть люта,
И час, и каждая минута
90 К блаженству будущему шаг?
Почто ж, коль в свете всё пременно,
Почто печальми дух тягчить?
Быть может, что судьбой смягченной
Мне суждено и в счастье жить;
Быть может, что спешит уж время,
Когда напастей тяжко бремя
Она, отторгнув от меня,
Наместо их щедрот рукою
Устроит дни мои к покою,
100 В блаженство горесть пременя.
Надежда, смертных утешитель!
Ты будь моих подпорой сил.
В тебе единой вседержитель
Спокойство наше утвердил.
Твой глас несчастных уверяет,
Что рок те бедствия скончает,
Которых бремя их тягчит;
А в счастии ты в том порука,
Что никогда уж с ним разлука
110 К напастям нас не возвратит.
А вы, леса, где грусть я крою,
Простите мне, что я посмел
Теснящею меня тоскою
Встревожить тихий ваш предел.
Несчастье вы мое внимали, —
Когда же рок, прогнав печали,
В которых дух мятется мой,
Пошлет мне прежне благоденство,
Тогда приду к вам петь блаженство
120 И тем ваш усладить покой.
<1780>
13. ОДА НА СМЕРТЬ СЫНА{*}
Доколе рок свирепый станет
Меня бичом напастей гнать
И по частям когда престанет
Мое он сердце раздирать?
С любезным братом разлученье
И друга верного лишенье
Едва оплакать я успел,
Се вновь жестокая судьбина
Велит мне смерть оплакать сына,
10 Что в гроб мою надежду свел.
Отцы и матери несчастны!
Моею тронуты тоской,
Придите, ваши души страстны
Да сострадают днесь со мной.
Слезами стих сей оросите
И горести моей простите,
Коль ваши раны обновит, —
Лишенный сил средь волн ревущих,
За ближних ухватясь плывущих,
20 Спастися гиблющий спешит.
А вы, родители счастливы!
Внемлите скорбну песнь сию.
Коль души в вас чадолюбивы,
Восчувствуйте печаль мою.
Взглянув на ваших чад любезных,
Не пожалейте токов слезных
Над плачущим отцом пролить.
Да бог вас не лишит отрады
И да возмогут ваши чады
30 До гроба вам весельем быть!
Мое веселие прервалось,
И сына моего уж нет.
О сердце, кое им прельщалось,
Претерпевай всю лютость бед!
А вы, утех лишенны очи,
Покройтеся завесой ночи
Или в источник горьких слез
Неиссякающ превратитесь!
Надеждою отрад не льститесь:
40 Луч радости моей исчез.
Исчез, и навсегда сокрылся
Во гробе сына моего.
Увы! навеки я лишился,
Вовек не узрю уж его.
О сын мой! ты, как нежна роза,
Свирепством раннего мороза
Сраженная, поблек, увял;
Как цвет, листов не распустивший,
Одну зарю лишь только живший,
50 Иссох и полдня не видал.
Уже ты на меня не взглянешь,
Улыбкой нежной осклабясь,
И рук умильно не протянешь,
В объятья матери просясь;
Не будешь, нас ко всем ревнуя,
Играя с нею и целуя,
Мое ты имя затвержать;
Не будешь, сидя между нами,
Твоими нежными руками
60 Ты наши выи сопрягать.
И мне, покрыту сединою,
Подпорою не будешь ты.
Согбенный старости рукою,
Несносны жизни тяготы
Один я понесу, стоная,
И, к долу седину склоняя,
Преткнусь без помощи жезла.
Тогда, печалью изнуренный,
Паду, бедами удрученный,
70 Под игом лет, болезней, зла!
Паду, как ветхая обитель,
На столб опершая чело,
На кой природы разрушитель
С косою время налегло
И сильной мышцею сломало.
Пал столб, и зданье затрещало;
Потрясши дряхлою главой,
Обрушилося, развалилось,
С лицом земли уже сравнилось
80 И скоро порастет травой.
Безумен, кто себя на бренный
Надежды якорь обопрет!
Как жезл сей, сверху изощренный,
На нем возлегшу длань пробьет,
Так нам надежда изменяет.
О сын мой! над тобой рыдает
Отец твой, льстившийся лишь тем,
Что ты сомкнешь его зеницу,
Что хладную его гробницу
90 Омоешь теплых слез ручьем.
Но я твои закрыл днесь очи,
Я твой последний вздох приял;
Под кров сходяща вечной ночи
Потоком слезным омывал.
Я заступ движущей насилу
Рукой изрыл тебе могилу
И хладный прах твой в ней покрыл
Землею, смешанной с слезами;
Усыпал я ее цветами
100 И дуб трилетний посадил.
Как древо то, так я, несчастный,
К гробнице приклонюсь твоей.
Заря, и дня светило ясно,
И звезды, спутницы ночей,
Меня найдут у сей могилы.
Там вопль мой горестный, унылый,
Мой сын! тебя ко мне зовет;
Но ты молчишь, о тень драгая!
Лишь эхо, стон мой повторяя,
110 Со мною томно вопиет.
Не узрю я тебя, доколе
Прядется паркой жизнь моя.
Увы! не возвращает боле
Нам гроб добычи своея
И гласу горести не внемлет.
О сын мой! смерть тебя отъемлет
От томныя груди моей,
Не дав тебе познать утехи
И чрез забавы, игры, смехи
120 Вкусить приятства жизни сей.
Приятства! — нет, о сын любезный!
Я обольстить тебя хотел:
В судьбине смертных, скорбной, слезной,
Никто прямых приятств не зрел.
Всяк должен дань платить печали.
Где смертны счастия искали,
Там встретило их ждуще зло.
Блаженство твердое, прямое,
В младенчестве земли златое,
130 С собою время унесло.
Так ты, мой сын! счастлив неложно,
Что жил времен один лишь миг,
Что, жизнью не томясь тревожной,
До тихой пристани достиг,
Поспешным пренесен зефиром.
Покойся днесь, покойся с миром,
Любезная, дражайша тень!
Завидую твоей я доле,
Жалея, что не в смертных воле
140 Последний ускори́ть наш день.
Но о твоей, мой сын, разлуке
Уже я боле не грущу,
Не предаюся горькой скуке
И на судьбину не ропщу.
С отрадой жду я тех мгновений,
Когда рок, цепь моих мучений
В источник благ переменя,
Из бедствий жизнь мою искупит,
Когда с тобою совокупит
150 На лоне вечности меня.
Теперь уж я твою гробницу
Не возмущу моей тоской,
И, сев на ней, мою зеницу
Потщусь не омочить слезой.
Но солнцу, ставшу над горами,
Я поспешу твой гроб цветами
Устлать и миром оросить.
Творцу, на месте сем священном,
Я буду в сердце восхищенном
160 Хвалений жертву приносить.
Тут часто ночь меня застанет, —
При свете бледныя луны
Мой дух там воскрылаться станет
К пределам вечной тишины
И в мыслях созерцать вселенну,
Душой всесильной оживленну.
Там, может статься, тень твоя
Мне будет меж дерев мечтаться,
И там я буду научаться
170 О цели жизни моея.
<1787>, <1806>
14. ОДА НА СЧАСТИЕ{*}
Весна приятна возвратилась,
Блестящу ро́су пьют поля,
Зеленым бархатом покрылась
И тысячьми цветов земля;
Оделись листием дубравы,
Кусты и благовонны травы
Нам испаряют аромат;
С гор зе́ркальны струи катятся,
И в рощах хоры птиц гнездятся,
10 Поющи новы дни отрад.
Взойду на холм — мой взор веселый
Везде довольство, негу зрит:
В долу спокойно бык дебелый
Близь стада тучного лежит.
Там бодрый конь, поднявши гриву,
И хвост, и выю горделиву,
Играет вкруг своих подруг.
Тут козы брань ведут, резвяся,
Там, паствой овцы насладяся,
20 Блеяньем наполняют луг.
Везде — и в воздухе сем чистом,
По всей поверхности земли,
В полях, в лугах, в лесу тенистом —
Зефиры радость разнесли.
Весны влияния отрадна
И звери ощутя зложадны,
Питают нежный жар в крови,
Приятным чувством умягченный;
И всё, вновь в мире оживленно,
30 Дань платит счастью и любви.
Всё дань любви и счастью платит!
Лишь человек из тварей всех
Часы в заботах, в скуке тратит,
От общих уклонясь утех.
Несытых вечно полн желаний,
В кругу пустых надежд, мечтаний
Проводит он и ночь и день;
Простых, природных благ чуждаясь,
Сует в дедале заблуждаясь,
40 Хватает счастья токмо тень.
Один посевы оставляет
И плуг наследный от отцов,
В меч острый рало превращает
И в буйстве ищет лишь врагов.
Обманут гласом ложной славы,
Собратий ток лиет кровавый
И старцев и сирот разит;
И льстится, обагряя длани,
Что кровь пиюще поле брани
50 Ему лавр вечный возрастит!
Другой, стада продавши тучны
И дом рожденья своего,
Где с детством игры неразлучны
Всю жизнь лелеяли его,
Жену оставя безотрадну,
Чтобы корысть насытить жадну,
Изменным вверился зыбям;
Он плач родных сухим зрит оком,
И вот в волнении жестоком
60 Лишь злато льстит его очам.
Иной, лишь в пиршествах, забавах
Всё счастье света заключив
И неги в сладостных отравах
Здоровье, душу истощив,
В вихрь роскоши себя ввергает;
Он средства лишь изобретает
От самого себя бежать;
Летяще невозвратно время
Он силится, как тяжко бремя,
70 Тщетою праздной погублять.
Но на различных сих дорогах
Страстьми влекомый человек,
По кратковременных тревогах
Златый обресть мечтая век,
В отрадном, в истинном покое
Возможет ли сыскать прямое
Блаженство жизни своея?
Ах, нет! — чем к цели он скорее
Течет, тем от него быстрее
80 Цель удаляется сия.
С какими бедствами, трудами
Стяжаний ищет он драгих!
Скопляются они веками —
Единый миг уносит их.
Честей и знатности степе́ни
Как легки исчезают тени;
Кто плевлы сеет — тот и жнет.
Прелыценна видами пустыми,
Душа не насладится ими:
90 Прямого счастия в них нет.
О счастье! всех страстей пружина,
Всех мыслей, чаяний, трудов,
Желаний всех о цель едина!
Прийди, поведай, где твой кров?
Скажи нам, где ты обитаешь?
На троне ли в венце сияешь
Иль поселилось в шалашах,
Или, оставя человека,
На крыльях золотого века
100 Взлетев, живешь на небесах?
Обремененный нищетою,
Презреньем общим посрамлен,
Раб ропщет для чего судьбою
Рабом он в свет произведен?
Он, пышностью вельмож прельщаясь,
«Блажен, — гласит, — кто, наслаждаясь
Богатством, дней число своих
Числом забав, пиров счисляет!
Он век моих утех вмещает
110 В один своих веселий миг!»
«Я властью вознесен и славой, —
Речет монарх, — я смертных бог.
Я сильною моей державой
Врагов моих стер гордый рог.
В забавах, в неге утопаю,
Но счастия не обретаю
Ни средь побед, ни средь пиров.
Спокойство от меня уходит,
Спокойство в хижине находит
120 Последний раб моих рабов».
Когда ж своею в свете частью
Никто не удовлетворен,
Так неужель нам путь ко счастью
Стеною вечной прегражден?
На то ль от бога жизнь прияли,
Чтоб, жертвой будучи печали,
Кляли мы жизни каждый час?
Никак, — источник совершенства,
Он сотворил нас для блаженства,
130 Блаженство сотворил для нас.
Виновны мы, что, льстясь мечтами
И блеском призраков пустых,
Живущее блаженство с нами
Стяжать желаем чрез других;
Что, вечно токмо в чуждой доле,
То в хижине, то на престоле,
Обресть надеемся покой
И, ослепленные пристрастьем,
Весь век свой гонимся за счастьем,
140 Нося его всегда с собой.
Познай, о человек! сколь смежно
С тобою благ струя течет
И как сама десницей нежной
Своих питомцев к ней ведет
Премудра, щедрая природа,
Что совесть чистая, свобода,
Здоровье и насущный хлеб
Довлеют к твоему покою.
Будь с ними счастлив сам собою
150 И дар благослови судеб.
А если бог, чтоб безмятежну
Украсить жизнь венцом отрад,
Пошлет тебе супругу нежну,
Правдива друга, добрых чад,
О, счастлив, счастлив ты не лестно!
Для чувств любови сердце тесно
Ты в недра дружества пролей
И, чужд мирских сует, наветов,
Блаженством сих драгих предметов
160 Удвой твоих блаженство дней.
Удвой, но, ах! с приумноженьем
Сих счастия узлов драгих
Стократ мучительным язвленьем
Коварно жало скорбей злых
Грозит, о смертный! нам всечасно.
Какое сердце толь бесстрастно,
Толь твердо, жестко может быть,
Чтоб близких так души залогов
Болезнь, печаль и смерть без вздохов,
170 Без ропота могло сносить?
Увы! возможно ль капель слезных
Не уронить с унылых вежд,
Воззрев на прах детей любезных,
На гроб приятнейших надежд?
Слезами не омыв зеницу,
Воссесть на хладную гробницу
Иль друга, иль драгой жены
И не терзаться над могилой,
Где жизни, уж навек постылой,
180 Все радости погребены?
Несчастный! в скорби сей сердечной
Приди, дай руку мне, пойдем;
Пред троном благ, любви предвечной
С повиновением падем,
И из-под праха глас умильный
Возвысим, да рукой всесильной
Стесненно сердце укрепит,
Печалей да смягчит грызенья,
Противу горестей стремленья
190 Да ниспошлет нам веры щит!
О вера! глас творца вселенной,
Святейший луч его лучей,
Отрада жизни угнетенной,
Душевна здравия елей!
Оставь небесную обитель:
Снийди, будь вождь нам, просветитель,
Наставь нас, что доколе мы
Вериг не сбросим тела страстна,
Не можем света, нам причастна,
200 От сродной нам отторгнуть тьмы;
Что жизни в дебри сей терновой
Мы странствовать во мгле должны,
Что там — за ней — день светит новый,
Что те лишь, кто преселены
В то обиталище святое,
Вкушают счастие прямое
И радость полной чашей пьют.
От смерти к вечности избранны,
Венцом нетленным увенчанны,
210 Небесной жизнию живут.
Но здесь одна лишь добродетель
Источник неисчерпных благ,
Отрад чистейших нам содетель.
В болезнях, в нищете, в бедах
Она печали услаждает
И равномерно сочетает
Себя с владыкой и с рабом.
Ни тать, ни враг, стихии злобны
Ее похитить не удобны:
220 В сердцах она свой зиждет дом.
Воззрим на мужа благотворна.
Что сладостней его отрад?
Улыбка нежна, непритворна
Им воскормленных чуждых чад,
Признательна слеза вдовицы,
Исторгнутых из рук убийцы
Благословение сирот
И вздох отрадный старца нища —
Какая сердцу сладка пища!
230 Какий утех бессмертный плод!
Возмогут ли болезнь, гоненья,
Печаль и сонм напастей злых
Средь толь приятна восхищенья
Не притупить всех жал своих
И на стезях колючих, тесных
Лишить его утех небесных,
Восторга нежного сердец,
Когда за жизнью скоротечной
Ему священна вера вечный
240 Готовит радости венец?
О вера! уст твоих уроки
Ослабший дух мой подкрепят,
С тобой и горести жестоки
Меня теперь уж не сразят.
Убожество, болезнь и бедство,
Как человечества наследство,
С терпеньем буду принимать
И в тишине, средь мала круга
Любезных чад, жены и друга,
250 Блаженство временно вкушать.
А если б хоть на миг судьбину
Несчастных мог я усладить,
Хоть вздох, хотя слезу едину
Скорбящего остановить,
Иль мокру осушить зеницу, —
О, сколь всещедрую десницу
Творца благословил бы я!
С какой отрадою сердечной
У прага жизни бесконечной
260 Предел бы жизни зрел сея!
Прийди ж, весна! как ты цветами
Пестришь поверхности полей,
Так дружества, любви венками
Я путь моих усыплю дней.
В тенистых рощах заблуждаясь,
Природы красотой пленяясь,
Невидимых небес красу
В ней, как в зерцале, зреть я стану
И льститься, что хоть здесь увяну,
270 Но плод бессмертный принесу.
<1792>
15. ОДА НА СМЕРТЬ ПЛЕНИРЫ{*}
Где от горести унылой,
Где спастись от лютых бед?
Нет в живых Плениры милой!
Милый друг! тебя уж нет!
Где от скорби ни скрываюсь,
Всё в мечтах с тобой встречаюсь;
В смертну погруженный сень,
Зрю твой гроб, вопль слышу слезный.
Всё в глазах твой вид любезный
10 Носится, дражайша тень!
Тень дражайшая! смягчися:
Возвратись хотя на час,
Хоть на миг остановися
И подай в последний раз
Белизной блестящу снежной
Руку, что с улыбкой нежной
Простирала к другу ты.
Но, увы! ты отлетаешь,
Дух мой в горесть погружаешь,
20 В мрак унылой пустоты.
Тщетно слез струя катится,
Не смягчает скорби злой.
В сердце кровь остановится,
Как лишь гроб представлю твой.
В душу мне он ужас сеет.
Всё в глазах моих мертвеет.
Каждый милый мне предмет
В виде кажется увялом.
Смерть надгробным покрывалом
30 От меня скрывает свет.
В рощу ль скроюся густую —
Осень уж ее мертвит,
На жену ль взгляну драгую —
Смертный одр пред ней стоит.
На детей воззрю ли милых —
Вижу в них сирот унылых.
Сам, скитаясь меж гробов,
Мрачной, кажется, стезею,
Тенью предводим твоею,
40 Опускаюсь в смертный ров.
Вслед за скорбной сей мечтою
Скорбная летит мечта:
Вижу духом пред собою
Те печальные места,
Где теперь супруг твои страстный,
Удручен судьбой злосчастной,
Медленны часы влачит,
Где, от всех уединенный,
Мрачной мыслью отягченный,
50 С горестью один сидит.
Там он зрит перед собою
Скорбный вид мгновений тех,
Как, взмахнувши смерть косою,
Вкруг твоей постели всех
Ближних и друзей стеснила,
Как, прощаясь, ты вперила
На него померкший зрак;
К небу взведши взор, вздохнула
И глаза навек сомкнула
60 На драгих тебе руках.
О! почто же всем любезный,
Всех любя́щий человек,
Ближним, обществу полезный,
Кончит быстротечный век?
А злодей, как ястреб гладный,
Только крови ближних жадный,
В нечестивый путь течет
Средь утех, увеселений,
Без забот и огорчений
70 Сладкий, долгий век живет?
Но что жизнь? В родах — мученье,
В детстве — раболепства гнет,
В юности — страстей волненье,
В мужестве — труды сует.
Старость — возвращает в детство.
Смерть — рождения наследство.
Вот что жизнь — се нива зол!
Сеет смерть и пожинает,
Землю в гроб преобращает,
80 Гроб — во мрачный свой престол.
Что ж скорбим, что в свет отселе
Спешно перешел наш друг?
Здесь в ее прекрасном теле
Обитал небесный дух,
Сердце верою дышало,
Каждо чуждой скорби жало
И ее пронзало грудь.
Дружество с любовью нежной
В дебри жизни сей мятежной
90 Ей прокладывали путь.
Верь, мой друг! и скорбь отрыни,
Верь, что слез твоих предмет
Из сей мрачныя пустыни
В вечный преселилась свет,
Что теперь твоя супруга,
Верх земного темна круга,
На лиющих свет кругах,
В радость облачась, играет
И с отрадою взирает
100 На лежащий в гробе прах.
Верь, что миг тот нам плачевный,
Как померк в ней свет очес,
Очи ей открыл душевны
Зреть незримый свет небес;
В ров как гроб ее спускали,
На воздушных поднимали
Ангелы ее крылах;
Персть как с заступа ссыпалась,
Благодать преизливалась
110 На нее в златых лучах.
Верь и не скорби душою
О потере дорогой.
Радуйся: небес стезею
Уж она вошла в покой
В радужном венце победы.
Но от горныя беседы,
Как взойдет на холм луна,
В ризы скрывшися нетленны,
При́йдет в час уединенный
120 Утешать тебя она.
О, сниди, мой друг небесный!
Влей отраду в томну грудь.
К хижине моей безвестной
Ты легко приметишь путь:
Изваянный лик твой милый
Я поставлю над могилой,
Скрывшей прах отца, детей.
Там, сим видом привлеченна,
Снийдешь друга зреть смущенна
130 И мелькнешь в душе моей.
Гроб, где прежде взор мой бренный
Лишь пустыню находил,
Днесь мне зрится населенный
Сонмами небесных сил.
В них мне будешь ты мечтаться
И пред всеми отличаться
Лунно-видной белизной,
Как сияла между нами
Нежных прелестей чертами
140 И душевной красотой.
Июль — август 1794
16. ОДА НА ВОСПОМИНАНИЕ ПЛЕНИРИНОЙ КОНЧИНЫ{*}
Уже златыми полосами
Лишь солнце из-за гор взошло,
Рассекло тучи и лучами
Багряны их бока зажгло.
Умытая росой природа
Ликует час его восхода
И им любуется в струях,
Цветы ему благоухают,
И хоры птиц его встречают,
10 Парящего на небесах.
Благословлю тебя, священный
И купно безотрадный день!
Гони печали мрак сгущенный,
Как ночи разогнал ты тень.
Уж солнце года круг свершило
С часа, как горестью унылой
Томит меня Плениры смерть.
Но ни летяще быстро время,
Ни злоключений новых бремя
20 Не могут лютой скорби стерть.
Вотще весна, прогнавши хлады,
Природе нову жизнь дает,
Для новых ей красот, отрады
Из недр земли цветы зовет,
Вотще, — и ей не внемлют гробы!
Вовек из недр земной утробы
Для новой жизни здесь твой прах
Не встанет, милая Пленира!
Твой дух на крылиях эфира
30 Парит во светлых облаках.
Ликуй же средь безмрачна круга,
В небесном сонме веселись,
Но иногда на верна друга
С приятным чувством оглянись.
Воззри, как с ревностью сердечной
Твою любезну память вечно,
Твой образ он в душе хранит.
Воззри, как день твоей разлуки —
Источник горький слез и муки —
40 С благоговеньем он святит.
Над милыми детей гробами,
Над сим убежищем святым,
Из незабудьков с васильками
Сплетенным именем твоим
Простой тебе алтарь украшу.
Там горсть пшеницы, меда чашу
В дар памяти твоей драгой
Поставлю; фимиам возжжется
И теплых слез поток прольется
50 С усердной к небесам мольбой.
Прийми сей дар, о тень драгая!
Прийми, с превыспренных спустись
И, в легком ветерке летая,
Горячей сей груди коснись:
Пролей в нее покой, отраду;
И верна дружества в награду,
Когда у алтаря сего
Склонюсь почить в уединеньи,
Приди хотя во сновиденьи
60 Утешить друга твоего.
1795
17. ОДА НА УНЫНИЕ{*}
Дни отрадны! где сокрылись
Ваша светлость и красы?
Мраком горести затмились
Прежни ясные часы.
Всё в глазах моих постылый,
Томный принимает вид,
Скорбь в душе моей унылой
Чувство радости мертвит.
Как приятно расцветало
10 Утро юных, светлых дней!
В полдень облако застлало
Жизни горизонт моей.
Мрак вокруг меня сгустился,
Туча двигнуласьс грозой,
Вихрь столбом до облак взвился,
Гром раздался над главой.
Смертных жизнь! о сколь ужасен,
Зол прилив твой и отлив!
В счастьи вздремлешь безопасен,
20 А проснешься несчастлив.
Так, средь нег, среди покою
Бездна мне открылась бед.
Горесть острою косою
Дней моих посекла цвет.
Луг весенний украшая,
На заре цветок расцвел;
Ароматами дыхая,
Лакомых манит он пчел.
Мотылек на нем садится,
30 С бабочкой резвясь драгой,
И прохожий веселится
Раннею его красой.
Но внезапно червь презренный
Подъедает корешок:
Вянет стебль и лист зеленый,
Клонит голову цветок,
Блекнет, сохнет и мертвеет.
Странник изумленный стал,
Удивляется, жалеет:
40 «Что толь рано он увял?»
Так и я в тоске томлюся,
Душу тяжка скорбь гнетет,
Но куда ни оглянуся, —
Сострадающего нет;
И любови сердце жадно
К чьей груди ни приложу,
Всюду токмо чувство хладно
Иль измену нахожу.
О, когда б я мог мгновенно
50 В дикий пренестись предел,
Где бы лес дремучий, темный
Ввек людских следов не зрел,
Где б не стлался дым жилищный,
Ловчих клик не слышен был,
Где б лишь зверь скитался хищный
И в пещерах с бурей выл.
Тамо на скале кремнистой,
Подмывая мол волной,
Сев под со́сной мрачной, мшистой,
60 Я бы глас унылый мой,
Вопль, стенанье безотрадно
С стоном бури съединял
И бесчувственностью хладной
Никого не упрекал.
Но куда б ни тщился скрыться,
Скорбь везде пойдет вослед.
Где ж возможно защититься
От гнетенья лютых бед?
Где, как не в земной утробе?
70 Мир есть трудный, скорбный путь;
В тесном токмо, в мрачном гробе
Мы возможем отдохнуть.
Поспеши ж, о смерть отрадна!
Тронься горестью моей:
Пусть твоя десница хладна
Очи мне смежит скорей.
Ты, сыра земля! смягчися,
Попусти мне в вечность шаг.
Лоно мрака! расступися
80 И от скорби скрой мой прах.
<1796>
18. ОДА НА ТВЕРДОСТЬ ДУХА{*}
Как в устье пристани глубокой,
Вознесшись к облакам, скала
Стоит — и бури рев жестокой,
Сверканье молний вкруг чела,
И волны презирает яры,
Перуна пламенны удары
Изрыли весь ее хребет,
Но опаленну грудь громами
Она, уперши в понт, волнами
10 Тревожить пристань не дает, —
Так муж, судьбой определенный
Отечества оградой быть,
Враждою ковы соплетенны
Как слабу разрывает нить.
Душой неколебим в гоненьи,
О злобе, зависти, о мщеньи,
О самой смерти небрежет.
Грудь тверду злобе представляя
И жизнь всем бедствам подвергая,
20 Хранит отечество от бед.
Бесплодно подлость, лесть, измены,
Сокрытны спутницы вельмож,
Как смертоносные сирены,
Сплетают ядовиту ложь,
Враги открыты тщетно злятся,
На пагубу его стремятся,
И всуе рок его разит:
Как черви, тех ногой он давит,
Сим крепость мышц противу ставит,
30 Судьбе — терпенья твердый щит.
Кому отечество вручило
Весы суда, защиты меч
Или правления кормило,
Тот должен путь опасный течь,
О личной пользе не радея;
В враге лишь общества злодея
Он должен видеть своего.
В душе того, кто долгу жертва,
Как собственность, так личность мертва,
40 Народно благо — жизнь его.
Он щит судьбою утесненным,
Покров безгласных вдов, сирот,
Рукой неправды угнетенным
Подпора тверда и оплот.
Против врагов, идущих боем,
Отечеству с драгим покоем
Стяжанье, жизнь свою дарит.
Падет ли средь кровавой рати,
И мертв в сердцах своих собратий
50 Любовь к отечеству живит.
Такие в сонме россов были
Пожарский, Минин, Филарет.
Ярем сарматский сокрушили
Они под лаврами побед.
Но те, что за отчизну пали,
Не больше ль благо назидали? —
Хоть Курций[1] жертвой Риму был,
Теки ж — и коль поставлен роком
В столпы отечества, крепись.
Орел! в парении высоком
Спуститься долу берегись.
Предерзкий рог сломи строптивых
И знай, что на путях правдивых
Коль муж великий и падет,
В потомстве с славою он встанет.
Венок лавровый не увянет,
70 Но ввек на гробе процветет.
Муж, доблестьми превознесенный,
Из пепла вновь себя родит,
Как злато, в горне искушенно,
Лучом сугубым возблестит,
И ни вражда, что мир тревожит,
Ни ржа времен затмить не может
Нетлеюших его доброт.
В сердцах он памятник воздвигнет,
Что храма вечности достигнет,
80 Священ потомству в род и род.
<1796>
19. ОДА НА ДРУЖЕСТВО{*}
Любезному брату
В полнощи, в темноте ненастной,
В пустыне дикой и глухой,
Свратясь с пути, пришлец несчастный
Ступает трепетной ногой.
Гонимый и ведомый страхом,
Встречает он пред каждым шагом
Потоки, терн, стремнины, рвы,
Вокруг зверей вой слышит гладный.
Власы подъемлет ужас хладный,
10 Катится хладный пот с главы.
В толиком бедстве изнуренный,
Отверстый видя смерти зев,
Какой отрадой восхищенный,
Зрит некий свет он меж дерев!
Летит к нему чрез страх, чрез бездны
И льет в восторге токи слезны,
Что к милу Фаросу достиг.
Селенья знаки тут находит.
От томна сердца страх отводит
20 И бедства забывает вмиг.
Лучом огня, лучом надежды
Живит и чувства он и дух;
Дождем проникнуты одежды
Развеся на древах сушить,
Увядши ветви собирает,
Отрадно огнище питает;
И, в страх зверям, кладет кругом
Из хвороста костры зажженны;
При них возлегши, томны члены
30 Живительным покоит сном.
Такой отрадою сердечной,
Таким восторгом оживет,
Кто в жизни скорбной, скоротечной
Прямого друга обретет.
Сей верный друг, душой избранный,
В дедале жизни сей желанный
Покажет нам ко счастью путь,
Поддержит в горестях падущих,
Противу бед, на нас текущих,
40 Незыблему подставит грудь.
О дружество, союз священный!
Влиянно небом чувство нам!
И рок не страшен разъяренный
Тобою связанным сердцам.
Они, равно деля напасти,
Утехи, страх, надежду, страсти,
И мысль, и даже бытие,
В едину две души сливают,
Взаимным счастьем удвояют
50 И жизнь и счастие свое.
Но где, в каком краю забвенном,
О дружество! твой взор блестит?
В сем мире, злобой развращенном,
Лишь имя нам твое звучит;
И имя уж сие святое
В орудие коварства злое
Пороками обращено:
Личиной, взору смертных милой,
Оно корысти вид постылый
60 И лесть скрывать принуждено.
Куда, Оресты, вы сокрылись?
Пиладов где теперь найти?
И вас, друзья![1] что жизнь стремились
Друг другу в жертву принести,
Что злость мучителя пленили?
Бессильны страхи смерти были
Ваш узел дружества сотреть,
Вас дверь не разлучила б ада.
Вам счастье всё и вся отрада
70 Для друга жить и умереть.
Но неужель во всей вселенной
Хоть искры дружбы нет прямой?
Никак: от пышных удаленно
Палат, темницы сей златой,
Скитаясь во изгнаньи строгом,
В пастушьем шалаше убогом
Склонилось дружество почить;
Там верностью и простотою
Приятно, с сей драгой четою
80 В безмолвии осталось жить.
Сколь мил мне край уединенный,
Где в юности, о нежный друг!
Взаимным чувством привлеченный,
Пленился дружеством наш дух!
Где вешними сей жизни днями
Росло оно, мужало с нами,
Пока, до зрелости дошед,
Явилось искушенно роком
В преврате случаев жестоком,
90 Превыше счастия и бед.
Сколькрат ты смерти предавался.
Жизнь друга твоего храня!
Последних хлеба крох лишался,
Чтоб в нищете не зреть меня.
Презрев спокойствие, забавы,
Моих лишь алчешь выгод, славы,
Моей надежды ждешь плодов,
Моими горестьми томишься,
На страх, на смерть со мной стремишься,
100 Вознесть меня иль пасть готов.
Что ж в том? — здоровье, дар бесценный,
И жизни утонченну нить,
На жертву дружбе принесенны,
Ты можешь токмо подкрепить
Под чуждым, кротким небосклоном.
Судьба, не сыта смертных стоном,
Спешит уединить меня.
Покорен будь ей, друг любезный,
Столь горькой, но тебе полезной
110 Разлуке не противлюсь я.
Оставь — но на кого в разлуке,
Мой друг! меня оставишь ты?
В несносной погруженный скуке,
Везде зря горести, беды,
Нигде, и во вселенной целой,
В глазах моих уж опустелой,
Отрад, спокойства не найду:
Драгою окружен семьею,
Как странник я осиротею
120 И, скорбью удручен, паду.
Кто ба́льзам мне подаст сердечный,
Стенящему наедине?
Кто в мрак сходящу ночи вечной
Закроет томны вежды мне?
Кто без тебя супруги страстной,
Тогда вдовы моей несчастной,
Отчаянных сирот моих
Отцом останется, подпорой?
Кто помощи рукою скорой
130 Осушит слезны токи их?
А ты, мой друг! средь шумна круга
Не будешь ли уединен?
Где верного ты сыщешь друга?
Предел дней наших сокровен,
Но жизнь сколь ни кратка, ни бренна,
Приятность дружества священна
Ее умножит во сто раз.
Чувствительное сердце знает,
Что жизнь должайшу заменяет
140 Один веселый с другом час.
Итак, да не разлу́чит вечно
Черта нас жизни ни одна!
Пожнем плоды любви сердечной,
Пускай отеческа страна,
Котора нас на свет прияла,
Взлелеяла и воспитала,
Воспримет в недро нас свое.
Лежавшие в одной утробе,
Спряжем, в одном возлегши гробе,
150 И в смерти наше бытие.
Предел, где общий прах наш тленный
От смертных будет сокровен,
Чете, любовью воспаленной,
Навек останется священ.
А скрытый враг, друг лицемерный
Коснутися рукой неверной
Гробнице нашей не дерзнут:
Жестокой совести укоры,
Призра́ков наших грозны взоры
160 Оттоль их с страхом отженут.
Но если, верностью плененны,
На гроб наш притекут друзья
Обеты подтвердить священны
Нелестной дружбы своея, —
Сей дружбы их взаимный пламень,
Проникши хладный гроба камень,
Мгновенно оживит наш прах;
И наши тени вознесутся,
Над их главами обоймутся
170 И возыграют в облаках.
<1796>, <1806>
20. НА СМЕРТЬ ДРУГА МОЕГО{*}
Томны отголоски! песнь мою печальну
Холмам отнесите;
В низ потока быстра, сквозь дубраву дальну,
В рощах повторите.
Ах! почто любезна друга, рок постылый!
Ты меня лишаешь?
С кем делилось сердце, хладной с тем могилой
Вечно разделяешь.
Всё, в чем смертный, сладку полюбя отраву,
10 Верх утех поставил,
Всё: богатство, роскошь, знатность, громку славу —
Я тебе оставил.
Не гонясь за теньми скользкою дорогой,
В лестной счастья службе,
Уголок берег я в хижине убогой
Лишь любви и дружбе.
Ты просторным сделал уголок сей тесный:
И любви подруга
Сослана тобою в край нам безызвестный
20 Из семейна круга.
К чьей груди осталось приложить мне ныне
Грудь осиротелу?
Ах! средь людства буду, как в глухой пустыне,
Жизнь влачить я целу.
Томны отголоски! песнь мою печальну
Холмам отнесите;
«Нет уж друга мила!» — сквозь дубраву дальну
В рощах повторите.
Ах! почто ж ты, друг мой, в жертву жизни краткой
30 Роком осужденный,
Пал, как лавр ветвистый, средь долины гладкой,
Громом пораженный!
Ежедневно новы с верными друзьями
Ты делил утехи;
Вслед тебе гонялись резвыми толпами
Радость, игры, смехи.
Вслед тебя отныне лишь любовь уныла
Гроб твой посещает.
Там, твой прах пожравша, хладная могила
40 Слезы пожирает.
Где ж ты, друг мой милый? хоть в мечте мгновенной
К другу возвратися;
С сердцем, что с тобою было съединенно,
Ты еще простися.
Но мой вопль напрасно, повторен сторицей,
К другу в гроб стремится:
Всё в природе немо: травка над гробницей
Не пошевелится.
Томны отголоски! вы хоть отвечайте
50 На мой вопль унылый.
Сквозь дубраву дальну в рощах повторяйте:
«Ах! прости, друг милый!»
Конец 1803