Избранные рассказы. Хронологически — страница 53 из 58

А ты будешь радоваться моим успехам. Восхищаться моими поступками. Подтверждать, что я была права. А если даже и ошиблась, поступив вопреки твоим предостережениям, всё равно вышло хорошо, ведь нет худа без добра…

Будешь поднимать меня на пьедестал. «Звука твоего голоса в трубке довольно, чтобы я восстал из мёртвых!»

На трон будешь возводить меня. Венчать на царство.

И чувствовать себя лишним, неуместным и ненужным...

2002

РАКЕТКА

В советские времена – в 1989 году всё ещё – мы играли в теннис деревянными ракетками. Западный мир – давно уже графитовыми. Но нигде в так называемом социалистическом лагере (посмеивались над точностью названия: лагерь или зона социализма - досмеялись...) купить графитовую ракетку было невозможно.

В июне 1989 года я ехала в Берлин - тогда Восточный, отделённый от Западного пограничной стеной - на писательскую тусовку и, пользуясь случаем, ехал ко мне туда на машине из-под Мюнхена писатель Харальд Гриль, книжку детских рассказов которого я перевела на русский язык и издала в «Детской литературе». Мобильных телефонов не было, что трудно себе представить при нынешних темпах изменения жизни, поэтому диспетчером стыковки работала наша общая лейпцигская подруга Ангела: Харальд ей звонил с дороги и сообщал, когда примерно он будет в Берлине и где я должна его встречать. Я звонила ей из Берлина – и она объясняла мне, что Харальд стоит в пробках, и я должна каждый час выходить на «стрелку» – к пограничному пункту между Восточным и Западным Берлином.

В конце концов мы радостно встретились, он вручил мне румяное яблоко и сам был как яблоко - ослепительно сиял. Мы были влюблены и не могли наговориться. Он приехал на несколько дней, но, как западянин (так на Украине называют галицийских), мог проникать на территорию Восточного Берлина только на день, а к вечеру обязан был пересечь пограничный пункт в обратном направлении.

Меня на ту сторону он взять не имел права, и тот, застенный мир, такой близкий, но недостижимый, блистал оттуда загадочной роскошью.

Правда, на нашей стороне были свои преимущества: пиво в три раза дешевле, книги, писчебумажные товары, к которым Харальд питал слабость: покупал. какие-то альбомчики, папочки, зажимы. Пива позволял себе тройную дозу. Но многого тут просто не было.

-Что тебе принести оттуда? – спросил Харальд.

Я с замиранием сердца попросила ракетку. Всё мы обсудили – вес, обхват ручки. На другой день приходит – с гостинцами, но без ракетки. Оказывается, ракетку у него на пограничном пункте временно изъяли. Спросили: мол, а это куда? И Харальд честно отвечал: дескать, одной русской писательнице несу. Его спросили: и что, она эту ракетку увезёт с собой в Россию? Харальд признался: увезёт. Западные пограничники посовещались, решили, что это будет контрабанда и задержали ракетку. Заберёшь, дескать, на обратном пути.

Во всём мире исполнительское рвение служивых развито сильнее, чем их способность суждения. В этом и запад от нас никогда не отставал.

-А если бы ты нёс её, чтобы поиграть?

-Тогда бы пропустили.

-Что же ты не сказал, что идёшь сыграть партию в теннис?

Харальд даже растерялся:

-Да, но ведь я не играю в теннис!

Вот это и был пункт наибольшего расхождения наших менталитетов – восточного и западного. Законопослушный западянин не приучен врать, как мы – на каждом шагу. Начиная от школьной отмазки: «Зуб болел» и кончая взрослым тотальным открещиванием: «Не был, не состоял, не видел, не знаю». От греха подальше.

-Завтра иди через другой пограничный пункт и выучи наизусть: ты идёшь играть!

На следующий день ракетка была у меня.

Я и сейчас её храню, хотя прогресс семимильными шагами ушёл вперёд, давно мы уже играем более совершенными изометрическими ракетками, доступны любые, хоть какие чемпионские.

Тогда же это чудо фирмы «Пума» – нежно-фиолетового цвета, в серебристом чехле – страшно было в руки взять. Я чувствовала себя на родных кортах VIP-игроком.

В том же июне, на закате советских времён секретарь Союза писателей России Валерий Поволяев организовал в Адлере семинар для писателей, пишущих на спортивные темы.

Съехались мы туда, кучка молодых, спортивных и талантливых. Володя Рекшан, баскетболист и музыкант (группа «Санкт-Петербург») привёз на семинар повесть «Кайф», которая заканчивалась словами «Обторчался вчерняк» и вся дышала юношеской силой и свежестью!

Спустя четырнадцать лет, вспоминая те времена, он грустно скажет: «А как хорошо всё начиналось!»

Тогда казалось, вот так и будет всегда: молодость, талант и сила.

Илья Картушин, ватерполист, уже умер.

Костя Тублин, лучник, теперь издатель и бизнесмен. Всё так же попадает в цель.

Я, по велогоночной привычке, прячусь от встречного ветра жизни за его широкой спиной.

Мы тогда устроили с ним теннисный матч. На «американку» – чего пожелает выигравший. Наши семинаристы наблюдали за игрой. Конечно, моя пумовская ракетка была предметом вожделения, каждый попробовал ею поиграть. Разумеется, я рассчитывала на победу: с такой-то ракеткой при равных (уже было проверено) силах!

Однако что-то не пошло, я стала проигрывать. Костя человек азартный, у него и сейчас, в бизнесе многое держится на кураже, на художественной игре, на настроении и, как ни странно, не подводит его. Не он ли вывел наше издательство из рифов даже в смертельный для многих дефолт! Не его ли кураж помог нам выстоять и в 2002 году, когда ввели налог на добавленную стоимость на книги и цены так подскочили, что многие издательства сошли с дистанции.

Короче, Костя принял решение выиграть тот матч вопреки объективным предпосылкам. И когда я это поняла, когда до меня дошло, что «американку» мне придётся не получать, а отдавать, я в запоздалом отчаянии завопила: «Только не ракетку!»

Грянул взрыв смеха, а Костя смущённо и в то же время победно покраснел.

Скорее всего, они подумали про мою «девичью честь», но в те времена такие мысли ещё было принято скрывать.

Мне же моя «девичья честь» вовсе не казалась таким уж привлекательным предметом, чтобы быть поставленной на кон матча, и только по хохоту моих товарищей я сообразила, что они могут считать иначе.

Не помню теперь, выиграла я тот матч или проиграла. Если проиграла, то отделалась скорее всего какой-нибудь бутылкой вина. Костя никогда не был кровожадным, и ракетка, предмет его зависти, осталась при мне. А если выиграла, то тоже не больше бутылки вина, которую в тот же вечер мы и выпили всей нашей компанией.

С тех пор мы дружим.

На каких только кортах, какими только ракетками Костя не играл за эти годы, но уже не со мной, далеко опередив меня не в одном теннисе. И вино тех времён он давно не считает вином.

Но остаётся неизменной точка нашего равенства, на которой тогда зависла на волоске победа, сделав исход матча уже несущественным. а ней и держится наше доверие до сего дня и впредь до скончания мира.

«А как хорошо всё начиналось!»

2002

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ

Прошло тридцать шесть лет. Три полных круга совершил зодиакальный цикл. Значит, в тот раз, как и сегодня, год Змеи переходил в год Лошади. Только мы тогда об этом не думали, не знали, в эти игры не играли. Понятия о гороскопах не имели. Не было компьютеров, мобильных телефонов, да и вообще телефонов не было в нашей сибирской деревне, разве что в учреждениях. И невозможно было узнать, приедет или не приедет на Новый год тот семнадцатилетний мальчик, которого я ждала.

Каникулы уже начались, мороз трещал, снег скрипел под валенками, каждый день мы с Витькой бегали встречать автобус, который приходил из ближайшего к нам города Бийска. А гостя нашего мы ждали аж из Киселёвска, есть такой в Кузбассе.

Чем ближе к последнему дню года, тем меньше оставалось надежд. Потом они и вовсе исчезли.

Собрались мы своей компанией дома у Витьки, налепили пельменей, наморозили в сенях. Всем было весело, только мне тоскливо без моего желанного друга, но это пряталось глубоко внутри и никому не бросалось в глаза. Сияла ёлка, топилась печка, горели щёки, взрывался смех. Как во все времена у семнадцатилетних.

Пельмени уже варились, шли последние приготовления перед тем, как сесть за стол - и вдруг...

Вдруг распахивается дверь.

Кто бы это мог быть? Витькины родители в гостях и не должны вернуться так рано.

А в Сибири в жуткие морозы в натопленный дом сперва врываются клубы холода и, беснуясь, застилают пол по колено. Как на эстраде под ногами у певцов, только стремительней и гуще. И лишь спустя мгновение поверх этого пара обозначается ввалившийся с мороза человек.

То был наш уже не жданный гость, сияющий и ослепительный. Ушанка и ресницы густо заиндевели от дыхания в долгом пути.

Одиннадцать часов вечера, самое время свершаться новогодним чудесам.

До сих пор я не знаю, какими попутками он добирался до нашей деревни в такую морозную ночь в этакое время года, когда уже все по домам за столами. Скорее всего, последние девять километров от дальнего шоссе он просто прошагал пешком. Где пешком, где бегом. Я не успела спросить. Я ахнуть не успела - и лишилась чувств.

Это было самое чудесное явление за всю мою жизнь.

И вот снова новогодняя ночь.До одиннадцати остаётся всего час. И я так же, как тогда, неисполнимо, безнадёжно жду. Только сильнее. И неисполнимее.

По правую руку от меня – домашний телефон, он время от времени звонит, меня поздравляют, мне желают. Только что по электронной почте я получила серию восклицаний из разных концов света и отправила им свои. Слева от меня лежит мобильный телефон.

И у того, кого я жду, есть и домашний, есть и мобильный. Есть и машина – и у него, и у меня. Десять минут езды между нами. Это не Сибирь, это столица, двадцать первый век. Только тот, кого я жду, так же недостижим, как тогдашний мой мальчик – в те давние времена.