Уголовное уложение 1903 г. предусматривало ответственность за следующие виды лихоимственных сборов; 1) получение с целью присвоения заведомо не следующего денежного или натурального поступления, вытребованного служащим под предлогом исполнения закона или обязательного постановления, или под предлогом исполнения условий публичного торга или договора с казною или под видом установленной платы за служебные действия (ст. 664); 2) вынуждение посредством притеснения, угроз или иного злоупотребления служебным положением исполнения для себя или другого, безмездно или за несоразмерно низкое вознаграждение, заведомо не обязательной работы или натуральной повинности (ст. 665).
Помимо уже изложенного Уголовное уложение 1903 г. предполагало ответственность за различные виды вымогательства взятки (ст. 657), за содействие взяточничеству, выражающееся в передаче взятки, принятии ее под своим именем или ином посредничестве со стороны служащего (ст. 660), за взяточничество и вымогательство присяжных заседателей по делу, могущему подлежать их рассмотрению (ст. 659). Специальная норма устанавливала ответственность служащего, виновного в присвоении предмета взятки, данного ему для передачи или полученного им под предлогом передачи другому служащему, а также за принятие его с целью присвоения под видом другого служащего (ст. 661).
Вымогательство взятки трактовалось достаточно широко. По существу, любое требование служащим взятки как «ввиду учинения», так и за уже учиненное им действие считалось вымогательством. Ответственность ужесточалась, если деяние служащего, в связи с которым он требовал взятку, было преступлением или служебным проступком, а также если взятка была вынуждена путем притеснения по службе или угрозой таковым.
Весьма своеобразно в российском законодательстве решался вопрос об ответственности за дачу взятки (лиходательство). Такие действия рассматривались как преступные по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., но ответственность дифференцировалась в зависимости от ряда обстоятельств (ст. 412). При этом принимались во внимание: характер действий должностного лица, за которые давалась взятка (здесь различались действия, не противные законам, долгу и установленному порядку; действия, не согласные с порядком службы, хотя и не составляющие прямого преступления; действия, явно противные справедливости, закону и долгу службы), имело ли место вымогательство или взятка давалась по собственному побуждению, а также настойчивость, проявленная взяткодателем в «обольщении служителей правительства».
Наиболее сурово карались лиходатели, «которые будут стараться предложением взяток или иными обещаниями, или же угрозами побудить должностное лицо к уклонению от справедливости и долга службы и, невзирая на его отвращение от того, будут возобновлять сии предложения или обещания». Напротив, лица, согласившиеся дать взятку лишь вследствие вымогательства, требований или настоятельных и более или менее усиленных просьб должностного лица, за свою «противозаконную уступчивость и недонесение о том, как бы следовало, начальству» подвергались лишь строгому выговору в присутствии суда.
В ст. 413 Уложения 1845 г. предусматривалась ответственность лиходателей, склоняющих должностное лицо похитить, скрыть, истребить деловые бумаги или учинить в них подлог. Фактически шла речь о подстрекательстве должностных лиц к похищению документов или к их подлогу, и лиходатели подвергались высшим мерам наказания, предусмотренным Уложением за подлог или похищение документов.
Последняя норма сохранилась в Уложении о наказаниях в редакциях 1866 и 1885 гг (ст. 382). Что же касается наказуемости лиходательства как самостоятельного деяния, то после решения Государственного Совета от 27 декабря 1865 г., предусматривавшего, что уголовное преследование взяткодателей приводит к невозможности изобличения взяткополучателей, она была исключена.
Помимо ст. 382 в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (ред. 1866 и 1885 гг.) имелась ст. 926 о преследовании основателей и начальников шаек или сообществ, создававшихся для подкупа чиновников или служителей какой-либо части управления. Анализируя эту норму, В. Н. Ширяев справедливо отмечал, что она имела в виду борьбу не с лиходательством в собственном смысле, а с опасными для государства и общества шайками. В противном случае пришлось бы признать наказуемой приготовительную деятельность к лиходательству за которое закон ответственности не предусматривал.[432]
Редакционная комиссия, готовившая проект нового Уголовного уложения, рассматривала лиходательство как delictum sui generis и отнесла его к преступлениям против порядка управления. Комиссия полагала, что «подкуп к таким злоупотреблениям службою, которые почитаются преступлением или проступком, нельзя не признать заслуживающим наказания, так как при этом виновный не только вредит правильным действиям государственного организма, через порчу или развращение его агентов, но и прямо причиняет вред юридическим интересам, охраняемым государственными законами, вредит им, благодаря тем преступным деяниям, которые учинены подкупленным.[433]
Эта идея была в известной степени реализована в Уголовном уложении 1903 г, где в ст. 149 (гл. VI «Неповиновение власти») говорилось об ответственности лица, давшего взятку, за склонение или попытку склонения таким путем служащего к совершению преступления. Однако, если наказание за преступление, совершенное подкупленным служащим, было более суровым, чем предусмотренное ст. 149, лицо, виновное в даче взятки, наказывалось как соучастник учиненного служащим преступного деяния. Особо была предусмотрена ответственность за попытку склонить члена сословного или общественного собрания к подаче голоса в пользу свою или другого лица (ст. 150).
Рост взяточничества в связи с поставками и военными заказами, сделками с недвижимостью, основанием новых кооперативных обществ, получением для эксплуатации земельных участков с полезными ископаемыми и другими сделками в начале XX в., особенно в период русско-японской, а затем и Первой мировой войны, вызвал необходимость как усиления ответственности за получение взяток, так и отказа от ненаказуемости за взяткодательство.
14 апреля 1911 г. министр юстиции И. Г. Щегловитов внес в Государственную Думу развернутый законопроект «О наказуемости лиходательства». Дача взятки рассматривалась в этом проекте как самостоятельное преступление, нарушающее принцип безмездности служебных действий, предлагалось объявить ее наказуемой независимо от будущей деятельности взяткополучателя. Лиходательство же в качестве платы за прошлую деятельность должностного лица предлагалось считать преступным лишь при неисполнении им служебной обязанности или злоупотреблении властью. Однако данный законопроект рассмотрен не был.
Положения законопроекта о наказуемости лиходательства были в значительной степени реализованы лишь в законе от 31 января 1916 г., принятом в порядке чрезвычайного законодательства. Существенно повышалось наказание за мздоимство и лихоимство, в частности, в случаях, когда они были учинены по делам, касающимся снабжения армии и флота боевыми, продовольственными и иными припасами, пополнения личного состава и вообще обороны государства, а также железнодорожной службы. Эти же обстоятельства усиливали ответственность и за лиходательство, которое объявлялось безусловно наказуемым. Предусматривалась ответственность за лиходательство – подкуп за выполнение или невыполнение служебного действия без нарушения должностным лицом установленных законом обязанностей, а также за лиходательство – подкуп и лиходательство – вознаграждение за действие или бездействие должностного лица, связанные с злоупотреблением властью. Наказывалось и лиходательство – подкуп члена сословного или общественного собрания и лица, внесенного в список на определенную сессию суда, а равно вошедшего в состав комплекта присяжного заседателя. Обстоятельством, квалифицирующим лиходательство, признавалось учинение его шайкой.
Закон от 31 января 1916 г. не признавал преступлением вручение подарка должностному лицу в порядке благодарности без предварительной о том договоренности за совершенное деяние без нарушения должностным лицом служебных обязанностей. Однако получение служащим-мздоимцем такого подарка по-прежнему считалось преступлением. Каких-либо специальных оснований освобождения лиходателя от ответственности закон от 31 января 1916 г., не предусматривал.
Наш краткий обзор законодательства второй половины XIX – начала XX в. об ответственности за взяточничество завершен. Октябрьская революция привела, в частности, к слому старого государственного механизма и отмене всего дореволюционного законодательства. Но, обращаясь и к декрету «О взяточничестве» от 8 мая 1918 г., и к нормам, регулировавшим ответственность за это преступление в первых советских уголовных кодексах, нетрудно заметить, что идеи дореволюционных правоведов не были преданы забвению.
Экскурс в историю позволяет проследить движение юридической мысли. Достижения юридической науки прошлого должны оставаться в арсенале советских ученых. И поныне сохраняют свою научную ценность исследования самой сути взяточничества как корыстного преступления по службе государственной и общественной, связанного с нарушением принципа безмездности деятельности должностных лиц, тонкий юридический анализ различий между взяточничеством и другими корыстными должностными преступлениями («лихоимственными сборами»), дифференциация различных видов взяточничества (взятка-подкуп, взятка-благодарность, взяточнические поборы, скрытые формы взяточничества, взятки за правомерное и неправомерное поведение должностного лица) и др. В исследованиях старых русских юристов и законопроектных работах того времени привлекают основательность, всесторонность и глубина юридического анализа, широкое использование современного им зарубежного законодательства и литературы, простота и четкость изложения мысли, живой, образный русский язык. Это образец для нас, нынешних юристов. Это – наше наследие, которое нужно беречь и использовать.