Он, сына своего покорного гонитель,
Разрушил наш союз он варварской рукой!
Ах! если бы сей гроб я мог привлечь с собой,
Свирепости его ему в глаза представить
И стоном жалостным его везде прославить!
Пусть виды мрачные сии его смятут
И сына бедствия покоя не дадут.
Но что!.. Увы!.. Что я, растерзанный, вещаю?
Кому, несчастнейший, несчастия желаю?..
Оставь восторги мне, оставленну от всех,
В пустыне горестну, лишенному утех.
Хоть в сердце мне его удары все вмещенны,
Но чувствую, что мне его дни суть священны.
Он гнал меня, терзал, — но я его люблю.
Нe открывай ему, что я теперь терплю,
Коль в горести твою он душу утешает.
Забыл ему я то, колико мне он строг.
Коль любит он тебя, то для меня он бог...
О, мысль прегорестна! О ты, вершина бедства...
Так мне утешить мать нималого нет средства.
Ужасный долг меня к пустыне пригвоздил
И жива, ах! еще во гробе заключил...
Любезна мать... Творец... Свершилось всё со мною
Зрю гроб отверст моей любезной пред собою;
Иду я ей вослед... Прости... Твой сын падет.
О, как приятна смерть после толиких бед!
<1771>
ОДА {*}
Дыхание зефиров веет,
И розы на путях цветут:
От радости природа млеет;
Во рощах мирты здесь растут;
В тени струятся чисты воды:
Зерцала светлый природы
К веселью, к роскоши манят;
Журча, кропят цветы росою,
Которые, своей красою
Любуяся, себя в них зрят.
Прелестной негой воздух дышит:
Иль в есени весна цветет?
Согласья сладость ухо слышит:
Иль хор небесных сил поет?
Восторгом смертны изумленны
Быть кажутся переселенцы
К чудесным оным временам,
Когда творец природы новой,
К блаженству смертного готовой,
Являл утехи рая нам.
Когда ко смертного довольству
Земля, обильная во всем,
Его желаний своевольству
Не отрицался ни в чем,
Рукою щедрой угождала,
Реками нектар проливала
И ставила повсюду пир, —
С Помоной Флора истощались,
И все стихии соглашались
Со кротостию нежить мир.
О дщерь создателя селенной!
Дражайший узел естества,
Любовь! твой пламенник возжженный,
Всего источник вещества,
На землю небеса низводит:
Тебе веселие предходит,
Вокруг тебя играет смех, —
Где ступишь нежною ногою,
Там всё цветет перед тобою:
Ты щедро сыплешь тьмы утех.
На мразны крилия Борея
Воздевши тяготу оков
И тихой теплотою вея
Златых в средине облаков,
Зари воссев на колесницу,
В ее одеясь багряницу,
Невы приспела ко брегам;
Под легкими ее стопами
Земля себе пестрит цветами,
Смеется зелень по холмам.
Певцы натуры, быстры птицы,
Как облако, толпясь, летят
На сретенье своей царицы.
Любви пришествие гласят
Не только горлицы лобзаньем,
Но ветви томным помаваньем.
Владычица природы всей!
Тебе что в мире неподвластно?
Тобой на свете всё прекрасно
И всё во области твоей.
Лучами радуги блистая,
Не красная ль Весна грядет?
Смешеньем лилий, роз прельщая,
Блаженство на челе несет.
Сама любовь очам дивится:
В ней прелесть с мудростию зрится,
В ней счастье видно россиян,
В ней радость Павлова включенна,
С которой россов жизнь спряженна,
Властителей полнощных стран.
Открылся храм: алтарь блистает —
Возжег светильник Именей;
С любовью верность отлетает
Неразрешимый узел сей,
Которого сам бог содетель.
Там истина и добродетель —
Сама Премудрость тут стоит:
Любовь чету соединяет,
Господь союз благословляет,
Екатерина то вершит.
Разверзлися врата небесны,
И смертных тех полубогов
Я зрю виталища прелестны —
Отечества прямых отцов,
Ироев, всем благотворивших,
Граждан вознесших, просветивших,
Которых слава на земли
Царям примеры представляет.
Их рай то в небе представляет,
Что мы здесь ими обрели.
Там Петр, России благодетель.
О имя! лестней всех имян!
Он, счастья общества содетель,
Светильник он полнощных стран —
Великого почтен названьем;
Но то наполнило б терзаньем
Его неизмеримый дух,
Когда б, ко славе доступая,
Он, кровь лишь только проливая,
Пронзал победой смертных слух.
Он радость чистую вкушает,
Зря благ, им сеянных, плоды;
Восторг его дух проницает,
Как луч, во глубине воды
Играя, вид рождает злата.
«Се подвигов моих заплата, —
Весельем восхищен, речет, —
Екатеринины старанья
Превысили мои желанья,
И россов чтит днесь целый свет».
Там Карл, германов повелитель,
Спустив с превыспренних свой взгляд,
Народов гордых усмиритель,
Сияньем славы весь объят,
На отрасль он свою взирает,
Что ветвь иройска лобызает.
Он зрит своих потомков дщерь
Пред алтарем, во Петрополе, —
Ее он радуется доле:
Карл сродник стал Петру теперь.
Как кедры твердые вздымают
Верхи свои под небеса,
Гремящи тучи презирают
И, все превысив древеса,
Сплетают ветви горделивы;
Напрасно воет вихрь бурливый -
Средь бурь недвижимы стоят,
Все грозы ни во что вменяют,
Поля далеко осеняют
И корнем попирают ад, —
Так пред создателевым фроном,
Что выше солнцев и миров,
Где непременным всё законом
Своих он движет страшных слов;
Отколь ему как царств рушенье,
И праха видно так паденье;
Отколь махин небесных скрып
Ему не воспрещает слышать,
Как червь в листах малейший дышит
Иль из земных ползет он глыб,
С Великим Карлом Петр Великий —
Ирой с ироем съединясь —
Сквозь ангельски проникнув лики,
Творца к подножью уклонясь,
Моления ему приносят
И благ своим потомкам просят:
«Направь их путь ироев вслед,
Чтобы сии спряженны лозы,
Где днесь цветут весенни розы,
Премудрости явили свет.
Наставь, господь, в твоей их ноле,
Глас правды научи внимать;
Рожденным к толь высокой доле
Трудней вслед истины ступать.
Приятны гласы лести сладкой
К затменью славы есть путь краткой;
Да помнили б всегда они,
Своим народом обоженны,
Что только с божеством сравненны
Лишь добродетели одни.
Да будет матери великой
Всегда достойный Павел сын;
Да будет, как она, уликой
Приявшим венценосцев чин.
Достойные Земли владыки
Лишь счастьем подданных велики».
— «Да будет так», — господь речет.
На молнии сей глас промчался
И громом смертным показался:
Трепещет Тартар и Магмет.
МИЛОСТИВОМУ ГОСУДАРЮ СЕРГЕЮ ГЕРАСИМОВИЧУ ДОМАШНЕВУ{*}
Питомец чистых муз, любимец Аполлона,
Поставлен истиной среди наук и трона!
Тобою ободрен в сем тягостном пути,
На трудность не смотря, стремился я идти, —
Тебе ж, Домашнев, я мой труд и посвящаю.
Предстатель муз! твоим названьем украшаю
Списанье слабое бессмертных песней сих,
Вергилий Франции в восторгах где своих,
Пленяя всех сердца, с собою увлекает;
Во славе Генрих где от гроба возникает;
Героев и царей любимец и певец,
Где виден весь Волтер, приявший муз венец.
Являя россам днесь его я сладость пенья,
Робею, трепещу, страшуся дерзновенья,
С которым предприял сей путь я совершать,
И уж желал бы я его не начинать.
На путь оконченный лишь взоры простираю,
Повсюду я цветы увядши обретаю,
Что неискусною принесены рукой,
И слава кроется с гремящею трубой,
Которой звук в стихах Волтеровых вселенна
С вниманьем слушала, сим мужем удивленна.
Уже мне слышится ужасный глас хулы.
Но если я твоей достоин похвалы,
Когда, зря слабости, Домашнев обретает
И то, что дух его к вниманью привлекает,
Когда мой труд тебе угоден может быть, —
Не тщетно обществу старался я служить.
<1778>
ФЛОР И ЛИЗА {*}
В Москве, обильной красотами,
Прелестна Лизанька цвела:
Самой любви она перстами
Прельщать сотворена была.
Как юна роза дней весенних
Скрывает прелести свои
От ветров, ею обольщенных,
Так Лиза крылась от любви.
Пред солнцем только разверзает
Свою цветущу роза грудь;
Лишь Флору Лиза дух вручает,
Возмогшему ее трону́ть.
Ты клялся — трепещи, неверный! —
Ты клялся Лизу ввек любить!