ПРИВЕТСТВИЕ, СКАЗАННОЕ НА ШУТОВСКОЙ СВАДЬБЕ{*}
Здравствуйте, женившись, дурак и дура,
Еще <и блядочка> дочка, тота и фигура!
Теперь-то прямо время вам повеселиться,
Теперь-то всячески поезжанам должно беситься:
Кваснин дурак и Буженинова <блядка>
Сошлись любовно, но любовь их гадка.
Ну мордва, ну чуваши, ну самоеды!
Начните веселье, молодые деды,
Балалайки, гудки, рожки и волынки!
Сберите и вы бурлацки рынки,
Плешницы, волочайки и скверные <бляди>!
Ах, вижу, как вы теперь ради!
Гремите, гудите, брянчите, скачите,
Шалите, кричите, пляшите!
Свищи, весна, свищи, красна!
Не можно вам иметь лучшее время,
Спрягся ханский сын, взял ханское племя:
Ханский сын Кваснин, Буженинова ханка,
Кому то не видно, кажет их осанка.
О пара, о нестара!
Не жить они станут, но зоблют сахар;
А как он устанет, то другой будет пахарь,
Ей двоих иметь диковинки нету,
Знает она и десять для привету.
Итак, надлежит новобрачным приветствовать ныне,
Дабы они во всё свое время жили в благостыне,
Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось.
Здравствуйте, женившись, дурак и дурка,
Еще <и блядочка> дочка, тота и фигурка.
Февраль 1740
В КРАЙНОСТЯХ ТЕРПЕНИЕ ПОЛЬЗУЕТ{*}
Durum: sed lenius fit patientia,
Quidquid corrigere est nefas.
Не тела я болезнь стихами исцеляю,
От зол унывший внутрь дух в бодрость восставляю.
Кто в немощь телом впал, врачи того леча́т,
Хоть некогда больных лекарством в землю мчат.
Кто ж духом заболел, такому б от Сократа
Долг помощи желать, оставив Иппократа:
Но ныне филосо́ф для многих странен есть,
И мудрости прямой едва бывает честь.
Так врачество даю болящим из пиита:
К пиитам и у нас легла дорога бита.
Будь пользуяй пиит, когда увещевать,
И силен сердца скорбь поспешно врачевать.
О! вы, в которых боль по беспокойству духа,
Крушится ль кто из вас от ложна в людях слуха,
Тщеславный ли язвит и жалит где кого,
Прегрубый ли блюет всем зевом на него,
Безумный ли какой ругает безобразно,
От злобы ль стервенясь иной порочит разно,
Ничтожит ли давно, с презором, гордый ферт,
Чрез сильного ль бедняк несправедливо стерт,
По страсти ль чем тебя и нагло кто обидит,
Без всяких ли причин сверьх меры ненавидит,
Иль предпочтен тебе в способности другой,
Или врагом восстал нечаянно друг твой,
Иль ухищренный льстец копает ров лукавно,
На пагубе твоей возвысился б он славно,
Иль в очи, ни при ком, хвалить не престает,
Кой за глаза в хулах, при всех, не устает,
Иль, словом, страждет кто из вас навет поносный,
И так, что жизни век затем ему не сносный,
А не́льзя пременить и от того уйти,
Ни способа отнюдь к спасению найти, —
Послушайте, что вам Гораций предлагает,
Да более дух ваш не преизнемогает.
«Как зло вас, — говорит, — с покоем разлучи́т,
Терпите: всяк, терпя, суровость умягчит».
<1755>
ВЕШНЕЕ ТЕПЛО {*}
Весна румяная предстала!
Возникла юность на полях;
Весна тьму зимню облистала!
Красуйся всё, что на земля́х:
Уж по хребтам холмисты горы
Пред наши представляют взоры
Не белый, с сыри падший, снег,
Но зелень, из среды прозябшу,
А соков нову силу взявшу;
Раскован лед на быстрый бег.
Се ластовица щебетлива
Соглядуема всеми есть;
О птичка свойства особлива!
Ты о весне даешь нам весть,
Как, вкруг жилищ паря поспешно,
Ту воспеваешь толь утешно:
Мы, дом слепляющу себе,
Из кру́пин, не в един слой, глинки
И пролагающу былинки,
В восторге зрим, дивясь тебе.
Борей, ярившийся здесь свистом,
Уже замкнул свой буйный зев;
В дыхании теперь мы чистом;
Ревущих бурь не страшен гнев:
Зефиры тонки возвевают,
На розгах почки развивают,
Всё в бодрость естество пришло!
Декабрьска лютость преминула,
Прохлада майская надхнула;
Исчез мраз и трескуче зло.
Ручьи на пажитях растущих
Ничем не обузда́ны суть;
Крутятся те в дола́х цветущих,
Стремясь, пен с белью, шумно в путь;
Нева кристалл свой разбутила,
И с понта корабли впустила;
Река, возлюбленна Петром!
Не твердию лежишь пред нами,
Где шли мы пеше, не челна́ми;
Волнуешься в брегах сребром.
Помона, матерь яблок разных,
Надежду водит о плодах;
Пестрясь древ листвием непраздных,
В благоуханных бдит садах;
Всяк вертоградарь в них смеется,
Что ме́двян не́ктар в грёзны льется;
Его чредит все ло́зы перст,
Начатком сильно б отягчились,
В цвет новосадки облачились;
В прививках стебль цвести ж разверст.
Дух ощущает зельну радость,
Произращение нив зря;
Церера пестует их младость,
Обильность зреющим даря;
Всё обещает нам успехи!
Все чаяния без помехи:
Споспешность свыше подана;
Мы превозносим нашу славу,
Поя виновницу благ здраву;
Богата в милости она!
Лишен из всех кто благоденства,
В ней дарова́нного с небес?
Без ликовства нет нощеденства;
Среди нас век златый воскрес;
Псарь в рощах намащен стреляет,
Кой в них зверочков уловляет;
Но ратник становится в строй
Для навыка и для науки,
Да на врагов устроит руки,
Страшит же зависть он игрой!
Зришь, лики ходят испещренны
При венценосной сей главе;
Спокойством цельным одаренны,
Гуляют дружно по траве;
Зришь, плавают ловцы с сетями,
На плен рыб, жидкими путями:
Тот у́ду мечет в глубину,
Вскрай располившуся весною;
Влечет сей невод кривизною;
Сак погружает ин ко дну.
Исшел и пастырь в злачны луги
Из хижин, где был чадный мрак;
Сел каждый близ своей подруги,
Осклабленный склонив к ней зрак;
В свирель играет и в цевницы,
Исполнь веселий в сень зарницы:
Там кароводы, в тишь погод,
Плясанием своим крася́тся;
Там инде песенки гласятся;
Безвинных много там выго́д!
Вина, свет пишуща красами!
Пламеннозарно око дня!
Круг, близящийся к нам часами!
Рцы сам, как ныне от огня,
Того ж всё, твоего нет жара,
Ни расслабляющего вара,
Да токмо льготна теплота
Лиется ясными лучами,
Однак при хладности ночами,
А к лету пар отверз врата!
Во время стал оратай плугом
К ярине бременить волов;
Их черствость глыб в труде мять тугом
Бичом и воплем ну́дит слов;
Свой груз хоть звать тяжелым смеет,
Однак надежду он имеет:
Довольство в предню есень зрит;
Тем благодушен воспевает,
Песнь токмо ж часто прерывает;
Сам в вечер поздо в дом скорит.
Долг в похвалу гласить животным,
Суровым с вида, косным в шаг:
С каким усильством, небеспо́тным,
Влекут в ярме те рало в мах!
Колико у дельца работы,
И сколько уняли заботы!
Не зная знают землю драть!
Бразды вдоль взрезывают прямо!
Но он мысль утвердил упрямо,
Чтоб пашню всю в день тот взорать.
В чин зодий сих еще утеха!
Премножество явилось птиц,
На ветвь с той ветви, от поспеха,
Препархивающих певиц:
Вещает зык от них громчайший,
Что их жжет огнь любви жарчайший;
От яркой разности гласо́в,
Котора всюду раздается,
В приятность слуху всё мятется
Молчание густых лесов.
То славий, с пламеня природна,
В хврастинных скутавшись кустах,
Возгласностию, коя сродна,
К себе другиню в тех местах
Склоняет толь, хлеща умильно,
Что различает хлест обильно;
То кра́стель, в обое́й заре,
Супружку кличет велегласно,
А клик сей слышится нам красно,
Несущийся по той поре.
Там стенет горлица печально,
Рыдая сердца в тесноте,
Как скроет друга место дально,
Сего взывает в чистоте;
Повсюду жавранок поющий,
И зрится вкось и впрямь снующий;
Кипя желаньми солнце зреть,
Взвивается к верьхам пространным,
Путем, бескрильной твари странным;
Так вьясь, не престает сам петь.
Не вся тут узоро́чность вешня:
В весне добр тысящи суть вдруг;
Угодность сладостей нам днешня
Различествует тьмами вкруг:
Летит пчела в пределы Флоры,
Да тамо слезы ссет Авроры;
Росистый съемля мед с цветков,
Во внутренность включает жалом,
В количестве, по силе, малом;
О промысл пчельных хоботков!
Оттуду легкими крилами,
Жужжаща ремжет вспятно чадь;
Свой глад разженшая делами,
Влетает в кров сот источать:
Там в воск, как в закром многостенный,
Балсам сливает драгоценный;
Спешит и паки на урок,
По кладь крупитчату, полетом,
И паки, равным же пометом,
Пренаполняет чванцы впрок.
Коль милы вы, цветки прекрасны,
Два чувствия сладящи в нас!
Мы видеть ваш убор пристрастны,
Мы вонность обонять от вас;
Тот зря, очес не насыщаем,
Уханьми сил не истощаем:
Хоть, масть зерцая, зрим стократ,
Хоть пыл вноздряем крины сласти;
Всегда красы сверьх нашей страсти,
Всегда есть тучен аромат.
Цвет велелепней сей другаго,
Тот благовоннее сего;
Но обое́ во всяком драго,
И не́льзя оценить всего:
Ни Соломону было можно,
Прилог священный свят неложно,
Во славе всей толь облещись,
Коль мнейший из цветов наряден
И багрецами коль изряден:
Дано всем блескам в них стещись!
Любезно помышлять блаженство,
Чем небо одарило их!
Чета ль есть в тех или безженство,
Но райский род семен драгих;
Толь красота в цветках чудесна,
Что Фебу самому́ прелестна:
Изъятым от бессчастных доль,
Нас коим предала природа,
А теми чахнут тьмы народа,
Един им хлад смертельный боль.
Превышня благость нежит цве́ты!
Возмогши словом всё создать,
Непостижимыми советы
Цветкам умеет взрачность дать:
Но, к ним призор коль ни прилежный,
Их краток мнится нам век нежный;
Однак им долей, нежель мне,
Дар жить, хоть вскоре погасают:
Они в живот свой воскресают,
При каждой с торжеством весне.
Час, муза, возгласить прилично,
Бряцаний лирных при конце,
Когда дубравно всё толь слично
И в многоцветном раст венце;
То что ж сады здесь учрежденны,
Отцом великим насажденны,
Где ныне дщерь его вождем,
Велика ж ра́вно, равно ж перва,
В земных богиня, как Минерва?
Воскликни: «Северный Едем!»
<1756>
СОНЕТ {*}
Желает человек блаженства непреложно.
Сему — высокий чин, и сила тем, и честь;
Тот счастия себе в богатстве чая ложно,
Приумножает всё, обилие что есть.
Роскошствуя иной сластями, сколько можно,
Не видя ж, ослеплен, какая в оных лесть,
Благополучна мнит себя неосторожно;
И их на всякий час стремится выше взнесть.
Ах! чувствует он сам тьмы целы недостатка,
И множество свое зрит малым без придатка:
Хотя достиг конца, но мил едва успех.
Иль тщетно дал ему хотения содетель?
О смертный! умудрись: безмерность кажда грех,
А средство всех довольств — едина добродетель.
<1759>