«НЕ ВСЕГДА ДОЖДИ ЛЬЮТ НАВОДНЕНИЕ...»{*}
Не всегда дожди льют наводнение;
Ни в морях от бурь за́все волнение;
С полго́да лед в странах армянских;
Ветр престает на горах Гарганских.
Кедры не всегда вихрем ломаются;
Ли́ста не в весь год рощи лишаются:
И ве́дро после туч бывает;
В весну и дерево процветает.
Вальгий! Ты ж всегда вне утешения:
Сын скончался! мнишь: нет украшения!
Сражен тем, в вечер слезы то́чишь,
В утро слезами ж лице всё мочишь.
Нестор века с три пребыл ли слезнейшим,
Разлучившись сам с чадом любезнейшим?
Приам на всяк день по Троиле
Плакал ли горько в такой же силе?
Время отложить слабость сердечную;
Лучше прославлять честь долговечную:
Наш Кесарь Август победитель,
Тигра, Евфрата есть укротитель.
Скифов огласим оба всеместнейших:
Им в пределах он такожде теснейших
Велел быть, покоренным с бою,
Не преходить же за них ногою.
<1751>
«ПЕРВЫЙ ФЕБ, ГОВОРЯТ, ЛЮБОДЕЙСТВО С ВЕНЕРОЮ МАРСА...»{*}
Первый Феб, говорят, любодейство с Венерою Марса
Мог усмотреть: сей бог зрит всё, что случается, первый.
Видя ж то поскорбел, и Вулкану, Венерину мужу
Ложа неверность притом показал и неверности место.
Ум пораженный того, и держал что в руках он работу,
Вымыслил в тот же час сковать претонкие цепи;
Уж совершил он сеть, совершил и невидимы узлы.
Дело тончайше сие основы всякия было,
Также тончайше оно паутин попремногу имелось;
А и сработано так: прикоснуться только — попасться;
Всё ж разложил по местам он вкруг кровати пристойно.
Вот же как скоро легла с любодеем супруга на ложе,
Оба тотчас они попались в новые узы,
Ими при самых своих объятиях связаны стали.
Спешно Вулкан растворил слоновые створчаты двери,
Всех и богов туда впустил. Лежат те бесчестно;
Хоть и желал бы другой быть бог в бесчестии равном,
Боги все, животы надрывая, смеялись, и долго
Был сей случай везде всеведомым смехом на небе.
<1751>
«КЛИА ТОЧНЫ БЫТИЯ...»{*}
Клиа точны бытия
В память предает, поя.
Мелпомена восклицает
И в трагедии рыдает.
Талия, да будет прав,
Осмехает в людях нрав.
Пажить, равно жатву се́рпа,
Во свирель гласит Эвтерпа.
Гуслей Терпсихора звук
Соглашает разный вдруг.
Эрата смычком, ногами
Скачет, также и стихами.
Урани́я звезд предел
Знает, свойство и раздел.
Каллиопа всех трубою
Чтит героев всезлатою.
Упражняясь наконец
В преклонении сердец,
Полигимния нарядно
И вещает всё изрядно.
Движет превыспренний ум
Муз сих, купно оных шум:
Посредине Феб сам внемлет,
А собою вся объемлет.
<1751>
«КРАСНАЯ ФЕБУ СЕСТРА! ТЫ ВСЁ ПО ГОРАМ И ПО ДЕБРЯМ...»{*}
Красная Фебу сестра! ты всё по горам и по дебрям
Бегаешь, а иногда быстролетными ранишь стрелами,
Серну ль случай подаст, твоего ль от острейшего гнева
Все разбегаются, коль ни свирепствуют, сами львы наши.
О, божество дубрав! О, если тебе и подругам
Чистый угоден сей дом и усердия чистого роща,
То умоляющих нас услышь, призрев милосердно:
Здесь никогда б не быть своевольству мерзкому леших.
Рощу сию тебе посвящаем, и да возрастает
В славу твою лес цел: приими ты дар благосклонно.
А как пенистых мы вепрей в тенета погоним,
Купно и жертву тебе приносить на полях сих имеем,
То к нам явно приди; мы буде ж излишнего просим,
То прииди как тебе угодно, и рыском твоих псов,
Также и лаяньем их наполняй нам слухи почасту.
Здесь каравод собирай дриад, и ореады многи
Да окружают тебя. Вы то под сению леса,
То ликовствуйте здесь при водах, то в горных пещерах,
Где истекают ключи прохладны из камней песчаных;
Там и купаться в жары вам обнаженным пристойно:
Актеон в тех струях укрываться тайно не будет
И превращать самой в еленя некого тамо;
Также и ни скорпий не убьет у тебя Ориона,
Коему б от земли вознестись и быть уж звездою;
Сам потому ж с твоим колчаном охотником Йовиш
Здесь не яви́тся, чтоб дать другую медведицу небу.
Токмо, богиня, ты причислить к острову Делу
Рощу сию удостой, и к полям снежистым в Ликии;
Чаще и не живи при Эвроте, ни больше при Пинде.
А уж котора из нимф препроводит лета довольны,
В новый вид хотя превратится, и деревом будет,
Вверьх и ветви она вознесет, опушившись листами,
Дубом ли станет та, иль лавром, — то умножать ей
Ты сама повели сей лес: не ссечет Эризихтон,
И никогда ничьей не познает роща секиры.
<1751>
«ПОБЕДИТЕЛЬ, О! ЩЕДРЫЙ ОТЕЦ СИЦИЛИЙСКИЙ, ГРЯДЕШИ ПРЕСЛАВНО...»{*}
Победитель, о! щедрый отец Сицилийский, грядеши преславно;
С тобою мир возвращенный в одежде златой;
И с неба крилами летит благочестие белыми явно.
Воззри, как тебя осеняет бог в силе святой!
Воззри, коль землю твою согласие всю пременяет!
Непорочный покой, с пребогатым содружно трудом,
По всем пространным полям с веселием ныне гуляет.
Полна́ там цветов, изобильна там нива плодом.
Исчезни война и злодейств все гро́зы в неистовстве бледном;
Совокупно молчи беззаконный оружия звон:
Ты сядешь един, отец, возносясь на престоле наследном,
И токмо уже воруженный с тобою закон.
<1751>
«ОТВЕРГНИ УЖ ПЕЧАЛЬ: ДОВОЛЬНО ТЫ КРУШИЛАСЬ...»{*}
Отвергни уж печаль: довольно ты крушилась;
И красота твоя чрез бледность повредилась.
О! я благодарю за милость всем богам:
Вот ожерелье уж пришло к моим рукам!
Ей! как желала я, успех так получила.
Теперь я высока и к небу доступила!
Венера и сама вздевала сей наряд,
Как Марса побеждал ее умильный взгляд;
Дивился изумлен тирийский зять богатством,
Что шея у жены сияла ж тем изрядством.
Какой же чистый луч играет толь огнем?
Сравниться Феб своим не может ясным днем.
Но чем, безумна, ты себя, смотри, прельщаешь?
Дом, верность и любовь за мзду пренебрегаешь.
Ах, горе! что чинить? то ожерелье мне
Придет уж посему весьма в драгой цене.
Бесчастна! ты на брань, вот та твоя услуга,
Возможешь осудить любезного супруга?
Все птицы вещи брань, Дельфийский сам отец,
Претят все и скоты пожерты наконец.
О! коль смертельный дар, с смертельною и мздою:
Ты, счастлива, чрез то возможешь быть вдовою?
Ах, жалость! ах! убор весь лучше тот откинь;
Супруг пускай живет; а ожерелье сгинь.
Сомнение мою так грудь всю раздирает,
Как наглый судно вихрь во все страны́ бросает.
О! столько ль ты проста! то в пользу ты себе
Не хочешь обратить, твое что по судьбе?
На что бояться птиц всегда пустых и тщетных?
Без брани б быть; богатств лишишься ты несчетных?
Так ожерелье пусть приятое воюет:
То лучше всех мне царств; дух с ним мой ликовствует.
Пророчество еще пришло на ум ко мне,
И сердцу паки жаль: но мысль и внутрь и вне.
Что делать? О! беда, когда того боится,
В желаниях своих чем сердце веселится!
Но если ты себя достойною мнишь быть,
Небесное тебе чтоб золото носить,
И ежели к лицу пристал наряд прелестный,
То дар сей от богов взимай уму невместный:
Быть может, что тебя не любит уж супруг;
Дерзай мстить не боясь, и успокой твой дух;
А буде ж он всегда тебя толь почитает,
Что, сколько у богинь, иметь тебе желает,
То добровольно сам угодность он сию
Отважится тебе купить чрез кровь свою.
<1751>
«ВСЕ ВЫ СЧАСТЛИВЫ СЕДМЬ КРАТ СОЛНЦЕМ ОСВЕЩЕННЫ...»{*}
Все вы сча́стливы седмь крат солнцем освещенны,
О! прекрасные древа́, здесь произращенны:
Вы, качаясь буйно в царских древле сих местах,
Кажете приятно зелень на своих листах!
Сам Хаонский к вам и лес, голубина слава,
И Нисейская еще дальная дубрава
Неприменны всяко; ни жилище и богов
Главнейшия Иды; ни дремучий Пинд с верьхов.
Кто стихами воспоет сей лесок достойно?
Кто блаженство всё его? кто всех нимф пристойно?
Здесь береза, ольха, ясень, ель, шумит и клен;
Здесь тополь и липа; странных род совокуплен;
Всяк невреден дуб всегда; бук толь престарелый;
Друг и виноградный вяз; кедр младый, созрелый.
Каждого приятен собственный во всем убор;
В каждом лист различен, веселят все купно взор
Много кипарисов толь нежно вознесенных,
А на знак, в гульбище сем, ростом отмененных;
Сосны обычайны, и фригийские притом,
Грозный их минует и перун, когда есть гром.
Здесь как Аполлинов лавр, дар так вседражайший,
Кой Минерва подала мира в знак блажайший.
Но внизу орешник; а густый кустарник там
При ручьях, подобных кристалю, сплелся и сам:
Вся ж земля лице свое цветом устилает,
Роды сих производить Зе́фир токмо знает;
Те и Прозерпину могут ныне утешать:
Уж ее Стигийску мужу здесь не похищать.
Смелых сей волков лесок вовсе не имеет;
Ни войти в него и вепрь всячески не смеет;
В нем не слышно всюду ни блеяния овец,
Лев когда заблуждших пожирает их вконец,
С голода или страшит хриплым о́даль рыком,
Ближний весь округ таким оглашая криком.
Всяк здесь коз игривых токмо видит повсегда;
Быстрых и еленей доброродные стада́:
Видит тех всяк и других, как иль отдыхают,
Иль от страха по леску́ бегая мелькают,
Те когда заслышат восклицание и плеск;
Ветры ль к ним приносят мнимый в бодры слухи треск.
Что ж до вас, любезный род! сладостны певички!
Не обманет ни одно в роще древо, птички;
При струях журчащих не находится ж силков,
Коим бы на ваши строить ножки лесть и ков:
Вольно вам летать вверьх, вниз, в воздухе тончайшем;
Вольно на сучках сидеть, на кустке нижайшем.
О! коль любо сердцу, в ризе как златой заря
Пташек собирает: из сих множеством паря,
То садится всяка там, кри́ла оправляет,
То всходящу уже дню песньми поздравляет!
О! коль любо сердцу слышать в разни стройный глас!
О! коль любо в роще находиться в оный час!
Малое то говорю. Пребывать в лесочке
Многим и богиням здесь мило при поточке:
Прочь, прочь нечестивы от леска сего глаза!
В святолепной роще любопытным смерть гроза.
Но за что леску сему честь дана толика,
Божеска в нем и почто сила так велика;
Вы, богини, сами удостойте объявить,
На корах причину перстом нежно вобразить.
Сиесть: посещать его царска непорочно
Приобыкла часто дщерь, а с собою точно
Хор девиц прекрасных совокупно иногда
Весть благоволяет, славно шествуя туда.
Для того здесь естество землю одарило
И блаженством райским толь всю преукрасило;
Нимфы ж, да умножат препроводниц должных ей,
Сердцем восхотели в сени водвориться сей.
О! державных, дева, верьх! свыше, о! хранима,
Вниди в рощу, нимф там зри; им да будешь зрима,
Сами те желают. Ныне удостой, гряди;
Лик твой благочинный велелепно в ту веди.
След весь чистые поля, пойдешь где стопами,
Там означат на траве распестрив цветами;
Тот услужны нимфы невредимо сохранят,
Лобызать хотящих оный сами предварят.
Но не рощица одна, о! да место всяко
Здесь присутствием твоим просветится ж тако:
Ты едина в милость можешь небеса склонить,
Благ виновна многих, скверность зол искоренить.
Что Ливийская страна жаром вся сгорает;
Что с трескучих брег иной мразов умирает, —
Буде ж ты восхощешь и туда пойти, везде
Укротится воздух, сколько б ни был вреден где;
Нива тотчас процветет, пле́вы потребятся;
В лучшее и времена все возобновятся.
<1751>
«ЗРЯ, ПРИШЕДШИЙ, ГРОБ НЕДАВНЫЙ...»{*}
Зря, пришедший, гроб недавный,
Зришь раскаяний вид славный.
Кто, по совести своей,
Быть не должен в жизни сей,
На себя так и взирает;
Тот здесь дважды умирает.
Ты ж ни клятв не говори;
Ни молитвы не твори;
Будь молчащий осторожно:
Погребенной тут не можно
Ни добра, ни зла желать.
Разве сей привет послать:
«Тень! чего сама достойна;
Так бы там была спокойна.
Селенисса есть она!
Вещь сомнения полна,
Больше ль верность повредила,
Иль за то себе отметила».
<1751>
«БАКХ ПРИБЫЛ, ПРИБЫЛ САМ В ТОРЖЕСТВЕННОМ К НАМ ШУМЕ!.. » {*}
Бакх прибыл, прибыл сам в торжественном к нам шуме!
Прекрасного сюда, в веселой токмо думе,
Коляска в четверне на тиграх привезла,
И с ним ту всю корысть, что Индия дала.
Звени ж медь и струна; красись чело венками;
Да наполняют ночь и бубны стуком сами.
Бакх прибыл, прибыл сам! Он сильно все мутит:
Тут ссора; инде мир; всяк тихо не сидит;
Здесь песню все гласят; а там все пляшут, скачут,
Те спорят о делах; те по-пустому плачут.
Не больше от бакхант, по каждых трех годах,
Нелепых воплей в ночь бывает на лугах.
Всяк кубок пьет до дна; все пенятся стаканы;
Еще ж не полно пить, хотя уже все пьяны.
Однак убийства Бакх с собою не привез,
Ни приключений злых, ни также горьких слез, —
Но шаткий ход ногам и сон в глаза покойный;
Притом у всех сердец страх отнял он пристойный;
А выгнанна из них дивится уж печаль,
Что каждому всего и ни себя не жаль.
Вот кучи без меча, без крови всюду пали;
От одолевша всех сном отдуваться стали.
Так, о! плененным сей весьма есть склонен бог:
А толь бы паче был прибыток не убог,
Когда б не исчезал по мраке на рассвете
И долее в своем он пребывал бы цвете.
<1751>
«СНЕСШИЙСЯ С КРУГОВ НЕБЕСНЫХ...»{*}
Снесшийся с кругов небесных
На презнаменитый брак,
Где в пресветлостях чудесных
От зениц гоня весь мрак,
Лучезарною порфирою
Феб явил присутство с лирою.
О! вас, боги, можем зреть
Мы и всех уже пред нами:
С горнейших престолов сами
Вы потщались к нам приспеть.
Как уже Гимен преславно
Брачные вжигал свещи́,
То богов царица равно
Восхотевши помощи,
Распещряла всеконечное
Велелепие венечное,
А Пафийска чрева сын
Метно и слегка златою
Поражал сердца стрелою,
Малый оный Купидин.
Се и гуслем бог прекрасный
Начал радость прославлять;
По стопам звон доброгласный
Так речами оживлять:
«Дайте руки сердцем искренним,
В твердый знак любви пред выспренним!
Червленеясь, все зари
Дней вам ясность возвещают;
Их судьбы не сокращают:
Дайте руки! о! цари.
Час, обеты исполняя,
Веки счастием дарит;
Гименей всё уясняя,
Чистым пламенем горит;
Лавром и чертог красуется;
Звук всклицаний согласуется:
«Галлический славный род,
Красный же Сицильский браком
Счетаваются со знаком
Предержавных их пород».
Зри, жених всем одаренный,
В предызбранной красоте
Зрак Минервин озаренный;
Взор Юнонин в высоте;
Цитереины приятности,
Что превыше вероятности;
Зри, невеста коль твоя
И Диану превосходит,
Из дубрав в эфир как всходит
Девства с честию сия.
Толь блистающа денница,
Сладковонный тварей цвет,
Благолепная девица
Уж грядет к тебе в совет.
Ты ж, о! верьх царей явленнейший,
Чти в ней дар еще нетленнейший:
Мысль на свет ума взнеси,
И поемля героиню,
Точно мудрости богиню,
В жребии твоем гласи.
Видеть и само́й ей мило
Бодрость в нежностях твоих,
Зрящей лучше есть и было
Всё в тебе богов самих;
Зрит главу и уст смеяние,
Жар очей и тех сияние,
Зрит, и чувства в глубине
С удовольством помышляет,
И твоих сил похваляет,
Тайно ж, храбрость на войне.
Иногда: коль светл явишься
При встречании полков,
В отчество как возвратишься,
В них и будешь там каков;
И сама коль почитаема,
И с тобою усретаема
Будет всюду по градам.
Но еще она боится:
Ах! не тщетно ль, мнит, ум льстится?
Ах! не ра́вен ли вид снам?
Прочь, боязнь, прочь! Бодрствуй, дева;
Бытие то, не мечта;
Ни судеб, ни хитрость гнева,
Ни желаний суета.
Всё, что зришь, есть достоверное;
Торжество нелицемерное!
Страх и трепет твой исчез,
С ними горесть и печали:
Ликовство предобручали
Оны времена и слез.
Все со мною силы брачны;
Здесь веселие крася́т
Три богини доброзрачны,
Кои вкупе вам гласят:
Даше руки сердцем искренним,
В твердый знак любви пред выспренним!
Дайте руки, наконец,
Ты, о! дев верьховных слава,
О! и ты, мужей держава,
И светило, и венец.
К ним, спокойствие святое,
Вожделенно ты гряди,
Житие их предрагое
Всё тобою огради:
Много было им томления,
И довольно с них медления.
Нерешимый уж союз
Их совокупляет ныне:
Чувствовали б не в пелыне
Множимую сладость уз.
Без трудов премногих в боги
Не причтен и Геркулес:
Бремена ему дороги
И отверзли дверь небес.
Дайте руки сердцем искренним,
В твердый знак любви пред выспренним!
Дайте руки: всё прошло,
Коль ни долго вы имели,
Коль взаимно ни терпели
Неблагополучий зло.
Дышет воздух вам прохладом;
Осеняют боги вас,
Чад, сладчайшим виноградом,
Общий вознося свой глас:
Дайте руки сердцем искренним,
В твердый знак любви пред выспренним!
Дайте руки. О! всегда
Добродетели начало
В бедствиях себя венчало;
Но не гибнет никогда».
<1751>