».
В 1777 году Майков в чине бригадира был принят на службу в Мастерскую и Оружейную контору, в чьем ведении состояли царские драгоценности и убранство кремлевских зданий. Но уйти от Потемкина в пору его могущества было трудно, он занимал множество должностей, и среди них — должность Верховного начальника Оружейной конторы. После него Майков был вторым по старшинству служащим конторы и выполнял обязанности его распорядителя. Другое дело, что обязанности эти могли не считаться затруднительными, однако служба вовсе не была для Майкова синекурой.
В Петербурге не забыли прямого и честного Майкова. В начале 1778 года его вызвали в столицу, чтобы предложить должность герольдмейстера — начальника конторы, ведавшей дворянскими кадрами, испытаниями молодых дворян, назначением их на службу и дворянским родословием. Майков дал согласие, вернулся в Москву для улаживания своих дел — и скоропостижно скончался 17 июня 1778 года. Похоронили его в Донском монастыре.
Как поэт впервые Майков выступил в журнале «Полезное увеселение», в январском номере 1762 года он поместил эклогу «Цитемель» и эпиграмму. На воцарение Екатерины II поэт откликнулся не сразу, и лишь ко дню тезоименитства императрицы 24 ноября выпустил отдельным изданием свое первое торжественное стихотворение.
Майков писал оду после выхода в свет «обстоятельного манифеста», в котором Екатерина подробно изложила причины, побудившие ее захватить трон, и преподала официальную оценку события, и позже ломоносовской оды, опиравшейся на этот манифест. Таким образом, для оды Майков имел признанные литературные источники и воспользовался ими, не стремясь разнообразить трактовку известных вещей.
В согласии с манифестом Майков изображает дело так, будто Екатерина снизошла к мольбам своих подданных, и что Петр I, возникший перед стенящим народом «из земных недр», присоветовал возвести Екатерину на престол — «моя в ней мудрость обитает!». Она якобы «стократно паки отрекалась» от венца, хоть была гонима своим мужем, но потом все же согласилась и бескровно отобрала престол у Петра III. Легко увидеть, что 10-я и 11-я строфы оды соответствуют словам манифеста о том, как бывший император «паче и паче старался умножить оскорбление развращением всего того, что великий в свете монарх... Петр Великий, нам вселюбезнейший дед, в России установил, и к чему он достиг неусыпным трудом тридцатилетнего своего царствования». Строфы 13 и 14 возникли из текста: «Трудно нам было напоследок не смутиться духом, видя отечество погибающее и себя самих с любезнейшим нашим сыном и природным нашим наследником престола российского в гонении...» и т. д.
Майков добросовестно излагал тезисы манифеста, оперяя их рифмами и с несомненной искренностью рассыпая хвалы Екатерине,— после придурковатого Петра III в самом деле стало как будто полегче. А литературным образцом для поэта в первом его значительном выступлении послужила ода Ломоносова на восшествие Екатерины II на российский престол 28 июня 1762 года.
Ломоносовское стихотворение пришлось не по вкусу императрице. Поэт очень резко судил немцев, захвативших видные должности в государстве и не заботившихся о благе страны. Он разъяснял иностранным державам, что Россия не потерпит насилия над собою, и сурово предупредил новую императрицу:
Эти и последующие строки оды были прямым требованием охранять интересы отечества, заботиться о состоянии народа, строго соблюдать законы и помнить, что государь должен показывать пример уважения к ним.
Как известно, Екатерина, после прочтения этих непрошеных советов, наказала их автора — обошла при раздаче наград, поощрила врагов Ломоносова — Теплова и Тауберта, а через несколько месяцев подписала указ о «вечной отставке» великого ученого и поэта.
Майков, сочиняя свою оду под влиянием ломоносовских стихов, избегает их резкости и остается в официальных пределах. Ничего не говорит он о немецком засилье, помня, что государыня-то была из немок, и ничего не советует, приговаривая только:
Владей, владей счастливо нами
И купно нашими сердцами...
Достойно села ты на трон,
Достойно скипетр приняла и т. д.
При этом Майков повторяет сюжетную схему оды Ломоносова — у него также появляется Петр I, произносящий речь в пользу новой императрицы, — и заимствует поэтические формулы. Например, Ломоносов пишет от лица Петра:
На то ль чтоб все труды несчетны...
На то ль воздвиг я град священный, —
чтоб эти труды были расхищены и погублены нерадивым преемником? Эти риторические вопросы Майков передает России, которая у него обращается с жалобой ко гробу Петра:
К тому ль ты расширял границы
Во мне и бунты усмирял...
К тому ль себя ты беспокоил,
Когда ты флот и грады строил,
К тому ль науки насаждал?..
Он подходит к Ломоносову и ближе. У того сказано:
Слыхал ли кто из в свет рожденных,
Чтоб торжествующий народ
Предался в руки побежденных? —
О, стыд, о, странный оборот!
Майков перефразирует:
Преславные делами россы,
По тьме преславнейших побед,
Безгласны в оном оставались
И побежденным предавались
В неволю вечную. О срам...
В «Оде на новый 1763 год» Майков совершает краткий обзор русской истории, подобно тому как это делал Ломоносов в оде 1761 года. Он вспоминает Бориса Годунова, Михаила и Алексея Романовых, Петра I, которого особенно хвалит, и Елизавету, для того чтобы отметить возвращение с новой императрицей Екатериной славных починов петровского царствования.
По существу, это было лучшее из того, что мог и хотел сказать о ней Майков. Для него, как и для Ломоносова, Петр I был образцом просвещенного монарха, и сравнением с ним измерялись достоинства других владетелей. В «Оде на случай избрания депутатов 1767 года» Майков напоминает о том, что Екатерина в преображенском мундире, ведя за собой гвардию, отправилась свергать своего мужа, и рисует ее на коне, с мечом в руках:
Гордяся, конь, как вихрь, крутится,
От ног его песок мутится,
Восходит кверху пыль столпом.
Таков был Петр велик во славе,
Когда на брани при Полтаве
Бросал на дерзких шведов гром.
Дальше говорится о флоте — и снова Петр приходит на память поэту.
Про будущую Комиссию в этой оде сказано весьма немного — лишь то, что «закон, изображенный ясно», прекратит происки зловредных ябедников и что «судьи возмогут без препоны святую истину хранить», так как смысл законов станет очевидным для всех. В оде нет политических оценок и выводов, составлявших характернейшую черту ломоносовских од. Майков пишет парадные стихи, не вдумываясь глубоко в смысл описываемого события, и нельзя не видеть, что он оставляет в стороне многие возможности созданного Ломоносовым жанра.
«Стихи на возвратное прибытие» Екатерины II из Казани в Москву в 1767 году утверждают тот же излюбленный тезис:
Что было здесь Петром Великим насажденно,
Тобой взращенное уже то видим мы.
Ограничившись этим, Майков главной темой стихотворения делает заботу императрицы о детях и юношестве. Он восхищенно изображает блестящее будущее приемышей Воспитательного дома — благотворительного заведения, незадолго перед тем открытого. Младенцы с годами войдут в юношеский возраст и вознаградят государыню.
В твое владычество богатство принесут,
Инди́ю съединят с Российскою страною
И Хину во твое подданство приведут.
Питомцы Воспитательного дома, однако, не оправдали торгово-завоевательных пожеланий Майкова, которому в порыве поэтической фантазии представилось, что в этом учреждении «всех енаралами делают», как сто лет спустя ехидно заметила щедринская Улитушка, получив от Порфирия Головлева поручение свезти прижитого им ребенка в Москву на воспитание.
Заметим попутно, что и в других своих одах Майков нередко черпает у Ломоносова риторические фигуры и образы. Так, в «Оде победоносному российскому оружию» есть строки:
Какая буря наступает
И тмит всходяща солнца луч?
Какая молния блистает
И с серою надменных туч?
В оде на взятие Бендер читаем:
Но кая радость дух объемлет,
Какой я вижу ясный свет,
Какому гласу слух мой внемлет?
Эти вопросы уже задавал себе Ломоносов в оде 1742 года:
Какой приятный зефир веет
И нову силу в чувства льет?
Какая красота яснеет?
Что всех умы к себе влечет?
И в оде 1756 года:
Какую радость ощущаю?
Куда я нынче восхищен?
Ломоносов пишет: «Заря багряною рукою» (VIII, 215); «И се уже рукой багряной Врата отверзла в мир заря» (VIII, 138) —Майков берет у него эпитет: «Там, где зари багряной персты» (Ода на взятие Бендер). И даже весьма рискованные «бурные ноги», отмеченные Ломоносовым у лошади, на которую садилась императрица Елизавета, —
И топчет бурными ногами,
Прекрасной всадницей гордясь, —
эти ноги, с яростью опротестованные Сумароковым, находят место в стихах Майкова, правда перенесенные в разряд явлений космических: