Российское уголовное право: традиции, современность, будущее[666]
1. Название конференции достаточно точно отражает характерные черты научного творчества М. Д. Шаргородского. Прежде всего, в нем воплотились лучшие традиции российской науки уголовного права XIX века, развитые в классических трудах таких ученых, как В. Д. Спасович, Н. С. Таганцев, И. Я. Фойницкий и Н. Д. Сергеевский, Н. А. Неклюдов, В. Д. Набоков, М. П. Чубинский и др.
Научные труды этих ученых отличали глубина, основательность и всесторонность рассмотрения предмета исследования, стремление к философскому осмыслению явления, историчность, обращение к зарубежным источникам, красота стиля изложения, совершенный русский язык. Достаточно обратиться к основным работам М. Д. Шаргородского, чтобы убедиться, что все эти качества были присущи творчеству ученого.
Все исследования М. Д. Шаргородского были остро актуальными для своего времени, не всегда приятными и желательными по своим выводам для «власть предержащих», за что ученый неоднократно подвергался незаслуженной критике и гонениям. Наконец, М. Д. Шаргородский стремился заглянуть в будущее, определить задачи уголовного права на перспективу. Здесь достаточно вспомнить хотя бы его публикации по проблемам прогнозирования в праве и влияния научно-технического прогресса на преступность.
2. Развитие отечественного уголовного законодательства в XX веке как бы окаймлено двумя крупнейшими нормативными актами: Уголовное уложение 1903 г. царской России и Уголовный кодекс 1996 г. новой демократической России. Уголовное уложение 1903 г. – выдающийся памятник уголовного права России, по уровню законодательной техники и глубине проработанности правовых институтов общепризнанно стоявший на уровне лучших образцов мирового законодательства того времени. В течение семидесятилетий, последующих после Октябрьской революции 1917 г., пропаганда и теоретики советского права утверждали, что советское социалистическое право – это принципиально новое право, право высшего типа.
Несомненно, социалистическое право, в том числе и уголовное, имело свои характерные особенности, но при всем том нельзя забывать общечеловеческие ценности и законы права. Советское уголовное право восприняло не только законодательную технику предшествовавших уголовных уложений, но и воспользовалось теоретическими разработками дореволюционных юристов таких уголовно-правовых институтов, как формы вины, соучастие, стадии развития преступной деятельности, обстоятельства, исключающие преступность деяния, и др. И это естественно, поскольку в подготовке советских уголовных кодексов и в воспитании нескольких поколений советских юристов принимали участие также выдающиеся представители старой школы, такие как М. М. Исаев, С. В. Познышев, А. А. Жижиленко, М. Н. Гернет, П. И. Люблинский, А. Н. Трайнин, А. Я. Эстрин, а затем продолжившие их дело А. А. Пионтковский, М. Д. Шаргородский, Б. С. Утевский, А. А. Герцензон и др.
3. Уголовный кодекс 1996 г. подвел своеобразный итог развитию уголовного права России в XX веке, вобрав в себя основные теоретические идеи, опыт законотворческой практики и законодательной техники, что, впрочем, не освободило его от определенных недостатков.
Практически сразу же после принятия Уголовного кодекса, даже еще до вступления его в действие, стали раздаваться многочисленные голоса о необходимости внесения в него более или менее значительных изменений, а то и призывающие к разработке нового УК или новой его редакции. Своеобразный законотворческий «зуд» охватил органы, обладающие правом законодательной инициативы. Подсчитано, что за период с 1997 г. по март 2002 г. в Государственную Думу было официально внесено свыше 160 законопроектов. Большинство из них было вызвано ошибочным и наивным представлением о возможности с помощью введения уголовной ответственности или ужесточения санкций действующего закона решить различные сложные социальные проблемы. Это было характерно и для советского времени, на что указывал и с чем пытался бороться М. Д. Шаргородский. Другая особенность современной законопроектной деятельности связана со стремлением заполнить мнимые пробелы в уголовно-правовой охране путем конструирования специальных норм при наличии в УК общих норм, действие которых распространяется на соответствующие деяния. Юридическая общественность, обсуждая на научных конференциях в МГУ и МГЮА тенденции развития законодательства после принятия УК 1996 г., отмечала отсутствие стратегии в совершенствовании уголовно-правовых норм, иначе говоря, продуманной уголовной политики, а также игнорирование правил законодательной техники.
4. Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. внес изменения в 248 статей Уголовного кодекса. Кроме того, утратили силу 7 статей, но одновременно Кодекс был дополнен 10 новыми статьями. Соответствующий законопроект о внесении изменений и дополнений в УК, направленный Президентом РФ в Государственную Думу в марте 2003 г, готовился достаточно кулуарно. И хотя в рабочую группу были включены несколько известных ученых, как выяснилось, на завершающем этапе они фактически были отстранены от работы над законопроектом. После рассмотрения законопроекта в первом чтении он стал известен юридической общественности и получил неоднозначную оценку. В принципе одобряя генеральную линию на гуманизацию законодательства, исследователи выражали категорическое несогласие со многими, достаточно принципиальными положениями проекта закона. К сожалению, законодатель абсолютно не принял во внимание эти замечания.
Федеральный закон от 8 декабря 2003 г. уже неоднократно обсуждался на научных конференциях и в публикациях и в его адрес высказано много критических суждений. Остановлюсь на некоторых.
Представляется неоправданной либерализация (гуманизация) ответственности при рецидиве преступлений. Изменения, внесенные в ст. 18 и 68 УК, по существу нивелируют различия в ответственности между лицами, совершившими преступление впервые, и рецидивистами, стирают грани между видами рецидива, сводят на нет принцип дифференциации ответственности. Точно так же новые правила назначения наказания по совокупности преступлений (ст. 69 УК) нивелируют разницу между случаями назначения наказания, к примеру вору, совершившему две кражи, и вору, осуждаемому за совершение двадцати краж.
Ни в одной из известных мне публикаций, где обсуждались проектируемые или уже принятые изменения в УК, не поддерживалось решение об исключении конфискации имущества из системы применяемых в России уголовных наказаний. Тем страннее выглядит утверждение, содержавшееся в пояснительной записке к законопроекту, а затем повторенное при представлении законопроекта в Государственной Думе, о «весьма низкой эффективности такого вида наказания, как конфискация имущества». Известные специалисты в области уголовного права (А. Н. Игнатов, П. А. Скобликов и др.) утверждают противоположное. Следует заметить, что согласно судебной статистике конфискация имущества не так уж редко применялась в качестве дополнительного наказания.
Так, верховными судами республик, краевыми и областными судами, судами городов федерального значения, автономной области и автономных округов конфискация имущества назначалась: в 2000 г. – 4,8 тыс. осужденным (31,5 % от общего числа), в 2001 г. – 4,7 тыс. (30,7 %), в 2002 г. – 3,7 тыс. (35,1 %) (см.: Судебная статистика за 2001 год // Российская юстиция. 2002. № 8. С. 66; Работа судов Российской Федерации в 2002 году // Российский судья. 2003. № 10. С. 37). Введенные в санкции статей УК вместо конфискации штрафы в размере до одного миллиона рублей (в других случаях – до пятисот тысяч рублей) или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти (трех) лет весьма ощутимы и даже непомерны для представителей малоимущего и среднего классов, но совершенно нечувствительны для современных нуворишей, коррупционеров и т. д.
Конфискация имущества как вид уголовного наказания или как мера безопасности широко представлена в уголовном законодательстве зарубежных стран, но, как правило, речь идет о конфискации средств, полученных преступным путем. Международные уголовно-правовые акты последних десятилетий настойчиво рекомендуют (а участников соответствующих конвенций обязывают) принятие национальными государствами мер, направленных на конфискацию доходов от преступления, понимая под ними любое имущество, приобретенное или полученное, прямо или косвенно, в результате совершения какого-либо преступления, или имущества, стоимость которого соответствует стоимости таких доходов, а также имущества, оборудования или других средств, использовавшихся или предназначавшихся для использования при совершении преступлений. Об этом, в частности, говорится в Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности 2000 г., которая ратифицирована Россией. При этом в зарубежном праве всесторонне отработан механизм исполнения этого наказания (уголовно-правовой меры).
В настоящее время в российском законодательстве о конфискации преступных доходов сказано лишь в ч. 1 ст. 115 УПК и в ст. 72 Федерального закона «Об исполнительном производстве». Нетрудно прогнозировать, что если не будет разработано законодательство, регламентирующее все вопросы, связанные с выявлением имущества, нажитого преступным путем, доказыванием преступного происхождения имущества, самим понятием такого имущества (не только как вещественного доказательства) и т. д., конфискация применяться не будет.
Сомнительна декриминализация различных нарушений правил безопасности, повлекших по неосторожности причинение вреда здоровью средней тяжести. Это не обычное, бытовое неосторожное поведение. Как правило, подобные случаи связаны с разгильдяйством, сознательным грубым пренебрежением существующими правилами, обеспечивающими безопасность производства тех или иных работ, безопасность движения и эксплуатации транспорта и т. п., что достаточно часто встречается в современной российской действительности. Можно вспомнить и изменения, внесенные в основной состав халатности (ст. 293), согласно которым единственным криминалообразующим признаком должностной халатности стало причинение материального ущерба в крупном размере (свыше 100 тыс. рублей). Конституционное положение о человеке, его правах и свободах как высшей ценности забыто.