С музыкальной шкатулкой (смесь горя с отрадой
Из обрывков мелодий и слёз).
Я пленился одной, легкомысленно милой.
Двери запер на ключ и засовы задвинул,
Чтоб не скрылась, пока не обсудим делá.
Тебя, дочь моя, совесть не слишком томила,
Ты такою была с дней помолвки с любимым:
Лишь до крайних домов ты за мною пошла.
Я тебе не припомню – неверной, строптивой –
Ни красы твоей (может быть, малой и мнимой),
Ни достоинств других, что нельзя доказать.
Ведь тебе, как веселью без причин и мотивов,
Место есть в песнях братьев – серьёзных, правдивых,
И они со свечой тебя будут искать.
Сколь бы ни были песни умны их и вéрны,
В них, как искры, блестят часто глупости перлы,
Легкомыслие брызжет искристым вином.
Быть бок о бок с тобой ум их вправе, наверно.
Ведь чем горд так весь род их, сестра наша серна? –
Меж тобою и ними отдалённым родством.
Вместе с певчим дроздом ты б от нас улетела
Слушать ветер, чья песнь беззаботно воспела
Размалёванных торжищ дешёвый наряд.
Как перо легковесна ты, нет тебе дела,
Что твой дар нам – одна лишь тоска без предела.
Но к тебе будет вечно прикован мой взгляд.
Девять вкусов у мира, но нам всех приятней
Яблок вкус, что получены нами бесплатно,
Словно выигрыш правилам всем вопреки.
Несерьёзнейших ягод есть гроздь, вероятно,
Чей осадок в стакане всех вин ароматней.
Есть сует суета, чьи дыханья легки.
Есть вселенная игр – весела, безоружна
Перед лёгкостью чувства любви ненатужной,
Чей внезапный приход, как роса, лёгок, прост.
Там печали рука груз свой бросит ненужный,
Там в устах плача рифмы сплетаются дружно.
И над всем этим – выше помянутый дрозд.
Там ко блюдам обычным есть чудо-приправа:
Иронично смотреть на почёт и на славу
(Нашей чести, о братья, не страшен сей суд).
Там высокие речи отвергают по праву,
Если нет в них мгновений весёлого нрава,
Чьи цветы между фраз, как живые, цветут.
Пусть тебя, Легкомыслие, горести минут,
Ни узды, ни вожжей на тебя не накинут!
Ты для жизни – крыло, ты – сестра для певца.
Сколь безвредна, ты знаешь, смешная личина
По сравненью с несчастьями, коих причина
В лиц серьёзности вечной простака и глупца!
Как не вспомнить нам, братьям, в ночи без просвета
О тебе: наши души тобою согреты,
Ты ведь тоже родилось на этой меже,
Где когда-то падём, распростившись со светом
(Вниз лицом или вверх обратившись при этом,
О чём старший пространно сказал здесь уже)."
И братья вздохнули, видать, неспроста:
«Где ж ты, легкомыслие, где суета?!»
Хор
Брат закончил речь. Сказали
Суд свой братья: «Толк в ней есть.
Шестерым уже внимали,
Четверым окажем честь.
Зависть, гнев, любовь и братство –
Всё нам важно рассмотреть.
Нужно всё же постараться
И мелодию пропеть.
Мы над каждой речью бились:
Суть и смысл их прояснить,
Легкомыслию стремились
В них дорогу преградить,
Но не многого добились –
Песня ход смогла прорыть!
Где ты, ликующая песня,
Как флейты звук легка, проста?
Когда придёшь, зари чудесней,
Как бы случайно, просто так,
И без условностей ненужных
Своей красы нам явишь свет?
Чтоб мы тебя не гнали дружно –
Мол, для таких здесь места нет.
Да, всяк из нас по воле правил
Всегда был сдержан, хладен, строг,
Даже когда он песней славил
Игры веселье между строк.
И до сих пор благополучно –
Серьёзно, словно о судьбе, –
Мы, Легкомыслие, научно
Вовсю толкуем о тебе.
Быть может, молнией играя,
Что легче лани в небе мчит,
Природы сила неземная
Одна хранит твой дух и вид.
Быть может, гром в повозке тряской
И дождь под вьющимся плащом,
Как фавны древние, сквозь пляску
Твою свирель несут ещё,
И, может, станешь ты привычным,
О Легкомыслие, для нас
В местах уж вовсе необычных –
Ведь кто тебе пределы даст?!
Нежданно вдруг сверкнёшь беспечно
Тому, кто тяжко – ночь и день –
Всё строит, строит город вечный,
А сам он – дни его, что тень.
Тебе в неволе не сидится,
Для песни надобен простор.
Так просим милости явиться
Сюда, за наш просторный стол!"
Песнь братьев высоту набрала
И завершилась, как хорал.
Седьмого очередь настала,
И, приступив, он так сказал:...
Эти комментарии помещены для обсуждения на форуме сайта «Натан Альтерман» http://www.alterman.org.il/ в апреле 2012 г. (иврит):
1. Цикл стихотворений «Песнь десяти братьев» Альтерман начинает «Старым вступлением», в котором размышляет о смерти:
Может, кто-то не встретит восход:
За ночь смерть настигает многих...
А далее, в стихотворении «Корчма», он вкладывает в уста Старшего брата шестидесяти лет такие слова:
Кто же знает, где час его страшный найдёт...
Почему именно 60? Предвидел ли Альтерман (1910-1970), что умрёт в этом возрасте?
Когда Альтерман писал первые стихотворения этого цикла в 1940 г., ему было 30 лет, т. е. половина от 60-и. Не имел ли он в виду половину жизни? И сразу же приходит на ум:
Nel mezzo del cammin di nostra vita
Или в переводе М. Лозинского:
Земную жизнь пройдя до половины...
Такими словами начинает гениальный итальянский поэт Данте Алигьери свою «Божественную комедию» и продолжает:
я очутился в сумрачном лесу,
утратив правый путь во тьме долины.
А что пишет Альтерман в стихотворении «Корчма»?
....Вы молчите, веселья в вас нет,
Вы мрачны, словно лес среди ночи...
....Поднялися в ущелье воды.
Намёки вполне прозрачны.
Цикл стихотворений Альтермана имеет дидактический характер, не характерный для других его произведений, но не только характерный, но и предельно важный для поэмы Данте.
2. Построение цикла Альтермана напоминает произведение, не менее популярное, чем «Комедия» Данте, а именно «Декамерон» Джованни Боккаччо: в десяти частях книги люди, спрятавшиеся в месте, которое нельзя до времени покинуть, рассказывают по очереди истории на разные темы.
Боккаччо (1313-1375) родился, когда Данте (1265-1321) ещё был жив. Именно Боккаччо впервые назвал «Комедию» Данте «Божественной» и именно он основал во Флоренции, откуда был изгнан Данте, кафедру для изучения и толкования его поэмы.
В отличие от произведения Боккаччо, пропитанного духом легкомыслия, «Декамерон» Альтермана серьёзен по содержанию, как и другие его вещи, написанные в ту страшную эпоху («Радость бедняков», 1941 г. и «Песни казней египетских», 1944 г.). Легкомыслие могло быть тогда только мечтой или темой для воспевания («Хвала легкомыслию», шестое стихотворение цикла).
В 1940 г. Альтерман был уже очень популярен, благодаря первой своей книге «Звёзды вовне» (1938 г.), где в стихотворении «Он вернулся – мотив, позабытый тобой» уже намекал, возможно, на присущие ему способности мифического Орфея (отведя две строки из двенадцати несущественной вроде бы встрече с ланью и овцой). Теперь, в 1940 г,. у него есть повод встать рядом с Данте и Боккаччо.
3. В стихотворении «Вино» есть строфа, которая в переводе, близком к тексту, звучит так:
Где ты? Радость на траур сменили друзья.
Дай нам знать, ожидающим встреч,
Ибо семьдесят будет видавших тебя
И в отчаянье павших на меч.
Вопрос о том, на что намекает автор, был мною задан на форуме, и из ответов участников выяснилось, что, согласно гематрии, сумма числовых значений букв, составляющих слово «вино», равна 70 и что этот намёк был впервые использован в стихотворении еврейского поэта Шломо ибн-Гвироля, жившего в Испании в XI веке. Там говорилось, что 70 воинов будут побеждены 90 полководцами (по гематрии сумма букв слова «вода» равна 90).
Стало ясно, что перевод должен содержать намёки на какое-то стихотворение о слабых воинах, а также на вино. Новый перевод выглядит так:
Мы в тоске новой встречи с красой твоей ждём,
Хоть пред нею нам не устоять,
Как не выстоит в битве с коварным вином
Даже вся королевская рать.
Намёк, естественно, на английскую народную песню, известную в замечательном переводе С. Маршака как «Шалтай-Болтай».