Глава X
– Вы пьете вино? – спросил ангел.
Ричард кивнул, а Дверь ответила нерешительно:
– Я как-то пила. Отец нам налил за обедом. Разрешил попробовать.
Ангел Ислингтон поднял похожую на старинный графин бутылку, которая так сверкала и искрилась, что Ричард подумал: должно быть, она сделана не из стекла, а из чистейшего хрусталя или даже вырезана из огромного цельного алмаза. Хрусталь – или что бы там ни было – так причудливо отражал свет, что казалось даже, будто светится само вино.
Ангел снял крышку и налил вина в бокал – немного, всего на дюйм. Это было белое вино, но Ричард такого никогда не видел. Оно бросало на каменные стены блики, похожие на солнечных зайчиков на воде.
Дверь и Ричард сидели за почерневшим от времени деревянным столом на тяжелых деревянных стульях и молчали.
– Такого вина больше нет, – проговорил Ислингтон. – Это последняя бутылка из дюжины, которую дал мне твой далекий предок.
Ангел протянул бокал девушке и принялся бережно, с любовью наполнять следующий. Он был похож на священника, исполняющего ритуал.
– Он подарил мне вино в честь моего прибытия. Это было тридцать… нет, сорок тысяч лет назад. Давно… – Ангел передал бокал Ричарду. – Вы, очевидно, считаете, что такое вино надо беречь, но у меня так редко бывают гости. Путь сюда труден.
– Angelus … – прошептала Дверь.
– Да-да, вам помог Angelus. Но к его помощи можно прибегнуть только один раз. – Ангел поднял бокал и поглядел на вино на свет. – Пейте осторожно, оно очень крепкое, – посоветовал он и опустился на стул между Ричардом и Дверью. – Мне нравится думать, – печально продолжал он, – что когда пьешь это вино, ты пьешь солнечный свет тех дней, которые уже не вернутся. – Он поднял бокал. – За былую славу.
– За былую славу, – эхом откликнулись Дверь и Ричард и осторожно пригубили вино.
– Невероятно! – пробормотала девушка.
– Невероятно! – повторил Ричард. – А я думал, вино с годами превращается в уксус.
Ангел покачал головой.
– Не такое, как это. Все дело в винограде. Важно, где выросла лоза. А такой лозы больше нет – те виноградники поглотили волны.
– Оно волшебное! – воскликнула Дверь, потягивая солнечную жидкость. – Я в жизни не пробовала ничего подобного.
– И не попробуешь. Вина Атлантиды больше не осталось.
Где-то в глубине сознания тоненький голосок разума говорил Ричарду, что Атлантиды никогда не было и, если уж на то пошло, ангелов тоже не бывает, да и большая часть всего, что с ним происходило в последние дни, – это бред. Но Ричард не стал его слушать. Медленно и с трудом он учился доверять своим чувствам. Он понял, что самое простое и самое правильное объяснение всему, что он увидел за это время, – то, которое давали Дверь, маркиз и другие. Да, это объяснение казалось невероятным, но оно было единственно верным. Он сделал еще глоток вина и вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым. Он подумал о небесах – таких огромных и синих, каких он никогда не видел, о солнце – большом и желтом, которое светило над миром, где все было проще, потому что и сам мир был гораздо моложе.
Слева от них шумел водопад – прозрачная вода сбегала по стене в каменную чашу. Справа, меж двух бронзовых колонн, была дверь из полированного кремня в тяжелой черной металлической раме.
– Вы и в самом деле считаете себя ангелом? – спросил Ричард. – В смысле, вы видели Бога и все такое?
– Я ничего не считаю, Ричард, – с терпеливой улыбкой объяснил Ислингтон. – Я ангел.
– Это такая честь для нас, – сказала Дверь.
– Напротив. Это вы оказали мне честь, посетив меня. Твой отец, Дверь, был хороший человек. Он был мне другом. Его смерть меня очень опечалила.
– Он сказал… в своем дневнике… что я должна найти вас. Что я могу вам доверять.
– Надеюсь, я оправдаю ваше доверие. – Ангел сделал глоток вина и задумчиво продолжил: – Нижний Лондон – единственный город, который я люблю. Прежде был другой, но его поглотили волны, и я ничего не смог с этим поделать. Я знаю, что такое боль утраты. И сочувствую тебе. Что ты хотела узнать?
Дверь ответила не сразу.
– Моих родных… убили. Это сделали Круп и Вандемар. Но кто их нанял? Я… я хочу знать, почему?
Ангел кивнул.
– Я знаю немало тайн. Многие слухи доходят до меня, правдивые или нет: слухи, намеки, отголоски слухов… – Он повернулся к Ричарду. – А ты? Чего хочешь ты, Ричард Мэхью?
Ричард пожал плечами.
– Я хочу снова жить как раньше. Хочу вернуться в свою квартиру, на свою работу…
– Это вполне возможно, – заметил ангел.
– Ну да, конечно! – буркнул Ричард.
– Ты мне не веришь, Ричард Мэхью?
Ричард посмотрел в светлые глаза ангела. Они будто светились изнутри. Глаза, которые видели, как миллионы миллионов лет назад из космической пыли рождались галактики.
Он покачал головой.
Ангел улыбнулся доброй, всепрощающей улыбкой.
– Это будет нелегко. И вас самих, и ваших спутников ждут тяжелые испытания. Будет трудно выполнить то, что нужно, и еще труднее вернуться назад. Но только так мы сможем найти ответы на ваши вопросы. Только так мы получим ключ ко всем тайнам.
Он встал, подошел к каменной плите, на которой были расставлены статуэтки, и взял одну из них. Это была фигурка какого-то зверя, сделанная из лавы.
– Она будет оберегать вас на пути ко мне, – проговорил ангел и отдал статуэтку Двери. – Больше я ничем не могу помочь.
– А что мы должны сделать? – спросил Ричард.
– Ключ охраняют черные монахи. Принесите его мне.
– И тогда вы узнаете, кто убил моих родных? – спросила Дверь.
– Надеюсь, что да.
Ричард допил вино. Он чувствовал, как по всему телу разливается тепло. Ему казалось, что, посмотрев на свою руку, он увидит, как лучезарная жидкость бежит по его жилам, словно он весь стал прозрачным.
– Удачи, – прошептал ангел Ислингтон.
Послышался шорох, словно ветер прошелестел листвой забытого леса или забились огромные крылья.
Ричард и Дверь сидели на полу в зале Британского музея и удивленно пялились на резного ангела. Кругом стояла темнота и не было ни души. Прием давно закончился. Небо за окнами начало светлеть. Ричард встал и помог подняться Двери.
– К черным монахам?
Дверь кивнула.
Ричард бывал на мосту Блэкфрайрз[207] и, конечно, не раз проезжал станцию с тем же названием, но он уже научился не делать поспешных выводов.
– Это люди?
– Да.
Ричард подошел к Angelus’у и провел пальцем по его раскрашенному одеянию.
– Как думаешь, он правда может вернуть меня к прежней жизни?
– Я никогда не слышала, чтобы такое случалось. Но он не стал бы нам лгать. Он же ангел.
Дверь разжала ладонь и посмотрела на фигурку Зверя.
– У моего отца тоже была такая, – печально проговорила она и засунула статуэтку поглубже в карман куртки.
– Что ж, – сказал Ричард, – мы не сможем раздобыть ключ, если будем сидеть тут, правда?
Они пошли по пустым коридорам.
– Ты что-нибудь знаешь про этот ключ? – спросил Ричард, когда они подошли к выходу из музея.
– Нет. Я слышала про черных монахов, но никогда их не видела.
Она приложила руку к тщательно запертой стеклянной двери, и та открылась.
– Монахи… – задумчиво проговорил Ричард. – Могу поспорить: если мы скажем, что ключ нужен ангелу, самому настоящему ангелу, они тут же отдадут его нам, да еще прибавят волшебный консервный нож и чудодейственный штопор со свистком. – Он засмеялся. От вина еще шумело в голове.
– У тебя, похоже, отличное настроение, – заметила Дверь.
Он воодушевленно закивал.
– Еще бы! Я вернусь домой. Все будет как раньше. Скучная, прекрасная жизнь!
Он глянул на ступеньки Британского музея и подумал, что они буквально созданы для того, чтобы на них танцевали Фред Астер и Джинджер Роджерс. И поскольку ни того, ни другой рядом не оказалось, принялся сам приплясывать – как ему казалось, на манер Фреда Астера, – напевая себе под нос нечто среднее между «Puttin’ on the Ritz» и «Top Hat, White Tie and Tails».
– Та-пам-пам-пум-пум-пам-пам-та-а, – пел он, перескакивая со ступеньки на ступеньку.
Дверь стояла наверху и с ужасом на него смотрела. А потом вдруг захихикала. Он поглядел на нее, снял воображаемый белый цилиндр, подбросил, ловко поймал и снова нацепил на голову.
– Вот чудак, – пробормотала Дверь и улыбнулась.
Не переставая приплясывать, Ричард схватил ее за руку и привлек к себе. Она секунду раздумывала, а потом тоже принялась танцевать. Получалось у нее гораздо лучше, чем у Ричарда. Добравшись до конца лестницы, они, не размыкая объятий, повалились на землю, тяжело дыша и глупо хихикая.
Ричарду показалось, что все вокруг закружилось.
Он чувствовал, как бьется сердце Двери. Чувствовал, как проходят секунды, и думал, что, наверное, надо что-то сделать. Может быть, поцеловать ее? Он попытался понять, хочет ли ее поцеловать, и не понял. Посмотрел в ее удивительные глаза… Дверь отвернулась и высвободилась. Потом подняла воротник кожаной куртки и запахнула ее, как будто куртка могла защитить ее от всего на свете.
– Идем, поищем мою телохранительницу, – сказала она.
Временами спотыкаясь, они пошли по проулку к станции «Британский музей».
– Чего ты хочешь? – спросил мистер Круп.
– Чего хочет каждый из нас? – философски заметил маркиз Карабас.
– Мертвечины, – ответил мистер Вандемар. – И зубов побольше.
– Я подумал, что мы могли бы заключить сделку, – проговорил маркиз.
Мистер Круп расхохотался. Его смех звучал так, будто школьную доску протащили по миллиону торчащих отрубленных пальцев, которые скребли ее ногтями.
– Ах, мсье маркиз. С уверенностью могу утверждать, и, полагаю, никто из присутствующих не станет с этим спорить, что вы, должно быть, утратили весь свой хваленый здравый смысл. Иначе говоря – уж простите такой просторечный оборот, – вы рехнулись.