бу. Я вынул стилет и, наклонившись над упавшим, ожидал, когда он придет в себя. Прошло около пятнадцати секунд, прежде чем Фабиан открыл глаза. Они были мутны, без всякого выражения. Я приставил острие стилета к его горлу. Он сразу же пришел в сознание и с ужасом уставился на меня.
– Я не шучу, Фабиан, – проговорил я. И в самом деле, в этот момент я был способен убить его. Так же, как и он, я весь дрожал.
– Ладно, – заплетающимся языком вымолвил он. – Не надо насилия… Я взял ваш чемодан… Помогите мне подняться.
Я помог ему встать на ноги. Он немного шатался и сразу же опустился в кресло. Провел рукой по лбу и увидел, что рука в крови. Вынув платок, он стал прикладывать его к рассеченному месту.
– Боже мой, вы чуть не убили меня, – слабым голосом произнес он.
– Ваше счастье, что этого не случилось, – сказал я. Фабиан попытался улыбнуться, но, взглянув на стилет, который я все еще держал в руке, поморщился.
– Ножи всегда вызывают у меня отвращение, – пожаловался он. – А вы, должно быть, ужасно любите деньги.
– Не больше, чем вы.
– Из-за них я не стал бы убивать.
– Почем знать? Я тоже никогда не думал, что способен на это. До сегодняшнего дня. Где деньги?
– У меня их нет.
Я угрожающе шагнул к нему.
– Остановитесь. Ради Бога, остановитесь. Ну… хорошо… у меня просто сейчас их нет при себе… Но они в наличии. Не размахивайте, пожалуйста, этим ножом. Я уверен, что мы сможем договориться. – Фабиан снова приложил платок к кровоточащему лбу.
И вдруг я обмяк. Меня начало дико трясти. Я был в ужасе от того, что едва не совершил. Ведь я действительно мог убить человека. Я бросил стилет на стол. Если бы в этот миг Фабиан заявил, что не даст мне ни цента, я бы повернулся и вышел, махнув на все рукой.
– В глубине души, – меж тем спокойно продолжал Фабиан, – я, конечно, сознавал, что однажды кто-нибудь может появиться и потребовать деньги. Меня это очень тревожило. Но боюсь, что вам придется некоторое время обождать возврата денег.
– Как это понимать? Что это за «некоторое время»? – все еще пытаясь говорить грозным тоном, спросил я, сознавая, что вид мой не соответствует тону.
– Дело в том, мистер Граймс, что я позволил себе некоторую вольность с вашими деньгами. Пустил их в оборот, – сказал он с извиняющейся улыбкой врача, сообщающего о неизлечимой болезни. – Нельзя было допустить, чтобы деньги бесполезно лежали без движения. Как вы считаете?
– У меня прежде не было денег и нет опыта, как обращаться с ними.
– О, неожиданное богатство. Я тоже подумал об этом. Если вы не возражаете, я пройду в ванную и отмою следы крови. Вот-вот придет Лили, и мне бы не хотелось пугать ее своим видом.
– Идите, – сказал я, усаживаясь, – я подожду вас здесь.
– Не сомневаюсь, – кивнул он, поднявшись с кресла и уходя в ванную. Вскоре послышался звук льющейся воды. Из ванной через спальню был выход в коридор, но я был уверен, что он не сбежит. А если бы он и захотел уйти, я бы не стал его задерживать, ибо находился в каком-то оцепенении. Деньги в обороте. Капиталовложения. Я представлял себе различные варианты встречи с человеком, похитившим у меня деньги, но уж никак не мог вообразить, что она обернется деловым финансовым обсуждением.
Фабиан вышел из ванной умытый, причесанный. Шагал он твердо, и ничто не указывало на то, что несколько минут назад он без чувств и в крови лежал на полу.
– Прежде всего, – сказал он, – не хотите ли выпить?
Я кивнул, и он подошел к серванту, достал бутылку шотландского виски и налил два стаканчика. Я выпил залпом, он пил медленно, сидя в кресле и вертя стаканчик в руке.
– Если бы не Лили, – усмехнулся Фабиан, – вы бы, вероятно, никогда не нашли меня.
– Вполне возможно.
– Женщины, – вздохнул он. – Вы спали с ней?
– Предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
– Что ж, вы правы. – Он снова вздохнул. – Ну, а теперь… Думается, вы позволите мне рассказать с самого начала. У вас есть время?
– С избытком.
– Прежде чем я начну, разрешите оговорить одно условие?
– А именно?
– Вы ничего не скажете Лили о… обо всем этом. Как вы могли заметить из письма, она весьма высокого мнения обо мне. И мне бы не хотелось…
– Если я получу обратно деньги, я никому не скажу ни слова.
– Вполне справедливо. – Он опять вздохнул. – Если не возражаете, я вначале расскажу немного о себе.
Я не возражал, и он пообещал, что будет очень лаконичен.
Рассказ оказался не таким уж коротким. Начал Фабиан со своих родителей-бедняков. Отец был мелким служащим на небольшой обувной фабрике в Лоуэлле в штате Массачусетс, где Майлс родился. В доме всегда не хватало денег. Ему не пришлось учиться в колледже. Во время второй мировой войны Майлс служил в авиации под Лондоном. Там он встретил девушку – англичанку с Багамских островов, где у ее родителей были большие поместья. По окончании войны Майлс демобилизовался в Англии и после стремительного ухаживания женился на этой богатой девушке.
– Каким-то образом, – пояснил он мне причину вступления в этот брак, – у меня вдруг возникла склонность к шикарной жизни. Работать не было никакого желания, и в то же время никаких перспектив, чтобы жить той жизнью, которая меня манила.
Приняв британское подданство, Майлс со своей женой отправился на Багамские острова. Родители жены были не скупы, но и не щедры, а потому он начал играть, чтобы пополнить свои средства. Играл главным образом в бридж и триктрак.
– Увы, – заметил он, – обнаружились у меня и другие слабости. Женщины.
И вот однажды собрался семейный совет, после чего последовал быстрый развод с женой. И с тех пор Майлс стал профессиональным картежником. По большей части жил довольно сносно, но в постоянной тревоге. Приходилось много разъезжать. Нью-Йорк, Лондон, Монте-Карло, Париж, Сан-Мориц, Гштаад.
– Я жил сегодняшним днем, из руки в рот, – продолжал он, – не заглядывая в будущее. Мне то и дело подворачивалась возможность разбогатеть, но для этого у меня не было даже небольшого капитала. Не скажу, что это отравляло мне жизнь, но я был недоволен своей судьбой. За несколько дней до полета в Цюрих мне исполнилось пятьдесят лет, и я сознавал, что будущее ничего не сулит мне. А как тошно жить среди богатых, когда у самого почти ни гроша за душой. Делать вид, что проигрыш, скажем, трех тысяч так же мало значит для тебя, как и для них. Переезжать из одного первоклассного отеля в другой, когда ты, так сказать, на игре, а в перерывах прятаться в захудалых гостиницах.
Особенно выгодной была обстановка в лыжных клубах. Из года в год там шла почти постоянная карточная игра. У Майлса был цветущий привлекательный вид, он ходил на лыжах, чтобы узаконить свое членство в клубе, аккуратно платил долги и свою долю расходов в компаниях, никогда не мошенничал, был очень мил с женщинами, знакомился с греческими, южноамериканскими и британскими миллионерами, игроками по натуре, гордившимися своим карточным умением, а на самом деле весьма беспечными в игре.
Была также возможность подцепить какую-нибудь вдовушку или разведенную со средствами.
– К несчастью, – со вздохом прибавил он, – я ужасный романтик, явный недостаток в моем возрасте. То, что навязывалось, я не брал, а то, что привлекало, не предлагалось. Во всяком случае, – несколько рисуясь, заметил он, – я сам понимаю, что выгляжу вовсе не героем.
– Не спорю, – сказал я.
– Я лишь хочу, чтобы вы верили, что я говорю правду и что мне можно доверять.
– Продолжайте. Пока я еще не доверяю вам.
– Итак, теперь вы знаете того, кто пытался открыть чемодан в одном из роскошных номеров отеля «Палас» в Сан-Морице и обнаружил, что секретный замок не открывается.
– И тогда вы вызвали человека, чтобы взломать замок, – сухо заметил я, вспомнив, как это происходило у меня.
– Совершенно верно. Когда открыли чемодан, я тут же обнаружил, что он не мой. Не знаю, почему я вслух не сказал об этом. Возможно, какое-то шестое чувство удержало меня. Или, быть может, потому, что сверху лежал новенький кейс, который обычно носят с собой, а не кладут в чемодан. Так или иначе, я дал человеку на чай и отпустил его… Кстати сказать, мне было жаль выбросить ваш кейс, и я с удовольствием возвращу его вам.
– Благодарю вас.
– Не стоит благодарности, – без всякой иронии поклонился он. – Когда затем я сосчитал деньги, конечно, сразу понял, что они украдены.
– Да, конечно.
– Согласитесь, что это несколько меняет моральную, так сказать, сторону всего этого дела, не правда ли?
– Отчасти.
– Также было ясно, что тот, кто вез через океан эти деньги, не обратится за помощью к полиции. Вы не станете отрицать этого?
– Нет, не стану.
– Осмотрев тщательно содержимое вашего чемодана, я пришел к заключению, что владелец его человек небогатый, если не сказать больше.
Я утвердительно кивнул.
– В чемодане не было ни записных книжек, ни писем – ничего, что могло бы указать имя владельца. Не было даже ни одного лекарства с рецептом, на котором стояло его имя.
Я невольно рассмеялся.
– Вы, должно быть, необычайно здоровый человек, – одобрительно заметил Фабиан.
– Так же, как и вы, – усмехнулся я.
– А, вы, значит, тоже искали у меня рецепты?
– Разумеется.
– Далее я стал припоминать, осталось ли что-нибудь в моем чемодане, что указывало на меня. И решил, что ничего там нет. Совершенно упустил из виду письмо Лили. Мне казалось, что я его выбросил. Но даже если бы письмо и нашли, то, зная присущую ей осторожность, можно было быть уверенным, что в нем нет ни имени, ни адреса. Ну и, следовательно, мое решение было вполне очевидным.
– Вы попросту присвоили деньги.
– Позвольте сказать, что я пустил их в оборот. В хороший оборот.
– А именно?
– Разрешите объяснить все по порядку. Так вот, у меня никогда не было достаточно денег, чтобы основательно рискнуть, когда везет. Если я выигрывал, что бывало чаще, то не пожинал полностью плоды своего счастья в игре. Я, например, не отважился играть в бридж более пяти центов за очко.