Но и она, наконец, раскусила своего мужа. Через два-три года совместной жизни, которая для него была откровенным паразитизмом и даже жизнью в кредит, а для нее — бесконечным самопожертвованием и терпением (у них был ребенок), они расстались. Произошло это как раз в течение тех трех лет господина Техрани. Обо всем этом — о своем прошлом и настоящем — она рассказывала в своем письме. Она вышла замуж второй раз. Ее муж — простой человек, человек, в котором она нуждается, особенно в том чужом городе, человек добрый, любящий ее первого ребенка так же, как своего (от этого брака у нее тоже был ребенок).
Господин Техрани подумал, как было бы хорошо, если бы она разошлась со своим первым мужем не в те три года, а попозже, теперь все-все могло бы быть иначе. К сожалению, жизнь идет своим чередом, независимо от нашей воли.
Он вспомнил, что когда-то где-то прочитал, какую большую роль в любви играет время. Как часто два человека, которые, как говорится, созданы друг для друга, не встречаются в нужный момент и каждый навсегда теряет свою половину.
Хотя эту женщину он потерял навсегда, но просто ее письма, самого факта ее существования на свете было достаточно для того, чтобы погасить ту тупую ненависть, которую господин Техрани испытывал ко всем женщинам. И он вдруг подумал, что когда-нибудь снова найдет человека, который создан для него, свою единомышленницу — свою потерянную половину.
Письмо было написано без затей, с той искренностью, которая не может не тронуть сердце. Она писала, что очень переживала, узнав о его ужасных невзгодах, и теперь рада, что все позади, и она надеется, что он доволен и счастлив.
Бедняжка, конечно, не могла и предположить, что господин Техрани барахтается в водовороте еще больших трудностей и несчастий.
Господин Техрани ответил ей коротким письмом, в котором, не распространяясь о своей личной жизни, спрашивал, счастлива ли она, пришла ли в себя после кошмара первого замужества.
Через пару недель он получил от нее второе письмо. Она писала: «Ты спрашиваешь, счастлива ли я. Я не знаю, что такое счастье. То ли это благополучие, то ли здоровье, то ли спокойствие. В моей жизни есть маленькие неудачи и маленькие радости. Может быть, если бы я, как чаще всего стараются сделать девушки, вышла замуж за богатого и не была вынуждена заниматься работой, домом, детьми, окружающие считали бы меня счастливой. Но вряд ли я была бы счастлива тогда.
Возможно, счастье, как и многие другие понятия, призрачно. Но у меня есть душевный покой, дети, муж. После известных тебе невзгод я успокоилась в этом далеком городе. Я осела здесь.
Я никогда не относилась к людям большого полета, никогда не мечтала о покорении высоких вершин или открытиях непознанного. Я думаю лишь о своей семье — о муже и детях. Возможно, именно в этом — счастье. Быть нужной кому-то, заботиться о ком-то, кроме себя, и если не пожертвовать собой, то хотя бы забыть о себе».
Господин Техрани прочитал письмо с восторгом, радостно и удивленно Громко, как будто она сидела перед ним, воскликнул:
— Дорогая! Ты права. Ты своими простыми словами выразила великую истину: счастье — отдавать свою жизнь другим. А господин Техрани, его сиятельство господин Техрани думает о себе, и только о себе. А ведь что он такое? Живой труп — не более. Милая моя! Я благодарен тебе! О, если бы ты оказалась здесь, рядом со мной, и я мог поцеловать твою руку! Я получил пощечину, которая привела меня в чувство, разбудила меня, дай бог, чтобы только я снова не задремал!
И спокойно, крепко — впервые за долгое время — заснул.
Разбудил его телефонный звонок. Это был один знакомый. Осведомившись о здоровье, он без лишних предисловий сказал:
— Я получил для тебя перевод. Приезжай.
Этот приятель работал в одном издательстве. Еще в первые же дни после возвращения господин Техрани навестил издателей своих книг. Но все вежливо отказали ему — формально у них была уважительная причина, это не тревожило их совести. А он со свойственной ему щепетильностью вычеркнул их из круга своих интересов.
— А не можешь ли ты сам зайти ко мне? — спросил господин Техрани. — Ты же знаешь, как я отношусь к бульварным издателям. Они много говорят, много обещают, но, когда доходит до дела, у них дрожат поджилки. Чем они богаче, тем жаднее и трусливей.
— А что тебе до издателей, ты же со мной будешь дело иметь. Приходи после обеда, договоримся, а потом выпьем вместе.
Нечто похожее на радость затеплилось в сердце господина Техрани. Радость не от того, что нашел работу, хотя, конечно, это приносило ему большое облегчение, а от того, что нашел друга, настоящего друга. Он давно не встречался с этим человеком и даже не помнил, просил ли его как-то помочь с работой; скорее всего — нет. А тот и без всяких просьб помог ему — выхлопотал для него работу.
Вечером господин Техрани отправился в издательство. Его ждала книга, договор и чек в качестве аванса. Когда они вышли, его друг сказал:
— Несколько ребят хотели бы повидать тебя. Зайдем, тут недалеко.
Когда они вошли в дом, господина Техрани обняли и расцеловали как закадычного друга. Он не был знаком ни с одним из собравшихся здесь, но ему показалось, что знает их всех давным-давно. Это были, видимо, в основном рабочие, простые люди, искренние и приятные, и держались они просто и дружелюбно. Столов, стульев, вообще никакой мебели в комнате не было. Все сидели в кружок на ковре, посередине была расстелена скатерть с едой и напитками. Пили за здоровье друг друга, беседовали, читали стихи, делились впечатлениями о жизни, полной подъемов и спадов. Никто не пытался подчеркнуть перед другими свои достоинства, никто даже в шутку не пытался задеть другого, все уважали друг друга и ценили свою дружбу. На их загрубевших руках была печать труда, на мужественных лицах — следы жизненных испытаний.
Это была другая жизнь, совсем непохожая на ту, которую вел он сам. Это был другой мир, совсем непохожий на тот мир блеска и мишуры, который он знал хорошо и который был всегда ему ненавистен. Его мир был здесь. Здесь он чувствовал себя свободно и разговаривал спокойно, открыто. Как будто уже сто лет он знал этих людей и дружил с ними. Теперь он не мог понять, почему столько времени он просидел взаперти, и ведь по своей воле. Что это было? Выходка обиженного упрямого ребенка или, может быть, своеобразная месть себе и другим? Не было ли это своего рода интеллигентской реакцией на неблагодарность и черствость людей, которую сам он часто высмеивал? Не он ли говорил всегда: «Смешно и глупо ожидать от других поклонения и восторгов лишь за то, что в своих поступках мы следуем согласно своим моральным правилам и своему кредо»? А разве он сам подсознательно не ожидал того же? Сколько раз он ловил себя на том, что находит удовольствие в восхищенных взглядах и одобрительных словах, в выражениях благодарности.
Вероятно, именно бездеятельность и неопределенность породили в нем сознание бессмысленности своей жизни, ощущение пустоты, потери самого себя.
Он приглядывался к людям, среди которых оказался. Один был небольшого роста, щуплый, болезненный, похож на язвенника. Он не пил, но вдруг разошелся и, плеснув себе в стакан водки, выпил за друзей и дружбу.
Этот человек тоже недавно вернулся из «путешествия», из пятнадцатилетнего «путешествия». Пятнадцать лет! Это не шутка. Это целая жизнь! И все же он нисколько не озлобился, не утратил интереса к жизни, людям. Как будто чем больше он терпел, тем более привлекательным казалось ему все вокруг, тем ярче было солнце и добрее были люди, и он испытывал к ним еще большую любовь.
Господин Техрани смотрел на этого измученного высохшего человека и мысленно ругал и стыдил себя: «Господин Техрани! Ваша светлость господин Техрани! Стыдно! Право же стыдно! Смотри! Вот — мужчина, это не ты со своими надуманными страданиями. Что все твои несчастья по сравнению с тем, что пережил он?! А ты уже решил, что жизнь кончилась!»
Остальные тоже чем-то походили на этого человека, у каждого было что-то похожее в прошлом. Все они побывали в «путешествиях» — давно или недавно, часто по нескольку лет. Они испытали много трудностей и невзгод, но рассказывали об этом так, как будто вспоминали о приятном.
Среди опьяняюще радостного возбуждения заговорил еще один человек:
— Когда я вернулся, денег у меня было совсем немного. Я предполагал, что около полугода не смогу найти работу. Рассчитывать на родственников, друзей, знакомых не приходилось — у меня их здесь не было. Я разделил всю сумму, которой располагал, на шесть месяцев — по дням. На каждый день получилось столько, что хватало только на хлеб. Я нашел работу месяца через три. Еще месяц сидел на хлебе и воде, пока не получил первое жалованье. Я решил отметить это событие, жаль вас всех тогда не было. Я устроил праздник себе одному — пошел в ресторан и съел и выпил столько, что чуть не лопнул! Короче говоря, отпраздновал конец траура по своему желудку.
Он громко, от души смеялся, и все веселились вместе с ним. Рассказывал он о своей горькой, тяжелой жизни так, как рассказывают веселые и остроумные анекдоты, ни в словах, ни в интонациях его не проскальзывало ни жалобы, ни обиды. Господин Техрани подумал: «Четыре месяца есть один хлеб — кусок утром, кусок днем, кусок вечером. Четыре месяца голодному бродить по улицам, а там во всех витринах вкусная и аппетитная еда, отовсюду несутся возбуждающие запахи пищи!»
Он знал, что этот человек не преувеличивает. Он вообразил себя в его положении, и по телу пробежала дрожь. Было стыдно за себя.
Он вспомнил, что когда-то беседовал о голоде со своим другом. Господин Техрани считал: все говорят о голоде, но мало кто знает, что это такое. Разве только тот, кто сам испытал его.
Тот друг ответил ему: «Ощущение голода — это еще не голод. Голод надо пережить. Мы все когда-нибудь чувствовали, ощущали голод. Как-то, когда у тебя было много дел, в суматохе ты вместо часа ел в четыре, ты хотел есть, и ты ощущал голод. Но настоящий голод — это когда ты живешь с этим ощущением дни, месяцы, годы. Когда голод доводит до полной безнадежности, до отчаяния. Вот тогда-то всем своим существом, всеми фибрами ты поймешь, что такое голод. И страх перед голодом ты не забудешь, пока живешь Даже если будешь купаться в золоте, ты все равно не забудешь, что такое голод».