– Чего он еще хочет? – спросил я.
– Осмотреть кресло, на которое вы сели, – объяснил мне администратор.
Я поднялся, невольно отдавая дань профессиональным навыкам полицейского. Действительно, если бы колье было спрятано в кресле, то я должен был в первую очередь сесть в него. Отойдя в сторону, я наблюдал, как полицейский ощупал обивку, потом немного отодрал ее и пошарил в сиденье и спинке кресла. Приладив все обратно, он указал мне, что я могу снова сесть.
Затем он быстро осмотрел все мои вещи. Открыв стенной шкаф, вынул оттуда мои грошовые лыжные штаны и что-то сказал по-немецки администратору.
– Офицер полиции Бругельман желает знать, – перевел администратор, – что у вас – лишь одни эти лыжные штаны?
– Да, одни.
– Где ви биль прешде? – не прибегая к переводу, вдруг нетерпеливо спросил полицейский на ломаном английском языке.
– В Сан-Морице.
– Сан-Мориц? В такой лыжной штаны? – недоверчиво проговорил полицейский. – И теперь в Гштаад тоже?
– Они вполне пригодны.
– Сколько время хотите пробыть здесь?
– Три недели. Может, и подольше.
Полицейский, держа кончиками пальцев мои лыжные штаны, торжественно повесил их обратно в шкаф, затем сел за столик и вынул блокнот.
– Должень задать несколько вопрос Постоянный адрес в Америка.
Я чуть не назвал отель «Святой Августин», но удержался и дал адрес своей прежней квартирки на Восемьдесят первой улице. Она была такой же постоянной, как и все в моей теперешней жизни. Но если Интерпол[118] или еще кто-нибудь займется расследованием, то меня по крайней мере не смогут обвинить во лжи.
– Профессия? – задавая вопрос, полицейский не поднимал головы, старательно записывая. Частный предприниматель.
– Счет в какой банк?
По выражению его лица я понял, что рано или поздно, но придется сказать. Как говорится, вода в реке становилась все глубже.
– «Юнион бэнк» в Цюрихе, – ответил я и мысленно поблагодарил Фабиана за то, что он настоял, чтобы мы открыли и отдельные личные счета.
– А в Америке?
– Я закрыл счета в Америке. Перевожу в Европу. Состояние экономики…
– Находился под арест прешде?
– Послушайте, – обратился я к администратору, – где я живу? Как будто ваш отель считается одним из почтенных в Европе? И я не желаю отвечать на оскорбительные вопросы.
– Это обыкновенная полицейская процедура, – смущенно оправдывался администратор. – Совершенно безличная. Всех то же самое спрашивают.
– Вы, наверно, знаете мистера Майлса Фабиана? – продолжал я.
– Конечно, – с жаром подтвердил администратор. – Мистер Фабиан один из наших давних и уважаемых гостей.
– Он мой близкий друг. Позвоните ему и спросите обо мне.
Администратор о чем-то быстро заговорил по-немецки с полицейским. Тот кивнул, а потом снова повторил:
– Находился под арест прешде?
– Да нет же!
– Дайте ваш паспорт.
– Для чего вам мой паспорт?
– Надо быть уверен, что вы остался Швейцарии, герр Краймс.
– А если я не дам паспорт?
– Тогда другой мера. Задержание. Наш швейцарский тюрьма имейт хороший репутаций. Но она все-таки тюрьма.
– Мистер Граймс, прошу вас, – взмолился администратор.
Вынув из бумажника паспорт, я отдал его.
– Я немедленно обращусь к адвокату, – сказал я, обиженно вскинув голову.
– Поступайт, как вам угодно, – ответил полицейский, засовывая мой паспорт во внутренний карман шинели. Кивнув мне, с трудом ворочая своей заплывшей шеей, он вышел из комнаты.
– Приношу вам искренние извинения от дирекции отеля, – всплеснув руками, сказал администратор. – Поверьте, это тяготит всех нас.
– Вас? – удивился я.
– Ах, эти беззаботные богатые дамы, – продолжал администратор. – Они не сознают, что такое деньги. Забывают в поезде драгоценности тысяч на восемьдесят долларов, а потом устраивают истерики, чтобы мы искали их в гостинице. К счастью, мы в Швейцарии, мистер Граймс. Все, чем дирекция может помочь вам…
– Дирекция может получить обратно мой паспорт. Этим она действительно поможет. Я хочу уехать, и побыстрее.
– Понимаю, – поклонился администратор. – С Альп уж подул фен, как мы его называем, теплый ветер. Начнет таять. Позвольте заметить, что я лично ни в чем не подозреваю вас, – еще раз поклонился он.
– И на том спасибо, – буркнул я.
– Удачно покататься вам сегодня, – по привычке пожелал он.
– Постараюсь, – хмыкнул я. Он попятился и вышел из номера, неловко теребя пуговицу.
Фабиан в щегольском тирольском костюме поджидал меня у входа в банк. Он хорошо выглядел, и никто бы не сказал, что этот человек целую ночь провел за картами, проиграв кучу денег. Завидев меня, он приветливо заулыбался, но, заметив мой удрученный вид, с беспокойством спросил:
– С вами что-то случилось? Не зная, с чего начать, я сказал:
– Вы, как всегда, франтом.
– Слышал об отъезде Юнис. Понимаю, это удар для вас.
– Давайте сначала сделаем то, для чего мы пришли сюда, – сухо заметил я. Поговорить с ним о Юнис лучше в другой раз, когда я буду спокойней и у меня пройдет желание съездить ему по физиономии.
– Извините, что я так опростоволосился, – сказал Фабиан, беря меня под руку. – Первый раз в жизни. Слоуну исключительно везло. Я выдал ему расписку. Но он хочет наличными, и я обещал, что сегодня к четырем часам будет уплачено. Позвонил в Цюрих, чтоб перевели в местный банк. Но нам надо вместе выполнить еще кое-какие формальности. Ох, уж эти швейцарские банкиры!
В задней комнате банка нас тщательно опросил молодой клерк. Потом он позвонил по телефону в наш банк в Цюрихе и долго говорил по-немецки, то и дело поглядывая на нас и, как я понял, подробно описывая обоих. Он спросил номер моего паспорта, и, к счастью, я помнил его. Окончив переговоры, он объявил:
– Все в порядке, джентльмены. К четырем часам будут приготовлены деньги.
Когда мы вышли и прошли к машине, которую Фабиан поставил на стоянке у банка, он пригляделся ко мне и сказал:
– Вы меня беспокоите, Дуглас. У вас такой подавленный вид. В конце концов, это лишь деньги. Не больше. У нас еще все впереди. – Деньги тут ни при чем, – ответил я и рассказал о приходе полицейского, не упомянув о событиях этой ночи, связанных с Диди и Юнис.
– Так вы, значит, взяли это колье? – посмеиваясь, спросил Фабиан.
– Идите к черту, Майлс. За кого вы меня принимаете?
– Я только начинаю как следует узнавать вас, друг мой. Во всяком случае, вы несколько лет провели в отелях.
– Всего в одном. А у тех, кто в нем жил, можно было взять лишь грошовые запонки.
– Могу ли я напомнить, что вы взяли и нечто более ценное? – холодно заметил он. В первый раз я почувствовал, что он может поверить тому, что я украл это колье.
– Ладно, заткнитесь, – сказал я. – Пошли лучше на лыжах.
Мы молча ехали в машине. Впервые между нами возникла неприязненная отчужденность.
Фабиан хорошо ходил на лыжах, движения его были уверенны и четки, как видно, в свое время он прошел неплохую школу. Однако он был осторожен, поэтому я все время шел далеко впереди него и Лили и мы не могли разговаривать. Лишь перед спуском Лили спросила меня:
– Что вы сделали с моей сестрой? Почему она чуть ли не крадучись сбежала от нас?
– Спросите у нее самой, – досадливо буркнул я.
– А, понятно. Подул фен. А этот теплый с истомой ветер раздражает нас, лыжников.
Когда мы затем обедали в клубе, появился Слоун и тут же направился к нашему столу. В лыжных ботинках он ступал тяжелее и громче обычного. Лицо у него было багровое, вид победоносный, наверное, он уже подзаправился виски. Его появление сразу же отбило у меня охоту есть, и я отложил нож и вилку.
– Привет, друзья, – обратился к нам Слоун. – Замечательный денек, не правда ли?
– Угу, – промычал Фабиан, потягивая вино.
– Не пригласите ли меня к вашему столу? – спросил Слоун.
– Нет, – ответил Фабиан.
Слоун криво ухмыльнулся, в глазах у него загорелся злой огонек.
– Обожаю игроков, которых расстраивает проигрыш, – с издевкой сказал он. Потом порылся в карманах и вытащил листок бумаги. – Фабиан, вы не забыли о расписке?
– Не хамите, – холодно предупредил Фабиан. – С нами женщина.
– Добрый день, мадам, – поздоровался Слоун, как будто только что заметил Лили. – Мы, помнится, уже встречались в прошлом году в Сан-Морице.
– Да, помню, сэр, – небрежно проговорила Лили в дворцовой манере восемнадцатого века.
Слоун аккуратно сложил расписку, спрятал ее в карман и повернулся ко мне, тяжело похлопав меня по плечу.
– Какого черта вы здесь, Граймс? Вы же сломали свою драгоценную ногу.
– То был ошибочный диагноз, – сказал я.
– Ну как, шустрый мальчик, вломились еще в какой-нибудь номер в отеле?
Я смущенно огляделся вокруг. Хотя Слоун говорил громко, никто, казалось, не услышал его слов.
– Не далее как этой ночью, – в тон ему ответил я.
– Все шутите, юноша. Ишь, обожатель чужих ботинок. – Слоун хрипло рассмеялся, глаза его налились кровью. Он был из тех людей, что за полчаса могут поссорить целые нации. Мысль о том, что этому хаму придется сегодня в четыре часа отдать тридцать тысяч, раздражала и угнетала меня.
– Новые часики случайно не заработали? – нарочито громко спросил Слоун. – Или здесь вам труднее развернуться?
– Убирайся вон, свинья, – прошипел я, чувствуя, что кровь закипает в жилах.
Слоун натянуто рассмеялся, словно счел мою резкость за шутку.
– Будьте поосторожней с этим приятелем, – обратился он к Фабиану. – Он ушлый малый… – Он хрипло расхохотался: – Ну, раз меня не приглашают, пойду прокачусь на лыжах. Тем более поздно сегодня встал, надо размяться. Встретимся в четыре в отеле, Фабиан, – подчеркнуто серьезным тоном напомнил он и, тяжело и неуклюже ступая, вышел из ресторана.
– И вот с такими людьми приходится иметь дело, – вздохнул Фабиан.