Эгид — здесь: «броня» (прим. Тредиаковского).
Вo бранех — в сражениях.
Образ собой подая другим соделывать тожде — подавая пример, чтобы другие делали то же.
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВХОДИВШИЕ В КНИГИ
Приветствие, сказанное на шутовской свадьбе. Впервые — «Сочинения Тредиаковского». СПб., 1849, т. 1, стр. 754, под заглавием: «Сказание, говоренное Васильем Тредьяковским при дурацкой свадьбе», и с купюрами. Печ. по изд. 1935 г., стр. 171, где впервые опубликовано полностью по рукописи начала XIX в. 6 февраля 1740 г. для потехи императрицы Анны была устроена шутовская свадьба: шута из рода князей Голицыных, по прозвищу Кваснин (он подавал императрице квас) женили на придворной шутихе — калмычке, которую прозвали Бужениновой. По высочайшему повелению для празднования свадьбы было собрано в Петербург триста человек, представлявших разные народы России, одетых в национальные костюмы и с национальными музыкальными инструментами. Новобрачных после свадебного пира и маскарада отвезли на целую ночь в специально сооруженный ледяной дом. Всю эту дикую забаву подготавливал кабинет-министр Волынский, который насильно заставил Тредиаковского написать стихи к шутовской свадьбе (см. вступит. статью, стр. 13). Жестоко избитый, Тредиаковский был посажен под караул, где провел ночь, по его словам, твердя наизусть свои стихи. В день шутовской свадьбы Тредиаковский в маскарадном платье и в маске был приведен в потешную залу, прочел наизусть свои стихи, а затем был снова отведен под караул. Впоследствии, во время регентства Бирона, Тредиаковскому было выдано 360 рублей за увечье и бесчестье. История с шутовской свадьбой красочно описана в романе Лажечникова «Ледяной дом». Однако романист идеализировал Волынского и поэтому необъективно изобразил Тредиаковского. Пушкин писал по этому поводу Лажечникову 3 ноября 1835 г.: «За Василия Тредиаковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лицо мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя» (Пушкин. Полное собр. соч., т. 16. Изд. АН СССР, 1949, стр. 62).
В крайностях терпение пользует. Впервые — «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», 1755, февраль, стр. 139. Без заглавия и эпиграфа — «Римская история» Ш. Ролленя, т. 13, СПб., 1765 г., стр. XXX. В «Предуведомлении» к 13 т. «Римской истории» Тредиаковский разъясняет смысл стихотворения. Рекомендуя читателям свой перевод «Слова о терпении и нетерпеливости» Фонтенеля, напечатанный в изд. 1752 г. (т. 2, стр. 153), Тредиаковский продолжает рассуждение о гражданских добродетелях: «Наконец, терпеливность разнится от бодренности тем, что когда надобно зло отвращать законными средствами, тогда действует бодренность крепкая... а когда сими средствами не можно отнюдь того сделать, тогда облегчается оно терпением, как то Гораций-пиит преосновательно любомудрствует в одной из самых красных своих од, признавая всякое зло, не могущее быть инако, жестоким, однако ж терпеливностью умягчающееся несколько». Сия Горациева мысль расширена мною, ныне уже тому десять лет равно, следующими стихами, положенными в феврале месяце «Ежемесячных сочинений», 1755 года, кои сообщаю и здесь в приличнейшем еще месте» (стр. XXIX—ХХХ). В заключительных строках стихотворения Тредиаковский дает перевод эпиграфа.
Сократ (ок. 469–399 до н. э.) — древнегреческий философ.
Гиппократ (ок. 460–377 до н. э.) — древнегреческий врач; имя его стало нарицательным.
Из пиита. Речь идет о Горации.
Будь пользуяй пиит — пусть врачует, исцеляет поэт.
Ничтожит... с презором — унижает.
Страждет... навет поносный — терпит от клеветы.
Вешнее Тепло. Впервые — «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», 1756, май, стр. 469. Тредиаковский, публикуя оду, скрывал свое имя из-за недружелюбного отношения к нему редактора журнала академика Миллера. Он упросил Андрея Нартова передать Миллеру оду «Вешнее Тепло» как принадлежащую ему, Нартову; в начальных же буквах названия было зашифровано имя подлинного автора. «Сочинил я оду, — рассказывал Тредиаковский, — назвав ее Вешнее Тепло и тем утаив мое имя в двух начальных буквах, да и вручил конференц-секретарю посторонними руками. Расхвалена сия ода и в книжках напечатана. Хотя ж мне и посчастилось в подставе чужого автора, однако сей самый успех низверг меня почитай в отчаяние: ибо увидел подлин но, что презрение стремится токмо на меня, а не на труды мои» (Пекарский, т. 2, стр. 198).
Соглядуема всеми есть — всем видна.
Ту — т. е. весну.
Пен с белью — с белизною пены.
Кристалл свой разбутила — здесь: разломала лед.
Помона (римск. миф.) — богиня садов.
Надежду водит о плодах — приносит надежду на урожай.
Пестрясь древ листвием непраздных — пестро украшаясь листвой чреватых плодами деревьев.
Медвян нектар в грёзны льется — гроздья наливаются медовым соком.
Цвести ж разверст — приготовился (раскрыт), чтобы цвести.
Споспешность — содействие.
Поя виновницу благ — т. е. воспевая Цереру.
Да... устроит руки — чтобы подготовить, укрепить руки, силы.
Страшит... игрой — устрашает воинской игрой.
Вскрай располившуся — по край (до берегов) осво водившуюся ото льда.
В сень зарницы — т. е. под вечер.
Безвинных... выгод — невинных удовольствий.
Вина, свет пишуща красами — т. е. причина красоты мира (речь идет о солнце).
Расслабляющий вар — зной.
А к лету пар отверз врата — т. е. испарение, туманы уже предвещают лето.
Плугом К ярине временить волов — запрягать в плуг волов для вспашки яровых.
В предню — в пред стоящую.
Косным в шаг — медлительным.
Не зная знают — не зная, умеют.
В чин зодий сих — под этими знаками зодиака, т. е. в это же время года.
В хврастинных окутавшись кустах — скрывшись в кустарнике.
Возгласностию, коя сродна — свойственным ему пением.
Что различает хлест обильно — который разнообразит свое пение.
Крастель в обоей заре — коростель на утренней и вечерней заре.
Сего взывает — т. е. зовет друга.
Добр тысящи суть вдруг — тысячи благ соединены вместе, одновременно.
Угодность сладостей намднешня Различествует тьмами — т. е. бесчисленно разнообразны теперешние (весенние) удовольствия.
Пределы Флоры — царство растительности.
Слезы ссет Авроры — сосет слезы зари, т. е. пьет утреннюю росу.
Во внутренность включает жалом — проникает во внутренность цветка хоботком.
На урок — на выполнение положенной работы.
Чванцы — сосуды; здесь: соты.
Два чувствия сладящи — услаждающие два чувства (зрение и обоняние).
Тот зря — видя убор ваш.
Масть зерцая — созерцая цвет.
Хоть пыл вноздряем крины сласти — т. е. хоть мы вдыхаем сладкую пыльцу лилии.
Но обое во всяком драго — т. е. в каждом цветке нам дороги и цвет и аромат.
Ни Соломону было можно — нельзя было даже Соломону (библейский царь, славившийся мудростью и великолепием своего дворца и храма).
Чем небо одарило их — т. е. цветом и ароматом.
Чета ль есть в тех или безженство — т. е. двуполы или однополы цветы.
От бессчастных доль — т. е. от несчастной доли.
Непостижимыми советы — непостижимыми советами.
Однак им долей, нежель мне и т. д. — однако им (цветам) дано жить дольше, чем мне, хотя они и скоро гаснут: каждую весну они с торжеством воскресают к жизни.
Когда дубравно всё толь слично — если все так прекрасно в лесах.
Отцом великим — Петром I.
В земных богиня, как Минерва. Речь идет о Елизавете, которая среди людей подобна богине мудрости Минерве.
Сонет. Из сея греческий речи: «Στέφειτιμῶνταςαὐτήναρετή...», то есть: «Добродетель почитающих венчает...». Впервые — «Трудолюбивая пчела», 1759, март, стр. 187. С некоторыми изменениями и без заглавия — «Предуведомление» Тредиаковского к 12 т. «Римской истории» Ш. Ролленя (СПб., 1765, стр. XIX). В «Новом и кратком способе к сложению российских стихов» (1735) Тредиаковский приводил сонет «в пример героического нашего стиха» и далее определял его сущность следующим образом: «Сонет имеет свое начало от италиянцев и есть некоторый род французского и италиянского мадригала, а латинской эпиграммы. Состоит он всегда из четырнадцати стихов... имея всегда в последнем стихе некоторую мысль либо острую, либо важную, либо благородную...» (см. стр. 387 настоящего издания). В пример приводился перевод сонета Барро. В «Предуведомлении» к 12 т. «Римской истории» Ролленя сонет включен в рассуждение Тредиаковского о том, что считать «окончательным человеческим благом»: «Народ вообще, по различию господствующих в себе пристрастий, последним самым благом поставляет или гражданские чести и высокие степени, или роскоши и сладострастия, или богатство и сокровища; и в сих вещей самых стяжании ищет неосновательно себе блаженства. Не много тому лет назад, как я сонетом, родом превосходнейшим французский эпиграммы, состоящий в определенном числе стихов и сих расположении, утвердил, сколько позволил округ сонетный, что сие тройственное, и совокупно и порознь, не ублажает такою полнотою, чтоб сердцу человеческому быть прямо довольну и ничего уже себе не желать далее; что сих излишнее пожелание, превосходящее меру, еще и грешно; и что «одна токмо добродетель есть истинное орудие к достижению того совершенного блага, полное довольство соделывающего сердцу» (стр. XVIII — XIX). Таким образом, сонет Тредиаковс