как если бы я находился там на месте чужой телесной плоти . То же самое тело (Körper) дано мне как тело-Там, ему – как тело-Здесь, как центральное тело; и «моя» природа в целом есть та же самая, что и природа, которая принадлежит Другому; она конституирована в моей первичной сфере как тождественное единство моих многообразных модусов данности – как тождественное в меняющихся ориентациях вокруг моего тела-плоти как тела нулевой точки отсчета (Nullkörper) в абсолютном Здесь, как тождественное единство еще в более богатой сфере многообразий, которые, как меняющиеся соответственно различным органам чувств способы явления, как изменяемые перспективы, принадлежат каждой отдельной ориентации «Здесь» и «Там» и принадлежат совершенно особым образом моему телу, связанному с абсолютным Здесь. Все это для меня – изначальность собственного, непосредственно доступного в первичном самоистолковании.
В аппрезентации Другого синтетические системы те же самые, со всеми их способами явления, следовательно, со всеми возможными восприятиями и их ноэматическими содержаниями; только действительные восприятия и воплощенные в них модусы данности, а частично и действительно воспринятые при этом предметы суть не те же самые, но именно те, которые могли бы быть восприняты Оттуда, и так, как они могли бы быть восприняты Оттуда. Аналогично дело обстоит в отношении всего специфически собственного и чужого даже там, где изначальное истолкование протекает не в сфере восприятий. У меня нет какой-либо второй Аппрезентированной изначальной сферы с некой второй природой и вторым телом-плотью (т. е. телом-плотью Другого) в этой природе, чтобы я мог затем спрашивать, как же получается, что я постигаю то и другое как способы явления одной и той же объективной природы. Но лишь благодаря самой аппрезентации и ее – как аппрезентации – необходимого единства с действующей совместно с нею презентацией (благодаря которой вообще для меня существует здесь Другой и, как следствие, его конкретное Ego) уже с необходимостью установлена тождественность смысла моей исходно-первичной природы и другой, воспроизведенной (vergegenwärtigten) [первичной природы]. Таким образом, это вполне оправданно называется восприятием Чужого, а затем и восприятием объективного мира, восприятием того, что Другой направляет свой взгляд на то же самое, что и я и т. п., хотя восприятие это развертывается исключительно внутри моей специфически собственной сферы. Это как раз не исключает того, что интенциональность этого восприятия трансцендирует мою специфически собственную сферу, что, следовательно, мое Ego конституирует в себе другое Ego, причем именно в качестве существующего. То, что я вижу в действительности, это не знак и не простой аналог, не отображение в каком-либо естественном смысле, а Другой; и то, что постигается при этом в действительной первичности, эта [вещественная] телесность Там (Körperlichkeit dort) (и даже только одна ее поверхность), – это тело (Körper) самого Другого, но только увиденное как раз с той точки, где я нахожусь, и с определенной стороны, и, в соответствии со смысловым конституированием в восприятии Чужого, это есть телесная плоть в принципе недоступной мне в ее изначальности (originaliter) души, причем то и другое образуют единство психофизической реальности.
Но, с другой стороны, интенциональную сущность восприятия Другого – который существует теперь, как и я сам, внутри отныне объективного мира – составляет то, что я, в качестве воспринимающего, могу обнаружить то разделение между моей исходно-первичной сферой и лишь воссозданной исходно-первичной сферой Другого и в соответствии с этим могу последовать этой ноэматической двуслойности в ее своеобразии и истолковывать связь ассоциативной интенциональности. Феномен опыта «объективная природа» кроме слоя, конституированного в исходно-первичной сфере, имеет благодаря опыту Чужого второй, аппрезентированный слой; и причем это касается прежде всего чужой телесной плоти, которая, так сказать, есть в себе первый объект, как и человек, конституированный как чужой, есть в себе первый человек. Относительно этих прафеноменов объективности ситуация уже представляется нам ясной: если оставить в стороне опыт Чужого, то я имею только самый нижний слой, лишь однослойное, презентативное конституирование чужого тела (Körper) внутри моей исходно-первичной сферы; если же я присоединяю этот опыт, то я имею аппрезентативно и в синтетическом совпадении с этим презентативным слоем то же самое тело-плоть, так, как оно дано [именно] самому Другому, а также его существующие и возможные модусы данности.
Отсюда, как это легко понять, л ю бой природный объект, который мне дан и может быть дан в низшем слое опыта, обретает некий аппрезентативный слой (хотя этот слой никоим образом не проявляется в созерцании эксплицитно) в тождественном синтетическом единстве с тем, который дан мне в исходно-первичной сфере: тот же самый природный объект в возможных модусах данности Другому. Это повторяется mutatis mutandis для конституируемых впоследствии предметных многообразий (Weltlichkeiten) конкретного объективного мира, относящихся к более высокой ступени, в том виде, как они всегда наличествуют для нас в качестве человеческого мира и мира культуры.
При этом следует обратить внимание на то, что к самому смыслу удавшейся апперцепции Чужого относится то, что мир Других, как мир их систем явлений, как раз безоговорочно должен быть дан в опыте как тот же самый мир, что и мир моей системы явлений, и это подразумевает тождество системы явлений. Но ведь нам хорошо известно, что имеются аномалии : незрячие, глухие и т. п.; что, следовательно, системы явлений никогда не тождественны абсолютно, и целые слои (хотя не все слои) могут разниться. Но аномалия сначала должна сама себя конституировать в качестве таковой, и может сделать это только на основе принципиально предшествующей ей нормальности. Это опять указывает на новые задачи, которые относятся уже к более высокому уровню феноменологического анализа конститутивного происхождения объективного мира, который существует для нас, и существует только благодаря [нашим] собственным смысловым источникам, и иначе не может иметь для нас ни смысла, ни существования (Dasein). Существованием он обладает благодаря согласованному подтверждению некогда удавшегося апперцептивного конституирования. Эта согласованность все снова и снова устанавливается в последовательном продолжении постигающей себя в опыте жизни, а иногда – посредством коррекций . Согласованность сохраняется также и благодаря преобразованию апперцепций посредством различения нормальности и аномалий как ее интенциональных модификаций или благодаря конституированию новых единств при изменении этих аномалий. К проблематике аномалий относится также проблема анимального (Tierheit) и его иерархия высших и низших животных. Человек по отношению к животному, говоря конститутивно, есть нормальный случай, как и сам я, конститутивно, есть первичная норма по отношению ко всем людям; животные сущностно конституированы для меня как аномальные вариации моей человеческой природы, пусть даже потом и среди них будут различаться норма и аномалия. Речь идет опять-таки об интенциональных модификациях, удостоверяющих себя в самой смысловой структуре. Правда, это требует феноменологического истолкования, затрагивающего гораздо более глубокие пласты проблемы, но этого общего рассмотрения достаточно здесь для наших целей.
Итак, после этих пояснений уже не является загадкой, как я могу конституировать в себе другое Я, и более радикально – как я могу конституировать в своей монаде другую монаду и как может то, что конституировано во мне, все-таки быть дано в опыте именно как Другое; и тем самым также (что от этого совершенно неотделимо) – как я могу конституированную во мне природу отождествлять с природой, конституированной Другим (или, добавим необходимое уточнение, – с природой, которая во мне конституирована в качестве конституированной Другим). Это синтезирующее отождествление не более загадочно, чем всякое другое, т. е. всякое, содержащееся в моей собственной изначально-первичной сфере (Originalsphäre), благодаря которой предметное единство вообще получает для меня смысл и бытие через опосредствующее звено воспроизведений (Vergegenwärtigung). Рассмотрим следующий поучительный пример и одновременно используем его для того, чтобы выдвинуть мысль, которая ведет дальше, – о связи, конституирующейся благодаря посредничеству воспроизведения. Каким образом мое собственное переживание обретает для меня смысл и значение чего-то существующего, существующего в своей тождественной временной форме и в своем тождественном временном содержании? Первичное переживание уже исчезло, однако в повторных воспроизведениях я к нему возвращаюсь, причем с очевидностью: так могу я снова и снова . Эти повторные воспроизведения сами очевидным образом представляют собой последовательность, они отделены друг от друга. Это не препятствует тому, что синтез идентификации связывает их в очевидном сознании того же самого , в чем заключена та же самая и неповторимая временная форма, наполненная тем же самым содержанием. Следовательно, то же самое означает здесь, как и везде: тождественный интенциональный предмет отделенных друг от друга переживаний, имманентный им только как нечто ирреальное. Другой, сам по себе важный случай – это конституирование идеального предмета в точном смысле этого слова, как и всех логически идеальных предметов. В живом, обладающем сложной структурой акте мышления я произвожу некоторое формообразование, определенную теорему, числовую структуру. В другой раз я повторяю процесс созидания, вcпоминая прежний. Тотчас – и сущностно – начинается синтез идентификации, и [каждый раз] новый синтез при каждом повторении, которое осознается как такое, которое можно осуществлять по желанию, это тождественно та же самая теорема, тождественно та же самая числовая структура, только созданная снова, или, что то же самое, снова приведенная к очевидности. Синтез, таким образом, простирается здесь (посредством воспроизведения в памяти) внутри моего непрерывного, уже конституированного потока переживаний от живого настоящего в прошлое, причастное настоящему, и тем самым устанавливает связь между ними. Между прочим, тем самым разрешается сама по себе в высшей степени важная трансцендентальная проблема так называемых идеальных в специфическом смысле предметностей. Их сверхвременность (