Очевидно, что во многих из этих случаев налицо «прямой подкуп», «тотальная/взятка в том смысле, как об этом говорилось выше, когда подкупается расположение должностного лица, покровительство.
В случаях «прямого подкупа», как правило, существуют отношения зависимости между тем, кто вручает «дар», и тем должностным лицом, кто принимает его, когда первый заинтересован в благожелательности, «добром отношении» последнего, ибо тот постоянно решает вопросы, важные для «дарителя». Это благожелательное отношение всегда выражается (может выразиться) только в конкретных действиях и ни в чем ином.
«Громкие» судебные процессы второй половины 80-хгодов приоткрыли разветвленную систему коррупции в ряде отраслей народного хозяйства страны, партийно-государственного аппарата и в правоохранительных органах, когда взятки давались высокопоставленным руководителям за благожелательное отношение в решении вопросов, входящих в их компетенцию или которые они могли решить с использованием авторитета занимаемой должности, служебных связей, без конкретизации действий, совершенных за каждое подобное подношение. Такая система взяточничества была выявлена в уголовных делах по обвинению бывшего председателя Госкомитета СССР по обеспечению нефтепродуктами Хурамшина, бывшего первого секретаря Бухарского обкома партии Каримова, бывшего министра автомобильного транспорта Казахской ССР Караваева, бывшего Председателя Совета Министров Узбекской ССР Худайбердиева и другим делам.
Думается, что подобный «прямой подкуп», взятка за покровительство «укладываются» в действующий уголовный закон, определяющий понятие получения взятки. Это отражено в разъяснении Пленума Верховного Суда СССР, указавшего в п. 5 постановления от 30 марта 1990 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве», что как получение взятки должно расцениваться получение должностным лицом денежных средств от подчиненных или подконтрольных ему лиц за покровительство или попустительство по службе, за благоприятное решение вопросов, входящих в его компетенцию. Дача и получение взятки имеют место и в тех случаях, «когда условия получения ценностей или услуг, хотя специально не оговариваются, но участники преступления сознают, что взятка вручается с целью удовлетворения интересов взяткодателя».
Интересен в связи с этим опыт других стран. В Примерном уголовном кодексе США, являющемся официальным проектом Института американского права, в разделе «Взяточничество и оказание влияния с намерением извлечь незаконную выгоду» предусмотрено несколько разновидностей этих преступлений: взяточничество в связи с вопросами, имеющими официально и политическое значение (ст. 240.1), вознаграждение за осуществленное в прошлом поведение по должности (ст. 240.3) и подарки публичным служащим со стороны лиц, находящихся в их юрисдикции (ст. 240.5). В последней из названных статей описывается несколько вариантов преступного поведения различных категорий должностных лиц.
Так, публичным служащим любого ведомства или учреждения, осуществляющим распорядительные функции, производящим инспектирование или расследование, осуществляющим судопроизводство от имени государства или охрану заключенных, запрещается принятие какого-либо имущественного блага от лица, заведомо для них находящегося в сфере действия таких распорядительных функций, инспектирования, расследования или охраны, а равно от лица, против которого заведомо для них предстоит или предполагается судопроизводство. Такие же запреты установлены в отношении должностных лиц, имеющих отношение к государственным контрактам и имущественным сделкам, – от лица, которое заведомо для них заинтересовано или может стать заинтересованным в таком контракте, приобретении, платеже, претензии или сделке; должностных лиц, осуществляющих судебные или административные функции, – от лица, которое заведомо для них заинтересовано или может стать заинтересованным в решении вопроса, находящегося на рассмотрении у такого публичного служащего или трибунала, с которым он связан; должностных лиц законодательных учреждений – от лица, заведомо заинтересованного в каком-либо предстоящем или предполагаемом законопроекте или производстве, относящихся к компетенции такого законодательного учреждения или каких-либо комиссий или органа. Соответственно запрещается во всех указанных случаях предложение или предоставление имущественных благ. Запреты, установленные этой статьей, не распространяются на получение публичными служащими законного вознаграждения, подарков или иных благ, предоставляемых в связи с родством или иными личными, профессиональными или деловыми взаимоотношениями, а также малозначительных благ, связанных с личными, профессиональными или деловыми контактами и не создающих серьезной опасности ущерба беспристрастности должностных лиц.
Как видно, во всех названных ситуациях должностному лицу, принимающему или соглашающемуся принять имущественное благо, не оговаривают, что за это от него требуется. Но последний осознает, что благо ему передает человек, заинтересованный в определенном отношении (поведении) к нему должностного лица, и что он может совершить определенные действия в его интересах.
Примерный уголовный кодекс США рассматривает такие «подарки публичным служащим со стороны лиц, находившихся в их юрисдикции», как мисдиминор, т. е. менее серьезное преступление. Напротив, «взяточничество в связи с вопросами, имеющими официальное и политическое значение», когда имущественное благо принимается публичным служащим или партийным должностным лицом за совершение какого-либо из действий, названных в данной статье, отнесено к фелонии третьей степени.
Было бы некорректно с нашей стороны давать оценку правильности или неправильности такого разграничения, проведенного американскими юристами. Однако думается, что подкуп должностного лица, определяющий не одно конкретное решение, а отношение должностного лица к субъекту, которое может выразиться в системе конкретных действий, в наших условиях, как правило, не может рассматриваться менее опасным деянием.
Поэтому целесообразно, чтобы суды имели в виду, что получение и дача взятки могут осуществляться и в скрытых формах путем передачи материальных ценностей должностному лицу за якобы выполненную им работу по трудовому соглашению или как члену кооператива, а также путем оплаты должностному лицу в явно завышенном размере фактически выполненной работы или оказанной услуги, даже не входивших в его функциональные обязанности. И желательно, чтобы подобное разъяснение было дано Пленумом Верховного Суда СССР.
Ответственность за взяточничество по российскому уголовному законодательству второй половины ХIХ – начала ХХ в.[404]
Возрождающийся интерес к истории России, в том числе и к истории законодательства, в немалой степени объясняется возвращением в общественном сознании к общечеловеческим ценностям, отброшенным революционным вихрем и подвергнутым забвению в последующие годы существования тоталитарного государства, а также необходимостью, несмотря на коренные преобразования экономической и политической систем общества, в определенной преемственности, невозможностью игнорирования достижений философской и юридической мысли дореволюционной России.
Так называемый классовый подход в историко-правовых исследованиях, как правило, приводил к тому, что свою задачу их авторы видели прежде всего в отыскании в юридических памятниках прошлого оснований, часто надуманных, для критики. Это, в частности, характерно для статьи Н. Д. Дурманова – единственной работы в советское время, специально посвященной истории русского уголовного законодательства об ответственности за взяточничество.[405]
Современный исследователь не должен судить законодателей и правоведов прошлого с позиций нынешнего знания. Он стремится понять логику развития юридической мысли и, возможно, почерпнуть идеи, которые, пусть в преображенном виде, окажутся полезными и в новых условиях.
К началу второй половины XIX в. основным законом, определяющим круг преступного поведения и устанавливающим его наказуемость, было Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Громоздкий и казуистичный закон (в первоначальном виде он насчитывал 2224 статьи) действовал вплоть до 1917 г., хотя в 1866 и 1885 гг. он был подвергнут существенному редактированию и сокращению. Заметим, однако, что эти изменения мало коснулись положений закона об ответственности за взяточничество.
В разделе «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» названного Уложения содержалась глава VI «О мздоимстве и лихоимстве». В самом законе понятия мздоимства и лихоимства не разъяснялись. «Остается догадываться, – писал А. Лохвицкий, – что под мздоимством он (закон) разумеет принятие взятки для совершения дела законного, а под лихоимством – для дела незаконного».[406]
Действительно, ст. 401 Уложения о наказаниях 1845 г. (ст. 372 в ред. 1866 и 1885 гг.) говорила об ответственности чиновника или иного лица, состоящего на службе государственной или общественной, который «по делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, примет, хотя и без всякого в чем-либо нарушения сих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином». Такое поведение принято было называть мздоимством.
Напротив, ст. 402 Уложения (ст. 373 в ред. 1866 и 1885 гг.) предусматривала ответственность за принятие в дар денег, вещей или чего иного «для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы». Это считалось лихоимством.[407]
Высшей степенью лихоимства в законе (ст. 406 Уложения, 1845 г., ст. 377 в ред. 1866 и 1885 гг.) признавалось вымогательство. К нему относились различные виды корыстного обогащения должностных лиц, отдельные из которых (что отмечали и дореволюционные исследователи), строго говоря, взяточничеством не являлись.