СТИХИ {*}
О императрице велика!
Падающего века Атлас!
Священны вознесшися крилы
Над всем светом простираешься.
Тебе поют гусли, кимвалы,
Тебе славят трубы громъгласны.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Излий на нас днесь благодати,
Возведи в лице на нас светлом
Зрака твоего сияние:
Милостию всех нас осени,
И покрой щедротою купно:
От тебе мы вечно зависим.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Изгнанны призовешь науки,
И святые сохранишь музы,
Подая им места покойна.
Се уж оные и приходят,
Се от тебе и приемлются,
Се поют благодарственная.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Княгиня христианска света!
Тела славна уме преславный!
Мы тобою живем и есмы,
Движемся мы на твоем мире,
Крилами покрыты твоими,
Обняты твоими руками.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Тебе живущей, всё здесь цветет,
Тебе хранящей, всё радуется,
Тебе бдящей, всё поспешает,
Тебе велящей, всё слушает;
И колико в нас есть здравия,
О твоем то здравии живет.
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Твое имя в веки пребудет,
Чрез неисчетны веков круги,
Чрез удаленные народы,
И чрез всю имать цвести вечность.
Тебе бог, венцем земным славну,
И небесным прославит вечно!
Воспой самодержицу, воспой, муза, Анну.
Между 15 января и 3 февраля 1732
ЭПИГРАММА, {*}
Пускай те злато, други честь высоку
Любят, те иметь во всем власть широку.
Но мне сей токмо верх есть славы данный
Что величества вашего подданный.
Между 15 января и 3 февраля 1732
СТИХИ {*}
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Обычное бо наше не довольно слово
Всю великость радости тебе изъявити,
Что ваше высочество здесь изволит быти,
И что тем причиняет счастие нам ново.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Лишь твое пришествие слышно нам быть стало,
Всех сердца закипели, мысли заиграли,
И веселие токмо всяку обещали,
И что то есть прямое наших благ начало.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Иной кинулся спешно тебе усретати,
Другой начал пастися пред тебе с дарами,
Третий какими б, думал, почтить тя словами;
А все тя веселяся стали ожидати.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Были же и такие, которы не зная
Радости, что на сердце у них есть, причины,
«Не приезд ли царевны к нам Екатерины?» —
Вопияли от сердца, у всех вопрошая!
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Но когда им сказано, что то правда суща,
Всяк всплескал тако себе споздравив тобою:
«Здравствуй государыня!», кланясь меж собою,
«Здравствуй государыня славою цветуща!»
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Кою и все имеют при тебе зде радость!
Как целого здравия всяк тебе желает!
Как благополучна всяк себе нарицает!
Кою чувствуют в сердце, тебе видя, сладость!
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Ты наша прозовешься светлая денница
Уже солнца, как видно, се к нам восходяща
(Но того чувственного дражайша и вяща),
Которое есть сама свет императрица.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Обычное бо наше не довольно слово
Всю великость радости тебе изъявити,
Что ваше высочество здесь изволит быти
И что тем причиняет счастие нам ново.
Жаль, что не говорят человеча сердца!
Январь 1732
ОДА ТОРЖЕСТВЕННАЯ О СДАЧЕ ГОРОДА ГДАНСКА{*}
Кое трезвое мне пианство
Слово дает к славной причине?
Чистое Парнаса убранство,
Музы! не вас ли вижу ныне?
И звон ваших струн сладкогласных,
И силу ликов слышу красных;
Все чинит во мне речь избранну.
Народы! радостно внемлите;
Бурливые ветры! молчите:
Храбру прославлять хощу Анну.
В своих песнях, в вечность преславных,
Пиндар, Гораций несравненны
Взнеслися до звезд в небе явных,
Как орлы быстры, дерзновенны
Но буде б ревности сердечной,
Что имеет к Анне жар вечный,
Моея глас лиры сравнился,
То бы сам и Орфей фракийский,
Амфион купно б и фивийский
Сладости ее удивился.
Воспевай же, лира, песнь сладку,
Анну, то есть благополучну,
К вящему всех врагов упадку,
К несчастию в веки тем, скучну.
О ее и храбрость, и сила!
О всех подданных радость мила!
Страшит храбрость, всё побеждая,
В дивный восторг радость приводит,
Печальну и мысль нам отводит,
Все наши сердца расширяя.
Не сам ли Нептун строил стены,
Что при близком толь горды море?
Нет ли троянским к ним примены,
Что хотели быть долго в споре
С оружием в действе пресильным,
И с воином в бой неумильным?
Все Вислою ныне рекою
Не Скамандр ли называют?
Не Иде ль имя налагают
Столценбергом тамо горою?
То не Троя басней причина:
Не один Ахиллес воюет;
Всяк Фетидина воин сына
Мужественнее тут штурмует.
Что ж чудным за власть шлемом блещет?
Не Минерва ль копие мещет?
Явно, что от небес посланна,
И богиня со всего вида,
Страшна и без щита эгида?
Императрица есть то Анна.
И воин то росский на мало
Окружил Гданск, город противный,
Марсом кажда назвать пристало,
В силе ж всяк паче Марса дивный;
Готов и кровь пролити смело,
Иль о Анне победить цело:
Счастием Анны все крепятся.
Анна токмо надежда тверда;
И что Анна к ним милосерда,
На ее врагов больше злятся.
Европска неба и азийска
Солнце красно, благоприятно!
О самодержица российска!
Благополучна многократно!
Что тако поданным любезна,
Что владеешь толь им полезна!
Имя уж страшно твое свету,
А славы не вместит вселенна,
Желая ти быть покоренна,
Красоты вся дивится цвету.
Но что вижу? не льстит ли око?
Отрок Геркулеса противу,
Подъемля бровь горду высоко,
Хочет стать всего света к диву!
Гданск, то есть, с помыслом неумным,
Будто б упившись питьем шумным,
Противится, и уже явно,
Императрице многомочной;
Не видит бездны, как в тьме ночной,
Рассуждаючи неисправно.
В нутр самый своего округа,
Ищущего дважды корону
Станислава берет за друга;
Уповает на оборону
Чрез поля льющася Нептуна;
Но бояся ж росска Перуна,
Ищет и помощи в народе,
Что живет при брегах Секваны;
Тот в свой проигрыш барабаны
Се Вексельминды бьет в пригоде.
Гордый огнем Гданск и железом,
Купно воинами повсюду,
Уж махины ставит разрезом
В россов на раскатах вне уду;
И что богат многим припасом,
«Виват Станислав», — кричит гласом.
Ободряет в воинах злобу,
Храброго сердца не имущих,
Едино токмо стерегущих,
Соблюсти б ногами жизнь собу.
Ах! Гданск, ах! на что ты дерзаешь?
Воззови ум, с ним соберися:
К напасти себя приближаешь.
Что стал? что медлишь? покорися.
Откуда ты смелость имеешь,
Что пред Анною не бледнеешь?
Народы поддаются целы,
Своевольно, без всякой брани;
Чтоб не давать когда ей дани,
Чтут дважды ту хински пределы.
В милости нет Анне подобной,
Кто милости у нее просит;
К миру нет толико удобной
С тем, кто войны ей не наносит.
Меч ее, оливой обвитый,
Не в мире, но в брани сердитый.
Покинь, Гданск, покинь мысль ту злую;
Видишь, что Алциды готовы;
Жителей зришь беды суровы;
Гневну слышишь Анну саму́ю.
Тысячами храбрых атлетов
Окружен ты отвсюду тесно,
Молнии от частых полетов,
Что разбивает всё известно,
Устоять весьма ти не можно;
И что гром готов, то не ложно:
На раскатах нет уж защиты,
Земля пропасти растворяет;
Здание в воздух улетает;
И ограды многи отбиты.
Хотя б все государи стали
За тебя, Гданск, ныне сердечно;
Хоть бы стихии защищали;
Всего хоть бы света конечно
Солдаты храбры в тебе были
И кровь бы свою щедро лили, —
Но все оны тебя защитить,
Ей! не могут уже никако,
Старалися хотя бы всяко,
И из рук Анниных похити́ть.
Смотрите, противны народы,
Коль храбры российские люди!
Огнь не вредит им, ниже́ во́ды,
На всё открыты у них груди;
Зрите, как спешат до приступа!
Как и ломятся без отступа!
Не страшатся пушечна грома,
Лезут, как танцевать на браки,
И сквозь дымные видно мраки,
Кому вся храбрость есть знакома.
Еще умножаются страхи
При стенах бедна Гданска града:
Здания ломаются в прахи;
Премогает везде осада.
Магистрат, зря с стены последней,
Что им в помощи несоседней
И что в приятстве Станислава
Суетная была надежда,
Стоя без смысла, как невежда,
«Ах! — кричит, — пала наша слава».
Хочет сбыться, что я пророчил:
Начинает Гданск уж трястися;
Всяк сдаться так, биться как прочил,
Мыслит, купно чрез то спастися
От бомб летящих по возду́ху
И от смертоносного духу.
Всяк кричит: пора начинати, —
Всем несносно было то бремя;
Ах! все врата у града время
Аннину войску отворяти.
Сталося так. Видно знак к сдаче:
Повергся Гданск Анне под ноги;
Воин рад стал быть о удаче;
Огнь погас; всем вольны дороги.
Повсюду и Слава паряща
Се летит трубою гласяща:
«Анна счастием превосходна!
Анна, о наша! всех храбрейша!
Анна Августа августейша!
Красота и честь всенародна!»
Престань, лира! время скончити:
Великую Анну достойно
Кто может хваля возносити
И храбрость свыше при той стройно?
В сем хвала Анне есть многа,
Что любима от вышня бога.
О сем побеждать ей желаю,
И побеждать всегда имеет,
Кто противен быть ни посмеет.
Тем «виват Анна!» восклицаю.
июль 1734
<ИМПЕРАТРИЦЕ ЕЛИЗАВЕТЕ ПЕТРОВНЕ В ДЕНЬ ЕЕ КОРОНОВАНИЯ>{*}
Устрой, молчаща давно лира,
В громкий глас ныне твои струны,
Чтоб услышаться ти от мира,
Вознеси до стран, где перуны,
Светлый твой купно звон приятный,
Да будет сей и грому внятный;
Но сладостна несись в чертоги,
Поя Элисавету красно,
Отныне в том долг твой всечасно,
И ей повергаясь под ноги.
О матерь Отчества Российска!
О императрица! о дева!
О эвропска честь и азийска!
О Петрова чистый плод древа!
Кому можно воспеть пристойно,
Чтобы того было достойно,
Который на главе ти зрится
Се венец от каменя честна?
Песнь моя к тому есть безместна:
Красно все пред тобой стыдится.
Всуе восхищаюсь на горы,
Где лик нежных муз обитает,
Всуе песнописцев соборы
Ум в помощь себе призывает;
Аполлин с хором неисправен,
Ни Пиндар, ни Гораций равен
К должной Элисаветы славе,
Днесь монархини увенчанны,
Милостей в знак от бога данны,
Освященны в вечном уставе.
Тако ли, молчащ, покорюся
Просто сил моих недостатку?
Или тем и винен явлюся,
Что трепещу, да не к упадку
Похвал воспеть что-либ имею,
И, неискусен, онемею?
Всеми ж славится в граде, в поле
Элисавета несравненна,
Тем вся песнь и неукрашенна
Красна́ по одной к тому воле.
Зефирный дух ветры да веют,
Реки да текут млеком, медом,
Все плоды скоряе да спеют,
Цветы да прорастают следом,
Да льют стихии силу нову,
К безвредию тварей готову:
В Элисавете обновились
Российски небеса с светилы,
Для Элисаветы толь милы
И зе́мли ее пременились.
Сим ли наши сердца едины
К общей премене не имели,
В глубокости чувствий, причины,
Что необычно вспламенели?
Зрим, что глава законна ныне
Красится венцом в благосты́не;
Видим, Элисавета сладость,
Престол, скипетр, власть и державу —
Всё же то имеет по праву, —
А мы тем из печали в радость.
Давно на престоле сидети
Элисавете подобало,
Давно в руках скипетр имети
Державу купно надлежало,
Сама главы ее корона,
Бедра́ ж искал меч оборона,
Давно порфира также тщилась
На раменах ее быть всяко;
Чтоб не девические тако,
Но от них сама б украси́лась.
Колики народ тогда бедный
Проливал к вышнему молитвы,
Да на трон та взыдет наследный!
Просил и боялся ловитвы.
Вы, о толь храбрые солдаты,
Монархини сея коль краты
Всем сердцем и словом желали?
Вы, империи стена тверда,
Уже от бога милосерда
Ту достойну и мы прияли.
И се ныне Элисавета
И лицем и венцем сияет,
Се и порфирою одета,
Руками скипетр обращает,
Милостива и правосудна,
Елеем и мечом есть чу́дна.
Коль светло сидит на престоле!
Величество в императрице,
Красоту же мы зря в девице,
С почтением падаем доле.
Но, о сердец наших всех пламень!
О Элисавета Петровна!
Почто сердце ти было камень,
Зря росса толь к тебе любовна?
Почто не скоряй воцарилась?
Ни в венце скоряе явилась?
Просьба молчаща и уж явна
Объявляла тебе довольно,
Что если б тобой было вольно,
Тогда б еще была нам главна.
Сети поставлены уж были,
Глубина же ям оказалась,
Беды и напасти губили,
Ненависть, как огнь, разгоралась,
Змииным блевала злость ядом
И всем уж подымалась адом;
Россия горестно стенала,
Нет защиты, много навета;
Но ты, зря, о Элисавета,
Токмо в жалости воздыхала.
Твоя ли особа дражайша
Пребывала тогда безбедно?
О дщерь! дщерь отца величайша,
Никому не было толь вредно;
Везде обида, везде страхи,
Да уже и самые прахи
Презирали небом любезну;
И сие хотя досаждало,
Однако тя не возбуждало
Взяться за часть тебе полезну.
Чин, благородство, воин, грады,
Здания, корабли, науки,
Купечество и вертограды,
Добрый нрав, искусные руки,
Всё, что в виде чрез Петра новом,
Молило тя молчащим словом:
«О бу́ди, время, наша мати!
Твои и от твоих неложно,
Ах! потщися, дело возможно,
Престань, всех нас радость, рыдати».
Сим дух твой непоколебимый
Хотя и не мог не терзаться,
Но так изволил обращаться,
Будто б народ не был любимый.
Великодушия пределы
И тогда б могли быти целы;
Еще ль бо́льших бед дожидалась?
Шли почти к смерти всех нас ноги,
Спастись не имели дороги,
Тем что тогда не увенчалась.
Что сие? В ревнительном жаре
Куда песнь мою направляю?
Зрюсь безумно в дерзком быть сваре,
Что терпение обвиняю.
Чад российских о матерь высока!
Не отврати от раба ока!
Радость чи́ста и непритворна
Хоть моя то и произносит,
Но подданнейше верить просит,
Что мудрости твоей покорна.
Вышня судеб глубину бога
Чту токмо, страхом одержася,
Ту испытывать дерзость многа,
Бегу потопа, не стыдяся;
Премудр ведал он точно время,
В которо тя, Петрово семя,
Десницею благословити
Полезнее для нас ти было;
Средство же весь свет удивило,
Коим на трон повелел взыти.
Уже зришь, коль народ подданный
Веселий своих веселяе,
Всячески красясь, непопранный,
Ныне и смелости смеляе;
Радости же его причина,
Ты, о монархиня, едина,
Твоим он скипетром восставлен,
Утвержден есть твоим престолом,
Нет в нем места фортуне с ко́лом,
Вечно твоим венцем прославлен.
Тобою мы благополучны
Толь состоянии во всяком,
Что ни случаи нам не скучны,
Всем залога венец твой знаком,
Заключаешь ли мир с другами?
Дары с неба несутся сами:
Льется обилие, богатство,
Внутрь вселяется дух покойный,
Порядок зрится всюду стройный,
Искренность, любовь, верно братство.
Враги ли тя нудят ко брани?
Остряе мечи становятся,
Скоро до́лжны несутся дани,
Храбрость, сердца́ больше ярятся;
Где ни идет воин — успехи,
Реки и моря́ без помехи,
Побеждает сама победа,
Скоряе птицы слава мчется,
И токмо что триумф поется,
Противный полк гибнет без следа.
Здравствуй ввеки, о увенчанна!
Пользуйся благодатьми сими,
Императорствуй, богом званна,
С цветами благостий твоими!
В милости, суде превосходна,
И добродетельми толь пло́дна,
Ликуй, матерь благословенна!
Вкушай плод намерений чистых
В Петре с отраслей Петра истых!
В дар же тебе? — Мысль покоренна.
Не презри и моея музы,
Молчавшия чрез время много,
Днесь расторгла немоты узы,
Да тя славит, хотя убого,
Не достойна твоего слуха,
Но песнь чи́ста се́рдца и духа;
Воззри на искренность желаний
И на должность верну подданства:
Сим счастлив, без красна убранства,
Конец творю лирных играний.
Весна 1742
<ПАРАФРАЗИС ПСАЛМА 143>{*}
Крепкий, чудный, бесконечный,
Поли хвалы, преславный весь,
Боже! ты един превечный,
Сый господь вчера и днесь:
Непостижный, неизменный,
Совершенств пресовершенный,
Неприступна окружен
Сам величества лучами
И огньпальных слуг зарями,
О! будь ввек благословен.
Кто бы толь предивно ру́ки
Без тебя мне ополчил?
Кто бы пра́щу, а не луки
В брань направить научил?
Ей бы, меч извлек я тщетно,
Ни копьем сразил бы метно,
Буде б ты мне не помог,
Перстов трепет ободряя,
Слабость мышцы укрепляя,
Сил господь и правды бог.
Ныне круг земный да знает
Милость всю ко мне его;
Дух мой твердо уповает
На заступника сего:
Он защитник, покровитель,
Он прибежище, хранитель.
Повинуя род людей,
Дал он крайно мне владети,
Дал правительство имети,
Чтоб народ прославить сей.
Но смотря мою на подлость
И на то, что бедн и мал,
Прочих видя верьх и годность,
Что ж их жребий не избрал,
Вышнего судьбе дивлюся,
Так глася, в себе стыжуся:
Боже! кто я, нища тварь?
От кого ж и порожденный?
Пастухом определенный!
Как? О! как могу быть царь?
Толь ничтожну, а познался!
Червя точно, а возвел!
Благ и щедр мне показался!
И по сердцу изобрел!
Лучше ль добрых и великих?
Лучше ль я мужей толиких?
Ах! и весь род смертных нас
Гниль и прах есть пред тобою;
Жизнь его тень с суетою,
Дни и ста лет — токмо час.
Ей! злых всяко истребляешь:
Преклони же звездный свод
И, коль яро гром катаешь,
Осмотри, снисшед, злой род;
Лишь коснись горам — вздымятся;
Лишь пролей гнев — убоятся;
Грозну молнию блесни —
Тотчас сонм их разженеши,
Тучей бурных стрел смятеши:
Возъярись, не укосни.
На защиту мне смиренну
Руку сам простри с высот,
От врагов же толь презренну,
По великости щедрот,
Даруй способ — и избавлюсь;
Вознеси рог — и прославлюсь;
Род чужих, как буйн вод шум,
Быстро с воплем набегает,
Немощь он мою ругает
И приемлет в баснь и глум.
Так языком и устами
Сей злословит в суете;
Злый скрежещет и зубами,
Слепо зрясь на высоте;
Смело множеством гордится;
Храбро воружен красится:
А десница хищных сих
Есть десница неправдива;
Душ их скверность нечестива:
Тем спаси мя от таких.
Боже! воспою песнь нову,
Ввек тебе благодаря,
Арфу се держу готову,
Звон внуши и глас царя:
Десять струн на ней звенящих,
Стройно и красно́ гласящих
Славу спаса всех царей;
Спаса и рабу Давиду,
Смертну страждущу обиду
Лютых от меча людей.
Преклонись еще мольбою,
Ту к тебе теперь лию,
Сокрушен пад ниц главою,
Перси, зри, мои бию:
О! чужих мя от полчища
Сам избави скоро нища.
Резв язык их суета,
В праву руку к ним вселилась
И лукавно расширилась
Хищна вся неправота.
Сии славу полагают
Токмо в множестве богатств,
Дух свой гордо напыщают
Велелепных от изрядств:
Все красуются сынами,
Больше как весна цветами;
Дщерей всех прекрасных зрят,
В злате, нежно намащенных,
Толь нет храмов испещренных:
Тем о вышнем не радят.
Их сокровище обильно,
Недостатка нет при нем,
Льет довольство всюду сильно,
А избыток есть во всем:
Овцы в поле многоплодны
И волов стада породны;
Их оградам нельзя пасть;
Татью вкрасться в те не можно;
Всё там тихо, осторожно;
Не страшит путей напасть.
Вас, толь счастием цветущих,
Всяк излишно здесь блажит;
Мал чтит и велик идущих,
Уступая ж путь, дрожит.
О! не вы, не вы блаженны,
Вы коль ни обогащенны:
Токмо тот народ блажен,
Бог с которым пребывает
И который вечна знает,
Сей есть всем преукрашен.
<1744>