Это блестяще показал в одной из своих последних работ украинский криминолог А. Ф. Зелинский. Он отмечает, что существует категория ситуационных преступлений, которые совершаются неожиданно не только для окружающих, но и для самого правонарушителя. Поскольку в психологическом плане такое противоправное поведение представляет собой чаще всего реакцию на внешние воздействия в широком их понимании, А. Ф. Зелинский назвал такие преступления реактивными. Энергетическим источником мотивации реактивного криминального поведения почти полностью являются эмоции – влечение, желание, страсть. Они не всегда адекватно отражаются в сознании. Выбор способа действий при этом всегда соответствует неосознаваемой фиксированной установке и вытесненным в подсознание привычкам и автоматизмам[526].
Реактивные преступления А. Ф. Зелинский подразделяет на три вида: импульсивные, привычные, ситуационные. Первые два отличаются минимальной осознанностью и максимальной зависимостью от внутренних импульсов. Поражающие своей нелепостью импульсивные преступления автор называет парадоксальными, «поскольку они не поддаются логическому, психологическому и вообще какому-либо объяснению, кроме того, какое давал 3. Фрейд: у каждого из людей в глубине его психики таится зверь сладострастия и зверь агрессии, то самое „Оно“, сравниваемое с необъезженной лошадью. Благоразумному всаднику („Я“), вооруженному правосознанием и совестью („Сверх-Я“) не всегда удается совладать с ним»[527].
Близко к позиции 3. Фрейда примыкает понимание феномена агрессии у Карла Юнга, основоположника так называемой «аналитической» или «глубинной» психологии. В числе архетипов[528], составляющих предложенную им модель личности, выделяется «Тень» – генетически унаследованное человеком от архаического прошлого темное, примитивное, докультурное, животное, отвергнутое индивидуальным «Я» и оттесненное в область бессознательного, где оно складывается в «анти-Я», «не-Я», своеобразного темного двойника «Я»[529]. Каждый человек имеет свою «Тень», которая отчасти состоит из родовых низменных животных влечений, вытесненных из сознания культурой, а отчасти возникает в результате индивидуальных вытеснений установок и чувств, отвергаемых сознательным «Я». По словам К. Юнга, «это то, чем человек не желает быть»[530], воплощение того, чего каждый человек боится и что он презирает в себе[531]. «Тень» олицетворяет все темные стороны человеческого «Я» («Ego»). Архетипическую «Тень» можно сравнить с «Танатосом», инстинктом, или влечением, к разрушению и смерти. Именно «Тень» ответственна за все агрессивные проявления и деструктивные тенденции. Агрессивность основана на инстинктах и влечениях архетипа «Тени».
Этот архетип, как отмечает исследователь творчества Юнга В. А. Бачинин, «своеобразный резервуар всего докультурного, „зверочеловеческого“, угрожающего основам духовности, нравственности и правопорядка. Он проявляется как тяготение человека к запретному, преступному. Традиционное религиозное сознание издавна оценивало его силу как дьявольское наваждение»[532]. В глубинах бессознательного дремлет память о диком, первобытном прошлом, и для этой дремлющей энергии наиболее предпочтительными формами разрядки являются борьба, насилие, разрушения[533].
Разумеется, насилие и агрессия – это феномены, не отвечающие сознательным идеалам подавляющего большинства индивидов и социальных групп. Агрессивные влечения в числе других неприятных и безнравственных аспектов нашего «Я» мы предпочитаем считать как бы не существующими в нас или не влияющими на наше поведение[534]. Агрессию, равно как и все, что кажется нам неприемлемым, мы в себе подавляем, вытесняем из нашего сознания, но она, «переходя на нелегальное положение», вовсе не исчезает. Агрессия принимает примитивные, варварские формы, не реализуемые до поры до времени.
Карл Юнг писал, что «Тень» часто проваливается в бессознательное или активно и безжалостно вытесняется, чтобы поддержать ханжескую благопристойность нашего иллюзорного совершенства[535]. Но вытеснение стремлений за пределы сознания не препятствует их существованию и активности. Будучи вытеснена или отрицаема, психическая «Тень» продолжает работать «за сценой».
Чем больше тот или иной человек зависит от других людей, тем больше латентной агрессии в нем скапливается[536]. Понятно, что когда накапливается достаточное количество агрессивно-деструктивной энергии, может произойти взрыв, причем главная опасность инстинктов агрессии состоит в их спонтанности, независимости от внешних раздражителей.
В индивидуальной и общественной психике на уровнях сознания и бессознательного всегда хранится вековой опыт прошлых применений насилия, начиная с самых древних, первобытных людей. Информация о подобном опыте, очевидно, сохраняется на биологическом уровне и, конечно, в коллективном бессознательном[537]. С полным основанием Ю. М. Антонян применительно к негативной, разрушительной агрессии говорит, например, об «архетипе Каина»[538]. Чем, в частности, можно объяснить феномен, когда разные люди, представители различных стран и культур, практически одинаково агрессивно реагируют на сходные криминогенные ситуации? В таких случаях «автоматически включаются соответствующие агрессивные механизмы, эффективность действия которых зависит не только от объективного содержания внешних ситуаций, но и субъективного восприятия их действующим субъектом, группой или организацией»[539].
Насильственный опыт поведения человека формируется с первых дней его жизни. Как справедливо отмечает Л. В. Кондратюк, «приходя в этот мир, человек еще до всякой индивидуальной социализации представляет собой отнюдь не tabula rasa (чистая доска. – лат), но существо, наполненное: а) закодированными в структурах психики элементами духовного „наследования“; б) вытесненными в подсознание элементами перинатальных[540] эмоций и переживаний. Не с нуля, но обладая определенным душевно-духовным потенциалом, личность начинает свой процесс вживания в общество, процесс социализации»[541].
Итак, с позиций классического психоанализа и глубинной психологии, агрессия является врожденным инстинктом человека. Она генетически обусловлена и запрограммирована его животным происхождением, его биологическими задатками. Насилие – неотъемлемая черта человека, связанная с его архетипической «тенью», «внутренним убийцей и самоубийцей»[542]. «Индивидуальное насилие присуще человеческому естеству… – указывает английский антрополог Р. Ардри. – Мы – люди – всегда были опасными животными»[543].
Значительный интерес в рассматриваемом плане представляет социобиологическая теория деструктивности Эриха Фромма[544]. В своих исследованиях он исходит из тезиса о первичности психических процессов, которые во многом определяют структуру социальных проявлений. Фромм, как и другие психоаналитики, полагает, что «человек обладает потенциалом разрушающего насилия»[545]. Однако речь у него идет не об обособленности, внесоциальном индивиде, а о человеке, включенном в реальную социальную жизнь. Существенное внимание Фромм уделяет социально-психологическим аспектам человеческого поведения, социологическим проблемам.
Фромм критикует тезис о том, что агрессивное поведение людей имеет генетические корни, запрограммировано в человеке и носит преимущественно инстинктивный характер. Так называемая «доброкачественная» агрессия, действительно, в значительной мере восходит к миру человеческих инстинктов. Однако «злокачественная» агрессивность коренится в человеческом характере, в человеческих страстях. Деструкция[546] социальных отношений, по Фромму, порождена ситуацией, когда человек сталкивается с невозможностью реализовать свои потребности, в результате чего возникают деформированные стремления и влечения.
В психике каждого человека тенденция жизни (биофилия) противостоит приверженности смерти (некрофилия). Здесь мы видим отголосок той драмы между Эросом и Танатосом, о которой писал 3. Фрейд. Конкретный индивид оказывается ближе то к одному, то к другому полюсу. Иначе говоря, он может стать биофилом или некрофилом[547].
Врожденной для всех живых существ, по Фромму, является тяга к жизни, интенсивное побуждение сохранить свое существование. В этом суть глубинной жизненной ориентации биофила. Антиподом биофила является некрофил. Его жизненную ориентацию характеризует страсть к уничтожению, разрушению всего живого. Он стремится построить жизнь по законам смерти. Это проявляется в повышенной агрессивности, немотивированной жестокости, дистрофии нравственных чувств. Основные установки некрофила выражаются в поклонении силе, потребности убивать, влечении ко всему мертвому и грязному, садизме, желании превратить органическое в неорганическое