<МОНОЛОГ НАВПЛИИ>{*}
По случаю всю ночь без сна так пребыла,
Что больше уж я быть на ложе не могла.
Чего для, на заре восставши, нарядилась,
А ожидая дня, всходящему молилась.
Но вот внезапу вшел не Пирра — Пирр ко мне,
С чела, с очей, с лица умилен весь отвне.
Поздравившего я поздравила ответом:
Он показался тем доволен быть приветом.
Тогда в нем сильный жар с румянцем так играл,
Что мил он был глазам, а жалок, что вздыхал.
Поистине сказать, в себе я сожалела,
Что был прекрасен толь, и завистью горела!
Коль счастливым она того мня учинит,
В супругу кто ее себе соединит.
Он на колена пад, мою ж схвативши руку:
«Ах, Навплия! — сказал, — пока страдать мне муку?»
— «Какую, — говорю! — что, Пирра? что вы так?»
И купно в том меня страх обнял, очи ж мрак!
«Люблю, — он говорил, — люблю уж больше года;
Меня страсть премогла, я равного вам рода!
И льщу себя, что ваш! О нежных цвет красот!
Един суровый вид, явленный от высот
Как грозного чела, так вашего и ока,
Мне здесь не изречет погибельного рока!
Не можно, видя вас, всем сердцем не любить,
Не можно сердца внутрь в любви от вас таить.
Ах! не́льзя, по себе то всё я примечаю!
В прекрайней страсти к вам, всю тайну вам сообщаю.
Однако дерзость мне оставить вас молю!
Любовь причина ей, иль жизнь в казнь потреблю».
Я думала тогда, что Пирра тем играет,
Сказала: «Не в одних вас сердце обмирает.
Есть, кои с вами так быть счастливы хотят,
Но ах! им в том судьбы естественны претят.
Вы встаньте, с вас сего довольно будет слова,
Когда б не тот предел, я б ваша быть готова!»
Скоряе речи он, с земли вскочивши, встал;
«О вы уже моя! и я ваш, — так сказал, —
Позволено теперь от вас мне быть в надежде?
Я Пиррою у всех по сей моей одежде.
Не Пирра я, но Пирр и юноша и князь,
Еще не из простых, по правде не гордясь,
Я прислан так сюда от брега чужестранна,
Прислала ж мать меня в княгинях преизбранна;
Считали девять всех тогда мне только лет,
Ах! лучше малым быть, любви не зная бед;
Но случаю сему укрытия подлогу
И принят для чего я к царскому чертогу,
Причина от меня совсем закрыта есть,
Чего для не могу и вам о том донесть».
Сказав то, паки он упал вдруг на колена:
«Люблю! любите ж вы, я вечно в узах плена».
Деревенела я и такова была,
Царевна! какова вы быть уж начала!
То приходила в страх, то странности дивилась,
То на себя, ах зло! то на него сердилась.
Была я не в себе, была как истукан,
Один был на уме, как пагубный обман;
А к прочему всему без чувства пребывала,
Что делать я должна, куда уйти не знала!
Однако от него я вырвавшись там вдруг
(Он за руки держал и не пускал из рук),
Вбежала я сюда, вбежала изумленна,
Что от лестца того смертельно оскорбленна.
Подумайте ж теперь, царевна! как нам быть,
Не всем ли, больше ж вам в бесчестии пребыть,
Что юноша при нас, девицах, обитает?
Ах! что, как государь, родитель ваш, узнает?
<МОНОЛОГ ДЕИДАМИИ>{*}
Деидами́я! что твоим внушила слухом,
И как спокойна ты пребудешь ныне духом?
Кто твой, того могла другая уж пленить.
Ах! плачьте, плачьте вы потоком слезным, очи,
Веселий свет померк, вас кроет мрак, тьма ночи,
Когда любезный мой возмог так изменить!
Всю внутренность мою лютейший яд терзает,
И кажется, что смерть меня уже лобзает;
Мне бремени сего ни снесть, ни пременить,
Недвижима стою, все члены уж слабеют,
Душевны силы все ж и мысли цепенеют,
Когда любезный мой возмог так изменить!
Коль чувствую весьма я много поражений,
И делается коль смертельных внутрь сражений!
Досада кажет месть, любовь же преклонить
Повелевает вновь мягчайшими словами.
Ах очи! плачьте вы обильными слезами,
Когда любезный мой возмог так изменить!
Где святость страшных клятв? богов где имя многих?
Где совесть, честь и стыд? Любовь! ты сих бед строгих
Не чувствуешь еще, еще и можешь мнить,
Что толь неверный твой к тебе сам обратится!
Ах! сердце в суете и безуспешно льститься,
Когда любезный мой возмог так изменить.
Богиня красоты! о! кипрянам священна!
И ты сама, любовь, что всем не запрещенна!
Пожершуюся вам так праведно ль казнить?
Но случай сей почто ж меня так уязвляет?
Соперница! ах! всё меня уж умерщвляет,
Когда любезный мой возмог так изменить.
Куда ни обращусь, всё в злобе негодует,
Стихии мне грозят, и естество враждует.
О боги! вы на то ль могли меня хранить?
Ах нет! избрала ту злочастную я долю,
Склонила я сама на то мою всю волю, —
А мне любезный мой возмог так изменить.
О бедна! ласкам я поверила прелестным,
Поверила его поступкам мнимо честным,
Слезам его тогда, теперь их мне б ронить,
Я данной мне руке поверила и роду,
Еще и не смотря на собственну безгоду, —
А мне любезный мой возмог так изменить.
Надеялась не так, не так и помышляла,
Достоинство его умом усугубляла,
Сея надежды как драгою не ценить?
Достоинство когда надежду в вас рождает,
Сомнения оно собою побеждает, —
А мне любезный мой возмог так изменить.
Природна сердца страсть! поверенность пустая!
И ты, ков и подлог! вам слава в том какая,
Что можете, прельстив, девицу обвинить?
Ах! искренность моя, сие ль ты заслужила?
Но простота сама меня и погубила,
Что мне любезный мой возмог так изменить
Довольно мне беды; родителю молчала,
Но втайне грех пред ним слезами омывала.
Неверности ж был спех зло злейшим изъяснить.
Вот мне уж срамота! вот явна казнь готова.
О! стыд, о! срам, и смерть не столько есть сурова.
Однак любезный мой возмог так изменить.
Земля! меня пожри, жить больше мне не можно,
Когда он тайну всю нарушил толь подложно;
Тем начал рок уже к погибели гонить.
Хоть горы на меня падите, хоть ты, море,
Пучины в глубину подмыв низринь, ах горе!
Уж мне любезный мой возмог так изменить.
Но прежде нежель вы смерть люту устремите,
Моление сие от бедныя примите,
Чтоб речь мою с его могла соединить
Ах! можно ль думать, как толикая неверность
Умела, чтоб себя таить чрез лицемерность,
И чтоб любезный мой возмог так изменить.
<ИЗ МОНОЛОГА АХИЛЛЕСА>{*}
...Как Навплии дерзнуть восстать на нас бедою?
Я сын, я внук богам, я правнук им судьбою.
Но вы едина дщерь родителю, он царь
И подданным своим великий государь.
Что ж Навплия? раба есть ваша по природе,
Тем не захочет быть за свой донос в безгоде.
Какая ж есть и мзда клевет за неприязнь?
Мучение сперьва, потом и смертна казнь
Оставьте все свои напрасные печали:
Уж много крат твержу, что радости настали.
<МОНОЛОГ УЛИССА>{*}
Агамемнон царь, вождь пела́згических сил,
Которые союз всеобщий ополчил
Фригийския Трои́ к насильнейшей осаде
И на царя ее Приама, седша в граде,
Державному царю здесь Ликодему, вам,
Изустно чрез меня, но равно как бы сам,
И здравия всегда и многих лет желает,
А дружбы своея в знак да́ры посылает,
Вам копие и щит и свой любезный шлем,
Что воинству всему был виден часто в нем,
Но цве́ты и плоды царевне и девицам,
Пред солнцем вами всем прекрасным, как зарницам.
Что ж до меня посла: толикому царю
Вручив себя в любовь, почтение творю.
И так донесть при том от искренности смею,
Что видеть ваш престол за счастие имею.
<МОНОЛОГ АХИЛЛЕСА>{*}
Той воле прежде вас я должен быть и верен,
Которыя есть суд всегда нелицемерен.
Судьбе послушен есть бесспорно Ахиллес,
У коея престол превыше есть небес,
Где гро́знейший Перун весь оный окружает
И приступить к нему собой не допущает;
Та прежде тварей всех и прежде всех веков,
Как был ее предел, пребудет ввек таков;
Пред ней сил многи тьмы сияниями блещут,
И в пламени своем ее ж они трепещут;
Желание та всем, та всем любовь и страх;
Светил число пред ней тень токмо, самый прах, —
Так о судьбе Хирон, чудясь сам, мне представил,
Ее знать, ей служить всегда меня наставил.
Осень 1750
ИЗ КОМЕДИИ «ЕВНУХ»{*}
Что ж бы делать мне! Не пойду и званый!
Иль тех лучше женских не терпеть обид!
Не пустила; ждет: возвращусь отгнанный?
Нет, нет! Коль ни просит, не уговорит.
Если можно так сделать, как хотите,
То не будет лучше этого ничто.
Буде ж и начав, да не совершите,
И, по ней тоскуя, а просить никто
Уж не станет к ней, сам, не изъяснившись,
Просто там явитесь, и дадите знать,
Что вся ваша страсть в сердце вкоренившись,
Без нее не может в жизни пребывать, —
То вам доношу, что уж вы пропали.
Будет та стараться, чтоб вас обмануть,
Как увидит впрямь, что без ней в пень стали,
И что вам уж не́льзя не по ней вздохнуть.
Для того теперь, есть пока вам время,
Не однажды, сотью думайте, сударь.
Этих больше дел тяжело тем бремя,
Как что под лад, под меру не идут, лоб хоть спарь.
Всё то есть в любви; именно ж обиды,
Злобы, ревность, ссоры, подозрений сбор,
Перемирье там, и умильны виды,
Там опять брань, паки ж мирный договор.
Так что буде б вы все те непорядки
Разумом исправить пожелали тут,
То б вы согласить тщались, без оглядки,
С разумом безумство, с добрым — кто век плут.
Что ж до мыслей сих, кои в вас с досады:
«Я ль к ней уж ногою?.. с ним та... не моя?..
Коя так со мной?.. коей мы как смрады?
Умереть мне лучше! Будет знать, кто я!»
Эти все слова слезкою одною,
Вытерши насилу из своих двух глаз,
Тотчас утолят; хитростью ж такою
До того способно приведет и вас,
Что сам пред ней станете виниться,
Чем и не захочет наказать она,
Должны будут вам казни полюбиться,
Скажете, что ваша больше тех вина.
О! зло, я теперь чувствую уж ясно,
Что она плутовка, и что мне беда.
И сержусь на ту, и люблю пристрастно
Знаю, смышлю вживе, вижу без труда,
А однак и с тем только погибаю!
Что мне делать ныне, и куда пристать;
Нет на то ума, и отнюдь не знаю
Что вам делать надо? От нее отстать;
Пула ж и не дав, из такой неволи
Уходить как можно; иль уж малым чем
Выкупить себя. Буде ж не на голи
Откупаться должно, скольким можно, тем
Откупайтесь вы; больше ж не печальтесь.
Добр совет твой прямо ль?
Лучшей изо всех.
Но притом еще по себе вы сжальтесь,
Не давайте сердцу новых как прорех,
Язвы так любви сильно все сносите.
Но вот пропасть статкам нашим всем идет,
Прямо ж и сюды, сами посмотрите:
Та одна доходы собственны нам жрет.
Горе мне! Боюсь, чтоб как не противно
Федрию то стало, и чтоб не туда
Не причел всего, нежель как, нельстивно
В том с ним поступивши, у ворот когда
Он вчера моих стукался довольно,
Я его нарочно не пустила в дом:
То меня крушит, не играя, больно.
Парменон, все члены так дрожат, что льдом
Стал теперь я весь, та лишь показалась!
Будьте смелы; ближе станьте вы к огню;
Хоть какая б к вам стужа привязалась,
От жару растаять можете, как мню.
Кто там говорит! А! Мой Федрий, надо
Чтоб была вам ну́жда долго здесь стоять;
Я сему, что вас вижу, очень рада.
Иль внутрь неугодно прямо загулять?
Об отказе нет, впрочем, ни словечка.
Что ж вы мне молчите?
Правда! ворота
Мне отворены завсе! Да и встречка
Вшедшему бывает с ласкою кота,
Нет пока у вас лучшего здесь друга.
Слов сих, я просила б, не распространять.
Как! мне этих слов?.. О! дабы заслуга
Столько ж ваша мало возмогла склонять
Сердце к вам в любовь, сколько вы сердечно,
Таида, хитра Таида, любите меня!
Иль чтоб эта страсть также всеконечно
Вам самой давала чувствовать себя,
Как во мне она в лютости ярится!
Иль вы уж обиду, сделанну от вас,
Коея чело ваше не стыдится,
Мне возможно было позабыть тотчас!
Свет мой, Федрий мой, сердце, жизнь и сладость!
Вы себя не мучьте, душенька, прошу:
Сделала не в том, чтоб другого, радость,
Больше вас любила; верьте, доношу,
Надо было то.
Думаю, что бедна
От любви безмерной, обычайно как,
Выбила его.
И твоя столь вредна,
Парменон, насмешка? Ну, добро; быть так!
Но, дражайший мой, вы всю силу дела
Выслушать извольте, для чего сюда
Облегчиться вас я просить велела.
Говорите.
Только ж нету, мню, труда
Прежде объявить: этот ваш, порою
Добрый человек может ли молчать.
Я ль? Ни камень так. Только ж вам с такою
Речь опасностию надо здесь начать,
Именно ж, то всё, что есть правда суща,
Содержу я тайно и вовек молчу.
Ежели ж да ложь, пустошь, сказка вруща
И другие враки, в миг те вон мечу:
Я, как решето, весь в дыра́х, оттуду,
И отсюду также, до суха теку.
Потому-то вы, что я слышать буду,
Говорите правду, а не ложь каку.
Матушка моя родилась в Самосе,
А потом уж должно стало жизнь скончать
Пребывшей ей в острове Родосе.
Первое все ладно; можно мне смолчать.
Матушке моей маненьку дево́чку
Там, какой не знаю, подарил купец,
От Афин вблизи скрадену.
Чью дочку?
Да и не дворянку ль?
Так мню, наконец.
Впрочем, мы о всем прямо том не знали.
Та сама нам только рассказать могла,
Как ее там мать и отца как звали;
Виду ж, и откуда родиной была,
Как не знала, так по своим и летам
Конче в состояни не была сказать.
Только что купец, ни к каким приметам,
Захотел в прибавок глухо показать,
Говоря, что он будто известился
От воров, у коих оную купил,
Тем и господин ей уж учинился,
Что ее мызе́ Сунии дом был.
Как то все ни есть, но когда досталась
Матушке та в руки, всячески тогда
Научить ее доброму потщалась,
Не жалея платы, ни сама труда;
Так что как бы дочь ей была прямая;
Да почти и люди мнили все у нас,
Что она сестра мне была родная.
Я ж тогда спознавшись, в самый первый раз,
С молодцом, одним только, чужестранным,
Хаживал который ежедневно к нам,
И могу сказать, по всему избранным,
Прибыла в сей город вместе с ним же к вам:
Всё мне на все он, у меня что ныне,
По себе оставил.
Обе сказки в том
Ложны по всему; а по той причине
Из меня наружу вытекут гужом.
Почему ж бы так?
Потому то ложно:
Быть один и вами не возмог любим,
Также и тому статься невозможно,
Чтоб вам всё богатство снесено одним:
К вам и сей наш сам часть того большую
Наносил, как знаю.
Правда есть твоя:
Но придти мне дай на тропу прямую.
Тот между тем воин, коему здесь я
Стала толь мила, в Карию за делом
Из Афин отъехал. В те то времена,
Федрий мой драгой, в счастии всецелом
Дружба вот меж нами тесно сведена.
Знаете вы то, сколь уж мне любезны:
Сколь вам открываюсь искренно во всем!
Парменон сих слов, коль мне ни полезны,
Умолчать не может.
О! им быть ли в нем?
Но я вас прошу потерпеть намало.
Там, еще недавно, матушки моей
В летах не весьма старых, ах! не стало.
Брат ее, мой дядя, видя, что по ней
Много и добра, много и богатства,
Будучи излишно серебролюбив,
Захватил себе всё по праву братства,
Он как был с природы превесьма нечив,
Видячи тае девушку прекрасну,
Пети, на инстру́ментах знающу играть,
Вывел сам на торг за свою уж власну,
И ее ценою захотел продать.
Сталось так, что тут воин мой случился,
Сей ту мне в подарок у того купил,
Ничего отнюдь, как купить срядился,
Что до ней, не зная, цену заплатил;
Возвратившись, здесь он когда увидел,
Что дружусь я с вами, басни говорит,
Ищет, чтоб хитрей тем меня обидел,
И той мне девицы ныне не дарит,
Впрочем, в ней меня удостоверяет,
Вам его я в дружбе если предпочту;
И нака ж, в нем страх, что он потеряет
Оный свой подарок втуне за мечту.
Я помнила б так, что та не противна,
Как достоинств многих, стала самому.
Только ль бы всего?
Вещь однак же дивна,
От самой то знаю, что не потому
Держится ее, Федрий мой дражайший,
Многие причины, чтоб вам то донесть,
Возбуждают жар страсти не тишайший,
Получить девицу. Первая ж вот: честь,
Что звана от всех мне она сестрою,
Сверх того, ее ж бы возвратить родне;
Я сама одна; нет родных со мною.
Для того есть нужно, чтоб зажить здесь мне
Несколько друзей по моей услуге.
Вы в том не оставьте, Федрий, светик мой;
Попустите быть в первейшем мне друге
Воину, хоть только на день, на другой.
Что ж на то нет слов?
О! тварь нечестива:
Что теперь возможно стало отвечать?
Вот хвалю, сударь: заслужила льстива;
В мужестве извольте сильно потачать.
Иль мнишь, все слова знать мне не давали,
Что хотела ими и куда ты шла?
«Маленьку вблизи от Афин украли;
Мать за дочь вспитала; и сестрой была;
Хочется ее получить мне в руки,
Чтоб отдать ту кровным в скорости потом».
Вот в словах твоих крылись что за штуки:
Я чтоб ни ногою, а ходил тот в дом.
Для чего ж? Затем, что его ты больше
И вернее любишь, нежели меня;
А о той вот чем страх в тебе есть горше,
Чтоб не разлучила с ним она тебя.
Я ль того боюсь?
Что ж тебе заботно?
Иль один подарки носит он тебе?
Я ль из кошелька сыплю не охотно?
Не сыскал ли вскоре, чуть лишь о рабе,
Мне о рабке ты выпустила слово?
Ты ж еще евнуха, для того что им
Только у одних барынь быть не ново,
Пожелала также комнатным твоим;
Тотчас и того я тебе промыслил,
Угодить желая; а за обоих
Двести я вчера рубликов отчислил.
Но тебе в услугах нужды нет моих:
Как я ни служу, вся ни во́ что служба.
Что за речи, Федрий? Я хоть получить
Оную хочу, только ж ваша служба
(Даром что тот способ может ту ссачить
Лучше всех других) мне всего дороже:
Вы извольте очень подлинным иметь,
Что мне поступать и милей и схоже
Так, как вам угодно будет повелеть.
О! когда б слова искренни те были,
Чтоб мою дороже дружбу вы всего
И угодность мне стольким же ценили, —
Я б понесть приятно не возмог чего!
Вот почти словцо вдруг поколебало!
Он переменился! побежден совсем!
Бедное ль мое сердце вам бы лгало?
Было ль что, я вам бы не служила тем?
Горькой мне однак выпросить не можно
Двух деньков тех только.
Буде точно двух;
Лишь не двадцатью б стать им не нарочно.
Только в двух, иль в силу...
«Иль»? в нем дурен дух:
Ни на час уже.
Ин сверх двух ни столько:
Можно быть уж склонным!
Это значит то
Сделать должно мне, коль оно ни горько,
Как вам захотелось и угодно что.
Правда, вас любить по всему достойно!
Сердцем благодарен! на два ж сии дня
Я в деревню сам съеду беспокойно,
Таиде послушен, сбившей с глаз меня.
Ты здесь, Парменон, постарайся верно:
Приведи евнуха с девкою сюда.
Не оставлю я сделать так, всемерно.
На два дни прощайте, сердце! Я туда
Добрый путь, душа! нет ли ж мне какого
Вашего приказу?
Как нет? та моим
Просьба словом есть вам всегда готова:
Будучи с ним купно, не были б вы с ним;
Каждый день и ночь вы б меня любили;
Всё б меня желали; видели б во сне.
Ждали б вы меня, обо мне б и мнили;
Был бы я надежда; точно б вам по мне;
Мною бы одним только веселились;
Были б вы со мною духом каждый час.
Словом, как душа вы б в меня вселились,
Тем что я быть вечно не могу без вас
Горе, ах, мое. Может быть, не верит
И самой мне Федрий, и моим речам;
А поступки он все мои, знать, мерит
По другим премногим в мысли госпожам.
В совести моей подлинно то знаю,
Что я не солгала Федрию ни в чем.
И что сердцем я больше не сгораю,
Как по нем, не лестно, только по одном.
Что произошло от меня дел ныне,
То всё для девицы делала так я:
Кажется уж мне, что к моей причине
Ей нашла усердность брата здесь моя,
Кой есть маладенец и богат и знатен.
Он ко мне сегодня обещал быть сам;
Я теперь пойду, был бы дом опрятен;
И пока он придет, подожду внутри там.
1752