Позвонить нельзя. Почему – долго объяснять, понадобился бы целый роман, а не короткий рассказ.
Но вы и сами знаете, почему. Вы и сами часами сидели у телефона и готовы были руку себе отрубить, которая так и тянется к кнопкам, сил нет её удержать. Вы и сами вымарывали из записной книжки этот проклятый номер, чтобы забыть его, забыть навеки. Но ведь он высечен у вас в памяти огненными цифрами, как в скале бессмертная надпись: «Здесь был Коля!» Был, да сплыл. А номер остался, не вырубишь топором. Да и как ему не остаться, если вы так или иначе находите какой-нибудь повод набрать его хотя бы раз в неделю. По делу, конечно, а как же иначе. У вас всё ещё есть к нему дело. Это у него к вам больше нет никаких дел.
Ну что, разве не так? Ну и зачем нам с вами писать и читать роман, если мы и без него всё прекрасно понимаем. Лишь детали разнятся – возраст, рост, цвет волос, адрес. А суть одна. Позвонить – нельзя.
Хотя есть у меня одна мудрая подруга, которая советует: а ты звони, не отказывай себе в этом! Звони и получай свой ушат ледяной воды. Если не помоев. Раз тебя обольют, другой, третий, сто тридцать третий. На сто тридцать четвёртый раз тебе уже самой не захочется поднимать трубку за очередной дозой. Ты уже выберешь себе какое-нибудь другое занятие.
Рецепт верный, но лишь в том случае, когда надежды нет уже никакой и спасать приходится не отношения, а себя. А нам -то всё кажется, что надежда ещё есть. Ведь я знаю, что он в эту новогоднюю ночь тоже один, как и я. И, как и я, не позвонит.
Остаётся уповать только на чудо. Когда и случаться чудесам, как не в новогоднюю ночь? Да ещё в такую, когда зодиакальный круг замкнулся.
Я настолько уверовала в неизбежность его прихода, что поставила на стол второй бокал.
Но минуло одиннадцать. В дверь не позвонили.
И правильно сделали. Сколько раз судьба может устраивать мне чудеса в виде исполнения несбыточного? Я, чай, у неё не одна. Сколько за это время наросло новых семнадцатилетних и ждут своей очереди? А я хороша: получила свой подарок и опять бегу в хвост спрашивать, кто последний.
А куда девала тот хрустальный башмачок, который даже в сказке, даже Золушке самой достался лишь однажды? Кто ты такая?
Кто разрешил тебе разбрасываться подарками судьбы?
Где тот мальчик, прорвавшийся тогда к тебе сквозь невозможное? Ты поступила с ним, как шамаханская царица. Помните двух воинов, пронзивших друг друга мечом у входа в её шатёр?
Не жалейте, с ним всё в порядке. Окружён любимыми и любящими, как того и заслуживает. Мир устроен справедливо, и каждый из нас, не дожидаясь ухода в иные юдоли, ещё на этом свете получит себе в точности то, что сделал другому. Ты бросил кого-то – и тебя бросят. Ты предал – и тебя предадут. Ты обманул – обречён быть обанутым. Обидел кого – отльются кошке мышкины слёзки. Неужто вы ещё не заметили этого правила? Значит, молоды ещё. Закон справедливости и возмездия неукоснителен, как законы сохранения материи и энергии. Их не обойдёшь, не объедешь, вот и я сижу тут с тем, что заработала.
Зато: заранее можно оплакивать наших обидчиков и радоваться за благодетелей.
Ещё лучше – помолиться за тех и других сразу.
В половине двенадцатого я всё-таки позвонила.
Он сделал вид, что едет издалека, и добрался до меня минут через двадцать после наступления нового года. Вполне возможно, что сидел в машине за углом и ждал, выдерживал. Ведь знал, как много значит для меня этот миг мистического перехода из одного года в другой, этот порог, эта полночь. «Как встретишь, так и проведёшь...» Посматривал на это свысока. И выжидал: помучить.
Должно быть, сладко ему было сидеть в машине, зная, как я жду и что никуда от него не денусь с подводной лодки.
Наши отношения часто напоминали анекдот про перекличку в тюрьме: Петров! – Молчание. – Петров! (с тревогой) – Молчание. – Петров!!! (панически). – Ну, тут я (лениво). – А ку-ды ты денешься! (победно).
Снимая дублёнку, гневно кривился:
-Это твоё вечное «к ноге!»... Все планы спутала!.. Твои капризы и взбрыки достали меня!..
Недовольно прошёл к столу.
Я придвинула к нему еду.
-Спасибо, я сыт.
Взял вилку, поковырялся, начал есть.
Это уже ритуал такой: чтоб повалялись у него в ногах и чтоб нехотя пнуть.
Медленно оттаивая и снисходя.
И не понимая – или как раз понимая, что главное - чтоб было кого пнуть. Что в этом счастье.
Ведь очень скоро уже – и скорее, чем мы думаем – будет некого.
-Ах, да! – вспомнил, вышел в прихожую, достал из кармана дублёнки бутылку вина. – Шампанское я уже не пью.
-Я тоже.
Он наполнил бокалы и впервые поднял на меня взгляд. Наши глаза встретились. И, как это было всегда, расцепить их нам уже не удалось. Короткое замыкание. Всесильный закон Ома всё ещё действовал.
- С Новым годом? – он улыбнулся, чокнулся со мной и с ненавистью простонал сквозь зубы.
2003
ВАСЯ
Он собирался ко мне в гости лет десять. Но созванивались и то не каждый год. Однако это не мешало нам считаться нежными друзьями.
И тут он внезапно звонит:
-Ты одна?
-Одна.
А надо сказать, про личную жизнь друг друга мы не очень осведомлены: она могла меняться и чаще, чем мы успевали это обсудить.
-Я щас приеду.
-Почти полночь! – испугалась я.
-Мне необходимо с тобой поговорить! – Он подчеркнул «необходимо».
-Ты пьяный? – заподозрила я. Когда ещё русскому мужику нужда «поговорить»?
-Да, я пьяный, но у меня беда, и мне надо с тобой увидеться.
Друзья познаются в беде, разве откажешь! Диктую адрес.
Когда-то, ещё в советские времена, мы с ним столкнулись однажды в Доме учёных, и он вдруг пригласил меня в ресторан поужинать. Я заколебалась: с чего бы ему вести меня в ресторан... Но он тут же отмёл все подозрения:
-Да брось ты, просто поужинаем. Могу я себе это позволить?
Тогда он действительно мог: успешная карьера, симпозиумы, публикации, гонорары.
Спустя год-другой грянула перестройка, ресторан Дома учёных сначала опустел, а потом наполнился, но уже совсем другим людом. Мы могли только локти кусать.
А потом я съездила на одну конференцию и заработала немножко тамошних денег. Заработала именно наукой, а не каким-нибудь там маркетингом, будь он неладен. Позвонила Васе и пригласила его поужинать в ресторане Дома учёных.
Это было чем-то вроде акции протеста и неповиновения: мы, два бедных доктора наук, сидели в бывшем своём ресторане среди богатых «новых учёных» (тогда расплодилось множество академий бизнеса, и членкоры этих академий с золотыми цепями заняли своё место под солнцем науки) и демонстративно ужинали на профессионально заработанные деньги.
Считай, в разведку вместе сходили.
Как же я могла не пустить его, хотя бы и в полночь, хотя бы и пьяного, если у него беда.
А однажды он спас мне машину. Я купила новенькую «шестёрочку», и он мне посоветовал поставить на неё противоугонную хитрость. Сама бы я не додумалась, а он и адрес дал народного умельца. И вот, средь бела дня возвращаюсь к припаркованной своей машине, а она открыта, замок зажигания вырван, провода все наружу. Но цела, спасена, не поддалась врагу.
А всё он, мой друг Василий.
Вскоре во дворе, в полночной тишине раздался его вопль:
-Нинка!
Не знал в темноте, куда направиться, и, как учёный, принял решение, лежащее на поверхности.
Я открыла окно и тоже принялась голосить, руководя его дальнейшим продвижением.
К разговору он подготовился: бутылка водки и бутылка хорошего вина из супермаркета. Широк Василий был всегда.
Никакой беды у него, к счастью, не оказалось. Просто не с кем было продолжить. Не пить же одному.
-Ты мне дашь поцеловать тебя во всякие такие места? – деловито осведомился он, разливая напитки.
Вопрос был своевременный: я как раз собиралась у него узнать, оформил ли он уже пенсию и с чего начинать: мне все эти хлопоты вскоре предстояли.
Причём по тону было ясно, какие такие места его вдруг заинтересовали.
Последний раз с предложением такого рода на меня выходил соседский мальчишка, когда нам было лет по пять. Значит, мы уже начали впадать в детство.
- Насмотрелся всякой дряни по телевизору, - неодобрительно проворчала я.
Но Вася уже забыл, о чём речь. Склероз, как известно, не болезнь, а великое благо, даруемое в старости за большие заслуги.
Тем не менее, разговор, в котором он так нуждался, мы провели.
Особенность пьяной беседы состоит в том, что по отдельности все фразы вполне осмысленны, но в целое не складываются. Поэтому пересказу поддаётся только один эпизод.
- ...я ей сказал про тебя несколько одобрительных слов, но она мне скептически возразила, мол, не обольщайся.
Мне было любопытно узнать причину такого скептицизма, но Вася потерял нить.
-«Не обольщайся: это хитрая и расчётливая хохлушка»? – подсказала я, помогая ему восстановить картину.
-Нет! – Вася помотал головой.
-«Это хитрая и расчётливая еврейка»? – предположила я.
-Да!- обрадовался Вася моей догадливости.
Уж какая там догадливость, Е2–Е4. У нашего злословия не так много вариантов. В сущности, мы добры друг к другу и ленимся изобретать что-то особенное для опорочивания врагов. Да и откуда у нас, убогих вегетарианцев, враги – так, соседи.
Время было позднее, диванчик у кухонного стола удобный, и после второй Вася приклонил голову, а после третьей свернулся калачиком. И это было лучшим завершением беседы.
На всякий случай я заперлась в спальне, чтоб не колобродил около меня.
Ночью он замёрз и постучался в мою дверь:
-Дай чем-нибудь укрыться!
Я уложила его в гостевой комнате и вернулась к себе, довольная, что вечер удался и выкроилось время и для сна.
Утром меня разбудили его крики:
-Нинка! Дай мне выпить! Нинка!
Вообще-то я для него Ниночка, но он всегда обладал ситуационным чутьём и теперь, подчиняясь логике событий, обращался ко мне правильно.