а в издании книги (см. там же, стр. 19 и 28).
Песнь. Сочинена в Гамбурге к торжественному празднованию коронации... императрицы Анны Иоанновны... Впервые — отдельное издание, СПб., 1730 (листок с нотами, выгравированными на меди, вышел в сентябре или октябре 1730 г.). Печ. по «Езде», стр. 151. Вошло в изд. 1752 г., где силлабический стих заменен ямбом и дано новое заглавие: «Песнь на коронование блаженныя памяти государыни императрицы Анны Иоанновны самодержицы всероссийския, сочиненная в Гамбурге 1730 года». 10 августа (поскольку событие происходило в Западной Европе, Тредиаковский указывает дату по новому стилю, тогда еще не принятому в России) русский посланник в Гамбурге торжественно праздновал коронацию императрицы Анны Иоанновны (вступила на престол в январе 1730 г., короновалась в апреле). К этому празднованию и была сочинена Треднаковским «Песнь».
Императрикс — латинская форма слова «императрица». По поводу употребления этой формы Тредиаковскому пришлось в 1735 г. давать письменное объяснение начальнику Тайной канцелярии (Пекарский, т. 2, стр. 61–63).
Благодать. Анна по-древнееврейски означает «благодать».
Венцем... вязется — увенчивается короной.
Сатурновы веки — по древнеримским преданиям, золотой век, когда народ жил в изобилии, счастье и мире. Сатурн — бог посева и жатвы, легендарный правитель Древнего Рима. К представлению о золотом веке Тредиаковский обращается также в стихе 32.
Краснейша Ауроры — прекраснее утренней зари.
Элегия о смерти Петра Великого. Вошло в изд. 1752 г., где силлабический стих заменен шестистопным хореем и дано новое заглавие: «Плач о кончине блаженныя и вечподостойныя памяти государя императора к самодержца всероссийского Петра Великого, отца отечества». В предисловии к изд. 1752 г. Тредиаковский писал: «Конец увенчан Плачем... сочиненным уже тому двадцать седмь лет, но исправленным и последним старанием вычищенным». Таким образом, элегия была написана в 1725 г., вскоре после смерти Петра, и ее, видимо, следует считать наиболее ранним из дошедших до нас произведений Тредиаковского (Тредиаковский сообщает о двух драмах, сочиненных в студенческие годы, но эти рукописи погибли за границей). Л. Майков связывает дату написания этого стихотворения с торжественной панихидой в Заиконоспасском монастыре, которая состоялась в начале февраля 1725 г., по получении вести о кончине Петра I, и приводит свидетельство современников: «Состроен был гроб и поставлен посреди церкви, и при собрании множественного народа от греко-латинских учителей и студентов о добродетелях его императорского величества, яко отцу отечества благоутробнейшему, прекрепкому в бранех победителю и оных училищ фундатору, благодарное изречение было» (Л. Майков. Молодость Тредиаковского. — «Журнал Министерства народного просвещения», 1897, июль, стр. 13). И. З. Серман в статье «Тредиаковский и просветительство» (сборник «XVIII век», вып. 5. М.—Л., 1962, стр. 208) отмечает композиционное и идейное сходство «Элегии» Тредиаковского с первой и особенно второй проповедью Феофана Прокоповича о смерти Петра (1 марта и 29 июня 1725 г.). Если это свидетельствует о влиянии Прокоповича, то следует предполагать более позднюю, чем у Л. Майкова, датировку «Элегии». Однако надо иметь в виду, что композиция проповедей, по признанию самого Феофана, идет от библейского образца — «Книги премудрости Иисуса сына Сирахова» (хвала царю Давиду), откуда могла быть заимствована Тредиаковским и до проповедей Феофана.
Слава. Здесь олицетворяется молва (латинск. fama).
Позабыла ль... сказывать не здраво? Здесь намек на то, что молва часто приносит ложные вести.
Не внушила... сие необычно — не услышала это необычное (известие).
Дала ль место скуке? — т. е. оставляла ли когда в бездействии?
Вне себя той весь преложило — т. е. мир весь изменился, стал вне себя.
Весьма сиру — совсем осиротевшую.
Праведно Россия — справедливо Россия.
Моя ты Паллада. Паллада говорит, что для нее самой воплощением высшей мудрости был Петр.
Кая без тебя мудрость уставится в чине? — Какая из наук без тебя получит должное направление?
Винословна — исследующая причину вещей (речь идет о философии).
Но тебе плакать будет в своем свое время — но тебе (Политике) будет свой черед плакать о своем горе.
Ей верно — истинно, точно.
Нарицаемом Марсе... ново — т. e. o Петре, которого называют новым Марсом.
Сень его. Марс считает себя только тенью Петра.
О небесни! небесни! и вы зависть взяли — о боги, и вы позавидовали Петру.
Без почтенна виду — т. е. дерзко.
Не исправлю — не исполню.
Марс... без тебя... волокита. Античная мифология изображала Марса, по выражению Тредиаковского, «великим волокитою», любовником Венеры. Смысл стиха: у Марса после смерти Петра только это качество и остается.
Тебе не сущу (в «Езде», по-видимому, опечатка: несущу) — если тебя не существует (обособленный оборот в старославянском языке — так наз. дательный самостоятельный, имеющий смысл придаточного условного или временного предложения).
Вем, что не должно храбру — знаю, что храброму не следует (плакать).
По веках возбнуться имущим — который через столетия прервется, прекратится (наступит пробуждение).
Починает по том... Политика стужна — после Марса начинает скорбная Политика.
Первее скрасил — раньше (т. е. до Петра) украсил.
В конец достигл — постиг до конца.
Изданные правы — законы.
И его правивш — и им управлявший.
Купно с ветры — вместе с ветрами.
Любителя. Имеется в виду особая приверженность Петра к морскому делу.
Несчастье при берегах. Имеется в виду смерть Петра (в Петербурге).
Каспийско же... больше всех. Каспийское море стонет, что Петр лишь однажды плавал по нему. Выделяя этот плач как заключительный и «больше всех», Тредиаковский, вероятно, вносит сюда и личное чувство: во время каспийского похода Петр посетил астраханскую школу, где учился Тредиаковский, и, по рассказам современников, одобрил знания и трудолюбие юноши, как бы указал ему путь.
Стихи похвальные России. Вошло в изд. 1752 г., где первоначальный силлабический стих заменен четырехстопным ямбом и дано новое заглавие: «Строфы похвальные России, сочиненные в Париже 1728 года».
Небо российску — ибо россиянину (старославянский союз «небо» или «не бо» — краткая форма от «небонъ», «небоно»).
Божие... изводство — страна, избранная богом. В переработанном тексте 1752 г. соответствующие строки говорят о том, что величие Рима и Византии перешло к России.
В тебе не будет веры двойныя. В изд. 1752 г. эта мысль выражена так: «И не двоякий твой догмат: Раскол стремится только в ад». Некоторые исследователи усматривают здесь критику русских старообрядцев-раскольников. Но Тредиаковский под словом «раскол», по-видимому, подразумевает иное — обострившуюся борьбу между православной и католической церковью, что подтверждается словом «догмат». Раскольники отстаивали не особый догмат, а некоторые церковные обряды. С католиками же православных разделял прежде всего догмат об исхождении святого духа (от отца или от отца и сына). Этот раскол, как писал Феофан Прокопович в 1714 г., «отделил восток от запада и премногие и великие ссоры, междоусобия, войны и почти бесконечные бедствия причинил во всей церкви... так утвердился раскол сей, что наконец и надежды никакой к согласию не видно стало» (см.: Феофан Прокопович. Четыре сочинения... М., 1773, стр. 3–4). От понимания слов «веры двойныя» и «раскол» зависит идея всего стихотворения. Поэт видит Россию не изнутри, а извне, «чрез страны дальны». Говоря о пагубности «веры двойныя», Тредиаковский, вероятно, имел в виду Польшу, где в 1720-х годах, после церковного собора в Замостье, начались новые ожесточенные гонения со стороны католиков и униатов против православного населения Западной Украины и Белоруссии. (Когда Вольтер — Иосиф Бургильон — написал книгу об этих гонениях, Тредиаковский перевел ее на русский язык.) Польша — в начале XVIII в. единственное, кроме России, самостоятельное славянское государство — и польская культура, естественно, привлекали внимание Тредиаковского, который хорошо знал польский язык и широко использовал его для обогащения русского словаря. Польскому вопросу (и французскому вмешательству) он посвятил оду о сдаче города Гданьска.
К тебе не смеют приступить злые. Живя в Париже, Тредиаковский непосредственно соприкасался с деятельностью иезуитов. Еще в 1717 г. сорбоннские богословы добивались от русского правительства и духовенства объединения католической и православной церкви под властью римского папы. Эти дипломатические шаги в области религии были, несомненно, связаны с политическими интригами Франции в польских и других делах. Вместе с обращенною в католичество княгинею Ириной Долгоруковой в качестве ее духовника иезуиты направили в Россию своего эмиссара Жака Жюбе, известного под именем Лакура. 24 июня 1728 г. Сорбонна дала Жюбе официальные полномочия «употребить все средства» для соединения церквей (см.: И. Чистович. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868, стр. 369–370). Через родственников Ирины Долгоруковой Жюбе установил конспиративную связь с «верховниками» (в число десяти «персон» Верховного тайного совета входили четыре князя Долгоруковых и два брата Ирины — князья Голицыны). В этом ему помогал испанский посол герцог де Лирия. Впоследствии, при императрице Анне Иоанновне, когда «верховники» подверглись опале, Жюбе был выслан из России, а княгине Долгоруковой было указано возвратиться в православие. Тредиаковский имел непосредственное отношение к этой акции Сорбонны. Когда Сорбонна обратилась за содействием к русскому послу в Париже А. Б. Куракину, посол, собиравшийся в это время в отпуск (уехал из Парижа 11 июля 1728 г., возвратился 17 января 1729 г.), отвечал, что у него в Париже есть агент — Тредиаковский, к которому и следует обращаться. «Это единственное средство, — прибавлял Куракин, — сделать мне приятное, и я вас прошу сделать Тредиаковскому честь вашими поручениями» (см.: П. Пекарский. Наука и литература в России при Петре Великом, т. 1. СПб., 1862, стр. 42). Вероятно, с этими идеологически и политически острыми делами и были связаны размышл