Избранные труды — Эдуард Побегайло — страница 19 читать онлайн бесплатно

ообществам следует отнести преступные кланы, а также группировки «воров в законе». В Основах уголовного законодательства чрезвычайно важно закрепить норму о преступных сообществах (организациях) и особенностях ответственности их участников.

Думается, что и в Особенной части уголовного законодательства необходимо предусмотреть специальную норму об ответственности за организаторскую преступную деятельность и участие в преступном сообществе. Ее диспозиция могла бы выглядеть так: «Организация преступного сообщества (организации) или руководство им, а равно активное участие в нем». В диспозиции данной нормы следует четко указать конкретные формы, которые принимает такая деятельность. К ним можно было бы отнести вовлечение граждан в подобные сообщества, иные конкретные виды организации преступной деятельности и руководства ею, дачу рекомендаций по ее совершенствованию, выполнение отдельных поручений преступной организации, сбор для данных сообществ разведывательной и контрразведывательной информации, материальных средств, хранение и распоряжение последними, пропаганду преступной идеологии, участие в работе «третейского» суда, организацию сходок преступников, участие в них и т. д.[585]

Помимо этого необходимо предусмотреть и расширить количество составов, к особо квалифицирующим признакам которых следует отнести совершение преступления преступной организацией (сообществом). Речь, прежде всего, идет о хищениях, взяточничестве, вымогательстве, похищении людей, захвате заложников, разжигании национальной вражды, хулиганстве, частнопредпринимательской деятельности, некоторых запрещенных видах индивидуально-трудовой деятельности, сбыте наркотических веществ и т. д.

Раздел IIIУголовное право

Умышленные убийства и борьба с ними (уголовно-правовое и криминологическое исследование)[586]

Введение

Среди многих проблем, встающих перед советской юридической наукой в период развернутого строительства коммунизма, особое место занимает разработка вопросов, связанных с охраной личности и прав советских граждан во всех областях социальной жизни[587]. В нашей стране созданы все условия для небывалого расцвета человеческой личности. «Переход к коммунизму, – говорится в Программе КПСС, – означает всемерное развитие свободы личности и прав советских граждан»[588]. Охрана личности является важнейшей задачей социалистического государства.

Умышленные убийства – наиболее тяжкие преступления против личности, они лишают человека жизни – одного из самых ценных благ, наносят огромный вред обществу. С умышленными убийствами необходимо вести решительную и беспощадную борьбу.

Эта борьба в первую очередь должна осуществляться путем проведения широкой и многогранной работы по предупреждению умышленных убийств. Большую роль в борьбе с убийствами играют также меры уголовной репрессии. В связи с этим теоретическая разработка проблемы уголовно-правовой борьбы с умышленными убийствами имеет весьма актуальное значение. Разработке этой проблемы и посвящена настоящая работа.

В науке советского уголовного права вопросам борьбы с умышленными убийствами всегда уделялось большое внимание. Однако в течение длительного времени (примерно с середины 30-х гг.) изучение умышленных убийств проводилось лишь в догматическом, чисто юридическом плане (понятие умышленного убийства, анализ состава, виды убийств, ответственность за их совершение). Динамика убийств, причины и условия, способствующие их совершению, личность убийц, меры по предупреждению убийств и тому подобные вопросы не затрагивались. Это обстоятельство было связано с общим нигилистическим отношением в период культа личности Сталина к социологическому изучению преступности. Недостаточная теоретическая разработка социологических вопросов, касающихся преступности, привела к недооценке этих вопросов на практике и причинила большой вред социалистическому правосудию.

В настоящее время, в период развернутого строительства коммунизма в нашей стране, когда партией поставлен вопрос о полном искоренении преступности, сочетание догматического, юридического аспекта в изучении отдельных видов преступлений (в том числе и умышленных убийств) с аспектом социально-политическим, социологическим имеет принципиальное значение.

Настоящая работа представляет собой попытку рассмотреть проблему уголовно-правовой борьбы с умышленными убийствами не только в юридическом, но и в социологическом плане. В работе уделяется внимание выяснению причин и условий, способствующих совершению умышленных убийств, исследованию личности убийц, разработке мероприятий по предупреждению убийств и другим криминологическим проблемам. Наряду с этим видное место отводится и юридическим вопросам, поскольку при применении уголовных кодексов союзных республик по делам об умышленных убийствах в практике органов социалистического правосудия возникает немало спорных вопросов, нередко допускаются ошибки.

В основу работы положено изучение и обобщение следственной и судебной практики по делам об умышленных убийствах (главным образом в Ростовской и Воронежской областях). Помимо этого в работе использованы практика Верховного Суда СССР и Верховных судов союзных республик, а также материалы Прокуратуры СССР и Всесоюзного научно-исследовательского института криминалистики[589].

Глава 1. Общая характеристика умышленных убийств

§ 1. Понятие умышленного убийства по советскому уголовному праву

В истории общественной жизни убийство является одним из наиболее древних преступлений. «История преступлений против жизни, – указывал известный историк права акад. И. А. Малиновский, – в значительной степени совпадает с историей преступлений вообще. Так было в истории права всех народов. Так было и в истории русского права»[590].

В уголовном законодательстве и теории уголовного права различных стран и времен убийству всегда уделялось исключительное внимание. «Можно смело сказать, – указывает М. Д. Шаргородский, – что большинство проблем общей части уголовного права: вопрос о субъективной стороне состава, вопрос о причинной связи, вопросы о соучастии, о приготовлении и покушении – в значительной мере решались именно в связи с этим конкретным преступлением»[591].

Умышленное убийство является одним из наиболее тяжких преступлений в условиях социалистического общества, где проявляется неустанная забота о жизни и здоровье людей. Особая общественная опасность убийств состоит в том, что они посягают на одно из самых ценных благ человека – его жизнь. При совершении убийства наступившие последствия не поддаются возмещению, так как причиненный вред не имеет равного эквивалента.

Убийства наносят огромный вред обществу. Убийца лишает человека возможности трудиться для общества в соответствии со своими способностями.

При убийстве большому кругу людей, как правило, причиняется значительный моральный, а иногда и материальный вред. Смерть близкого человека вызывает огромное горе и чувство невозместимой утраты, наносит тяжелую моральную травму, надолго оставляющую след в сознании человека. Кроме того, потеря кормильца иногда влечет за собой определенные материальные трудности для его семьи.

Большую общественную опасность представляет и личность убийцы. Последний обнаруживает особый эгоизм, жестокость, явное пренебрежение к человеческой личности и обществу. Это свидетельствует о глубине его нравственного падения, о попрании им элементарных требований морали.

Естественно, каждый случай убийства вызывает у окружающих чувство глубокого возмущения. Обращаясь в редакцию газеты «Известия» по поводу убийства распоясавшимися хулиганами потомственного рабочего Мымрикова, работники Коломенского тепловозостроительного завода писали: «Ужасна сама бессмысленность преступления. Хулиганы… никогда не видели Мымрикова – их зверский поступок нельзя даже объяснить глупым сведением счетов. Просто это преступное: нам все позволено!

Вот эта крайняя, предельная распущенность и возмущает больше всего, переворачивает душу. Откуда у этих выродков столь полное отсутствие всяких элементарных сдерживающих начал?»[592]

В отличие от ряда преступлений, определение которых содержится в законе (например, кража, мошенничество, изнасилование и пр.), в уголовных кодексах союзных республик отсутствует определение убийства.

Большинство советских ученых-криминалистов определяют убийство как противоправное умышленное или неосторожное лишение жизни другого человека (равно как и противоправное умышленное или неосторожное причинение смерти другому человеку)[593].

Несколько по-иному определяет убийство профессор Н. И. Загородников: «Убийство – это противоправное умышленное или неосторожное лишение жизни другого лица, когда причинение смерти является основанием уголовной ответственности (курсив наш. – Э. Я.)»[594].

Вряд ли есть необходимость в этой оговорке. Само собой разумеется, что в тех случаях, когда причинение смерти не служит непосредственно основанием уголовной ответственности (например, при нанесении тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего), оно не является убийством[595].

Перейдем к определению понятия умышленного убийства.

Прежде всего, в определение умышленного убийства следует, по нашему мнению, включить указание на общественную опасность и уголовную противоправность действий виновного. Общественная опасность деяния заключается в опасности его для социалистических общественных отношений. Уголовная противоправность деяния – это признание уголовным законом того или иного деяния преступным. Не всякое умышленное лишение жизни другого лица является общественно опасным и уголовно-противоправным, влекущим за собой уголовную ответственность. Лишение жизни на войне, в состоянии необходимой обороны, приведение в исполнение судебного приговора к смертной казни и тому подобные случаи убийствами не являются.

При определении умышленного убийства, естественно, следует указать на умышленный характер причинения виновным смерти другому лицу. Для признания убийства умышленным необходимо, чтобы лицо, его совершившее, сознавало общественно опасный характер своего деяния, предвидело его общественно опасные последствия и желало их или сознательно допускало их наступление.

Наконец, чтобы отграничить умышленное убийство от самоубийства, необходимо в определении умышленного убийства указать, что речь идет о лишении жизни другого человека.

Таким образом, можно дать следующее определение умышленного убийства.

Умышленное убийство – это общественно опасное, уголовно-противоправное, умышленное лишение жизни другого человека.

§ 2. Объект умышленного убийства

А. Понятие объекта умышленного убийства

Объектом преступления в условиях социалистического государства являются социалистические общественные отношения[596]. Охрана этих общественных отношений от преступных посягательств – важнейшая задача советского уголовного права.

Указывая на то, что объектом преступления являются социалистические общественные отношения, мы тем самым предполагаем, что уголовный закон охраняет и субъектов этих отношений, что объектом преступления является также и человек – участник общественных отношений.

Следует признать глубоко ошибочным низведение некоторыми криминалистами человека до роли предмета преступления[597]. «Человеческая сущность, – указывал К. Маркс, – не есть нечто абстрактное, присущее отдельному индивиду В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений»[598].

Совершая умышленное убийство, виновный непосредственно посягает на жизнь другого человека. Жизнь другого человека и является непосредственным объектом умышленного убийства.

Поскольку объектом убийства является жизнь человека, большое научное и практическое значение имеет определение начального и конечного моментов жизни.

Вопрос об определении начала жизни человека неоднократно вызывал большие споры. Еще Ф. Энгельс указывал на тщетность попыток юристов «найти рациональную границу, за которой умерщвление ребенка в утробе матери нужно считать убийством»[599].

В советской уголовно-правовой литературе нет единого мнения о рациональной границе, которая бы полностью соответствовала физиологическим признакам возникновения жизни и одновременно была бы приемлемой для юридического решения вопроса о том, произошло в данном случае убийство живого человека или же имело место умерщвление плода (аборт). Одни авторы начальным моментом жизни человека считают начало дыхания или полное отделение ребенка от утробы матери[600], другие – момент появления какой-либо части тела ребенка из утробы матери[601].

Однако большинство советских ученых-криминалистов условным началом жизни человека признают начало физиологических родов, сам процесс рождения[602]. «Наиболее правильно с точки зрения социалистического правосознания, – указывает А. А. Пионтковский, – охранять уголовным законом жизнь человека уже в самом процессе рождения»[603]. Эта точка зрения представляется и нам наиболее правильной.

Начало родов, несомненно, указывает на то, что плод достаточно созрел для внеутробной жизни. В это время ребенок еще невидим, но все свидетельствует о том, что новый человек появляется на свет, начинает свою самостоятельную жизнь. Лицо, посягающее на рождающегося ребенка, сознает, что уничтожает живого человека, а не внутриутробный плод. Разумеется, здесь уже не может идти речь о прерывании беременности (аборте), ибо беременность прервана начавшимися родами.

Лишение жизни ребенка, оказавшегося вне утробы матери в результате преждевременных родов или несчастного случая, также образует состав убийства.

Жительница г. Таганрога Г. забеременела от случайной связи. В апреле 1961 г. у Г. на 8-м месяце беременности начались преждевременные роды. Родился живой, недоношенный, жизнеспособный ребенок. Присутствовавшая при его рождении мать роженицы гр-ка 3. утопила ребенка в помойном ведре. Суд признал 3. виновной в умышленном убийстве, предусмотренном ст. 103 УК РСФСР[604].

Завершение жизни человека также есть процесс. В медицине различают два основных этапа смерти: 1) клиническую смерть и 2) биологическую смерть[605]. Клиническая смерть характеризуется прекращением дыхания и сердцебиения. В течение очень короткого времени жизнь в организме не прекращается и процессы обмена еще продолжаются.

Клиническая смерть длится 5–7 минут, после чего наступает необратимый этап смерти – биологическая смерть. В коре головного мозга, а затем и в нижележащих слоях мозга наступают необратимые нарушения, прекращается деятельность центральной нервной системы, и восстановить жизненные функции организма уже невозможно[606]. Биологическая смерть является конечным моментом жизни.

В случае причинения состояния клинической смерти, если будет осуществлено оживление организма потерпевшего, действия виновного должны рассматриваться как покушение на убийство.

Жизнь человека охраняется советским уголовным законодательством в равной мере на всех этапах его существования (от начала жизни и до конца ее), независимо от состояния здоровья и жизнеспособности человека. По справедливому замечанию Штюбеля, право прожить час столь же священно, как и право прожить 80 лет[607]. Закон запрещает лишать жизни безнадежно больных и умалишенных. Врач обязан до конца бороться за сохранение их жизни.

Б. Потерпевший от умышленных убийств

Равная охрана уголовным законом жизни каждого гражданина вовсе не означает, что науку советского уголовного права и органы социалистического правосудия не должна интересовать личность потерпевших. Для нас не безразлично, убит ли гражданин в связи с выполнением им общественного долга или убит хронический алкоголик, систематически терроризировавший свою семью и соседей, погиб ли человек с безупречным прошлым или неоднократно судимый хулиган, затеявший драку на улице.

Охраняя жизнь каждого человека, уголовный закон не может в то же время не учитывать поведение потерпевшего, его личность[608]. Не могут не учитывать личность убитого и органы социалистического правосудия.

В постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» внимание судов акцентируется не только на выяснении данных о личности подсудимого, но и на тщательном исследовании сведений, относящихся к личности потерпевшего и его поведению во время происшествия[609]. Их выявление необходимо как для определения степени общественной опасности совершенного преступления и личности преступника, так и для раскрытия обстоятельств преступления и в особенности мотивов его совершения. Изучение личности потерпевших от убийств имеет и важное криминологическое значение, поскольку позволяет выяснить ряд причин и условий, способствующих совершению этих преступлений, и принять меры к их устранению.

Проведенное нами выборочное изучение большого числа дел об умышленных убийствах, совершенных в Ростовской области в 1961–1962 гг., показало, что среди потерпевших мужчины составляют 64 %, женщины – 36 %. О возрасте потерпевших можно судить по данным табл. 1 (% от общего числа потерпевших).

Таблица 1

Основной контингент потерпевших – это люди (главным образом мужчины) в расцвете своих сил.

Результаты проведенного ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР изучения 1000 следственных анкет по делам об умышленных убийствах показывают, что 4/5 общего числа убитых – лица, близко знавшие преступника[610]. Аналогичны наши данные по Ростовской области (табл. 2).

Среди потерпевших по этим делам жены и сожительницы убийц составляют 20 %.

По данным изучения прокуратурой Пермской области всех дел об умышленных убийствах на территории области в 1961 г., 70 % этих преступлений совершены лицами, связанными с потерпевшими родством, близкими отношениями[611].

Приведенные данные свидетельствуют о бытовом характере большей части умышленных убийств, о том, что совершению убийств часто способствуют неурядицы в быту, бытовая распущенность.

Нередко потерпевшие в момент убийства находятся в состоянии опьянения. В Ростовской области 43 % потерпевших, по данным упомянутого исследования, в момент совершения убийства находились в нетрезвом состоянии. Среди потерпевших от умышленных убийств в 1960 г. в г. Иркутске 60 % в момент преступления были пьяны[612]. Алкоголь является средством, облегчающим совершение умышленных убийств.

Таблица 3

О поведении потерпевших непосредственно перед убийством можно судить по данным табл. 3, составленной нами на основе изучения дел об умышленных убийствах в Ростовской области.

Почти половина потерпевших в событиях, предшествовавших убийству, играла активную роль.

Таковы некоторые данные, характеризующие потерпевших от умышленных убийств.

§ 3. Объективная сторона умышленного убийства

Объективная сторона преступления – это процесс общественно опасного посягательства на охраняемые советским уголовным законом социалистические общественные отношения, рассматриваемый с его внешней стороны, с точки зрения «последовательного развития тех событий и явлений, которые начинаются с общественно опасного действия или бездействия субъекта и заканчиваются наступлением преступного результата»[613].

Объективная сторона преступления включает в себя:

1) общественно опасное деяние субъекта (действие или бездействие);

2) преступные последствия (результат);

3) причинную связь между деянием и преступным результатом;

4) место, время, способ и обстановку совершения преступления. Умышленное убийство с объективной стороны представляет собой общественно опасное деяние (действие или бездействие), причиняющее смерть другому человеку.

А. Общественно опасное деяние

Непременным признаком всякого преступления является общественно опасное действие или общественно опасное бездействие. Действие или бездействие лица являются поступком, выражающим его волю. Человеческая деятельность тем и отличается от прочих процессов во внешнем мире, что она носит сознательный, целенаправленный характер.

Преступное действие – это общественно опасный акт внешнего поведения лица, находящийся под контролем сознания и осуществляемый вовне собственными телодвижениями данного человека[614].

Преступное бездействие – это общественно опасный акт внешнего поведения лица, находящийся под контролем сознания и состоящий в несовершении лицом того действия, которое оно должно было и могло выполнить.

Умышленное убийство может быть совершено как путем активных действий, так и путем бездействия.

Действия, при помощи которых совершаются убийства, весьма разнообразны. Убийца может причинить смерть потерпевшему, используя только мускульную силу своего тела (например, удушение руками, сбрасывание с высоты, нанесение ударов ногами и руками и т. п.). Преступник может применять свою мускульную силу с использованием различных орудий для облегчения убийства (например, нанесение ударов ножом, топором, камнем, удушение петлей и т. п.). Мускульная сила виновного может быть незначительной, но она может направлять другую мощную силу, которая и причиняет смерть потерпевшему (например, выстрел из пистолета, отравление ядом, поджог и т. п.). Наконец, действие при убийстве может иметь форму психической деятельности. Прежде всего это непосредственное психическое воздействие на потерпевшего. Сильное психическое воздействие на человека может нанести ему психическую травму, вызвать у него глубокие психические переживания и связанные с ними болезненные расстройства, причинить ему смерть[615].

Представим себе, что Иванов, зная, что Сидоров страдает тяжелым заболеванием сердца, сообщает ему неприятные вести в расчете на то, что они приведут Сидорова в состояние сильного возбуждения и повлекут за собой его смерть. Так в действительности и происходит. Иванов должен нести ответственность за умышленное убийство.

К рассматриваемому способу действия относится и подговор к самоубийству несовершеннолетнего или душевнобольного. Хотя потерпевший и сам причиняет себе смерть в подобных случаях, но он делает это в результате психического воздействия со стороны виновного. Последний несет ответственность за умышленное убийство.

Сила психики человека может быть использована для подговора малолетнего или умалишенного причинить смерть другому лицу. Если малолетний или душевнобольной в результате подговора лишит кого-либо жизни, виновным в убийстве будет лицо, подговорившее его. Здесь не может быть речи о соучастии (подстрекательстве), ибо исполнитель является лишь орудием в руках преступника. Подобного рода случаи носят название посредственного причинения. Лицо, осуществившее подобным путем преступление, является его исполнителем.

Примером убийства, совершенного путем бездействия, может служить следующее дело. Жительница г. Кисловодска Н. в ночь на 1 января 1963 г. у себя дома родила ребенка и с целью избавления от него не оказала ему никакой помощи (не обрезала и не перевязала пуповину, не обмыла тельце, не одела его и т. п.). В результате ребенок вскоре умер. Н. была привлечена к уголовной ответственности за детоубийство и осуждена к 4 годам лишения свободы[616].

Ответственность за смерть, наступившую в результате бездействия, наступает лишь в тех случаях, когда лицо должно было и могло сделать то, в невыполнении чего его обвиняют.

Обязанность виновного совершить общественно необходимые действия может вытекать:

1) из предписаний закона или иного нормативного акта. В приведенном примере обязанность матери оказать ребенку помощь вытекала из ст. 41 Кодекса законов о браке, семье и опеке РСФСР;

2) из служебных либо профессиональных обязанностей лица. Например, хирург, вскрывший брюшную полость пациента и заинтересованный в смертельном исходе, отказывается завершить начатую операцию;

3) из личных отношений между людьми. Например, няня, приставленная к ребенку, с целью лишения его жизни не дает ему пищи;

4) из договора. Например, поводырь, желая гибели слепого, не предупреждает его о приближении к обрыву. Слепой полагает, что путь свободен, делает шаг в сторону обрыва и погибает;

5) из предыдущей деятельности виновного – так называемых конклюдентных фактов (когда лицо, поставившее кого-либо в опасность, обязано принять меры для его спасения). Например, виновный, зная, что потерпевший плохо плавает, уговорил его плыть на дальнее расстояние, обещая в случае необходимости помощь. Однако в нужную минуту он такой помощи не оказал, желая, чтобы потерпевший утонул.

В основе оценки возможностей обвиняемого действовать определенным образом лежит субъективный критерий: мог ли данный человек, учитывая его знания, квалификацию, опыт, состояние здоровья, в данной конкретной обстановке совершить то действие, которое от него требовалось, если бы он проявил максимум доступной ему активности.

Б. Преступные последствия

Преступные последствия – это тот или иной вред, причиненный преступным действием или бездействием объекту посягательства – охраняемым уголовным законом общественным отношениям и их участникам[617].

Преступление обычно производит множество вредных последствий. Умышленное убийство, например, помимо причинения смерти человеку, может нередко причинить значительный моральный, а иногда и материальный вред его близким. Однако элементом состава является только то последствие, которое представляет собой ущерб, причиненный именно объекту посягательства. Остальные вредные последствия лежат за пределами состава. Из всех вредных последствий, причиняемых умышленным убийством, только одно, а именно наступление смерти человека, является элементом состава умышленного убийства. Последствие это материального характера, оно предельно точно и определенно – смерть потерпевшего. Ненаступление такого последствия исключает признание преступления оконченным.

На оценку общественной опасности последствий убийства оказывает влияние причинение смерти не одному, а нескольким лицам. Умышленное убийство двух или более лиц является квалифицированным, особо опасным убийством (п. «з» ст. 102 УК РСФСР).

В. Причинная связь

Причинная связь в уголовном праве как элемент объективной стороны преступления представляет собой связь между общественно опасным деянием (действием или бездействием) и наступившими вредными последствиями (преступным результатом). Причинная связь устанавливает чисто объективный предел ответственности: нельзя ставить вопрос об общественной опасности (противоправности) деяния и виновности лица, его совершившего, если по делу не установлена причинная связь.

Причинная связь имеет важнейшее значение при анализе состава умышленного убийства. Установление причинной связи между действием или бездействием лица и наступившей смертью потерпевшего является необходимым условием уголовной ответственности за эту смерть. Отсутствие причинной связи исключает состав убийства.

Изучение судебной практики свидетельствует о том, что немало ошибок при рассмотрении дел об умышленных убийствах связано с неправильным разрешением вопроса о причинной связи. Не претендуя на исчерпывающее исследование проблемы причинности в уголовном праве, мы, тем не менее, решили уделить этому вопросу особое внимание, ведь его правильное разрешение имеет важное практическое значение.

Общее учение о причинности одинаково для всех отраслей науки; оно дано марксистско-ленинской философией. Причинная связь является одной из форм всеобщей объективной связи, взаимозависимости и взаимообусловленности предметов и явлений окружающего нас объективного мира. В противоположность идеализму, рассматривающему причинность в качестве субъективной категории, марксистская философия считает, что причинная связь существует объективно, независимо от сознания людей.

Причинная связь – это такое отношение между явлениями, при котором одно или несколько взаимодействующих явлений (причина) порождает другое явление (следствие)[618].

То явление, которое вызывает, определяет, обусловливает другое, называется причиной. То явление, которое порождается, определяется другим, называется следствием. Причину и следствие нужно рассматривать как соотносительные понятия, имеющие значение лишь применительно к определенному явлению[619].

Если мы желаем установить, является ли отдельно взятое явление причиной другого, то мы должны отвлечься от его связей с массой других явлений и событий, исследуя связи только с тем, которое мы предположительно рассматриваем как следствие[620].

Марксистское положение о необходимости искусственного изолирования причины и следствия имеет большое значение в уголовном праве. Только искусственно изолировав отдельные многообразные явления, связанные друг с другом, путем выделения такой взаимосвязи, которая указывает на внутреннюю, органическую связь между действием или бездействием и наступившим результатом, возможно установить наличие причинной связи.

Приведем пример. Некий 3. на почве ревности выстрелом из пистолета системы «Парабеллум» убил гр-ку Б. Помимо действий самого 3. с фактом наступления смерти Б. связано поведение родителей 3. и членов коллектива, где он работал, не сумевших воспитать в нем необходимые моральные качества, которые бы исключили возможность совершения им преступления; действия лиц, познакомивших 3. с Б.; поведение знакомого 3., продавшего ему пистолет; слабая оперативно-розыскная деятельность органов милиции по выявлению лиц, незаконно хранящих огнестрельное оружие; действия лиц, изготовивших данный пистолет и данную пулю; изобретение Борхардтом и Люгером пистолета «Парабеллум»; изобретение пороха и т. п.

«Можно сказать, – справедливо замечает А. Н. Трайнин, – что все криминалисты мира не в силах были бы проследить от начала до конца всю причинную связь явлений и действий, приведших к преступному результату. Уголовное право неизменно ограничивает и должно ограничивать звенья причинной связи в качестве предмета своего исследования»[621]. При решении вопроса о причинной связи в уголовном праве нам необходимо абстрагироваться от сопутствующих обстоятельств и выделить те причины, которые нас в данной конкретной связи интересуют[622].

Рассмотрение совокупности причин, вызвавших преступный результат, приводит нас к выводу о том, что значение этих причин неравноценно. Одни из причин являются определяющими, главными, другие – вспомогательными, второстепенными. Понятие причинности включает не только причину явления в узком смысле, как основную движущую силу, но и все другие обстоятельства, влияющие на возникновение результата, т. е. условия. Условие – это обстоятельство, влияющее на возникновение явления, однако его влияние не носит определяющего характера, оно способно лишь ускорить или замедлить реализацию основных причин.

Различие между главными и второстепенными причинами имеет существенное значение для уголовного права. Советская наука уголовного права не признает буржуазной теории эквивалентности, считающей все условия, вызвавшие преступный результат, равноценными[623].

При определении главных, решающих причин наступления преступного результата и причин второстепенных (условий) нельзя исходить из предвзятой установки, что главной причиной всегда является поведение обвиняемого. Это обстоятельство подчеркивается в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве». В постановлении отмечается, что при исследовании вопроса о причинной связи между действиями подсудимого и наступившими последствиями, суды допускают ошибки, особенно в тех случаях, когда действия подсудимого лишь косвенно обусловили наступление обстоятельств, послуживших непосредственной причиной смерти потерпевшего[624].

Приговором суда Горно-Бадахшанской автономной области П. был признан виновным в том, что он из хулиганских побуждений убил своего тестя Г. По делу установлено, что П., находившийся в нетрезвом состоянии, учинил дебош. Чтобы унять его, родственники, в том числе и Г., свалили его на пол и держали за руки и ноги. У Г., в возрасте 70 лет, страдавшего атеросклерозом с поражением сосудов сердца и головного мозга, от сильного напряжения произошел паралич сердца, повлекший его смерть. Суд неправильно признал наличие причинной связи между хулиганскими действиями П. и наступившей смертью Г. и вопреки материалам дела признал П. виновным в умышленном убийстве. Верховный Суд Таджикской ССР правильно отверг это обвинение и квалифицировал действия П. только как злостное хулиганство[625].

С преступными последствиями в причинной связи могут находиться только такие действия (бездействие), которые по времени предшествовали наступлению этих последствий. Причина появляется всегда раньше следствия.

Промежуток времени между причиной и следствием может быть различным, однако он не влияет на решение вопроса о наличии или отсутствии состава преступления. Это обстоятельство не всегда правильно понимается практическими работниками. Существует ошибочная точка зрения, что большой промежуток времени между нанесенным ранением и наступлением смерти якобы исключает ответственность за убийство.

Характерно в этом отношении следующее дело. Ленинградским городским судом Г. был осужден по п. «а» и «в» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г.

Г. был признан виновным в том, что в ночь на 1 января 1957 г. с целью избавления от жены он совершил ее убийство путем нанесения тяжких повреждений, от которых она, не приходя в сознание, скончалась в больнице 25 февраля 1957 г. В деле имеются данные о том, что Г. повалил жену на пол и, держа ее за волосы, ударял с большой силой об пол. Кроме того, он наносил ей удары в голову и лицо ногами, обутыми в ботинки. Только после того как потерпевшая потеряла сознание, Г. прекратил избиение и сообщил сбежавшимся соседям, что убил жену. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР переквалифицировала действия Г. по ст. 142 ч. II УК РСФСР 1926 г., мотивировав изменение приговора тем, что смерть женщины наступила через продолжительное время, что якобы указывает на отсутствие у Г. умысла на ее убийство. Отменяя это определение, Пленум Верховного Суда СССР указал, что значительный промежуток времени, прошедший между умышленным причинением телесного повреждения и смертью потерпевшего, сам по себе не исключает возможности умысла виновного на лишение жизни потерпевшего.

Установления одной лишь последовательности событий во времени для констатирования причинной связи еще недостаточно. Для признания наличия причинной связи нужно обязательно установить, что деяние человека было одним из необходимых условий наступления вредного последствия. Явление, предшествующее другому, может быть его причиной только тогда, когда оно было необходимым условием появления последствия, т. е. когда без него это последствие не наступило бы или же, хотя бы и наступило, но в измененном виде и от других причин (принцип «conditio sine qua поп» – «условие, без которого нет»). Если поведение лица не было необходимым условием наступления результата, ответственность за результат исключается.

Применительно к умышленному убийству это означает следующее: для того чтобы действия (бездействие) субъекта были причиной смерти, нужно, чтобы они явились необходимым условием лишения потерпевшего жизни, т. е. таким условием, не будь которого, смерть не наступила бы.

По вопросу о юридической значимости причинной связи в нашей правовой науке нет единообразного и общепринятого решения; здесь существует, по меткому выражению А. А. Пионтковского, «целый парламент мнений».

Сторонники так называемой теории необходимого причинения[626] в целом исходят из того, что возложение на деятеля ответственности за обусловленный его поведением общественно вредный результат может иметь место только и том случае, когда между действиями (бездействием) лица и наступившими вредными последствиями существует необходимая причинная связь. Наличие случайной связи между деянием лица и последствием исключает ответственность по объективным основаниям, т. е. еще до рассмотрения субъективной стороны.

Одним из принципиальных недостатков этой теории является ее односторонний подход к диалектическому сочетанию необходимости и случайности, акцентирование внимания на противоположности этих категорий при полном исключении их диалектического единства.

Согласно положениям марксистской философии необходимость и случайность находятся в диалектическом единстве[627]. Диалектический материализм рассматривает случайность как форму дополнения и проявления необходимости. «То, что утверждается как необходимое, – указывал Ф. Энгельс, – слагается из чистых случайностей, а то, что считается случайным, представляет собой форму, за которой скрывается необходимость»[628].

Причинная связь, как «необходимая», так и «случайная», существует независимо от сознания людей, но обе они могут быть познаны. Люди могут познавать, а следовательно, предвидеть, рассчитывать и использовать не только необходимую причинную связь, но и случайную. Как необходимые, так и случайные связи могут быть использованы преступником для достижения своих общественно опасных целей. Следовательно, и при наличии случайной причинной связи в определенных условиях может наступать уголовная ответственность.

Возьмем широко распространенный в нашей литературе пример. Сидоров наносит рану Алексееву, а тот погибает во время пожара в больнице, где он находится на излечении в связи с нанесенным ранением. Отвечает ли Сидоров за смерть Алексеева? Совершенно очевидно, что Сидоров не должен нести ответственность за смерть Алексеева, если он ничего не знал о предстоящем поджоге больницы, и что он должен отвечать за гибель Алексеева, если был осведомлен о предстоящем поджоге больницы и причинил ранение Алексееву в расчете на то, что последний погибнет при пожаре. Гибель Алексеева при пожаре – это объективная случайность вне зависимости от осведомленности или неосведомленности Сидорова о предстоящем поджоге. Сторонники же теории необходимого причинения в ситуации с осведомленным о пожаре Сидоровым должны усматривать между поведением последнего и смертью Алексеева необходимую причинную связь. В противном случае с их позиций невозможно обосновать ответственность Сидорова за гибель Алексеева. Но тогда вся концепция разграничения необходимых и случайных связей ставится в прямую зависимость от субъективной стороны преступления, т. е., как правильно отмечает А. Н. Трайнин, «все учение о причине как объективной категории (разрядка наша. – Э. П.) ставится наголову»[629].

Теория необходимого причинения, как справедливо указывает Т. В. Церетели, ведет на практике к необоснованному ограничению уголовной ответственности[630].

Наличие необходимой или случайной причинной связи между действиями (бездействием) виновного и наступившими вредными последствиями само по себе еще не решает вопроса об ответственности. Уголовная ответственность за наступившие вредные последствия при наличии вины лица по отношению к содеянному может наступить и при необходимой, и при случайной причинной связи. Этот основной тезис сторонников так называемой теории виновного причинения[631] мы считаем правильным.

Однако при решении вопроса о критериях юридической значимости причинной связи и среди сторонников теории виновного причинения не существует единства во взглядах.

В этом плане нам представляется правильной точка зрения тех авторов, которые считают причинную связь элементом состава преступления только в том случае, когда действия (бездействие) лица в момент их совершения объективно создавали реальную возможность наступления вредных последствий[632].

Диалектика возможности и действительности имеет существенное значение для понимания проблемы причинной связи в праве. Диалектический материализм различает возможности абстрактные (формальные) и возможности реальные (практические). В плане абстрактной возможности возможно все, что имеет основание в мире действительности, что вытекает из бесконечной массы многочисленных связей и отношений в природе и обществе. Возможно все объективно возможное. Напротив, понятие реальной возможности характеризуется наличием конкретных условий возникновения того или иного явления. «Реальная возможность наступления определенных событий, – правильно указывает А. А. Пионтковский, – не есть субъективное предположение о его возможном наступлении, а есть объективная категория, отражающая состояние самой объективной действительности, возможность ее развития в определенном направлении, наличие объективных условий для наступления соответствующего явления»[633].

В приведенном выше примере (Сидоров нанес ранение Алексееву, а тот погиб во время пожара в больнице) причинная связь между действиями Сидорова и смертью Алексеева имеется во всех вариантах, связь причинно-случайная. Однако как элемент состава преступления она может рассматриваться лишь в том случае, если действия Сидорова в момент их совершения объективно создали реальную возможность смерти Алексеева во время пожара, т. е. если в момент нанесения Алексееву ранения поджог больницы был предрешен. При этом для характеристики причинной связи не имеет никакого значения, осведомлен ли был Сидоров о предстоящем поджоге или не осведомлен. И в том, и в другом случае он объективно создал реальную угрозу жизни Алексеева. Напротив, если в момент нанесения ранения Алексееву опасности пожара не существовало, Сидоров по объективным основаниям не может нести ответственность за смерть Алексеева, даже если пожар и произошел. В данной ситуации реальную возможность наступления смерти Алексеева действия Сидорова не создавали, хотя абстрактная возможность гибели Алексеева имелась (больница, например, могла быть сожжена упавшим на нее громадным метеоритом).

Распространяя указанную точку зрения на умышленное убийство, мы можем сделать вывод, что действия (бездействие) субъекта могут считаться причиной смерти только в том случае, если в момент их совершения они объективно создавали реальную возможность ее наступления.

Таковы общие вопросы учения о причинной связи применительно к умышленному убийству[634].

Г. Обстановка и способы совершения умышленных убийств

При исследовании вопроса об объективной стороне умышленного убийства необходимо уделять большое внимание изучению места и времени, способов и орудий, всей обстановки совершения этого преступления. Указанные обстоятельства не являются самостоятельными признаками объективной стороны преступления. Однако их изучение позволяет более полно оценить степень общественной опасности совершенного убийства, а также установить объективные условия, способствовавшие его совершению.

Марксистское понимание преступности и ее причин говорит о том, что никакое преступление не может быть совершено, если в объективной действительности для этого нет подходящих условий.

Рассмотрим вопрос о месте совершения умышленного убийства. Данные нашего изучения о местах совершения умышленных убийств по Ростовской области представлены в табл. 4.

Как видно из таблицы, около 2/3 умышленных убийств совершается в открытых местах.

Большое количество умышленных убийств совершается в общественных местах. По тем же данным, в Ростовской области в общественных местах совершено 42,5 % умышленных убийств. В Воронежской области в 1960 г. в общественных местах было совершено около половины всех умышленных убийств[635]. По данным изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР следственных анкет по делам об умышленном убийстве, более трети убийств совершено на улицах, в парках и других общественных местах[636].

Таблица 4

Это свидетельствует о наличии определенных недостатков в охране общественного порядка и безопасности граждан, способствующих совершению умышленных убийств. Отсюда и соответствующие профилактические мероприятия, заключающиеся в активизации наружной службы милиции и деятельности дружинников, создании в общественных местах условий, делающих невозможным совершение преступлений[637].

Изучение вопроса о времени совершения умышленных убийств также имеет важное значение. Распределение по времени суток умышленных убийств, совершенных в Ростовской и Воронежской областях, показано в табл. 5 (в % от общего числа изученных дел).

Мы видим, что 2/3 умышленных убийств совершается вечером и ночью. Половина убийств совершается вечером. Аналогичны данные изучения ВНИИ криминалистики следственных анкет по делам об умышленных убийствах, согласно которым в вечернее и ночное время совершается свыше 2/3 убийств[638].

Таблица 5

Важное значение имеет характеристика дня совершения умышленного убийства. Значительное число умышленных убийств совершается в необычные дни (предвыходные, выходные, праздничные дни и дни, имеющие особое значение для убийцы – день рождения, свадьбы, получения зарплаты и пр.). В Ростовской области умышленные убийства, совершенные в необычные дни, составляли 47 %. Еще более высок этот процент в Казахской ССР, где, по данным Верховного суда республики, относящимся к 1958–1959 гг., на предвыходные, выходные и праздничные дни приходится 65 % убийств[639]. По данным анкетного изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР дел об умышленных убийствах, на предвыходные, выходные и праздничные дни приходится около 1/3 этих преступлений[640].

Значительное количество умышленных убийств, совершаемых в необычные дни, связано с неумеренным потреблением алкоголя, который, как известно, является важным криминогенным фактором.

Изучение дел об умышленных убийствах, проведенное ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР в Калужской и Ярославской областях, показало, что 2/5 общего числа убийств в деревне происходит в дни религиозных праздников, главным образом в так называемые «престольные дни»[641]. Объясняется это тем, что в эти дни случаются массовые пьянки, очень часто заканчивающиеся драками и поножовщиной.

Таким образом, данные о времени совершения умышленных убийств показывают, что при проведении профилактической работы особую бдительность необходимо проявлять в вечернее время, а также в предвыходные, выходные и праздничные дни.

Перейдем к вопросу о способах совершения умышленных убийств. Под способом совершения преступления понимается определенный порядок, метод, последовательность движений и приемов, применяемых преступником[642]. Способ совершения того или иного преступления определяется характером тех благ, на которые это преступление посягает. Жизнь человека как объект умышленного убийства предопределяет характер способов совершения этого преступления.

Способы совершения умышленных убийств весьма разнообразны. Приводимая ниже табл. 6 показывает, какие способы применяли преступники при совершении убийств в Ростовской области.

Таблица 6

Как видно из данных таблицы, наиболее распространены убийства, совершенные с помощью колюще-режущих орудий (ножи, «финки», кинжалы и пр.). По материалам изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР следственных анкет по делам об умышленных убийствах, 44 % убийств совершено с применением колюще-режущих орудий[643]. В Воронежской области в 1960 г. с применением холодного оружия совершено 34,7 % умышленных убийств.

Довольно часто умышленные убийства совершаются с применением огнестрельного оружия. В Ростовской (1951–1962 гг.) и Воронежской (1961 г.) областях с применением огнестрельного оружия совершено, соответственно, 20,8 и 24,3 % умышленных убийств. В подавляющем большинстве случаев используются охотничьи ружья. В Ростовской области почти каждое пятое убийство совершалось с помощью охотничьего ружья. По данным упомянутого исследования, проведенного ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР, каждое шестое убийство совершено из охотничьего ружья[644].

Наличие огнестрельного и холодного оружия у некоторой части населения – одно из условий, способствующих совершению умышленных убийств.

Использование преступниками в качестве орудий убийства различных «случайных» предметов (лопата, лом, палка, камень и т. п.) в ряде случаев может свидетельствовать о том, что умысел преступника на совершение убийства возник внезапно.

Иногда преступники применяют одновременно несколько способов (орудий) для лишения потерпевшего жизни.

Установление способа, которым было совершено умышленное убийство, имеет важное значение как для правильной оценки общественной опасности преступления и личности преступника, так и для проведения соответствующей профилактической работы по предупреждению умышленных убийств. Но значение способа убийства этим не ограничивается. В двух случаях уголовный закон вводит указание на способ убийства как на элемент, делающий основной состав квалифицированным, более общественно опасным. Речь идет об умышленном убийстве, совершенном с особой жестокостью (п. «г» ст. 102 УК РСФСР), и об умышленном убийстве, совершенном способом, опасным для жизни многих людей (п. «д» ст. 102 УК РСФСР).

Исследование иных обстоятельств совершения умышленных убийств приводит нас к выводу о том, что благоприятную обстановку для совершения этих преступлений создает позиция невмешательства, занимаемая отдельными гражданами, в присутствии которых совершаются преступления. Характерна в этом отношении табл. 7, составленная на основе наших данных по Ростовской области.

Примерно 2/3 изученных убийств было совершено открыто[645], в присутствии посторонних лиц, однако присутствовавшие пытались пресечь преступление лишь в 22 % случаев. Непринятие свидетелями мер к пресечению убийств – одно из условий, способствующих их совершению.

Таблица 7

Такова общая характеристика обстановки и способов совершения умышленных убийств.

§ 4. Субъект умышленного убийства

А. Понятие субъекта умышленного убийства

Субъект преступления – это лицо, совершившее общественно опасное деяние и способное нести за него уголовную ответственность. Быть субъектом преступления может лишь физическое вменяемое лицо, достигшее определенного возраста. Всякое вменяемое физическое лицо, достигшее 14-летнего возраста, может быть субъектом умышленного убийства.

В древности, а также в Средние века уголовной ответственности за убийство подлежали не только люди, но и животные и даже неодушевленные предметы[646]. В современном уголовном праве субъектом преступления может быть только физическое лицо – человек.

Субъектом преступления, в том числе и умышленного убийства, может быть не всякое физическое лицо, а лишь вменяемое. Вменяемость – это способность лица осознавать общественно опасный характер своих действий. Она определяется способностью лица отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Вменяемость является предпосылкой вины и условием уголовной ответственности[647].

Невменяемым признается лицо, которое в момент совершения общественно опасного деяния не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния (ст. 11 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик).

Лицо, находящееся в состоянии невменяемости, не является субъектом преступления и не подлежит уголовной ответственности. В случае совершения этим лицом общественно опасных действий (даже таких, как лишение жизни другого человека) к нему по назначению суда могут быть применены лишь принудительные меры медицинского характера (ст. 58 УК РСФСР).

Проведение судебно психиатрической экспертизы по делам об умышленных убийствах имеет важное значение. Закон предусматривает обязательное назначение экспертизы для определения психического состояния подозреваемого или обвиняемого при наличии в деле данных, вызывающих сомнения относительно его вменяемости (ст. 79 УПК РСФСР).

Сомнение во вменяемости обвиняемого в убийстве может возникнуть у следователя и суда по целому ряду причин. Нередко на эту мысль наталкивает странное, неправильное, нелепое поведение обвиняемого как в момент совершения преступления, так и после него – во время задержания, при допросе, в ходе дальнейшего следствия и т. п. Иногда подозрение на психическое расстройство может возникнуть из-за кажущейся непонятности или неясности мотивов убийства, из-за необычайной жестокости, проявленной убийцей. Следует, однако, иметь в виду, что особая жестокость совершенного преступления далеко не всегда свидетельствует о психическом заболевании преступника.

Большое значение имеет заключение судебно-психиатрической экспертизы, позволяющее исключить симуляцию преступником психического расстройства с целью уклонения от ответственности.

Изучение судебной практики показывает, что почти по каждому делу об умышленном убийстве проводится амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза, в сложных случаях назначается стационарная судебно-психиатрическая экспертиза[648]. Практике известно немало случаев причинения смерти другим лицам душевнобольными. Так, по данным изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР анкет по делам об убийствах, в 2,5 % случаев смерть потерпевшим причинили душевнобольные[649].

Во многих случаях причинению душевнобольными кому-либо смерти способствуют серьезные недостатки в работе психиатрических лечебных заведений. Иногда душевнобольные, находящиеся на излечении в психоневрологических больницах, выписываются оттуда преждевременно, до излечения, без достаточных к тому оснований, и после выписки за их поведением не устанавливается надлежащий контроль. В отдельных случаях имеют место нарушения инструкции Министерства здравоохранения СССР от 10 октября 1961 г. «О неотложной госпитализации психических больных, представляющих общественную опасность», изданной по согласованию с Прокуратурой СССР и МВД РСФСР.

Установление надлежащего надзора за душевнобольными и неотложная госпитализация психических больных, опасных для окружающих, имеют важное значение в деле предупреждения совершения общественно опасных действий душевнобольными (в том числе и причинения ими кому-либо смерти).

Субъектом умышленного убийства может быть признано только лицо, достигшее 14-летнего возраста. Согласно ст. 10 Основ уголовного законодательства, по общему правилу уголовной ответственности подлежат лица, которым до совершения преступления исполнилось 16 лет. В изъятие из этого общего правила по ряду опасных преступлений, общественная опасность которых вполне понятна каждому подростку, уголовная ответственность предусмотрена с 14 лет. На первом месте среди этих преступлений стоит убийство.

Следует отметить, что практически в возрасте до 16 лет умышленные убийства совершаются в довольно редких случаях.[650] В Ростовской области среди обследованных нами убийц лица в возрасте до 16 лет составляют лишь 0,3 %.

В некоторых случаях может возникнуть вопрос о том, достигло ли лицо соответствующего возраста к моменту совершения им умышленного убийства. Принципиальные указания на этот счет содержатся в постановлении № 6 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних». Пленум, в частности, указал: «Суды должны принимать меры к точному установлению возраста (число, месяц, год рождения) несовершеннолетнего. Вопрос о том, достиг ли несовершеннолетний определенного возраста, надлежит решать применительно к требованиям ст. 103 УПК РСФСР и соответствующих статей УПК других союзных республик. При этом лицо считается достигшим определенного возраста не в день рождения, а начиная со следующих суток. В случаях, когда возраст обвиняемого, несовершеннолетнего устанавливается судебно-медицинской экспертизой, то при определении ею года рождения днем рождения надлежит считать последний день этого года, а при определении возраста минимальным и максимальным количеством лет суд должен исходить из предполагаемого экспертизой минимального возраста такого лица»[651].

Субъект умышленного убийства характеризуется не только определенным возрастом и вменяемостью. В ряде случаев уголовный закон называет и иные признаки субъекта, влияющие на квалификацию этого преступления. Так, п. «и» и «л» ст. 102 УК РСФСР относят к квалифицированным видам умышленное убийство, совершенное лицом, ранее уже совершавшим умышленное убийство, и умышленное убийство, совершенное особо опасным рецидивистом. Субъектом детоубийства может быть только мать новорожденного.

Б. Личность убийц

Проблема субъекта преступления не сводится лишь к вопросу об уголовной правоспособности, т. е. к условиям, при которых лицо может выступать как субъект преступления (возраст, вменяемость и т. п.). «Советское уголовное право, – как справедливо отмечает А. Б. Сахаров, – интересуют общественно опасные действия человека. Но именно потому, что это человеческие действия, его интересует и сам человек, его личность, как в связи с данным деянием, так и помимо его»[652].

Вопрос о личности преступника – одна из центральных проблем науки советского уголовного права и советской криминологии. Учение о субъекте преступления должно раскрывать социальную сущность преступника, показывать, что представляет собой выраженная в преступлении антиобщественная установка личности, решать вопрос о причинах антиобщественного поведения личности.[653] Глубокое изучение личности преступника имеет важное значение для практического осуществления тех ответственных задач ликвидации преступности, которые поставлены партией и правительством в период развернутого строительства коммунистического общества, ибо без такого изучения невозможны индивидуализация уголовного наказания, его справедливость, разумность и целесообразность, оказание исправительно-трудового воздействия на осужденного, невозможно установление и устранение причин и условий, способствовавших совершению преступления.

К сожалению, изучению личности преступника в советской уголовно-правовой литературе в течение длительного времени не уделялось достаточного внимания. Долго не изучалась и личность таких опасных преступников, какими являются убийцы. Если в 20-х гг. убийства и убийцы привлекали внимание большого количества криминологов и при изучении отдельных видов преступлений всегда стояли на первом месте[654], то лишь в последнее время в нашей литературе стали появляться работы, в которых освещается вопрос о личности убийц[655].

Пол, возраст, партийность, образование, социальное положение, профессия, род занятий, семейное и материальное положение, жилищные условия, злоупотребление алкоголем, участие в общественной работе, прежние судимости, факты привлечения к административной и общественной ответственности, воспитание, полученное в детстве, и тому подобные обстоятельства всегда должны быть в центре внимания криминалиста, изучающего лиц, совершивших умышленные убийства. На необходимость тщательного изучения этих данных было обращено серьезное внимание в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве». «Выявление этих данных, – указывается в постановлении, – необходимо не только для определения степени общественной опасности подсудимого и для учета при назначении наказания, но в ряде случаев может иметь значение для раскрытия обстоятельств преступления и в особенности мотивов его совершения»[656]. Большое значение имеют психологические данные о личности убийц (уровень сознания, темперамент, черты характера, волевая и эмоциональная сфера), а также данные о состоянии их нервной системы и психики[657].

По данным статистики Ростовского областного суда, лица, осужденные судами области и областным судом за умышленные убийства и покушения на убийства, распределялись по полу в 1961–1962 гг. и в первой половине 1963 г. следующим образом (табл. 8).

Таблица 8

Сходные данные распределения убийц по полу мы имеем за три года (1959–1961 гг.) по Воронежской области (табл. 9.)

Таблица 9

Таким образом, мужчины примерно в 8–9 раз чаще убивают, чем женщины[658].

Возраст убийц

Основной контингент убийц составляют молодые люди. По данным изучения убийц в Ростовской области, последние по возрасту в момент совершения преступления распределялись следующим образом (табл. 10).

Таблица 10

Наибольшее количество убийц приходится на возрастную группу 18–24 года (около 40 %). Убийцы в возрасте до 30 лет составляют 53,4 %. Сходные данные мы имеем и по другим областям (в частности, по Воронежской и Ярославской).

О возрасте убийц в связи с мотивами убийств некоторое представление могут дать те же данные по Ростовской области (табл. 11).

Как видно из приведенной таблицы, убийцы в возрасте до 35 лет (18–24 года, 25–29 лет, 30–34 года) чаще всего совершают убийства из хулиганских побуждений.

Несовершеннолетние совершают незначительное количество умыш ленных убийств, однако некоторые из совершаемых ими убийств носят исключительно дерзкий и опасный характер. Примером может служить следующее дело.

В г. Георгиу-Деж Воронежской области группа несовершеннолетних преступников, в которую входили Р., К., Н. и др., совершила с апреля по октябрь 1962 г. ряд разбойных нападений, грабежей, краж, хулиганских побуждений ударом металлического прута по голове убил гр-на К. 10 октября 1962 г. Р. и К. при соучастии Н из хулиганских побуждений совершили убийство гр-на П.[659]

Таблица 11[660]

Изучение возраста убийц приводит нас к выводу о наличии серьезных недостатков в воспитательной работе среди молодежи. Эти недостатки являются условиями, способствующими совершению умышленных убийств.

Образование убийц

Характерной особенностью лиц, совершающих умышленные убийства, является их низкий общеобразовательный и культурный уровень. По данным изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР следственных анкет по делам об умышленных убийствах, из числа обвиняемых в совершении этих преступлений более половины имели только начальное образование или были малограмотны. Лишь у небольшого процента лиц было 8–10-летнее образование[661].

Изученные нами убийцы в Ростовской области имели следующий уровень образования (табл. 12).

Таблица 12

Приведенная таблица показывает, что 84,2 % убийц к моменту совершения преступления не имели обязательного 8-летнего образования. Сходные данные мы имеем и по другим областям (например, Воронежской, Ярославской, Пермской), где для подавляющего большинства убийц характерен низкий общеобразовательный уровень.

Таким образом, низкий общеобразовательный уровень некоторой части населения в ряде случаев способствует совершению умышленных убийств.

Социальное положение убийц

Изученные нами убийцы в Ростовской области по социальному положению распределялись следующим образом (табл. 13).

При анализе этих данных следует учесть промышленный характер Ростовской области, городское население которой составляет, по данным переписи 1959 г., 58,4 %[662]. Обращает на себя внимание высокий процент участия в умышленных убийствах лиц без определенных занятий (9 %), удельный вес которых среди социальных групп совершенно ничтожен.

О социальном положении лиц, совершающих умышленные убийства в Воронежской области, можно судить по данным табл. 14 (данные за 1960–1961 гг., % от общего числа изученных убийц).

Таблица 13

Таблица 14

Следует учесть сельскохозяйственный характер Воронежской области, городское население которой по отношению к сельскому составляло, по данным переписи 1959 г., всего 35 %[663]. Несмотря на это, большинство убийств совершают рабочие.

Род занятий убийц

О роде занятий убийц к моменту совершения преступления некоторое представление может дать табл. 15, составленная на основе данных по Ростовской и Воронежской областям (% от общего числа изученных убийц).

Подавляющее большинство убийц работает в сфере материального производства, среди них преобладают промышленные рабочие.

Необходимо отметить, что большое число убийц к моменту совершения преступления нигде не работает и не учится. Каждый девятый убийца в Ростовской области к моменту совершения преступления не работал. Изучение анкет по делам об умышленных убийствах, проведенное ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР, показало, что 16,5 % убийц к моменту совершения преступления нигде не работали и не учились[664].

Таблица 15[665]

Антиобщественное, паразитическое существование тунеядцев в ряде случаев способствует совершению умышленных убийств.

Семейное положение убийц

Семейное положение лиц, совершивших умышленные убийства в Ростовской области, характеризуется следующим образом (табл. 16).

Таблица 16

Таким образом, около 2/3 убийц к моменту совершения преступления состояли в зарегистрированном либо фактическом браке.

Большое количество убийц, состоящих в браке, объясняется прежде всего тем, что в браке состоит большинство взрослого населения СССР[666]. Кроме того, необходимо учесть, что основной контингент убийц составляют молодые люди, что некоторым лицам этого возраста свойственно легкомысленное вступление в брак, который в столкновении с житейскими трудностями очень быстро показывает свою изнанку, что большинство убийств совершается на бытовой почве, что почти каждое пятое убийство – это преступное лишение жизни жен и сожительниц.

Употребление убийцами алкоголя

Алкоголизм занимает одно из главных мест в этиологии умышленных убийств.

Таблица 17, составленная на основе различных источников, показывает процент участия лиц, находящихся в нетрезвом состоянии, в совершении умышленных убийств (к общему количеству убийц).

Эти данные красноречиво свидетельствуют о криминогенном характере пьянства.

Можно привести множество примеров того, как состояние опьянения ведет к совершению убийства.

С раннего детства дружили между собой проживавшие в г. Азове Олег Б., 1940 г. рождения и Виктор М., 1939 г. рождения. В воскресенье 8 октября 1961 г. друзья крепко выпили и отправились в городской парк на танцы. По дороге М. сделал Б. незначительное замечание. Б. обиделся, вытащил складной нож и нанес им М. смертельное ранение в область живота, затем, оставив потерпевшего на дороге, пошел на танцы. Бессмысленность преступления очевидна, причина его «лежит на дне винного стакана». После протрезвления Б. настолько был поражен случившимся и так раскаивался в содеянном, что на протяжении всего следствия и в суде просил применить к нему смертную казнь[667].

О мотивах и целях совершения пьяными убийств можно судить по табл. 18, составленной на основе данных по Ростовской области.

Мы видим, что для пьяных особенно характерно совершение убийств из хулиганских побуждений[668], а также убийств в драке и ссоре.

Алкогольное опьянение способствует внезапному возникновению умысла на убийство. Об этом же свидетельствует характер применяемых пьяным убийцей орудий преступления. Для пьяных характерно использование колюще – режущих орудий, а также различных случайно «подвернувшихся под руку» предметов.

Значительная часть умышленных убийств, совершаемых в нетрезвом состоянии, связана не с единичным и случайным, а с систематическим неумеренным употреблением алкоголя.

Так, некто Б., ранее трижды судимый, плотник стройуправления № 1 треста «Гуковуголь», систематически пьянствовал и нарушал трудовую дисциплину. По его словам, пил он «от души», употреблял спиртные напитки в больших количествах «до потери сознания», при этом не без гордости заявлял, что в него «литр вмещается». Администрация и общественность стройуправления знали об аморальном поведении Б., но никаких мер к его перевоспитанию не принимали. Окончательно распоясавшись, Б. в очередной раз напился на работе пьяным, стал буянить, схватил топор и зарубил им рабочего Ш., покушался на убийство еще двух человек[669].

Таблица 17[670]

Таблица 18

Чем больше человек подвержен алкоголизму, тем большую опасность представляет он для общества.

Участие убийц в общественной работе

Изучение лиц, совершивших умышленные убийства, показывает, что почти никто из них не принимал участия в общественной работе. Так, по данным изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР анкет по делам об умышленных убийствах, 93,3 % лиц, совершивших эти преступления, не участвовали в общественной работе[671]. Аналогичные данные мы имеем по Ростовской и Воронежской областям.

Вовлечение в общественную работу недостаточно устойчивых лиц имеет важное профилактическое значение.

Прежние судимости убийц (рецидив)

Среди лиц, совершающих умышленные убийства, значительное число составляют преступники-рецидивисты. Под рецидивом в науке советского уголовного права, по мнению большинства криминалистов, понимается повторное совершение преступления после осуждения за первое преступление[672].

По данным изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР анкет по делам об умышленных убийствах, из лиц, привлеченных к уголовной ответственности за это преступление, 36 % ранее были судимы[673].

Среди изученных нами убийц в Ростовской области 39,1 % ранее были судимы.

Суммированные данные за 1960–1961 гг. по Воронежской области показывают, что из числа лиц, совершивших умышленные убийства, ранее судимые составляют 30 %.

В Пермской области среди лиц, совершивших умышленные убийства, ранее судимые в 1960 г. составили 54 %; в 1961 г. – 30 %[674].

Специальный рецидив среди лиц, совершивших умышленные убийс тва, в СССР весьма незначителен. Однако общий рецидив среди убийц еще весьма велик. Более 3/4 изученных в Ростовской и Воронежской областях рецидивистов-убийц были судимы ранее за хищение социалистической собственности, кражи, разбои, грабежи, хулиганство. Как правильно отмечают С. С. Степичев и А. М. Яковлев, «опасность многократного рецидива заключается в нарастании, с увеличением количества судимостей, удельного веса наиболее опасных преступлений, а многократный рецидив кражи и хулиганства является „питательной средой“ для поста бандитизма, разбоя, убийств»[675].

Таблица 19, составленная на основе наших данных по Ростовской области, дает некоторое представление о возрасте рецидивистов в момент совершения ими первого преступления.

Таким образом, 2/3 рецидивистов-убийц начали свой преступный путь в возрасте до 21 года.

Обращает на себя внимание низкий уровень образования рецидивистов-убийц. Около 60 % изученных нами рецидивистов-убийц имели низшее образование или были неграмотными.

Таблица 19

Для рецидивистов-убийц особенно характерно совершение преступлений из хулиганских побуждений, корысти (главным образом при разбойных нападениях)[676], из мести, а также с целью облегчения или сокрытия другого преступления.

Следует отметить, что преступления, совершенные рецидивистами, очень часто отличаются особой жестокостью и цинизмом.

Житель г. Новошахтинска Ростовской области М. ранее был дважды судим за кражи. В мае 1961 г. М. и его приятель Г., ранее судимый за хулиганство, изнасиловали и ограбили беременную на 9-м месяце гр-ку Д. На следующий день Д. родила недоношенного ребенка. В августе того же года М. с целью ограбления убил гр-на З.[677]

Для рецидивистов характерен паразитический образ жизни. Важным показателем паразитизма является отсутствие у виновного определенного рода занятий.

Паразитический образ жизни предопределяет значительное ослабление или полное отсутствие социально полезных связей. Рецидивистов часто характеризует отсутствие постоянного места работы, постоянного места жительства, семьи и т. д.

Ослабленные социально полезные связи в ряде случаев «замещаются» у рецидивистов социально опасными, преступными связями. Повышенная общественная опасность рецидивистов состоит в формировании ими преступных групп и участии в уголовных группировках.

В 1961 г. на территории Железнодорожного района г. Ростова-на-Дону действовала банда, возглавляемая неким Ш. Ранее Ш. был трижды судим (2 раза за злостное хулиганство и 1 раз за хищение государственного имущества). В банду входили также Ф., судимый ранее за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, Л., судимый ранее за хулиганство и причинение телесных повреждений, и другие лица. Имея на вооружении малокалиберный пистолет, бандиты совершили несколько налетов с целью завладения государственным имуществом. При нападении на павильон Рострыбкоопа участники банды Ф. и П. убили сторожа А.[678]

Повышенная общественная опасность рецидивистов состоит и в их тлетворном влиянии на неустойчивую часть нашей молодежи. Именно рецидивисты пополняют свои ряды за счет вовлечения в преступную деятельность новых лиц, в первую очередь из числа молодежи. Раскрытие преступлений, совершаемых рецидивистами, представляет нередко известную трудность ввиду наличия у них преступного опыта, определенных «профессиональных навыков», облегчающих совершение преступления и сокрытие его следов.

Чтобы успешно бороться с рецидивом, нужно хорошо знать психологию рецидивистов.

Характерной чертой психологии рецидивистов является наличие в их сознании устойчивой антиобщественной установки[679], прочно укоренившейся готовности действовать в направлении достижения своей преступной цели.

Сам факт рецидива показывает, что отбытое ранее наказание для рецидивиста явно недостаточно, что он упорно не желает поддаваться методам исправительно-трудового воздействия.

В прошлом нередко имели место случаи, когда от отбытия наказания досрочно освобождались злостные, не исправившиеся преступники, которые вновь становились на путь совершения тяжких преступлений. Необоснованное освобождение от наказания не исправившихся осужденных способствует росту рецидивной преступности (и в частности, совершению освобожденными из мест лишения свободы умышленных убийств).

Факты привлечения убийц к административной и общественной ответственности

Убийцами становятся не сразу. Нравственная деградация личности убийцы нередко начинается задолго до совершения им преступления.

Очень часто совершению убийства предшествует аморальное поведение обвиняемого. Об этом свидетельствует и тот факт, что нередко лица, виновные в совершении убийства, до этого преступления подвергались различным мерам административного и общественного воздействия.

Поскольку лица, подвергавшиеся мерам административного и общественного воздействия, впоследствии совершали убийства, следует прийти к выводу о недостаточной эффективности примененных к ним мер. Примером может служить следующее дело.

Житель села Журавлевка Целинского района Ростовской области Б. систематически пьянствовал, устраивал в доме скандалы, избивал свою сожительницу Б. и угрожал ей убийством. По этому поводу Б. неоднократно обращалась и в милицию, и в народный суд, и в товарищеский суд. 7 августа 1961 г. административной комиссией Целинского райисполкома Б. был подвергнут одному месяцу исправительных работ. Эта мера воздействия для Б. оказалась совершенно недостаточной. Через 20 дней он с особой жестокостью убил Б.[680] Между тем привлечение Б. к уголовной ответственности за угрозу убийством предотвратило бы преступление.

В целях профилактики умышленных убийств должно быть усилено всеми возможными средствами общественное и административное воздействие на лиц, поведение которых внушает опасения.

§ 5. Субъективная сторона умышленного убийства

Субъективная сторона преступления включает в себя вину (умысел или неосторожность), мотив и цель, а также эмоциональное состояние лица в момент совершения преступления.

Вина – это отношение психики лица к совершаемому им общественно опасному деянию (действию или бездействию) и к его последствиям в форме умысла или неосторожности.

Согласно ст. 3 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик (ст. 3 УК РСФСР) уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т. е. умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние.

Глубокий и полный анализ субъективной стороны убийства особенно важен по следующим причинам. Во-первых, душевное состояние лиц, совершающих это преступление, нередко бывает крайне сложным и требует внимательного изучения. Во-вторых, сам закон гораздо полнее и детальнее указывает на различные психические переживания при совершении убийства, чем при обрисовке субъективной стороны других преступлений[681]. Наконец, в-третьих, исключительно по субъективной стороне в ряде случаев убийство отличается от других преступлений, связанных с причинением смерти. По субъективной стороне различают отдельные виды убийств. Недостаточное внимание к субъективной стороне этих преступлений приводит к серьезным ошибкам при их квалификации.

А. Умысел и его виды при убийстве

Субъективная сторона умышленного убийства предполагает наличие у виновного прямого или косвенного (эвентуального) умысла.

Прямой умысел. При прямом умысле убийца сознает общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидит его общественно опасные последствия (возможность наступления смерти потерпевшего) и желает наступления таких последствий.

Кл., желая из мести убить К., наносит ему удар ножом в область живота. Кл. сознает общественно опасный характер своих действий, предвидит, что в результате его действий может наступить смерть К., и желает ее наступления. Отношение психики Кл. к причиненному им результату (смерти К.) выражается в форме прямого умысла[682].

Интеллектуальный момент при прямом умысле образует сознание субъектом общественно опасного характера своего действия или бездействия и предвидение его общественно опасного последствия.

Сознание общественно опасного характера действия или бездействия предполагает в первую очередь сознание всех тех фактических обстоятельств совершаемого деяния (действия или бездействия), которые соответствуют признакам состава убийства. Речь идет о сознании тех фактических обстоятельств, которые относятся к объекту и объективной стороне убийства. Лицо должно сознавать, что оно лишает жизни другого человека.

Поскольку в объективную сторону убийства входит и причинная связь между действиями (бездействием) лица и наступившими вредными последствиями (смертью потерпевшего), сознание виновного должно при умысле охватывать и эту связь.

В приведенном выше примере Кл., нанося удар ножом в область живота К., сознает, что в результате такого удара может наступить смерть К., т. е. сознает развитие причинной связи между своим действием и наступлением последствий – смерти К.

Причинная связь только тогда может явиться обстоятельством, обусловливающим ответственность за умышленное убийство, когда она сочетается с субъективным отношением к ее развитию в форме умысла. Если смерть потерпевшего была причинена действиями (бездействием) лица, выпадающими из причинной связи, объемлемой его умыслом, ответственность за умышленное убийство исключается.

Для наличия умысла вовсе не требуется, чтобы лицо во всех деталях предвидело развитие причинной связи, достаточно предвидения ее в общих, родовых чертах.

Сознанием лица должны охватываться и квалифицирующие убийство обстоятельства. Только в таком случае эти обстоятельства могут быть вменены ему в вину. Отсутствие сознания отягчающих убийство обстоятельств исключает ответственность за квалифицированные виды этого преступления.

Процесс, происходящий в психике виновного при умысле, не ограничивается сознанием совершаемого. Его мысль, естественно, обращается к тем последствиям, которые должны наступить в результате его поведения.

При прямом умысле убийца предвидит, что в результате его действий может наступить смерть потерпевшего. При этом прямой умысел может быть как в том случае, когда наступление смерти мыслится как неизбежное последствие его действий (бездействия), так и в том случае, когда оно представляется вероятным или возможным.

Некий Щ. с целью убийства А. почти в упор стреляет ему в лицо из охотничьего ружья, а затем наносит потерпевшему несколько ударов прикладом по голове. В момент совершения этих действий Щ. предвидит неизбежность наступления смерти А[683]. Возьмем другой пример. С. из хулиганских побуждений во время ссоры наносит удар ножом в область живота гр-ну Сол. В момент совершения этих действий С. предвидит возможность наступления смерти Сол.[684] И в первом, и во втором случае, желая наступления смерти потерпевших, Щ. и С. действуют с прямым умыслом.

Волевой момент прямого умысла при убийстве состоит в том, что виновный желает наступления смерти потерпевшего.

Косвенный (эвентуальный) умысел. Косвенный умысел при убийстве заключается в том, что лицо сознает общественно опасный характер своего действия или бездействия, предвидит его общественно опасные последствия (возможность наступления смерти потерпевшего), не желает наступления этих последствий, но тем не менее сознательно допускает их наступление.

Вечером 26 февраля 1962 г. шофер Таганрогского автохозяйства Г., следуя в нетрезвом состоянии на автомашине ЗИЛ-585, грубо нарушил правила движения, поехал на закрытый железнодорожный переезд и повредил опущенный шлагбаум. Дежурная по переезду М., пытаясь задержать Г., встала на подножку автомашины. В это время Г. неожиданно на большой скорости повел машину в сторону от переезда, увозя на подножке М. Последняя стала кричать, просила остановить машину, взывала о помощи, но Г. продолжал гнать машину. Стремясь скрыться и освободиться от М., Г. по ходу машины резко открыл дверцу с левой стороны, где стояла М., от чего она упала и, ударившись головой с большой силой о мерзлый кочковатый грунт, получила смертельные повреждения, от которых тут же скончалась. Г. сознавал общественно опасный характер своих действий, предвидел возможность наступления от таких действий смерти М., не желал наступления этой смерти, но, стремясь скрыться, относился к такому результату с преступным безразличием, сознательно его допуская. Отношение его психики к содеянному выражается в форме косвенного умысла. К такому же выводу пришел и Ростовский областной суд, который признал Г. виновным в умышленном убийстве и приговорил его к 15 годам лишения свободы[685].

Интеллектуальный момент косвенного умысла по существу ничем не отличается от интеллектуального момента умысла прямого. Различие состоит только в том, что при прямом умысле субъект предвидит как неизбежность наступления смерти потерпевшего, так и вероятность или возможность ее наступления, при косвенном умысле лицо предвидит лишь возможность или вероятность наступления смерти потерпевшего[686]. В тех же случаях, когда лицо предвидит неизбежность наступления смерти потерпевшего, оно действует с прямым умыслом. Если, например, потерпевшего сбрасывают из хулиганских побуждений в глубокую пропасть, то говорить о косвенном умысле на убийство нельзя, в таких случаях умысел может быть только прямым.

«Эвентуальный умысел, – как отмечает А. Н. Трайнин, – …предполагает, что результат, который, не желая, сознательно допускает виновный, именно эвентуален, т. е. может наступить, но может и не наступить»[687]. Некоторые криминалисты выступают против такого понимания косвенного (эвентуального) умысла[688]. По мнению Б. С. Утевского, возможны случаи действия с эвентуальным умыслом, когда «виновный сознает неизбежность (необходимость) наступления нежелаемых последствий. Поджигатель может сознавать, что в поджигаемом доме находится инвалид, неспособный передвигаться, что во время поджога никого другого в доме нет, что инвалиду этому помощи ждать неоткуда и что, следовательно, он неизбежно погибнет во время пожара»[689]. Однако с таким утверждением согласиться нельзя. Сознание неизбежности наступления преступных последствий несовместимо с их нежеланием и лишь сознательным допущением – необходимой предпосылкой косвенного умысла.

Волевой момент косвенного умысла заключается в нежелании наступления смерти потерпевшего, но при этом тем не менее, предполагается ее сознательное допущение. При косвенном умысле лицо не желает наступления преступных последствий, ибо преследует совершенно иную цель. Ради достижения этой цели лицо сознательно допускает возможность наступления смерти потерпевшего.

Отсутствие у лица желания, чтобы предвиденные последствия его действий наступили, связано, как правило, с безразличным отношением лица к наступлению этих последствий. Такое отношение к последствиям при косвенном умысле дало основание отдельным представителям науки уголовного права называть эту форму виновности преступным безразличием[690].

Судебная практика также придает решающее значение при косвенном умысле именно преступно безразличному отношению лица к наступлению общественно опасных последствий. В постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что, если при решении вопроса о содержании умысла виновного по этим делам «суд примет установленным, что подсудимый предвидел возможность причинения смерти и относился безразлично (курсив наш. – Э. П.) к этим последствиям, действия виновного, как совершенные с косвенным умыслом, должны квалифицироваться как умышленное убийство»[691].

Приведем характерный в этом отношении пример из практики Ростовского областного суда. Е. и К., решив ограбить магазин, напали на сторожа Г., обезоружили его, повалили на землю, связали ему руки и ноги и заткнули в полость рта носовой платок. После этого преступники ограбили магазин. Сторож Г. в результате закрытия гортани платком скончался от асфиксии. Суд отверг объяснения Е. и К. в той части, что они якобы не имели умысла лишить Г. жизни. Затыкая сторожу в полость рта платок, Е. и К. сознавали опасность своего поведения для жизни Г. и предвидели возможность наступления от этого его смерти. Преступники не желали смерти Г., однако, действуя подобным образом, они сознательно допускали смертельный исход, относясь к нему безразлично. Поэтому действия Е. и К в этой части были правильно расценены Ростовским областным судом как убийство с косвенным умыслом[692].

Следует указать, что сознательное допущение преступных последствий при косвенном умысле обусловлено не только безразличным отношением лица к наступлению этих последствий, но иногда сочетается и с явным нежеланием их наступления. Субъект при совершении своих действий может питать надежду на то, что смерть потерпевшего не наступит, однако эта надежда не основана на учете конкретных и реальных обстоятельств и сил, которые могли бы предотвратить наступление нежелательных последствий. Не желая наступления смерти потерпевшего, лицо рассчитывает лишь на «авось», на какую-либо случайность, благодаря которой смерть может и не наступить. Однако, как правильно отмечает А. А. Пионтковский, «надеяться на „авось“ – значит ни на что не надеяться»[693]. Поэтому следует признать, что в подобных случаях лицо сознательно допускает возможность наступления смерти потерпевшего.

Преступные последствия при косвенном умысле мыслятся виновным как возможный побочный результат его деятельности, направленной на осуществление преступных или непреступных целей. Косвенный умысел немыслим без того, чтобы лицо не стремилось к достижению каких-то иных преступных или непреступных целей. Поэтому косвенный умысел при убийстве предполагает обязательное наличие прямого умысла по отношению к другим действиям, совершая которые, субъект преследует иные цели, сознавая при этом, что тот путь, который он избрал, может привести и к смерти потерпевшего.

По мнению М. Д. Шаргородского, «убийство с прямым умыслом является обычно более опасным и требует применения более серьезных мер наказания, чем убийство с эвентуальным умыслом»[694]. С таким утверждением согласиться нельзя, и установить какие-либо твердые правила в этом отношении невозможно. Нередко при косвенном умысле интенсивность преступной воли может быть даже более сильной, чем при прямом. Полное безразличие к наступлению преступных последствий, характерное для косвенного умысла, свидетельствует в ряде случаев об особом эгоизме и жестокости лица, приносящего в жертву своим личным интересам жизнь других людей. Вот почему общественная опасность убийства, совершенного с косвенным умыслом, иногда превышает опасность убийства, совершенного с прямым умыслом.

Большое значение имеет разграничение прямого и косвенного умыс ла при решении вопроса об ответственности за покушение на убийство. В теории и на практике нет единого мнения о том, возможно ли покушение на убийство с косвенным умыслом.

Некоторые авторы полагают, что покушение на преступление возможно как с прямым, так и с косвенным умыслом[695]. Другие считают, что покушение возможно лишь с прямым умыслом[696].

Как справедливо отмечает С. В. Бородин, отсутствие единого мнения в теории по этому вопросу отрицательно отражается и на судебной практике[697]. Иногда суды, вменяя покушение на убийство, указывают в приговорах, что виновный сознательно допускал возможность наступления смерти потерпевшего, т. е. признают возможность покушения на убийство с косвенным умыслом. Так, в приговоре по делу О. Ростовский областной суд указал: «Подсудимый, хотя мог и не желать наступления смерти гр. К., однако, стреляя в него из ружья с близкого расстояния, сознательно допускал наступление смерти гр. К., т. е. действовал умышленно и поэтому ответствен по ст. 15 ч. II и 102 п. „б“ УК РСФСР». Верховный Суд РСФСР приговор по делу оставил без изменений[698].

Такая практика противоречит закону (ч. II ст. 15 УК РСФСР), который определяет покушение на преступление как «умышленное действие, непосредственно направленное (курсив наш. – Э. П.) на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного», т. е. как целенаправленное деяние, совершение которого возможно только с прямым умыслом, ибо, не желая достигнуть определенного результата, лицо не может и покушаться на его достижение.

При косвенном умысле волевая деятельность лица не направляется непосредственно на лишение потерпевшего жизни. Она, как уже отмечалось выше, направлена на достижение совершенно иного преступного или непреступного результата. Лицо, действующее с косвенным умыслом, лишь сознает наряду со многими последствиями возможность наступления данного преступного последствия – смерти потерпевшего. Однако ни одного действия непосредственно в направлении данного последствия оно не совершает. Это последствие – побочный продукт его деятельности. Как совершенно справедливо отмечает Н. Д. Дурманов, «нет никаких оснований из множества возможных последствий, наступление которых допускает виновный, действующий с косвенным умыслом, выбирать тяжелое и вменять обвиняемому покушение на достижение именно этого последствия»[699]. Ответственность в таких случаях должна определяться по фактически наступившим последствиям.

Ошибки, которые допускают в таких случаях органы предварительного следствия и суды, бывают двух видов. Иногда покушение на убийство с прямым умыслом расценивается как покушение с косвенным умыслом. При этом по существу дело разрешается правильно, ошибочно устанавливается лишь форма умысла и неправильно обосновывается квалификация действий виновного. Другие ошибки связаны с неправильной квалификацией содеянного и, естественно, представляют большую опасность. Органы следствия и суды признают, что виновный действовал с косвенным умыслом, и, тем не менее, квалифицируют его действия как покушение на убийство.

А., будучи в нетрезвом состоянии, увидел проходивших по улице знакомых женщин К. и У. и стал приглашать их к себе домой. Женщины отказались и продолжали идти по дороге. Тогда А. взял охотничье ружье, зарядил его дробью и дважды выстрелил в направлении женщин, прицеливаясь, как явствует из его объяснений, всего лишь «на четверть выше головы» последних и не «думая о последствиях». В результате второго выстрела, произведенного с расстояния 28 метров, была смертельно ранена К. и причинено тяжкое телесное повреждение находившейся у нее на руках девочке Тане У. Пензенским областным судом А. был осужден по п. «б» и «д» ст. 102 УК РСФСР (за умышленное убийство К.) и по п. «б» и «д» ч. II ст. 15 и 102 УК РСФСР (за покушение на убийство Тани У). Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении по делу от 3 декабря 1962 г. отверг обвинение в покушении на убийство, так как А. действовал с косвенным умыслом, а покушение на убийство, по мнению Пленума, возможно только с прямым умыслом[700].

В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что «деяние виновного может быть признано покушением на убийство лишь в тех случаях, когда оно было непосредственно направлено на лишение жизни другого человека и, следовательно, совершалось с прямым умыслом»[701].

Разрешая вопрос о том, с прямым или косвенным умыслом действовал виновный, суды должны исходить из совокупности всех обстоятельств дела и учитывать не только предшествующее поведение виновного и потерпевшего и их взаимоотношения, но и способ совершения преступления, применявшиеся орудия, а также характер ранений или иных повреждений, причиненных потерпевшему. О наличии прямого умысла могут свидетельствовать, в частности, действия виновного, которые заведомо для него должны были повлечь смерть потерпевшего и не привели к смертельному исходу лишь в силу обстоятельств, не зависящих от воли виновного[702].

Установление умысла на убийство нередко представляет большие трудности. В постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» отмечается, что «одним из серьезных недостатков при рассмотрении дел об умышленных убийствах является и то, что в ряде случаев суды неправильно квалифицируют действия подсудимых как умышленное убийство при отсутствии или недоказанности умысла на причинение смерти»[703].

Неправильное понимание содержания умысла виновного приводит в ряде случаев к тому, что следственные органы и суды не разграничивают умышленного убийства и умышленного причинения тяжкого телесного повреждения, повлекшего за собой смерть потерпевшего. Трудность такого отграничения объясняется тем, что по признакам объективной стороны эти преступления совершенно одинаковы. Это приводит иногда к тому, что действия виновного, причинившего тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего, расцениваются как умышленное убийство.

Приговором Челябинского областного суда Н. был осужден по п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Обстоятельства совершенного Н. преступления таковы. 12 августа 1962 г. он, находясь в нетрезвом состоянии, проник в сад, принадлежащий М., и сорвал несколько яблок. Будучи задержан М., Н., боясь ответственности, нанес М. удар перочинным ножом в плечо и повредил ему артерию. От большой кровопотери потерпевший умер. В судебном заседании Н. утверждал, что умысла на убийство М. он не имел, нанес ему удар ножом с целью освободиться от него и затем скрыться. Эти показания подтверждались и характером нанесенного М. ранения. Судебно-медицинская экспертиза констатировала, что при своевременной медицинской помощи жизнь потерпевшего могла быть спасена. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в порядке надзора, переквалифицировала действия осужденного на ч. II ст. 108 УК РСФСР и указала, что материалы дела не свидетельствуют о наличии у Н. умысла на убийство М.[704]

Имеют место и обратные случаи, когда при наличии данных об умысле на убийство действия виновного квалифицируются как причинение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть потерпевшего.

П. и Е. затеяли в автобусе ссору с Ш. и И. На остановке Ш. и И. вышли из автобуса и попытались скрыться от преследователей в парадном одного из домов, но те догнали их. П. нанес И. удар ножом в грудь и дважды ударил в грудь ножом Ш. Раненый Ш. попытался спрятаться в подъезде соседнего дома, но Е. обнаружил его и ударил по голове скамейкой, а подоспевший П. еще раз нанес Ш. удар ножом. Дальнейшее избиение Ш. было прекращено благодаря вмешательству граждан. П. и Е. скрылись, а Ш. и И. были доставлены в больницу в тяжелом состоянии. Спустя три часа И. умер, Ш. были причинены тяжкие телесные повреждения. Народный суд 2-го участка Орджоникидзевского района г. Таганрога квалифицировал действия П. и Е. как умышленное причинение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть потерпевшего (по ч. II ст. 142 УК РСФСР 1926 г.). Такая квалификация действий виновных была явно ошибочной, ибо орудие, которым было совершено преступление, способ его применения (нанесение ударов ножом в грудь) и характер причиненных повреждений (ранение сердца и др.) свидетельствовали об умысле П. и Е. на убийство. По протесту заместителя Генерального Прокурора СССР президиум Ростовского областного суда отменил приговор народного суда. При новом рассмотрении дела П. и Е. были признаны виновными в умышленном убийстве[705].

Разграничение умышленного убийства и тяжкого телесного повреждения, повлекшего за собой смерть потерпевшего, должно проводиться по субъективной стороне деяния. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 4 июля 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» по этому вопросу указывается следующее:

«Суды должны строго отличать умышленное убийство, предполагающее наличие прямого или косвенного умысла со стороны виновного на причинение смерти потерпевшему, от умышленного причинения тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, когда отношение виновного к указанным последствиям своих действий выступает не в форме умышленной вины, а в форме вины неосторожной»[706].

Умышленные тяжкие телесные повреждения, повлекшие за собой смерть потерпевшего, представляют собой состав, который возможен лишь при наличии так называемой смешанной формы вины[707]. Отношение лица к нанесению тяжких телесных повреждений выражается в форме умысла (прямого или косвенного), отношение же к смерти потерпевшего (последствию, квалифицирующему данное преступление) – в форме неосторожности (когда лицо не предвидит, что может наступить смерть, хотя должно и может это предвидеть). Приведенную конструкцию субъективной стороны состава тяжкого телесного повреждения, повлекшего за собой смерть потерпевшего, единодушно одобряют большинство советских криминалистов[708].

Вернемся к рассмотренному выше делу по обвинению Н. Субъективная сторона преступного поведения Н. выражалась в следующем. Н. сознавал, что причиняет М. телесные повреждения, предвидел, что эти повреждения могут оказаться тяжкими и сознательно допускал наступление таких повреждений. По отношению же к возможности наступления от таких действий смерти потерпевшего вина Н. выражается в форме преступной небрежности – он не предвидел возможности наступления смерти, однако по обстоятельствам дела должен был и мог предвидеть смертельный исход. Вина Н. – смешанная (косвенный умысел по отношению к причинению тяжких телесных повреждений и неосторожность по отношению к наступлению смерти). Поэтому он и подлежит ответственности по ч. II ст. 108 УК РСФСР.

Иной характер носили действия П. и Е., которые действовали с прямым умыслом на причинение смерти Ш. и И. Поэтому они и должны отвечать за умышленное убийство, а не за причинение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть потерпевшего.

Итак, если при умышленном нанесении телесных повреждений у виновного был прямой или косвенный умысел на причинение потерпевшему смерти и в результате эта смерть наступила, содеянное образует состав умышленного убийства[709]. Если же у виновного был умысел только на причинение тяжких телесных повреждений, а по отношению к причиненной смерти вина лица выражалась в форме неосторожности, содеянное образует квалифицированный состав тяжких телесных повреждений (ч. II ст. 108 УК РСФСР).

При определении содержания умысла виновного нельзя полагаться на одни его показания. Необходимо учитывать методологические указания В. И. Ленина, который писал: «…по каким признакам судить нам о реальных „помыслах и чувствах“ реальных личностей? Понятно, что такой признак может быть лишь один: действия этих личностей…»[710]. Не случайно в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается: «Решая вопрос о содержании умысла виновного по указанного рода делам, суды должны исходить из совокупности всех обстоятельств совершенного преступления и учитывать, в частности, предшествующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения, способы и орудия преступления, а также самый характер ранений (например, в жизненно важные органы человека) и т. д. Выяснение всех этих обстоятельств в совокупности может помочь суду правильно разрешить вопрос, предвидел ли виновный последствия своих действий. Если при этом суд признает установленным, что подсудимый предвидел возможность причинения смерти и относился безразлично к этим последствиям, действия виновного, как совершенные с косвенным умыслом, должны квалифицироваться как умышленное убийство»[711].

О наличии умысла на убийство могут свидетельствовать направленность действий виновного на нарушение функций или анатомической целости жизненно важных органов потерпевшего, применение таких орудий или средств, которые по своему характеру способны причинить смерть, достаточная интенсивность действий виновного, множественность причиненных потерпевшему ранений, сознание несовместимости причиняемых повреждений с жизнью, сознательное использование обстановки, заведомо исключающей быстрое оказание медицинской помощи, ранее высказанное виновным намерение лишить потерпевшего жизни и иные подобные обстоятельства.

Б. Мотивы и цели умышленных убийств

Правильное изучение субъективной стороны преступления немыслимо без тщательного исследования мотива и цели преступного деяния.

Мотив преступления[712] – это то внутреннее побуждение, которое вызывает у человека решимость совершить преступление и которым он затем руководствуется при его осуществлении[713]. Значение мотива преступления таково, что некоторые ученые образно сравнивали его с «сердцем и клеткой» состава преступления[714].

Сознательное действие человека всегда связано с определенной мотивацией поведения. Безмотивных действий не существует, если только эти действия не совершаются душевнобольным в состоянии такого заболевания, которое исключает сознательную мотивацию поступков.

Мотив как побуждение человека совершить определенный поступок, и в частности мотив преступления, представляет собой сложный эмоциональный и волевой процесс, происходящий в психике человека.

Мотив непосредственно связан с волевым действием человека. «В процессе образования воли, направленной на определенное действие, наибольший интерес для криминалиста, – указывает Б. С. Утевский, – представляет решение. Принятие решения означает появление у лица того, что криминалисты называют умыслом»[715]. Но принятию решения предшествует «сложный процесс обсуждения различных возможностей: действовать или воздержаться от действия, в каком направлении действовать, каким путем и каким способом действовать»[716]. В психологии этот процесс называется борьбой мотивов.

Как отмечает Б. М. Теплов, «борьба мотивов в подлинно волевом действии – это всегда борьба между сознанием долга, чувством долга и какими-либо противоречащими долгу побуждениями»[717]. При образовании решения в конечном счете побеждает какой-либо один мотив, который и определяет дальнейшее направление воли человека. При принятии преступного решения (образовании умысла) общественно опасный мотив побеждает сознание долга.

Итак, мотив порождает умысел на совершение преступления. На это обстоятельство указывал еще в 1918 г. Л. А. Саврасов: «…мотив преступления есть та живая, окрашенная эмоциональными тонами, глубоко внедренная в психику идея, которая при известном толчке – импульсе извне порождает в результате более или менее сложного душевного процесса умысел – волю к преступлению»[718].

Цель преступления – это те фактические результаты, которых виновный желает достичь посредством совершения преступления[719]. Цель преступления определяет направленность преступного деяния.

Особо важное значение анализ мотивов и целей преступления имеет по делам об умышленном убийстве. Установление мотивов и целей убийства необходимо для оценки степени общественной опасности совершенного преступления и личности преступника, для квалификации содеянного, для индивидуализации наказания, для установления причин и условий, способствующих совершению убийств[720].

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении № 4 от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» указал: «Обратить внимание судов на необходимость при рассмотрении дел об умышленном убийстве наиболее полно и всесторонне исследовать все обстоятельства дела и, в частности, тщательно выяснять мотивы, цели (курсив наш. – Э. П.) и способы убийства, что имеет решающее значение для установления данных, влияющих на квалификацию преступления и назначение наказания. В приговоре должны быть точно, с приведением необходимых доказательств, изложены факты, давшие основание суду прийти к соответствующим выводам по делу.

Указывая мотивы преступления, суды не должны ограничиваться формулировками в виде неопределенной ссылки на низменные побуждения, а должны в каждом отдельном случае конкретно указывать, в чем именно заключались эти побуждения, толкнувшие виновного на совершение убийства»[721].

В определении по делу У. судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала: «Убийство принадлежит к числу тех преступлений, для установления которых имеет существенное значение выяснение мотивов, побудивших данное лицо совершить его. От того, каковы эти мотивы, зависит квалификация преступления, так как одни из них признаются отягчающими обстоятельствами, другие – обстоятельствами, смягчающими вину…»[722]

Отсутствие точных данных о характере мотивов и целей совершенного убийства свидетельствует о том, что следственные и судебные органы не раскрыли полностью совершенное преступление.

На недооценку на практике мотивов и целей совершенного убийства указывалось в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве»: «Суды в ряде случаев недостаточно выясняют мотивы совершенного преступления, имеющие значение для правильной квалификации преступления и определения размера наказания. При неустановлении действительных мотивов убийства суды часто квалифицируют действия виновного как убийство, совершенное из хулиганских побуждений»[723]. К сожалению, подобного рода ошибки, отмечавшиеся Пленумом Верховного Суда СССР в 1960 г., допускаются на практике и в настоящее время.

Приговором Верховного Суда Марийской АССР К. был осужден за убийство жены по п. «б» и «г» ст. 102 УК РСФСР. Обстоятельства совершенного преступления таковы. 1 февраля 1962 г. супруги К. были в гостях. Возвратившись домой в нетрезвом состоянии, К. напал на жену, сбросил ее с кровати и нанес ей несколько ножевых ранений, от которых она скончалась. В приговоре указано, что К. совершил убийство из хулиганских побуждений. Рассмотрев дело в порядке надзора, Президиум Верховного Суда РСФСР указал, что квалификация действий К по п. «б» ст. 102 УК РСФСР является необоснованной. В постановлении Президиума говорится: «Признавая его (К. – Э. П.) виновным в убийстве К-ной из хулиганских побуждений, суд первой инстанции и Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР не мотивировали ничем свои выводы. В приговоре по этому вопросу лишь в общей и неконкретной форме указано, что о хулиганских мотивах преступления свидетельствуют все обстоятельства дела. В кассационном же определении вообще не приведено никаких доказательств хулиганских мотивов убийства… Выводы суда о хулиганских мотивах убийства являются несостоятельными. Из материалов дела следует сделать заключение, что убийство жены было совершено К. на почве ревности и неприязненных отношений, которые сложились между супругами»[724]. Президиум Верховного Суда РСФСР исключил из приговора и кассационного определения осуждение К. по п. «б» ст. 102 УК РСФСР.

Мотивы и цели умышленныхубийств весьмаразнообразны. Убийства совершаются из хулиганских побуждений, ревности, корысти, на почве семейных неурядиц, с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение и т. п.

В некоторых случаях мотив и цель убийства играют роль квалифицирующих обстоятельств. Наличие корыстных и хулиганских побуждений (п. «а» и «б» ст. 102 УК РСФСР), кровная месть (п. «к» ст. 102 УК РСФСР), цель сокрытия другого преступления или облегчения его совершения (п. «е» ст. 102 УКРСФСР) превращают простой состав убийства в квалифицированный.

Приводимая ниже табл. 20 характеризует мотивы и цели умышленных убийств, совершенных в Ростовской области в 1961–1962 гг.

Таблица 20[725]

Мы видим, что среди мотивов совершения умышленных убийств в Ростовской области преобладают хулиганские побуждения.

Мотивы и цели умышленных убийств, совершенных на территории Воронежской области в 1958–1962 гг. характеризуются данными, представленным в табл. 21.

В Воронежской области наиболее распространены убийства на почве семейных неурядиц, из хулиганских побуждений и мести.

Таблица 21[726]

Большое влияние на мотивы и цели убийства оказывают изменения общественной жизни и отношений между людьми.

В результате происшедших в нашей стране глубоких социально-экономических изменений и повышения уровня материального благосостояния, трудящихся резко сократились корыстные убийства[727]. Если в период нэпа убийства из корыстных побуждений в нашей стране составляли около 1/4 всех умышленных убийств[728], то в настоящее время их удельный вес, как показывает исследование, проведенное Верховным Судом СССР и Верховными судами союзных республик в 1958 г., составляет немногим более 9 % от общего числа изученных дел[729].

В настоящее время наиболее распространены убийства из хулиганских побуждений. Данные изучения ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР анкет по делам об умышленных убийствах, материалы обобщений по отдельным республикам и областям показывают, что из хулиганских побуждений совершается примерно 1/4 убийств[730]. Материалы обобщения Судебной практики, проведенного Верховным Судом СССР в 1958 г., показали, что из хулиганских побуждений совершается около 20 % всех умышленных убийств[731]. Очень высок процент убийств, совершенных из хулиганских побуждений, в Ростовской области – 41,7 %.

Много убийств совершается в драках и ссорах (при отсутствии хулиганских мотивов). По материалам обобщения судебной практики, проведенного в 1958 г. Верховным Судом СССР, в драках и ссорах совершается более 15 % всех умышленных убийств[732].

В Ростовской области процент убийств, совершенных в драках и ссорах, равен 13,4, в Воронежской области (1962 г.) – 17,5.

Вообще большинство убийств совершается на бытовой почве. В Пермской области, например, в 1961 г. на почве бытовых неурядиц совершено более 60 % умышленных убийств[733].

Немало убийств совершается по мотивам мести. Из числа дел об умышленных убийствах, рассмотренных судами Казахской ССР в 1958–1959 гг., в 13,6 % случаев мотивом убийства служила месть (данные Верховного Суда Казахской ССР).[734]

В Ростовской области из мести совершено 15,8 % умышленных убийств, в Воронежской области (1962 г.) – 18,6 %.

По сравнению с 1924–1926 гг. сократились убийства из ревности[735]. В Казахской ССР в 1958–1959 гг. из ревности совершено 16,9 % всех убийств, рассмотренных судами республики (данные Верховного Суда Казахской ССР)[736]. В Ростовской области из ревности совершено 10 % изученных нами убийств.

Убийства из ревности связаны с другой группой мотивов умышленных убийств – семейными неурядицами. В Ростовской области на почве семейных неурядиц (исключая ревность) было совершено 6,7 % умышленных убийств. Очень высок процент убийств, совершаемых на почве семейных неурядиц, в Воронежской и Пермской областях[737].

Сравнительно невелико количество убийств, совершаемых с целью сокрытия другого преступления или облегчения его совершения[738].

Таковы наиболее типичные мотивы и цели умышленных убийств. Иные мотивы и цели при совершении этих преступлений встречаются значительно реже.

Глава 2. Виды умышленных убийств и их квалификация

В борьбе с умышленными убийствами большое значение имеет правильная квалификация этих преступлений. От правильной квалификации зависят справедливость уголовного наказания, строгое соблюдение при рассмотрении дел этой категории социалистической законности.

Квалификация преступления – это «установление и юридическое закрепление точного соответствия между фактическими признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой»[739].

Решая вопрос о квалификации умышленного убийства, следователь и суд исходят из конкретных признаков, характеризующих объект и объективную сторону, субъекта и субъективную сторону этого преступления. Правильная квалификация умышленных убийств во многом зависит также от правильного понимания признаков, отличающих один вид убийства от другого.

В основу законодательного определения видов умышленного убийства положен критерий степени общественной опасности этого преступления. По степени общественной опасности умышленные убийства делятся на следующие виды:

а) умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах (так называемое квалифицированное убийство);

б) умышленное убийство без отягчающих обстоятельств (так называемое простое убийство);

в) умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах (так называемое привилегированное убийство).

§ 1. Квалифицированные виды умышленного убийства

А. Отягчающие обстоятельства, относящиеся к объекту посягательства

1. Умышленное убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга

Убийство, совершенное в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга, не предусматривалось ст. 136 УК РСФСР 1926 г.

УК РСФСР 1960 г. отнес это убийство к квалифицированным видам (п. «в» ст. 102 УК РСФСР). Тем самым законодатель подчеркнул необходимость усиленной охраны жизни лиц, выполняющих свой служебный или общественный долг, усиления борьбы с преступными посягательствами на жизнь этих лиц.

Подобного рода умышленное убийство имеет место в тех случаях, когда выполнение потерпевшим своего служебного или общественного долга породило у виновного намерение совершить убийство и обусловило совершение этого преступления.

Лесник Б. честно выполнял свой служебный долг, непримиримо боролся с расхитителями леса. Б. неоднократно задерживал с поличным некоего К., занимавшегося хищением дров. С целью мести за разоблачение своей преступной деятельности К. с особой жестокостью убил лесника. Ростовский областной суд признал, что убийство было совершено в связи с выполнением потерпевшим своего служебного долга, и приговорил К. к расстрелу[740].

Убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга обладает следующими необходимыми признаками. Во-первых, убийство должно быть совершено в связи с деятельностью потерпевшего, которая является выполнением его служебного или общественного долга. Во-вторых, между убийством и общественно полезной деятельностью потерпевшего должна существовать причинная связь, т. е. эта деятельность должна послужить поводом к убийству. В-третьих, виновный должен сознавать, что совершает убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга. Отсутствие такого сознания исключает данный состав убийства. Под выполнением служебного долга надо понимать любую деятельность потерпевшего, которая является выполнением его обязанностей по службе. Потерпевшим по делу о таком убийстве может быть любое (а не только должностное!) лицо, работающее в государственном или общественном учреждении, предприятии или организации и выполняющее возложенные на него функции.

Под выполнением общественного долга надо понимать любую общественно полезную деятельность всякого гражданина. Среди отдельных практических работников распространено мнение о том, что лицами, выполняющими общественный долг, являются лишь дружинники и другие специально уполномоченные лица, официально осуществляющие свои функции (с предъявлением удостоверения дружинника или значка) по охране общественного порядка. Такая точка зрения ошибочна[741]. Участие в охране общественного порядка – это моральная обязанность каждого советского гражданина, его общественный долг. Любой гражданин, принимающий меры к пресечению нарушений общественного порядка или норм морали, является лицом, выполняющим общественный долг.

Находившийся на танцах в общежитии завода «Ростсельмаш» (г. Ростов-на-Дону) судимый ранее за разбой К., будучи в нетрезвом состоянии, сквернословил, приставал к девушкам и угрожал им, затеял драку. Член бригады коммунистического труда завода Кр. сделал К. замечание по поводу его недостойного поведения в общественном месте. В ответ на это К. предложил Кр. выйти из общежития и «поговорить». На улице К. неожиданно ударом ножа убил Кр. За это он был осужден Ростовским областным судом по п. «б» ст. 102 УК РСФСР. На наш взгляд, ему должен был быть вменен и п. «в» указанной статьи, ибо убийство, несомненно, было совершено в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга[742].

Лицами, выполняющими общественный долг, являются и граждане, занимающиеся любой общественной работой. Таково, например, выполнение лицом определенных функций, возложенных на него общественностью (деятельность депутатов Советов, выборных лиц в общественных организациях, выполнение обязанностей народного заседателя, общественного обвинителя, члена товарищеского суда, общественная работа в различного рода комиссиях, домовых и уличных комитетах и т. п.). Убийство лица в связи с выполнением им общественной работы должно быть квалифицировано по п. «в» ст. 102 УК РСФСР.

Под выполнением общественного долга понимается также сообщение органам власти о готовящемся или совершенном преступлении, дача правдивых свидетельских показаний, выход из преступной организации вопреки воле сообщников и прекращение преступной деятельности и т. п.

Спорным является вопрос о том, как квалифицировать убийство работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка. Вопрос этот возник сравнительно недавно в связи с изданием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. «Об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников», во 2-й части которого была установлена ответственность за посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника (ст. 191² УК РСФСР).

Хотя УК РСФСР и предусматривает уголовную ответственность за умышленное убийство, совершенное в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (п. «в» ст. 102 УК РСФСР), законодатель в целях общего предупреждения решил особо предусмотреть ответственность за посягательство на жизнь работников милиции и народных дружинников. Однако в плане юридической конструкции указанной нормы он сделал это весьма неудачно.

Прежде всего, возникает вопрос: что следует понимать под посягательством на жизнь работника милиции или народного дружинника?

Некоторые авторы считают, что под посягательством на жизнь работника милиции или народного дружинника следует понимать как оконченное убийство, так и покушение на убийство названных лиц в связи с их деятельностью по охране общественного порядка[743]. Эта точка зрения нашла свое выражение в постановлении № 7 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по применению законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников»[744].

Если встать на эту точку зрения, то придется сделать парадоксальный вывод о том, что Указ от 15 февраля 1962 г. (ст. 191 УК РСФСР) смягчил ответственность за посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка. В самом деле, если мы сравним санкцию ст. 102 УК РСФСР, по п. «в» которой квалифицировались указанные убийства до принятия Указа от 15 февраля 1962 г., и санкцию ст. 191² УК РСФСР, то увидим, что максимальный предел санкций обеих статей одинаков, но зато минимальный предел санкции ст. 191² (5 лет лишения свободы) ниже, чем минимальный предел санкции ст. 102 (8 лет лишения свободы). Более того, если по п. «в» ст. 102 УК РСФСР для применения смертной казни (с учетом, разумеется, требований, предъявляемых ст. 37 УК РСФСР) достаточно совершения убийства «в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга», то по ст. 191² УК РСФСР для применения смертной казни при посягательстве на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью необходимо еще наличие иных отягчающих обстоятельств. Если ст. 102 УК РСФСР признает совершенным при отягчающих обстоятельствах умышленное убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга, то по смыслу ст. 191² УК РСФСР посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка может быть совершено как при отягчающих обстоятельствах, так и без отягчающих обстоятельств. Но такой вывод является абсурдным, ибо само посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с выполнением ими своего служебного или общественного долга является преступлением, совершенным при отягчающих обстоятельствах. Сам Указ Президиума Верховного Совета СССР от 15 февраля 1962 г. имеет в виду усиление ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции и народных дружинников.

Нам представляется, что по своей юридической природе «посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника», предусмотренное ст. 191² УК РСФСР, является покушением на убийство указанных лиц, выделенным законодателем в особый состав в целях общего предупреждения. Эта точка зрения нашла свое выражение в редакционной статье «Особо опасным преступлениям – решительную борьбу», опубликованной в журнале «Советская юстиция»[745], а также в ряде теоретических работ[746]. Сам термин «посягательство на жизнь» по своему этимологическому смыслу означает покушение на убийство[747]. Убийство – это уже не посягательство на жизнь, а лишение жизни. По нашему мнению, ст. 191² УК РСФСР представляет собой состав, в котором момент окончания преступления перенесен законодателем на стадию покушения, т. е. налицо так называемый «усеченный» состав преступления. Таким путем законодатель подчеркивает необходимость усиления борьбы с посягательством на жизнь работников милиции и народных дружинников. Именно поэтому мы считаем, что оконченное убийство работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка следовало бы квалифицировать по п. «в» ст. 102 УК РСФСР.

Разумеется, в настоящее время судебные органы должны руководствоваться постановлением № 7 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. и квалифицировать подобные случаи по ст. 191² УК РСФСР. Однако нам представляется, что для окончательного решения этого вопроса необходимо аутентическое толкование.

На наш взгляд, ст. 191² УК РСФСР нуждается в определенных изменениях. Прежде всего, указанную норму необходимо перенести из главы IX Особенной части УК РСФСР в главу III Особенной части УК РСФСР, ибо непосредственным объектом посягательства при рассматриваемом преступлении является главным образом жизнь работников милиции и народных дружинников, а затем уже порядок управления. Далее, термин «посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника», допускающий различные истолкования, необходимо заменить более точным и отражающим суть этого преступления термином «покушение на убийство работника милиции или народного дружинника». Наконец, следует минимальный предел санкции указанной нормы привести в соответствие с минимальным пределом санкции ст. 102 УК РСФСР, исключив указание на то, что смертная казнь за это преступление применяется лишь при отягчающих обстоятельствах, ибо согласно закону (ст. 15 УК РСФСР) наказание за покушение на преступление должно определяться на основе санкции, предусматривающей наказание за оконченное преступление (в данном случае п. «в» ст. 102 УК РСФСР).

2. Умышленное убийство женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности

В истории советского уголовного законодательства убийство заведомо для виновного беременной женщины в качестве квалифицированного вида умышленного убийства предусматривали уголовные кодексы Украинской ССР 1927 г. (п. «ж» ст. 138) и Грузинской ССР 1928 г. (п. «з» ст. 144).

Все вновь принятые в 1959–1961 гг. уголовные кодексы союзных республик среди квалифицированных видов умышленного убийства указывают и на убийство женщины, заведомо для виновного находившейся в состоянии беременности (п. «ж» ст. 102 УК РСФСР и соответствующие статьи УК союзных республик).

Отнесение такого убийства к числу квалифицированных вполне целесообразно и обосновано. Состояние беременности, особенно в последние месяцы, делает женщину менее подвижной, менее сильной, в ее организме превалирующими являются процессы торможения[748]. Такое положение беременной женщины сравнимо с положением лица, находящегося в беспомощном состоянии. В состоянии беременности женщина менее способна уклониться от нападения, оказать сопротивление нападающему. Это помогает убийце осуществить свое намерение и делает особо опасным убийство, совершенное при таких обстоятельствах.

При убийстве беременной женщины не только лишается жизни будущая мать, но и происходит уничтожение другой жизни, жизни плода человека. Лишение жизни потерпевшей в этом случае соединяется с наступлением и другого тяжкого последствия – уничтожения плода.

Убийство заведомо беременной женщины крайне отрицательно характеризует личность убийцы, свидетельствует об особой жестокости виновного, о попрании им элементарных требований морали, о его повышенной опасности.

Примером такого убийства является следующее дело. В г. Донецке Ростовской области проживали супруги Т. Муж систематически пьянствовал, устраивал в доме скандалы, избивал жену и угрожал ей убийством. Т. была беременна, о чем ее муж достоверно знал. В ночь на 6 июля 1961 г. Т., будучи в нетрезвом состоянии, поссорился с женой и застрелил ее из охотничьего ружья. Действия Т. были квалифицированы по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР, и он был приговорен к расстрелу[749].

Для применения п. «ж» ст. 102 УК РСФСР необходимо, чтобы виновный заведомо (т. е. до совершения убийства) знал о беременности потерпевшей. Сознанием виновного при данном виде убийства охватывается, что потерпевшая находится в состоянии беременности. Как отмечал С. П. Мокринский, «не требуется, чтобы признаки беременности убиваемой были доступны уже внешнему, поверхностному наблюдению. Достаточно, если убийца знал о существовании беременности»[750]. Источник такой осведомленности не имеет значения.

Б. Отягчающие обстоятельства, относящиеся к объективной стороне преступления

1. Умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью

Всякое убийство свидетельствует об известной жестокости преступника. Однако для убийства, предусмотренного п. «г» ст. 102 УК РСФСР, требуется не всякая, а особая жестокость. Под особой жестокостью следует понимать не только причинение потерпевшему особых мучений, но и особую жестокость самого способа убийства, а также личности убийцы, его исключительное бессердечие, безжалостность и беспощадность, проявленные при совершении преступления.

В отличие от УК РСФСР 1926 г., УК РСФСР 1960 г. (п. «г» ст. 102) говорит об убийстве, совершенном с особой жестокостью, а не способом, особо мучительным для убитого (п. «в» ст. 136 УК РСФСР 1926 г.). Таким образом, более четко определяется способ данного убийства, и этот способ не отрывается от личности убийцы.

Понятие «особая жестокость» шире понятия «особая мучительность» и включает его в себя. Указание на особую жестокость совершенного убийства дает яркую характеристику повышенной общественной опасности как способа действий и их последствий в виде предсмертных страданий и мучений потерпевшего, так и личности преступника.

Особая жестокость убийства часто характеризуется применением способа, особо мучительного для убитого. Убийство, совершенное способом, особо мучительным для убитого, всегда является убийством, совершенным с особой жестокостью. Под способом, особо мучительным для потерпевшего, следует понимать такой способ убийства, который сопровождается причинением потерпевшему тяжких мучений и страданий прежде, чем он оказывается лишенным жизни.

Убийство способом, особо мучительным для убитого, имеет место в тех случаях, когда потерпевшему непосредственно перед лишением жизни либо в процессе совершения убийства заведомо для виновного причинялись особые мучения или страдания путем нанесения большого количества прижизненных ран и повреждений; путем сожжения; дачи мучительно действующего яда или кислоты (например, каустической соды, уксусной эссенции и пр.), когда смерть потерпевшего наступает не сразу; путем пытки, истязания (например, разрезание человека живым на части, вбивание в него гвоздей, введение в тело иголок, поджаривание на огне и т. п.), путем постепенного задушения, утопления посредством удержания потерпевшего под водой либо привязывания к нему тяжелых предметов; когда потерпевшего лишают жизни путем голода, жажды и т. п. Страдания эти являются исключительно тяжкими.

Примером такого убийства является дело по обвинению П.

Житель хутора Денисовка П. систематически пьянствовал и избивал свою жену, угрожал ей расправой, беспричинно устраивал дома скандалы. 29 мая 1962 г. П. вновь избил жену, затем облил ее и находившегося у нее на руках ребенка бензином и поджег их. От полученных ожогов 2–3-й степени и обгорания более 85 % поверхности тела П. вскоре скончалась, ребенок получил ожоги 1–2-й степени. Убийство жены П. совершил способом, особо мучительным для потерпевшей. Ростовский областной суд приговорил убийцу к расстрелу[751].

Под особыми мучениями понимаются не только физические, но в некоторых случаях и психические страдания потерпевшего. Если на глазах у убиваемого насилуют жену, режут детей, он, естественно, испытывает тяжелые нравственные муки, и это дает основание квалифицировать убийство как совершенное с особой жестокостью. Сюда же относятся различные издевательства психического характера над жертвой, т. е. предшествующим убийству унижением чувства ее собственного достоинства, причинением ей особых моральных страданий. Например, убийца говорит потерпевшему перед его смертью, что такая же участь постигнет его близких, что он будет объявлен врагом народа, и т. п.

Как уже отмечалось, особая жестокость при убийстве характеризуется не только способом, особо мучительным для убитого, но и другими признаками. Особая жестокость имеет место и в тех случаях, когда смерть наступает мгновенно, но совершенное убийство свидетельствует об особой жестокости избранного способа убийства и об особой жестокости самого убийцы. Таким, например, является убийство, соединенное с нанесением множества ран или повреждений, если даже смерть наступила от первой раны или первого повреждения.

В этой связи нам представляется неправильной точка зрения М. Д. Шаргородского и Н. Ф. Кузнецовой, высказанная ими уже после принятия УК РСФСР 1960 г. по одному делу, рассмотренному в свое время Верховным Судом СССР[752]. Некий Ф. ночью на улице возле магазина, сторожем которого работала М., из ревности нанес ей пять рубленых ран топором в область головы, плеча и грудной клетки, от чего и наступила смерть М. Суд первой инстанции осудил Ф. за убийство особо мучительным способом. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР не признала наличия особо мучительного способа убийства в действиях Ф. и отвергла квалификацию действий Ф. по п. «в» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г.[753] Такое решение вопроса было совершенно правильным, поскольку из заключения судебно-медицинской экспертизы по делу было видно, что каждое из нанесенных жертве ранений по своему характеру и тяжести являлось смертельным; следовательно, особых мучений М. не испытывала. Однако неправильно, как делают М. Д. Шаргородский и Н. Ф. Кузнецова, ссылаться на это дело при характеристике п. «г» ст. 102 УК РСФСР и утверждать, что Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР не признала наличия в действиях Ф. не только особой мучительности, но и особой жестокости. Мы уже отмечали, что понятие «особая жестокость», предусмотренное п. «г» ст. 102 УК РСФСР 1960 г., шире понятия «особая мучительность», предусмотренного п. «в» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г.[754] Сам способ преступления, совершенного Ф. (нанесение жертве 5 смертельных рубленых ран топором), объективно свидетельствует об особой жестокости убийства и убийцы. Ф. убивал с исключительной безжалостностью и беспощадностью. Сознанием его охватывалось, что избранный им способ убийства является особо жестоким. Иначе и не мог думать человек, наносящий жертве в область жизненно важных органов пять ударов топором. Следовательно, с точки зрения УК РСФСР 1960 г. действия Ф. подпадают под п. «г» ст. 102, хотя смерть М. и наступила от первого удара. Как справедливо отмечает С. В. Бородин, «п. „г“ ст. 102 УК РСФСР исключает постановку и обсуждение вопроса о том, не от первого ли ранения наступила смерть потерпевшего, который в свое время возникал в судебной практике при решении вопроса об убийстве особо мучительным способом»[755].

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что «признак особой жестокости законом связывается не только со способом убийства, но и с другими обстоятельствами, свидетельствующими о том, что виновный действовал с умыслом, направленным на совершение преступления с особой жестокостью»[756]. Особая жестокость может проявиться и в глумлении, надругательстве над трупом потерпевшего (путем обезображивания трупа, его расчленения и т. п.). Подобные действия свидетельствуют об особой жестокости личности убийцы.

Характерным в этом отношении является следующее дело. Жительницы г. Кисловодска Ш. и Л. находились в противоестественной половой связи с неким Л-ным, который систематически унижал и оскорблял их. С целью мести Ш. и Л. решили убить Л-на. Выполняя свой преступный замысел, Л. обманным путем дала Л-ну сильнодействующее снотворное, а когда Л-н уснул, Ш. путем нанесения ему ударов утюгом по голове убила его. Затем Ш. и Л. совершили надругательство над трупом Л-на, расчленили его труп с помощью опасной бритвы на 13 частей, глумились над отдельными частями трупа. Хотя смерть Л-на по заключению судебно-медицинской экспертизы наступила от первого удара, Ставропольский краевой суд совершенно правильно квалифицировал действия подсудимых по п. «г» ст. 102 УК РСФСР, поскольку они проявили особую жестокость[757].

Следует, однако, подчеркнуть, что такие действия, как расчленение и обезображивание трупа после наступления смерти потерпевшего, не всегда свидетельствуют об особой жестокости совершенного убийства. Разумеется, в тех случаях, когда эти действия совершаются с целью глумления над трупом, особая жестокость налицо[758]. Однако когда эти действия совершаются с целью сокрытия следов преступления, они не могут характеризовать преступление как совершенное с особой жестокостью.

Как совершенно правильно отмечает М. И. Ковалев, «не следует слишком ограничивать понятие особой жестокости случаями проявления из ряда вон выходящего бессердечия преступника»[759]. При определенных условиях можно признать убийством, совершенным с особой жестокостью, хладнокровное причинение потерпевшему смертельных ранений или повреждений, несмотря на его неоднократные просьбы о пощаде.

Об особой жестокости убийцы свидетельствует и такой признак, как причинение заведомо для виновного особых страданий близким потерпевшему лицам, например, убийство потерпевшего на глазах у его близких (убийство детей на глазах у родителей, убийство родителей в присутствии детей и т. п.). В этих случаях об особой жестокости свидетельствует циничный характер действий убийцы, выражающийся в надругательстве над чувствами лиц, в присутствии которых совершается убийство. Убийством с особой жестокостью в ряде случаев следует признать лишение жизни лиц, находящихся в беспомощном состоянии (больных, детей, спящих, лиц, находящихся в бессознательном состоянии, и т. д.), если при этом убийца проявляет особую безжалостность и беспощадность.

Примером особо жестокого убийства будет и такой случай. Некий П., будучи в нетрезвом состоянии, поссорился с женой. Желая «отомстить» жене, он вытянул за ножки из колыбели своего пятимесячного ребенка и с силой трижды ударил его головой о камень, от чего ребенок мгновенно скончался.[760]

Итак, под особой жестокостью убийства следует понимать как особую жестокость способа убийства и его последствий (сюда включается и особо мучительный для убитого способ совершения преступления), так и особую жестокость личности убийцы (его исключительное бессердечие, безжалостность, свирепость, беспощадность).

Следует отметить, что установление особой жестокости убийства не входит в компетенцию судебно-медицинской экспертизы, поскольку понятие «жестокость» не является медицинским[761].

При совершении убийства с особой жестокостью субъект должен сознавать особо жестокий характер избранного им способа лишения жизни и предвидеть особо жестокие последствия своего деяния, а также желать либо сознательно допускать именно такой характер лишения потерпевшего жизни. Следовательно, при данном виде квалифицированного убийства налицо должен быть прямой или косвенный умысел как в отношении убийства, так и в отношении его особо жестокого характера[762]. Объективно особо жестокий характер умышленного убийства при отношении психики лица к особой жестокости убийства в форме неосторожности не может быть вменен ему в вину.

2. Умышленное убийство, совершенное способом, опасным для жизни многих людей

К числу обстоятельств, квалифицирующих состав умышленного убийства, действующее уголовное законодательство относит и способ, опасный для жизни многих людей (п. «д» ст. 102 УК РСФСР). Способом, опасным для жизни многих людей, следует считать любой способ убийства, который создает опасность наступления смерти многих лиц, даже если умысел виновного направлен на лишение жизни только определенного лица.

Кчислу таких способов следует отнести убийство путем взрыва, поджога, затопления, обвала, разрушения строений и сооружений в местах, где помимо потерпевшего находятся другие лица, путем выстрелов в толпу, отравления воды и пищи, которой помимо потерпевшего пользуются другие лица, удушение газом многих лиц, применение иных источников повышенной опасности и т. п.

Примером убийства способом, опасным для жизни многих людей, является следующее дело.

Некий П. решил убить X., чтобы вступить в сожительство с его женой. С этой целью П. изготовил взрывной снаряд, состоящий из аммонита и электродетонатора, вмонтированных в корпус карманного электрофонаря, и подбросил этот снаряд-«сюрприз» возвращавшейся из клуба компании, среди которой был и X. Один из участников компании Д. поднял «фонарик» и включил свет. Произошел сильный взрыв. Д. был убит, X. и П-ва получили незначительные ранения. Ферганский областной суд признал П. виновным в убийстве способом, опасным для жизни многих людей[763].

Повышенная общественная опасность убийства, совершенного способом, опасным для жизни многих людей, состоит в том, что при его совершении могут быть лишены жизни несколько человек. Указанный способ убийства ярко характеризует и повышенную опасность личности убийцы. Проявляя предельный эгоизм, преступник идет на совершение убийства, не считаясь с той опасностью, которую он создает своими действиями для жизни окружающих.

На практике возник вопрос о том, что следует понимать под опасностью способа убийства для жизни многих людей, какое количество лиц имеется при этом в виду? Указание закона о создании рассматриваемым способом убийства опасности для жизни многих людей следует понимать как опасность причинения смерти помимо потерпевшего хотя бы еще одному лицу. В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» отмечается, что «для квалификации умышленного убийства как совершенного способом, опасным для жизни многих людей, необходимо установить, что, осуществляя умысел на убийство определенного лица, виновный применял такой способ причинения смерти, который заведомо для виновного был опасен для жизни не только одного человека (курсив наш. – Э. П.)»[764].

Убийство способом, опасным для жизни многих людей, имеет место в следующих случаях: во-первых, когда виновный, желая лишить жизни определенное лицо, совершает действия, создающие опасность для жизни других лиц; во-вторых, когда виновный, не имея цели причинить смерть определенному лицу, совершает действия, создающие опасность для жизни многих людей, и в результате лишает жизни одного или нескольких лиц.

Совершая убийство способом, опасным для жизни многих людей, виновный может действовать как с прямым, так и с косвенным умыслом. Точка зрения М. Д. Шаргородского о том, что убийство, совершенное способом, опасным для жизни многих людей, охватывает только «случаи, когда человек, действуя с прямым умыслом убить определенное лицо, при этом ставит в опасность жизнь других лиц»[765], нам представляется неточной. Убийство способом, опасным для жизни многих людей, может быть совершено и с косвенным умыслом.

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 27 декабря 1946 г. по делу Р., обвиняемого в том, что он в пьяном виде открыл беспорядочную стрельбу в комнате, полной людей, причем убил одного из присутствовавших и легко ранил троих, указал следующее: «Не имея прямого умысла кого-либо убить, он (Р. – Э. П.) тем не менее действовал с эвентуальным, или косвенным, умыслом. Он сознавал всю общественную опасность своего поведения и безразлично относился к последствиям своих действий, сознательно допуская в числе этих последствий и смерть кого-либо из присутствовавших… Так как убийство было совершено в комнате, полной людей, в результате беспорядочной стрельбы, представлявшей реальную опасность… для всех присутствующих, это убийство надо рассматривать как убийство, совершенное способом, опасным для жизни многих лиц»[766].

Поскольку квалифицирующим обстоятельством рассматриваемого вида убийства является сам по себе способ совершения преступления, то наступление фактического результата не имеет значения для квалификации содеянного по п. «д» ст. 102 УК РСФСР. Действия виновного должны квалифицироваться по п. «д» ст. 102 УК РСФСР и в том случае, когда от них пострадал только один человек.

Вполне допустима также квалификация как покушения на убийство способом, опасным для жизни многих людей, действий виновного, которые вообще не привели к наступлению преступного результата.

На практике в тех случаях, когда в результате действий, опасных для жизни многих людей, убит не только потерпевший, но и причинены телесные повреждения другим лицам, следователи и суды нередко квалифицируют такие действия по совокупности убийства и телесных повреждений либо по совокупности убийства и покушения на убийство. Такая квалификация является неточной. Все содеянное охватывается п. «д» ст. 102 УК РСФСР, поскольку наступившие последствия представляют собой реальное воплощение той опасности, которая создается для окружающих указанным способом убийства. Предусматривая данный вид квалифицированного убийства, закон исходит именно из возможности причинения вреда третьим лицам.

В этом отношении представляет интерес определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда УССР от 20 декабря 1962 г. по делу П. Будучи в нетрезвом состоянии, П. из хулиганских побуждений выстрелил из охотничьего ружья в направлении группы граждан. Выстрелом была убита гр-ка Б., а гр-ке О. были причинены телесные повреждения средней тяжести. Органы предварительного следствия квалифицировали действия П. по п. «б» и «е» ст. 93 УК УССР (соответственно, п. «б» и «д» ст. 102 УК РСФСР). Херсонский областной суд направил дело на доследование, в частности для вменения обвиняемому ст. 102 УК УССР (ст. 109 УК РСФСР). Отменяя определение областного суда, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда УССР указала: «При квалификации убийства, совершенного способом, опасным для жизни многих людей, следует иметь в виду, что п. „е“ ст. 93 УК УССР (п. „д“ ст. 102 УК РСФСР) охватывает не только убийство, но и причинение телесных повреждений лицам, которые находились на месте преступления»[767].

Способом, опасным для жизни многих людей, может быть убито несколько лиц. Какова в таких случаях должна быть квалификация действий виновного? По мнению Н. И. Загородникова, «если в результате действий, опасных для жизни многих лиц, будет лишен жизни не один человек, а двое или более лиц, то такие действия квалифицируются только по статье, предусматривающей умышленное квалифицированное убийство (п. „з“ ст. 102 УК)»[768]. Эта точка зрения представляется нам неправильной, поскольку если использовать предложенную Н. И. Загородниковым квалификацию, особо опасный для жизни многих людей способ убийства остается без должной юридической оценки.

Мы полагаем, что если у виновного, применяющего способ, опасный для жизни многих людей, был прямой или косвенный умысел на убийство нескольких лиц, его действия следует квалифицировать по п. «д» и «з» ст. 102 УК РСФСР, т. е. как убийство двух или более лиц (п. «з» ст. 102), совершенное способом, опасным для жизни многих людей (п. «д» ст. 102).

Если убийство, совершенное способом, опасным для жизни многих людей, причиняет вред помимо личности еще и другим охраняемым уголовным законом интересам и эти последствия подпадают под признаки того или иного состава преступления, такого рода действия следует квалифицировать по совокупности преступлений. Например, убийство путем взрыва дома, в котором находилось несколько лиц, подлежит квалификации по п. «д» ст. 102 и ч. II ст. 149 УК РСФСР. Такая квалификация объясняется тем, что в Уголовном кодексе говорится о способе, опасном для жизни многих лиц, а не вообще для охраняемых уголовным законом интересов[769].

3. Умышленное убийство двух и более лиц

Квалифицированным видом умышленного убийства по обстоятельствам, относящимся к преступным последствиям, является умышленное убийство двух или более лиц (п. «з» ст. 102 УК РСФСР).

Этот квалифицированный вид умышленного убийства не был известен УК РСФСР 1926 г., что, несомненно, являлось пробелом в уголовном законодательстве. Однако судебная практика всегда рассматривала убийство нескольких человек как отягчающее обстоятельство.

Повышенная общественная опасность убийства двух и более лиц обусловливается особой тяжестью преступных последствий (смерть нескольких человек) и особой опасностью личности убийцы, который ради удовлетворения своих низменных интересов не останавливается перед лишением жизни нескольких человек.

Примером здесь может служить следующее дело.

В январе 1961 г. у себя на квартире в г. Ростове-на-Дону ударами кинжала были зверски убиты гр-ка Т., ее внук и сын, а гр-ке Ф. были причинены тяжкие телесные повреждения. Убийство Т-вых и покушение на убийство Ф. было совершено на почве квартирного конфликта их соседом Л. при подстрекательстве со стороны некоего Ч. За убийство трех человек и покушение на убийство четвертого Л. и Ч. были приговорены Ростовским областным судом к расстрелу[770].

Убийство двух или более лиц представляет собой совокупность нескольких убийств, совершенных одновременно или на протяжении короткого промежутка времени и охватывающихся единым преступным намерением виновного. Если между первым и последующим убийствами прошло значительное время или если эти убийства не связаны между собой единством преступного намерения, последнее убийство необходимо квалифицировать по п. «и» ст. 102 УК РСФСР.

Именно так трактует этот вопрос Пленум Верховной Суда СССР. В своем постановлении № 9 от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» он указывает: «При разграничении преступлений, предусмотренных п. „з“ и „и“ ст. 102 УК РСФСР., судам необходимо исходить из того, что умышленное убийство двух или более лиц характеризуется единством преступного намерения виновного и, как правило, совершается одновременно (курсив наш. – Э. П.). В случаях, когда смерть двум или более лицам причинена действиями, не охватывающимися единым намерением виновного, содеянное подлежит квалификации по п. „и“ ст. 102 УК РСФСР…»[771].

При установлении того, что умысел виновного был одновременно (или на протяжении короткого промежутка времени) направлен на лишение жизни двух или более лиц, убийство одного человека и покушение на жизнь другого следует квалифицировать как оконченное преступление по п. «з» ст. 102 УК РСФСР (см. п. 10 указанного постановления Пленума Верховного Суда СССР)[772]. Хотя закон и говорит об убийстве двух или более лиц, термин «убийство» следует понимать не в буквальном смысле. Понятием убийства охватываются и случаи покушения на убийство, а также соучастия в убийстве. На практике же такие действия очень часто квалифицируются неправильно – по совокупности убийства и покушения на убийство.

Некий С. из хулиганских побуждений с целью убийства нанес ранения братьям X. Один из братьев был убит, другому были причинены тяжкие телесные повреждения. Ставропольским краевым судом действия С. в этой части были квалифицированы по п. «б» ст. 102, ч. II ст. 15 и п. «б» ст. 102 УК РСФСР. При кассационном рассмотрении дела Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР вынесла частное определение, в котором указывалось: «Следственные органы и суд неправильно квалифицировали преступления С, связанные с убийством X. Гурана и покушением на жизнь X. Германа, по п. «б» ст. 102, ч. II ст. 15 и п. «б» ст. 102 УК РСФСР. С. пытался из хулиганских побуждений совершить убийство двух лиц. Однако убитым оказался один X. Гуран, а в отношении Германа имело место покушение на убийство. В этом случае действия С. следовало квалифицировать по п. «б» и «з» ст. 102 УК РСФСР»[773].

Для квалификации убийства двух или более лиц по п. «з» ст. 102 УК РСФСР необходимо установить, что виновный осознавал и предвидел возможность причинения своими действиями смерти двум или более лицам. При этом субъект может желать наступления смерти двух или более человек (прямой умысел) либо сознательно допускать возможность причинения смерти нескольким лицам (косвенный умысел). Возможен и такой вариант, когда к убийству одного лица виновный относится с прямым умыслом, а к смерти остальных лиц – с косвенным умыслом.

В. Отягчающие обстоятельства, относящиеся к субъективной стороне преступления

1. Умышленное убийство из корыстных побуждений

Среди обстоятельств, квалифицирующих состав умышленного убийства, наше законодательство на первое место ставит умышленное убийство из корыстных побуждений (п. «а» ст. 102 УК РСФСР). Убийство из корысти является тягчайшим преступлением. При таком убийстве особенно ярко проявляются такие отрицательные черты личности преступника, как крайний эгоизм и частнособственнический индивидуализм, предельная нравственная испорченность и низменность натуры, дух стяжательства, стремление к наживе любой ценой, даже ценой жизни другого человека. Именно при совершении корыстного убийства преступник в большинстве случаев заранее обдумывает и тщательно взвешивает все обстоятельства, детали и средства на пути к достижению намеченной корыстной цели, и это свидетельствует о чрезвычайно высокой степени общественной опасности такого убийства и личности корыстного убийцы.

Корысть – это «страсть к приобретению, к наживе, добыче»[774]. Корыстный мотив, корыстная цель понимается как стремление получить в результате тех или иных действий имущественную выгоду, материальную пользу, наживу, в чем бы она ни выражалась.

Понятие корысти при убийстве охватывает материальную выгоду в самом широком понимании этого слова. В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что убийство из корыстных побуждений имеет место в тех случаях, когда мотивом убийства было стремление получить в результате лишения жизни потерпевшего всякого рода материальную выгоду (деньги, имущество, имущественные права, права на жилплощадь и т. д.) либо намерение избавиться от материальных затрат (уплаты долга, платежа алиментов и др.)[775].

Убийство из корыстных побуждений имеет различные оттенки в зависимости от способов получения и содержания той материальной выгоды, к которой стремился виновный.

Наиболее часто убийство из корысти совершается при разбойном нападении с целью завладения государственным или общественным имуществом либо личным имуществом граждан, находящимся во владении потерпевшего. Разбой определяется законодателем как нападение с целью завладения государственным или общественным имуществом либо личным имуществом граждан, соединенное с насилием, опасным для жизни или здоровья лица, подвергшегося нападению, или с угрозой применения такого насилия (ст. 91 и 146 УК РСФСР).

Вопрос о квалификации умышленного убийства при разбойном нападении в нашей уголовно-правовой литературе и судебной практике решался по-разному. После введения в действие УК РСФСР 1960 г. некоторые суды, рассматривая дела об убийствах, совершенных при разбойных нападениях, стали квалифицировать действия виновных лишь по п. «а» ст. 102 УК РСФСР – как убийство из корыстных побуждений, рассматривая разбой только как обстоятельство, отягчающее убийство, а не как самостоятельное преступление. Верховный Суд РСФСР признал такую практику неправильной.

В постановлении № 4 Пленума Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1961 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР 1960 года» по этому вопросу указывается: «При рассмотрении дел об убийстве, совершенном при разбойном нападении, действия виновного подлежат квалификации как по п. „а“ ст. 102 УК РСФСР, так и по ст. 146 УК РСФСР (либо по ст. 91 УК. – Э. П.), поскольку виновным одновременно совершены два преступления, ответственность за которые предусмотрена различными статьями Уголовного кодекса РСФСР»[776]. Аналогично разрешается этот вопрос и в постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве»[777].

Такое решение рассматриваемого вопроса нам представляется совершенно правильным. Лишение жизни потерпевшего не охватывается составом разбоя, поэтому умышленное убийство, совершенное при разбойном нападении, надлежит квалифицировать по п. «а» ст. 102 УК РСФСР. В свою очередь, нападение с целью завладения государственным или общественным имуществом либо личным имуществом граждан, сопряженное с причинением смерти потерпевшему, выходит за рамки корыстного убийства и требует дополнительной квалификации по статьям о разбое (ст. 91 и 146 УК РСФСР). Виновным в этих случаях совершаются два самостоятельных преступления: умышленное убийство из корыстных побуждений и разбой.

Поскольку понятие корыстного убийства шире понятия убийства при разбойном нападении, возникает необходимости выяснить, в каких случаях имеет место корыстное убийство без признаков разбоя.

По мнению П. П. Михайленко, «при корыстном убийстве завладение имуществом осуществляется не иначе как путем убийства, после него; при разбое убийство не планируется, оно лишь может наступить, если избежать его разбойник не мог. Короче говоря, при корыстном убийстве ближайшая цель, которую ставит перед собой преступник, – убить, а уж потом завладеть имуществом; при разбое цель – завладеть имуществом, цели убить при разбое преступник не ставит».[778]

Подобный критерий разграничения корыстного убийства, не сопряженного с разбойным нападением, и убийства при разбойном нападении является неточным. В некоторых случаях, намереваясь совершить разбойное нападение, преступник планирует и убийство потерпевшего.

Таким, например, явилось убийство стариков К. и X., совершенное в г. Шахты их соседями супругами 3. Это убийство преследовало цель завладения имуществом стариков и было совершено 3. по заранее разработанному плану. Вначале 3. совершили нападение на X. и нанесли ей множество ран, в результате чего она потеряла сознание, затем напали на К. и задушили его, после чего убили очнувшуюся X. и ограбили потерпевших. Действия 3. были правильно квалифицированы по совокупности корыстного убийства и разбоя[779].

По мнению некоторых авторов, разбойное нападение, сопряженное с убийством, может быть совершено только открыто, а убийство из корысти может носить как открытый, так и тайный характер[780]. Анализ действующего законодательства (ст. 91 и 146 УК РСФСР) и судебной практики показывает неправильность этой точки зрения.

Статьи 91 и 146 УК РСФСР, предусматривающие состав разбоя, вовсе не требуют, чтобы нападение при разбое носило непременно открытый характер. В судебной практике встречаются случаи, когда разбойное нападение, окончившееся убийством, совершалось тайно и потерпевший не сознавал, что подвергся такому нападению (например, убийство из-за угла или убийство спящего с последующим ограблением).

Некоторые авторы при разрешении поставленного вопроса придают решающее значение моменту перехода имущества. «При разбое, – указывает М. Д. Шаргородский, – переход имущества происходит при совершении убийства и соединяется с ним временем и местом. Напротив, при корыстном убийстве переход права на имущество происходит не в момент совершения преступления, а следует за ним, будучи связан со смертью потерпевшего причинной связью»[781]. Такое утверждение не совсем точно. Можно представить себе случаи, когда корыстное убийство без признаков разбоя сопровождалось немедленным завладением имуществом потерпевшего (например, отравление лица цианистым калием, удушение его газами и т. п. и немедленное ограбление трупа).

Неправильным является и утверждение Л. Гаухмана о том, что «отличие разбоя, сопряженного с убийством, от убийства из корысти заключается в том, что последнее предполагает извлечение в результате убийства любой материальной выгоды, любым способом, но не путем похищения чужого имущества»[782]. Приведенный пример об отравлении лица мгновенно действующим ядом и немедленном похищении его имущества опровергает эту точку зрения.

Нельзя признать удачным и мнение СВ. Бородина о том, что «для отграничения корыстного убийства, предусмотренного п. „а“ ст. 102 УК РСФСР, от корыстного убийства, которое должно быть расценено еще и как разбойное нападение, решающее значение имеет не способ убийства, а наличие или отсутствие самого факта завладения имуществом потерпевшего путем разбойного нападения»[783]. Во-первых, разбой считается оконченным с момента нападения преступника на потерпевшего с целью завладения имуществом, находящимся у него во владении, независимо от достижения виновным это цели. Неуместно поэтому разрешение данного вопроса ставить в зависимость от наличия или отсутствия «самого факта завладения имуществом потерпевшего». Во-вторых, наличие или отсутствие «факта совершения разбойного нападения» при убийстве – это уже вывод, а не критерий для вывода. Сказать так вовсе еще не значит объяснить, как разделять корыстное убийство без признаков разбоя и корыстное убийство при разбойном нападении.

Нам представляется, что критерием разграничения корыстного убийства при разбойном нападении и корыстного убийства без признаков разбоя является наличие или отсутствие обязательной совокупности двух следующих признаков. Если убийство было совершено, во-первых, путем нападения и, во-вторых, с целью завладения имуществом непосредственно в момент совершения преступления, то мы имеем совокупность корыстного убийства и разбоя. Каждый из указанных признаков в отдельности может быть присущ и корыстному убийству, не соединенному с разбоем. Но корыстное убийство без признаков разбоя не может одновременно сочетать в себе нападение и цель завладения имуществом непосредственно в момент совершения преступления (например, убийство путем отравления может преследовать цель немедленного ограбления трупа, но лишено признака нападения, а убийство путем нападения может преследовать цель перехода имущества формально-легальным путем в будущем – например, убийство с целью получения наследства, – т. е. лишено второго признака). Оно может или быть нападением с целью завладения имуществом в будущем, или не являться нападением (в последнем случае преступник преследует цель завладения имуществом в будущем либо непосредственно в момент совершения убийства).

Обычно убийство при разбойном нападении предшествует завладению имуществом потерпевшего. Однако в практике встречаются случаи, когда убийство совершается уже после того, как на потерпевшего совершено разбойное нападение и материальные ценности у него отобраны.

Так, В. и К. 4 декабря 1960 г. на территории армянского кладбища в г. Ростове-на-Дону совершили разбойное нападение на гр-на К-н и отобрали у него 27 рублей. К-н оказал преступникам сопротивление, а затем стал их преследовать, требуя возврата денег. С целью избавиться от этого преследования и удержать отобранные у К-на деньги, В. поднял лежащий на земле камень-ракушечник весом около пуда и нанес им удар К-ну в грудь. От полученных повреждений К-н скончался. В данном случае действия В. были правильно квалифицированы Ростовским областным судом как корыстное убийство и разбойное нападение[784], поскольку «момент возникновения умысла на убийство при разбойном нападении не имеет значения»[785]. Кроме того, действия В. следовало квалифицировать еще по п. «г» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г. (п. «е» ст. 102 УК РСФСР 1960 г.) как убийство, совершенное с целью сокрытия другого преступления – разбойного нападения.

В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. в связи с этим указывается: «Умышленное убийство, совершенное при разбойном нападении, надлежит квалифицировать по п. „а“, а в случае, если оно совершено с целью скрыть преступление или облегчить его совершение, – также и по п. „е“ ст. 102 УК РСФСР…»[786]

Убийство при разбойном нападении не исчерпывает всех случаев корыстного убийства. Убийство из корысти имеет место и в тех случаях, когда получение материальной выгоды в результате смерти потерпевшего внешне выглядит «законным». Преступная цель в этих случаях достигается, по выражению проф. А. Н. Трайнина, «формально-легальным» путем[787].

Таково убийство с целью уклонения от содержания потерпевшего (например, от содержания престарелых родителей), от уплаты алиментов. Преступник стремится освободиться от выплаты денег на содержание потерпевшего. В собственность виновного поступает та часть денег, которая вычиталась из его заработной платы на алименты или расходовалась на содержание потерпевшего.

К рассматриваемому виду корыстного убийства относится и убийство родителями своего ребенка с целью избавления от расходов по его содержанию.

При убийстве с целью получения наследства виновный также стремится получить материальную выгоду на основании закона. Сам убийца не изымает имущества, принадлежащего потерпевшему, оно переходит в его собственность на основании закона. К данному виду корыстного убийства относится и убийство одного из сонаследников с целью получения большей части наследства, а также убийство, совершенное с целью получения страховой суммы, убийство с целью завладения жилплощадью, убийство с целью завладения общим, совместно нажитым с потерпевшим имуществом.

Новосибирский областной суд осудил Б. за убийство его сожительницы П. с целью завладения их общими деньгами, квалифицировав его действия как корыстное убийство и разбой. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в кассационном порядке, признала, что действия осужденного суд правильно квалифицировал как корыстное убийство, но без достаточных оснований осудил его за разбойное нападение. Судебная коллегия указала, что «Б. проживал длительное время совместно с П. как с женой, имел с ней общее хозяйство». Завладение совместно нажитым имуществом путем убийства Судебная коллегия правильно расценила лишь как корыстное убийство без признаков разбоя[788].

К корыстным относится и убийство с целью уклонения от уплаты долга и от выполнения по отношению к потерпевшему иных обязательств имущественного характера (например, с целью уклониться от возвращения имущества, взятого во временное пользование).

Корыстным является также убийство, совершенное за вознаграждение. В подобных случаях убийца лишает жизни человека по указанию лица, уплатившего или обещавшего уплатить ему определенное вознаграждение. Хотя такой вид корыстного убийства встречается довольно редко, его цинизм и опасность особенно велики.

Корыстным является также убийство в целях занятия высокооплачиваемой должности, убийство с целью устранения лица, деятельность которого мешает получению той или иной материальной выгоды, и т. п.

Корыстное убийство, с нашей точки зрения, имеет место и в тех случаях, когда убийца лишает жизни человека ради удержания, сохранения («спасения») своего малоценного имущества. В последнее время вопрос об ответственности лиц, совершающих подобные убийства, привлек внимание нашей общественности.

Поводом послужил ряд публикаций, появившихся в газетах «Известия» и «Комсомольская правда»[789]. Например, в статье А. Андреева «Сколько стоят „анютины глазки“» рассказывалось о возмутительном случае, когда взбесившийся собственник К. открыл стрельбу из охотничьего ружья по молодым людям П. и К-вой, пытавшимся сорвать у него на огороде цветы. П. был убит, К-ва – тяжело ранена. Рассказывая об алчности К, его звериной ненависти к людям, автор корреспонденции совершенно правильно указывал: «Частная собственность – эта старая ведьма, которой поклонялся К, вытравила в нем человеческие чувства. Она сделала его убийцей».

Мы полагаем, что К. действовал из корыстных побуждений и совершенное им преступление следует квалифицировать по п. «а» ст. 102 УК РСФСР[790]. Однако судебная практика при разрешении указанного вопроса не всегда последовательна. В этом отношении большой интерес представляет постановление Президиума Верховного Суда РСФСР от 12 декабря 1962 г. по делу Н.

Н. был осужден Пермским областным судом по ст. 103 УК РСФСР за то, что он ночью 21 июля 1962 г. в г. Александровске Пермской области совершил убийство гр-на И. при следующих обстоятельствах. Ночью 21 июля И. перелез через забор и забрался в огород к Н. за клубникой. Заметив его, Н. из окна своего дома произвел в него из ружья два выстрела. Будучи ранен в голову, И. в больнице скончался. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело по кассационному протесту прокурора, приговор областного суда отменила, и дело направила на новое рассмотрение ввиду неправильной переквалификации судом действии осужденного с п. «а» ст. 102 УК РСФСР, по которой ему было предъявлено обвинение органами предварительного следствия, на ст. 103 УК РСФСР. Заместитель председателя Верховного Суда РСФСР принес в Президиум Верховного Суда РСФСР протест, в котором поставил вопрос об отмене определения Судебной коллегии и направлении дела на новое кассационное рассмотрение в связи с неправильностью данных суду указаний о квалификации преступления по п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Президиум Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело, нашел протест обоснованным и подлежащим удовлетворению. Обвинение Н. в совершении умышленного убийства Президиум признал доказанным. Вместе с тем Президиум указал, что мнение Судебной коллегии о квалификации преступления по п. «а» ст. 102 УК РСФСР является неправильным. «Корыстные мотивы совершения убийства, – указывается в постановлении Президиума, – предполагают стремление к противоправному завладению имуществом или иными ценностями, находящимися во владении потерпевшего, либо иное желание лица получить материальную выгоду от совершения преступления. В данном же случае, совершая убийство, Н. никакой материальной выгоды от этого не получил и не мог получить. Следовательно, в его действиях не было корыстных мотивов, и указания Судебной коллегии, данные в этой части суду являются неосновательными»[791]. Исходя из изложенного, Президиум Верховного Суда РСФСР, считая приговор Пермского областного суда правильным, отменил определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР и направил дело на новое кассационное рассмотрение.

Мы полагаем, что такое решение вопроса является неправильным. Президиум Верховного Суда РСФСР четко определил сущность корыстного мотива при совершений убийства. Однако его утверждение, что П., стреляя из ружья в П., не стремился к получению материальной выгоды, является необоснованным. «Спасая» свое малоценное имущество, Н. тем самым желал получить определенную материальную выгоду – удержать это имущество. То, что он этой выгоды не получил и не мог получить, ни в коей мере не меняет корыстной сути его побуждений. Было бы несправедливо считать проявление таких частнособственнических пережитков «простым» убийством.

Правильно отмечает С. X. Жадбаев, что «действия лица, совершившего такое деяние, достаточно красноречиво свидетельствуют о его низменных корыстных побуждениях: преступник ради сохранения своего незначительного и малоценного имущества не останавливается даже перед убийством человека»[792].

Таковы основные виды корыстных убийств. Разумеется, приведенный их перечень не является исчерпывающим.

Изучение следственной и судебной практики показывает, что при квалификации умышленных убийств по п. «а» ст. 102 УК РСФСР нередко допускаются ошибки. Иногда умышленное убийство квалифицируется как совершенное из корыстных побуждений, в то время как в действительности имеют место иные мотивы (убийство из мести, из ревности, в ссоре, в драке, на почве семейных неурядиц и т. п.). Как правило, это делается в тех случаях, когда совершению убийства предшествуют какие-либо споры имущественного характера. При этом забывается, что лишь стремление получить в результате лишения жизни потерпевшего какие-либо выгоды материального характера (деньги, имущество, имущественные права, выгоды имущественного свойства) либо намерение избавиться от материальных затрат дают основание квалифицировать умышленное убийство как совершенное из корыстных побуждений.

Между проживавшими в г. Кисловодске супругами 3. сложились крайне неприязненные отношения. Муж обвинял жену в супружеской неверности, систематически пьянствовал и устраивал скандалы. Жена вместе с детьми уходила из дома к своей матери и ставила вопрос о разделе имущества. Муж препятствовал разделу. Однажды супруги встретили на улице гр-на П., к которому 3. ревновал свою жену. На этой почве между супругами вновь возникла ссора, во время которой 3. убил жену. Ставропольским краевым судом он был осужден по п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР переквалифицировала действия 3. на ст. 103 УК РСФСР и указала, что краевой суд неправильно оценил имеющиеся в деле доказательства, из которых усматривается, что 3. убил жену на почве ревности и неприязненных отношений. В данном случае имущественные споры между супругами дезориентировали суд и привели к неправильной квалификации содеянного[793].

2. Умышленное убийство из хулиганских побуждений

Хулиганство представляет собой умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок и выражающие явное неуважение к обществу (ст. 206 УК РСФСР). Хулиганство в наших условиях – это мелкобуржуазное, анархическое проявление «свободы личности», отрицание законности и порядка. Хулиган открыто противопоставляет себя всему обществу, пренебрежительно относится к общественным интересам, демонстративно и грубо попирает элементарные правила социалистического общежития. Хулиган принципиально ни во что не ставит человеческое достоинство, здоровье и даже жизнь.

Советское уголовное законодательство рассматривает как совершенное при отягчающих обстоятельствах умышленное убийство из хулиганских побуждений (п. «б» ст. 102 УК РСФСР).

Что же представляют собой эти хулиганские мотивы? Некоторые ученые-криминалисты считают мотивом хулиганства «озорство»[794]. «Мотив к осуществлению хулиганского действия, – указывает. В. Д. Гольдинер, – заключен в стремлении удовлетворить потребность в озорстве»[795]. Эту точку зрения подвергли справедливой критике В. В. Труфанов[796] и М. А. Нигай[797]. Сведение хулиганских мотивов только к «озорству» затушевывает низменные побуждения хулиганов и действительную общественную опасность хулиганства.

Хулиганские мотивы заключаются не только и не столько в стремлении удовлетворить потребность в озорстве, сколько в стремлении открыто противопоставить себя общественному порядку, общественным интересам, показать свое пренебрежение к окружающим, проявить цинизм, жестокость, дерзость, учинить буйство и бесчинство, показать грубую силу и пьяную «удаль», отомстить кому-либо за явно незначительную обиду, за справедливо сделанное замечание и т. п.[798]

Убийство, совершенное по указанным мотивам, и должно квалифицироваться по п. «б» ст. 102 УК РСФСР.

Как уже отмечалось, хулиганские побуждения в настоящее время являются наиболее распространенными мотивами совершения умышленных убийств. Примером убийства из хулиганских побуждений является следующее дело.

Житель г. Ростова-на-Дону Ф. 30 мая 1961 г., будучи в нетрезвом состоянии, заявился в ресторан «Южный» и, подойдя к столику, за которым сидели военнослужащий Л. со своей знакомой А., пригласил последнюю на танец. Девушка отказалась. Тогда Ф. вышел во двор ресторана, дождался появления А. и Л. и ударом ножа убил последнего. Ранее Ф. был судим за кражу. Ростовский областной суд с полным основанием признал Ф. виновным в убийстве из хулиганских побуждений и приговорил его к высшей мере наказания[799].

Для убийства из хулиганских побуждений характерно, что оно нередко совершается без всякого повода со стороны потерпевшего. Хулиган, желая разрядиться, сорвать на ком-либо свою безосновательную злобу, начинает беспричинно приставать к прохожим и кончает тем, что убивает совершенно незнакомого ему человека.

Пьяные хулиганы С. и Д., будучи вечером 1 мая 1963 г. в парке г. Сальска, беспричинно пристали к сидевшим на скамейке гр-ну Ч. и гр-ке В., стали их оскорблять, а затем набросились на Ч. и нанесли ему финскими ножами 9 ранений в жизненно важные органы, от которых Ч., не приходя в сознание, в тот же вечер скончался. В данном случае С. и Д. совершили типичное убийство из хулиганских побуждений[800].

Тот факт, что убийство из хулиганских побуждений иногда совершается без всякого видимого повода, иногда является основанием для ошибочного утверждения, будто убийство этого рода – безмотивное убийство[801]. Такое утверждение неосновательно, ибо хулиганские побуждения являются вполне определенным видом низменных побуждений, они своеобразны, существенно характеризуют повышенную общественную опасность убийства и убийцы и должны быть точно установлены судом. К тому же умышленное убийство вообще не может быть совершено безмотивно.

Убийством из хулиганских побуждений следует считать и убийство, совершенное по незначительному поводу, вызванное различными обстоятельствами субъективного и объективного характера. В таких случаях имеет место резкое несоответствие между непосредственным поводом к совершению преступления и содеянным. Убийство становится неадекватной реакцией виновного (например, совершение убийства в связи с тем, что потерпевший сделал виновному справедливое замечание, назвал его хулиганом, отказался ответить на какой-либо вопрос, не дал прикурить и т. п.). Незначительное раздражение, малейшее неудобство могут подтолкнуть хулигана к убийству.

Обычно совершение убийства из хулиганских побуждений является не первым проявлением хулиганских действий, а их завершающим этапом, высшей точкой хулиганского поведения. Хотя сами хулиганские действия могут быть совершены только с прямым умыслом, отношение виновного к последствиям этих действий (в том числе и к наступлению в результате этих действий смерти потерпевшего) может принимать форму не только прямого, но и косвенного умысла. Убийство из хулиганских побуждений может быть совершено не только с прямым, но и с косвенным умыслом.

В качестве примера приведем следующее дело.

Некий Б., находившийся в нетрезвом состоянии, перевозил на лодке, привязанной к тросу, через бурную реку Кубань шестерых девушек. На середине реки Б. учинил дерзкие хулиганские действия: беспричинно круто повернул лодку обратно и, несмотря на то, что испуганные девушки предупредили его, что многие из них не умеют плавать, стал раскачивать лодку и гонять ее от берега к берегу. Лодка зачерпнула воды, девушки стали кричать, но Б. не унимался. Тогда лодка накренилась и носовой частью пошла в воду. Б. выпрыгнул из лодки, от чего она накренилась, еще больше и девушки попадали в воду. Четырем из них удалось спастись, а две девушки утонули. Кочубеевским районным народным судом Ставропольского края Б. был осужден по ст. 137 УК РСФСР 1926 г.[802] На наш взгляд, Б. совершил убийство из хулиганских побуждений с косвенным умыслом, ибо он был осведомлен о том, что девушки не умеют плавать, и тем не менее учинил хулиганские действия на воде, сознательно допуская, что они могут утонуть.

В следственной и судебной практике нередко допускались ошибки при решении вопроса о квалификации убийства, совершенного из хулиганских побуждений, и хулиганства. Иногда при реальной совокупности хулиганства и убийства из хулиганских побуждений действия виновных квалифицировались лишь по п. «б» ст. 102 УК РСФСР.

Г., будучи в нетрезвом состоянии, учинил дерзкие хулиганские действия на улице. После этого он из хулиганских побуждений убил своего соседа С. Органы предварительного следствия и судебная коллегия по уголовным делам Ростовского областного суда квалифицировали действия Г. лишь по п. «б» ст. 102 УК РСФСР, в то время как ему необходимо было вменить по совокупности и ч. II ст. 206 УК РСФСР[803].

Убийством из хулиганских побуждений, представляющим собой преступление против личности, не охватываются хулиганские действия, являющиеся преступлением против общественного порядка. Ошибочным является утверждение Г. Б. Виттенберга о том, что «при совершении хулиганских действий, в результате которых последовала смерть потерпевшего, хулиганство как состав преступления утрачивает свое самостоятельное значение»[804].

Пункт «б» ст. 102 УК РСФСР предусматривает умышленное убийство из хулиганских побуждений, а не хулиганские действия, сопровождавшиеся убийством, или убийство, сопровождавшееся хулиганскими действиями. Хулиганские действия, совершенные наряду с убийством из хулиганских побуждений до убийства или после него, образуют самостоятельный состав преступления – хулиганства и должны квалифицироваться по ст. 206 УК РСФСР.

Пленум Верховного Суда РСФСР в своем постановлении № 11/2 от 11 сентября 1962 г. «О судебной практике по делам о хулиганстве» указал: «В случаях реальной совокупности хулиганства и другого, более тяжкого преступления, действия виновных надлежит квалифицировать по совокупности статей УК, предусматривающих ответственность как за хулиганство, так и за другое совершенное виновным более тяжкое преступление»[805].

Если убийство из хулиганских побуждений было одним преступным актом, совершенным виновным, то все содеянное охватывается п. «б» ст. 102 УК РСФСР. «Что касается идеальной совокупности убийства и хулиганства, то она, – совершенно справедливо отмечает И. С. Тишкевич, – немыслима»[806]. В подобных случаях имеется налицо только убийство из хулиганских побуждений, другие хулиганские действия отсутствуют.

Хулиганские побуждения как мотив совершения умышленного убийства необязательно должны быть связаны с учинением виновным хулиганских действий. Некоторые практические работники утверждают, что п. «б» ст. 102 УК РСФСР может быть применен только тогда, когда умышленное убийство является одним из актов хулиганских действий виновного. Подобная точка зрения неправильна. Нельзя смешивать хулиганские побуждения как мотив деяния с хулиганством как преступлением[807].

Убийство из хулиганских побуждений вовсе необязательно должно совершаться в общественных местах[808], оно может быть совершено в поле, в лесу, в изолированной квартире и т. п. Место совершения убийства для применения п. «б» ст. 102 УК РСФСР не имеет значения.

Изучение следственной и судебной практики показывает, что наибольшее количество ошибок при квалификации умышленных убийств допускается именно при квалификации убийств по п. «б» ст. 102 УК РСФСР. В случаях неустановления действительных мотивов органы предварительного следствия и суды часто квалифицируют действия виновных как умышленное убийство, совершенное из хулиганских побуждений. Подобного рода ошибкам было уделено внимание в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1970 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве»[809].

По п. «б» ст. 102 УК РСФСР нередко квалифицируются убийства, совершенные из мести, ревности, убийства в ссорах и драках при отсутствии хулиганских мотивов и т. п.

Во время распития спиртных напитков поссорились колхозники 3. и М. Последний ударил 3. по лицу и причинил ему телесные повреждения. Обиженный 3. вышел из комнаты, где происходила ссора, вооружился колом и, дождавшись появления М., ударом кола по голове убил его. Приговором Ростовского областного суда 3. был осужден по п. «б» ст. 102 УК РСФСР к высшей мере наказания. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР приговор Ростовского областного суда в отношении 3. оставила в силе. По протесту заместителя председателя Верховного Суда РСФСР Президиум Верховного Суда РСФСР переквалифицировал действия 3. на ст. 103 УК РСФСР (убийство, совершенное из мести) и определил ему наказание в 10 лет лишения свободы[810].

В данном случае потерпевший совершил в отношении виновного незаконный поступок, и это вызвало у виновного желание убить обидчика. Однако если распоясавшемуся хулигану потерпевший сделал справедливое замечание, а он в ответ убил «обидчика», то такое убийство необходимо квалифицировать как убийство из хулиганских побуждений. Причинение смерти в подобных случаях следует рассматривать как продолжение хулиганских действий виновного.

Особую сложность на практике представляет отграничение убийства из хулиганских побуждений от убийства в драке и ссоре. Правильное решение этого вопроса зависит от внимательного изучения всех обстоятельств дела, и в особенности от тщательного анализа субъективной стороны преступления.

Приговором Ростовского областного суда Д. был признан виновным в убийстве из хулиганских побуждений гр-на В. и осужден к расстрелу. Убийство произошло при следующих обстоятельствах. Пьяный В. мешал отдыхать группе колхозников. Д., также находившийся в нетрезвом состоянии, вывел В. из дома на улицу. Между ними возникла ссора, перешедшая в драку. В. ударил Д. кулаком по лицу, а Д. схватил брус и нанес им В. удар по голове. От полученных повреждений В. скончался на месте. Исходя из того, что убийство было совершено в драке, зачинщиком которой был сам потерпевший, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР пришла к выводу об отсутствии в действиях Д. хулиганских мотивов, переквалифицировала их на ст. 103 УК РСФСР и определила ему наказание в 10 лет лишения свободы[811].

В другом случае некий А., находясь на свадьбе, напился, а затем из хулиганских побуждений стал приставать к гр-ну К. и оскорблять его. В результате между А. и К. возникла ссора, перешедшая в драку. Гр-н С. стал разнимать дерущихся. Тогда А. набросился на С. и завязал драку с ним. Присутствовавшие при этом граждане разняли дерущихся, однако А. продолжал провоцировать С. на возобновление драки. Между ними вновь произошла драка, во время которой А. нанес С. два ножевых ранения в область головы и шеи. От полученных ранений С. скончался на месте происшествия. Ростовский областной суд признал А. виновным в совершении умышленного убийства из хулиганских побуждений и осудил его по п. «б» ст. 102 УК РСФСР[812].

В обоих приведенных делах имело место убийство во время драки. Квалификация же преступлений, как видим, разная.

«Ссора или драка при убийстве, – отмечает СВ. Бородин, – сами по себе без учета конкретных обстоятельств дела не являются решающими признаками для квалификации преступления»[813]. Ссора и драка – это обстоятельства, при которых совершается убийство, а мотивы его могут быть самыми различными.

Для отграничения убийства из хулиганских побуждений, совершенного в ссоре или драке, от простого убийства в ссоре или драке важное значение приобретает установление следующих обстоятельств:

1) кто – потерпевший или убийца – был зачинщиком (инициатором) ссоры или драки;

2) что представляет собой личность потерпевшего и обвиняемого, каковы были взаимоотношения между ними;

3) что послужило поводом и причиной для возникновения ссоры и драки;

4) каков был характер действий убийцы и потерпевшего во время ссоры и драки, кто из них являлся активной стороной;

5) наконец, каковы конкретные мотивы убийства, совершенного в ссоре или драке[814].

Так, если зачинщиком и активной стороной в ссоре или драке являлся потерпевший, спровоцировавший столкновение, если поводом для ссоры или драки послужили его неправомерные или аморальные действия, виновный в убийстве не может отвечать за убийство из хулиганских побуждений. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в своем в определении от 31 августа 1961 г. по делу А. указала: «Убийство, совершенное в драке, зачинщиком которой был сам потерпевший, не может рассматриваться как убийство из хулиганских побуждений»[815]. Изучение следственной и судебной практики показывает, что в тех случаях, когда убийства в ссоре или драке совершаются при отсутствии хулиганских мотивов, как правило, в происшедшем бывают виноваты в той или иной степени обе стороны.

Если же ссору или драку спровоцировал убийца своим неправомерным или аморальным поведением, если он являлся активной стороной в этом столкновении и действовал из хулиганских побуждений, совершенное им убийство следует квалифицировать по п. «б» ст. 102 УК РСФСР[816]. Ссора и драка в этом случае являются обстоятельствами, сопутствующими умышленному убийству из хулиганских побуждений. Начиная ссору или драку, хулиган хорошо понимает, что может получить отпор, встретить сопротивление, и готов сломить это сопротивление любыми средствами, не останавливаясь и перед убийством. Драка является как бы первым этапом (или одним из этапов) хулиганского поведения, убийство же – его завершением.

Следует иметь в виду, что даже в тех случаях, когда ссору или драку виновный начинает из хулиганских побуждений, убийство, совершенное в этой ссоре или драке, может быть вызвано и не хулиганскими мотивами[817]. Решающее значение имеет установление конкретного мотива, вызвавшего совершение убийства в ссоре или драке.

Важное значение при разрешении этого вопроса имеет внимательное изучение личности обвиняемого и потерпевшего. Если убийца характеризуется как злостный хулиган, то вполне возможно, что и на этот раз преступление совершено им из хулиганских побуждений.

3. Умышленное убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием

К квалифицированным видам умышленного убийства по обстоятельствам, относящимся к субъективной стороне, уголовные кодексы союзных республик относят умышленное убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием (п. «е» ст. 102 УК РСФСР). Подобное убийство является преступлением, совершенным по низменным мотивам. Цель скрыть с помощью убийства другое преступление или облегчить его совершение, а также совершение убийства при изнасиловании не только свидетельствует о повышенной общественной опасности субъективной стороны деяния и личности преступника, но и определяет повышенную опасность объективной стороны преступления, поскольку характеризует взаимосвязь двух или большего числа преступных деяний.

Пункт «е» ст. 102 УК РСФСР предусматривает различные мотивы совершения умышленного убийства, каждый из которых представляется целесообразным рассмотреть в отдельности.

а) Умышленное убийство с целью скрыть другое преступление

Убийство может преследовать целью сокрытие как уже совершенного преступления или покушения на него, так и преступления, только еще намеченного к исполнению. В этой связи не совсем точным является утверждение М. И. Ковалева о том, что «убийство с целью скрыть другое преступление предполагает, что до совершения убийства другое преступление или покушение на него уже было совершено»[818]. Например, цель скрыть намеченное преступление будет при убийстве лица, которое заведомо не может воспрепятствовать совершению этого преступления, но может быть его свидетелем[819]. Однако чаще всего убийство по указанному мотиву происходит с целью сокрытия уже совершенного преступления.

Тяжесть совершенного или намеченного преступления при этом не имеет никакого значения. Убийство с целью сокрытия любого преступления должно квалифицироваться по п. «е» ст. 102 УК РСФСР.

Убийца подлежит ответственности по п. «е» ст. 102 УК РСФСР как в тех случаях, когда он путем убийства стремился скрыть им же совершенное преступление, так и тогда, когда он указанным путем желал скрыть преступление, совершенное каким-либо другим лицом (например, убийство отцом лица, располагающего доказательствами, изобличающими в совершении преступления его сына).

Жертвой рассматриваемого убийства могут быть сам потерпевший от ранее совершенного преступления, свидетели этого преступления, лица, которым убийца рассказал о совершенном преступлении, либо соучастники преступления, в отношении которых у него возникло подозрение, что они могут его выдать, лица, у которых находятся доказательства преступления, работники милиции, прокуратуры и суда, которым было известно о совершенном преступлении или которые, по мнению преступника, могли изобличить его в совершении преступления (например, убийство опытного следователя, специально командированного для расследования сложного дела), и т. п. В ряде случаев наряду с п. «е» ст. 102 УК РСФСР виновному в совершении такого убийства нужно вменять и п. «в» указанной статьи, поскольку убийство с целью сокрытия другого преступления нередко совершается и в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга.

Примером убийства, совершенного с целью сокрытия другого преступления, является следующее дело.

Некий К-ко, будучи в нетрезвом состоянии, пытался изнасиловать гр-ку К. Встретив сопротивление, К-ко путем нанесения множества ударов топором по голове убил К. На шум прибежала мать потерпевшей – восьмидесятичетырехлетняя М. С целью устранения свидетеля преступления К-ко несколькими ударами топором по голове убил и М. Ростовским областным судом К-ко был приговорен к расстрелу[820].

б) Умышленное убийство с целью облегчить совершение другого преступления

Этот квалифицированный вид умышленного убийства имеет место в тех случаях, когда преступник с целью облегчить совершение задуманного преступления убивает какое-либо лицо, чтобы затем уже совершить намеченное преступление, либо когда преступник совершает убийство уже в процессе осуществления другого преступления с целью облегчить его совершение. При этом не имеет значения, совершено ли убийство лица, действительно могущего помешать совершению преступления, или лица, которое лишь по предположению убийцы может воспрепятствовать совершению намеченного преступления.

При рассматриваемом виде умышленного убийства, как и при убийстве с целью сокрытия преступления, возможны случаи, когда преступник путем убийства стремится облегчить совершение преступления другим лицам.

Для убийства, имеющего своей целью облегчить совершение другого преступления, не имеет значения, было ли совершено задуманное преступление или нет. Даже если субъект впоследствии добровольно откажется от совершения преступления, ради которого он пошел на убийство, все равно его действия должны быть квалифицированы по п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Само наличие цели облегчить совершение другого преступления делает убийство квалифицированным.

Следует согласиться и с мнением Н. И. Загородникова о том, что «если виновный, совершив убийство, тем самым намеревался облегчить совершение другого преступления, то эти действия, помимо убийства, образуют состав подготовки к совершению другого преступления»[821]. В таких случаях убийство оказывается и самостоятельным преступлением, и приготовлением к другому преступлению. Действия виновного подлежат квалификации по п. «е» ст. 102 УК РСФСР, а также по ч. I ст. 15 УК и статье, предусматривающей состав преступления, совершение которого виновный пытался облегчить убийством. Разумеется, речь о такой квалификации может идти только в случаях, если виновный не успеет совершить другое преступление.

Если же наряду с убийством имело место другое преступление, к которому путем убийства стремился преступник, либо покушение на него, действия виновного надлежит квалифицировать по совокупности преступлений[822].

в) Умышленное убийство, сопряженное с изнасилованием

Уголовные кодексы союзных республик, относя убийство, сопряженное с изнасилованием, к числу квалифицированных видов умышленного убийства, не случайно предусматривают этот вид убийства в одном пункте с таким преступлением, как убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение. Убийство, сопряженное с изнасилованием, чаще всего совершается с целью сокрытия последнего, когда виновный, совершив изнасилование и боясь разоблачения, убивает потерпевшую.

Подобное преступление было совершено неким К. Вечером 15 апреля 1962 г. он изнасиловал десятилетнюю Ч. и с целью сокрытия совершенного преступления задушил девочку, а труп ее бросил в колодец. Ранее был судим за покушение на изнасилование несовершеннолетней. Ставропольский краевой суд приговорил К. к расстрелу[823].

По п. «е» ст. 102 УК РСФСР квалифицируются и убийства, совершенные с целью сокрытия покушения на изнасилование.

Убийство, сопряженное с изнасилованием, имеет место и в тех случаях, когда виновный лишает потерпевшую жизни в процессе изнасилования либо покушения на него с целью парализовать сопротивление своей жертвы и тем самым облегчить совершение преступления.

Такое преступление совершил в г. Харовске Вологодской области некий Т. 23 июля 1958 г. он с целью изнасилования напал в подъезде дома на шестнадцатилетнюю Ж. Встретив с ее стороны сопротивление, Т. сдавил Ж. руками шею и изнасиловал умирающую девушку, смерть которой наступила от асфиксии[824].

Неточным является утверждение М. И. Ковалева о том, что для применения п. «е» ст. 102 УК РСФСР необходимо, «чтобы убийству предшествовало изнасилование или покушение на него и чтобы поводом к убийству потерпевшей было предшествующее изнасилование»[825]. Подобная точка зрения необоснованно сужает круг возможных случаев убийства, сопряженного с изнасилованием.

В практике встречаются дела, когда насильник убивает свою жертву и совершает половой акт уже с трупом убитой (некрофилия). Ответственность за совершение такого убийства должна наступать по п. «е» ст. 102 УК РСФСР.

Убийством, сопряженным с изнасилованием, в смысле п. «е» ст. 102 УК РСФСР является и убийство с целью отомстить женщине, отразившей попытку изнасилования.

Время, прошедшее между изнасилованием (покушением на изнасилование) и совершенным убийством, не имеет значения.

По мнению С. В. Бородина, «для признания убийства сопряженным с изнасилованием не имеет значения, совершено ли убийство потерпевшей от изнасилования или другого лица, которое могло воспрепятствовать его совершению или сообщить о нем»[826]. Мы полагаем, что С. В. Бородин слишком широко трактует понятие «убийство, сопряженное с изнасилованием». Убийство лица, которое могло воспрепятствовать совершению изнасилования либо сообщить о нем, является убийством, соответственно, с целью облегчить или скрыть другое преступление (изнасилование), но не убийством, сопряженным с изнасилованием. Если убийство другого лица совершено с целью мести за разоблачение им насильника, содеянное в этой части следует квалифицировать по п. «в» ст. 102 УК РСФСР – как убийство в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга.

По нашему мнению, понятием «убийство, сопряженное с изнасилованием» охватываются лишь случаи лишения жизни потерпевших от изнасилования, но не других лиц.

Убийства, сопряженные с изнасилованием, свидетельствуют о моральной и половой распущенности преступника, его предельной развращенности и крайней жестокости.

При совершении убийств, сопряженных с изнасилованием, преступник проявляет особый эгоизм, поразительное равнодушие к судьбам потерпевших и стремление во чтобы то ни стало удовлетворить свое желание, не останавливаясь ни перед чем. Судебно-психиатрическая наука признает таких лиц вменяемыми и ответственными за свои поступки.

По делу Т., совершившего ряд изнасилований и убийство Ж. (также при изнасиловании), эксперты-психиатры отметили, что Т. «эмоционально холодный, эгоистичный. Совершенно не испытывает жалости к жертвам своих преступлений… Расчетлив».

Умышленное убийство, сопряженное с изнасилованием, может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. При убийстве с целью сокрытия совершенного изнасилования либо покушения на него умысел на причинение смерти может быть только прямым. В тех случаях, когда преступник путем насильственных действий пытается парализовать сопротивление жертвы и тем самым облегчить совершение преступления, умысел на причинение смерти может быть и косвенным. Упомянутое убийство Ж., сопряженное с изнасилованием, было совершено Т. с косвенным умыслом.

При изнасиловании не исключается возможность и неосторожного причинения смерти. Ответственность в таких случаях наступает по совокупности изнасилования и неосторожного убийства.

В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что умышленное убийство, сопряженное с изнасилованием, подлежит квалификации только по п. «е» ст. 102 УК РСФСР[827]. Дополнительной квалификации содеянного еще и по ч. III ст. 117 УК РСФСР в этих случаях не требуется.

По-иному разрешался этот вопрос в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1961 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР 1960 года», которое ориентировало суды на применение в подобных случаях не только п. «е» ст. 102, но по совокупности и ч. III ст. 117 УК РСФСР[828].

Постановление № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. не оставляет на этот счет сомнений. Диспозицией п. «е» ст. 102 УК РСФСР охватывается не только убийство, сопряженное с изнасилованием, но и само изнасилование, которое в подобных случаях является обстоятельством, квалифицирующим убийство, и не образует самостоятельного состава.

Некий Г., проживавший в г. Калаче, 20 июня 1963 г. изнасиловал и задушил девятилетнюю Ж. Преступник был осужден Воронежским областным судом по п. «е» ст. 102 и ч. III ст. 117 УК РСФСР к высшей мере наказания. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в кассационном порядке, исключила квалификацию действий Г. по ч. III ст. 117, указав, что содеянное охватывается диспозицией п. «е» ст. 102 УК РСФСР[829].

4. Умышленное убийство, совершенное на почве кровной мести

Уголовные кодексы четырех союзных республик (РСФСР, Грузинской ССР, Казахской ССР и Туркменской ССР) относят к числу квалифицированных видов умышленное убийство, совершенное на почве кровной мести (п. «к» ст. 102 УК РСФСР)[830].

Кровная месть является пережитком обычаев, имевших большое распространение в древности при первобытно-общинном строе. В случае убийства, ранения, причинения увечий или нанесения тяжкой обиды какому-нибудь лицу потерпевший или члены его рода мстили смертью виновному или его сородичам.

Возникнув из потребности защиты своего родового коллектива от покушений извне, этот обычай претерпел значительную эволюцию и дошел до наших дней как пережиток далекого прошлого, сохранившись лишь в некоторых местностях нашей страны, где до Великой Октябрьской социалистической революции господствовали патриархально-родовые отношения.

После установления Советской власти в результате упорной борьбы с этим пережитком родового быта случаи кровной мести резко сократились. Однако в некоторых местностях Кавказа (особенно в Чечено-Ингушской АССР) и Средней Азии убийства по мотивам кровной мести все еще имеют место.

Мотивом такого убийства является стремление отомстить обидчику или членам его семьи или рода за подлинную или мнимую обиду, нанесенную убийце или членам его семьи или рода.

В большинстве случаев убийство по мотиву кровной мести совершается как ответная мера за смерть, причиненную родичу. При этом имеется в виду как умышленное, так и неосторожное причинение смерти. В некоторых местностях основанием для возникновения кровной мести может быть и случайное причинение смерти[831].

Кровная месть может возникнуть не только в связи с убийством родича, но и в случаях нанесения ранений, увечий, тяжких оскорблений, прелюбодеяния, лишения девушки чести и т. п.

По обычаям, существовавшим в Чечне, кровная месть может возникнуть за оскорбление действием путем нанесения удара по лицу тыльной стороной ладони, за убийство собаки[832]. На территории некоторых автономных республик (в частности, в Чечено-Ингушетии) кровная месть может возникнуть против лица, давшего свидетельские показания, послужившие основанием для вынесения судом приговора, осуждающего виновного к смертной казни или к лишению свободы, если осужденный умер или погиб в местах заключения[833].

25 декабря 1961 г. в селе Агишбатой Веденского района Чечено-Ингушской АССР некий Т. выстрелом из малокалиберной винтовки убил гр-на Д. Убийство было совершено на почве кровной мести. Д. в 1937 г. был свидетелем по делу братьев Т. – Доки и Бауди, осужденных за бандитизм. В то время Т. было 9 лет. Считая Д. повинным в аресте и осуждении братьев, Т. через 24 года совершил акт кровной мести[834].

Кровная месть грозит нередко не только обидчику, но и членам его семьи или рода. По чеченским обычаям, в случае смерти обидчика, в отношении которого должен быть осуществлен акт кровной мести, месть переходит на его брата, отца и других родственников по мужской линии.

6 мая 1962 г. в селе Назрань Чечено-Ингушской АССР двадцатилетний К. С, ингуш по национальности, на почве кровной мести совершил убийство 67-летнего К. Л. Поводом к убийству послужили следующие обстоятельства. В 1942 г. родственниками потерпевшего был убит отец К. С. – К. В связи с тем, что убийцы умерли, кровная месть, по местным обычаям, должна была перейти на семью К. Л., как самого близкого родственника убийц. Зная об этом, К-вы Лоре и Магомет пытались примириться с сыновьями убитого К. Б., но все попытки стариков и примиренческой комиссии в этом отношении успехом не увенчались. Через 20 лет после убийства отца К. С. напал на К. Л. и нанес ему смертельные ножевые ранения[835].

Женщина вне кровной мести в Чечено-Ингушской АССР, в Северо-Осетинской АССР и других местностях. Убить женщину у этих народностей до сих пор считается недостойным мужчины. Если сама женщина совершает убийство, то за нее отвечает ее брат, отец и т. д. В некоторых случаях месть может перейти на мужа и детей по мужской линии.

Субъектами убийства по мотиву кровной мести могут быть только лица, принадлежащие к той национальности или группе населения, где как пережиток прошлого встречается кровная месть. Пункт «к» ст. 102 УК РСФСР распространительному толкованию не подлежит.

Г. Отягчающие обстоятельства, относящиеся к субъекту преступления

1. Умышленное убийство, совершенное лицом, ранее совершившим умышленное убийство

К квалифицированным видам умышленного убийства по обстоятельствам, относящимся к характеристике личности преступника, наше законодательство относит умышленное убийство, совершенное лицом, ранее совершившим умышленное убийство, за исключением убийства, предусмотренного ст. 104 и 105 Уголовного кодекса (п. «и» ст. 102 УК РСФСР).

Для повторности как отягчающего умышленное убийство обстоятельства важен сам факт совершения убийства не в первый раз. При этом не имеет значения, был ли преступник осужден за ранее совершенное убийство, отбыл ли он полностью или частично назначенное за него наказание или вообще не привлекался за это убийство к уголовной ответственности. В постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что п. «и» ст. 102 УК РСФСР подлежит применению независимо от того, был ли виновный осужден за ранее совершенное убийство[836].

По п. «и» ст. 102 УК РСФСР следует квалифицировать случаи повторного совершения умышленного убийства, когда оба убийства совершены при отягчающих обстоятельствах или хотя без отягчающих, но и без смягчающих обстоятельств, а также случаи, когда одно убийство совершено при отягчающих обстоятельствах, а другое – без таковых. Следовательно, каждое из совершенных убийств должно подпадать под признаки ст. 102 или 103 УК РСФСР.

Примером повторного совершения умышленного убийства может служить следующее дело. В ночь на 9 сентября 1962 г. в г. Георгиу-Деж во дворе своего дома был убит гр-н К. В ночь на 11 октября 1962 г. в том же городе на улице Луначарского был убит гр-н П. Расследованием по делу было установлено, что оба убийства из хулиганских побуждений в соучастии с другими лицами совершил семнадцатилетний Р. Действия Р. в этой части были квалифицированы по п. «б» и «и» ст. 2 УК РСФСР[837].

Поскольку ст. 15 и 17 Основ уголовного законодательства устанавливают единые основания ответственности за приготовление к преступлению и за покушение на преступление, а также для исполнителей и других соучастников преступлений. Ответственность по п. «и» ст. 102 УК РСФСР в связи с этим должна наступать вне зависимости от того, были ли оконченными оба умышленных убийства и являлся ли виновный исполнителем либо иным соучастником этих преступлений[838]. Следовательно, основанием для применения п. «и» ст. 102 УК РСФСР является не только совершение лицом в прошлом оконченного умышленного убийства, предусмотренного ст. 102 или 103 УК РСФСР, но и ранее совершенное приготовление к убийству, покушение на убийство либо соучастие в нем.

Умышленное убийство не может квалифицироваться по п. «и» ст. 102 УК РСФСР, если виновный ранее совершил деяния, по действующему законодательству не являющиеся соучастием, а составляющие заранее не обещанное укрывательство умышленного убийства.

Для вменения субъекту п. «и» ст. 102 УК РСФСР необходимо, чтобы ранее совершенное им убийство было отделено от вновь совершенного определенным промежутком времени. Если лицо совершило одновременно (или на протяжении короткого промежутка времени) убийство двух или более лиц, ответственность наступает по п. «з» ст. 102 УК РСФСР. Если лицо совершило несколько убийств разновременно, содеянное должно быть квалифицировано по п. «и» ст. 102 УК РСФСР.

В следственной и судебной практике при применении п. «и» ст. 102 УК РСФСР возник вопрос, подлежит ли дополнительной квалификации ранее совершенное виновным убийство, если он за это преступление не был осужден, или оно охватывается п. «и» ст. 102 УК РСФСР.

По приговору Горьковского областного суда С. был признан виновным в том, что он дважды (9 декабря 1960 г. и 25 февраля 1961 г.) покушался на убийство жены. Действия С. были квалифицированы по ст. 19 и п. «а» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г. и по ч. II ст. 15 и п. «б» и «и» ст. 102 УК РСФСР 1960 г. Рассмотрев дело в порядке надзора, Президиум Верховного Суда РСФСР указал, что суду якобы достаточно было применить в отношении С. лишь ч. II ст. 15 и п. «и» ст. 102 УК РСФСР, а квалифицировать его действия еще и по ст. 19 и п. «а» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г. не требовалось. «Для квалификации действий обвиняемого по п. «и» ст. 102 УК РСФСР, – указывается в постановлении Президиума, – не требуется наличия судимости за ранее совершенное им убийство или дополнительной квалификации этого убийства»[839].

По нашему мнению, с таким решением поставленного вопроса согласиться нельзя. Прав С. В. Бородин, указывающий, что п. «и» ст. 102 УК РСФСР не дает оснований для квалификации и первого, и второго убийства[840]. В данном случае закон (п. «и» ст. 102 УК РСФСР) имеет в виду квалификацию лишь второго убийства, совершенного лицом, ранее совершившим умышленное убийство. Ранее же совершенное убийство подлежит самостоятельной квалификации в зависимости от мотивов и других обстоятельств.

Если же в подобных случаях применять только п. «и» ст. 102 УК РСФСР, то ранее совершенное убийство останется без должной юридической оценки. Это совершенно недопустимо, особенно когда убийства совершаются по разным мотивам и при различных квалифицирующих обстоятельствах (например, первое убийство совершено из корысти, второе из ревности)[841]. Еще сложнее обстоит дело, если одно из преступлений представляет собой покушение на убийство, а другое – оконченное убийство. Как в таких случаях квалифицировать содеянное? Если применить только п. «и» ст. 102 УК РСФСР, то создается представление, что виновный совершил два оконченных убийства. Еще неуместнее будет квалификация по ч. II ст. 15, и п. «и» ст. 102 УК РСФСР, поскольку без юридической оценки останется оконченное убийство. Единственно правильной будет квалификация содеянного по совокупности. Например, в зависимости от того, что было совершено ранее – покушение на убийство из хулиганских побуждений или оконченное убийство из ревности, содеянное следует квалифицировать по ч. II ст. 15, п. «б» ст. 102, и по п. «и» ст. 102 УК РСФСР либо по ст. 103 и по ч. II ст. 15 и п. «б» и «и» ст. 102 УК РСФСР.

Факт повторного совершения умышленного убийства свидетельствует как об особой общественной опасности личности преступника, так и об особо тяжких последствиях (лишение жизни двух или более человек). В этих случаях ярко проявляется антиобщественная сущность преступника, его склонность к насилию, к совершению тягчайших преступлений против личности.

Повторное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, вызванного противоправными действиями потерпевшего, или при превышении пределов необходимой обороны, не свидетельствует об особой опасности личности такого убийцы и не может быть квалифицировано по п. «и» ст. 102 УК РСФСР.

В случаях, когда виновный сначала совершил умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах (в состоянии сильного душевного волнения или при превышении пределов необходимой обороны), а затем – умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах или без таковых, содеянное не может быть квалифицировано по п. «и» ст. 102 УК РСФСР. Закон (п. «и» ст. 102 УК РСФСР) на этот счет содержит четкие и конкретные указания.

Умышленное убийство должно квалифицироваться по п. «и» ст. 102 УК РСФСР не только при повторном совершении одного и того же преступления – умышленного убийства, но и в тех случаях, когда убийству предшествовало какое-либо преступление, сопряженное с умышленным убийством (террористический акт – ст. 66 и 67 УК РСФСР, диверсия – ст. 68 УК РСФСР, бандитизм – ст. 77 УК РСФСР, дезорганизация нормальной деятельности исправительно-трудовых учреждений – ст. 77 УК РСФСР, посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника в связи с их служебной или общественной деятельностью по охране общественного порядка – ст. 191² УК РСФСР, сопротивление начальнику или принуждение его к нарушению служебных обязанностей – п. «в» ст. 240 УК РСФСР).

В нашей литературе высказывалось мнение о том, что при решении вопроса о применении п. «и» ст. 102 УК РСФСР снятие или погашение судимости за ранее совершенное убийство, а также истечение срока давности привлечения к уголовной ответственности за это преступление якобы не имеют значения для признания вновь совершенного убийства повторным[842]. Реализация этой точки зрения на практике вела к нарушению закона.

В 1934 г. М. совершил корыстное убийство, за что был осужден к 10 годам лишения свободы. Через 28 лет М. на почве кровной мести убил Б. Верховный Суд Дагестанской АССР вменил М., помимо п. «к» ст. 102 УК РСФСР, еще и п. «и» указанной статьи, хотя судимость М. за прежнее преступление была давным-давно погашена[843].

Снятие (погашение) судимости означает, что лицо признается не имеющим судимости, т. е. как бы не совершавшим преступления (ст. 57 УК РСФСР). Следовательно, ранее совершенное преступление не может считаться квалифицирующим обстоятельством, если по этому преступлению судимость снята (погашена).

Точно так же совершенное ранее убийство не может считаться квалифицирующим обстоятельством, если по нему истекли сроки давности (ст. 48 УК РСФСР). Поскольку по истечении сроков давности лицо не может быть привлечено к уголовной ответственности, постольку и факт совершения в прошлом преступления нельзя считать по истечении сроков давности квалифицирующим обстоятельством.

Пленум Верховного Суда СССР в упомянутом постановлении № 9 от 3 июля 1963 г. указал: «Убийство не может квалифицироваться по п. „и“ ст. 102 УК РСФСР., если с виновного снята судимость за ранее совершенное умышленное убийство в порядке амнистии или помилования либо погашена или снята в соответствии со ст. 47 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, а также если к моменту совершения убийства истекли сроки давности уголовного преследования за ранее совершенное преступление, указанные в ст. 41 Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик»[844].

2. Умышленное убийство, совершенное особо опасным рецидивистом

Уголовное законодательство союзных республик относит к квалифицированным видам умышленного убийства по обстоятельствам, характеризующим личность преступника, и умышленное убийство, совершенное особо опасным рецидивистом (п. «л» ст. 102 УК РСФСР). Особо опасные рецидивисты – это злостные преступники, представляющие повышенную опасность для общества и упорно не желающие стать на путь исправления. Особо опасный рецидивист открыто противостоит социалистическому правопорядку, попирает основные принципы нашего общества, пытаясь утвердить свое паразитическое существование за счет совершения все новых и новых преступлений. Естественно, с особо опасными рецидивистами необходимо вести решительную и беспощадную борьбу. Не случайно поэтому уголовные кодексы союзных республик установили повышенную ответственность особо опасных рецидивистов за совершение преступлений.

Общесоюзное уголовное законодательство не содержит определения особо опасного рецидивиста. Уголовные кодексы союзных республик устанавливают перечень преступлений, совершение которых дает основание суду признать виновного особо опасным рецидивистом (например, примечание 1 к ст. 24 УК РСФСР). Особо опасным рецидивистом лицо может быть признано только по приговору суда.

До недавнего времени суды квалифицировали действия виновных по п. «л» ст. 102 УК РСФСР как в случаях, когда лицо ранее уже было признано особо опасным рецидивистом, так и в случаях, когда виновный в силу примечания 1 ст. 24 УК РСФСР признавался особо опасным рецидивистов при рассмотрении дела в связи с совершением им умышленного убийства. Так ориентировало практику и постановление № 4 Пленума Верховного Суда РСФСР от 10 июня 1961 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР 1960 года»[845]. Такая трактовка рассматриваемого вопроса не основывалась на законе и значительно расширяла возможность применения п. «л» ст. 102 УК РСФСР.

Между тем п. «л» ст. 102 УК РСФСР предусматривает в качестве отягчающего обстоятельства совершение убийства особо опасным рецидивистом, а не лицом, которое может быть признано особо опасным рецидивистом. Именно поэтому в постановлении № 9 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике по делам об умышленном убийстве» указывается, что по п. «л» ст. 102 УК РСФСР могут нести ответственность только лица, признанные в установленном порядке особо опасными рецидивистами до совершения умышленного убийства[846]. Об этом же говорится и в постановлении № 8 Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по признанию лиц особо опасными рецидивистами»[847].

По приговору Верховного Суда Татарской АССР С. был признан виновным в том, что, будучи дважды судим за хулиганство, он 21 февраля 1962 г. во время драки убил Г. Судом действия С. были квалифицированы по п. «л» ст. 102 УК РСФСР как убийство, совершенное особо опасным рецидивистом, на том основании, что в прошлом он был дважды судим за злостное хулиганство. Генеральный Прокурор СССР опротестовал в Пленум Верховного Суда СССР этот приговор и связанные с ним судебные постановления вышестоящих инстанций. В протесте, в частности, указывается: «То обстоятельство, что С. ранее был дважды судим за хулиганство, служит основанием лишь для признания его особо опасным рецидивистом при осуждении по настоящему делу. Однако, поскольку в момент совершения преступления С. не являлся особо опасным рецидивистом, оснований для применения к нему п. «л» ст. 102 УК РСФСР не было». Пленум Верховного Суда СССР, согласившись с протестом, переквалифицировал действия С по ст. 103 УК РСФСР[848].

Итак, субъектами ответственности по п. «л» ст. 102 УК РСФСР могут быть только лица, признанные особо опасными рецидивистами до совершения умышленного убийства.

Практически это две категории лиц: 1) особо опасные рецидивисты, отбывающие наказание в местах лишения свободы; 2) особо опасные рецидивисты, отбывшие наказание и освобожденные из мест лишения свободы. В последнем случае следует иметь в виду, что признание лица особо опасным рецидивистом сохраняет свое правовое значение лишь до погашения или снятия судимостей, которые послужили основанием для признания его таковым[849].

В практике возникает вопрос, как квалифицировать умышленное убийство, подпадающее под признаки ст. 104 и 105 УК РСФСР, совершенное особо опасным рецидивистом. Р. И. Тевлин, например, считает, что совершение особо опасным рецидивистом умышленного убийства в состоянии сильного душевного волнения или при превышении пределов необходимой обороны должно квалифицироваться как убийство при отягчающих обстоятельствах[850]. Такое мнение является неправильным.

Если исходить из буквального текста закона, то действительно можно прийти к выводу, что по п. «л» ст. 102 УК РСФСР следует квалифицировать любое умышленное убийство, совершенное лицом, признанным особо опасным рецидивистом. Однако, если мы сопоставим п. «л» ст. 102 УК РСФСР с п. «и» этой же статьи, то с неизбежностью придем к выводу о том, что по п. «л» ст. 102 УК РСФСР следует квалифицировать не всякое убийство, совершенное особо опасным рецидивистом, а только убийство, подпадающее под признаки ст. 102 или 103 УК РСФСР.

Убийство в состоянии аффекта и убийство при превышении пределов необходимой обороны, даже совершенные особо опасным рецидивистом, представляют значительно меньшую общественную опасность и не могут быть признаны убийствами при отягчающих обстоятельствах.

Как отмечают авторы комментария к УК РСФСР, «в указанных случаях характер и степень опасности содеянного определяют не особые свойства личности виновного, а особые обстоятельства, при которых он совершил убийство, – внезапно возникшее сильное душевное волнение, вызванное самим потерпевшим, или необходимая оборона»[851].

§ 2. Умышленное убийство без отягчающих обстоятельств

Ответственность за так называемое «простое убийство» предусмотрена ст. 103 УК РСФСР, которая определяет его как умышленное убийство, совершенное без отягчающих обстоятельств, указанных в ст. 102 УК РСФСР. Вместе с тем при совершении данного убийства нет и смягчающих обстоятельств, предусмотренных в ст. 104 и 105 УК РСФСР, что дает основание некоторым авторам называть рассматриваемое умышленное убийство «убийством без отягчающих и смягчающих обстоятельств». Название это, разумеется, условно, поскольку имеются в виду не вообще отягчающие и смягчающие обстоятельства, а только обстоятельства, предусмотренные в ст. 102, 104, 105 УК РСФСР. Обстоятельства, не предусмотренные в указанных статьях и являющиеся отягчающими или смягчающими, учитываются на общих основаниях.

Умышленное убийство без отягчающих обстоятельств – это убийство из ревности, из мести, в ссоре или драке, на почве семейных неурядиц, из сострадания по просьбе потерпевшего или без таковой и т. п. случаи умышленного убийства, когда в действиях виновного отсутствуют признаки, предусмотренные ст. 102 УК РСФСР.

Статья 103 УК РСФСР является как бы резервной нормой. Она применяется только в тех случаях, когда имеет место умышленное убийство, не подпадающее под признаки других статей об умышленном убийстве. Пленум Верховного Суда РСФСР в постановлении № 4 от 10 июня 1961 г. «О некоторых вопросах, возникших в судебной практике при применении Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР 1960 года» указал: «При принятии к своему производству и при рассмотрении в судебных заседаниях дел об умышленных убийствах, совершенных из ревности или мести на почве личных отношений, а также по другим мотивам, необходимо тщательно выяснять все обстоятельства совершенного убийства с тем, чтобы ни один из перечисленных в ст. 102 УК РСФСР отягчающих признаков убийства не остался не выявленным и не получившим соответствующей юридической оценки. Только после этого убийство, совершенное по указанным мотивам, может быть квалифицировано по статьям УК РСФСР, предусматривающим ответственность за убийство без отягчающих обстоятельств, указанных в ст. 102 УК РСФСР»[852]. Это указание Пленума Верховного Суда РСФСР имеет принципиальное значение для правильной квалификации умышленных убийств.

а) Умышленное убийство из ревности

По определению Толкового словаря русского языка, ревность – это «страстная недоверчивость, мучительное сомнение в чьей-нибудь верности, в любви, в полной преданности»[853]. Советское уголовное законодательство до недавнего времени рассматривало ревность как отягчающее умышленное убийство обстоятельство (п. «а» ч. I ст. 136 УК РСФСР).

УК РСФСР 1960 г. исключил ревность из перечня отягчающих умышленное убийство обстоятельств. Изучение судебной практики показывает, что ревность как мотив убийства по своему содержанию не является показателем повышенной общественной опасности совершенного преступления и преступника. Убийство из ревности образует состав простого убийства, предусмотренного ст. 103 УК РСФСР.

Ревность сама по себе не является низменным побуждением. Однако у конкретных лиц ревность может породить и низменные побуждения: месть, озлобление, зависть и т. д. Мы полностью разделяем мнение Н. И. Загородникова о том, что «убийство из ревности очень часто фактически является убийством из мести на почве ревности»[854].

В одном из хуторов Ростовской области проживала семидесятичетырехлетняя гр-ка П. Несмотря на преклонный возраст, П. тщательно следила за собой, принимала посторонних мужчин, употребляла с ними спиртные напитки, имела несколько любовников. С 1960 г. к П. стал проявлять интерес живший у нее на квартире со своей сожительницей К-вой 25-летний К. К-ва, которой в то время было 22 года, ревновала К. к квартирной хозяйке и настояла на переходе на другую квартиру. Но и после перехода на новую квартиру К. продолжал посещать П. Это привело к тому, что 30 ноября 1961 г. обуреваемая ревностью и местью за поруганное чувство К-ва зарубила П. топором.[855]

Именно чувства озлобления и мести в первую очередь толкают человека в подобных случаях на совершение убийства, а не сама ревность как таковая, хотя эти мотивы тесно переплетаются. Однако, поскольку месть и озлобление обусловливаются чувством ревности, порождаются им, совершенные по этим мотивам умышленные убийства относят к убийствам из ревности.

Для состава убийства из ревности безразлично, на кого обрушилась ревность убийцы. Потерпевшим при убийстве из ревности может быть как лицо, которое подозревается или уличается виновным в неверности, так и другие лица, поведение которых вызывает у виновного чувство ревности.

В первом случае потерпевшим может быть один из супругов или сожителей, проявивший неверность либо заподозренный в этом. Убийство здесь непосредственно связано с семейным бытом.

Однако подобное убийство может совершаться и вне семейного быта, когда потерпевшими от преступления являются лишь знакомые убийце лица.

Во втором случае жертвой убийства из ревности становится действительный или мнимый соперник или соперница убийцы.

Для состава убийства из ревности безразлично, была ревность обоснованной или мнимой, дала жертва какие-либо действительные основания для ревности или же ревность возникла в результате мнительности лица либо ложной информации.

Нельзя согласиться с мнением М. И. Ковалева, считающего, что «если ревность сама по себе явилась только лишь результатом чрезмерной подозрительности и если убийца своим поведением создавал потерпевшему совершенно невыносимые условия жизни, а затем убил его, то такое убийство следует рассматривать как убийство из хулиганских побуждений»[856].

Хотя при определенных условиях мотив ревности может переплетаться с хулиганскими побуждениями и ответственность может наступать по п. «б» ст. 102 УК РСФСР, мнение М. И. Ковалева все же слишком категорично. Ревность оттого, что она возникает в результате чрезмерной подозрительности, не перестает быть ревностью, и совершенное по такому мотиву убийство является убийством из ревности, а не из хулиганских побуждений. Разумеется, мотив ревности как побуждения к совершению убийства в каждом конкретном случае должен быть четко установлен.

Убийства из ревности иногда совершаются в состоянии сильного душевного волнения (аффекта) и подпадают под признаки ст. 104 УК РСФСР. Такие убийства чаще всего сопряжены с тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. Неправ М. Д. Шаргородский, считающий, что «почти совершенно невероятны случаи, когда лицо, на которое распространяется ревность, дополнительно оскорбляет или применяет насилие в отношении ревнующего»[857].

В. Эдуард открыто ухаживал за женой своего брата Анатолия, чем вызвал ревность со стороны последнего. Ревность эта еще более усилилась накануне нового 1960 г., когда Эдуард заявил брату, что он любит его жену Галину и добьется того, что она будет жить с ним. 3 января 1960 г. В. Анатолий, находясь в состоянии опьянения, зашел в свою комнату, где увидел, что его жена Галина и брат Эдуард стоят около комода на близком расстоянии друг от друга и о чем-то разговаривают. Возмущенный этим, Анатолий взял жену за руки и хотел вывести из комнаты. При этом Эдуард стал оскорблять Анатолия, а затем ударил его кулаком по голове и ногой в правую ногу. Анатолий, находясь в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного нанесенными ему побоями и оскорблениями со стороны брата, с криком: «Зачем ты меня бьешь?» схватил случайно оказавшийся на комоде самодельный нож и нанес им Эдуарду смертельное ранение в область сердца. В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 31 мая 1961 г. по данному делу указывается, что действия В. Анатолия необходимо квалифицировать по ст. 138 УК РСФСР 1926 г. (ст. 104 УК РСФСР 1960 г.)[858].

Большинство авторов считают, что измена одного из супругов не является тяжким оскорблением, нанесенным другому супругу[859].

С этим согласиться нельзя. Половая жизнь не является безразличной для нашей морали. Подавляющее большинство людей воспринимают факт супружеской неверности как тяжкое оскорбление и не могут воспринимать его иначе, поскольку измена супруга глубоко унижает их честь и достоинство. Супружеские измены осуждаются коммунистической нравственностью. Именно с точки зрения социалистического правосознания факт супружеской измены должен рассматриваться как тяжкое оскорбление.

Разумеется, не каждое убийство изменившего супруга должно квалифицироваться по ст. 104 УК РСФСР. Для применения этой статьи помимо тяжкого оскорбления со стороны потерпевшего необходимо, чтобы в связи с этим оскорблением внезапно возникло сильное душевное волнение.

Нужно не просто учитывать один факт измены супруга, но и оценивать все обстоятельства дела в совокупности.

При квалификации убийства, совершенного из ревности, необходимо тщательно выяснить все обстоятельства, при которых было совершено это преступление, с тем чтобы не осталось не выясненным и не получившим должной юридической оценки ни одно отягчающее (ст. 102 УК РСФСР) или смягчающее (ст. 104, 105 УК РСФСР) убийство обстоятельство. Только тогда к виновному в убийстве из ревности можно применить ст. 103 УК РСФСР.

б) Умышленное убийство из мести

До принятия УК РСФСР 1960 г. теория советского уголовного права и судебная практика относили мотив мести при умышленном убийстве к числу «других низменных побуждений», предусмотренных, наряду с корыстью и ревностью, п. «а» ч. I ст. 136 УК РСФСР 1926 г. УК РСФСР 1960 г. исключил неопределенный признак «другие низменные побуждения» из числа обстоятельств, отягчающих ответственность за умышленное убийство, и в то же время не указал на мотив мести как на квалифицирующее умышленное убийство обстоятельство. Убийство из мести относится к простому виду умышленного убийства и должно квалифицироваться (при отсутствии отягчающих обстоятельств, указанных в ст. 102 УК РСФСР) по ст. 103 УК РСФСР.

Месть – это «намеренное причинение зла, неприятностей с целью отплатить за оскорбление, обиду или страдания»[860].

Мотив мести заключается в стремлении отомстить, нанести вред потерпевшему за причиненное виновному зло. «Для убийства из мести, – отмечает Н. Ф. Кузнецова, – характерен мотив расплаты за те или иные вполне определенные действия конкретного лица»[861]. Примером убийства, совершенного на почве мести, является следующее уголовное дело.

4 января 1962 г. в 15 часов на территории кирпичного завода № 1 в г. Ростове-на-Дону ударами топора по голове был убит гр-н Д. В течение 5 дней следственным органам не удавалось установить преступника, пока 9 января в отдел милиции с повинной не пришел сын потерпевшего – Петр. Следствием было установлено, что между отцом и сыном сложились крайне неприязненные отношения на почве того, что потерпевший систематически издевался над сыном, унижал и оскорблял его, запрещал давать ему пищу и, наконец, выгнал сына из дома. Петр Д. с целью мести 4 января вооружился топором, встретил отца, возвращавшегося с работы, и нанес ему два удара топором по голове, от чего потерпевший скончался[862].

Поводом к возникновению чувства мести служат самые разнообразные поступки людей.

Убийство из мести может быть совершено на почве неправомерных либо аморальных действий самого потерпевшего. Неправомерными и неэтичными действиями являются нанесение потерпевшим оскорбления виновному, избиение виновного, издевательства над ним, причинение ему какой-либо иной обиды и т. п.

Убийство из мести за неправомерные либо аморальные действия потерпевшего не свидетельствуют о повышенной общественной опасности совершенного преступления и личности преступника. Поэтому квалификация их по ст. 103 УК РСФСР не вызывает сомнений.

Не возникает трудностей и при отграничении такого убийства из мести от убийства из хулиганских побуждений или от убийства в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга, поскольку поводом для убийства из хулиганских побуждений или в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга неправомерные действия потерпевшего служить не могут.

Иначе обстоит дело с убийством из мести за правомерные и этичные действия потерпевшего. Эти правомерные действия могут быть связаны с причинением виновному определенных лишений либо с ущемлением его достоинства, что и порождает у виновного чувство мести. При этом следует иметь в виду, что в подобных случаях виновный оценивает поведение других лиц со своей точки зрения. Причиняемое виновному «зло» понимается не в смысле общепризнанного зла, а чисто субъективно. Именно поэтому акт мести осуществляется нередко в связи с действиями, «не только безразличными для общества, но даже и общественно полезными»[863]. При убийстве на почве совершения потерпевшим правомерных действий мотив мести выступает уже как низменное побуждение. Виновный в таких случаях расправляется с другим человеком в связи с неугодным для него поведением последнего, которое к тому же является еще и правомерным, ставит удовлетворение своих низменных желаний выше самого ценного человеческого блага – жизни.

Здесь возникает вопрос об отграничении простого убийства из мести за правомерные действия потерпевшего (ст. 103 УК РСФСР) от убийства в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (п. «в» ст. 102 УК РСФСР) и от убийства из хулиганских побуждений (п. «б» ст. 102 УК РСФСР).

Неточным является утверждение М. И. Ковалева о том, что «убийство по мотивам расправы над потерпевшим, совершившим какие-либо правомерные действия, следует квалифицировать по п. «в» ст. 102 УК РСФСР»[864]. Действительно, всякое убийство из мести, возникшей в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (месть за требовательность по службе, за разоблачение либо пресечение преступной деятельности, за критику на собрании, за отход от преступного сообщества и т. п.), должно квалифицироваться по п. «в» ст. 102 УК РСФСР. Виновный убивает из мести конкретное лицо за совершение им вполне определенного правомерного действия, а именно за выполнение потерпевшим своего служебного или общественного долга.

Однако убийство из мести за правомерные действия потерпевшего может быть и не связано с выполнением последним своего служебного или общественного долга. Например, убийство за отказ сожительствовать с виновным, за отказ дать деньги в долг, выполнить какое-либо поручение и т. п. Подобные случаи убийства из мести, не осложненные квалифицирующими обстоятельствами, необходимо квалифицировать по ст. 103 УК РСФСР.

Убийство из мести за правомерные действия потерпевшего следует отличать от случаев убийства из хулиганских побуждений, связанных со стремлением отомстить потерпевшему по незначительному, пустячному поводу (за отказ дать прикурить, за сделанное замечание, шутку, «косой» взгляд и т. п.). В последних случаях убийство совершается из хулиганской блажи и должно квалифицироваться по п. «о» ст. 102 УК РСФСР.

Как уже отмечалось, убийство из мести надлежит квалифицировать по ст. 103 УК РСФСР только в тех случаях, когда отсутствуют обстоятельства, предусмотренные ст. 102, 104, 105 УК РСФСР.

в) Умышленное убийство в ссоре или драке

Убийства в ссоре или драке являются наиболее типичными видами умышленного убийства, совершенного без отягчающих обстоятельств. При убийстве в ссоре или драке обычно отсутствует заранее обдуманный умысел на лишение жизни потерпевшего, чаще всего отсутствуют и отягчающие обстоятельства, необходимые для применения ст. 102 УК РСФСР. Поэтому убийства в ссоре или драке и квалифицируют чаще всего по ст. 103 УК РСФСР.

Некий К. и его родственник К-в в течение всего дня 13 сентября 1962 г. распивали спиртные напитки. Между ними возник спор о принадлежности деревянного бруса. Спор перешел в ссору, во время которой К-в хватался за плоскогубцы, напильник, стул, камни и угрожал К. В ответ на это К взял охотничье ружье и выстрелом из него убил К-ва. Действия К. были квалифицированы Ставропольским краевым судом по п. «б» ст. 102 УК РСФСР. Исходя из того, что убийство было совершено в ссоре при отсутствии хулиганских побуждений, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР переквалифицировала действия К. на ст. 103 УК РСФСР[865]

В данном случае ссора в ее чистом виде привела к убийству. Однако ссора нередко переходит в драку, во время которой и совершается убийство, хотя и не всякое убийство в драке является продолжением ссоры. Всякая драка представляет собой столкновение, схватку двух или более (так называемая «групповая драка») лиц, которая сопровождается нанесением ими друг другу побоев. Обе стороны в драке в какой-то степени повинны в ее возникновении, в одинаковой степени поступают неправомерно, прибегнув к противоправному способу разрешения возникшего между ними конфликта. Каждый из дерущихся находится в одинаково опасном для жизни и здоровья положении. Как правило, обе стороны в драке действуют с неопределенным (общим, не конкретизированным) умыслом, т. е. «не знают заранее, сколь далеко зайдут во взаимном избиении друг друга».[866] Именно поэтому убийство в драке при отсутствии отягчающих обстоятельств квалифицируется по ст. 103 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 1 апреля 1961 г. по делу К. указала: «Убийство, совершенное в обоюдной драке, подлежит квалификации по статье, предусматривающей ответственность за убийство без отягчающих обстоятельств».[867]

Большую сложность представляет квалификация убийств, совершенных в групповой драке. Под групповой дракой понимается сопровождающееся взаимным нанесением побоев столкновение, в котором принимает участие не менее трех лиц. Основные трудности заключаются здесь в следующем.

Участники групповой драки иногда сами не знают, кто из них совершил убийство. Этому способствует и то обстоятельство, что 90 % таких убийств совершается, по данным ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР, вечером или ночью.[868] Нередко участники каждой из сторон связаны между собой круговой порукой и дают ложные показания. Это относится иногда и к свидетелям, которые либо сами замешаны в драке, либо являются родственниками или приятелями ее участников. Большинство групповых драк возникает между лицами, находящимися в нетрезвом состоянии, что отражается на восприятии ими происходящих событий и последующих показаниях. По делам об убийствах, совершенных в групповых драках, необходимо тщательно выяснять роль и характер действий каждого из виновных. Иногда потерпевшему наносятся множественные повреждения различными орудиями в разные части тела. Установление лиц, нанесших эти повреждения, дает возможность индивидуализировать степень их виновности в совершении преступления.

Вечером 20 сентября 1962 г. около клуба села Лебяжье б. Землянского района Воронежской области во время групповой драки между находившимися на сельскохозяйственных работах студентами Воронежского технологического института и местными жителями был убит гр-н С. При наружном осмотре трупа было установлено, что С. причинены телесные повреждения в лобную и теменную области головы. Согласно заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы смерть С. наступила от удара тупым предметом в теменную область головы, повлекшего кровоизлияние в кору головного мозга. Телесные повреждения в лобной области головы в причинной связи со смертью не стояли. Расследованием по делу было установлено, что удар в лобную часть головы нанес С. во время драки гаечным ключом студент К. После этого студент М. деревянной рукояткой вил нанес С. смертельное повреждение в теменную область головы. Как К., так и М. действовали с неопределенным (не конкретизированным) умыслом, при наличии которого ответственность определяется по фактически наступившим последствиям. Поэтому совершенно правильно органы предварительного следствия и б. Землянский районный народный суд квалифицировали по ст. 103 УК РСФСР действия одного лишь М. К. же был осужден по ч. II ст. 206 УК РСФСР[869]

В приведенном случае смертельное повреждение во время избиения потерпевшего нанес только один из участников драки. В таких случаях судебная практика твердо придерживается принципа, что несколько лиц, участвовавших в драке, не могут отвечать за убийство, которое по обстоятельствам дела могло быть совершено только одним лицом. «Лица, участвовавшие в драке, в результате которой произошло убийство, несут ответственность только за те действия, которые они совершили», – указывается в определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу С-вых.[870]

Изучение судебной практики показывает, что при квалификации умышленных убийств, совершенных в ссоре или драке, нередко допускаются ошибки. Среди некоторой части практических работников распространено мнение о том, что любое убийство в ссоре или драке должно быть квалифицировано по ст. 103 УК РСФСР. Между тем отнюдь не всякое убийство в ссоре или драке образует состав простого убийства.

По ст. 103 УК РСФСР следует квалифицировать случаи убийства в ссоре или драке при отсутствии обстоятельств, дающих основание для квалификации действий виновного по ст. 102 УК РСФСР[871] О критериях отграничения простого убийства в ссоре или драке от убийства из хулиганских побуждений, совершенного в ссоре или драке, мы уже говорили выше, при анализе убийства из хулиганских побуждений. Подобным же образом следует отграничивать убийство в ссоре или драке от убийств, совершенных из корысти, мести, ревности и на основании тому подобных побуждений, которым также иногда предшествует ссора или драка. Здесь следует только еще раз подчеркнуть, что ссора или драка – это обстоятельства, при которых совершается убийство. Мотивы же этого убийства могут быть самыми различными (злоба, хулиганство, месть, ревность, корысть, неприязнь и т. п.). Наиболее типичным мотивом убийства в ссоре или драке является мотив злобы.[872]

Убийство в ссоре или драке может сопровождаться смягчающими обстоятельствами. Оно может произойти в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжкими оскорблениями со стороны потерпевшего. В таких случаях виновный подлежит ответственности по ст. 104 УК РСФСР. Убийство в ссоре или драке может быть совершено и при превышении пределов необходимой обороны, а также по неосторожности. При наличии таких признаков убийство в драке или ссоре надлежит квалифицировать, соответственно, по ст. 105 и 106 УК РСФСР. Об этом, в частности, говорится в постановлении № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве».[873]

В тех случаях, когда умышленное лишение жизни в драке или ссоре совершено в состоянии необходимой обороны без превышения ее пределов, такие действия не содержат состава убийства.

г) Иные виды «простого» умышленного убийства

К умышленным убийствам без отягчающих обстоятельств помимо убийств из ревности, из мести, в ссоре или драке относятся и другие виды умышленного убийства.

Прежде всего, это убийство, совершенное под влиянием тяжелых взаимоотношений в семье, на почве семейных неурядиц. Убийство на почве семейных неурядиц примыкает к рассмотренным выше видам простого убийства, поскольку оно нередко совершается во время ссоры или драки, из мести или ревности. Однако может оно носить и самостоятельный характер.

Указанное убийство подлежит квалификации по ст. 103 УК РСФСР лишь в тех случаях, когда оно не подпадает под признаки ст. 102, 104 и 105 УК РСФСР.

Умышленным убийством без отягчающих обстоятельств является также убийство по просьбе потерпевшего и убийство из сострадания к потерпевшему (по его просьбе или без таковой). Убийство по просьбе потерпевшего и убийство из сострадания к потерпевшему могут быть квалифицированы по ст. 103 УК РСФСР только в случаях, когда они совершаются при отсутствии указанных в ст. 102 УК РСФСР отягчающих обстоятельств.

Простым убийством следует считать и убийство в ходе мнимой обороны, когда ни поведение потерпевшего, ни вся обстановка по делу не давали виновному никаких реальных оснований опасаться нападения.

Речь идет о случаях, когда допущенная виновным ошибка не дает основания для признания неосторожного или случайного причинения смерти.

К простым умышленным убийствам относятся также случаи, когда убийство совершается в результате нарушения правил несения караульной службы.

Как простое умышленное убийство обычно квалифицируется и умышленное причинение смерти в результате нарушения правил применения оружия работниками милиции или других органов власти, причинение смерти представителю власти при исполнении служебных обязанностей в результате превышения этой власти и т. п. Разумеется, во всех этих случаях должны отсутствовать отягчающие обстоятельства, предусмотренные ст. 102 УК РСФСР.

Убийством, совершенным без отягчающих обстоятельств, считается лишение жизни с косвенным умыслом при проведении какого-нибудь научного эксперимента.

Таковы основные виды умышленных убийств без отягчающих обстоятельств. Их перечень не является исчерпывающим. Поэтому ст. 103 УК РСФСР подлежит применению и в иных случаях, когда в действиях обвиняемого отсутствуют признаки ст. 102, 104 и 105 УК РСФСР.

§ 3. Умышленное убийство при смягчающих обстоятельствах

1. Умышленное убийство, совершенное в состоянии аффекта

Советское уголовное законодательство признает обстоятельством, смягчающим ответственность, «совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего» (п. 4 ст. 33 Основ уголовного законодательства). Сильное душевное волнение, о котором идет речь, в психологии и психиатрии носит название аффекта.

«Аффектами называются чрезвычайно сильные, быстро возникающие и бурно протекающие кратковременные эмоциональные состояния. Таковы, например, аффекты отчаяния, ярости, ужаса и т. д. Аффекты возникают большей частью внезапно и продолжаются иногда всего несколько минут. В состоянии аффекта сознание, способность представлять и мыслить суживается, подавляется. При этом сильное эмоциональное возбуждение проявляется в бурных движениях, в беспорядочной речи, часто в выкриках. Действия человека при аффектах происходят в виде „взрывов“»[874].

Сильное душевное волнение выводит психику человека из обычного состояния, тормозит сознательную интеллектуальную деятельность, в известной степени нарушает избирательный момент в мотивации поведения, затрудняет самоконтроль и критическую оценку человеком своих поступков, лишает человека возможности трезво и всесторонне взвесить последствия своего поведения. В состоянии аффекта способность отдавать себе отчет в своих действиях, а также руководить ими в значительной степени понижена, что является одним из оснований для признания совершенного в таком состоянии преступления менее общественно опасным по сравнению с преступлением, совершенным при спокойном состоянии психики.

Однако состояние аффекта только затрудняет, но не устраняет вовсе самоконтроля, сознательного поведения, способности руководить своими поступками. Человек полностью не лишается контакта с окружающей средой, способен понимать общественную значимость своих действий и отдавать себе в них отчет. Человек может преодолеть аффект.

Речь идет, разумеется, о так называемом физиологическом аффекте. Хотя физиологический аффект и характеризуется эмоциональной вспышкой высокой степени, однако лица, совершившие те или иные действия в состоянии указанного аффекта, признаются вменяемыми и ответственными за свои поступки, поскольку у них «сохраняется в той или иной мере способность самообладания, не наблюдается глубокого помрачения сознания, сохраняется возможность действовать в известном соответствии с поводом, вызвавшим аффективную реакцию»[875].

Вменяемость и ответственность исключаются при так называемом патологическом аффекте. При патологическом аффекте наступает глубокое помрачение сознания и человек утрачивает способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими.

Для решения вопроса о том, совершено ли деяние в состоянии физиологического или патологического аффекта, необходимо назначить судебно-психиатрическую экспертизу[876].

По мнению некоторых ученых, само состояние физиологического аффекта является основанием для снижения меры наказания в случаях совершения в таком состоянии преступления[877]. Между тем уголовный закон рассматривает состояние аффекта как смягчающее обстоятельство не во всех случаях, а только при том условии, когда это состояние вызвано неправомерным поведением потерпевшего. Д. М. Могильницкая правильно указывает по этому поводу: «Физиологический аффект только тогда может расцениваться как смягчающее вину обстоятельство, если он вызван поводом, заслуживающим снисхождений. Таким извинительным поводом законодатель считает провокацию со стороны потерпевшего»[878].

Одним из конкретных проявлений этого общего указания закона и является ст. 104 УК РСФСР, относящая к убийствам при смягчающих обстоятельствах «умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего, а равно вызванного иными противозаконными действиями потерпевшего, если эти действия повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких».

Умысел при совершении убийства в состоянии аффекта может быть как прямым, так и косвенным. Неправильным является утверждение С. П. Мокринского о том, что в подобных случаях умысел должен быть непременно прямым[879].

9 мая 1961 г. В., будучи в нетрезвом состоянии, стал приставать к гражданам, стоявшим на автобусной остановке. На замечание Н-ка В. поднял валявшуюся в грязи фуражку и стал вытирать ее о его пальто. В это время к В. подошел другой гражданин – Г. и потребовал, чтобы тот прекратил хулиганские действия. В. в ответ ударил его два раза грязной фуражкой по лицу. Г., возмутившись, оттолкнул от себя В. и, когда он упал, ударил его ногой, сломав ему пятое ребро, что вызвало шок сердца и смерть. За эти действия Г. был осужден народным судом Червоногвардейского района г. Макеевки по ст. 94 УК УССР (ст. 103 УК РСФСР) к 7 годам лишения свободы. По протесту заместителя Генерального Прокурора СССР президиум Донецкого областного суда рассмотрел дело в порядке надзора и, установив, что Г. совершил убийство в состоянии сильного душевного волнения, возникшего вследствие противозаконного насилия со стороны потерпевшего, переквалифицировал его действия на ст. 95 УК УССР (ст. 104 УК РСФСР), снизив ему наказание до 3 лет лишения свободы[880]. Вместе с тем не вызывает сомнения, судя по обстоятельствам дела, что Г. действовал с косвенным умыслом.

Сильное душевное волнение и умысел совершить убийство должны возникнуть внезапно. Внезапность сильного душевного волнения состоит в том, что оно возникает немедленно, как ответная реакция на противоправные действия потерпевшего. Это значит, что убийство должно быть совершено сразу же после возникновения аффекта, а не спустя какое-то время. Если это обстоятельство отсутствует, отпадает и квалификация преступления по ст. 104 УК РСФСР.

Внезапность возникновения сильного душевного волнения, в состоянии которого совершаются убийства, предусмотренные ст. 104 УК РСФСР, характерна и для возникновения умысла на убийство. Умысел здесь может быть только внезапно возникший. Убийство в состоянии сильного душевного волнения не может быть заранее обдуманным, предумышленным.

Внезапно возникший умысел при убийстве, совершенном в состоянии аффекта, приводится в исполнение немедленно. Между убийством и противозаконными действиями потерпевшего, вызвавшими сильное душевное волнение и умысел на убийство, не должно быть разрыва во времени.[881]

Красносулинским городским народным судом (Ростовская область) А. был осужден по ст. 104 УК РСФСР к 4 годам лишения свободы. А. был признан виновным в том, что 24 июня 1961 г., находясь в состоянии сильного душевного волнения, убил гр-на Б. Убийство произошло при следующих обстоятельствах. Б., будучи в нетрезвом состоянии, похитил из магазина бутылку с лизолом и стал приставать к гражданам с просьбой выпить содержимое бутылки. П. и В., откликнувшиеся на предложение Б., получили ожоги. Возмущенный поведением Б., А. отвел его за железнодорожное полотно, ударом кулака сбил Б. с ног и вылил оставшуюся в бутылке часть лизола в рот Б., от чего последний скончался[882]. Квалификация действий А. по ст. 104 УК РСФСР была неправильной, ибо, если даже предположить, что он вначале находился в состоянии сильного душевного волнения, вызванного противоправным поведением потерпевшего, умысел его на лишение Б. жизни был приведен в исполнение не сразу, действия его отличались продуманностью. Так, он не стал убивать Б. в присутствии свидетелей, а отвел его в малолюдное место, где и осуществил свое намерение. При таких обстоятельствах налицо убийство из мести, а не убийство в состоянии аффекта.

Сильное душевное волнение должно быть вызвано насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего, а равно иными противозаконными действиями потерпевшего, если эти действия повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких.

Действия лица, совершившего умышленное убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, не могут быть квалифицированы по ст. 104 УК РСФСР, если душевное волнение вызвано не противоправными действиями потерпевшего, а иными причинами.

Провокация со стороны потерпевшего, вызывающая состояние сильного душевного волнения, представляет собой:

а) Насилие со стороны потерпевшего. Насилие заключается в посягательстве на телесную неприкосновенность человека. Оно может быть как физическим (побои, причинение телесных повреждений, нанесение удара, изнасилование, лишение свободы и т. п.), так и психическим (угроза применить физическое насилие, оклеветать и т. д.). Физическое или психическое насилие должно быть по своему характеру значительным, ибо только значительное насилие может вызвать сильное душевное волнение и намерение убить насильника. Насилие это должно быть действительным, т. е. существовать реально, а не в воображении субъекта.

В тех случаях, когда физическое насилие явилось поводом для возникновения сильного душевного волнения и убийства, не исключается возможность необходимой обороны. В судебной практике встречаются убийства в состоянии необходимой обороны или с превышением ее пределов, когда совершивший их субъект находится в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения. На это обстоятельство обращалось внимание в постановлении № 8 Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодательства о необходимой обороне».[883] Следовательно, прежде чем решить вопрос о квалификации действий лица, совершившего убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного физическим насилием, необходимо исключить возможность применения ст. 13 либо ст. 105 УК РСФСР.

При решении этого вопроса важное значение имеет выяснение характера противозаконного насилия, примененного потерпевшим и послужившего первопричиной его смерти.[884] Следует исходить из того, что ст. 104 УК РСФСР имеет в виду насилие, заведомо не опасное для жизни и здоровья человека, «которое по своему характеру и обстановке не создает реальной угрозы жизненно важным интересам личности и, следовательно, не создает в сознании виновного решимости обороняться от этого насилия, пресечь нападение, защитить себя или других лиц от опасного нападения путем лишения жизни лица, совершившего насилие»[885].

Одним из критериев разграничения убийства в состоянии аффекта и убийства при превышении пределов необходимой обороны является мотив преступления. Если мотивом убийства, предусмотренного ст. 104 УК РСФСР, является стремление расправиться с потерпевшим за совершенное им насилие или иные неправомерные действия, то мотивом убийства при превышении пределов необходимой обороны является стремление защитить себя или другое лицо, а также государственные или общественные интересы.

б) Тяжкое оскорбление со стороны потерпевшего. Тяжкое оскорбление имеет место в случаях глубокого унижения чести и достоинства личности. Упоминание в законе о тяжком оскорблении показывает, что далеко не всякое оскорбление может признаваться поводом для применения ст. 104 УК РСФСР. Только оскорбление, в исключительной степени унизившее чувство чести и достоинства виновного в аффектированном убийстве, и оскорбление чрезвычайно грубое и циничное могут служить основанием для квалификации действий убийцы по ст. 104 УК РСФСР. Иное, менее тяжкое оскорбление у нормального человека не должно вызывать такой болезненной реакции.

В этой связи следует признать неправильным мнение о якобы бесспорности того, «что тяжким должно признаваться такое оскорбление, которое содержит состав преступления, предусмотренный ст. 131 УК РСФСР»[886]. Далеко не всякое оскорбление, подпадающее под признаки состава, предусмотренного ст. 131 УК РСФСР, является тяжким. Человека можно оскорбить, назвав его дураком. Такое оскорбление подпадает под признаки состава, предусмотренного ч. 1 ст. 131 УК РСФСР. Однако считать такое оскорбление тяжким, дающим основание квалифицировать совершенное потерпевшим убийство оскорбителя по ст. 104 УК РСФСР, нельзя.

Само понятие «тяжкое оскорбление» субъективно и юридического оформления не имеет. Вопрос о том, какое оскорбление считать тяжким, – это вопрос факта. Он разрешается судом в каждом отдельном случае с учетом всех конкретных обстоятельств дела.

в) Иные противозаконные действия потерпевшего, если они повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких.

Иные противозаконные действия потерпевшего, вызывающие состояние сильного душевного волнения и умысел на убийство, могут иметь различное содержание.

Закон не определяет характера противозаконных действий, но указывает, что имеются в виду такие противозаконные действия, которые повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких. Из этого указания закона вытекает, что далеко не всякое противозаконное действие потерпевшего достаточно для применения ст. 104 УК РСФСР. Эти противозаконные действия должны быть значительными по своему существу, отличаться явным произволом и беззаконием или быть исключительно грубыми и циничными, непосредственно угрожающими жизненно важным интересам потерпевшего или его близких. Действия эти либо должны повлечь за собой тяжкие последствия для виновного или его близких, либо создать реальную возможность наступления таких последствий. Вопрос о том, что считать тяжкими последствиями, – это вопрос факта, который должен решаться в соответствии с конкретными обстоятельствами дела.

К иным противозаконным действиям, повлекшим или могущим повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких, следует, например, отнести совершение преступления, причинившего тяжкий вред виновному или его близким (например, умышленное повреждение или уничтожение имущества, самоуправство, клевету, доведение до самоубийства и т. п.), различные циничные выходки и издевательства, хулиганские действия и т. п. Эти противозаконные действия вызывают у виновного внезапное сильное душевное волнение и обусловливают возникновение умысла на убийство, который тут же приводится в исполнение.

Из текста ст. 104 УК РСФСР вытекает, что против близких виновному лиц потерпевшим могут быть совершены не только иные противозаконные действия, но, разумеется, и насилие, и тяжкие оскорбления. Эти действия могут вызвать состояние аффекта и решимость совершить убийство.

Вызывает некоторое недоумение ограничение законодателем круга лиц, неправомерные действия против которых вызывают у виновного состояние сильного душевного волнения и приводят его к совершению убийства, лишь его близкими. В нашем обществе, где «человек человеку – друг, товарищ и брат», насилие, тяжкие оскорбления и иные противозаконные действия в отношении любых других лиц (а не только близких!), особенно в отношении детей, женщин и стариков, вызывают законное чувство негодования у каждого советского человека и, разумеется, могут вызвать состояние сильного душевного волнения. Было бы неправильно не считать совершенное в таких случаях аффектированное убийство убийством при смягчающих обстоятельствах. Если человек убивает в состоянии физиологического аффекта негодяя, изнасиловавшего малолетнюю девочку, то было бы нелепо требовать для применения ст. 104 УК РСФСР, чтобы эта девочка была непременно дочерью обвиняемого или, по крайней мере, «близким» ему человеком. Мы считаем, что по ст. 104 УК РСФСР должно квалифицироваться и убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, которые повлекли или могли повлечь тяжкие последствия и для посторонних, а не только для близких виновному лиц.[887] В связи с этим необходимо внести соответствующее изменение в текст ст. 104 УК РСФСР.

В судебной практике возникает вопрос: как квалифицировать действия лица, совершившего умышленное убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, если в действиях виновного содержатся отдельные квалифицирующие признаки, предусмотренные ст. 102 УК РСФСР? В нашей уголовно-правовой литературе существуют две диаметрально противоположные точки зрения по этому вопросу. Одни авторы считают, что в подобных случаях умышленное убийство, хотя и совершенное в состоянии сильного душевного волнения, но осложненное наличием квалифицирующих обстоятельств, должно квалифицироваться как умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, а состояние физиологического аффекта должно учитываться как обстоятельство, смягчающее ответственность.[888] По мнению других авторов, умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, должно квалифицироваться по ст. 104 УК РСФСР, хотя бы в действиях виновного и содержались квалифицирующие признаки, предусмотренные ст. 102 УК РСФСР[889]

Нам представляется правильной последняя точка зрения. Убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, не свидетельствует о повышенной опасности преступления и личности преступника даже при наличии отдельных отягчающих обстоятельств, поскольку состояние физиологического аффекта и умысел совершить убийство вызывает своими неправомерными действиями сам потерпевший. Преступление это является ответным действием на противозаконное поведение потерпевшего и во всех случаях должно квалифицироваться по ст. 104 УК РСФСР (разумеется, при соблюдении всех рассмотренных выше требований, предъявляемых к этому преступлению).

Эта точка зрения разделяется и Верховным Судом РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в определении от 29 августа 1961 г. по делу 3. указала: «Умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, не может квалифицироваться как умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах, хотя бы в действиях лица и содержались отдельные квалифицирующие признаки, предусмотренные ст. 102 УК РСФСР»[890].

2. Умышленное убийство при превышении пределов необходимой обороны

Согласно действующему советскому уголовному законодательству, «совершение преступления при защите от общественно опасного посягательства, хотя и с превышением пределов необходимой обороны», считается обстоятельством, смягчающим ответственность (п. 5 ст. 33 Основ уголовного законодательства). Значение превышения пределов необходимой обороны как смягчающего обстоятельства наиболее отчетливо выявляется по делам об убийствах. Все уголовные кодексы союзных республик одним из видов убийства при смягчающих обстоятельствах признают убийство при превышении пределов необходимой обороны (ст. 105 УК РСФСР). Совершение убийства при превышении пределов необходимой обороны свидетельствует об относительно меньшей опасности преступления в силу ряда причин. Прежде всего, основанием для смягчения ответственности за это преступление является его мотив, а именно – стремление защитить «интересы Советского государства, общественные интересы, личность или права обороняющегося или другого лица от общественно опасного посягательства» (ст. 13 Основ уголовного законодательства). Внезапность нападения затрудняет правильную ориентировку обороняющегося, в результате чего он не всегда умеет соразмерить характер и опасность посягательства с характером и опасностью обороны. При убийстве в результате превышения пределов необходимой обороны виновный часто находится в состоянии сильного душевного волнения, вызванного нападением потерпевшего, и не контролирует свои действия в такой степени, чтобы его оборона полностью соответствовала интенсивности посягательства. Все эти и ряд других признаков убийства, совершенного при превышении пределов необходимой обороны, дают основание рассматривать состав этого преступления как менее опасный.

Вопрос о превышении пределов необходимой обороны неразрывно связан с вопросом об условиях правомерности этой обороны. Само превышение пределов необходимой обороны логически предполагает наличие состояния необходимой обороны, поэтому представляется необходимым коротко остановиться на вопросе о понятии необходимой обороны и условиях ее правомерности.

Необходимая оборона – это правомерные и общественно полезные действия лица, предпринятые в защиту интересов Советского государства, общественных интересов, личности или прав обороняющегося либо другого лица от общественно опасного посягательства путем причинения нападающему вреда, если при этом не было допущено явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства.

Условия правомерности акта необходимой обороны, относящиеся к посягательству, сводятся к следующему:

а) посягательство должно быть общественно опасным;

б) посягательство должно быть наличным;

в) посягательство должно быть действительным.

Условия правомерности акта необходимой обороны, относящиеся к защите, сводятся к следующему:

а) допускается защита не только своих интересов, но и государственных и общественных интересов, а также интересов других лиц;

б) защита осуществляется путем причинения вреда посягающему, а не третьим лицам;

в) защита должна быть своевременной;

г) защита не должна превышать пределов необходимой обороны.

Согласно ч. II ст. 13 Основ уголовного законодательства «превышением пределов необходимой обороны признается явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства».

Характер и опасность посягательства определяются значимостью объекта, на который направлено посягательство, способом посягательства, степенью его интенсивности (силой и стремительностью), примененными орудиями и средствами нападения, числом лиц, участвующих в нападении, стадией посягательства (приготовление, покушение, юридически оконченное преступление), возможностью довести преступление до конца, временем, местом, всей обстановкой совершения посягательства и т. п.

Под явным несоответствием защиты характеру и опасности посягательства следует понимать причинение нападающему явно ненужного, чрезмерного, не вызываемого обстановкой тяжкого вреда (в частности, смерти или тяжких телесных повреждений). В постановлении Пленума Верховного Суда СССР № 8 от 23 октября 1956 г. «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодательства о необходимой обороне» говорится, что превышение пределов необходимой обороны будет иметь место в тех случаях, когда «обороняющийся прибегнул к защите такими средствами и методами, применение которых явно не вызывалось ни характером нападения, ни реальной обстановкой, и без необходимости причинил нападающему тяжкий вред»[891].

Превышение пределов необходимой обороны имеет, прежде всего, место в случаях явного несоответствия между угрожаемым вредом и вредом, причиняемым обороной, в случаях резкой несоразмерности между ценностью, важностью, общественным значением интереса защищаемого и интереса, нарушаемого обороной. Речь идет именно о резкой несоразмерности между благом защищаемым и благом, нарушаемым обороной, а не вообще о нарушении выдвигаемого некоторыми криминалистами требования «соразмерности благ» при необходимой обороне[892]. Требования об обязательной соразмерности между причиненным вредом и вредом предотвращенным привело бы на практике к невозможности, прибегать в ряде случаев к необходимой обороне. При таком положении нельзя, например, причинить телесное повреждение вору, убить лицо, пытающееся изнасиловать женщину, поскольку жизнь является более ценным благом по сравнению с половой неприкосновенностью, и т. п.

Вот почему ошибочными являются и выдвинутое некоторыми авторами требование, «чтобы вред, причиненный обороняющимися нападающему, был минимально возможным, необходимым для прекращения нападения», и мнение, будто «в противном случае, если обороняющийся причиняет нападающему не минимально возможный вред, достаточный вместе с тем для прекращения нападения, а более серьезный, интенсивность защиты будет превышать интенсивность нападения. Поэтому здесь будет иметь место превышение пределов необходимой обороны»[893]. Такое требование значительно ущемляет право граждан на необходимую оборону. В состоянии необходимой обороны в большинстве случаев весьма затруднительно определить, каким должен быть тот «минимальный вред», причинение которого будет «достаточным» для отражения нападения. Важно, чтобы этот вред не был резко несоразмерным по сравнению с предотвращенным вредом, а не «минимально возможным». В самом деле, трудно требовать от женщины, защищающейся от изнасилования, чтобы она не убивала насильника, а лишь ограничилась причинением ему телесных повреждений. Вред, причиняемый посягателю, лицом, действующим в состоянии необходимой обороны, может быть и более значительным по сравнению с тем вредом, наступление которого было предотвращено актом необходимой обороны.

Наряду с этим неправильным, на наш взгляд, является и утверждение И. С. Тишкевича о том, что «сравнение благ при необходимой обороне неуместно, так как одно из них принадлежит преступнику, а другое – его жертве»[894]. Практически этот взгляд может привести к трактовке необходимой обороны как неограниченного права защищать любыми средствами даже незначительные интересы, что глубоко чуждо социалистическому правосознанию и нормам коммунистической морали.

Малоценный интерес, ничтожное благо нельзя защищать путем причинения нападающему серьезного вреда. Так, например, убийство лица, пытающегося сорвать яблоко в чужом саду, должно расцениваться как убийство из корыстных побуждений. В данном случае защищаемый объект настолько незначителен, что посягательство на него лишено признака общественной опасности, следовательно, состояние необходимой обороны отсутствует и причинение посягающему вреда нужно рассматривать как соответствующее умышленное преступление, ничего общего не имеющее с необходимой обороной.

Превышение пределов необходимой обороны имеет место и в случаях явного несоответствия между способами и средствами защиты, с одной стороны, и способами и средствами посягательства – с другой. Способ действия, примененный нападающим, является одним из обстоятельств, определяющих характер и опасность посягательства. При посягательстве на один и тот же объект степень общественной опасности в основном определяется по способу действия. Например, грабеж, соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего, характеризуется большей опасностью по сравнению с простым грабежом. Существенное значение имеют и средства, применяемые нападающим или защищающимся. Вооруженное нападение является более опасным по сравнению с нападением невооруженным. Однако при определенных условиях и невооруженное нападение (например, нападающий душит обороняющегося) по степени опасности может не уступать вооруженному нападению. Большое значение имеет и способ применения избранных средств. Угроза пистолетом и выстрел из пистолета – различные по своей опасности действия.

Для правомерной обороны вовсе не требуется пропорциональности (абсолютной соразмерности) между способами и средствами защиты и способами и средствами посягательства. Совершенно неправильным является требование, чтобы обороняющийся защищался тем же оружием или теми же способами, какие применял посягающий.

Н. Д. Дурманов правильно указывает, что в данном случае «речь идет не о поединке, а об отражении общественно опасного посягательства, о защите интересов социалистического общества»[895]. Невооруженное нападение при конкретных обстоятельствах может представлять для жизни непосредственную опасность, предотвращение которой посредством оружия вполне оправдано. Надо учитывать, что люди различаются по силе, ловкости, умению владеть оружием или обороняться без оружия. Требование пользоваться при защите тем же оружием, что и нападающий, ставит обороняющегося в худшее положение, чем преступника. Помимо того, что не всегда возможно защищаться соразмерными средствами, следует иметь в виду, что у защищающегося нет времени для размышлений, соразмерны ли применяемые им способы и средства защиты способам и средствам посягательства. Средства защиты могут быть и более эффективными.

Характерным в этом отношении является дело К-зе. Ленинградским областным судом К-зе был осужден по ст. 139 УК РСФСР 1926 г. за то, что он в деревне Ваганово, обороняясь от нападения К. и Г., пытавшихся проникнуть в его дом, превысил пределы необходимой обороны и убил К. Из материалов дела видно, что К-зе и К. в течение длительного времени находились в неприязненных отношениях. В день убийства К., будучи в нетрезвом состоянии, совместно со своим знакомым Г. явился к дому К-зе с целью расправиться с ним за поданное на него в следственные органы заявление о краже досок. К-зе вместе с женой, тремя детьми и родственницей закрылся в доме и предупредил К. и Г., чтобы они не входили в дом. Однако К. и Г. сорвали запоры и проникли в кухню, а затем пытались ворваться в комнату, где находился К-зе с семьей. Обороняясь от нападения К. и Г., К-зе бросил в них кувалду, топорик и лом. Один из этих предметов попал в голову К., и он был убит. Вывод областного суда о превышении К-зе пределов необходимой обороны был основан на том, что К. явился в дом К-зе безоружным. Президиум Верховного Суда РСФСР в своем постановлении по данному делу совершенно правильно указал, что это не имеет значения для дела, так как нападение К. и Г. на дом К-зе создало реальную опасность расправы над К-зе и его семьей. С учетом изложенного Президиум Верховного Суда РСФСР правильно отменил приговор областного суда и определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в отношении К-зе и производство по делу прекратил за отсутствием в его действиях состава преступления[896].

Обороняющийся вправе применить те средства и способы защиты, которые в данных условиях наиболее пригодны для обороны от посягательства, с учетом, разумеется, характера и опасности посягательства, чтобы не превысить пределов необходимой обороны. Однако явное несоответствие способов и средств защиты способам и средствам посягательства является превышением пределов необходимой обороны.

Примером такой резкой несоразмерности может служить следующее дело. 1 мая 1962 г. некий Т. учинил дерзкие хулиганские действия на одной из улиц г. Ровно. Он приставал к гражданам, оскорблял их нецензурными словами, угрожал им избиением, а гр-на Р. ударил кулаком. Вместе с Т. находился его приятель П., который, однако, никакого участия в описанных хулиганских действиях не принимал, а, напротив, пытался их пресечь. Гр-н К. пожаловался на хулиганское поведение Т. своим знакомым К-ву, Г. и Д. К-в, а за ним Г., не разобравшись, кто является Т., подбежали к П. и, ничего не говоря, стали его избивать. Защищаясь от нападения, П. ударил К-ва ножом, который был у него, и пытался бежать. Этому активно препятствовал Г., тогда П. и его ударил ножом. От полученного тяжелого ранения К-в умер, Г. были причинены легкие телесные повреждения. В данном случае имело место явное несоответствие между способами и средствами защиты и нападения, ибо применение П. ножа не вызывалось ни характером нападения, ни реальной обстановкой и было излишним. Пленум Верховного Суда УССР в своем постановлении от 17 мая 1963 г. по данному делу пришел к выводу о необходимости квалификации действий П. по ст. 97 УК УССР (убийство при превышении пределов необходимой обороны)[897].

Превышением пределов необходимой обороны является и явное несоответствие интенсивности защиты интенсивности посягательства. Нельзя согласиться с мнением X. Кадари, который считает, что «критерий интенсивности нападения должен быть отвергнут с точки зрения советского уголовного права»[898]. Под интенсивностью посягательства понимается его сила, энергия, стремительность. Сила, энергия, стремительность оборонительных действий характеризуют интенсивность защиты.

Если нападение весьма сильное и стремительное, такое, что его можно отразить лишь путем причинения смерти или тяжкого ранения нападающему, то это последнее не будет превышением пределов необходимой обороны.

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении № 8 от 23 октября 1966 г. указал, что нельзя требовать, чтобы при необходимой обороне имело место механическое соответствие между интенсивностью защиты и интенсивностью посягательства[899]. Защита может быть даже более интенсивной, чем посягательство. В ряде случаев только такая защита может обеспечить успех необходимой обороны.

Вывод о том, имело место превышение пределов необходимой обороны или нет, можно сделать лишь в результате тщательного анализа конкретных обстоятельств дела, личности посягающего и обороняющегося. Нужно учитывать соотношение сил нападающего и обороняющегося, возможности доведения нападающим преступления до конца, способности и возможности обороняющегося к отражению посягательства, его душевное состояние, количество нападающих и защищающихся. Имеет значение возраст, пол, состояние здоровья, физическая сила посягающего и обороняющегося. Например, для отражения нападения физически сильного, невооруженного мужчины престарелым человеком или подростком будет оправдано применение в качестве средств защиты оружия или заменяющих его предметов и причинение тяжкого вреда нападающему. Наоборот, в случае отражения нападения физически слабого человека человеком, обладающим достаточной физической силой, применение оружия может оказаться превышением пределов необходимой обороны.

Важное значение имеют время, место и вся обстановка, в которой происходит посягательство. Нападение, совершенное ночью в уединенном месте, иногда требует более решительных средств защиты, чем нападение, совершенное днем на людной улице.

Количество лиц, совершающих общественно опасное посягательство, оказывает определенное влияние на характер и способы защиты. Естественно, чем больше нападающих, тем большую опасность представляет посягательство. Даже в тех случаях, когда посягательство осуществляет одно лицо, а другие сообщники, не проявляя активности, поддерживают его лишь морально своим присутствием, опасность посягательства возрастает.

Таковы основные признаки, которые должны учитываться при решении вопроса о наличии или отсутствии превышения пределов необходимой обороны. Разумеется, все эти признаки должны учитываться в совокупности, что позволит более полно и всесторонне выяснить вопрос о степени соответствия защиты характеру и опасности посягательства. Помимо превышения пределов необходимой обороны, выразившегося в явном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства, отдельные авторы признают еще один вид превышения пределов необходимой обороны – несвоевременность обороны (превышение пределов необходимой обороны во времени)[900].

Так называемое превышение пределов необходимой обороны во времени не увязывается с существом самого понятия «необходимая оборона». Дело в том, что превышение пределов необходимой обороны может иметь место лишь при защите от наличного посягательства, когда лицо, осуществляя свое право на оборону, вместе с тем выходит за рамки допустимой защиты. В тех случаях, когда посягательство еще не началось или когда оно уже закончилось, посягательства в наличии нет, следовательно, нет и права на оборону, а там, где еще нет или уже нет состояния необходимой обороны, не может быть и речи о превышении ее пределов. Нельзя нарушить то, что не существует, нельзя превысить то, чего нет. Только находясь в состоянии необходимой обороны, можно превысить ее пределы. Мы считаем совершенно правильной точку зрения, разделяемую рядом советских криминалистов, о несостоятельности конструкции так называемого превышения пределов необходимой обороны во времени[901].

Определение превышения пределов необходимой обороны как «явного несоответствия защиты характеру и опасности посягательства», данное в ч. II ст. 13 Основ уголовного законодательства, также полностью исключает так называемый эксцесс обороны во времени («несвоевременность обороны»). Законодатель не рассматривает «несвоевременную оборону» в качестве вида превышения пределов необходимой обороны.

В тех случаях, когда лицо причиняет вред, в какой-то мере обусловленный предполагаемым или уже оконченным посягательством, вопрос об ответственности этого лица должен решаться, на наш взгляд, следующим образом. Если субъект сознает, что посягательства еще нет или что оно фактически уже закончилось, и тем не менее причиняет вред, он должен нести ответственность за соответствующее умышленное преступление. Речь может идти, в зависимости от обстоятельств дела, о преступлении, совершенном в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего (например, об умышленном убийстве, предусмотренном ст. 104 УК РСФСР)[902], либо о преступлении без отягчающих вину обстоятельств (например, об убийстве из мести, предусмотренном ст. 103 УК РСФСР).

13 августа 1960 г. некий Д., будучи в нетрезвом состоянии, около 24 часов по ошибке влез через окно в дом С, полагая, что это дом его знакомой Ш. С, также находившийся в нетрезвом состоянии, принял Д. за вора и стал его избивать, нанеся ему несколько ударов деревянной подставкой для цветов. От полученных повреждений Д. скончался. Минский областной суд осудил С. по ч. I ст. 214 УК БССР 1928 г. (умышленное убийство без отягчающих обстоятельств) к 10 годам лишения свободы. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда БССР изменила приговор, переквалифицировав действия С. по ст. 216 УК БССР (убийство при превышении пределов необходимой обороны) и сократив назначенный срок лишения свободы до двух лет. Пленум Верховного Суда БССР отменил приговор областного суда и определение судебной коллегии и прекратил его за отсутствием в действиях С. состава преступления, признав, что С. действовал в состоянии необходимой обороны и не превысил ее пределов. По протесту Генерального Прокурора СССР Пленум Верховного Суда СССР отменил постановление Пленума Верховного Суда БССР, признав правильной квалификацию действий С. по ст. 216 УК БССР.

Генеральный Прокурор СССР и Пленум Верховного Суда СССР исходили при этом из следующих соображений. Принимая во внимание конкретную обстановку, С. имел все основания полагать, что к нему в дом забрался преступник. Здесь не было и состояния мнимой обороны, так как Д. первым ударил С. рукой по лицу, что дало последнему реальные основания обороняться. Однако из материалов дела видно, что С. стал наносить Д. удары по голове тупым предметом в тот момент, когда потерпевший лежал на полу и уже фактически не только не представлял угрозы, но даже не мог сопротивляться. Кроме того, свидетели, прибежавшие на шум, требовали, чтобы С. прекратил избиение Д. Вместе с тем нельзя согласиться с мнением Генерального Прокурора СССР и Пленума Верховного Суда СССР, что в данном случае имело место превышение пределов необходимой обороны. Поскольку посягательство со стороны Д. окончилось и это было вполне ясно для С, так как Д. лежал на полу и даже не мог сопротивляться, все последующие действия С, связанные с убийством Д., являлись по существу либо актом самочинной расправы, либо, в лучшем случае, объяснялись состоянием физиологического аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, но отнюдь не являлись превышением пределов необходимой обороны[903].

В тех случаях, когда человек не сознает, что посягательства еще нет или что оно фактически уже закончилось, а ошибочно предполагает его наличие и причиняет вред, налицо будет мнимая оборона. Именно один из таких случаев имел в виду Пленум Верховного Суда СССР, указывая в своем руководящем постановлении № 8 от 23 октября 1986 г. на случаи, когда акт самозащиты последовал непосредственно за актом хотя бы и оконченного нападения, «но по обстоятельствам дела для обороняющегося не был ясен момент окончания нападения»[904]. Пленум только неправильно отнес подобные случаи к необходимой обороне.

Неудачным представляется и указание Пленума Верховного Суда СССР о том, что «в тех случаях, когда при мнимой обороне лицо причинило потерпевшему вред, явно превышающий пределы допустимого вреда в условиях соответствующего реального нападения, оно подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны»[905]. Там, где есть мнимая оборона, естественно, нет и не может быть превышения пределов необходимой обороны, ибо, где есть мнимая оборона, там нет необходимой обороны. Как справедливо отметил Н. Н. Паше-Озерский, «понятия „мнимая оборона“ и „превышение пределов необходимой обороны“ взаимно друг друга исключают»[906]. Причинение вреда при мнимой обороне должно рассматриваться на основе общих правил о влиянии фактической ошибки на уголовную ответственность.

Точно так же должен решаться вопрос об ответственности и в тех случаях, когда добросовестно заблуждавшееся лицо причиняет мнимо посягающему лицу такой вред, что, если бы посягательство было наличным, а не мнимым, имелось бы превышение пределов необходимой обороны. Здесь налицо будет вовсе не превышение пределов необходимой обороны, а фактическая ошибка.

В законе ничего не сказано о субъективной стороне преступлений (в том числе и убийств), совершаемых в результате превышения пределов необходимой обороны. В юридической литературе этот вопрос является спорным, единства мнений по нему пока еще не достигнуто.

Одни авторы считают, что составы преступлений (в том числе и состав убийства), явившихся результатом превышения пределов необходимой обороны, предполагают лишь умышленную вину[907]. Другие, наоборот, убеждены, что при совершении этих преступлений возможна только неосторожная вина[908]. Наконец, третьи считают возможным совершение преступлений при превышении пределов необходимой обороны как с умыслом, так и по неосторожности[909].

Нам представляется более правильной последняя точка зрения. Первые две без достаточных оснований ограничивают возможные случаи превышения пределов необходимой обороны.

Убийство при превышении пределов необходимой обороны может быть как умышленным, так и неосторожным. Президиум Верховного Суда РСФСР в своем постановлении от февраля 1963 г. по делу Б. указал: «Действия виновных лиц, умышленно или неосторожно (курсив наш. – Э. П.) превысивших пределы необходимой обороны, подлежат квалификации в зависимости от фактически наступивших последствий – по ст. 105 или ст. 111 УК РСФСР»[910]. Таким образом, Президиум Верховного Суда РСФСР констатировал возможность как умышленной, так и неосторожной вины при совершении преступлений в результате превышения пределов необходимой обороны.

3. Умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка (детоубийство)

Уголовные кодексы РСФСР, Белорусской, Грузинской, Армянской и Казахской ССР не предусматривают отдельного вида умышленного убийства – детоубийства. Однако большинство уголовных кодексов союзных республик (Украинской, Молдавской, Азербайджанской, Эстонской, Латвийской, Литовской, Узбекской, Таджикской, Киргизской и Туркменской ССР) выделяют умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка в самостоятельный состав и рассматривают его как менее опасный вид умышленного убийства. Таким образом, в действующем советском уголовном законодательстве нет единства в определении ответственности за данное преступление.

Нет единого мнения по этому вопросу и в юридической литературе. Одни авторы считают, что оснований рассматривать детоубийство как менее опасный вид умышленного убийства не имеется[911]. Другие, наоборот, высказываются за выделение детоубийства в особый состав умышленного убийства при смягчающих обстоятельствах[912].

Под детоубийством в уголовном праве понимают не всякое убийство ребенка, а только убийство матерью своего новорожденного ребенка в момент родов или вскоре после них. Совершая это преступление, мать еще находится под впечатлением родов. Вот почему законодательство тех союзных республик, в которых указанное преступление выделено в отдельный состав, относит к детоубийству только такое убийство матерью своего ребенка, которое совершено «во время родов или тотчас после родов», – ст. 96 УК УССР («во время родов или непосредственно после родов» – ст. 97 УК Киргизской ССР). Закон ограничивает совершение данного преступления небольшим промежутком времени, который в каждом конкретном случае определяется судом с учетом всех обстоятельств дела.[913]

Непосредственные причины и условия, способствующие детоубийс твам, разнообразны. Среди них следует, прежде всего, указать на стыд перед окружающими за рождение ребенка вне брака; материальные затруднения и боязнь в связи с этим трудностей, связанных с воспитанием ребенка; тяжелые жилищные условия; подстрекательство отца ребенка; боязнь родителей и родственников; эгоизм; корысть и т. п.

Мы согласны с мнением Н. И. Загородникова о том, что все случаи детоубийства можно разделить на два вида. В первом случае мать испытывает на себе влияние таких причин и условий, как стыд перед окружающими, материальные затруднения, тяжелые жилищные условия, боязнь родителей и родственников, подстрекательство отца ребенка и тому подобные неблагоприятные факторы. Среди этих факторов наименьшую роль играют обстоятельства материального порядка, большее значение имеют моральные переживания (например, чувство стыда, если ребенок рождается от случайной связи). Все эти причины, разумеется, не могут исключить ответственности, но они свидетельствуют о меньшей опасности виновной.

Другая группа детоубийств совершается из эгоистического расчета матери и обусловливается низменными, эгоистическими, а иногда и корыстными мотивами. Здесь уже нет смягчающих обстоятельств, характерных для первой группы. Однако такие случаи детоубийства встречаются несравненно реже, чем детоубийства первой группы. К тому же при оценке степени общественной опасности детоубийств нельзя упускать из вида определенного патологического состояния женщины во время родов или сразу после родов.

«Рождение человека, – писал В. И. Ленин, – связано с таким актом, который превращает женщину в измученный, истерзанный, обезумевший от боли, окровавленный, полумертвый кусок мяса»[914]. Роды являются исключительной катастрофой и революцией для организма женщины.

Помимо значительной физической боли, беременность и роды оказывают неблагоприятное воздействие на психику женщины. Признано, что «у большинства беременных наблюдаются незначительные изменения со стороны настроения, обычно связанные с соматическими нарушениями. В некоторых случаях наблюдаются ипохондрические идеи, импульсивность, навязчивое состояние. Эти явления бывают сильнее выражены в тех случаях, когда беременность является нежелательной или когда предыдущая беременность или роды были неблагополучными»[915].

Следовательно, во время родов или сразу же после родов женщина должна рассматриваться как не могущая полностью отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими ввиду отклонения от нормального психического состояния. «Во время родов, – указывает К. К. Скробанский, – женщина может дойти до поступков самых невероятных и даже до самоубийства. Во время беременности психозы наблюдаются сравнительно редко, преобладают преимущественно депрессивные формы психозов, спутанность понятий, страх, самообвинение и значительно реже состояние возбуждения – маниакальное состояние, повышенная чувствительность и двигательное возбуждение»[916].

Это особое психическое состояние женщины в совокупности с иными обстоятельствами может явиться причиной детоубийства. «Голос психиатра в изучении детоубийства, – указывал А. О. Эделыптейн, – особенно авторитетен, так как совершение правонарушения совпадает с моментом, когда организм женщины переживает сильнейшее физическое и психическое потрясение. Это обстоятельство служило решающим моментом в определении участи детоубийц. Не будет преувеличением сказать, что детоубийство являлось, пожалуй, чуть ли не единственным правонарушением, в котором задолго до завоевания психиатрами должного места в суде судья без него принимал во внимание психическое состояние обвиняемой».[917]

А. А. Герцензон считает неправильным отнесение к причинам и условиям, способствующим совершению детоубийства, факторов, связанных с болезненным состоянием беременной женщины и роженицы. По его мнению, «преступление – это явление до конца социальное, и привнесение в него каких бы то ни было биологических моментов не может способствовать объяснению его причин, оно может лишь внести путаницу в этот вопрос»[918]. С этим утверждением согласиться нельзя. Оно противоречит данным медицинской науки, противоречит данным практики.

Детоубийство – это преступление, порождаемое в своей основе социальными причинами, однако оно тесно связано и со сложными биологическими факторами. Патологическое состояние роженицы в момент совершения преступления и дает основание рассматривать детоубийство как убийство, совершенное при смягчающих обстоятельствах. Исходя из этого, мы считаем совершенно правильной позицию законодателей тех союзных республик, уголовные кодексы которых рассматривают умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка как менее опасный вид умышленного убийства и выделяют это преступление в самостоятельный состав.

Нельзя признать основательными доводы Н. И. Загородникова о том, что введение специальной нормы о детоубийстве создает якобы «привилегированное положение для лиц, совершивших убийство ребенка по низменным, корыстным, антиобщественным мотивам, иногда жестоким способом и без каких бы то ни было смягчающих обстоятельств»[919]. Санкции соответствующих статей уголовных кодексов союзных республик, предусматривающих ответственность за детоубийство, вполне позволяют индивидуализировать наказание за это преступление в зависимости от степени общественной опасности виновной.

Трудно себе представить, чтобы законодатель сознательно хотел наказывать за умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения (ст. 104 УК РСФСР), лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до одного года, а за убийство новорожденного ребенка его матерью, истерзанной физическими муками, с ослабленной психикой, лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью (ст. 102 УК РСФСР), либо лишением свободы на срок от трех до десяти лет (ст. 103 УК РСФСР). Изучение судебной практики показывает, что при назначении наказания за умышленное убийство матерью своего ребенка во время родов или тотчас же после родов суды РСФСР, как правило, не выходят за пределы санкций, установленных за это преступление уголовными кодексами тех союзных республик, которые выделяют это преступление в отдельный состав. Тем самым они признают значительно меньшую общественную опасность детоубийства по сравнению с квалифицированным даже «простым» убийством. В связи с изложенным представляется необходимым высказать следующие соображения de lege ferenda.

Уголовный кодекс РСФСР (и, соответственно, УК Белорусской, Грузинской, Армянской и Казахской ССР) необходимо дополнить ст. 104¹ и изложить ее в следующей редакции:

«Статья 104¹. Умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка.

Умышленное убийство матерью своего ребенка во время родов или вскоре после родов – наказывается лишением свободы на срок до четырех лет или исправительными работами на срок до одного года».

Разумеется, до принятия указанной нормы детоубийство должно квалифицироваться по ст. 102, 103 УК РСФСР. Однако и в этих случаях оно должно влечь за собой значительно меньшее наказание по сравнению с максимальным пределом санкций указанных статей.

Глава 3. Борьба с умышленными убийствами

Программа Коммунистической партии Советского Союза поставила перед всем советским народом задачу «обеспечить строгое соблюдение социалистической законности, искоренение всяких нарушений правопорядка, ликвидацию преступности, устранение всех причин, ее порождающих»[920].

В выполнении этой задачи важное место занимает последовательное осуществление мероприятий по борьбе с такими тягчайшими преступлениями против личности, какими являются умышленные убийства. Борьба с умышленными убийствами должна вестись решительно и беспощадно. Нужно всегда помнить, что от успеха этой борьбы зависит самое дорогое благо советских людей – их жизнь.

Говоря о задачах борьбы с преступностью на современном этапе, Программа КПСС указывает: «Главное внимание должно быть направлено на предотвращение преступлений»[921]. Естественно, и в борьбе с умышленными убийствами приоритет должен отдаваться их предотвращению.

Определяющую роль в борьбе с убийствами призвано сыграть глубокое изучение причин и условий, способствующих их совершению.

Борьба с преступностью только тогда может быть эффективной, когда она направлена против тех явлений, которые ее порождают. Немалое значение в борьбе с умышленными убийствами отводится и мерам уголовной репрессии.

§ 1. Причины и условия, способствующие совершению умышленных убийств

Вопрос о конкретных причинах и условиях, способствующих совершению умышленных убийств, невозможно правильно раскрыть без разрешения более общего вопроса о причинах преступности в СССР.

Общие объективные причины преступности в СССР – это пережитки прошлого в общественном сознании и наличие капиталистического мира с его враждебным влиянием. Конкретные причины и условия, способствующие совершению умышленных убийств, разнообразны.

Среди них следует указать на алкоголизм, низкий уровень образования и культуры некоторой части населения, хулиганство, неурядицы в быту, корысть и стяжательство, недостатки в воспитательной работе, рецидив, тунеядство, нереагирование на угрозы убийством и на сигналы о подготовляемых убийствах, непринятие очевидцами мер к пресечению убийства, недостатки в охране общественного порядка и безопасности граждан, наличие у некоторой части населения огнестрельного и холодного оружия, недостатки в раскрываемости умышленных убийств и других преступлений и т. п.

А. Алкоголизм и умышленные убийства

Одним из наиболее живучих пережитков прошлого не только в сознании, но и в быту советских людей является алкоголизм. Алкоголизм занимает одно из главных мест среди причин совершения умышленных убийств.

Основным и наиболее простым показателем роли алкоголизма в этиологии умышленных убийств является процент лиц, совершивших это преступление в состоянии опьянения. Как уже отмечалось, 70–80 % лиц, совершающих умышленные убийства, в момент преступления находятся в состоянии опьянения.

О влиянии алкоголизма на совершение умышленных убийств свидетельствует и тот факт, что рост потребления спиртных напитков, как правило, сопровождается и ростом умышленных убийств. Это можно проследить на примере роста умышленных убийств в так называемые необычные дни.

Успехи борьбы с алкоголизмом и сокращение его проявлений в свою очередь ведут к сокращению количества умышленных убийств. Например, в Северо-Казахстанской области в 1959 г. по сравнению с 1958 г. потребление населением спиртных напитков сократилось на 46 % и в тоже время число умышленных убийств уменьшилось на 38,4 %[922].

Являясь сильным наркотическим средством, алкоголь разрушающе действует на организм человека, отражаясь, прежде всего на деятельности центральной нервной системы, на течении психических процессов.

Под влиянием алкоголя происходит угнетение и ослабление тормозящих и регулирующих функций коры головного мозга, вследствие чего нарушается нормальное соотношение процессов возбуждения и торможения в коре, усиливается деятельность освобожденных подкорковых рефлекторных механизмов. В результате нервные механизмы приводятся в возбужденное, хаотическое состояние, которое усиливается по мере роста силы действия и продолжительности алкогольного отравления. В этом состоянии человек утрачивает привычную адекватную реакцию на внешние раздражители; у него усиливается возбудимость и, наоборот, ослабляются, а то и вовсе парализуются социально выработанные тормозные процессы. Человек становится развязным, невыдержанным, вспыльчивым, грубым, теряет способность к самоконтролю. У него высвобождаются и дают о себе знать подавляемые в нормальном состоянии аморальные и антиобщественные побуждения. Дальнейшее усиление отравляющего действия алкоголя приводит к извращению ответных реакций нервной системы на внешние раздражители. В этом состоянии в результате искаженных переживаний, повышенной раздражительности расторможенных низменных чувств и стремлений и совершается большинство преступлений против личности, в том числе и умышленные убийства.

Обычное или простое алкогольное опьянение у различных людей протекает по-разному. Поведение человека, находящегося в состоянии опьянения, почти всегда обусловлено не только непосредственным влиянием алкоголя, но и рядом других факторов, связанных с воспитанием, привычным поведением, психологией и моральным обликом лица. По-разному сказывается состояние опьянения и на совершении умышленных убийств.

Состояние алкогольного опьянения и обусловленные им процессы в психике могут послужить непосредственной причиной совершения умышленного убийства. В этом случае опьянение способствует возникновению у субъекта мотива и умысла на совершение убийства.

В качестве примера приведем следующее дело. Некий Г. находился в гостях у своих родственников в деревне Стефанидин Дар Азовского района Ростовской области. Будучи в состоянии сильного опьянения, Г. стал упрекать своих родственников за то, что они не приехали к нему на именины, при этом распалялся все больше и больше и в конце концов учинил дебош. Когда его родственник К. стал уговаривать Г. успокоиться, последний схватил со стола нож и без каких-либо поводов нанес К. смертельное ранение в область сердца[923]. Бессмысленность этого преступления как следствия проявления пьяной агрессивности очевидна.

Убийства из хулиганских побуждений, в ссорах и драках являются примером наиболее существенного влияния пьянства на совершение умышленных убийств. По данным Верховного Суда СССР, относящимся к 1958 г., удельный вес осужденных, совершивших в состоянии опьянения умышленные убийства из хулиганских побуждений, а также в драках и ссорах, достигает 90 %[924].

Состояние алкогольного опьянения и обусловленные им процессы в психике нередко являются условием, способствующим совершению умышленных убийств. Алкогольное опьянение часто не изменяет мотивы действия преступника, а лишь выявляет и реализует желания, наклонности, намерения, сформированные у него ранее, независимо от опьянения. В этой связи прав Т. Е. Сегалов, который писал, что хмель не вносит нового содержания в психику, а лишь растормаживает все те задержки, которые на обычном, разговорном языке называют сдержанностью, самообладанием и т. п.; «„что у трезвого на уме, то у пьяного на языке“, не только на языке, но и в руках, в действии и исполнении»[925].

Под влиянием алкоголя сдерживаемые в трезвом состоянии обида, ревность и тому подобные чувства легко прорываются наружу. Опьянение резко обостряет и другие отрицательные качества характера. Чувство мести, алчность, корыстолюбие, стремление к легкой наживе под воздействием алкоголя становятся более активными. Этим и объясняется то обстоятельство, что большинство умышленных убийств из мести, ревности, корысти и иных подобных мотивов совершаются в состоянии опьянения.

У проживавшего в г. Шахты Ш. были крайне неприязненные отношения с женой и тещей. Ш. систематически устраивал в семье скандалы и угрожал жене и теще убийством. Вечером 17 октября 1962 г., напившись пьяным, Ш. решил убить их. Ворвавшись в дом, он застрелил из охотничьего ружья тещу и нанес тяжкие телесные повреждения жене[926]. В данном случае состояние опьянения способствовало совершению заранее задуманного преступления.

Роль алкоголизма в этиологии умышленных убийств не исчерпывается тем, что состояние опьянения способствует или непосредственно вызывает совершение этих преступлений. Выше мы уже указывали, что значительная часть умышленных убийств связана с систематическим и неумеренным употреблением алкоголя. Поэтому возникает вопрос о криминогенном значении привычного бытового пьянства и хронического алкоголизма.

Как привычное бытовое пьянство, так и хронический алкоголизм и алкогольная деградация личности нередко обусловливают совершение преступлений, в том числе и умышленных убийств (иногда и вне состояния опьянения).

Алкоголики создают невыносимую обстановку в семье, чрезмерно придирчивы к своим близким, учиняют дома скандалы и всевозможные бесчинства, угрожают безопасности семьи и окружающих. Нередко жертвами посягательств с их стороны становятся близкие алкоголикам лица.

В г. Новошахтинске Ростовской области проживал хронический алкоголик Г. Систематически пьянствуя, он заставлял употреблять спиртные напитки и жену, а когда та отказывалась, избивал ее. Ежедневные пьянки обычно заканчивались скандалами и драками. Во время очередной попойки Г. зверски убил жену[927].

Такова роль алкоголизма в этиологии умышленных убийств.

Б. Низкий уровень образования и умышленные убийства

Мы уже отмечали характерную особенность лиц, совершающих умышленные убийства, – их низкий общеобразовательный и культурный уровень.

Низкий общеобразовательный и культурный уровень некоторой части населения в ряде случае способствует совершению умышленных убийств. Еще итальянский криминалист Колаянни в своей работе «Убийства в Италии» показал, что между количеством безграмотных в стране и количеством убийц на 100 000 населения существует прямая зависимость[928].

«Низкое образование, – указывает А. Б. Сахаров, – недостаточная развитость и культура приводят к значительному сужению и упрощению интересов, к огрублению нравов, развитию индивидуалистических тенденций и эгоистических инстинктов»[929].

Лица с низким общеобразовательным и культурным уровнем часто не считаются с тем, что их потребности и желания противоречат общественным интересам, интересам других лиц. В результате такие лица нередко совершают различные посягательства на личность, в том числе и умышленные убийства.

Низкий общеобразовательный и культурный уровень некоторой части населения тесно связан с религиозной идеологией и предрассудками. Религиозные же предрассудки создают условия, способствующие совершению преступлений. Изуверская деятельность сект, религиозный фанатизм нередко приводят к совершению тягчайших преступлений, в том числе и умышленных убийств (например, «принесение в жертву богу» у иеговистов и пятидесятников).

В. Хулиганство и умышленные убийства

Значительное число умышленных убийств совершается из хулиганских побуждений.

По характеристике В. И. Ленина, хулиганство – это зараза, чума, язва, доставшиеся социализму в наследство от капитализма[930].

Причины и условия, способствующие проявлению хулиганства в социалистическом обществе, во многом совпадают с причинами и условиями, способствующими совершению умышленных убийств[931]. Однако и само хулиганство является одной из конкретных причин совершения убийств. Более того, убийства из хулиганских побуждений по сравнению с другими видами умышленных убийств в настоящее время наиболее распространены.

Примерно 1/4 умышленных убийств совершается из хулиганских побуждений. Особая опасность хулиганства состоит в том, что мелкий хулиган нередко превращается в злостного, а затем в хулигана-насильника и хулигана-убийцу В этой связи следует особо отметить, что обстановка безнаказанности хулиганов, имеющая кое-где место, вселяет в них чувство безответственности и нередко способствует совершению ими умышленных убийств.

В районном поселке Целина Ростовской области проживал некий Б., ранее судимый за кражу. Как указано в приговоре Ростовского областного суда, Б. «на протяжении длительного времени являлся злостным нарушителем общественного порядка и зачинщиком всех хулиганских проявлений среди молодежи поселка Целина». Б. неоднократно задерживался дружинниками и работниками милиции за нарушение общественного порядка. Однако действенные меры по отношению к хулигану приняты не были. 19 августа 1961 г. Б., будучи в нетрезвом состоянии, беспричинно придрался к курсанту речного училища Б-ву и из хулиганских побуждений убил его[932].

Г. Неурядицы в быту и умышленные убийства

К совершению умышленных убийств часто приводят неурядицы в быту, бытовая распущенность. Как уже неоднократно отмечалось, большинство умышленных убийств носит бытовой характер.

Убийствам, совершаемым на бытовой почве, как правило, предшествуют систематические скандалы между обвиняемым и потерпевшим, ссоры, драки, угрозы и т. п. Зачастую об этом известно домашним, родственникам, соседям и сослуживцам обвиняемого и потерпевшего, но во многих случаях никаких мер в отношении лиц, допускающих такие действия, указанными лицами не принимается. Отсутствие должного реагирования на предшествовавшее совершению преступления аморальное поведение виновного является одним из существенных условий, способствующих совершению умышленных убийств.

В г. Сальске (Ростовская область) проживали супруги К. Отношения между ними были крайне неприязненные. Муж беспричинно устраивал в доме скандалы, издевался над женой, избивал ее и угрожал убийством. Никаких мер к нему применено не было, хотя факты эти были хорошо известны общественности. Чтобы избавиться от издевательств мужа, жена решила уехать к своей сестре. Узнав об этом, К. вооружился сапожным ножом, пришел к жене на работу и с особой жестокостью убил ее, нанеся ей 13 ножевых ранений.[933] Так, невмешательство общественности в семейные неурядицы привело к совершению убийства.

Д. Корысть, стяжательство и умышленные убийства

Число убийств из корыстных побуждений в нашей стране из года в год сокращается. Как уже отмечалось выше, это – результат глубоких социально-экономических изменений, происшедших в нашей стране, и повышения уровня материального благосостояния трудящихся.

Непосредственными причинами корыстных убийств является наличие в сознании виновных таких отвратительных пережитков прошлого, как алчность, корысть, жадность, стяжательство, скопидомство. Как отмечал известный советский психиатр Е. К. Краснушкин, «при корыстных убийствах, совершенных по расчету, высший социальный слой личности… оказывается на постоянной службе у низших корыстных влечений, личность проделывает еще до совершения первого убийства… такое психологическое развитие, которое приводит ее не только к антисоциальному миросозерцанию, к враждебной установке в отношении легального общества, к морали хищника, но и к приспособлению всей личности, в целом, в направлении подчиняющих ее себе низших влечений и этой враждебной остальному обществу идеологии»[934].

Е. Недостатки в воспитательной работе и умышленные убийства

Совершению умышленных убийств нередко способствуют имеющие еще место серьезные недостатки в воспитательной работе, особенно среди молодежи. Речь, прежде всего, идет о недостатках и упущениях в воспитательной работе среди молодежи со стороны комсомола, партийных, профсоюзных и других общественных организаций.

Слабая воспитательная работа проводится в некоторых молодежных общежитиях. В результате там процветают пьянство, азартные игры, бескультурье, что приводит к совершению преступлений, в том числе и умышленных убийств. На некоторых предприятиях, где работали обвиняемые в убийствах, отмечается неудовлетворительное состояние трудовой дисциплины, имеют место случаи пьянства, хулиганства и других аморальных проявлений в рабочее время.

С, слесарь Воронежского комбината строительных деталей, в январе 1961 г. явился на работу в нетрезвом состоянии. От работы он отстранен не был. Во время работы С. совместно с другими рабочими распил два литра вина. Между участниками выпивки К. и О. возникла драка. Находившийся неподалеку С. подбежал к О. и нанес ему смертельное ножевое ранение[935]. Не вызывает сомнений, что совершению преступления способствовала низкая трудовая дисциплина, имевшая место на комбинате строительных деталей.

Ж. Рецидив и умышленные убийства

Мы уже отмечали, что среди лиц, совершающих умышленные убийства, очень велико число ранее судимых. Более чем каждый третий убийца является рецидивистом.

Это свидетельствует о серьезных недостатках в деятельности исправительно-трудовых учреждений по перевоспитанию заключенных, о слабой работе органов охраны общественного порядка, прокуратуры, суда и общественности с лицами, освобожденными из мест лишения свободы.

Неудовлетворительная работа по перевоспитанию осужденных в местах лишения свободы – одна из основных причин рецидива, одно из основных условий, способствующих совершению умышленных убийств.

В ряде случаев досрочное освобождение из мест лишения свободы не только не стимулирует исправление освобожденных, но и порождает у некоторых из них ощущение собственной безнаказанности, что является одним из условий, способствующих совершению указанными лицами умышленных убийств.

Некий А 5 раз был судим за тяжкие преступления. Освобожденный условно-досрочно из мест лишения свободы, А. на путь исправления не встал, систематически пьянствовал, хулиганил, угрожал ряду лиц убийством. В ночь на 1 мая 1962 г. А из хулиганских побуждений убил шофера Т.[936]

Освобожденный из мест лишения свободы нередко оказывается в довольно затруднительном положении. Часто отбывшие наказание сталкиваются с предвзятым, порой явно недоброжелательным к себе отношением со стороны работников милиции, прокуратуры, различных государственных учреждений, окружающих их лиц. Иногда вследствие перестраховки со стороны отдельных должностных лиц освобожденный из мест лишения свободы не может своевременно устроиться на работу, ему без оснований отказывают в прописке в родном городе, в проживании совместно с близкими и т. п. А ведь это – человек, который особенно нуждается в надлежащей поддержке, чтобы твердо встать на ноги, сделаться достойным членом социалистического общества.

Рецидиву способствует также недостаточный контроль со стороны руководителей и общественности предприятий, учреждений, колхозов, а также органов милиции за поведением лиц, освобожденных из мест заключения, отсутствие глубокого интереса к их жизни и быту, недостаточное привлечение освобожденных к активному участию в общественной жизни.

З. Тунеядство и умышленные убийства

Одним из наиболее ярких проявлений частнособственнических пережитков является тунеядство – паразитическое существование отдельных лиц за счет общества.

Тунеядство, как отмечает И. Д. Перлов, «само по себе наносит огромный ущерб обществу, так как каждый тунеядец – это паразит на здоровом организме человеческого общества, он берет все от общества, но ничего не дает ему взамен. Но оно во сто крат опаснее для общества тем, что сегодняшний тунеядец – это, как правило, завтрашний преступник. Тунеядец – это потенциальный преступник»[937]. Тунеядство всегда связано с моральным разложением, особенно с пьянством. Паразитический образ жизни порождает различные преступления, в том числе и умышленные убийства.

Житель г. Новочеркасска М. был ранее судим за разбой. Освобожденный досрочно из мест лишения свободы, М. систематически пьянствовал, общественно полезным трудом не занимался, вел антиобщественный паразитический образ жизни. 11 апреля 1961 г. М., будучи в нетрезвом состоянии, у себя в доме из хулиганских побуждений ударом ножа в область сердца убил гр-на К.[938]

И. Нереагирование на угрозы убийством и на сигналы о подготовляемых убийствах

Совершению умышленных убийств очень часто предшествуют обстоятельства, свидетельствующие о намерении преступника совершить убийство. Это – высказывания об убийстве, угрозы убийством, преследование жертвы, а затем и приготовление к совершению преступления. Эти факты, как правило, очень быстро становятся известны общественности, органам милиции и прокуратуры. Однако органы милиции, прокуратуры и общественность зачастую уделяют недостаточно внимания борьбе с такого рода поведением.

В 30 % изученных дел об умышленных убийствах в Ростовской области совершению преступления предшествовали угрозы убийством в отношении потерпевших. В 95 % случаев об угрозах было известно органам власти и общественности, однако последние на эти угрозы или вообще не реагировали, или реагировали явно недостаточно.

Нереагирование на угрозы убийством и на сигналы о подготовляемых убийствах – одно из условий, способствующих их совершению.

Показательно в этом отношении следующее дело. Некий X. ревновал свою сожительницу О. и на этой почве систематически устраивал в доме и на работе О. скандалы, избивал ее и угрожал убийством. 28 марта 1962 г. X. пришел в нетрезвом состоянии в столовую, где работала О., вновь стал угрожать убийством и заявил сотрудникам столовой, что «завтра О. будут хоронить». Казалось бы, подобное поведение должно было обеспокоить коллектив столовой, однако сослуживцы О. остались равнодушны к этим угрозам. О. была вынуждена ночевать у знакомых. На следующий день X. вновь явился в столовую и силой заставил О. идти домой. Опять никто не вмешался, не поставил в известность о намерениях X. милицию. Придя домой, X. зверски убил О.[939]

К. Непринятие очевидцами мер к пресечению убийства

Нередко убийства совершаются на глазах граждан, которые не принимают никаких мер к их предотвращению.

Непринятие свидетелями мер к пресечению убийства – это проявление мещанской идеологии, мещанских принципов «моя хата с краю» или «своя рубашка ближе к телу».

Подобные факты абсолютно недопустимы. Для советского человека защита жизни другого лица от преступного посягательства является не только осуществлением права на необходимую оборону, но и моральной обязанностью.

Там, где общественность не принимает мер к пресечению преступлений, преступные элементы, чувствуя свою безнаказанность, распоясываются до предела. Нередко это приводит и к совершению умышленных убийств.

Братья К. после распития спиртных напитков проникли без билетов в пригородный поезд «Успенская – Таганрог». Проводница поезда С. не пускала пьяных безбилетных пассажиров в вагон. Тогда К. Федор накинулся на С. с ножом и стал избивать ее. Это наблюдал находившийся в вагоне поезда гр-н Б., однако никаких мер к защите С. он не принял, проявил трусость и, оставив женщину без помощи, бежал в другой вагон. В результате К. Федор убил С.[940]

Л. Недостатки в охране общественного порядка и безопасности граждан

Совершению умышленных убийств нередко способствуют недостатки в организации наружной службы органов милиции и в деятельности добровольных народных дружин по охране общественного порядка и безопасности граждан.

Можно привести немало примеров того, как указанные недостатки способствовали совершению умышленных убийств.

Вечером 17 сентября 1961 г. в г. Шахты Ростовской области на танцевальной площадке клуба шахты «Нежданная» группа молодых парней учинила дерзкие хулиганские действия, сорвала танцы. Эти хулиганские действия своевременно пресечены не были, и в результате один из хулиганов Б. ударом штыка от немецкой винтовки убил гр-на Г. Расследованием по делу было установлено, что работник милиции, отвечавший за состояние охраны на данном участке, в момент совершения преступления отсутствовал, немногочисленные дружинники, присутствовавшие на танцплощадке, действовали нерешительно и разрозненно. Эти обстоятельства способствовали совершению тяжкого преступления[941].

М. Наличие у некоторой части населения огнестрельного и холодного оружия и умышленные убийства

Изучение умышленных убийств показывает, что чаще всего при их совершении используется холодное и огнестрельное оружие. Это свидетельствует о том, что одним из условий, способствующих совершению умышленных убийств, является наличие у некоторой части населения холодного и огнестрельного оружия.

Между тем в ряде мест органы милиции и общественность недостаточно активно выявляют факты незаконного изготовления, хранения и ношения холодного и огнестрельного оружия. Нередко оружие изготовляется учащимися ремесленных и технических училищ, рабочей молодежью на заводах и в мастерских. Зачастую это происходит на глазах у многих людей, однако общественность проходит мимо подобных фактов.

Так, К., слесарь-сборщик Таганрогского комбайностроительного завода, изготовил на заводе револьвер, приспособленный для стрельбы малокалиберными патронами. Будучи на танцплощадке, К. организовал драку с учащимися технического училища, во время которой стрелял из этого револьвера[942].

Слабо еще проводится среди населения пропаганда добровольной сдачи незаконно хранимого огнестрельного и холодного оружия. Лица, уличенные в незаконном изготовлении, хранении и ношении оружия, иногда остаются безнаказанными.

Иногда оружие вверяется по службе непроверенным лицам, которые с его помощью совершают тяжкие преступления. Речь, прежде всего, идет о качественном составе сторожевой охраны. Обязанности сторожей нередко поручают совершенно непригодным для такой работы лицам. В ряде случаев сторожами, охранниками, вахтерами назначаются лица, ранее судимые (иногда неоднократно и нередко – за тяжкие преступления).

Возложение обязанностей по несению сторожевой службы на лиц, непригодных для этой работы по своим физическим, а иногда и психическим данным, на пьяниц, хулиганов, ранее судимых лиц и отсутствие надлежащего контроля и инструктажа сторожей, вахтеров, лесников, объездчиков и др. является одним из условий, способствующих совершению умышленных убийств.

Большое количество умышленных убийств (1/6) совершается с применением охотничьих ружей.

Постановлением Совета Министров СССР № 478 от 11 мая 1959 г. установлено, что продажа охотничьего оружия разрешается только членам охотничьего общества по предъявлении членского билета. При вступлении в Общество охотников требуется сдать зачеты по так называемому охотничьему минимуму. Это в известной степени затрудняет проникновение в члены охотничьего общества разных случайных элементов и препятствует вооружению сомнительных лиц.

Однако, вопреки постановлению правительства, в ряде мест действующий порядок продажи охотничьего оружия часто нарушается, охотничьи ружья приобретаются лицами, не имеющими на это права.

Большое количество людей фактически выбывает из членов охотничьего общества, однако охотничьи ружья у них остаются. Нет и ограничений для вступления в члены охотничьего общества (помимо сдачи зачетов по охотничьему минимуму), фактически каждый желающий может стать членом этого общества и приобрести охотничье оружие. Нередко убийства с применением охотничьих ружей совершаются лицами, ранее судимыми за преступления против личности, кражи, хулиганство и пр.

В ряде случаев совершению убийств способствует отсутствие регистрации охотничьего оружия и контроля за его надлежащим хранением и использованием.

Н. Недостатки в раскрываемости умышленных убийств и других преступлений

Совершению умышленных убийств способствует слабая раскрываемость в некоторых местах органами охраны общественного порядка и прокуратуры убийств и других тяжких преступлений. Убийство, оставшееся нераскрытым, вселяет в преступника чувство безнаказанности, что нередко приводит к совершению им новых преступлений, в том числе и умышленных убийств. Лицо, совершившее убийство и оставшееся на свободе, является потенциальным убийцей. Характерно в этом отношении дело Р., который, пользуясь неудовлетворительной работой следственных и розыскных органов, совершил в период с 1949 по 1958 г. на территории РСФСР и Украины 8 убийств, 3 покушения на убийства, ряд разбойных нападений, а при задержании убил двух работников милиции[943].

§ 2. Предупреждение умышленных убийств

Ликвидация преступности в нашей стране предполагает устранение причин и условий, способствующих совершению преступлений, с тем чтобы на этой основе обеспечивалось предупреждение, а затем и полное искоренение преступлений.

Это принципиальное положение получило свое закрепление в Программе КПСС.

Содержание работы по предупреждению умышленных убийств включает в себя следующие аспекты: 1) устранение причин и условий, способствующих совершению убийств; 2) нейтрализацию действия этих причин и условий; 3) создание условий и обстоятельств, препятствующих совершению умышленных убийств.

А. Борьба с алкоголизмом

Особое значение в деле предупреждения умышленных убийств имеет борьба с алкоголизмом.

Борьба с алкоголизмом предполагает сочетание самых разнообразных форм и средств. Главная роль среди них принадлежит профилактике, настойчивой воспитательной работе. Здесь нельзя ограничиться только разъяснением и убеждением. Против пьянства необходимо поднять гневный голос всей советской общественности. Каждый случай пьянства должен вызывать единодушное и суровое осуждение окружающих.

Должно быть усилено административное и общественное воздействие на лиц, злоупотребляющих алкоголем. Действенными мерами по перевоспитанию таких лиц являются: проведение с ними соответствующих бесед, обсуждение их поведения по месту работы или жительства (на собрании, на заседании комитета профсоюза или товарищеского суда), организация товарищеского контроля за их поведением, отношением к семье и времяпрепровождением, вовлечение их в учебу, занятия спортом, общественную работу и т. п.

Работники милиции, прокуратуры и суда по роду своей деятельности часто сталкиваются с фактами пьянства. Проходить мимо этих фактов они не имеют права. О злоупотреблении алкоголем со стороны того или иного лица необходимо сообщать общественным организациям и коллективам трудящихся.

Борьба с алкоголизмом требует и определенных хозяйственно-организационных мероприятий. Речь, прежде всего, идет о последовательном проведении в жизнь мероприятий, предусмотренных постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 15 декабря 1958 г. «Об усилении борьбы с пьянством и о наведении порядка в торговле крепкими спиртными напитками»[944].

Представляется необходимым провести еще ряд мер по ограничению продажи спиртных напитков[945] – например, запрещение (или, во всяком случае, существенное ограничение) продажи спиртных напитков в выходные и праздничные дни, а также в дни получения заработной платы большинством трудящихся. Запрещение продажи водки в утренние часы представляется целесообразным распространить, по крайней мере, на все дообеденное время дня. Категорически следует запретить продажу спиртных напитков лицам, находящимся в нетрезвом состоянии.

Борьба с алкоголизмом предполагает использование и правовых, в том числе и уголовно-правовых средств.

Прежде всего, это относится к самогоноварению. Решительную борьбу с самогоноварением должны вести органы милиции, прокуратуры и суда. Помимо применения уголовного закона (ст. 158 УК РСФСР) большое значение в борьбе с самогоноварением имеет проведение разъяснительной работы среди населения и широкое привлечение к борьбе с этим злом нашей общественности. Ослабление борьбы с самогоноварением ведет к росту пьянства, к совершению преступлений, в том числе и умышленных убийств.

В селе Нижняя Ведуга Семилукского района Воронежской области некий И. и его сожительница В. изготовляли самогон и систематически пьянствовали. Между ними часто возникали ссоры и драки, однако ни общественность села, ни органы милиции никаких мер к ним не применяли. Во время очередного распития самогона И. в ссоре убил В.[946]

Повсеместно нужно усилить борьбу с шинкарством. Поскольку алкоголь оказывает особое вредное влияние на нравственное развитие и поведение детей и подростков, следовало бы установить уголовную ответственность за приучение несовершеннолетних к употреблению спиртных напитков и их спаивание.

В этом отношении шаг вперед по сравнению с УК РСФСР сделали уголовные кодексы Узбекской (ч. II ст. 218), Казахской (ч. II ст. 201) и Молдавской (ст. 224) ССР, предусматривающие уголовную ответственность за вовлечение несовершеннолетних в пьянство. Уголовная ответственность за подобного рода деяния установлена и законодательством некоторых стран народной демократии (Германской Демократической Республики, Чехословацкой Социалистической Республики).

Важное значение в борьбе с алкоголизмом и порождаемой им преступностью имеет лечение хронических алкоголиков. Принудительное лечение, предусмотренное ст. 62 УК РСФСР, играет большую роль в числе мер, направленных на борьбу с алкоголизмом и совершаемыми в связи с ним преступлениями.

Однако до недавнего времени возможность применения к алкоголикам и наркоманам принудительного лечения была ограничена лишь случаями совершения последними какого-либо преступления. До совершения преступления никто не вправе был обязать алкоголика лечиться от своего порока. Подобное ненормальное положение не способствовало предупреждению преступлений.

Учитывая многочисленные пожелания и предложения общественных организаций и коллективов трудящихся, Президиум Верховного Совета РСФСР 19 декабря 1964 г. принял указ, согласно которому алкоголики подлежат направлению в лечебно-трудовые профилактории для принудительного лечения и трудового перевоспитания на срок от 6 месяцев до 2 лет. Вопросы о направлении в профилактории должны рассматриваться народными судами по ходатайствам общественных организаций, коллективов трудящихся или государственных органов и при наличии соответствующего медицинского заключения[947]. Аналогичные законодательные акты были ранее приняты и в других союзных республиках (Молдавской, Латвийской, Литовской, Узбекской, Таджикской, Украинской).

Б. Борьба за повышение культурного уровня

Видную роль в деле предупреждения умышленных убийств играет повышение общеобразовательного и культурного уровня советских граждан.

Необходимо добиться последовательного осуществления всеобщего обязательного обучения в стране, полностью исключить случаи оставления школы и прекращения учебы до получения установленного минимума образования. Нужно усилить прокурорский надзор за исполнением закона о всеобщем восьмилетнем образовании. Работающую молодежь, не получившую среднего образования, необходимо повсеместно привлекать в вечерние школы. Надо постоянно помнить, что это не только важнейшее средство обеспечения культурного уровня населения, но и один из путей устранения источников, питающих преступность в нашей стране, в частности, такие опасные преступления, как умышленные убийства. Необходимо усилить также научно-атеистическую пропаганду, которая, способствуя общему росту культурного уровня населения, благоприятно скажется и на состоянии преступности.

В. Борьба с хулиганством

Эффективная борьба с хулиганством – важное средство предупреждения умышленных убийств.

Одним из основных направлений профилактической работы по борьбе с хулиганством является своевременное реагирование на факты мелкого нарушения общественного порядка, борьба даже с незначительными хулиганскими проявлениями. Надо постоянно ориентировать народные дружины, домовые комитеты, товарищеские суды на необходимость выявления и немедленного реагирования на факты мелкого хулиганства, скандалов и драк, вызывающего поведения и т. п. С имеющимся материалом о фактах нарушения общественного порядка следует обязательно знакомить общественность по месту работы или жительства нарушителя для принятия мер общественного воздействия. Нередко целесообразно сочетание мер административного (например, административный арест) и общественного (например, обсуждение поведения правонарушителя на собрании коллектива) воздействия.

Важная роль в борьбе с хулиганством принадлежит органам милиции, прокуратуры и суда. В случаях совершения злостного, особенно сопряженного с насилием, хулиганства необходимо беспощадно применять меры уголовной репрессии. Но главное в деятельности указанных органов по борьбе с хулиганством – это, конечно, профилактика, выявление и устранение причин и условий, способствующих хулиганству.

Активная работа народных дружин, комсомольских патрулей, товарищеских судов, партийных, комсомольских и профсоюзных организаций, органов охраны общественного порядка, прокуратуры и суда по борьбе с хулиганством – гарантия успешной борьбы с умышленными убийствами. Там, где правильно и эффективно поставлена борьба с хулиганством, неизбежно сокращается число умышленных убийств. Например, в Курской области в 1961 г. в результате усиления борьбы с хулиганством было предупреждено 38 убийств и 94 случая нанесения тяжких телесных повреждений, а число убийств по сравнению с 1960 г. сократилось.

Г. Борьба с неурядицами в быту

Неприязненные отношения, неурядицы в быту развиваются чаще всего постепенно. Убийства на этой почве, как правило, завершают длинную цепь скандалов, ссор, всевозможных споров, драк, оскорблений, побоев, угроз и тому подобных конфликтов. Своевременное устранение бытовых конфликтов, пресечение государственными органами и общественностью неправильного поведения отдельных лиц, несомненно, способствовали бы предотвращению некоторой части убийств.

Необходимо активизировать деятельность общественности по устранению бытовых неурядиц, распущенности в быту, ненормальностей, возникающих в семье, в отношениях с родственниками, соседями, сослуживцами и т. п. Ссоры, скандалы и драки, даже если потерпевшие и не обращаются с просьбой привлечь к ответственности скандалиста или драчуна, должны быть предметом рассмотрения товарищеских судов и других общественных организаций. Пора покончить с распространенным еще мнением о том, что поведение в семье является личным делом каждого.

Работники милиции и прокуратуры не должны отмахиваться и от поступающих заявлений и жалоб об оскорблениях, скандалах, побоях, издевательском отношении, ограничиваясь формальной рекомендацией обратиться в суд в порядке частного обвинения. Они обязаны в таких случаях принять жалобу, разобраться на месте в обстановке и независимо от направления полученной жалобы в суд принять необходимые меры к оздоровлению обстановки (вызвать скандалистов на беседу, передать материалы в товарищеский суд и т. п.).

Следует согласиться с предложением В. К. Звирбуля о том, чтобы в законодательном порядке следователю, судье, прокурору и органам милиции было предоставлено право делать публичное предостережение от имени государства лицам, грубо нарушающим общественный порядок и правила социалистического общежития[948].

Необходимо обеспечить такой порядок, чтобы в случаях, когда в действиях нарушителей нет состава преступления, должностные лица не ограничивались бы отказом в возбуждении уголовного дела, а сообщали бы об аморальном поведении этих лиц в соответствующие общественные организации и коллективы трудящихся для применения к ним мер общественного воздействия. В этих же целях желательно, чтобы суды в необходимых случаях доводили до сведения общественности приговоры по делам частного обвинения.

Д. Борьба с корыстью и стяжательством

Некоторые практические работники скептически относятся к возможности предотвращения корыстных убийств. Однако и корыстные убийства можно предупреждать.

Главенствующая роль в деле предотвращения корыстных убийств принадлежит настойчивой воспитательной работе по преодолению в сознании людей таких отвратительных пережитков прошлого, как алчность, жадность, скопидомство, стяжательство. Человек живет в обществе, и такие противоестественные качества трудно замаскировать от окружающих. Общественность должна принимать самые решительные меры по борьбе с малейшими проявлениями корысти и стяжательства.

Поскольку большинство корыстных убийств сопряжено с разбойными нападениями, постольку и профилактика этой категории корыстных убийств неотделима от работы по предупреждению разбоев, грабежей и бандитизма. Основная тяжесть в проведении этой работы падает на органы охраны общественного порядка.

Е. Борьба с формированием преступных групп

Органы милиции, опираясь на общественность, должны вести настойчивую работу по своевременному пресечению формирования преступных групп. Указанные группы в ряде случаев складываются вокруг лиц, возвратившихся из мест лишения свободы. Иногда они образуются на почве озорства, выпивки, азартных игр и т. п.

Информация о возникновении таких групп может быть получена от членов народных дружин, домовых комитетов, от отдельных граждан, а также оперативным путем. По каждому сигналу органы милиции должны немедленно принимать меры к ликвидации преступной группы, не дожидаясь, пока ее члены совершат преступление. Это будет способствовать предупреждению не только умышленных убийств, сопряженных с разбойным нападением, но и других видов умышленного убийства (из хулиганских побуждений, на почве мести, с целью сокрытия другого преступления и т. п.).

Ж. Усиление воспитательной работы

Важную роль в предупреждении преступлений играет усиление воспитательной работы среди населения, особенно среди молодежи.

Как отмечает Н. Р. Миронов, «успех воспитательной работы обеспечивается тогда, когда она охватывает все слои общества и прежде всего те, которые в ней больше всего нуждаются»[949].

Часто лучшие пропагандисты, лучшие организаторы воспитательной работы направляются к коммунистам, комсомольцам, к активным рабочим, служащим, колхозникам. Что же касается людей, в первую очередь нуждающихся в воспитании, из которых нередко выходят преступники, то они порой оказываются вне сферы действия идеологических кадров. Для успешного воспитания неустойчивых и оступившихся граждан крайне важно сосредоточить лучшие пропагандистские кадры в наиболее острых и уязвимых местах.

Человек с новым мировоззрением, с новой моралью формируется в коллективе. Необходимо укреплять трудовую дисциплину рабочих, служащих и колхозников, повышать их сознательное отношение к своему долгу, вовлекать в общественную работу недостаточно устойчивых лиц. Это будет способствовать снижению преступности вообще и умышленных убийств в частности. Но коллектив – основной воспитатель не только на производстве, но и в быту. Поэтому движение за коммунистический труд надо прочнее соединять с движением за коммунистические отношения в быту.

З. Борьба с рецидивом

Усиление борьбы с рецидивом является одним из важнейших мероприятий по предупреждению умышленных убийств.

Важную роль в борьбе с рецидивом играют исправительно-трудовые учреждения. Их главной задачей является исправление и перевоспитание осужденных, возвращение их к честной трудовой жизни, а также предупреждение совершения преступлений как самими осужденными, так и другими неустойчивыми гражданами.

Исправление отдельных дефектов сознания людей, совершивших преступления, а иногда коренная переделка их сознания – это основное условие предупреждения рецидива. Специфика рецидива настоятельно требует усиления именно мер специального предупреждения.

Заслуживает самого тщательного внимания проблема организации освобождения заключенных и трудового устройства освобожденных из мест лишения свободы. Необходимо усилить прокурорский надзор за законностью и обоснованностью применения условно-досрочного освобождения и к освобождению заключенных из мест лишения свободы подходить со всей серьезностью.

Исключительно важную роль в борьбе с рецидивом играют меры, осуществляемые по выходе заключенного на свободу. Вопрос об оказании надлежащей помощи лицам, освобожденным из мест лишения свободы, является центральным в предупреждении рецидива. Оказание такой помощи является важнейшей обязанностью государственных органов, всей советской общественности.

Имеющиеся неполадки в трудоустройстве освобождаемых из мест лишения свободы должны немедленно устраняться. К должностным лицам, не желающим принимать на работу освобожденных из мест лишения свободы, нужно применять самые решительные меры как к нарушителям социалистической законности.

Обеспечение освобожденного из мест лишения свободы работой и жильем, создание нормальных материально-бытовых условий являются важнейшими предпосылками для успешного решения задачи предупреждения рецидива. С освобожденными из мест лишения свободы крайне необходимо проводить систематическую индивидуальную воспитательную и разъяснительную работу. Персональное шефство, вовлечение бывшего заключенного в общественную жизнь коллектива, терпеливое убеждение его в никчемности и недопустимости ведения преступного образа жизни помогают бывшему преступнику окончательно встать на честный трудовой путь, закрепить результаты воздействия, оказанные на него в исправительно-трудовом учреждении.

Успех работы по предупреждению рецидива может быть достигнут только тогда, когда забота и помощь, оказываемые лицам, освобожденным из мест заключения, будут сочетаться с бдительностью и контролем по отношению к таким лицам. Этот контроль должен быть не только общественным, но и осуществляться также по линии органов охраны общественного порядка.

Прежде всего, необходимо установление контакта между работниками исправительно-трудовых учреждений и работниками территориальных органов милиции. Возможны случаи, когда по истечении срока лишения свободы из исправительно-трудового учреждения освобождается заключенный, не проявивший признаков исправления или даже явно намеревающийся продолжать свою преступную деятельность. Контакт работников милиции с работниками исправительно-трудовых учреждений позволяет в таких случаях предпринять необходимые профилактические меры и не допустить рецидива со стороны такого лица. Такие лица должны ставиться органами милиции на оперативный учет, их место жительства и место работы должны быть хорошо известны работникам милиции, за ними необходимо установить оперативное наблюдение. Оперативное наблюдение за преступниками-рецидивистами и лицами, привлекавшимися ранее к уголовной ответственности за дерзкие преступления (бандитизм, умышленное убийство, изнасилование, дерзкое хулиганство и пр.), должно быть организовано обязательно.

Успех работы по предотвращению рецидива немыслим без тщательно налаженной регистрации судимостей. Большую пользу в этом отношении приносит специальный персональный учет особо опасных рецидивистов. Данные соответствующей картотеки должны быть всегда в распоряжении работников следственных органов и милиции. Необходимо организовать оперативный учет рецидивистов-«гастролеров». Они должны по возможности находиться под постоянным наблюдением органов милиции. Большое значение имеет взаимное информирование органов милиции о появлении рецидивистов-«гастролеров».

Предупреждению рецидива в немалой степени содействует тщательный надзор за соблюдением правил прописки. Здесь следует упомянуть также о проблеме борьбы с бродяжничеством, выявления лиц, часто меняющих место жительства, проживающих без документов, и т. п.

Следует согласиться с предложением В. П. Бурчанинова о том, чтобы накапливающиеся с момента возбуждения уголовного дела до освобождения из мест лишения свободы сведения о личности преступника направлялись заинтересованным органам по схеме: органы предварительного расследования – суд – место лишения свободы – органы милиции по месту жительства освобожденного[950]. Целесообразно, чтобы администрация исправительно-трудовых учреждений составляла рекомендации по дальнейшему воспитанию освобождаемого. Эти рекомендации должны направляться вместе со сведениями о личности освобожденного в территориальные органы милиции по месту его жительства.

Разумеется, с ними должны быть ознакомлены и общественные организации по месту работы освобожденного.

Одна из задач органов милиции состоит в том, чтобы своевременно распознавать с помощью общественности по месту работы или жительства освобожденного из мест лишения свободы возобновление действия его антиобщественных взглядов и привычек. В таких случаях необходимо принимать соответствующие предупредительные меры через общественные организации или непосредственно самим работникам милиции (вызов для беседы, предупреждение и т. п.).

Если общественное воздействие и предостережения со стороны работников милиции не дают положительных результатов, применяются более строгие меры. Например, если лица, освобожденные из мест лишения свободы, злостно уклоняются от трудоустройства и ведут антиобщественный, паразитический образ жизни, их необходимо привлекать к ответственности как тунеядцев.

В отношении лиц, условно-досрочно освобожденных и систематически нарушающих общественный порядок или злостно уклоняющихся от честной трудовой жизни, необходимо ставить перед соответствующим прокурором вопрос об опротестовании определения суда об условно-досрочном освобождении.

Необходимо тщательно выявлять уголовные группировки, организуемые рецидивистами, и обезвреживать их. Оперативно-розыскная деятельность органов охраны общественного порядка в этом отношении должна быть усилена. Органы милиции должны быть осведомлены об участниках таких группировок, об их планах и преступных замыслах. Часто выявление главарей группировок и принятие в отношении них соответствующих мер способно предотвратить совершение преступлений с рядовыми участниками таких группировок, оторвать их от преступной среды.

Должны быть приняты самые решительные меры, направленные на преодоление тлетворного влияния рецидивистов на недостаточно устойчивых граждан, особенно молодежь. Установление ближайших связей и окружения рецидивиста позволит выявить таких неустойчивых лиц и принять по отношению к ним соответствующие профилактические меры, исключающие возможность совершения ими преступлений (обсуждение их поведения, установление индивидуального шефства и т. д.).

И. Борьба с тунеядством

Усиление борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами – одно из необходимых мероприятий по предупреждению умышленных убийств.

Лица, не занимающиеся общественно полезным трудом и ведущие антиобщественный, паразитический образ жизни, должны повсеместно вовлекаться в трудовую деятельность, за их поведением необходимо установить постоянный общественный и административный контроль. Очень важно создать вокруг тунеядцев обстановку нетерпимости и всеобщего осуждения.

Мощным средством в борьбе с тунеядством служит законодательство союзных республик, специально направленное на усиление борьбы с антиобщественными, паразитическими элементами (в частности, Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 г. «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный, паразитический образ жизни»). Необходимо повсеместно обеспечить эффективность применения этого законодательства.

К. Борьба с угрозами убийством. Своевременное реагирование на сигналы о подготовляемых убийствах

Мы уже отмечали, что нереагирование общественности и государственных органов на угрозы убийством и на сигналы о подготовляемых убийствах является одним из условий, способствующих их совершению.

Активное противодействие общественности поведению лиц, угрожающих кому-либо убийством, может и должно служить важным средством профилактики умышленных убийств. Даже единичные случаи угроз убийством, когда реальность угрозы невелика, должны привлекать внимание общественности. Каждый такой случай необходимо рассматривать на собраниях коллективов по месту работы или жильцов дома, в товарищеских судах и т. д. Меры общественного воздействия в отношении лиц, высказывающих подобные угрозы, явятся эффективным средством против перерастания аморального поведения в преступления, в том числе и в убийства.

Работники милиции и прокуратуры в подобных случаях должны использовать следующие средства:

а) вызывать лиц, угрожающих убийством, на беседу и предупреждать их о пагубных последствиях подобного поведения. Необходимо, в частности, без промедления предупредить нарушителя о грозящей ему уголовной ответственности, принять меры к сдаче им оружия (если оно имеется) и одновременно посоветовать, как разрешить конфликт, принявший столь острые формы. В случае необходимости может быть дан совет переменить место жительства или работы. Представляется оправданным участие в подобных беседах представителей общественности (по месту работы или жительства правонарушителя);

б) направлять общественной организации, товарищескому суду или коллективу трудящихся сообщения о недостойном поведении определенного лица. Большую пользу принесет личное участие работника милиции или прокуратуры в обсуждении его сообщения общественностью[951];

в) направлять материалы на правонарушителя в государственные органы для решения вопроса о привлечении к ответственности в административном порядке;

г) вносить представления в общественные организации или государственные органы, если в их деятельности обнаружены недостатки и упущения, способствующие аморальному поведению определенного лица;

д) устанавливать наблюдение за поведением лица, угрожавшего кому-либо убийством, пока не станет ясно, что он отказался от своих намерений. Органам милиции следует по каждому ставшему им известным случаю угрозы убийством заводить оперативные дела и проводить соответствующую профилактическую работу.

Указанные средства должны применяться в совокупности. Это повысит их эффективность.

Необходимо обеспечить и эффективное применение уголовного закона, предусматривающего ответственность за угрозу убийством (ст. 207 УК РСФСР). В тех случаях, когда есть основания предполагать, что угроза убийством может быть приведена в исполнение, правонарушитель должен быть немедленно привлечен к уголовной ответственности по ст. 207 УК РСФСР и в отношении его должна быть избрана соответствующая мера пресечения. Строгое соблюдение закона об уголовной ответственности за угрозу убийством и нанесение тяжких телесных повреждений будет способствовать предупреждению умышленных убийств[952].

Представляется целесообразным повысить санкцию за угрозу убийством (ст. 207 УК РСФСР) до 2 лет лишения свободы, оставив без изменения остальные виды наказания, предусмотренные этой статьей, и добавив к ним высылку сроком до 3 лет. Это повысит профилактическое значение указанной нормы.

Если совершению убийства предшествовали угрозы, необходимо выяснять, почему об этих угрозах не знали органы милиции и прокуратуры; в случаях нереагирования работников указанных органов на угрозы убийством или на сигналы о подготовляемых убийствах виновных следует привлекать к строгой дисциплинарной и партийной ответственности.

В Кантемировский РОМ УООП Воронежского облисполкома неоднократно обращалась гр-ка Б. с просьбой принять меры в отношении ее сожителя К., угрожавшего ей убийством. Никаких мер по отношению к К. принято не было. Ранее он был судим за причинение тяжких телесных повреждений, что давало основание опасаться рецидива с его стороны. 20 ноября 1960 г. К. избил Б., в результате чего она попала в больницу. Перед поступлением в больницу Б. вновь обратилась в милицию с просьбой принять меры в отношении К. Однако и на этот раз никаких мер принято не было. На следующий день К. ворвался в больницу и убил Б. Совершенно правильно поступил прокурор Кантемировского района, который в своих представлениях, направленных в райком КПСС и начальнику Воронежского УООП, потребовал принять меры к искоренению порочного стиля в работе этого отделения милиции.

Ни один случай угрозы убийством нельзя оставлять без внимания!

Профилактическая работа по сигналам о подготовляемых убийствах во многом аналогична работе по борьбе с угрозами убийством (собственно говоря, угроза убийством в ряде случаев является сигналом о его подготовке). Однако она имеет и свою специфику.

Большими возможностями в выявлении фактов, свидетельствующих о намерении лица совершить убийство или о приготовительных действиях к совершению убийства, располагают органы охраны общественного порядка. Разумеется, при проведении этой работы им необходимо широко опираться на помощь общественности.

Получить сведения о намерении лица совершить убийство или о его приготовлении к совершению этого преступления можно также в результате производства расследования по уголовным делам, осуществления административного надзора, путем использования специальных оперативно-розыскных средств и методов и т. п. Задача состоит в том, чтобы не оставлять без внимания ни одного факта подготовки к убийству.

Предупредительные меры должны быть своевременными. Промедление способствует укоренению преступного умысла, созданию реальной опасности для жизни человека. Нельзя доводить дело до покушения на убийство.

Установив, что лицо готовит убийство, необходимо, прежде всего, принять неотложные меры: немедленно вызвать его на беседу в соответствующий орган милиции или в прокуратуру, разъяснить ему, что работники милиции или прокуратуры осведомлены о готовящемся преступлении, убедить его в пагубности последствий и изъять орудия преступления. В процессе беседы лицо, замыслившее убийство, может раскаяться. Однако воздействие на него необходимо продолжить. Необходимо своевременно информировать о готовящемся преступлении соответствующие партийные, комсомольские и иные общественные организации, администрацию предприятия, общественность, которые могут принять эффективные воспитательные меры в отношении лиц, замышляющих убийство. Реальное воздействие на таких лиц способно оказать близкие им люди (члены их семьи, родственники, друзья). Эти возможности также должны быть использованы.

Необходимо принимать меры, которые обеспечивали бы устранение самой обстановки, способствующей формированию и развитию умысла на убийство, и воздействие на лицо, могущее совершить убийство, чтобы побудить его отказаться от преступных намерений. Лица, подготавливающие убийство, должны находиться под постоянным оперативным наблюдением.

В тех случаях, когда обычные меры и влияние общественности не могут обеспечить предупреждения готовящегося убийства, необходимо проводить исключительные мероприятия, направленные на изоляцию преступника. К таким мероприятиям относится своевременное привлечение преступника к уголовной ответственности за приготовление к убийству либо за преступления, предусмотренные ст. 207, 210, 218 УК РСФСР, и др.

В практике органов милиции и прокуратуры встречается немало случаев, когда умелое и оперативное реагирование работников указанных органов на сигналы о подготавливаемых убийствах вело к успешному предотвращению этих преступлений. Приведем в качестве примера один из таких случаев.

В г. Воронеже группа молодых людей во главе с Виктором Ж. в районе остановки «Солнечная» решила совершить убийство из мести братьев М. Об этом стало известно старшему оперуполномоченному отдела уголовного розыска УООП Воронежского облисполкома тов. Рогову. Совместно с другими работниками милиции тов. Рогов организовал оперативное наблюдение в районе остановки «Солнечная». Как только участники намеченного преступления появились на остановке, они были задержаны и доставлены в Коминтерновский райотдел милиции. В отделе милиции сотрудникам уголовного розыска удалось переубедить парней, примирить враждующие стороны, заставить их раз и навсегда отказаться от преступных намерений. Так было предотвращено тягчайшее преступление.

Л. Мобилизация граждан на борьбу с убийствами

Мобилизация граждан на борьбу с умышленными убийствами является одним из важнейших мероприятий в деле их предупреждения. Без участия масс, одними только административными мерами, покончить с преступностью невозможно.

Установление роли присутствовавших при совершении убийств, выявление тех из них, кто проявил трусость, и предание этих лиц суду общественности также имеют большое воспитательное значение, мобилизуют граждан на борьбу с нарушителями общественного порядка.

В этом отношении представляет интерес частное определение судебной коллегии по уголовным делам Ростовского областного суда, вынесенное при рассмотрении уже упоминавшегося дела по обвинению К. в убийстве проводницы поезда С. Определение было вынесено в связи с тем, что находившийся в вагоне поезда, где совершалось убийство, гр-н Б. проявил малодушие и не принял никаких мер к защите женщины от нападения озверевшего бандита. В этом частном определении, направленном коллективу, где работал Б., говорится, что его поступок несовместим с долгом советского человека и заслуживает общественного осуждения.

М. Усиление охраны общественного порядка и безопасности граждан

Одним из важных мероприятий в предупреждении умышленных убийств является усиление охраны общественного порядка и безопасности граждан. Активизация работы наружной службы милиции и народных дружин в этом отношении имеет большое профилактическое значение. Очень важно правильно организовать эту работу в вечернее и ночное время, а также в предвыходные, выходные и праздничные дни.

Для предупреждения умышленных убийств большое значение имеет знание местной оперативной обстановки, осведомленность о местах появления преступного элемента, пьяниц и хулиганов. Задача состоит в том, чтобы во всех этих уязвимых местах организовать эффективную охрану общественного порядка, пресекать его малейшие нарушения. Четко организованная служба по охране общественного порядка и безопасности граждан обеспечивает создание в общественных местах обстановки, делающей невозможным совершение преступлений.

Наиболее эффективными средствами в этом отношении являются:

а) правильно организованная постовая и патрульная служба милиции;

б) личный сыск оперативных работников милиции и в) привлечение широких масс общественности к охране общественного порядка (добровольные народные дружины, комсомольские патрули, внештатные общественные работники милиции и т. п.).

Заслуживает внимания и такой метод охраны общественного порядка и безопасности граждан, как совместное патрулирование работников милиции и дружинников на автобусе. Эта форма взаимодействия дружинников с милицией применяется в Кировском районе г. Москвы и заслуживает широкого распространения.

Метод работы группы из 8–10 человек таков. За время патрулирования автобус объезжает все улицы и переулки района. В определенных местах устраиваются короткие остановки на 15–20 минут. За это время дружинники и работники милиции просматривают дворы, скверы, подъезды, парадные, лестничные клетки, котельные, чердаки и т. д.

Работа на автобусе дает большие преимущества: возможность гибкого маневра по всей территории района, внезапность появления в самом неожиданном месте[953].

По каждому делу об убийстве следователь, определив место и время совершения преступления, должен установить лиц, ответственных за состояние охраны общественного порядка и безопасности граждан на данном участке в данный период, выяснить, где эти лица находились в момент совершения преступления и какие меры принимали для пресечения преступления. Обнаружив какие-либо недостатки и упущения в работе милиции и народных дружин по организации охраны общественного порядка и безопасности граждан, следователь должен внести в соответствующие органы представление об устранении этих недостатков.

Н. Борьба с незаконным хранением, ношением и изготовлением холодного и огнестрельного оружия. Усиление надзора за соблюдением установленного порядка продажи охотничьего оружия

Важное значение для предупреждения умышленных убийств и других тяжких преступлений имеют мероприятия, проводимые в целях пресечения незаконного изготовления, хранения и ношения холодного и огнестрельного оружия. Оперативно-розыскную деятельность милиции и работу общественности в этом направлении необходимо всячески активизировать.

Органы милиции обязаны принимать энергичные меры и использовать все возможности для своевременного выявления фактов незаконного изготовления, приобретения, хранения и ношения холодного и огнестрельного оружия.

Очень важно, используя средства массово-разъяснительной работы, вовлечь в борьбу с незаконным изготовлением, хранением и ношением холодного и огнестрельного оружия педагогов, воспитателей, мастеров производственного обучения, родительский актив, администрацию и общественность предприятий и домоуправлений. Необходимо, в частности, мобилизовать общественность на пресечение попыток изготовления самодельного холодного и огнестрельного оружия, сделать невозможным изготовление такого оружия в производственных условиях. Нужно также усилить среди населения пропаганду добровольной сдачи незаконно хранимого огнестрельного и холодного оружия.

Лица, уличенные в незаконном хранении огнестрельного оружия (кроме гладкоствольного охотничьего), а также в незаконном изготовлении и ношении холодного оружия, должны с учетом их личности привлекаться к уголовной ответственности по ст. 218 УК РСФСР. Разумеется, в отношении лиц, которые положительно характеризуются по месту жительства и работы, в связи с чем не вызывает сомнений случайный характер изготовления, приобретения, хранения или ношения ими оружия, должны быть приняты меры убеждения, общественного воздействия. Если же по обстоятельствам дела очевидно, что оружие было изготовлено, приобретено или хранилось в ходе подготовки к преступлению, то привлечение виновного к уголовной ответственности является одним из средств предотвращения этого преступления.

Предотвращению умышленных убийств будут способствовать надлежащий подбор, воспитательная работа и строгий контроль за деятельностью лиц, которым оружие вверяется по службе. Особое внимание в этом отношении должно быть уделено качественному составу сторожевой охраны. Необходимо полностью исключить случаи, когда обязанности по несению сторожевой службы возлагаются на лиц, непригодных для этой работы по своим физическим и психическим данным, на пьяниц, хулиганов и ранее судимых лиц. Ротозеи, которые вручают оружие лицам, не заслуживающим доверия, должны привлекаться к дисциплинарной ответственности. Необходимо постоянно и повсеместно инструктировать охранников о порядке обращения с оружием и несения сторожевой службы. Некоторые следователи проводят такие беседы, но обычно уже после того, как кто-нибудь был убит. Между тем надлежащий инструктаж и контроль за охраной должен быть постоянным и повсеместным независимо от каких бы то ни было происшествий. Это будет способствовать предотвращению не только умышленных, но и неосторожных убийств.

Важным мероприятием в деле предупреждения умышленных убийств является наведение порядка в реализации и хранении охотничьего оружия (особенно охотничьих ружей). Необходимо усилить надзор милиции, прокуратуры и общественности за соблюдением установленного порядка продажи охотничьего оружия (постановление Совета Министров СССР от 11 мая 1959 г. за № 478). Через общественные организации магазинов в этом отношении должна проводиться соответствующая разъяснительная работа с продавцами оружия. В случаях нарушения установленного порядка продажи охотничьего оружия необходимо принимать меры по устранению этих нарушений и привлечению виновных лиц к дисциплинарной и административной ответственности.

Большое профилактическое значение в этом отношении имеет Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 14 октября 1963 г. «Об усилении борьбы с нарушениями порядка хранения и использования огнестрельного оружия». Однако нам представляется, что законодатель не исчерпал всех своих возможностей в этом отношении.

Необходимо ввести и некоторые ограничения для вступающих в члены охотничьего общества. Следует, например, согласиться с предложением Г. И. Кочарова о целесообразности запрещения приема в члены охотничьего общества, а следовательно, и продажи охотничьего оружия лицам, судимым ранее за преступления против личности, хулиганство и кражи, если судимость с них не снята или не погашена в установленном законом порядке[954]. Для ограничения продажи охотничьего оружия ранее судимым лицам можно было бы установить такой порядок, согласно которому продажа охотничьих ружей должна производиться только по предъявлении охотничьего билета и справки-разрешения, выданной органом милиции по месту жительства покупателя, подобно тому, как происходит продажа спортивного малокалиберного оружия.

Необходимо также упорядочить регистрацию и использование охотничьего оружия. Охотничьи ружья должны подлежать обязательной регистрации в органах милиции. Целесообразно предоставить органам милиции, дружинникам, работникам государственной охотничьей инспекции и общественным охотничьим инспекторам право изымать ружья у лиц, уклоняющихся от их регистрации, у лиц, не умеющих как следует хранить эти ружья или использующих их не по назначению. В охотничьих правилах следует предусмотреть специальную норму, запрещающую передачу ружей во владение и пользование другим лицам, и установить за нарушение этой нормы санкцию в виде исключения из членов охотничьего общества. В тех же правилах необходимо также установить санкции за нарушение безопасного порядка хранения и использования охотничьих ружей. Целесообразно проводить с владельцами оружия групповые и индивидуальные беседы о правилах его безопасного хранения и использования, о понятии и пределах необходимой обороны и т. п.

В связи с изложенным возникает необходимость и в издании единого нормативного акта, регулирующего порядок приобретения, хранения и использования охотничьего оружия. Помимо уже сделанных предложений в указанном нормативном акте следует предусмотреть изъятие охотничьего оружия у лиц, не занимающихся охотой и недостойно ведущих себя в быту.

Важное профилактическое значение имеет также усиление контроля за соблюдением установленных правил продажи, хранения и использования спортивного оружия.

О. Неотвратимое раскрытие всех убийств и других преступлений

Большое профилактическое значение имеет неотвратимость раскрытия всех убийств и других преступлений. Совершая преступление, преступник зачастую надеется, что ему удастся так замести следы, что преступление останется нераскрытым. Наличие нераскрытых преступлений создает у неустойчивых граждан представление о том, что можно безнаказанно совершать преступления, избежать наказания, тем самым ослабляется общепревентивное значение наказания. Кроме того, если преступник не изобличен, он имеет возможность совершить новые преступления.

Известно, какое большое значение придавал В. И. Ленин неотвратимости наказания за совершенное преступление. «Давно уже сказано, – указывал В. И. Ленин, – что предупредительное значение наказания обусловливается вовсе не его жестокостью, а его неотвратимостью. Важно не то, чтобы за преступление было назначено тяжкое наказание, а то, чтобы ни один случай преступления не проходил нераскрытым»[955]. Если бы каждое совершенное преступление своевременно обнаруживалось и раскрывалось, если бы устанавливались в каждом случае все виновные, путь к ликвидации преступности был бы значительно сокращен.

В целях обеспечения полной раскрываемости преступлений и в первую очередь таких опасных, как умышленные убийства, необходимо всемерно повышать уровень оперативно-розыскной и следственной работы[956].

Таково, по нашему мнению, основное содержание работы по предупреждению умышленных убийств.

§ 3. Роль уголовного наказания в борьбе с умышленными убийствами

Борьба с умышленными убийствами должна осуществляться и путем применения к виновным в их совершении строжайших мер наказания. В Программе КПСС указывается, что пока имеются проявления преступности, необходимо применение строгих мер наказания к лицам, совершающим опасные для общества преступления[957]. Это полностью относится к умышленному убийству, являющемуся одним из наиболее тяжких преступлений. Прав А. Васинский, указывающий, что человечность, гуманизм, состоит в терпимости к человеческим слабостям и в непримиримости к бесчеловечным преступлениям[958].

Уголовные кодексы союзных республик устанавливают за умышленное убийство суровые санкции, которые в основном соответствуют задачам борьбы с этим особо тяжким преступлением. Санкции определены в зависимости от вида умышленного убийства, предусмотренного этими кодексами.

Согласно ст. 102 УК РСФСР умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах (квалифицированное убийство) наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет со ссылкой или без таковой или смертной казнью. Аналогичные санкции за этот вид умышленного убийства установлены и уголовными кодексами других союзных республик.

При назначении наказания за умышленное убийство необходимо в каждом конкретном случае учитывать обстоятельства, предусмотренные в ст. 32 Основ уголовного законодательства (ст. 37 УК РСФСР), т. е. принимать во внимание характер и степень общественной опасности совершенного преступления, личности виновного, а также обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность. Индивидуализация наказания является важнейшим принципом его правильного назначения[959].

Как уже отмечалось, в случаях совершения умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах (ст. 102 УК РСФСР) суд может применить к виновным исключительную меру наказания – смертную казнь. Применение такой меры наказания за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах вполне оправдано. Смертная казнь является карой за совершенное преступление, но кара не самоцель наказания. Она выступает как средство предупреждения преступлений. «Возможность применения смертной казни за совершение особо тяжких преступлений, – отмечает И. С. Ной, – обусловливается не тем, что невозможно таких преступников исправить, ибо неисправимых нет, и не тем, чтобы преступник лишением жизни искупил свою вину, так как возмездие не цель наказания, а тем, чтобы предупредить совершение этих опаснейших преступлений со стороны других лиц, т. е. допущение смертной казни объясняется главным образом интересами общей превенции»[960]. Вместе с тем применение смертной казни диктуется и интересами специальной превенции – преступник обезвреживается.

Постановление № 4 Пленума Верховного Суда СССР от 4 июня 1960 г. «О судебной практике по делам об умышленном убийстве» подчеркивает, что за умышленное убийство даже при отягчающих обстоятельствах закон допускает, но не требует обязательного применения смертной казни. Поэтому надлежит с особой вдумчивостью подходить к применению этой исключительной меры наказания. Во всех случаях применения смертной казни в приговорах должны быть указаны мотивы назначения этого наказания[961]. При этом суды обычно ссылаются не на одно какое-либо отягчающее обстоятельство, а на несколько, которые в своей совокупности свидетельствуют об исключительно высокой степени опасности способа действия, личности преступника, мотивов преступления и т. п.

Так, Ростовский областной суд при рассмотрении дела об умышленном убийстве гр-на Ш., совершенном из хулиганских побуждений неким К. в соучастии с другими лицами, обосновывая необходимость применения к К. смертной казни, указал, что К. ранее был осужден за разбойное нападение к пятнадцати годам лишения свободы, отбыл всего два года и был освобожден условно-досрочно, трудоустроен, т. е. имел полную возможность встать на путь исправления, однако для себя соответствующих выводов не сделал и совершил еще более тяжкое преступление – умышленное убийство из хулиганских побуждений. Совокупность указанных обстоятельств и привела суд к выводу о необходимости применения к К. смертной казни[962].

Смертная казнь в необходимых случаях может быть применена и к лицам, виновным в покушении на совершение умышленного убийства при отягчающих обстоятельствах.

Наметившуюся в практике тенденцию усиления репрессии за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах мы считаем совершенно правильной. Надлежащий уровень охраны жизни советских граждан от преступных посягательств есть высшее выражение и высшее требование социалистического гуманизма в уголовном праве.

Таблица 22[963]

Суровые меры наказания должны применяться и к лицам, совершившим умышленные убийства без отягчающих обстоятельств.

Умышленное убийство без отягчающих обстоятельств, согласно ст. 103 УК РСФСР, наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет. Более суровые санкции за этот вид умышленного убийства установлены уголовными кодексами некоторых союзных республик. Так, согласно ст. 94 УК Украинской ССР, умышленное убийство без отягчающих обстоятельств наказывается лишением свободы на срок от семи до пятнадцати лет. В Грузинской, Литовской, Молдавской, Киргизской, Таджикской и Туркменской ССР максимальный предел санкции за этот вид умышленного убийства повышен до двенадцати лет лишения свободы. Приводимая ниже таблица показывает, как народные суды Ростовской области и Ростовский областной суд на протяжении 1961–1962 и 1-й половины 1963 г. применяли меры уголовного наказания к лицам, виновным в совершении умышленных убийств без отягчающих обстоятельств (в процентах к общему числу осужденных).

Нам представляется, что карательная политика и в отношении лиц, совершающих умышленные убийства без отягчающих обстоятельств, должна быть усилена. В этой связи следует, на наш взгляд, согласиться с предложением Б. Михайлова о необходимости изменения санкции ст. 103 УК РСФСР. Целесообразно установить за умышленное убийство без отягчающих обстоятельств наказание в виде лишения свободы на срок от пяти до тринадцати лет[964]. Повышение наказания за убийство, предусмотренное ст. 103 УК РСФСР, будет в значительной степени способствовать борьбе с этими опасными преступлениями.

Таблица 23

Менее опасные виды умышленного убийства наказываются не так сурово. Умышленное убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, согласно ст. 104 УК РСФСР, наказывается лишением свободы на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до одного года. Аналогичны санкции соответствующих статей Уголовных кодексов других союзных республик.

В соответствии со ст. 105 УК РСФСР убийство при превышении пределов необходимой обороны наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок до одного года. Уголовные кодексы Украинской, Грузинской, Азербайджанской, Армянской, Литовской, Казахской и Киргизской ССР повышают максимальный предел санкции за этот вид убийства до 3 лет лишения свободы.

Как отмечалось, большинство уголовных кодексов союзных республик выделяет в самостоятельный состав умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка. Согласно ст. 96 УК Украинской ССР, умышленное убийство матерью своего новорожденного ребенка наказывается лишением свободы на срок до трех лет. Аналогично разрешен вопрос о санкции за этот вид убийства в уголовных кодексах Молдавской, Азербайджанской, Узбекской, Киргизской ССР. В Эстонской ССР санкция за этот вид умышленного убийства повышена до 4 лет лишения свободы, в Литовской, Латвийской, Таджикской и Туркменской ССР – до 5 лет лишения свободы[965].

Изучение судебной практики РСФСР показывает, что суды за детоубийство назначают наказание, как правило, до 5 лет лишения свободы, признавая тем самым значительно меньшую общественную опасность убийства матерью своего ребенка во время родов или тотчас же после родов. Это лишний раз подтверждает нашу точку зрения о необходимости выделения в самостоятельный состав умышленного убийства матерью своего новорожденного ребенка как менее опасного вида умышленного убийства.

В деле борьбы с умышленными убийствами очень важное значение имеет разработка проблемы эффективности уголовного наказания как одного из средств предупреждения этих преступлений[966]. Под эффективностью уголовного наказания понимается «реальное осуществление (степень достижения) целей наказания в результате его воздействия на общественное сознание и на осужденного»[967]. Применительно к умышленному убийству эффективность наказания представляется целесообразным исследовать в следующих аспектах:

а) эффективность видов наказаний, установленных законодателем за это преступление;

б) эффективность назначения (выбора) наказания судами за умышленное убийство;

в) эффективность исполнения наказания по отношению к убийцам. Разработка этих важных и сложных вопросов выходит за рамки нашего исследования и нуждается в самостоятельном изучении.

Преступления против жизни и здоровья[968]

§ 1. Понятие и виды преступлений против жизни и здоровья

В ст. 3 Всеобщей декларации прав человека говорится, что каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность. Это положение воспроизведено в ст. 20–23 Конституции РФ. Всемерная охрана жизни и здоровья человека – важнейшая задача уголовного законодательства.

Ответственность за преступления против жизни и здоровья предусмотрена в главе 16 УК РФ (ст. 105–125).

Преступления против жизни – это общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законом и непосредственно посягающие на безопасность жизни человека.

УК РФ предусматривает ответственность за следующие преступления против жизни: убийство (ст. 105); убийство матерью новорожденного ребенка (ст. 106); убийство, совершенное в состоянии аффекта (ст. 107); убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ст. 108); причинение смерти по неосторожности (ст. 109); доведение до самоубийства (ст. ПО).

Преступления против здоровья – это общественно опасные деяния, предусмотренные уголовным законом и непосредственно посягающие на безопасность здоровья человека.

УК РФ предусматривает ответственность за следующие преступления против здоровья: умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111); умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 112); причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 113); причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ст. 114); умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115); побои (ст. 116); истязание (ст. 117); причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности (ст. 118); заражение венерической болезнью (ст. 121); заражение ВИЧ-инфекцией (ст. 122).

Помимо указанных криминальных деяний в главе 16 УК РФ предусматривается также ответственность за преступления, ставящие в опасность жизнь и здоровье. К их числу относятся: угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119); принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации (ст. 120); незаконное производство аборта (ст. 123); неоказание помощи больному (ст. 124); оставление в опасности (ст. 125).

Видовым объектом преступлений, предусмотренных главой 16 УК, являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья человека.

Рассматриваемые преступления уже давно обнаруживают неблагоприятные тенденции, наносят огромный, порой непоправимый ущерб обществу. Только непосредственно потерпевшими от них ежегодно выступают сотни тысяч людей. Так, только за 12 лет (1988–1999 гг.), по ориентировочным оценкам, от прямого и косвенного насилия в России погиб 1 млн человек, а более 2 млн получили увечья[969].

В 1987 г. (год базового отсчета во многих криминологических исследованиях) в России было зарегистрировано 9199 убийств (их коэффициент в расчете на 100 тыс. человек населения составил 6,3), в 1992 г. их количество перевалило за 20 тыс. (было зарегистрировано 23 006 данных преступлений, коэффициент составил 15,5), а в 1994 г. – за 30 тыс. (зарегистрировано 32 286 убийств, коэффициент – 21,8). С тех пор ежегодно регистрировалось примерно 30 тыс. убийств. Наивысший показатель относится к 2001 г. (зарегистрировано 33 583 убийства, их коэффициент составил 23,2). В 2002 г. регистрируется 32 913 убийств (коэффициент – 22,4), в 2003 г. – 32 331 (коэффициент – 22,1), в 2004 г. – 32 209 (коэффициент – 21,9), в 2005 г. – 31 446 (коэффициент – 21,5)[970].

Таким образом, только за период с 1987 по 2001 г. число зарегистрированных убийств в России возросло в 3,6 раза (примерно на столько же вырос и их коэффициент). По коэффициенту убийств в расчете на 100 тыс. человек населения Россия занимает одно из ведущих мест в мире, вдвое опережая по этому показателю США. Впереди только ЮАР и Колумбия.

При оценке данной статистической информации следует иметь в виду, что в настоящее время убийства, бывшие ранее наименее латентными преступлениями, перестали быть таковыми. Специалисты полагают, что в последние годы регистрируется не более 50 % совершенных убийств[971]. От убийств и других преступлений, повлекших смерть людей, Россия теряет ежегодно 75–100 тыс. человек.

Достаточно высоки и показатели статистики судимости за преступления против жизни. Так, в 1997 г. судами России был осужден за убийство 21 191 человек, в 1998 г. – 21 479,1999 г. – 21 524,2000 г. – 21 744,2001 г. – 25 004, 2002 г. – 22 528, 2003 г. – 22 121,2004 г. – 21 946, 2005 г. – 22 360[972].

Весьма неблагоприятны и тенденции преступлений против здоровья. В 1987 г., например, было зарегистрировано 20 100 фактов умышленного причинения тяжкого вреда здоровью (коэффициент на 100 тыс. человек населения составил 13,9), а уже через год этот показатель увеличился вдвое: в 1990 г. он составил 40 962 в абсолютных цифрах (при коэффициенте – 27,7). В 1992 г. было зарегистрировано 53 873 таких случаев (коэффициент – 36,2), в 1993 г. – 66 902 (коэффициент – 45,1). Таким образом, за период с 1987 по 1994 г. число зарегистрированных фактов умышленного причинения тяжкого вреда здоровью увеличилось в 3,3 раза (соответственно выросли и коэффициенты интенсивности рассматриваемых преступлений). В 1995–1998 гг. показатели регистрации несколько сократились, но в 1999–2003 гг. снова увеличились. В 2001 г. было зарегистрировано 55 739 случаев таких преступлений (коэффициент – 38,5), 2002 г. – 58 469 (коэффициент – 39,1), 2003 г. – 57 087 (коэффициент – 38,9), 2004 г. – 57 352 (коэффициент – 39,8), 2005 г. – 57 863 (коэффициент – 40,3)[973].

В 1997 г. число осужденных за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью составило 33 588, 1998 г. – 32 921, 1999 г. – 32 828, 2000 г. – 36 885, 2001 г. – 39 660, 2002 г. – 39 291, 2003 г. – 39 971, 2004 г. – 41 891,2005 г. – 43 766[974]. Здесь мы видим ярко выраженную тенденцию к росту абсолютных показателей.

Анализ качественных (структурных) изменений преступлений против жизни и здоровья за указанный период (1987–2005 гг.) указывает на значительное повышение степени общественной опасности названных преступлений, возрастание тяжести причиняемых ими последствий. На фоне бытового, ситуативного в целом характера данных преступлений значительно увеличилась доля организованных, заранее подготовленных криминальных деяний, нередко отличающихся особой дерзостью, изощренностью, жестокостью. Возрастает доля злостных, «привычных» преступников со специфической (агрессивно-насильственной) направленностью. Обращает на себя внимание увеличение удельного веса тяжких преступлений против жизни и здоровья с корыстной и сексуальной мотивацией (заказные убийства, серийные сексуальные убийства, преступления против жизни и здоровья, сопряженные с разбоем, бандитизмом, вымогательством). Быстрыми темпами идет процесс вооружения и качественного перевооружения преступников. Эскалация криминального насилия приобретает крайние, гипертрофированные формы.

Все это обусловливает настоятельную необходимость усиления борьбы с преступлениями против жизни и здоровья, включая эффективное использование уголовно-правовых средств, о которых идет речь в главе 16 УК РФ.

Следует сказать, что подавляющее большинство норм, включенных в эту главу, не являются новыми для российского уголовного законодательства. Многие из включенных в нее составов были известны еще дореволюционным Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. (в ред. 1885 г.) и Уголовному уложению 1903 г.[975] Большинство составов были представлены и в ранее действовавшем УК РСФСР. Законодательные изменения (причем существенные!) коснулись главным образом терминологии, структуры главы, перечня квалифицирующих и особо квалифицирующих деяния обстоятельств, выделения некоторых привилегированных составов, формулировок диспозиций, уточнения названия статей, переноса отдельных составов из других глав (например, угрозы убийством), выделения в самостоятельные статьи деяний, ранее выступавших разновидностями какого-либо одного состава (например, побоев), ну и, конечно, санкций, подвергшихся существенной корректировке. К новым видам преступлений по сути дела можно отнести лишь принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации (ст. 120 УК РФ).

При изучении этого материала необходимо освоить:

1. Понятие и виды преступлений против жизни и здоровья.

2. Признаки составов преступлений, посягающих на жизнь человека, в особенности различных видов убийств.

3. Признаки составов преступлений, посягающих на здоровье человека, в особенности различных видов причинения вреда здоровью.

4. Признаки составов преступлений, ставящих в опасность жизнь и здоровье человека.

Особое внимание при этом следует уделить сложным проблемным ситуациям, возникающим в правоприменительной практике по делам о преступлениях против жизни и здоровья. Это выявление направленности умысла в момент нанесения тех или иных телесных повреждений; правовая оценка причинения физического вреда личности при неопределенном (неконкретизированном) умысле; учет при квалификации данных преступлений их мотивов и целей; оценка эмоционального состояния лица в момент совершения криминального деяния, а также возможности нахождения его в состоянии необходимой обороны; решение вопросов конкуренции общей и специальной уголовно-правовых норм, а также самих специальных норм; отграничение убийств из корыстных и хулиганских побуждений от убийств из мести, в ссоре или драке, убийства – от умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего, а последнего – от причинения смерти по неосторожности, умышленного причинения вреда здоровью – от хулиганства и некоторых других.

§ 2. Преступления против жизни

2.1. Убийство. Понятие и виды

Жизнь человека – важнейшее, от Бога данное ему благо, – бесценна. Она относится к непреходящим общечеловеческим ценностям. Утрата жизни необратима и невосполнима. «Не убий» – такова заповедь Закона Божьего. Именно поэтому уголовное законодательство любого цивилизованного государства считает убийство человека наиболее тяжким преступлением.

Убийство – это уголовно противоправное умышленное лишение жизни другого человека.

В УК РФ 1996 г. впервые в истории нашего уголовного законодательства дается определение понятия убийства. Убийством признается только умышленное причинение смерти другому человеку (ч. 1 ст. 105). В отличие от УК РСФСР (ст. 106), новый УК РФ не знает термина «неосторожное убийство», ибо в общественном сознании «убийство» ассоциируется лишь с умышленным причинением смерти. Такой подход соответствует и традициям русского дореволюционного уголовного права. Причинение смерти по неосторожности образует по УК РФ самостоятельный состав преступления (ст. 109).

Объект убийства образуют общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни человека. Уголовно-правовой охране подлежит жизнь любого человека независимо от его возраста, физических и моральных качеств от начала рождения и до момента смерти. По справедливому замечанию Штюбеля, право прожить час столь же священно, как и право прожить 80 лет[976].

Под началом жизни человека следует понимать начало физиологических родов. Уничтожение плода ребенка до начала родового процесса не образует состава убийства. Моментом завершения жизни следует считать биологическую смерть, при которой прекращается деятельность центральной нервной системы и в коре головного мозга наступает необратимый распад белковых тел, в результате чего восстановить жизнедеятельность организма уже невозможно. Согласно Закону РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» от 22 декабря 1992 г. заключение о смерти дается на основе констатации необратимой гибели всего головного мозга. Что же касается причинения клинической смерти, то в тех случаях, когда организм потерпевшего путем реанимационных мероприятий удается оживить, содеянное следует расценивать как покушение на убийство.

Объективная сторона убийства состоит в противоправном лишении жизни другого человека. Указание на противоправность рассматриваемого деяния имеет важное значение. Не является, например, преступлением лишение жизни другого человека в состоянии необходимой обороны (ст. 37 УК РФ), при правомерном задержании лица, совершившего преступление (ст. 38), и т. п.

Убийство может быть совершено путем как действия, так и бездействия. Чаще всего убийство совершается путем действия, нарушающего функции или анатомическую целостность жизненно важных органов человека. Действия, которыми причиняется смерть, в большинстве своем физические. Однако убийство может осуществляться и путем психического воздействия. Например, человеку, страдающему тяжелой формой кардиологического заболевания, посылают ложную телеграмму о смерти его близких в расчете на то, что он скончается от сердечного приступа. Так и происходит.

Убийство путем бездействия может иметь место лишь в тех случаях, когда виновное лицо обязано было заботиться о потерпевшем и когда оно должно было и могло совершить определенные действия, чтобы предотвратить смерть.

Убийство относится к преступлениям с так называемым материальным составом. Оконченное убийство имеет место в тех случаях, когда в результате деяния виновного последовала смерть. При этом не имеет значения, наступила смерть сразу или последовала спустя какой-то промежуток времени. Обязательным признаком объективной стороны убийства является наличие причинной связи между деянием виновного (действием или бездействием) и наступившей смертью потерпевшего.

При установлении причинной связи по делам об убийстве необходимо иметь в виду следующее:

а) действия (бездействие) субъекта, предшествовавшие наступлению смерти, могут быть признаны ее причиной только в том случае, если в момент их совершения они явились необходимым условием ее наступления, т. е. таким условием, не будь которого, смерть не наступила бы;

б) эти действия (бездействие) в момент их совершения должны создавать реальную возможность наступления смерти.

Сложные вопросы по установлению причинной связи возникают в правоприменительной практике, например, по делам об убийствах, совершенных в групповых драках.

Показательно в этом плане следующее дело из практики Воронежского областного суда.

Во время групповой драки между находившимися на сельскохозяйственных работах студентами и местными жителями был убит гр-н С. При наружном осмотре трупа было установлено, что С. причинены телесные повреждения в лобную и теменную области головы. Согласно заключению комиссионной судебно-медицинской экспертизы смерть С. наступила от удара тупым предметом в теменную область головы с последующим кровоизлиянием в кору головного мозга. Телесные повреждения в лобной области головы в причинной связи со смертью не стояли. Расследованием по делу было установлено, что удар в лобную часть головы нанес С. во время драки гаечным ключом студент К. После этого студент М. деревянной рукояткой вил нанес С. смертельное повреждение в теменную область головы. Как К., так и М. действовали при этом с неопределенным (неконкретизированным) умыслом. Органы предварительного следствия и суд совершенно правильно квалифицировали по ст. 103 УК РСФСР (ч. 1 ст. 105 УК РФ) действия одного лишь М. Именно эти действия явились необходимым условием причинения смерти С. и в момент их совершения создали реальную возможность ее наступления. К. же бы осужден по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР (п. «а» ч. 2 ст. 213 УК РФ).

При выяснении объективной стороны убийства необходимо также уделять внимание месту, времени, способам и орудиям, всей обстановке совершения этого преступления.

Некоторые способы совершения убийства учитываются законодателем в качестве отягчающего данное преступление обстоятельства (особая жестокость, общеопасный способ – п. «д», «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Как уже отмечалось, субъективная сторона убийства характеризуется только умышленной виной. Умысел при этом может быть как прямым, так и косвенным. Лицо осознает, что совершает деяние (действие или бездействие), опасное для жизни другого человека, предвидит возможность или неизбежность наступления смерти потерпевшего и желает (при прямом умысле) либо сознательно допускает наступление смерти или безразлично относится к ней (при косвенном умысле).

Классическим примером убийства с косвенным умыслом может служить следующее дело.

Е. и К., решив ограбить магазин, напали на сторожа Г., обезоружили его, повалили на землю, связали ему руки и ноги и заткнули в полость рта носовой платок. После этого преступники ограбили магазин. Сторож Г. в результате закрытия гортани платком скончался от асфиксии. Суд отверг объяснения Е. и К. в той части, что они якобы не имели умысла лишить Г. жизни. Затыкая сторожу в полость рта платок, Е. и К. сознавали опасность своего поведения для жизни Г. и предвидели возможность наступления от этого его смерти. Преступники не желали смерти Г., однако, действуя подобным образом, они сознательно допускали смертельный исход, относясь к нему безразлично. Поэтому действия Е. и К. в этой части были правильно расценены Ростовским областным судом как убийство с косвенным умыслом.

Исключительно важное значение имеет установление по делам этой категории мотивов и целей лишения потерпевшего жизни. В п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам об убийстве» от 27 января 1999 г. по этому поводу, в частности, говорится: «По каждому такому делу должна быть установлена форма вины, выяснены мотивы, цель и способ причинения смерти другому человеку, а также исследованы иные обстоятельства, имеющие значение для правильной правовой оценки содеянного и назначения виновному справедливого наказания»[977].

Особую сложность для правоприменительной практики представляет выявление направленности умысла в момент нанесения потерпевшему тех или иных ранений. Практические работники не всегда четко понимают, по каким признакам можно судить о такой направленности. А это прежде всего объективные признаки: способ причинения вреда жизни или здоровью, особенности используемых при этом орудий и средств, количество и локализация ранений, обстановка совершения преступления, характер взаимоотношений между обвиняемым и потерпевшим, наличие и содержание предшествующих угроз, поведение обвиняемого во время и после криминального акта и др. В зависимости от сочетания указанных признаков и решаются вопросы о направленности умысла и его видах, разграничении убийства и умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, отграничения покушения на убийство от причинения вреда здоровью той или иной степени тяжести, убийства от неосторожного причинения смерти и др.

Показательно в этом плане следующее дело.

П. и Е. затеяли в автобусе ссору с Ш. и И. На остановке Ш. и И. вышли из автобуса и попытались укрыться от преследователей в парадном одного из домов, но те догнали их. П. нанес И. удар ножом в грудь и дважды ударил в грудь ножом Ш. Раненый Ш. попытался спрятаться в подъезде соседнего дома, но Е. обнаружил его и ударил скамейкой по голове, а подоспевший П. еще раз нанес Ш. удар ножом. Дальнейшее избиение Ш. было прекращено благодаря вмешательству граждан. П. и Е. скрылись, а Ш. и И. были доставлены в больницу в тяжелом состоянии. Спустя три часа И. умер; Ш. были причинены тяжкие телесные повреждения.

Районный народный суд квалифицировал действия П. и Е. как умышленное причинение тяжких телесных повреждений.

Заместитель Генерального прокурора СССР в порядке надзора принес по этому делу протест. В нем отмечалось, что действия П. и Е. квалифицированы судом неправильно, поскольку орудие, которым было совершено преступление, способ его применения (нанесение ударов ножом в грудь) и характер причиненных повреждений (ранение сердца и др.) свидетельствовали об умысле П. и Е. на убийство.

Президиум областного суда удовлетворил этот протест. Дело было направлено на новое рассмотрение[978]. При вторичном рассмотрении дела П. был осужден за убийство И. из хулиганских побуждений и за покушение на убийство Ш. по тем же мотивам; Е. был осужден за покушение на убийство Ш. из хулиганских побуждений.

Иногда в правоприменительной практике не уделяется должного внимания тем разновидностям умысла, которые прямо в законе не указаны, но относительно полно разработаны теорией уголовного права. В особенности это касается часто встречающегося по делам о преступлениях против жизни и здоровья неопределенного (неконкретизированного) умысла, при котором виновный предвидит, что в результате его действий наступят преступные последствия, но не представляет их себе достаточно определенно. В таких случаях он несет ответственность в зависимости от фактически наступивших последствий, что не всегда правильно понимается на практике.

Между супругами Т. сложились неприязненные отношения в связи с тем, что муж пьянствовал и поздно возвращался домой.

Однажды Т. вернулся домой ночью в нетрезвом состоянии и между супругами возникла ссора, во время которой Т. ударил жену табуретом по голове.

Нанося удар с большой силой табуретом в жизненно важный орган, Т. предвидел, что в результате его действий будет причинен вред либо жизни, либо здоровью потерпевшей, но не представлял себе преступные последствия достаточно определенно. Он и не задумывался над ними (хотел «проучить» жену). Его сознанием охватывалась возможность причинения любого вреда (от легкого вреда здоровью до повреждений, несовместимых с жизнью, как произошло на самом деле). Поскольку жена Т. от полученных повреждений скончалась, он был осужден Воронежским областным судом за убийство. Если бы она осталась жива, он бы отвечал за причинение вреда здоровью в зависимости от фактически наступивших последствий (тяжкий, средней тяжести или легкий вред).

Субъектом ответственности за убийство, предусмотренное ст. 105 УК, может быть любое лицо, достигшее четырнадцатилетнего возраста. За остальные преступления против жизни ответственность наступает с шестнадцати лет.

Все убийства делятся на три группы:

1) убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств, указанных в законе (ч. 1 ст. 105);

2) убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105);

3) убийство при смягчающих обстоятельствах (ст. 106–108). Следует иметь в виду, что убийство, совершенное при наличии как отягчающих, так и смягчающих обстоятельств, подлежит квалификации как убийство при смягчающих обстоятельствах (по правилам конкуренции специальных норм).

В соответствии с ч. 2 ст. 151 УПК РФ предварительное следствие по делам об убийствах проводится следователями органов прокуратуры. Дела о преступлениях, предусмотренных ч. 2 ст. 105 УК (убийство при отягчающих обстоятельствах), подсудны Верховному суду республики, краевому или областному суду, суду города федерального значения, суду автономной области и суду автономного округа. Дела об остальных убийствах подсудны районному суду (ч. 1 ст. 105, ст. 106, ч. 2 ст. 107 УК) и мировому судье (ч. 1 ст. 107, ст. 108 УК).

Предмет доказывания. По элементам состава убийства при производстве предварительного следствия и разбирательства уголовного дела в суде подлежат доказыванию следующие обстоятельства:

а) По объекту преступления: против кого направлен преступный умысел виновного, кто является жертвой убийства; наличие квалифицирующих обстоятельств, характеризующих потерпевшего (совершение убийства двух или более лиц; лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженного с похищением человека либо захватом заложника; женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности); наличие иных обстоятельств, характеризующих потерпевшего и при определенных условиях влияющих на квалификацию (убийство матерью новорожденного ребенка; совершенное в состоянии аффекта, вызванного противоправным или аморальным поведением потерпевшего; лица, совершающего общественно опасное посягательство, при превышении пределов необходимой обороны; лица, совершившего преступление, при превышении мер, необходимых для его задержания).

б) По объективной стороне: где, когда, каким способом, с помощью каких орудий и средств, при каких обстоятельствах совершено убийство; характер и направленность действий виновного; завершенность преступления, его последствия (характер и размер реального ущерба, причиненного им); наличие причинной связи между действиями (бездействием) виновного и наступившей смертью потерпевшего; наличие квалифицирующих признаков, относящихся к объективной стороне деяния (совершение убийства с особой жестокостью; общеопасным способом; группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой).

в) По субъекту: кто совершил убийство; достиг ли он 14-летнего либо, если речь идет о так называемых привилегированных видах убийства, 16-летнего возраста; если убийц несколько, то какова роль каждого из них, характер действий.

г) По субъективной стороне: наличие умысла на убийство и его разновидности; мотивы и цели совершенного преступления; эмоциональное состояние виновного в момент его совершения; наличие квалифицирующих признаков, относящихся к субъективной стороне деяния (совершение убийства из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженного с разбоем, вымогательством или бандитизмом; из хулиганских побуждений; с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение; сопряженного с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера; по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы; в целях использования органов или тканей потерпевшего).

В соответствии со ст. 73 УПК РФ при производстве предварительного следствия и разбирательства в суде уголовного дела об убийстве подлежат прежде всего доказыванию обстоятельства, свидетельствующие о событии преступления и виновности лица, его совершившего.

Доказывание события убийства включает установление самого факта наступления смерти потерпевшего, времени, места, способа, орудий и средств ее причинения, а также иных обстоятельств, подтверждающих данное событие[979].

Если факт наступления смерти потерпевшего достоверно установлен, необходимо выяснить, была ли смерть насильственной. Для решения этого вопроса наряду с другими доказательствами используется заключение судебно-медицинской экспертизы. Надо при этом иметь в виду, что факт насильственной смерти еще не свидетельствует о событии убийства. Необходимо исключить возможность наступления смерти потерпевшего от несчастного случая, самоубийства и других причин, не связанных с виновным поведением субъекта.

Решение вопроса о факте убийства входит в исключительную компетенцию следователя и суда. Судебно-медицинский эксперт вправе лишь сделать вывод о насильственном или ненасильственном характере смерти и о характере причиненного насилия, а также ответить на вопрос, причинены ли повреждения, повлекшие смерть, посторонней рукой или самим потерпевшим[980]. Род насильственной смерти (убийство, самоубийство, несчастный случай) судебно-медицинский эксперт определять не вправе.

Для конкретизации события убийства важное значение имеет точное установление таких существенных признаков преступления, как время, место, способ, орудия и средства совершения убийства. Это важно для установления и самого события преступления, и виновности лица в его совершении (например, для опровержения алиби при выяснении вопроса о времени и месте содеянного), а также для характеристики общественной опасности и правильной квалификации данного криминального деяния (в частности, для констатации того, не было ли оно совершено с особой жестокостью и общеопасным способом, поскольку закон называет эти признаки в числе обстоятельств, квалифицирующих убийство).

К числу следственных действий по выяснению объективных признаков совершенного преступления следует отнести: осмотр места происшествия и трупа; допрос свидетелей, очевидцев, непосредственно наблюдавших факт преступного поведения; обыск, выемку, освидетельствование и проведение различного рода экспертиз и др.

Центральный вопрос при расследовании и рассмотрении дел данной категории – это выяснение виновности определенного лица (лиц) в совершении убийства.

Установление виновности лица в убийстве связано прежде всего с выяснением, совершено ли оно именно подозреваемым (обвиняемым), а не другим лицом. Весьма важное значение при этом имеют его показания. Однако они далеко не всегда соответствуют истине и не могут рассматриваться как основной и единственный источник доказательств. В ч. 2 ст. 78 УПК РФ подчеркивается, что признание обвиняемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его совокупностью имеющихся по уголовному делу доказательств. Такое критическое отношение к достоверности показаний обвиняемого еще более оправданно в случаях отрицания им своей вины в содеянном (например, путем ссылки на алиби). Важную роль в доказывании виновности лица в совершении убийства поэтому играют свидетельские показания.

Помимо уже упоминавшихся следственных действий, касающихся установления объективных признаков содеянного, существенное значение здесь имеют допросы свидетелей (не только очевидцев, но и знающих о преступлении и его деталях из других источников), потерпевших (смерть которых наступила не сразу или если они остались живы – при покушении на убийство), очные ставки, обыск, выемка, осмотр вещественных доказательств, следственный (судебный) эксперимент, проверка показаний на месте и пр.[981]

Алгоритм установления субъективных признаков преступления на предварительном следствии и в процессе судебного разбирательства по делам данной категории включает:

а) обстоятельное исследование вопроса о мотивах и целях содеянного;

б) выяснение содержания психического отношения субъекта к объективным обстоятельствам совершенного деяния;

в) решение вопроса о наличии или отсутствии обстоятельств, исключающих виновность лица в содеянном (в частности, предусмотренных ст. 37–38 УК РФ);

г) выяснение вопроса о форме вины обвиняемого (подсудимого), установление содержания и направленности умысла (при убийстве), а также его разновидностей;

д) выяснение дополнительных признаков субъективной стороны деяния, имеющих юридическое значение (например, нахождение в состоянии аффекта);

е) вывод о степени вины обвиняемого (подсудимого) в убийстве[982].

Совокупность этих признаков входит в предмет доказывания по делу.

В соответствии со ст. 73 УПК РФ подлежат доказыванию также обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности обвиняемого (подсудимого), указанные в ст. 61 и 63 УК РФ, а также иные обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого (подсудимого). Речь идет о выявлении обстоятельств, свидетельствующих о социальной ориентации и направленности личности обвиняемого, его психических особенностях и состояниях, проявившихся прежде всего в момент совершения преступления. Немаловажное значение имеет также установление психических особенностей потерпевшего, его поведения, взаимоотношений с обвиняемым и свидетелями в той мере, которая диктуется требованиями ст. 61 и 63 УК РФ, а также обстоятельствами конкретного уголовного дела.

Подлежат выявлению также причины и условия, способствовавшие совершению убийства[983].

2.2. Убийство без отягчающих и смягчающих обстоятельств

Убийство, предусмотренное ч. 1 ст. 105 УК, является основным («простым») составом данного преступления. Его образует умышленное противоправное причинение смерти другому человеку при отсутствии указанных в законе отягчающих (ч. 2 ст. 105) и смягчающих (ст. 106–108) обстоятельств. Речь, разумеется, идет не вообще об отягчающих и смягчающих обстоятельствах, а только об обстоятельствах, предусмотренных ч. 2 ст. 105, а также ст. 106, 107,108 УК.

Доля таких преступлений в общем числе совершаемых убийств составляет около 60 %. Это, главным образом, бытовые и досуговые убийства.

Теория и практика относят к такому виду преступлений убийство из ревности, мести на почве личных неприязненных отношений, в ссоре или драке (при отсутствии хулиганских мотивов), из сострадания по просьбе потерпевшего или без таковой и тому подобные случаи убийства, когда в действиях виновного отсутствуют упомянутые отягчающие и смягчающие обстоятельства. Пленум Верховного Суда РФ в названном постановлении от 27 января 1999 г. рекомендовал судам по таким делам, особенно об убийствах, совершенных из ревности или мести на бытовой почве, тщательно выяснять все обстоятельства преступления, чтобы квалифицирующие признаки других видов убийств не остались без соответствующей юридической оценки[984].

Часть 1 ст. 105 является как бы резервной нормой. Она применяется тогда, когда имеет место убийство, не подпадающее под признаки других норм об этом преступлении.

Убийство из ревности

По определению Толкового словаря русского языка, ревность – это «страстная недоверчивость, мучительное сомнение в чьей-нибудь верности, в любви, в полной преданности»[985].

Изучение судебной практики показывает, что ревность как мотив убийства по своему содержанию не является показателем исключительной общественной опасности совершенного преступления и личности преступника (если при этом отсутствуют отягчающие обстоятельства). Убийство из ревности образует состав «простого» убийства, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Следует иметь в виду что у конкретных лиц ревность может породить и такие побуждения к убийству как месть, озлобление, зависть и т. п. Именно чувство озлобления и мести в первую очередь толкают в подобных случаях на совершение убийства, а не ревность как таковая, хотя эти мотивы тесно переплетаются[986]. Однако, поскольку месть и озлобление обусловливаются в таких случаях чувством ревности, порождаются этим чувством, совершенные на почве этих мотивов убийства относят к преступлениям из ревности.

Для квалификации убийства как совершенного из ревности безразлично, на кого обрушилась ревность виновного. Потерпевшим при убийстве из ревности может быть как лицо, которое подозревается или уличается виновным в неверности (супруг или сожитель, проявивший неверность либо заподозренный в этом), так и другие лица, поведение которых вызывает у виновного чувство ревности (его действительный или мнимый соперник или соперница).

Нередко убийство из ревности непосредственно связано с семейным бытом.

Ростовским областным судом А. был осужден за убийство на почве ревности своей жены Б. Последняя призналась ему, что была в близких отношениях с Ш. Поводом к убийству здесь послужила измена одного из супругов.

Разумеется, подобные преступления могут совершаться и вне семейного быта, когда потерпевшими от преступления являются лишь знакомые убийце лица.

Для наличия состава убийства из ревности безразлично, была ли ревность обоснованной или мнимой, дала ли жертва какие-либо действительные основания для ревности или же ревность возникла в результате мнительности лица либо ложной информации.

Убийство из ревности следует отличать от убийства из хулиганских побуждений. Мотив ревности при определенных условиях может переплетаться с такими побуждениями. В тех случаях, когда ревность выступает лишь как повод для реализации ведущего при таком сочетании хулиганского мотива, ответственность наступает по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК. Таково, например, убийство на почве нежелания потерпевшей поощрять ухаживания со стороны виновного или встречаться с ним. В подобных ситуациях необходимо тщательно выяснять, какой из мотивов (ревность или хулиганские побуждения) являлся доминирующим, определяющим поведение виновного в убийстве.

Убийство из ревности может совершаться и в состоянии сильного душевного волнения (аффекта) и подпадать под признаки ст. 107 УК. Такое убийство чаще всего сопряжено с тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо его аморальными действиями.

Примером такого убийства может служить следующее дело.

Муж 52-летней Татьяны Б. вернулся домой далеко за полночь. Супруга накинулась на него: «Ты где шлялся? Любовницу завел?» и, закатив истерику, стала осыпать его проклятиями. Тогда муж не выдержал: «Да ты посмотри на себя! На кого похожа стала? Даже белья приличного нет. Вот что настоящие женщины носят!» И на глазах у потрясенной супруги вытащил из кармана кружевные женские трусики.

От обиды и ревности у жены потемнело в глазах. Схватив со стола нож, она в бешенстве всадила лезвие прямо в сердце неверного мужа. Тот замертво рухнул на пол. Городской суд подмосковного Сергиева Посада приговорил Татьяну Б. к трем годам лишения свободы по ч. 1 ст. 107 УК РФ.

Убийство из мести

Данное преступление квалифицируется по ч. 1 ст. 105 УК РФ, если месть возникает на почве личных неприязненных отношений между виновным и потерпевшим и само убийство не осложнено отягчающими обстоятельствами, предусмотренными ч. 2 ст. 105.

Месть – это «намеренное причинение зла, неприятностей с целью отплатить за оскорбление, обиду или страдания»[987].

Мотив мести заключается в стремлении отомстить, нанести вред потерпевшему за причиненное виновному зло. Для убийства из мести характерен мотив расплаты за те или иные действия конкретного лица, стремление виновного получить удовлетворение за действия, существенно затронувшие интересы его собственные или его близких.

В качестве примера убийства, совершенного на почве мести, можно сослаться на следующее уголовное дело из практики Ростовского областного суда.

Между отцом и сыном Д. сложились крайне неприязненные отношения на почве того, что отец систематически издевался над сыном, унижал и оскорблял его, запрещал жене давать ему пищу и, наконец, выгнал сына из дома. Стремясь отомстить отцу за такое поведение, сын вооружился топором, встретил отца, возвращавшегося с работы, и нанес ему два удара топором по голове, от чего потерпевший скончался.

Поводом к возникновению чувства мести могут быть самые разнообразные поступки людей.

Убийство из мести может быть совершено на почве неправомерных или аморальных действий самого потерпевшего. Такими противоправными и неэтичными действиями являются нанесение потерпевшим оскорбления виновному, избиение последнего, издевательства над ним, причинение ему какой-либо обиды и т. п.

Убийство из мести за неправомерные либо аморальные действия потерпевшего не свидетельствует об исключительной общественной опасности совершенного преступления и личности виновного. Поэтому квалификация его по ч. 1ст. 105 УКособой сложности не представляет. Разумеется, при этом должны отсутствовать обстоятельства, предусмотренные ч. 2 ст. 105, а также ст. 107 и 108 УК.

Не вызывает трудностей и отграничение такого убийства из мести от убийства из хулиганских побуждений или от убийства лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга, поскольку поводом для таких убийств неправомерные или аморальные действия потерпевшего быть не могут.

Иначе обстоит дело в случаях убийства из мести за правомерные и этичные действия потерпевшего. Эти действия также могут быть связаны с причинением виновному определенных лишений либо с ущемлением его достоинства, что и порождает у убийцы чувство мести. Следует иметь в виду, что в подобных случаях виновный оценивает поведение других лиц субъективно, со своей точки зрения. Виновный расправляется с другим человеком в связи с субъективно понимаемым неугодным для него поведением последнего.

Здесь возникает вопрос о разграничении убийства из мести, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК, убийства лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «б» ч. 2 ст. 105 УК) и убийства из хулиганских побуждений (п. «и» ч. 2 ст. 105 УК).

Следует иметь в виду, что убийство из мести за правомерные и этичные действия потерпевшего может быть и не связано с осуществлением последним служебной деятельности или выполнением им общественного долга. Например, убийство за отказ сожительствовать с виновным, дать деньги в долг, выполнить какое-либо поручение и т. п. Подобные случаи убийства из мести, не осложненные квалифицирующими обстоятельствами, необходимо квалифицировать по ч. 1 ст. 105 УК.

Убийство из мести в таких случаях следует отличать от случаев убийства из хулиганских побуждений, связанных со стремлением отомстить потерпевшему по незначительному, пустячному поводу (за отказ дать прикурить, за сделанное замечание, шутку, «косой» взгляд и т. п.). В последних случаях убийство совершается из хулиганской блажи и должно квалифицироваться по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК.

Убийство в ссоре или драке

Убийства в ссоре или драке являются наиболее типичным видом рассматриваемого преступления, совершенного без отягчающих обстоятельств. При убийстве в ссоре или драке обычно отсутствует заранее обдуманный умысел на лишение жизни потерпевшего, чаще всего отсутствуют и отягчающие обстоятельства, необходимые для применения ч. 2 ст. 105 УК. Поэтому убийства в ссоре или драке и квалифицируют преимущественно по ч. 1 ст. 105 УК.

Некий Б. сожительствовал с гр-кой Г. Последняя систематически пьянствовала и вела аморальный образ жизни. На этой почве сожители часто ссорились и оскорбляли друг друга. В одной из таких ссор Б. нанес Г. несколько ударов стулом по голове. От полученных повреждений она скончалась.

Налицо убийство без отягчающих обстоятельств, совершенное с косвенным неопределенным умыслом.

В данном случае ссора в своем чистом виде приводит к убийству. Однако ссора нередко переходит в драку, во время которой совершается убийство, хотя и не всякое убийство в драке является продолжением ссоры.

Любая драка представляет собой столкновение, схватку двух или более (так называемая групповая драка) лиц, которая сопровождается взаимным нанесением друг другу побоев. Обе стороны в драке в какой-то степени повинны в ее возникновении, в одинаковой степени поступают неправомерно, прибегнув к противоправному способу разрешения возникшего между ними конфликта. Каждый из дерущихся находится в одинаково опасном для жизни и здоровья положении. Как правило, обе стороны в драке действуют с неопределенным (неконкретизированным) умыслом, они не знают заранее, сколь далеко зайдут во взаимном избиении друг друга. Именно поэтому убийство в драке при отсутствии указанных в законе отягчающих и смягчающих обстоятельств квалифицируется по ч. 1 ст. 105 УК.

Однако не всякое убийство в ссоре или драке образует состав простого убийства. Как справедливо отмечал С. В. Бородин, ссора или драка при убийстве сами по себе, без учета конкретных обстоятельств дела, не являются решающими признаками для квалификации преступления[988]. Ссора и драка – это обстоятельства, при которых совершается убийство, а мотивы его могут быть самыми разными (злоба, хулиганство, месть, ревность, корысть, неприязнь и т. п.). Наиболее типичным мотивом убийства в ссоре или драке является мотив злобы[989].

По ч. 1 ст. 105 УК следует квалифицировать случаи убийства в ссоре или драке лишь при отсутствии отягчающих обстоятельств, дающих основание для квалификации действий виновного по ч. 2 ст. 105 УК. Следует иметь в виду, что убийство в ссоре или драке может сопровождаться и смягчающими обстоятельствами, указанными в законе. Оно может произойти в состоянии аффекта, вызванного противоправными или аморальными действиями потерпевшего (ст. 107 УК), и при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК).

В результате драки может иметь место также неосторожное или «случайное» причинение смерти потерпевшему.

Иные виды «простого» убийства

По ч. 1 ст. 105 УК РФ помимо убийств из ревности, из мести, в ссоре или драке квалифицируются и некоторые другие виды этого преступления.

Речь прежде всего идет об убийстве, совершенном под влиянием тяжелых взаимоотношений в семье, на почве семейных неурядиц. Такое убийство нередко совершается во время ссоры или драки, из мести или ревности. Однако оно может носить и самостоятельный характер.

Указанное убийство подлежит квалификации по ч. 1 ст. 105 УК лишь в тех случаях, когда оно не подпадает под признаки ч. 2 ст. 105 или ст. 106, 107 и ч. 1 ст. 108 УК.

По ч. 1 ст. 105 УК квалифицируется также убийство по просьбе потерпевшего и убийство из сострадания к потерпевшему (по его просьбе или без таковой). Обычно такие просьбы поступают от безнадежно больного человека, испытывающего невыносимые страдания. Здесь следует иметь в виду, что в соответствии со ст. 45 Основ законодательства Российской Федерации «Об охране здоровья граждан» от 22 июля 1993 г. медицинскому персоналу запрещается осуществление эвтаназии – удовлетворение просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или средствами, в том числе прекращением искусственных мер по поддержанию жизни[990].

Убийства по просьбе потерпевшего и из сострадания к нему могут быть квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК только в случаях, когда они совершаются при отсутствии указанных в ч. 2 ст. 105 УК отягчающих обстоятельств. При этом наличие мотива сострадания учитывается лишь как обстоятельство, смягчающее наказание (п. «д» ч. 1 ст. 61 УК).

Простым следует считать и убийство при обстоятельствах, внешне сходных с мнимой обороной, но таковой не являющихся, когда ни поведение потерпевшего, ни вся обстановка по делу не давали виновному никаких реальных оснований опасаться нападения. Речь идет о таких случаях, когда допущенная ошибка не позволяет признать причинение смерти неосторожным или случайным.

Убийством, совершенным без отягчающих обстоятельств, можно считать и причинение смерти с косвенным умыслом при проведении какого-нибудь научного эксперимента.

Приведенный перечень видов убийств без отягчающих обстоятельств не является исчерпывающим. Часть 1 ст. 105 УК подлежит применению и в иных случаях, когда в действиях виновного отсутствуют указанные в законе отягчающие или смягчающие ответственность обстоятельства. В частности, при недоказанности мотивов и иных обстоятельств, предусмотренных ч. 2 ст. 105 УК, подлежит применению ч. 1 ст. 105.

2.3. Убийство при отягчающих обстоятельствах

Убийство при отягчающих обстоятельствах, или так называемое квалифицированное убийство, имеет место в тех случаях, когда в действиях виновного содержатся признаки, предусмотренные п. «а» – «м» ч. 2 ст. 105 УК. Перечень предусмотренных этими пунктами отягчающих обстоятельств является исчерпывающим.

Убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах, предусмотренных двумя и более пунктами ч. 2 ст. 105 УК РФ, должно квалифицироваться по всем этим пунктам. Наказание же в таких случаях не должно назначаться по каждому пункту в отдельности, однако при назначении его необходимо учитывать наличие нескольких квалифицирующих признаков (п. 17 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.)

Рассмотрим квалифицированные виды убийства в той последовательности, как они названы в законе (п. «а» – «м» ч. 2 ст. 105 УК).

Убийство двух и более лиц

Убийство двух или более лиц (п. «а» ч. 2 ст. 105) представляет собой совокупность нескольких убийств, совершенных одновременно или на протяжении короткого промежутка времени и охватывающихся единым преступным намерением виновного. Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 27 января 1999 г. прямо указал, что квалификация содеянного как убийства двух или более лиц возможна, «если действия виновного охватывались единым умыслом и были совершены, как правило, одновременно»[991]. Единый умысел на лишение жизни нескольких лиц при этом должен сформироваться либо до начала убийства первого потерпевшего, либо в процессе этого убийства, но не после[992].

В тех случаях, когда убийство двух или более лиц совершено в разное время и не охватывалось единым преступным намерением виновного, содеянное квалифицируется по совокупности этих криминальных деяний.

О единстве преступного намерения в некоторых случаях может свидетельствовать один и тот же мотив лишения жизни нескольких лиц. Однако при совершении такого убийства возможны и варианты, когда субъект руководствуется разными мотивами и преследует различные цели. Например, совершая убийство из корыстных побуждений, субъект одновременно лишает жизни и оказавшегося на месте происшествия свидетеля.

Рассматриваемое преступление может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. Здесь возможно различное сочетание видов умысла:

а) прямой умысел на убийство двух и более лиц;

б) прямой умысел на убийство одного и косвенный – на убийство других лиц;

в) косвенный умысел на убийство двух и более лиц[993]. Например, при метании гранаты в толпу из хулиганских побуждений при безразличном отношении к последствиям – смерти нескольких лиц.

Характерным примером единства преступного намерения при совершении такого убийства может служить следующее дело.

Главный инженер крупной компании Захар В., будучи женатым, вступил в интимные отношения с бухгалтером той же компании 23-летней Мариной К. Любовный роман между ними развивался стремительно и бурно, но через некоторое время Захар вознамерился порвать отношения с Мариной и помириться с супругой. Тогда Марина решила отомстить возлюбленному и его жене.

Вооружившись ножом, она заявилась на квартиру В. Когда ничего не подозревавший Захар открыл дверь, Марина с порога нанесла ему свыше двадцати ножевых ранений. Решив, что бывший любовник мертв, она перешагнула через него, и отправилась в спальню, где убила свою соперницу ударом ножа в глаз. В это время в спальню вполз очнувшийся Захар. Однако Марина, схватив тяжелую хрустальную вазу со стола, нанесла ему сильный удар по голове, а затем удавила его подвернувшимся под руку поясом от халата.

К. осуждена по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ к 15,5 годам лишения свободы.

Содеянное может квалифицироваться по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК лишь при оконченном убийстве двух и более лиц.

Убийство одного человека и покушение на жизнь другого в тех случаях, когда умысел виновного был направлен на лишение жизни двух или более лиц, не может рассматриваться как оконченное преступление – убийство двух или более лиц, поскольку преступное намерение убить двух лиц не было осуществлено по не зависящим от виновного обстоятельствам. В этих случаях, как указал Пленум Верховного Суда РФ, содеянное следует квалифицировать по ч. 1 или ч. 2 ст. 105 и по ч. 3 ст. 30 и п. «а» ч. 2 ст. 105 УК[994]. Последовательность совершаемых преступных действий для такой квалификации значения не имеет: первая жертва может быть убита, а вторая остаться живой, или наоборот[995].

Убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга

Этот вид убийства, предусмотренный п. «б» ч. 2 ст. 105, представляет повышенную общественную опасность. Рассматриваемое деяние совершается с целью воспрепятствования правомерной деятельности потерпевшего по осуществлению служебной деятельности либо выполнению общественного долга, а также по мотивам мести за такую деятельность (п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.). Для квалификации убийства по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК вовсе не обязательно, чтобы оно совершалось непосредственно при осуществлении потерпевшим служебных обязанностей или выполнении им общественного долга. Мотивом данного преступления может быть месть спустя какой-то определенный промежуток времени.

Под осуществлением служебной деятельности следует понимать действия лица, входящие в круг его обязанностей, вытекающих из трудового договора (контракта) с государственными, муниципальными, частными и иными зарегистрированными в установленном порядке предприятиями и организациями, независимо от формы собственности, с предпринимателями, деятельность которых не противоречит действующему законодательству[996].

Потерпевшим от преступления при этом может оказаться любое лицо – от руководителя до сторожа или охранника.

Чабан одного из агропредприятий М. утром приехал на работу в нетрезвом состоянии. По указанию управляющего отделением агропредприятия С. он был отстранен от работы. В тот же день М., решив отомстить С, взял из дома охотничье ружье и, зарядив его патроном с крупной дробью, пришел на ферму.

Увидев в помещении фермы стоявших рядом друг с другом С. и Т., он с целью убийства С. с расстояния двух метров произвел в него выстрел. От полученного проникающего огнестрельного ранения брюшной полости С. скончался в ту же ночь в больнице. Несомненно, М. убил С. в связи с осуществлением потерпевшим служебной деятельности (его действиями и требованиями по укреплению трудовой дисциплины)[997].

Под выполнением общественного долга следует понимать осуществление гражданином как специально возложенных на него обязанностей в интересах общества или законных интересах отдельных лиц, так и совершение других общественно полезных действий (пресечение правонарушений, сообщение органам власти о совершенном или готовящемся преступлении либо о месте нахождения лица, разыскиваемого в связи с совершением им правонарушений, дача свидетелем или потерпевшим показаний, изобличающих лицо в совершении преступления, и др.)[998].

Некий К. в поле пытался изнасиловать гр-ку Г. Потерпевшая оказала ему активное сопротивление, кричала, звала на помощь. Услышав крики, ей на выручку прибежал гр-н Д. Он попытался задержать К., но тот нанес ему ножевое ранение в живот, от чего Д. на следующий день скончался. Очевидно, Д. выполнял свой общественный долг по пресечению преступного посягательства на женщину.

По п. «б» ч. 2 ст. 105 УК следует квалифицировать лишь убийство такого лица, которое действовало правомерно, на законных основаниях. Если поводом для убийства послужили незаконные поступки потерпевшего (связанные, например, с превышением должностных полномочий), содеянное не может быть квалифицировано по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК. В процессуальных документах должно быть четко указано, в связи с какой деятельностью (исполнение служебной обязанности или выполнение общественного долга) было совершено убийство.

Уголовный закон обеспечивает повышенную охрану не только лиц, осуществляющих служебную деятельность или выполняющих общественный долг, но и их близких. Под близкими потерпевшего здесь понимаются как его близкие родственники (родители, дети, усыновители, усыновленные, родные братья и сестры, дед, бабушка, внуки), так и супруги (сожители), а также иные лица, жизнь, здоровье и благополучие которых заведомо для виновного дороги потерпевшему в силу сложившихся личных отношений (например, иные родственники, свояки, жених, невеста, любовник, любовница, друзья и т. д.). Для квалификации их убийства по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК необходимо установить, что виновный был осведомлен об их близости лицу, исполнявшему служебные обязанности или выполнявшему общественный долг, и что их убийство было совершено именно в связи со служебной или общественной деятельностью потерпевшего.

Данный вид убийства предполагает наличие у виновного как прямого, так и косвенного умысла на лишение потерпевшего жизни.

Убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника

Убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека либо захватом заложника (п. «в» ч. 2 ст. 105), – новый квалифицированный вид рассматриваемого преступления. УК РСФСР его не предусматривал. Включение данного обстоятельства в качестве квалифицирующего убийство в УК РФ объясняется, во-первых, крайне неблагоприятными тенденциями таких преступлений, как похищение людей и захват заложников, стремительным ростом их числа и увеличением тяжести причиняемых ими последствий и, во-вторых, определенной переоценкой отношения в обществе к посягательствам на жизнь человека, находящегося в беспомощном состоянии. Следует иметь в виду, что похищенные лица и заложники в большинстве случаев также находятся в беспомощном состоянии[999].

Состояние беспомощности означает, что потерпевший лишен возможности оказать преступнику эффективное сопротивление или уклониться от посягательства. Это осознается убийцей, и он, осуществляя преступление, использует такое состояние жертвы.

А. был осужден за убийство с особой жестокостью своей матери, которая была парализована и находилась в беспомощном состоянии. А. нанес потерпевшей удар топором в грудь.

Как отмечается в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г., по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК РФ надлежит квалифицировать умышленное причинение смерти потерпевшему, неспособному в силу физического или психического состояния защитить себя, оказать активное сопротивление виновному, когда последний, совершая убийство, сознает это обстоятельство. К лицам, находящимся в беспомощном состоянии, могут быть отнесены, в частности, тяжелобольные и престарелые, малолетние дети, увечные, слепые, лица, страдающие психическими расстройствами, лишающими их способности правильно воспринимать происходящее[1000]. По п. «в» ч. 2 ст. 105 УК следует также квалифицировать убийство лица, находящегося в обмороке, бессознательном состоянии, тяжелой степени опьянения, спящего и пр.

Не основанной на законе представляется складывающаяся в последнее время судебная практика, в соответствии с которой сон потерпевшего не признается беспомощным состоянием[1001]. В данном случае беспомощность налицо, поскольку потерпевший не может ни защитить себя, ни оказать сопротивления виновному. Что же касается нахождения лица в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, то здесь беспомощность можно констатировать только в тех случаях, когда данное состояние исключает возможность оказания сопротивления виновному, уклониться от посягательства. Сон, таким образом, – это безусловное основание для признания наличия беспомощного состояния, опьянение же – основание условное, оценочное[1002].

Следует иметь в виду, что по смыслу закона содеянное может квалифицироваться по п. «в» ч. 2 ст. 105 УК только тогда, когда беспомощное состояние потерпевшего не связано с насильственными действиями виновного, который лишь пользуется беспомощностью потерпевшего как обстоятельством, облегчающим совершение убийства. При определенных обстоятельствах действия виновного, перед убийством лишившего насильственным путем потерпевшего возможности защитить себя, оказать сопротивление, могут быть квалифицированы как убийство с особой жестокостью[1003].

Убийство, сопряженное с похищением человека либо захватом заложника, следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 2 ст. 105 УКи, соответственно, ст. 126 либо ст. 206 УК. Пунктом «в» ч. 2 ст. 105 УК при этом охватывается не только убийство похищенного или заложника, но и убийство других лиц в связи с похищением человека или захватом заложника (в большинстве таких случаев возможна также дополнительная квалификация по п. «к» ч. 2 ст. 105).

Убийство, предусмотренное п. «в» ч. 2 ст. 105 УК, может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности

Данный вид убийства предусмотрен п. «г» ч. 2 ст. 105 УК. Это криминальное деяние представляет повышенную общественную опасность. Она обусловлена тем, что лишается жизни не только женщина, но и плод человека – зародыш будущей человеческой жизни.

В качестве обязательного условия применения п. «г» ч. 2 ст. 105 УК закон называет осведомленность виновного о беременности потерпевшей, заведомость такого знания. Данная норма должна применяться лишь в тех случаях, когда виновному в момент совершения убийства достоверно известно, что женщина находилась в состоянии беременности. О таком знании могут свидетельствовать наличие внешних признаков беременности и другие фактические данные.

А., находясь в состоянии опьянения, на почве ревности кухонным ножом совершил убийство своей жены. Согласно заключению судебно-медицинского эксперта, потерпевшая находилась в состоянии беременности сроком 5–6 недель, о чем А. было известно (со слов самой потерпевшей и лиц из их окружения, а также по ее внешнему виду – имел место сильный токсикоз). Исходя из этого, Московский городской суд сделал обоснованный вывод, что А. при совершении убийства заведомо знал о беременности потерпевшей, и осудил его по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР (п. «г» ч. 2 ст. 105 УК РФ)[1004].

Лицо, достоверно не знавшее о беременности потерпевшей, не может нести ответственности по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК. Продолжительность беременности, а также источник осведомленности о ней не имеют значения для квалификации содеянного по данной норме. На правовую оценку не влияет также то обстоятельство, погиб в результате убийства беременной женщины ее плод или нет.

Данное преступление может совершаться как с прямым, так и с косвенным умыслом по отношению к причинению смерти потерпевшей. Мотивы убийства беременной женщины для квалификации содеянного по п. «г» ч. 2 ст. 105 УК значения не имеют.

Если виновный исходит из ошибочного предположения о беременности потерпевшей, которой в действительности не было, содеянное надлежит квалифицировать по ч. 1 ст. 105 УК. Фактическая ошибка в признаках беременности потерпевшей здесь будет трактоваться в пользу виновного[1005]. Квалификация содеянного по совокупности двух преступлений (покушения на убийство женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности, и оконченного простого или квалифицированного другим отягчающим обстоятельством убийства) представляется несколько искусственной, все-таки речь здесь идет о едином преступлении.

Убийство, совершенное с особой жестокостью

Убийство, совершенное с особой жестокостью, предусмотрено п. «д» ч. 2 ст. 105 УК. Это один из наиболее распространенных видов квалифицированного убийства. По данным Э. В. Кабурнеева, каждое пятое совершенное при отягчающих обстоятельствах убийство квалифицируется по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК[1006].

Всякое убийство свидетельствует об известной жестокости преступника. Однако для квалификации деяния по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК требуется не всякая, а особая, исключительная жестокость.[1007]

Необходимо иметь в виду, что согласно закону особая жестокость связывается как со способом убийства, так и с другими обстоятельствами, свидетельствующими о проявлении виновным особой жестокости (п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Содержание юридического понятия «особая жестокость» шире понятия «особая мучительность». Под особой жестокостью убийства следует понимать как особую жестокость способа убийства и его последствий (сюда включается и особо мучительный для убитого способ совершения преступления), так и особую жестокость личности убийцы (его исключительное бессердечие, безжалостность, свирепость, беспощадность), проявившуюся в содеянном.

К проявлениям особой жестокости относят, в частности, случаи, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему умышленно применялись пытки, истязания или совершалось глумление над жертвой, либо когда убийство совершено способом, который заведомо для виновного связан с причинением потерпевшему особых страданий (нанесение большого количества телесных повреждений, использование мучительно действующего яда, сожжение человека заживо, длительное лишение пищи, воды и т. п.). В частности, об особой жестокости при множестве повреждений следует судить по таким обстоятельствам, как расположение ран, характер ранений, орудия убийства, время, прошедшее между нанесением первого и последнего ударов, соотношение сил убийцы и потерпевшего, обстановка, в которой действовал виновный, и т. д.[1008]

Н. и Н-н были осуждены Ростовским областным судом за зверское убийство на почве ссоры гр-на К. Преследуя цель причинить К. особые мучения и страдания, подсудимые нанесли ему множество ударов в область головы, шеи, туловища. Н. избивал К. стулом, колол лезвиями ножниц, а Н-н наносил ему удары железными ножками табурета, отрезал ему ножницами уши, лезвием безопасной бритвы резал ему кожу на спине. Истязание К., находившегося в беспомощном состоянии, длилось не менее трех часов. Он стонал, вскрикивал, хватался руками за пол, но Н-н сказал: «Пусть подыхает, пусть мучается!» От полученных множественных повреждений К. скончался.

Особая жестокость может выражаться также в совершении убийства в присутствии близких потерпевшему лиц, когда виновный сознает, что причиняет им этим особые страдания (п. 8 указанного постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

П., ранее дважды судимый, систематически злоупотреблял алкоголем, учинял скандалы в доме и избивал свою сожительницу О., от которой у него было два малолетних сына.

О. работала в котельной одной из общеобразовательных школ. Однажды П. пришел на работу к О. (вместе с ней там находились и сыновья) и стал требовать, чтобы она шла домой. О. не могла покинуть место работы. Тогда П. избил ее и заявил, что, если она не выполнит его требования, он убьет их годовалого сына.

О. взяла сына на руки, но П. вырвал его из ее рук, схватил за ноги и на глазах у О. ударил головой о бетонный пол. От полученной черепно-мозговой травмы мальчик тут же скончался.

Ростовский областной суд признал убийство ребенка в присутствии матери совершенным с особой жестокостью.

Особая жестокость может выражаться и в глумлении над трупом (кроме случаев его уничтожения или расчленения с целью скрыть преступление). Такое глумление (выкалывание глаз, отрезание ушей и т. п.) нередко вызвано стремлением получить дополнительное удовлетворение низменных, изуверских наклонностей: злобы, извращенных сексуальных потребностей и т. п.[1009]

Характерный пример приводит А. Е. Меркушов. Камчатским областным судом Проскуряков был признан виновным в убийстве Имбрияна, совершенном с особой жестокостью, при следующих обстоятельствах. Проскуряков и Имбриян в квартире последнего распивали спиртные напитки. Между ними возникла ссора, в процессе которой Проскуряков имевшимся у него ножом в присутствии двухлетнего сына Имбрияна убил последнего. После этого Проскуряков позвал сожительницу Имбрияна, в ее присутствии отрубил убитому голову и стал пинать его ногами, заставляя делать это и малолетнего ребенка[1010].

В целом же глумление над трупом далеко не всегда может расцениваться в качестве обстоятельства, свидетельствующего о совершении убийства с особой жестокостью. Содеянное в таких случаях, если не имеется других данных о проявлении виновным особой жестокости перед лишением потерпевшего жизни или в процессе совершения убийства, следует квалифицировать по соответствующей части ст. 105 и по ст. 244 УК РФ, предусматривающей ответственность за надругательство над телами умерших[1011].

Уничтожение или расчленение трупа с целью сокрытия преступления не может быть основанием для квалификации убийства как совершенного с особой жестокостью.

Следует иметь в виду, что не каждое убийство, совершенное путем нанесения потерпевшему большого количества ранений, может признаваться как совершенное с особой жестокостью. В тех случаях, когда установлено, что смерть потерпевшего наступила от единичных действий виновного лица, а большое количество телесных повреждений причинено потерпевшему уже после смерти, признак особой жестокости, как правило, будет отсутствовать.

При совершении убийства с особой жестокостью субъект должен осознавать особо жестокий характер избранного им способа лишения жизни и предвидеть особо жестокие последствия своего деяния, а также желать либо сознательно допускать именно такой характер лишения потерпевшего жизни. Рассматриваемое преступление может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Следует иметь в виду что установление особой жестокости не входит в компетенцию судебно-медицинской экспертизы, так как понятие «жестокость» не является медицинским. Этот вопрос разрешается следственными и судебными органами. Однако при его решении не следует игнорировать заключение судебно-медицинского эксперта о характере телесных повреждений и причине смерти потерпевшего. В ряде случаев выводы эксперта в совокупности с другими материалами дела могут помочь в решении вопроса о квалификации убийства по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ[1012].

Убийство, совершенное общеопасным способом

Убийство, совершенное общеопасным способом (п. «е» ч. 2 ст. 105), налицо в тех случаях, когда, осуществляя умысел на убийство определенного лица, виновный сознательно применил такой способ причинения смерти, который заведомо для него был опасен для жизни не только потерпевшего, но хотя бы еще одного лица (п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

К числу таких способов следует отнести убийство путем взрыва, поджога, затопления, обвала, разрушения строений и сооружений в местах, где помимо потерпевшего находятся другие лица, путем выстрелов в толпу, организации аварии автомашины, на которой ехало несколько лиц, отравления воды и пищи, которыми помимо потерпевшего пользуются другие лица, удушение газом многих людей, применение иных источников повышенной опасности и т. п.

А. изготовил из ранее приобретенного взрывчатого вещества и электродетонатора взрывное устройство и установил его у входа на свой земельный участок. Когда группа подростков пыталась проникнуть на участок, взрывное устройство сработало, и взрывом были убиты 3., М. и Г.

Налицо убийство трех лиц, совершенное общеопасным способом (п. «а» и «е» ч. 2 ст. 105)[1013].

Указание закона на опасность для жизни многих людей понимается какреальная опасность причинения смерти не только потерпевшему, а еще хотя бы одному человеку. Квалифицирующим обстоятельством в данном случае является сам по себе способ совершения преступления. Поэтому действия виновного будут квалифицироваться по п. «е» ч. 2 ст. 105 УК и в том случае, когда от них пострадал только один человек.

Если в результате примененного виновным общеопасного способа убийства наступила смерть не только определенного лица, но и других лиц, содеянное надлежит квалифицировать, помимо п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ, по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ, а в случае причинения другим лицам вреда здоровью – по п. «е» ч. 2 ст. 105 УК РФ и по статьям УК, предусматривающим ответственность за умышленное причинение вреда здоровью.

В тех случаях, когда убийство путем взрыва, поджога или иным общеопасным способом сопряжено с уничтожением или повреждением чужого имущества либо с уничтожением или повреждением лесов, а равно насаждений, не входящих в лесной фонд, содеянное, наряду с п. е» ч. 2 ст. 105 УК РФ, следует квалифицировать также по ч. 2 ст. 167 или ч. 2 ст. 261 УК РФ.

Опасность лишения жизни других лиц должна быть при этом реальной, а не мнимой, существовать в действительности, а не быть лишь предполагаемой. На это обстоятельство неоднократно указывал Пленум Верховного Суда РФ.

Субъективная сторона рассматриваемого преступления может выражаться как в прямом, так и в косвенном умысле. Виновный должен осознавать, что избранный им способ убийства опасен для жизни не только одного человека[1014].

Ж. на закрепленной за ним автомашине ЗИЛ-555 подъехал к закусочной, где с приятелями употреблял спиртные напитки. В связи с тем, что ему не отпустили пиво без очереди, он учинил скандал. Посетители закусочной С. и Б. стали успокаивать Ж., но он продолжал вести себя непристойно, оскорбил их. Тогда С. и Б. нанесли ему побои. Решив за это им отомстить, Ж. сел за руль автомашины и с целью убийства С. и Б., стоявших у служебного входа в закусочную, направил на них автомобиль с расстояния 20–22 м. Увидев угрожавшую им опасность, С. и Б. отскочили в сторону, а стоявшей рядом с ними трехлетней девочке К., которая не успела убежать, в результате наезда автомашины были причинены тяжкие телесные повреждения, от которых она скончалась на месте[1015].

Очевидно, что, покушаясь на убийство С. и Б. общеопасным способом, Ж. действовал с прямым умыслом. Что же касается убийства девочки К., совершенного тем же способом, то здесь имел место косвенный умысел. При этом Ж. сознавал, что действует общеопасным способом.

Убийство по мотиву кровной мести

Убийство, совершенное по мотиву кровной мести, квалифицируется по п. «е¹» ч. 2 ст. 105 УК. Такое убийство обусловлено стремлением отомстить обидчику или членам его семьи или рода за подлинную или мнимую обиду нанесенную убийце либо членам его семьи или рода. Как правило, кровная месть возникает в связи с убийством родственника. Обязанность мщения за это передается из поколения в поколение, порождая новые убийства.

В Российской Федерации кровная месть как родовой обычай распространена в некоторых республиках Северного Кавказа (в Чечне, Ингушетии, Дагестане, Кабардино-Балкарии, Северной Осетии, Адыгее).

Кровная месть грозит нередко не только обидчику, но и членам его семьи или рода, независимо от времени возникновения кровной обиды. Месть эта не знает сроков давности. По чеченским обычаям в случае смерти обидчика, в отношении которого должен быть осуществлен акт кровной мести, она переходит на его брата, отца и других родственников по мужской линии.

Женщина вне кровной мести. Убить женщину считается недостойным мужчины. Если сама женщина совершила убийство, то за нее отвечает ее брат, отец и т. д., а в некоторых случаях – муж и сыновья.

Убийство по мотиву кровной мести всегда совершается с прямым умыслом, причем умысел этот заранее обдуманный.

Примером совершения такого убийства может служить следующее дело.

В одном из сел Республики Адыгея Л. нанес Ж. тяжкие телесные повреждения. Ж. решил отомстить Л., так как причинение вреда здоровью считалось на этой территории тяжкой обидой, и убил племянника Л., за что был осужден к лишению свободы сроком на 9 лет. Желая отомстить за убийство своего племянника вернувшемуся из мест лишения свободы Ж., Л. убил его, за что был осужден к лишению свободы сроком на 10 лет. После отбытия наказания Л. возвратился домой. Сын Ж., желая отомстить Л. за убийство отца, убил его жену и малолетнего сына, а затем убил и самого Л. Краснодарский краевой суд осудил сына Ж. за убийство по мотиву кровной мести[1016]. В данном случае кровная месть привела к тому, что было убито пять человек. Такова эскалация насилия, порожденная рассматриваемым обычаем.

Субъектом такого преступления может быть только лицо, принадлежащее к той национальности или группе населения, где еще встречается родовой обычай кровной мести. Им может выступать лицо как мужского, так и женского пола[1017]. Расширительному толкованию термин «кровная месть» не подлежит. Убийство по мотиву кровной мести, разумеется, может быть совершено тем же субъектом и за пределами той местности, где встречается этот обычай. Кровная месть не знает границ.

Убийство, совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой

Убийство, совершенное группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой (п. «ж» ч. 2 ст. 105), всегда представляет повышенную общественную опасность уже потому, что осуществляется в условиях, парализующих возможности потерпевшего защитить свою жизнь и облегчающих доведение преступления до конца.

Убийство признается совершенным группой лиц (групповым способом) прежде всего в случае, когда в процессе его осуществления совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного на то сговора.

Указанные лица, действуя совместно с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвуют в процессе лишения жизни потерпевшего, применяя к нему насилие, причем не обязательно, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них (например, один подавлял сопротивление потерпевшего, лишал его возможности защищаться, а другой причинил ему смертельные повреждения). Убийство следует признавать совершенным группой лиц и в том случае, когда в процессе совершения одним лицом действий, направленных на умышленное причинение смерти, к нему с той же целью присоединилось другое лицо (другие лица).

Убийство, совершенное группой лиц без предварительного на то сговора, возможно как с прямым, так и с косвенным умыслом.

Примером убийства, совершенного спонтанно сложившейся группой, может служить следующее дело.

Учащиеся одной из школ г. Ульяновска К., С. и Г. после изрядной попойки решили навестить свою одноклассницу Машу Е. Однако самой Маши дома не оказалось. В квартире находился ее родственник К-н. Увидев на пороге троицу парней, взрослый мужчина пригласил их в дом. К-н и сам был навеселе, предложив им выпить за компанию.

Во время выпивки между К-ным и школьниками возникла ссора. К-н предложил подросткам ждать Машу на улице. Между ним и школьниками разгорелась драка. По словам подростков, драку спровоцировал К-н, он якобы ударил К. кулаком в живот. И тогда К. схватил лежавшее на столе шило и стал им наносить удары обидчику. Когда К. «устал», шило взял С, а затем эстафету убийства принял Г. В общей сложности эта троица нанесла потерпевшему 228 ударов шилом, как явствовало из заключения судебно-медицинской экспертизы. В результате нанесенных множественных колющих ранений К-н скончался.

Действия подростков были квалифицированы по п. «д» и «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Налицо убийство с особой жестокостью, совершенное группой лиц без предварительного на то сговора. Поражают воображение беспрецедентная жестокость и беспощадность, проявленные убийцами по отношению к жертве.

По п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК квалифицируется также убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Речь идет об убийстве, в котором принимали участие два или более исполнителя, заранее договорившиеся о его совместном совершении. Умысел на убийство здесь может быть только прямым.

Убийство может быть квалифицировано как совершенное группой лиц (без предварительного сговора и по предварительному сговору), когда лица, принимавшие участие в убийстве, действовали согласованно в отношении потерпевшего и сознанием каждого преступника при этом охватывался факт способствования друг другу в совершении убийства. Причем как групповое убийство должны квалифицироваться не только действия лиц, непосредственно причинивших смерть потерпевшему, но и действия тех, кто содействовал этому путем применения к потерпевшему физического насилия (например, держал жертву за руки, в то время как другой наносил ей ножевые ранения).

Братья К. – Александр и Алексей находились вместе с П. и 3. на речном острове. Между П. и Александром К. возникла ссора, в ходе которой тот ударил П. крюком в лицо и выбил ей зубной протез. П. заявила, что о случившемся она сообщит в милицию. Услышав это, Александр сказал Алексею, что нужно убить обеих женщин, с чем тот согласился. При переправе компании на лодке через реку, Александр К. с целью убийства нанес ножом несколько ударов П., а затем и 3., которую в это время удерживал Алексей К., лишая ее возможности сопротивляться. Несмотря на то, что смерть потерпевших непосредственно наступила в результате действий Александра К., суд обоснованно, на наш взгляд, признал не только его, но и Алексея К. виновными в убийстве 3. и правильно квалифицировал действия последнего по п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК, как убийство, совершенное по предварительному сговору группой лиц[1018].

Таким образом, субъектами данного вида убийства являются только соисполнители, т. е. лица, непосредственно участвовавшие в лишении потерпевшего жизни и оказывавшие на него соответствующее физическое воздействие. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. указывается, что исполнителями преступления следует признавать лиц, которые действовали совместно, с умыслом, направленным на совершение убийства, и непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего[1019].

В тех случаях, когда имеет место соучастие в убийстве с разделением ролей, организаторы этого преступления, подстрекатели и пособники, непосредственно не применявшие физического насилия к потерпевшему, однако способствовавшие совершению убийства другими лицами, не отвечают по п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК за убийство, совершенное группой лиц. Их действия квалифицируются по ст. 33 и соответствующей части (пункту) ст. 105 УК.

Что же касается убийства, совершенного организованной группой, то здесь речь идет об устойчивой группе лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких преступлений (не обязательно убийства)[1020]. Ответственность за данное преступление также предусмотрена п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК. Как правило, организованная группа тщательно планирует преступление, заранее подготавливает орудия убийства, распределяет роли между участниками группы. Здесь может иметь место фактическое разделение ролей, однако в соответствии со сложившейся руководящей судебной практикой все участники организованной группы независимо от выполняемой каждым из них в процессе осуществления убийства роли признаются его соисполнителями. Поэтому ссылка на ст. 33 УК здесь при квалификации не применяется (см. п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Такой подход к квалификации содеянного не бесспорен. Как нам представляется, в рассматриваемых ситуациях требуется, чтобы действия участника организованной группы находились в причинной связи с совершенным убийством и чтобы этот преступный результат охватывался умыслом виновного. Должно быть установлено именно участие каждого члена организованной группы в содеянном (участие в совершении убийства, а не только в организованной группе). Объективное вменение, основанное лишь на принадлежности лица к такой группе, недопустимо[1021].

В качестве примера совершения убийств организованной группой приведем следующее дело.

В период с 1993 по 1995 г. организованная преступная группа, руководителем которой являлся Б., совершила сорок одно «заказное» убийство в Москве, Московской области, Новокузнецке на почве раздела сфер влияния, связанных с продажей нефти. Группа состояла из одиннадцати активных членов[1022]. Каждый из них, с позиций УК РФ 1996 г., должен признаваться соисполнителем совершенных убийств, разумеется, при доказанности его участия в содеянном.

Убийство из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом

Убийство из корыстных побуждений или по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом, предусмотрено п. «з» ч. 2 ст. 105 УК. В УК РСФСР речь шла только об убийстве из корыстных побуждений (п. «а» ст. 102). Дополнения нового Кодекса в основном носят уточняющий характер, ибо и при убийстве по найму, и при убийстве, сопряженном с разбоем, вымогательством или бандитизмом, доминируют корыстные мотивы. Правда, бандитизм иногда может совершаться и при отсутствии корыстного мотива.

По определению Толкового словаря Вл. Даля, корысть – это «страсть к приобретению, к наживе, добыче»[1023]. Корысть как мотив убийства есть стремление к извлечению материальной выгоды в самом широком смысле слова. Убийство из корыстных побуждений имеет место в тех случаях, когда мотивом совершения этого преступления явилось получение материальной выгоды для виновного или других лиц (денег, имущества или прав на его получение, прав на жилплощадь, вознаграждения от третьих лиц и т. п.), или намерение избежать материальных затрат (возврата имущества, долга, оплаты услуг, выполнения имущественных обязанностей, платежа алиментов и др.) (п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Примером такого убийства является следующий случай из судебной практики.

Эта трагедия произошла недавно в одном из сибирских городов. Действующие лица – пожилой провинциальный политический деятель В., с одной стороны, и его молодая жена В-на вкупе с любовником Р. – с другой.

Жена В. была крайне меркантильной женщиной, а муж ее, узнав о ее связи на стороне, решил подать на развод. Развод не сулил женщине ничего хорошего, практически все имущество было нажито В. задолго до брака.

И тогда любовники решили убить богатого политика, чтобы пока еще не разведенная жена успела унаследовать его немалое состояние.

Убивали его вдвоем с особой жестокостью. Жена держала руки мужа, а ее любовник Р. душил его подушкой. Смерть В. наступила от асфиксии. После этого убийцы инсценировали разбойное нападение на квартиру, но вскоре были изобличены.

В-на и Р. были осуждены по п. «д», «ж», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство с особой жестокостью, совершенное группой лиц по предварительному сговору из корыстных побуждений).

По п. «з» ч. 2 ст. 105 УК следует квалифицировать убийство, совершенное не только для получения личной материальной выгоды, но и с целью добиться материальной выгоды для других лиц, в судьбе которых заинтересован виновный.

Субъективная сторона убийства из корыстных побуждений, как правило, предполагает наличие прямого умысла. Убийство выступает здесь как средство достижения корыстной цели, которая обусловливается корыстным мотивом. В то же время следует согласиться с позицией авторов, полагающих, что «хотя и цель, и мотив имеют одну окраску, тем не менее смешивать их нельзя. Они имеют конкретное различие. В то время как корыстный мотив двигает человеческую активность в сторону опредмеченной наживы, корыстная цель очерчивает „мишень наживы“, указывая, где, чем, и даже когда можно нажиться»[1024].

Для признания убийства корыстным необходимо установить, что корыстный мотив на его совершение возник у виновного до осуществления преступного деяния и обусловил его; при этом не требуется, чтобы корыстная цель убийства была непременно достигнута. Главное, чтобы, совершая данное преступление, виновный руководствовался корыстным мотивом.

В тех случаях, когда корыстные побуждения не были мотивом убийства, завладение имуществом убитого не может являться основанием для квалификации содеянного по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК.

Убийства по найму, получившие в последнее время значительное распространение (так называемые «заказные» убийства), в основном также совершаются по корыстным мотивам. Как правило, такое убийство предполагает получение исполнителем материального или иного вознаграждения. «Нанять» означает взять на работу или во временное пользование за плату; наемник – это тот, кто продался кому-нибудь, кто из низких, корыстных побуждений защищает чужие интересы[1025].

Таким образом, убийство по найму означает: а) совершение преступления за вознаграждение; б) в интересах другого лица[1026].

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. отмечается, что как убийство по найму надлежит квалифицировать убийство, обусловленное получением исполнителем преступления материального или иного вознаграждения (например, совершенное за обещание устроить исполнителя убийства на высокооплачиваемую работу, принять в учебное заведение, продвинуть по службе).

В качестве доминирующего мотива при совершении данного преступления у исполнителя (наемника), таким образом, выступает корысть – стремление получить вознаграждение от заказчика и отсутствие, как правило, других мотивов, вытекающих из личных (бытовых) и иных отношений с потерпевшим (мести, ревности, ненависти, неприязни, зависти и проч.). Отсутствует у исполнителя убийства и инициатива по совершению преступления. Она исходит от заказчика[1027].

Заказчик преступления руководствуется самыми разнообразными мотивами и целями (месть, ревность, неприязнь, зависть, облегчение или сокрытие другого преступления, изъятие органов и тканей потерпевшего, корыстные побуждения и проч.). Лицо, организовавшее преступление за вознаграждение, подстрекавшее к его совершению или оказавшее пособничество в его осуществлении, несет ответственность по соответствующей части ст. 33 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК.

В качестве примера «заказного» убийства можно сослаться на следующее дело, рассмотренное Санкт-Петербургским городским судом.

Тридцатилетняя Н. решила избавиться от собственной матери, чтобы одной безраздельно владеть ее квартирой. В поисках киллера она, просматривая объявления в рекламных газетах, наткнулась в одном из номеров газеты «Реклама-Шанс» на объявление следующего содержания: «Возьмусь за любую хорошо оплачиваемую работу, связанную с риском». Женщина позвонила по телефону некоему К. Во время личной встречи тот согласился совершить убийство за десять миллионов рублей. Н. порекомендовала его своей матери как массажиста. Во время «сеанса» К. перерезал своей жертве горло.

В отдельных случаях такое убийство может быть совершено не только по мотивам корысти и без ориентации на получение материальной выгоды (например, служащий частной охранной структуры выполняет приказ шефа об устранении несговорчивого конкурента, не получая за это материального вознаграждения, а руководствуясь только своеобразным пониманием «служебного долга» или мотивом солидарности)[1028]. В этой связи вызывает возражение категоричность рекомендации учебника, в соответствии с которой, «если согласие лица убить человека продиктовано иными (не корыстными. – Э. П.) побуждениями… то оно несет ответственность за так называемое „простое“ убийство по ч. 1 ст. 105 УК РФ[1029]».

Заказные убийства в подавляющем большинстве случаев совершаются с прямым определенным умыслом; умысел обычно заранее обдуманный.

Как сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом следует квалифицировать убийство в процессе совершения указанных преступлений. Преступления эти представляют исключительную общественную опасность.

Содеянное в таких случаях надлежит квалифицировать по совокупности со статьями УК, предусматривающими ответственность за разбой, вымогательство или бандитизм (по п. «з» ч. 2 ст. 105 и, соответственно, по ст. 162, 163 и 209) (п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. и п. 13 постановления «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» от 17 января 1997 г.[1030]).

В качестве примера совершения убийств при разбойных нападениях можно привести дело по обвинению Ч., приговоренного Московским городским судом к расстрелу.

Зимой 1994 г. Ч. в лифтах жилых домов совершил серию разбойных нападений на женщин, одетых в дорогие шубы, с целью завладения их имуществом. Четыре из этих нападений завершились убийством потерпевших, каждой из которых Ч. нанес множественные ножевые ранения. Своих жертв преступник выискивал около пунктов обмена валюты или у выхода станций метро, крался за ними следом до тех пор, пока они не входили в лифт. Там он на них нападал, убивал и грабил.

Изучение следственной и судебной практики показывает, что при квалификации убийств как корыстных нередко допускаются ошибки. Иногда убийство квалифицируется как совершенное из корыстных побуждений, в то время как в действительности имеют место иные мотивы (месть, ревность, семейные неурядицы и проч.). Как правило, это делается в тех случаях, когда совершению убийства предшествуют какие-либо споры имущественного характера (например, потерпевший не платит обусловленную сумму денег, не отдает долг). При этом забывается, что лишь стремление получить благодаря лишению жизни потерпевшего какие-либо выгоды материального характера либо намерение избавиться от материальных затрат дают основание квалифицировать убийство как совершенное из корыстных побуждений. В силу этого не расцениваются как корыстные убийства, совершаемые с целью удержания или сохранения имущества, уже принадлежащего виновному (например, убийство мелкого воришки при отсутствии состояния необходимой обороны). Судебная практика не относит такие убийства к корыстным.

При корыстном убийстве, не сопряженном с разбойным нападением и бандитизмом, виновный всегда действует с прямым умыслом. Убийство же, сопряженное с разбоем и бандитизмом, может быть совершено и с косвенным умыслом.

Необходимо иметь в виду, что действия организатора, подстрекателя или пособника убийства из корыстных побуждений надлежит квалифицировать по ст. 33 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК независимо от того, какую цель каждый из них лично преследовал.

В правоприменительной практике, однако, еще встречаются ошибки при квалификации действий соучастников в таких убийствах.

Между супругами К. сложились неприязненные отношения. Жена, решив избавиться от мужа, предложила Б., ранее судимому за тяжкое преступление, убить супруга, пообещав заплатить за это крупную сумму денег. Ночью Б., вооружившись ножом, пришел в квартиру к К. Нож он отдал жене К. Та показала, где спит ее муж, и подала ему топор. Этим топором Б. нанес спящему К. удар по голове. Затем женщина передала Б. нож, которым он нанес потерпевшему ранение в область сердца, от чего тот скончался.

Краевым судом К. была осуждена за пособничество и подстрекательство к убийству без отягчающих обстоятельств (по УК РФ – ч. 4 и 5 ст. 30 и ч. 1 ст. 105), а Б. – за корыстное убийство по найму (п. «з» ч. 2 ст. 105). При этом суд указал в приговоре, что К. действовала не из корыстных побуждений, а из чувства мести, вследствие сложившихся между нею и мужем личных неприязненных отношений, непосредственного участия в лишении жизни мужа она не принимала.

Правовая оценка краевым судом действий К. была ошибочной, поскольку ее признали виновной в соучастии в совершении такого преступления, которого никто не совершал. В подобных случаях квалификация действий соучастников зависит от квалификации действий исполнителя. Именно подстрекатель в данном случае побудил у исполнителя убийства корыстные побуждения, пообещав ему вознаграждение. Президиум Верховного Суда РФ, рассмотрев дело в порядке надзора, в своем постановлении указал, что действия пособника или другого соучастника должны квалифицироваться по статье, предусматривающей ответственность за совершенное преступление, и по статье о видах соучастников в преступлении (в данном случае – по ч. 4 и 5 ст. 30 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ)[1031].

Убийство из хулиганских побуждений

Убийство из хулиганских побуждений (п. «и» ч. 2 ст. 105) – это убийство, совершенное на почве явного неуважения к обществу и общепринятым моральным нормам, когда поведение виновного является открытым вызовом общественному порядку и обусловлено желанием противопоставить себя окружающим, продемонстрировать пренебрежительное к ним отношение (п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Характерными для этого вида убийства являются не личные, ахулиганские мотивы, т. е. побуждения, которые указывают на явное пренебрежение к правилам общежития и элементарным нормам морали. Хулиганские мотивы выражаются в стремлении открыто противопоставить свое поведение общественному порядку, общественным интересам, показать свое пренебрежение к окружающим, продемонстрировать цинизм, жестокость, дерзость, учинить буйство и бесчинство, показать грубую силу и пьяную «удаль», отомстить кому-либо за явно незначительную обиду, справедливо сделанное замечание о недостойном поведении в общественном месте и т. п. Нередко такие убийства совершаются без повода либо из желания использовать незначительный повод как предлог для убийства. Например, хулиган убивает человека, не давшего ему прикурить, отказавшегося распивать с ним спиртные напитки, сделавшего ему замечание о недостойном поведении в общественном месте. В основе совершения данных преступлений лежит разнузданный эгоизм, желание самоутвердиться в глазах окружающих, привлечь внимание к своей персоне.

Московским областным судом был осужден за совершение убийств из хулиганских побуждений С, ранее шесть раз судимый за тяжкие преступления.

Освободясь из мест лишения свободы, С. носил без соответствующего разрешения самодельный нож, признанный впоследствии холодным оружием, и пистолет системы «ТТ» с боеприпасами. Как-то вечером он встретил незнакомых ему Б., Б-ву и В. и высказал намерение застрелить шедшую рядом с ними собаку, демонстрируя при этом пистолет. Б-ва схватила С. за полы плаща и позвала на помощь мужа. Тогда С, действуя из хулиганских побуждений, с целью убийства произвел выстрелы сначала в Б., а затем в Б-ву, после чего пытался выстрелить в В., но пистолет дал осечку. А затем он ножом нанес шесть ударов в левую половину груди Б., семь ударов в ту же область – Б-вой и девять ударов в грудь и живот В. От полученных ранений супруги Б. скончались, а смерть В. не наступила лишь благодаря своевременно оказанной медицинской помощи.

В данном случае С. совершил из хулиганских побуждений особо тяжкие преступления: убил двух ни в чем не повинных граждан и из тех же побуждений покушался на убийство третьего человека[1032].

Если виновным помимо убийства из хулиганских побуждений были совершены иные умышленные действия, грубо нарушающие общественный порядок, выражающие явное неуважение к обществу, совершенные с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия, то содеянное им надлежит квалифицировать по п. «и» ч. 2 ст. 105 и соответствующей части ст. 213 УК.

Убийству из хулиганских побуждений нередко сопутствуют и другие мотивы (ревность, месть, злоба, зависть и т. п.), они как бы «переплетаются» с хулиганским мотивом. Возникает необходимость их разграничения и выяснения, какой из мотивов здесь является преобладающим, ведущим. При этом надо исходить из того, что убийство, совершенное виновным из ревности, мести и других побуждений, возникших на почве личных отношений, независимо от места его совершения не должно квалифицироваться по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК[1033].

Особую сложность на практике представляет отграничение убийства из хулиганских побуждений от убийства в драке или ссоре, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК. Правильное решение этого вопроса зависит от внимательного изучения всех обстоятельств дела, и в особенности от тщательного анализа субъективной стороны преступления.

Для правильного отграничения убийства из хулиганских побуждений от убийства в ссоре либо драке следует выяснять, кто явился их инициатором и не был ли конфликт спровоцирован виновным для использования его в качестве повода к убийству. Так, если зачинщиком и активной стороной в ссоре или драке являлся потерпевший, спровоцировавший столкновение, если поводом к конфликту послужили его неправомерные или аморальные действия, виновный в убийстве такого потерпевшего не может отвечать за убийство из хулиганских побуждений.

Практика показывает, что в тех случаях, когда убийства в ссоре или драке совершаются при отсутствии хулиганских мотивов, как правило, в произошедшем бывают виноваты в той или иной степени обе стороны. Если же ссору или драку спровоцировал убийца своим неправомерным или аморальным поведением, если он являлся активной стороной в этом столкновении и действовал по мотивам явного неуважения к окружающим, содеянное следует квалифицировать по п. «и» ч. 2 ст. 105 УК.

Во дворе дома группа граждан играла в домино. К ним подошел А., находившийся в нетрезвом состоянии, стал нецензурно выражаться и мешать игре. Когда игравшие попытались уговорить его прекратить безобразничать, А. беспричинно ударил рукой по лицу Е. и разбросал фишки домино. Хулиганское поведение А. вызвало возмущение присутствующих. Е., М. и К. оттолкнули А. от стола, нанеся ему несколько ударов. Через некоторое время А. вновь возвратился и стал приставать к М. и другим, а затем заявил М.: «Жаль, я не нашел топор, а то бы зарубил тебя». В ответ на хулиганские действия и угрозы М. вновь ударил А. После этого А. ушел домой, взял свое ружье, зарядил его и, подойдя к сидевшему на скамейке М., выстрелом в упор убил его. За убийство из хулиганских побуждений А. был осужден Московским городским судом к расстрелу[1034].

Место совершения убийства для его оценки как совершенного из хулиганских побуждений значения не имеет. Это не обязательно общественное место, хотя чаще всего такие убийства совершаются в общественных местах. Это может быть и изолированная квартира, поле, лес, безлюдная дорога и т. п. Важно только, чтобы умысел на совершение убийства был вызван хулиганскими побуждениями виновного.

Убийство из хулиганских побуждений может быть совершено как с прямым, так и с косвенным умыслом. Как уже отмечалось, этому преступлению во многих случаях свойственна конкуренция мотивов, в том числе и чисто бытовых (месть, ревность, злоба и пр.). Однако ведущим, доминирующим при этом является хулиганский мотив.

Убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера

Убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение, а равно сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера (п. «к» ч. 2 ст. 105), совершается по крайне низменным мотивам.

Убийство с целью скрыть другое преступление характеризуется тем, что виновный, лишая потерпевшего жизни, преследует цель скрыть как ранее совершенное преступление, так и другое преступление, которое предполагается совершить в будущем. Для квалификации по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК не имеет значения, сам убийца или иное лицо совершило (или собиралось совершить) «другое» преступление. Под «другим» следует понимать любое по степени общественной опасности преступление. Пунктом «к» ч. 2 ст. 105 УК охватываются, например, случаи убийства свидетеля, потерпевшего, лица, у которого находятся доказательства преступления, и т. д.

Между М. и его восьмидесятилетним отцом сложились крайне неприязненные отношения. Они привели к тому, что М., будучи в нетрезвом состоянии, во время очередной ссоры ударами ножа убил отца. В доме в это время никого больше не было, но сразу после убийства туда пришла бывшая жена потерпевшего – К. Увидев в коридоре труп, она стала кричать. С целью сокрытия преступления М. с особой жестокостью убил и К. (потерпевшей было причинено 39 колото-резаных ран и другие повреждения), после чего сбросил трупы в колодец.

Убийство с целью облегчить совершение другого преступления характеризуется тем, что виновный, лишая потерпевшего жизни, пытается создать условия, облегчающие совершение задуманного преступления. Путем убийства преступник стремится облегчить совершение преступления, осуществляемого им самим либо другими лицами. Такие действия виновного возможны и до совершения намеченного преступления, и в процессе его осуществления.

Примером такого убийства является следующее дело.

В мае 1995 г. в одной из квартир дома по улице Воронцове кие пруды в г. Москве были зверски убиты четверо подростков – учащихся 9–10 классов. У всех у них было перерезано горло. Из квартиры были похищены ценные вещи.

Убийство совершил житель Северного Кавказа X., знакомый хозяев квартиры. Наметив ограбление квартиры, он под вечер подмешал подросткам в чай клофелин, и, когда они потеряли сознание, приступил к грабежу. Однако внезапно один из подростков очнулся и тогда X. хладнокровно перерезал ему горло. Таким же образом были убиты и остальные.

Несомненно, убийство совершено с целью облегчить, а затем и скрыть начавшееся ограбление квартиры.

Поскольку в законе указана специальная цель совершения данных преступлений («с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение»), содеянное предполагает наличие у виновного только прямого умысла.

По смыслу закона квалификация по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ совершенного виновным убийства определенного лица с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение исключает возможность квалификации этого же убийства, помимо указанного пункта, по какому-либо другому пункту ч. 2 ст. 105 УК РФ, предусматривающему иную цель или мотив убийства. Поэтому, если установлено, что убийство потерпевшего совершено, например, из корыстных или из хулиганских побуждений, оно не может одновременно квалифицироваться по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ[1035].

По п. «к» ч. 2 ст. 105 УК квалифицируется и убийство, сопряженное с изнасилованием или насильственными действиями сексуального характера. Виновный в этих случаях может совершить убийство в процессе совершения самого изнасилования или насильственных действий сексуального характера, чтобы парализовать сопротивление потерпевшей (потерпевшего), или из садистских побуждений. Такое убийство возможно и после изнасилования или насильственных действий сексуального характера – с тем, чтобы скрыть совершенное преступление и избежать ответственности. Сюда же следует отнести случаи убийства по мотивам мести за оказанное при совершении этих сексуальных деяний сопротивление (п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Жертвой данного вида убийства может быть как потерпевшая (потерпевший) при изнасиловании или насильственных действиях сексуального характера, так и другие лица, которые были убиты в связи с совершением данных преступлений (например, свидетели).

Показательно в этом отношении дело М., приговоренного Ростовским областным судом к расстрелу. После сдачи последнего экзамена десятиклассницы П. и Б. под вечер возвращались домой. События происходили в сельской местности. В это время мимо них по дороге на автомашине проезжал М., он был в нетрезвом состоянии. Девушки остановили машину и попросили его подвезти их до села. В пути следования М. свернул с дороги, остановил машину в поле и стал домогаться вступления с попутчицами в половую связь. Они оказали ему активное сопротивление. Тогда М. из имевшегося у него охотничьего ружья застрелил П., затем настиг убегавшую Б., повалил и изнасиловал ее, после чего имевшимся у него ножом с целью сокрытия совершенных преступлений убил и ее.

Убийство, совершенное в процессе изнасилования или осуществления насильственных действий сексуального характера, чаще всего характеризуется косвенным умыслом, когда виновный, применяя насилие для преодоления сопротивления жертвы, сознательно допускает в таких случаях возможность причинения ей смерти. Для других случаев более характерен прямой умысел на причинение смерти, обусловленный мотивом мести за оказанное сопротивление либо целью сокрытия совершенного преступления.

Исходя из того, что в случае убийства при изнасиловании или насильственных действиях сексуального характера виновный посягает на два объекта – жизнь потерпевшей (потерпевшего) и половую свободу, т. е. совершает два самостоятельных преступления, Пленум Верховного Суда РФ разъяснил, что содеянное следует квалифицировать по совокупности совершенных преступлений – п. «к» ч. 2 ст. 105 и, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, по соответствующим частям ст. 131 или ст. 132 УК, предусматривающих ответственность за изнасилование и насильственные действия сексуального характера (см. п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

Особую, исключительную общественную опасность представляют садистские сексуальные убийства. Для садиста доминирующее, всепоглощающее значение при сексуальном вожделении имеет сам акт насилия над жертвой, причем насилие принимает противоестественные, уродливые формы в виде причинения сильных болевых ощущений, телесных повреждений и даже смерти[1036]. Преступники-садисты, как правило, весьма изобретательны, осторожны и настойчивы в достижении своих целей. Их изобличение связано обычно с большими сложностями и значительными затратами времени. Это нередко приводит к тому, что преступники совершают значительное количество аналогичных преступлений, вызывающих огромный общественный резонанс.

Серийные (многоэпизодные) сексуальные убийства всегда наводили ужас на людей. Авторы специального исследования на эту тему справедливо отмечают: «Сексуальные убийцы, как первобытные охотники, обычно выслеживают жертву, внезапно нападают на нее, приводя в состояние шока, насилуют, наносят множество телесных повреждений с исключительным неистовством, вспарывают грудь и живот, выворачивают внутренности, совершают надругательство над половыми органами, отрезают отдельные куски тела и т. д. Эти кровавые злодеяния поражают своей необычностью, неимоверной жестокостью, неумолимостью и цинизмом убийц, количеством жертв, среди которых немало детей»[1037].

Количество жертв таких маньяков, монстров, «джеков-потрошителей» исчисляется порой двух– и даже трехзначными числами. Среди отечественных «вампиров» первое место в этом отношении занимает печально знаменитый Чикатило, убивший 53 человека (1978–1991 гг.). За ним идут Михасевич, на совести которого жизнь 36 женщин в Белоруссии; Кузнецов, убивший в Москве и в Украине 20 женщин; балашихинский (Московская область) «потрошитель»-некрофил Ряховский, с особой жестокостью совершивший 19 сексуальных убийств и 5 покушений на убийство; Головкин (оперативные клички «Фишер», «Удав»), зверски замучивший в подвале своего дома в Одинцово (Московская область) 11 подростков[1038]. Перечень этот, к сожалению, может быть продолжен.

Уголовно-правовая оценка действий таких преступников, естественно, не однозначна, она зависит от особенностей каждого случая. Виновным в подобных злодеяниях, как правило, вменяется по совокупности целый «букет» преступлений. В этой совокупности доминирующей почти всегда будет квалификация по п. «д», «к» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Убийство по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

В соответствии с Федеральным законом от июля 2007 г. «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием государственного управления в области противодействия экстремизму» п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ предусматривает ответственность за убийство «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти и вражды в отношении какой-либо социальной группы».

Термины «ненависть» и «вражда» в этимологическом плане весьма близки между собой. В толковых словарях русского языка они определяются синонимично: вражда – «отношения и действия, проникнутые неприязнью, ненавистью»; «неприязнь, взаимная ненависть, недоброжелательные отношения»; ненависть – «чувство сильной вражды, злобы»; «чувство сильнейшей вражды»[1039]. Как синонимы эти термины используются и в нашем учебнике.

Психологи предпочитают употреблять термин не «вражда», а «враждебность» – внутреннее психическое образование и эмоциональный источник агрессивных насильственных действий, т. е. поведенческих проявлений вражды[1040]. Враждебность рассматривается ими как «длительное эмоциональное состояние, характеризующееся враждой к другим и проявляющимся желанием причинить вред и боль тем, на кого оно направлено»[1041]. Ненависть психологи определяют как «глубокую, длительную, интенсивную эмоцию, выражающую злость и враждебность к человеку, группе или объекту»[1042].

Достаточно сложным и в то же время весьма актуальным является анализ мотивов «ненависти и вражды в отношении какой-либо социальной группы». Применительно к данному составу (как впрочем, и к составам, предусмотренным п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 115, п. «б» ч. 2 ст. 116, п. «з» ч. 2 ст. 117, ч. 2 ст. 119, ч. 4 ст. 150, п. «б» ч. 1 ст. 213, ч. 2 ст. 214, п. «б» ч. 2 ст. 244, а также к п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ) речь идет о принадлежности потерпевшего к большим социальным группам, входящим в структуру современного российского общества[1043]. К таким группам относят классы, этнические общности, профессиональные объединения, политические партии, различные крупные по своей численности организации[1044]. Малые же социальные группы, такие как семья, производственный коллектив, спортивная команда, компании друзей и пр., законодатель, конечно, не имел в виду.

Следует также согласиться с мнением специалистов, согласно которому признак «принадлежность к социальной группе» является наиболее широким, по сути, родовым по отношению к другим (видовым) понятиям, включенным в диспозицию анализируемой нормы[1045]. Он включает в себя все указанные в законе признаки, связанные с совершением криминального деяния по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной и религиозной ненависти или вражды.

Это может быть классовая ненависть, связанная с усилением контраста между различными социальными группами – в частности, между классом буржуазии и социально обездоленными беднейшими слоями населения, представителями деклассированных, маргинальных групп. Вряд ли справедливо такой мотив сводить только к «стремлению виновного продемонстрировать свое ненавистное отношение к человеку по причине его социального превосходства»[1046]. Убийцами по этому мотиву могут выступать и выступают также представители экономически господствующего класса, осознающие свою принадлежность к пресловутой «элите» и мнящие себя «санитарами общества».

В качестве побуждений виновного при совершении такого убийства могут выступать и политические мотивы, направленные против существующего общественного и государственного строя, формы власти и отдельных ее представителей[1047].

Это могут быть мотивы идеологические, обусловленные крайней нетерпимостью фанатически настроенных лиц к идейным противникам, инакомыслящим.

Это может быть крайняя форма дискриминации людей по расовому признаку, основанному на положениях о врожденной физической и психической неполноценности человеческих рас. В современной России расистскую идеологию разделяют некоторые радикальные группы и объединения, такие как скинхеды, некоторые «неоязыческие» группировки и др.[1048]

В качестве мотивов такого убийства может выступать также враждебность и ненависть по отношению к представителям любой этнической (национальной) группы, националистические мотивы.

И, наконец, мотивы религиозной ненависти и вражды, когда потерпевшими выступают как служители и иерархи церковных организаций, так и верующие, исповедующие определенную религию.

Для применения п. «л» ч. 2 ст. 105 УК необходимо установить конкретный специальный мотив из числа названных в законе (побуждения социальной, политической, идеологической, национальной, расовой или религиозной ненависти или вражды). Этот мотив может сочетаться с другими побуждениями (месть, корысть, хулиганские мотивы); в то же время он должен среди них доминировать.

Доминирующим побуждением здесь выступает стремление виновного учинить физическую расправу над лицом в связи с социальным или политическим статусом последнего, разделяемой им идеологией, национальной или расовой принадлежностью или вероисповеданием и тем самым унизить честь и достоинство определенной социальной и политической страты, нации, расы или конфессии. Такое убийство совершается из неприязни, ненависти к лицам, принадлежащим к другой социальной и политической группе, расе, нации, конфессии. Сюда также относится желание возбудить, спровоцировать социальную, политическую, национальную, расовую или религиозную вражду или рознь (например, вызвать путем убийства обострение межнациональных отношений, массовые беспорядки и т. п.). Это может быть также отмщение потерпевшему за вероотступничество, нежелание примкнуть к какой-либо конфессии, несогласие поддержать националистическую или религиозную дискриминацию[1049].

Убийство по мотиву социальной, политической, идеологической, национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды означает стремление виновного путем лишения жизни конкретного лица выразить свое резко враждебное отношение в целом к той или иной идеологии, нации, расе или религии[1050].

Как правило, такие убийства совершаются с прямым умыслом, поскольку реализуют специальную цель виновного. Однако в отдельных случаях здесь возможен и косвенный умысел, когда причинение смерти потерпевшему сознательно допускается ради достижения других целей, связанных с реализацией названных мотивов (например, поджог храма, в котором находятся люди, к судьбе которых субъект относится безразлично).

Убийство по рассматриваемым мотивам в большинстве случаев означает, что потерпевший вызывает у виновного неприязнь или враждебное отношение не только своими личными качествами или конкретными действиями, а главным образом как представитель определенной социальной и политической группы, нации, расы или религиозной конфессии[1051]. Для данного вида квалифицированного убийства характерно во многих случаях отсутствие конфликта личного характера.

Убийство в целях использования органов и тканей потерпевшего

Убийство в целях использования органов и тканей потерпевшего (п. «м» ч. 2 ст. 105 УК) – это относительно новое отягчающее убийство обстоятельство, введенное УК РФ 1996 г.

Появившиеся в печати комментарии к этой норме справедливо связывают ее принятие с расширением возможностей медицины по пересадке органов и тканей от одного человека к другому (в настоящее время производятся операции по пересадке сердца, почек, печени, селезенки, роговицы глаз и проч.), что обусловливает потребность в соответствующем донорском материале[1052], которая, в свою очередь, может привести к совершению убийств с целью использования органов и тканей потерпевшего для трансплантации. Однако предмет рассматриваемого деяния следует трактовать шире. К нему относятся любые органы и ткани человека, в том числе и те, которые не являются объектами трансплантаций[1053].

Субъектами такого убийства могут быть любые лица, включая медицинских работников. Цель данного убийства свидетельствует о возможности его совершения только с прямым умыслом. Мотивы его совершения преимущественно носят корыстный характер (содеянное в таких случаях надлежит квалифицировать по п. «з» и «м» ч. 2 ст. 105), но возможны и иные мотивы (например, стремление спасти жизнь близкого человека за счет жизни постороннего лица, обеспечение успешного проведения медицинского эксперимента).

Следует иметь в виду, что рассматриваемое преступление может совершаться в целях использования органов и тканей потерпевшего не только для трансплантации. Возможны и иные цели (например, при каннибализме, садизме, половом фетишизме и проч.). Возможно также использование человеческих органов и тканей в промышленных целях. Главное, что убийство совершается в целях использования органов и тканей потерпевшего, характер же их использования может быть различным.

Кстати, не так уж редко встречаются в последнее время и случаи каннибализма. Достаточно напомнить кровавую каннибальскую эпопею охранника казанского садоводческого товарищества некоего Суклетина и его сожительницы Ш., которые в течение шести лет систематически убивали женщин для последующего употребления частей их трупов в пищу, дело людоеда Джумагалиева, о котором специалисты-психологи писали как о «диком животном, воплощенном в облике человека» (одну из убитых им женщин он разрезал на куски и засолил в бочке), дело осужденных за тяжкие преступления Маслича и Голузова, отбывавших наказание в колонии строгого режима и съевших своего сокамерника (после этого, находясь в СИЗО, Маслич убил еще двух человек), дело новокузнецкого убийцы-людоеда Спесивцева (в списке жертв которого зафиксированы 19 человек) и др[1054]. По оценкам аналитиков МВД России, в стране ежегодно отмечается свыше двухсот случаев употребления человеческого мяса в пищу[1055].

К вопросу о квалификации неоднократного убийства

УК РФ 1996 г. в первоначальной редакции предусматривал и такой квалифицированный вид рассматриваемого преступления, как убийство, совершенное неоднократно (п. «н» ч. 2 ст. 105 УК РФ в ред. ФЗ от 13 июня 1996 г.). Речь шла о совершении убийства во второй раз и более при отсутствии единого умысла на совершение данных преступлений и осуществлении их, как правило, в разное время (п. 14 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.). Неоднократность при этом образовывали ранее совершенные как убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК), так и «простое» убийство (ч. 1 ст. 105 УК), а также сопряженные с убийством преступления, предусмотренные ст. 277, 295, 317, 357 УК РФ. Ответственность по п. «н» ч. 2 ст. 105 УК наступала независимо от того, был виновный осужден за ранее совершенное убийство или нет.

Федеральным законом РФ от 8 декабря 2003 г. из УК РФ были исключены общая норма о неоднократности как форме множественности преступлений (ст. 16 УК РФ в ред. ФЗ от 13 июня 1996 г.), а также указания на неоднократность как на квалифицирующий признак в нормах Особенной части УК.

Это означает, что если виновный в разное время совершил два убийства и более, за которые он не был судим, содеянное должно квалифицироваться по совокупности данных преступлений; наказание будет назначаться отдельно за каждое из них, а окончательное наказание будет определяться путем частичного или полного сложения наказаний (в соответствии со ст. 69 УК РФ). Аналогично решается вопрос и при совершении виновным двух и более покушений на убийство, за которые он не был судим.

Если же виновный был осужден за ранее совершенное убийство и судимость за данное преступление не была погашена или снята, то она должна учитываться как основание для признания особо опасного рецидива (ч. 3 ст. 18 УК) и, в случае признания такового, при назначении наказания (п. «а» ч. 1 ст. 63 и ст. 68 УК).

Назначение наказания за убийство

При назначении наказания за убийство суды обязаны учитывать совокупность всех обстоятельств, при которых оно совершено: вид умысла, мотивы и цель, способ, обстановку и стадию совершения преступления, тяжесть наступивших последствий, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие ответственность. Равным образом должны быть исследованы данные, относящиеся к личности потерпевшего, его взаимоотношения с подсудимым, а также поведение, предшествовавшее убийству.

Смертная казнь как исключительная мера наказания может применяться за совершение особо тяжкого преступления, посягающего на жизнь, лишь тогда, когда необходимость ее назначения обусловливается особыми обстоятельствами, свидетельствующими о высокой степени общественной опасности содеянного, и, наряду с этим, крайне отрицательными данными, характеризующими виновного как лицо, представляющее исключительную опасность для общества[1056].

При назначении виновному пожизненного лишения свободы в приговоре в силу ст. 57 УК РФ должны быть указаны мотивы назначения этого наказания как альтернативы смертной казни, которую суд счел возможным не применять (п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г.).

2.4. Убийство при смягчающих обстоятельствах

Убийство матерью новорожденного ребенка

УК РФ 1996 г. в ст. 106 предусматривает ответственность за убийство матерью новорожденного ребенка в качестве самостоятельного и привилегированного состава убийства, раньше его в большинстве случаев относили к так называемым простым убийствам.

Основания выделения данного преступления в самостоятельный привилегированный состав сводятся к следующему. Прежде всего надо иметь в виду, что беременность (особенно нежелательная) и физиологические роды оказывают весьма неблагоприятное воздействие на психику женщины. У беременных нередко наблюдаются ипохондрические идеи, импульсивность, навязчивое состояние. Роды являются исключительной катастрофой и революцией для организма женщины, который переживает при этом сильнейшее физическое и психическое потрясение. В этот период роженица испытывает особо болезненные психофизические страдания. Патологическое состояние роженицы в момент совершения данного преступления (не исключающее вменяемости) и дает основание рассматривать его как убийство, совершенное при смягчающих обстоятельствах. К этому часто добавляются такие «личностные» обстоятельства, как стыд перед окружающими за рождение ребенка вне брака, материальные затруднения и боязнь трудностей, связанных с воспитанием ребенка, тяжелые жилищные условия, подстрекательство отца ребенка, боязнь родителей и родственников и тому подобные неблагоприятные факторы. Они, разумеется, не могут исключить ответственности, но свидетельствуют о меньшей опасности виновной.

Деяние, предусмотренное ст. 106 УК, относится к категории преступлений средней тяжести.

Потерпевшим от данного преступления является новорожденный. Посягательство на ребенка после начала родового процесса является посягательством на жизнь новорожденного человека. В педиатрии новорожденным признается младенец с момента констатации живорожденности до месячного возраста, в акушерстве длительность периода новорожденности признается равной одной неделе, в судебной медицине – одним суткам[1057]. В зависимости от особенностей объективной стороны и видов рассматриваемого деяния эти критерии используются по-разному.

Объективная сторона деяния выражается в противоправном причинении матерью смерти новорожденному ребенку. Преступление может совершаться как путем осуществления активных действий (нанесение смертельных ран, удушение, помещение в условия, исключающие жизнедеятельность ребенка), так и путем бездействия (отказ от кормления).

Приехавшая из Киргизии 18-летняя Г., проживавшая с братом на съемной квартире в Мытищах и работавшая уборщицей в магазине, в начале лета 2006 г. обнаружила, что беременна. Беременность от окружающих она скрыла. В январе 2007 г. она родила в снимаемой квартире девочку, перерезала пуповину новорожденной, а затем в целях избавления от нежеланного ребенка несколько раз ударила малышку головкой о таз и край раковины ванной, от чего ребенок скончался. Труп дочери она выкинула в мусоропровод.

Г. была привлечена к уголовной ответственности за детоубийство и осуждена к двум годам лишения свободы в колонии-поселении[1058].

В ст. 106 УК фактически предусмотрены три вида детоубийства:

а) убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов;

б) убийство матерью новорожденного ребенка в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости;

в) убийство матерью новорожденного ребенка в условиях психотравмирующей ситуации.

Речь, таким образом, идет о трех разновидностях данного криминального деяния, выделенных по таким основаниям, как время совершения убийства, психическое состояние матери, обстановка, в которой совершается преступление.

Убийство матерью новорожденного ребенка во время или сразу же после родов означает, что оно совершается в течение относительно непродолжительного времени. Здесь используется судебно-медицинский критерий определения длительности периода новорожденности. Он равен одним суткам с момента появления ребенка на свет[1059]. При этом речь идет не только об убийстве новорожденного после отделения плода от тела матери и начала самостоятельной жизни, но и об убийстве ребенка, не начавшего самостоятельной внеутробной жизни (например, нанесение смертельной раны в голову рождающемуся ребенку до момента начала дыхания)[1060]. Таким образом, особое труднопереносимое психофизическое состояние женщины, вызванное родоразрешительным процессом, должно учитываться как смягчающее обстоятельство применительно ко времени родов или до истечения суток с момента появления на свет новорожденного.

Другим видом детоубийства является убийство матерью новорожденного ребенка в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости. Речь главным образом идет о родовых и послеродовых психозах. Среди них преобладают преимущественно депрессивные формы психозов, спутанность понятий, бред, возбуждение, маниакальное состояние, страх, самообвинение и т. д. «Во время родов женщина может дойти до поступков самых невероятных и даже до самоубийства…»[1061]. Такие психические расстройства, не исключающие вменяемости, возможны как во время, так и после родов. Поскольку убийство и здесь совершается в отношении новорожденного, принимается во внимание педиатрический критерий определения длительности периода новорожденности. Он равен одному месяцу с момента появления ребенка на свет, хотя послеродовой период у матери длится в течение шести-восьми недель. Следовательно, убийство ребенка в возрасте свыше одного месяца нельзя квалифицировать по ст. 106 УК, даже если у матери констатируется психическое расстройство, не исключающее вменяемости. Разумеется, во всех указанных случаях мать должна рассматриваться как лицо, которое не может полностью отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими ввиду отклонения от нормального психического состояния (ст. 22 УК).

Самостоятельное значение закон придает наличию психотравмирующей ситуации, в условиях которой оказывается роженица. Речь идет о фактах негативного воздействия на психику матери-детоубийцы (например, отказ отца ребенка признать его своим, зарегистрировать брачные отношения, отказ от оказания помощи и поддержки, травля женщины родственниками и т. п.), в результате чего происходит аккумуляция отрицательных эмоций, которая приводит к аффективному поведению женщины и убийству новорожденного. Применительно к данному виду детоубийства так же, как и в предыдущем случае, используется педиатрический критерий определения длительности периода новорожденности, равный одному месяцу с момента появления ребенка на свет. Убийство ребенка в условиях психотравмирующей ситуации за пределами этого срока нельзя квалифицировать по ст. 106 УК, так как ребенок уже не является новорожденным.

Убийство матерью двух или более новорожденных (близнецов) следует квалифицировать по ст. 106 УК.

Субъективная сторона преступления характеризуется умышленной формой вины. Это означает, что роженица осознает общественную опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность или неизбежность причинения смерти новорожденному ребенку и желает (прямой умысел) либо сознательно допускает эти последствия или относится к ним безразлично (косвенный умысел). Момент возникновения умысла убить новорожденного на квалификацию преступления не влияет.

Субъект преступления – специальный. Им может быть только мать новорожденного ребенка, достигшая 16-летнего возраста. Иные лица – соисполнители такого убийства – подлежат ответственности по ст. 105 УК, так как те обстоятельства, на основании которых смягчается ответственность матери, их не касаются.

Убийство, совершенное в состоянии аффекта

Рассматриваемый вид убийства предусмотрен ст. 107 УК РФ. Убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения (аффекта), спровоцированного противоправным или аморальным поведением потерпевшего, традиционно относится к привилегированным, менее опасным видам данного преступления.

Деяние, предусмотренное ст. 107 УК, относится к категории преступлений средней тяжести.

Основанием смягчения ответственности в таких случаях является прежде всего виктимное (неправомерное либо аморальное) поведение потерпевшего и вызванное им состояние сильного душевного волнения у виновного. В психологии и психиатрии последнее носит название физиологического аффекта.

Физиологический аффект характеризуется эмоциональной вспышкой высокой степени. Он выводит психику человека из обычного состояния, тормозит сознательную интеллектуальную деятельность, в известной степени нарушает избирательный момент в мотивации поведения, затрудняет самоконтроль и критическую оценку лицом своих поступков, лишает человека возможности твердо и всесторонне взвесить последствия своего поведения. В состоянии аффекта способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, а также руководить ими в значительной степени понижена, что является одним из оснований для признания совершенного в таком состоянии преступления менее общественно опасным, чем преступление, совершенное в относительно спокойном состоянии психики.

От физиологического аффекта следует отличать так называемый патологический аффект, который представляет собой временное расстройство психики. При нем наступает глубокое помрачение сознания, человек утрачивает способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Лицо в таких случаях признается невменяемым.

Для решения вопроса о том, совершено деяние в состоянии физиологического или патологического аффекта, необходимо назначать комплексную психолого-психиатрическую экспертизу.

Аффектированное убийство признается совершенным при смягчающих обстоятельствах лишь при наличии определенных условий: 1) сильное душевное волнение и умысел на преступление возникли внезапно; 2) наступление спровоцировано противоправным или аморальным поведением потерпевшего.

Внезапность сильного душевного волнения по общему правилу состоит в том, что оно возникает немедленно, как ответная реакция на противоправное или аморальное поведение потерпевшего. Умысел здесь может быть только внезапно возникшим. Между убийством и провокационным поведением потерпевшего, вызвавшим состояние физиологического аффекта и умысел на преступление, в подавляющем большинстве случаев не должно быть разрыва во времени. Однако возможно возникновение аффекта не сразу после противоправных действий потерпевшего, а спустя некоторое время (например, человек случайно встречает на улице лицо, которое в свое время надругалось над его ребенком).

Провокация со стороны потерпевшего, вызывающая состояние сильного душевного волнения у виновного, представляет собой: а) насилие; б) издевательство; в) тяжкое оскорбление; г) иные противоправные действия (бездействие); д) аморальные действия (бездействие); е) систематическое противоправное или аморальное поведение потерпевшего.

Насилие со стороны потерпевшего может быть физическим (например, нанесение удара, побои, истязания, причинение вреда здоровью различной степени тяжести, насильственное ограничение свободы, изнасилование) или психическим (угроза применить физическое насилие). Спровоцировать аффективное состояние может любое по своему характеру насилие. Насилие, вызывающее аффект, должно быть противоправным. При убийстве в состоянии аффекта, вызванного насильственными действиями потерпевшего, виновный не должен находиться в ситуации необходимой обороны. В противном случае правовая оценка содеянного будет даваться по правилам о необходимой обороне. Чаще всего применительно к убийству, предусмотренному ст. 107 УК, речь идет о случаях, когда насильственное посягательство закончилось и опасность лицу уже не угрожает. В то же время виновный находится в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного этим посягательством[1062].

Б., директор частного магазина, познакомился в кафе со студенткой Т. и под предлогом предоставления ей работы обманным путем завел ее в магазин, где, применив к ней физическое и психическое насилие, совершил с девушкой половой акт и иные действия сексуального характера. Затем он отлучился в кабинет к зазвонившему телефону. Находившаяся в состоянии физиологического аффекта, вызванного изнасилованием, Т. взяла на прилавке торгового зала, где все и происходило, три ножа хозяйственного предназначения и, когда Б. появился в коридоре, нанесла ему множество ножевых ранений, от которых он скончался. Действия Т. были квалифицированы как убийство, совершенное в состоянии аффекта[1063].

Издевательство, которое может вызвать состояние аффекта, представляет собой злую насмешку, глумление над виновным. В отличие от тяжкого оскорбления, которое всегда выражается в неприличной форме, издевательство может осуществляться в пристойном виде, хотя по своему содержанию является столь же циничным и оскорбительным, глубоко ранящим психику человека (например, насмешки над физическими недостатками человека или другой его ущербностью)[1064]. Издевательство может быть растянутым во времени.

Под тяжким оскорблением понимается грубое, циничное, глубокое унижение чести и достоинства личности, выраженное в неприличной форме. Вопрос о том, какое оскорбление считать тяжким, – это вопрос факта, решаемый в каждом отдельном случае с учетом всех конкретных обстоятельствдела. Таково, например, оскорблениеродственных, национальных, религиозных чувств. При оценке степени тяжести оскорбления учитываются и индивидуальные особенности виновного (болезненное физическое и душевное состояние, беременность и т. п.).

Примером аффектированного убийства, вызванного тяжким оскорблением и психическим насилием со стороны потерпевшего, может служить следующее дело.

Ученик 10-го класса средней школы А. дружил со своей одноклассницей М. В семье последней сложилась крайне неблагоприятная обстановка, связанная с тем, что ее отчим К., ранее неоднократно судимый, нигде не работал, систематически пьянствовал, учинял дебоши, избивал мать М., оскорблял ее и дочь нецензурной бранью.

Однажды, когда А. пришел на квартиру к М., пьяный К. беспричинно набросился на него, стал угрожать убийством, исключительно цинично оскорбил его. Это так взволновало А., что он частично утратил контроль над своими действиями, схватил перочинный нож и стал наносить К. удары в различные части тела. От полученных множественных ранений потерпевший скончался на месте происшествия. А. был осужден за убийство, совершенное в состоянии аффекта[1065].

Под иными противоправными действиями (бездействием) потерпевшего следует понимать такие поведенческие акты, которые хотя и не являются насилием, издевательством и оскорблением, но вместе с тем характеризуются грубым нарушением прав и законных интересов виновного или других лиц. Это может быть дерзкое самоуправство, причинение смерти или вреда здоровью не в результате насилия, шантаж, клевета, повреждение или уничтожение имущества, злоупотребление должностными полномочиями, превышение должностных полномочий, надругательство над могилой, невозвращение крупной суммы долга и проч. В отличие от ст. 104 УК РСФСР, ст. 107 УК РФ не содержит указания на то, что эти действия «повлекли или могли повлечь тяжкие последствия для виновного или его близких». Тем самым рамки применения ст. 107 УК расширены.

Под аморальными действиями (бездействием) потерпевшего понимаются противоречащие нормам морали поступки, которые могут оказаться поводом для возникновения аффекта (например, очевидный факт супружеской измены, предательство близких, «подсиживание» на работе).

К. и К-ва состояли в браке и имели малолетнего ребенка. Отношения между ними сложились напряженные. К-ва обратилась в суд с заявлением о расторжении брака. К. любил жену и не давал согласия на развод. Суд дважды предоставлял супругам трехмесячный срок для примирения. Супружеские отношения между ними не прекращались.

Однажды К-ва заявила, что сожительствует с другим мужчиной, и потребовала, чтобы муж забрал свои вещи и ушел от нее.

Поздно вечером, вернувшись домой, К. через окно спальни увидел, что в постели вместе с женой находится Ч. Взволнованный увиденным, он схватил в сарае заряженное двуствольное ружье, выставил стекло в окне, проник в квартиру и выстрелил в Ч., который от ранения в шею сразу же скончался, а затем выстрелил в убегавшую К-ву, но не попал. По показаниям К. и потерпевшей К-вой, подкрепленным другими фактическими данными, он действовал «как в тумане», «был бледен, весь трясся», плохо помнил последующие события. Хотя жена и говорила, что изменяет ему, однако К. не верил ей, полагая, что она шутит. Застав жену с любовником при указанных обстоятельствах, К., несомненно, действовал в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного аморальным поведением потерпевших.

К такому же выводу пришел и Президиум Верховного Суда РФ, рассматривавший дело в порядке надзора[1066].

В результате систематического противоправного или аморального поведения потерпевшего может возникнуть длительная психотравмирующая ситуация, вызывающая порой состояние физиологического аффекта. В такой ситуации психическое напряжение у виновного постепенно накапливается и, когда «чаша терпения» переполняется, возникает сильное душевное волнение (так называемый кумулятивный аффект), которое приводит к совершению убийства[1067].

По делам этой категории довольно часто приходится сталкиваться со случаями физиологического аффекта, формирующегося постепенно под воздействием длительной психотравмирующей ситуации, вызванной систематическим неправомерным либо аморальным поведением потерпевшего. Особенно это характерно для убийств, совершаемых в семье (типичный пример: пьяница-муж – на этой почве в семье постоянные скандалы, дебоши, драки, оскорбления – и, наконец, его убийство в состоянии аффекта отчаявшимися домочадцами). УК РСФСР не рассматривал такую длительную психотравмирующую ситуацию в качестве основания возникновения аффекта. Однако надзорная практика нередко исходила из того, что ответственность за убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, наступает и в том случае, когда оно возникает как следствие неоднократных противозаконных действий потерпевшего, из которых последнее явилось непосредственной причиной возникновения такого состояния[1068]. Показательно в этом отношении следующее дело.

Между супругами А. сложились крайне неприязненные отношения, вызванные продолжавшимся в течение длительного времени аморальным и противоправным поведением мужа. Супруги постоянно ссорились. А., будучи пьяным, неоднократно избивал жену, ее часто видели с синяками. Однажды А. вновь избил жену, угрожал убить, а затем заявил, что их внук на самом деле является его сыном от снохи. Услышав это, А-ва схватила стоявшее рядом ведро и, по ее выражению, «не помня себя», стала бить им по голове А. От полученных повреждений А. скончался.

А-ва была осуждена за убийство без отягчающих обстоятельств. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в кассационном порядке, пришла к выводу, что преступление, совершенное А-вой, – результат накопившихся в ее психике отрицательных эмоций за многие годы систематических унижений, оскорблений и побоев, которые она терпела от мужа. Действия А-вой были переквалифицированы на ст. 104 УК РСФСР (ч. 1 ст. 107 УК РФ)[1069].

Действительно, несправедливо считать более общественно опасным преступление, совершенное в состоянии аффекта, вызванного системой противоправных действий со стороны потерпевшего, чем преступление под влиянием того же аффекта, но вызванного разовым насилием, оскорблением или иным противозаконным действием[1070]. В УК РФ эта несправедливость устранена.

Субъективная сторона преступления характеризуется прямым или косвенным умыслом. Умысел всегда внезапно возникший. Однако это не исключает в некоторых случаях наличия неприязненных, враждебных отношений между виновным и потерпевшим, относящихся к более раннему времени. Важно, чтобы умысел на убийство возник внезапно, в состоянии аффекта, спровоцированного конкретными противоправными или аморальными действиями потерпевшего.

Мотивы преступления могут быть различными (чаще всего это мотивы мести или ревности). На квалификацию преступления они не влияют, однако их выяснение необходимо для ответа на вопрос, было ли состояние сильного душевного волнения у лица, совершившего убийство[1071].

Субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста. В ч. 2 ст. 107 УК назван квалифицирующий признак преступления – совершенное в состоянии аффекта убийство двух или более лиц. Речь идет о нескольких убийствах, совершенных одновременно или на протяжении короткого промежутка времени и охватывавшихся единым умыслом виновного. Содеянное квалифицируется по ч. 2 ст. 107 независимо от того, какие мотивы обусловили первое и последующие убийства. Главное, чтобы эти убийства были совершены в состоянии физиологического аффекта, вызванного противоправным или аморальным поведением каждого из потерпевших.

Аффектированное убийство одного человека и покушение на жизнь другого не могут рассматриваться как оконченное преступление, предусмотренное ч. 2 ст. 107 УК. Содеянное в таких случаях следует квалифицировать по ч. 1 ст. 107, а также по ст. 30 и ч. 2 ст. 107 УК.

По смыслу закона убийство не должно расцениваться как совершенное при квалифицирующих признаках, предусмотренных п. «а», «г», «е» ч. 2 ст. 105 УК, а также при обстоятельствах, с которыми обычно связано представление об особой жестокости (в частности, множественность ранений, убийство в присутствии близких потерпевшему лиц), если оно совершенно в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения либо при превышении пределов необходимой обороны.

Убийство, совершенное должностным лицом в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения во время исполнения им своих служебных обязанностей, в том числе и с использованием вверенного для служебных целей оружия, следует квалифицировать по ст. 107 без дополнительной ссылки на ч. 3 ст. 286 УК.

Убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление

Статья 108 УК устанавливает ответственность за два хоть и близких по своему содержанию, но самостоятельных преступления: убийство при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1) и убийство при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ч. 2). В УК РСФСР была предусмотрена ответственность только за первое преступление.

Деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 108 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести; ч. 2 – к категории преступлений средней тяжести.

Ответственность по ч. 1 ст. 108 УК наступает в случае, если убийство совершено при защите от общественно опасного посягательства, но с превышением пределов необходимой обороны, т. е. при явном несоответствии защиты характеру и степени общественной опасности посягательства.

В таких случаях прежде всего необходимо констатировать возникновение ситуации необходимой обороны и совершение действий в целях защиты от общественно опасного посягательства, а затем уже оценивать, имело ли место явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, вышло ли лицо за пределы правомерной обороны.

Об условиях правомерности акта необходимой обороны и превышении ее пределов речь идет в ст. 37 УК. Под необходимой обороной понимается правомерная защита от общественно опасного посягательства путем причинения вреда посягающему.

Условия правомерности акта необходимой обороны принято подразделять на относящиеся к посягательству и защите. Посягательство должно быть:

а) по своим объективным признакам общественно опасным;

б) наличным, т. е. начавшимся (или близким к началу) и еще не окончившимся; должно обладать способностью неминуемо, немедленно причинить общественно опасный вред;

в) действительным (реальным), а не мнимым; существующим в реальной действительности, а не только в воображении обороняющегося.

К защите предъявляются следующие требования:

а) допустима защита не только собственных интересов обороняющегося, но и интересов других лиц, а также общества и государства;

б) защита осуществляется путем причинения вреда посягающему, а не третьим (посторонним) лицам; особенностью защиты является ее активный характер, по существу, это контрнаступление, контрнападение;

в) защита должна быть своевременной;

г) защита не должна превышать пределов необходимости[1072].

Причинение смерти посягающему при соблюдении условий правомерности акта необходимой обороны не является преступлением и потому исключает уголовную ответственность.

Другое дело – убийство при превышении пределов необходимой обороны. Деяние это общественно опасно и противоправно. Однако тот факт, что лицо причинило смерть при отражении общественно опасного посягательства на правоохраняемые интересы, смягчает ответственность. Именно поэтому закон относит преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 108 УК, к привилегированным видам убийства.

Превышение пределов необходимой обороны (эксцесс обороны) представляет собой умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 37 УК). Убийство при превышении пределов необходимой обороны является результатом явного (резкого, значительного, не подлежащего сомнению) несоответствия между вредом, которым угрожал посягавший, и лишением его жизни в результате оборонительных действий, между способами и средствами защиты, с одной стороны, и способами и средствами посягательства – с другой, между интенсивностью защиты и интенсивностью посягательства (например, убийство лица, совершающего незначительную кражу или неквалифицированный грабеж, причинение смерти безоружному хулигану при помощи огнестрельного оружия, нанесение смертельных ранений несравненно более слабому лицу). Обороняющийся в данной конкретной ситуации не использует очевидную возможность осуществить оборону менее опасным способом, более мягкими средствами.

Усматривая в действиях обороняющегося превышение пределов необходимой обороны, правоприменительные органы должны не ограничиваться в процессуальных документах лишь общей формулировкой о «явном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства», а конкретно указать, в чем именно выразилось превышение пределов необходимой обороны и на каких доказательствах основан этот вывод[1073].

При решении вопроса о том, имело ли место превышение пределов необходимой обороны, не следует механически исходить из требования соразмерности средств защиты и средств посягательства, а, как отмечается в п. 8 постановления Пленума Верхового Суда СССР от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств», необходимо учитывать характер опасности, угрожавшей оборонявшемуся, его силы и возможности по отражению посягательства, а также все иные обстоятельства, которые могли повлиять на реальное соотношение сил посягавшего и защищавшегося (количество посягавших и оборонявшихся, их возраст, физическое развитие, наличие оружия, место и время посягательства и т. д.). При совершении посягательства группой лиц обороняющийся вправе применить к любому из нападающих такие меры защиты, которые определяются опасностью и характером действий всей группы[1074].

Для установления наличия или отсутствия признаков превышения пределов необходимой обороны следует иметь в виду, что в состоянии душевного волнения, вызванного посягательством, обороняющийся не всегда может точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты.

Действия обороняющегося нельзя рассматривать как совершенные с превышением пределов необходимой обороны и в том случае, когда причиненный им вред оказался большим, чем вред предотвращенный, и тот, который был достаточен для предотвращения нападения, если при этом не было допущено явного несоответствия защиты характеру и опасности посягательства[1075].

При правомерной обороне защита должна совпадать, соответствовать во времени общественно опасному посягательству. В тех случаях, когда посягательство еще не началось и отсутствовала непосредственная угроза его осуществления, а также когда оно закончилось, необходимая оборона невозможна, а следовательно, нельзя вести речь о превышении ее пределов. В п. 5 указанного постановления Пленума Верховного Суда СССР по этому поводу указывается: «Действия оборонявшегося, причинившего вред посягавшему, не могут считаться совершенными в состоянии необходимой обороны, если вред причинен после того, как посягательство было предотвращено или окончено, и в применении средств защиты явно отпала необходимость»[1076]. В таких случаях ответственность за причинение смерти посягавшему наступает по другим статьям гл. 16 УК. Если при этом будет установлено, что в результате нападения обороняющийся находился в состоянии сильного душевного волнения (а практически это бывает всегда!) и смерть посягавшему причинена сразу же после окончания нападения, содеянное квалифицируется по ст. 107 УК.

В то же время надо учитывать, что состояние необходимой обороны может иметь место и при наличии реальной угрозы нападения, а также тогда, когда защита последовала непосредственно за актом хотя бы и оконченного посягательства, но по обстоятельствам дела для оборонявшегося не был ясен момент его окончания. В этих случаях возможна и правомерная оборона, и превышение ее пределов.

П. познакомился со студентами X. и 3. и распивал с ними спиртные напитки в баре, а затем в своей квартире. Когда X. стал приставать к жене П., склоняя ее к совершению полового акта, П. избил его и 3. После драки X. и 3. извинились перед супругами. Поскольку у 3. была сильно разбита губа, П. вместе с X. пошел проводить 3. в травматологический пункт. В пути следования на П. неожиданно напал X. с ножом, а затем 3. Защищаясь, П. вырвал правой рукой нож у X. и ударом левой руки сбил его с ног. В это время его схватил 3. и, чтобы освободиться, П. ударил 3. ножом и, упав вместе с ним, продолжал наносить ему удары в область лица и шеи. К этому времени с земли поднялся X. и ударил П. ногой по голове. Вскочив на ноги, П. нанес удар X. ножом и вновь упал уже вместе с ним, продолжая наносить ему удары в лицо и шею. От полученных множественных ранений X. и 3. скончались.

П. был осужден за убийство с особой жестокостью двух лиц. При этом суд не учел, что П. действовал в состоянии необходимой обороны. Ссылка в приговоре на то, что потерпевшие, когда нож оказался у П., реальной опасности для него не представляли, что каждому из них П. нанес только по одному ранению, когда они стояли, а все остальные – когда лежали на земле, свидетельствует о превышении П. пределов необходимой обороны. Президиум Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в порядке надзора, переквалифицировал действия П. на ст. 105 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 УК РФ)[1077].

Субъективная сторона преступления характеризуется виной в виде прямого или косвенного умысла. Лицо осознает, что, обороняясь от общественно опасного посягательства, совершает противоправное деяние, предвидит возможность или неизбежность причинения смерти посягающему и желает либо сознательно допускает ее наступление или относится к этому факту безразлично. Умысел здесь всегда внезапно возникший.

Превышение пределов необходимой обороны признается лишь тогда, когда защищающийся сознавал возможность отразить нападение более мягкими для посягающего средствами, но, тем не менее, избрал неоправданно суровые средства, заведомо для него излишние[1078].

Причинение посягающему при отражении общественно опасного посягательства смерти по неосторожности не может влечь за собой уголовной ответственности. Состав преступления в таких случаях отсутствует. Это означает, что если при отражении нападения обороняющийся, например, стреляет из пистолета или ружья в ногу либо руку посягавшего, но промахивается и попадает в голову или другой жизненно важный орган, в результате чего наступает смерть, он не подлежит ответственности.

При превышении пределов необходимой обороны, как и при правомерной обороне, доминирующим является мотив защиты от общественно опасного посягательства. При этом преобладают эмоции гнева, страха и т. п. и весьма характерно состояние аффекта, вызванного противоправными действиями нападающего.

Субъект преступления – лицо, достигшее 16-летнего возраста.

В тех случаях, когда в ситуации необходимой обороны должностные лица правоохранительных и контролирующих органов превышают ее пределы и причиняют смерть посягавшему, ответственность наступает по ч. 1 ст. 108 УК, а не за превышение должностных полномочий (ст. 286 УК).

Если убийство совершается при превышении пределов необходимой обороны при наличии отягчающих обстоятельств, указанных в ч. 2 ст. 105 УК (например, смерть причиняется двум и более лицам), то содеянное надлежит квалифицировать только по ч. 1 ст. 108 УК.

Убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108 УК), необходимо отграничивать от убийства, совершенного в состоянии аффекта (ст. 107 УК), которое также может быть спровоцировано общественно опасным посягательством. Если первое всегда совершается с целью защиты от такого посягательства, то для второго характерны иные мотивы (месть, ревность и проч.). К тому же, хотя и трудно представить себе убийство при превышении пределов необходимой обороны в спокойном, хладнокровном состоянии психики, признак сильного душевного волнения для него не является обязательным.

В ч. 2 ст. 108 УК предусмотрена ответственность за убийство, совершенное при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление. В УК РСФСР такой нормы не было. Вопрос об ответственности за причинение вреда задерживаемому в соответствии с п. 3 указанного постановления Пленума Верховного Суда СССР в правоприменительной практике решался по правилам о необходимой обороне или превышении ее пределов. УК РФ в ст. 38 специально предусмотрел причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление, в качестве самостоятельного обстоятельства, исключающего преступность деяния.

Ответственность по ч. 2 ст. 108 УК наступает в случае, если причинение смерти задерживаемому не являлось необходимым для его задержания, т. е. явно не соответствовало характеру и степени общественной опасности совершенного задерживаемым лицом преступления и обстановке задержания.

Следует иметь в виду, что о превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, речь может идти лишь при наличии у данного лица права на задержание (совершение общественно опасного посягательства, обладающего признаками преступления; реальная опасность уклонения преступника от уголовной ответственности; цель его задержания и т. д.) и непосредственно в ситуации по задержанию. Только после этого выясняется, превышены ли меры, необходимые для задержания лица, совершившего преступление.

Об условиях правомерности акта причинения вреда лицу, совершившему преступление, при его задержании говорится в ст. 38 УК. К ним следует отнести следующие:

а) задерживается лицо, совершившее именно преступление, а не иное правонарушение;

б) насилие применяется только при наличии твердой уверенности, что именно данное лицо совершило преступление;

в) вред задерживаемому может быть причинен лишь при наличии реальной опасности уклонения его от ответственности;

г) такой вред может быть причинен лишь в целях задержания лица, совершившего преступление, и доставления его органам власти;

д) меры, которые принимаются для задержания лица, совершившего преступление, должны быть необходимыми, т. е. оправданными обстоятельствами дела; насилие должно быть вынужденной, крайней мерой, когда иными средствами задержание осуществить невозможно;

е) предпринимаемые меры по задержанию такого лица должны соответствовать характеру и опасности совершенного им преступления, а также опасности его личности;

ж) меры по задержанию преступника должны соответствовать обстановке его задержания; ее характеризуют степень интенсивности и способ оказываемого преступником сопротивления, количество задерживаемых и задерживающих, наличие оружия, место и время задержания (день или ночь), возможность применения других, более мягких и безопасных способов и средств и другие признаки;

з) причиняемый вред не должен превышать пределов необходимости[1079].

Причинение смерти задерживаемому при соблюдении условий правомерности акта задержания не является преступлением и уголовную ответственность исключает. Следует иметь в виду, что лишение жизни преступника, пытающегося скрыться или иным образом уклониться от задержания, может быть признано правомерным только в случаях совершения им убийства, бандитизма, похищения человека, захвата заложника, терроризма, разбоя, изнасилования и другого тяжкого преступления, преимущественно насильственной направленности. Только в этих случаях можно констатировать, что предпринимаемые по задержанию меры соответствуют характеру и опасности совершенного задерживаемым преступления. Причиняя смерть преступнику, задерживающий сознает, что иного выхода нет. Разумеется, при этом должны быть соблюдены и другие условия правомерности акта причинения вреда лицу, совершившему преступление, при его задержании.

Превышение мер, необходимых для задержания, применительно к данному составу имеет место в тех случаях, когда применены такие средства и методы задержания, которые явно не соответствуют характеру и степени общественной опасности совершенного задерживаемым лицом преступления, его личности, реальной обстановке задержания, и задерживаемому без необходимости причинен явно чрезмерный, не вызываемый обстановкой вред – смерть.

С. работал сторожем на мясокомбинате. Охраняя объект, он увидел на территории комбината двух незнакомых мужчин. Пытаясь задержать их, С. потребовал, чтобы они остановились, и сделал предупредительный выстрел. Однако эти лица, проникшие на территорию комбината в целях хищения мясопродуктов, побежали в сторону забора.

В тот момент, когда незнакомцы находились уже около лаза в заборе, С. в целях их задержания произвел в них выстрел. Этим выстрелом один был убит, а другому было причинено легкое телесное повреждение.

В данном случае имело место очевидное превышение мер, необходимых для задержания. Причинение указанным лицам такого вреда при указанных обстоятельствах явно не соответствовало опасности их поведения[1080].

Субъективная сторона преступления характеризуется прямым или косвенным умыслом (ч. 2 ст. 38). Виновный осознает, что, задерживая преступника, сам совершает противоправное деяние, предвидит возможность или неизбежность причинения смерти задерживаемому и желает либо сознательно допускает ее наступление или относится к этому безразлично.

Причинение по неосторожности смерти лицу, совершившему преступление, при его задержании не влечет уголовной ответственности. Состав преступления в таких случаях отсутствует.

Смерть лицу, совершившему преступление, причиняется лишь с целью лишить задерживаемого возможности уклониться от уголовной ответственности и предотвратить совершение им новых преступлений.

Субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста. В тех случаях, когда в ситуации задержания преступника должностные лица правоохранительных и контролирующих органов превышают меры, необходимые для задержания, и причиняют смерть задерживаемому, ответственность наступает по ч. 2 ст. 108 УК, а не за превышение должностных полномочий (ст. 286 УК).

Если убийство совершается при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, при наличии отягчающих обстоятельств, указанных в ч. 2 ст. 105 УК (в частности, смерть причиняется двум и более лицам), то содеянное надлежит квалифицировать только по ч. 2 ст. 108 УК.

2.5. Иные преступления против жизни

Причинение смерти по неосторожности

В отличие от ст. 106 УК РСФСР УК РФ 1996 г. исключил причинение смерти по неосторожности из разряда убийств. Предложения на этот счет делались давно[1081]. Убийство и неосторожное причинение смерти – понятия разного порядка. В общественном сознании понятия «убийство» и «убийца» ассоциируются лишь с умышленным причинением смерти. Убить можно только умышленно. В законодательстве многих странах умышленное убийство достаточно резко отграничивается от неосторожного причинения смерти. Так было и в законодательстве дореволюционной России. Именно на эти позиции встал и УК РФ (ст. 109).

Причинение смерти по неосторожности – результат грубой недисциплинированности, невнимательности, неосмотрительности виновного. И хотя степень общественной опасности таких преступлений ниже по сравнению с убийствами, это вовсе не означает, что последствия данных преступлений всегда менее тяжкие. В условиях научно-технического прогресса прослеживается явная тенденция к их возрастанию. Поэтому нельзя недооценивать опасность неосторожных преступлений[1082].

Деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 109 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести, а деяния, предусмотренные ч. 2 и 3, – к категории преступлений средней тяжести.

Объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни человека.

Объективная сторона преступления выражается в действии (бездействии), нарушающем те или иные правила предосторожности и причиняющем в результате смерть другому человеку. Смерть потерпевшего при этом должна находиться в причинной связи с деянием виновного.

Преступление имеет материальный состав и считается оконченным с момента наступления смерти.

Субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 109 УК, характеризуется неосторожной формой вины.

При преступном легкомыслии лицо предвидит возможность наступления смерти в результате своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывает на ее предотвращение (ч. 2 ст. 26 УК). Например, переправа в ветреную погоду людей на лодке через реку в расчете на благополучный исход, основанный на предыдущем опыте, в результате чего произошла трагедия (лодка перевернулась, люди утонули).

К. во время поиска своей коровы случайно прикоснулась к ограждению склада руками и была смертельно травмирована током. В действиях Т., подключившего ограждение из колючей проволоки к розетке электросети с напряжением 220 вольт, было признано наличие преступного легкомыслия. Т. предвидел возможность наступления смерти кого-либо от совершенных им действий, так как вывесил специальное предупреждающее объявление. Однако его расчет на то, что люди могут подойти к складу лишь со стороны дороги, где было вывешено объявление, оказался легкомысленным[1083].

Причинение смерти по небрежности означает, что лицо не предвидело возможности ее наступления в результате своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло ее предвидеть (ч. 3 ст. 26 УК). Например, медицинская сестра по невнимательности дает больному вместо лекарства сильный яд; лицо производит чистку пистолета, не осмотрев его, в результате происходит выстрел и причиняется смерть другому человеку.

Следующее уголовное дело иллюстрирует случай причинения смерти по небрежности.

В целях обороны от возможных преступных посягательств Ш. передал своему другу Ф. имевшийся у него неисправный обрез. Ф. обещал отремонтировать оружие и вернуть его, как только минует надобность в нем. Однажды вечером друзья встретились на квартире Ш. и распили бутылку водки. После этого Ф. достал из пальто обрез и, беседуя с Ш., стал бесцельно размахивать оружием перед его лицом. Ш. эти действия не понравились, и он попросил Ф. убрать обрез, однако тот не обратил на это внимания. Тогда Ш. со словами «маши обрезом перед своим носом» резко повернул руку Ф. с оружием в его сторону. Неожиданно произошел выстрел, в результате которого Ф. получил смертельное ранение.

В данном случае Ш. грубо нарушил правила обращения с оружием. Он должен был и мог предвидеть возможность выстрела. Поэтому его действия были квалифицированы как причинение смерти по неосторожности в результате преступно небрежного обращения с оружием[1084].

Причинение смерти по легкомыслию представляет по общему правилу большую общественную опасность, чем такое же деяние, совершенное по небрежности. Это объясняется тем, что в первом случае речь идет о сознательном нарушении правил предосторожности, охраняющих жизнь человека, и предвидении возможности наступления смерти потерпевшего при легкомысленном расчете на ее предотвращение, а во втором – о непредвидении наступления смерти при наличии обязанности и возможности ее предвидения. Чаще всего причинение смерти по неосторожности является результатом преступной небрежности.

Причинение смерти по неосторожности следует отличать от случайного ее причинения, когда лицо не только не предвидело возможности наступления смерти, но по обстоятельствам дела не должно было и не могло ее предвидеть. Вина лица в причинении смерти при несчастном случае отсутствует, уголовная ответственность исключается.

Субъект преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 109 УК, – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Квалифицирующий признак преступления (ч. 2 ст. 109 УК) – причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей.

Под ненадлежащим исполнением лицом своих профессиональных обязанностей понимается совершение деяний, не отвечающих полностью или частично официальным требованиям, предписаниям, правилам, в результате чего наступает смерть потерпевшего. По делам данной категории должно быть установлено, какие именно профессиональные обязанности нарушил виновный.

Субъект преступления в данном случае – специальный – лицо определенной профессии, осуществляющее функции в соответствии с данной профессией.

Данная норма подлежит применению только при условии, что содеянное не образует состава иного преступления (в частности, предусмотренного ч. 2 ст. 124, ч. 2 ст. 143, ч. 2 ст. 215, ч. 2 ст. 215¹, ч. 3 ст. 215², ч. 2 ст. 216,ч. 2 ст. 217,ч. 2 ст. 219, ч. 2 ст. 220, ч. 2 ст. 236, п. «г» ч. 2 ст. 238, ч. 3 ст. 247, ч. 2 ст. 248, ч. 3 ст. 251, ч. 3 ст. 252, ч. 3 ст. 254, ч. 2 ст. 293 УК).

Особо квалифицирующий признак преступления (ч. 3 ст. 109 УК) – причинение смерти по неосторожности двум или более лицам.

Под причинением смерти по неосторожности двум или более лицам понимается фактическое лишение жизни не менее двух человек. Причинение смерти одному человеку и тяжкого вреда здоровью другому (в обоих случаях по неосторожности) образует совокупность преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 109 и ст. 118 УК.

Субъектом преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 109 УК, является любое лицо, наделенное признаками как общего, так и специального субъектов.

Доведение до самоубийства

Суицидальная ситуация в России весьма сложная. По числу самоубийств в сопоставимых цифрах Россия занимает одно из первых мест в Европе.

В ходе подготовки УК РФ предпринималась попытка ввести ответственность не только за доведение до самоубийства, но и за склонение к нему. Однако законодатель предусмотрел ответственность только за первое деяние (ст. ПО УК), существенно подкорректировав по сравнению со ст. 107 УК РСФСР признаки этого преступления.

Преступление, предусмотренное ст. ПО УК, представляет значительную общественную опасность. Помимо того, что оно посягает на безопасность жизни другого человека, рассматриваемое деяние характеризуется исключительной безнравственностью, коварством, циничным отношением к достоинству и душевному состоянию другого человека.

Под самоубийством в контексте ст. 110 УК понимается «добровольное, намеренное совершение человеком действий, направленных на лишение себя жизни и достаточных для наступления смерти, при условии, что причину их он видит в жестокости по отношению к нему определенного лица»[1085].

Деяния, предусмотренные ст. 110 УК, относятся к категории преступлений средней тяжести.

Объект рассматриваемого преступления – общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни человека.

Потерпевшим от данного преступления может быть любой человек. В УК РФ отсутствует указание на то, что он обязательно должен находиться в материальной или иной зависимости от виновного, как этого требовал УК РСФСР. Тем самым круг потерпевших от данного преступления значительно расширен.

Объективная сторона преступления выражается преимущественно в активных действиях по доведению лица до самоубийства или до покушения на него.

Ответственность по ст. ПО УК возможна лишь при доведении лица до самоубийства путем совершения противоправных действий. Она исключается, если лицо подтолкнули к самоубийству чьи-то правомерные действия (например, в результате задержания по подозрению в совершении преступления).

Способы совершения преступления: а) угрозы; б) жестокое обращение с потерпевшим; в) систематическое унижение его человеческого достоинства.

Угрозы могут касаться различных сторон жизни потерпевшего (таковы, например, угрозы отказать в жилище, лишить материальной или иной существенной помощи, покровительства, физически расправиться, разгласить позорящие сведения и проч.). Имеют значение не только содержание и форма угрозы, но и ее субъективное восприятие потерпевшим как представляющей реальную опасность для его существования, ставящей его в безвыходное положение.

Жестокое обращение означает систематичность безжалостного, грубого отношения виновного к потерпевшему. По своему объему это довольно широкое оценочное понятие. Оно охватывает различные деяния (действия или бездействие), причиняющие потерпевшему физические и психические страдания (побои, истязания, издевательства, лишение пищи и воды, средств к существованию, медицинской помощи, ограничение свободы, принуждение к выполнению бессмысленной, изнурительной работы, изгнание из жилища, преследования и проч.).

Систематическое унижение человеческого достоинства выражается в неоднократных актах оскорбления, глумлении над потерпевшим, его постоянной травле, распространении о нем клеветнических сведений, несправедливой критике и т. п.

Нередко угрозы, жестокое обращение с потерпевшим, систематическое унижение его человеческого достоинства как способы доведения лица до самоубийства сочетаются.

Б., отец троих малолетних детей, злоупотреблял спиртными напитками, неоднократно избивал свою жену, унижал ее человеческое достоинство. Однажды Б., будучи в нетрезвом состоянии, учинил очередной скандал. Жена, не выдержав издевательств мужа, выпила уксусной эссенции. Жизнь ее была спасена лишь благодаря своевременно оказанной медицинской помощи. Б. был осужден за доведение своей жены до покушения на самоубийство.

Обязательным признаком состава рассматриваемого преступления является наличие причинной связи между совершенным самоубийством или покушением на него и противоправными действиями виновного. Если потерпевший покончил жизнь самоубийством или покушался на него по иным причинам, уголовная ответственность исключается.

Для квалификации действий виновного по ст. ПО УК необходимо установить, что потерпевший действительно желал совершить акт самоубийства, а не инсценировать его.

Состав преступления – материальный. Оконченным оно признается, когда в результате действий виновного последовало самоубийство или покушение на него.

Вопрос о субъективной стороне преступления, вызывавший в специальной литературе большие споры, в соответствии со ст. 24 УК решается следующим образом. Поскольку в диспозиции ст. ПО УК указание на форму вины отсутствует, это означает, что вина в данном случае может быть как умышленной, так и неосторожной. Виновный осознает, что указанным в законе способом толкает потерпевшего к самоубийству, предвидит реальную возможность лишения им себя жизни и желает (прямой умысел) или сознательно допускает наступление этих последствий либо относится к ним безразлично (косвенный умысел). Возможны здесь и два вида неосторожной вины (легкомыслие и небрежность).

В случае доведения до самоубийства в результате преступного легкомыслия виновный осознает, что его противоправное поведение в отношении другого человека способно подтолкнуть последнего к самоубийству, но в данном конкретном случае, по его мнению, суицид маловероятен, поскольку имеются обстоятельства, способные предотвратить его (например, жизнерадостный характер, сангвинический тип темперамента потерпевшего, его религиозные воззрения, полученное воспитание и т. п.). Но расчет этот оказывается легкомысленным, поскольку не учитываются все обстоятельства, сказывающиеся на принятии потерпевшим решения уйти по причине такого с ним обращения из жизни[1086].

Преступная небрежность при доведении до самоубийства предполагает, что субъект не предвидел возможности суицида по причине совершения им противоправных действий в отношении потерпевшего (жестокого обращения, угроз, систематического унижения человеческого достоинства), но должен был и мог предвидеть трагические последствия такого поведения. Как справедливо отмечает Т. В. Кондрашова, «обязанность предвидеть смерть резюмируется исходя из того, что все люди должны при общении взаимно щадить друг друга, понимать, что жестокость может быть причиной самоубийства»[1087].

Субъект рассматриваемого преступления – вменяемое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

§ 3. Преступления против здоровья

3.1. Причинение вреда здоровью. Понятийная характеристика

Причинение вреда здоровью, о котором идет речь в ст. 111–115, 118 УК РФ, – это противоправное умышленное или неосторожное причинение вреда здоровью другого человека той или иной степени тяжести.

Объект рассматриваемых преступлений образуют общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья человека. Под здоровьем в данном случае понимается естественное состояние организма, характеризующееся отсутствием каких-либо болезненных изменений. Уголовно-правовой охране подлежит соматическое и психическое здоровье любого человека от начала жизни до ее завершения.

Объективная сторона этих преступлений состоит в противоправном причинении той или иной степени тяжести вреда здоровью другого человека.

Причинение вреда здоровью человека может быть осуществлено и путем действия, и путем бездействия. Как свидетельствуют обобщения судебной практики, на долю рассматриваемых преступлений, совершаемых в форме активных действий, приходится около 98 % всех деяний данной категории[1088].

Действия виновного выражаются в механическом, физическом, химическом, биологическом и т. п. либо в психическом воздействии на потерпевшего. Вред здоровью человека может быть причинен и путем бездействия в том случае, если виновный не совершает определенных действий, которые он должен был и мог совершить в отношении другого человека, что влечет причинение вреда его здоровью.

Рассматриваемые деяния относятся к преступлениям с так называемым материальным составом. Оконченными они признаются в тех случаях, когда в результате деяния виновного причинен вред здоровью соответствующей степени тяжести. Обязательным признаком объективной стороны данных преступлений является наличие причинной связи между деянием виновного (действием или бездействием) и преступными последствиями в виде причинения вреда здоровью человека.

Понятие «вред здоровью» в уголовном законе не раскрывается. Его на основе положений медицины формулирует наука уголовного права. В медицинском же аспекте определение «вреда здоровью» давалось в Правилах судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью от 10 декабря 1996 г. В соответствии с п. 2 названных Правил под вредом здоровью понимались либо телесные повреждения, т. е. нарушение анатомической целостности органов и тканей или их физиологических функций, либо заболевания или патологические состояния, возникшие в результате воздействия различных факторов внешней среды: механических, физических, химических, биологических, психических[1089].

УК РФ 1996 г. отказался от использования традиционного для нашего уголовного законодательства понятия «телесные повреждения», под которыми, как сказано выше, понимаются нарушения анатомической целостности органов и тканей или их физиологических функций, возникшие в результате воздействия факторов внешней среды.

Замена в УК РФ понятия «телесные повреждения» на понятие «вред здоровью» вполне обоснована, поскольку последнее охватывает, помимо указанного, и тот причиняемый здоровью вред, который не связан с нарушением анатомической целостности или физиологических функций органов и тканей. Это, например, такие болезненные расстройства, как реактивные психические и невротические состояния либо инфекционные заболевания от заражения одного человека другим культурой патогенных микробов. Это профессиональные заболевания, венерические, отравления, расстройство психики, заболевание наркоманией или токсикоманией и т. п. Чаще всего, однако, приходится иметь дело с нарушением анатомической целостности или физиологической функции органов и тканей, т. е. именно с телесными повреждениями.

В зависимости от степени тяжести причиненного здоровью вреда УК предусматривает ответственность за причинение: а) тяжкого, б) средней тяжести и в) легкого вреда здоровью.

Судебно-медицинское определение тяжести вреда здоровью производит судебно-медицинский эксперт в соответствии с уголовным и уголовно-процессуальным законодательством Российской Федерации и специальными ведомственными указаниями.

Хотя Правила судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью 1996 г. в 2001 г. были признаны утратившими силу, но ничего нового за прошедшие шесть лет им на смену не пришло, а потому положения этого ведомственного нормативного акта по-прежнему служат пока ориентиром для практических работников.

Субъективная сторона причинения вреда здоровью характеризуется как умышленной, так и неосторожной формой вины. В зависимости от формы вины дифференцируется и ответственность за рассматриваемые преступления. В качестве квалифицирующих признаков в некоторых составах указывается на специальные мотивы (например, п. «д» и «е» ч. 2 ст. 111 УК РФ) и цели (п. «ж» ч. 2 ст. 111 УК РФ).

Субъектом умышленного причинения тяжкого (ст. 111 УК РФ) и средней тяжести вреда здоровью (ст. 112 УК РФ) может быть лицо, достигшее 14-летнего возраста. За остальные преступления против здоровья ответственность наступает с 16 лет.

УК РФ предусматривает ответственность за следующие виды причинения вреда здоровью:

1) умышленное причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111);

2) умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 112);

3) причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта (ст. 113);

4) причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны, тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ст. 114);

5) умышленное причинение легкого вреда здоровью (ст. 115);

6) причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности (ст. 118). Рассмотрим их в той последовательности, как они указаны в законе.

3.2. Конкретные виды причинения вреда здоровью

Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью

Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью представляет собой нанесение деянием виновного (действием или бездействием) вреда здоровью потерпевшего, в результате чего возникает опасность для жизни последнего либо причиняется реальный вред его здоровью в виде указанных в диспозиции ч. 1 ст. 111 УК РФ последствий.

Деяния, предусмотренные ч. 1 и 2 ст. 111 УК, относятся к категории тяжких преступлений; деяния, предусмотренные ч. 3 и 4, – к категории особо тяжких преступлений.

Объективная сторона рассматриваемого преступления включает: а) общественно опасное деяние (действие или бездействие); б) преступное последствие в виде причинения тяжкого вреда здоровью человека; в) причинную связь между деянием и указанным преступным последствием.

Понятие тяжкого вреда здоровью характеризуется множеством признаков, указанных в диспозиции ч. 1 ст. 111 УК.

Признаком тяжкого вреда здоровью является опасный для жизни вред здоровью, а при отсутствии этого признака – такие последствия причинения вреда здоровью, как:

– потеря зрения, речи, слуха;

– потеря какого-либо органа либо утрата органом его функций;

– неизгладимое обезображение лица;

– расстройство здоровья, соединенное со стойкой утратой общей трудоспособности не менее чем на одну треть;

– полная утрата профессиональной трудоспособности;

– прерывание беременности;

– психическое расстройство;

– заболевание наркоманией или токсикоманией.

Наличие хотя бы одного из указанных признаков дает основания для признания вреда, причиненного здоровью, тяжким.

Опасным для жизни является вред здоровью, вызывающий состояние, угрожающее жизни, которое может закончиться смертью. Предотвращение смертельного исхода в результате оказания медицинской помощи не изменяет оценку вреда здоровью как опасного для жизни. Главным основанием для юридической оценки этой разновидности вреда как тяжкого является именно установление опасности последнего для жизни в момент причинения.

Показательно в этом отношении следующее дело.

Л. в ответ на неправомерные действия Я. повалил последнего на пол и стал душить, сжимая рукой горло. Увидев, что потерпевший стал хрипеть и потерял сознание, Л. начал оказывать ему первую помощь, чем предотвратил смертельный исход. Л. признан виновным в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью в виде патологического состояния, угрожающего жизни, – острой дыхательной недостаточности[1090].

Опасными для жизни могут быть как телесные повреждения, так и заболевания или патологические состояния.

Опасными для жизни повреждениями являются:

1) повреждения, которые по своему характеру создают угрозу для жизни потерпевшего и могут привести его к смерти;

2) повреждения, вызвавшие развитие угрожающего жизни состояния, возникновение которого не имеет случайного характера.

К первой группе опасных для жизни повреждений относятся:

– проникающие ранения черепа, в том числе и без повреждения головного мозга;

– открытые и закрытые переломы костей свода и основания черепа, за исключением переломов костей лицевого скелета и изолированной трещины только наружной пластинки свода черепа;

– ушиб головного мозга тяжелой степени; ушиб головного мозга средней степени при наличии симптомов поражения стволового отдела;

– проникающие ранения позвоночника, в том числе и без повреждения спинного мозга;

– переломы-вывихи и переломы тел или двусторонние переломы дуг шейных позвонков, а также односторонние переломы дуг I и II шейных позвонков, в том числе и без нарушения функции спинного мозга;

– вывихи (в том числе подвывихи) шейных позвонков;

– закрытые повреждения шейного отдела спинного мозга;

– перелом или перелом-вывих одного или нескольких грудных или поясничных позвонков с нарушением функции спинного мозга;

– ранения, проникающие в просвет глотки, гортани, трахеи, пищевода, а также повреждения щитовидной и вилочковой железы;

– ранения грудной клетки, проникающие в плевральную полость, полость перикарда или в клетчатку средостения, в том числе и без повреждения внутренних органов;

– ранения живота, проникающие в полость брюшины;

– ранения, проникающие в полость мочевого пузыря или кишечника (за исключением нижней трети прямой кишки);

– открытые ранения органов забрюшинного пространства (почек, надпочечников, поджелудочной железы);

– разрыв внутреннего органа грудной либо брюшной полости, или полости таза, или забрюшинного пространства, или разрыв диафрагмы, или разрыв предстательной железы, или разрыв мочеточника, или разрыв перепончатой части мочеиспускательного канала;

– двусторонние переломы заднего полукольца таза с разрывом подвздошно-крестцового сочленения и нарушением непрерывности тазового кольца или двойные переломы тазового кольца в передней и задней части с нарушением его непрерывности;

– открытые переломы длинных трубчатых костей – плечевой, бедренной и болыпеберцовой, открытые повреждения тазобедренного и коленного суставов;

– повреждение крупного кровеносного сосуда: аорты, сонной (общей, внутренней, наружной), подключичной, плечевой, бедренной и подколенной артерий или сопровождающих их вен;

– термические ожоги III–IV степени с площадью поражения, превышающей 15 % поверхности тела; ожоги III степени более 20 % поверхности тела; ожоги II степени, превышающие 30 % поверхности тела (п. 32 Правил судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью).

Ко второй группе опасных для жизни относятся повреждения, которые повлекли за собой угрожающее жизни состояние.

Опасными для жизни являются также заболевания или патологические состояния, возникшие в результате воздействия различных внешних факторов и закономерно осложняющиеся угрожающим жизни состоянием или сами представляющие угрозу для жизни человека.

К угрожающим жизни состояниям относятся:

– шок тяжелой степени (III–IV степени) различной этиологии;

– кома различной этиологии;

– массивная кровопотеря;

– острая сердечная или сосудистая недостаточность, коллапс, тяжелая степень нарушения мозгового кровообращения;

– острая почечная или острая печеночная недостаточность;

– острая дыхательная недостаточность тяжелой степени;

– гнойно-септические состояния;

– расстройства регионального и органного кровообращения, приводящие к инфаркту внутренних органов, гангрене конечностей, эмболии (газовой и жировой) сосудов головного мозга, тромбоэмболии;

– сочетание угрожающих жизни состояний.

Указанные повреждения, независимо от их исхода, квалифицируются как тяжкие по признаку опасности для жизни. Они рассматриваются как причинившие тяжкий вред здоровью и квалифицируются по ч. 1 ст. 111 УК независимо от исхода и факта наступления тяжких последствий.

Группа молодых людей, в том числе X. и Р., распивала спиртные напитки. Между X. и Р. возникла ссора, перешедшая в драку. Когда Р. попытался убежать с места происшествия, X. догнал его и имевшимся у него ножом нанес ему колото-резаную рану, проникающую в забрюшинное пространство и плевральную полость с повреждением почки и правого легкого. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, здоровью Р. был причинен тяжкий вред (телесные повреждения, опасные для жизни в момент причинения). Действия X. были квалифицированы по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР (ч. 1 ст. 111 УК РФ)[1091].

Неопасным для жизни, но тяжким по последствиям вредом здоровью считаются:

– потеря зрения – полная стойкая слепота на оба глаза либо постоянная утрата способности различать очертания предметов на расстоянии 2 м и менее (острота зрения 0,04 и ниже). Потеря зрения на один глаз представляет собой утрату органом его функций и относится к тяжкому вреду здоровью. Повреждение слепого глаза, потребовавшее его удаления, оценивается в зависимости от длительности расстройства здоровья;

– потеря речи (языка) – необратимая утрата способности выражать свои мысли членораздельными звуками, понятными окружающим, либо потеря голоса. Временное лишение человека функции речи не является тяжким вредом;

– потеря слуха – постоянная полная глухота на оба уха или утрата способности слышать разговорную речь на расстоянии 3–5 см от ушной раковины. Потеря слуха на одно ухо как утрата органом его функций относится к тяжкому вреду здоровью;

– потеря какого-либо органа или утрата им своих функций. Под органом следует понимать определенную часть человеческого тела, выполняющую какую-либо самостоятельную функцию в системе организма человека (руки, ноги, почки, печень, органы дыхания, пищеварения и др.). Под потерей органа или утратой органом его функций следует понимать утрату его навсегда (например, отделение руки или ноги от туловища полностью либо ампутацию на уровне не ниже локтевого или коленного сустава) или безвозвратное лишение способности органа функционировать, выполнять свое назначение (паралич или иное состояние, исключающее их деятельность). Временное прекращение функционирования органа не считается тяжким повреждением и в зависимости от продолжительности такого состояния должно рассматриваться как средней тяжести или легкий вред здоровью. К тяжкому вреду здоровью относятся также повреждения половых органов, сопровождающиеся потерей производительной способности, заключающейся в потере способности к совокуплению либо в потере способности к оплодотворению, зачатию, вынашиванию и деторождению. Потеря одного яичка рассматривается как потеря органа;

– прерывание беременности как признак тяжкого вреда чаще всего является следствием телесных повреждений. Для квалификации действий виновного по ч. 1 ст. 111 УК необходимо, чтобы он осознавал факт беременности потерпевшей. Срок, на котором была прервана беременность, не имеет значения. Необходимым условием ответственности за нанесение такого тяжкого вреда является наличие причинной связи между совершенным деянием виновного и прерванной беременностью. Судебно-медицинскую экспертизу в таких случаях проводят комиссионно с участием акушера-гинеколога;

– психическое расстройство может быть следствием как физической травмы, так и психического потрясения (например, травматическое слабоумие, травматическая эпилепсия). Установление психического заболевания относится к компетенции судебно-психиатрической экспертизы. Оценка же степени тяжести такого повреждения здоровья производится после такой экспертизы судебно-медицинским экспертом с участием психиатра. Наступившее психическое расстройство должно находиться в причинной связи с противоправным деянием виновного;

– заболевание наркоманией либо токсикоманией в результате противоправных действий также считается тяжким вредом для здоровья. Наркомания – это болезненное пристрастие к потреблению наркотических средств. Под токсикоманией понимается злоупотребление в целях одурманивания веществами, не признанными в качестве наркотических нормативными актами (лекарственная и бытовая токсикомания). Названные виды заболеваний могут последовать независимо от того, как принимался тот или иной наркотик (вещество). Для определения диагноза заболевания наркоманией либо токсикоманией необходимо проведение судебно-наркологической или судебно-токсикологической экспертизы. Оценку же тяжести вреда здоровью в результате заболевания наркоманией или токсикоманией производит после такой экспертизы судебно-медицинский эксперт с участием нарколога либо токсиколога;

– неизгладимое обезображение лица может быть последствием механических повреждений, ожогов пламенем, кислотами и проч. Примерами очевидного обезображения лица являются: отсутствие глазного яблока, носа, значительные дефекты спинки носа, изменяющие его форму, полное отсутствие хотя бы одной ушной раковины или значительной ее части. Лицо считается неизгладимо обезображенным, если повреждения неустранимы обычным хирургическим путем (не косметической операцией) и придают ему отталкивающий, уродливый, безобразный внешний вид. Если для устранения этих последствий требуется косметическая операция, то повреждение считается неизгладимым. Вопрос, изгладимо повреждение лица или нет, решает судебно-медицинский эксперт. Установление же факта обезображенности лица относится к компетенции правоприменительных органов. Обезображение – не медицинское понятие;

– значительная стойкая утрата общей трудоспособности не менее чем на одну треть. Для признания такого вреда тяжким необходимо установить, что утрачена необратимо, навсегда общая трудоспособность, при этом не менее чем на одну треть (более чем на 33 %). Под общей трудоспособностью понимается способность к простому неквалифицированному труду. Размеры стойкой утраты общей трудоспособности устанавливаются на основании объективных данных по таблице процентов утраты трудоспособности в результате различных травм и, как правило, при окончательно определившемся исходе повреждения (обычно после его заживления или окончания лечения), либо при длительности расстройства здоровья свыше 120 дней.

К утрате общей трудоспособности более чем на одну треть относятся, например, удаление легкого (60 %), отсутствие челюсти (80 %), отсутствие языка на уровне средней трети (35 %) и т. д.[1092]

– заведомо для виновного полная утрата профессиональной трудоспособности. Этот вид тяжкого вреда вменяется лицу в том случае, когда он заведомо знал о профессии потерпевшего и путем физического насилия лишил его возможности осуществлять специфические профессиональные функции (например, повредил пальцы руки у пианиста). При определении степени утраты профессиональной трудоспособности эксперт руководствуется Правилами установления степени утраты профессиональной трудоспособности в результате несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний, утвержденными постановлением Правительства РФ № 789 от 16 октября 2000 г.[1093]

Вред в таких случаях по общим основаниям может быть и средней тяжести, но с правовой стороны наличие предумышленной направленности действий на то, чтобы полностью лишить человека профессиональной трудоспособности, обоснованно считается тяжким вредом для его здоровья[1094].

Субъективная сторона преступления характеризуется умышленной формой вины. Лицо осознает, что совершает деяние (действие или бездействие), опасное для здоровья другого человека, предвидит возможность или неизбежность причинения тяжкого вреда его здоровью и желает (прямой умысел) либо сознательно допускает причинение такого вреда или безразлично относится к факту его причинения (косвенный умысел).

Поскольку умысел чаще всего бывает неопределенным (неконкретизированным), действия виновного квалифицируются по фактически наступившим последствиям.

Мотивы и цели совершенного деяния могут быть разнообразными (например, ревность, месть, зависть, неприязненные личные отношения, хулиганские побуждения и проч.). Некоторые мотивы и цели являются основанием для отнесения причинения тяжкого вреда здоровью к квалифицированным видам рассматриваемого преступления.

При квалификации случаев умышленного причинения вреда здоровью потерпевшего следователи и судьи, как правило, исходят из фактически причиненного вреда. Это оправданно лишь при неопределенном (неконкретизированном) умысле. Существенное значение здесь имеет установление содержания и направленности умысла виновного. Если он прямой, определенный и направлен на причинение тяжкого вреда здоровью, а в результате нанесен средней тяжести или легкий вред, то речь должна идти о покушении на более тяжкое преступление (ч. 3 ст. 30 ич. 1ст. 111). В следственной и судебной практиках такая квалификация встречается исключительно редко.

П., будучи в нетрезвом состоянии, встретил свою знакомую А. и стал с ней разговаривать о возможности совместной жизни. Получив отказ, выхватил из кармана нож и со словами «я тебе сейчас выбью глаз» ударил А. ножом в лицо, порезав щеку. Так как потерпевшая во время удара успела отклонить голову, а затем сразу убежала, тяжких последствий не наступило по независящим от виновного обстоятельствам[1095]. Тем не менее действия П. следовало квалифицировать как покушение на причинение тяжкого вреда здоровью.

Субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 14-летнего возраста.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 111) имеет место в случае совершения деяния: а) в отношении лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; б) с особой жестокостью, издевательством или мучениями для потерпевшего, а равно в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии; в) общеопасным способом; г) по найму; д) из хулиганских побуждений; е) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы; ж) в целях использования органов или тканей потерпевшего.

Еще один квалифицированный вид умышленного причинения тяжкого вреда здоровью (ч. 3 ст. 111) образует то же деяние, если оно совершено: а) группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; б) в отношении двух или более лиц.

Содержание перечисленных квалифицирующих признаков деяния подробно раскрыто в настоящем учебнике при анализе состава убийства, предусмотренного ч. 2 ст. 105 УК. Отметим лишь некоторые положения.

Причинение тяжкого вреда здоровью, сопряженное с издевательством над потерпевшим, означает, что указанное деяние сочеталось с глумлением над жертвой, оскорбительным по отношению к ней поведением виновного.

Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью путем мучений – это действия, причиняющие жертве страдания путем длительного лишения пищи, питья или тепла либо помещения или оставления жертвы во вредных для здоровья условиях и пр. Мучениями являются также действия, связанные с многократным или длительным причинением боли: щипание, сечение, причинение множественных, но небольших повреждений тупыми или остроколющими предметами, воздействие термических факторов и иные аналогичные действия (истязание).

Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью в целях использования органов или тканей потерпевшего заключается прежде всего в том, чтобы путем причинения такого вреда сломить сопротивление потерпевшего, препятствующего изъятию этих органов и тканей. Это деяние выражается также в принудительном изъятии у лица путем проведения хирургической операции какого-либо внутреннего органа, в результате чего причиняется тяжкий вред его здоровью.

УК РФ сохранил норму об ответственности за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111), несмотря на попытки в ходе обсуждения «ликвидировать» этот состав и отнести предусмотренное им деяние к убийствам.

Известно, что применение этой нормы на практике вызывает затруднения. Отчасти это объясняется тем, что в аналогичной норме УК РСФСР (ч. 2 ст. 108) в качестве квалифицирующего умышленное тяжкое телесное повреждение обстоятельства называлось причинение смерти потерпевшему без указания формы вины.

В связи с тем, что пока еще довольно распространена практика квалификации преступления по ч. 4 ст. 111 УК, когда налицо явные признаки убийства, необходимо обеспечить тщательное изучение критериев отграничения убийства от умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшего.

Объективная сторона данного особо квалифицированного вида преступления выражается в причинении тяжкого вреда здоровью потерпевшего (первичное последствие), которое, в свою очередь, вызывает еще более тяжкое последствие – его смерть (вторичное последствие). Первичное последствие обусловливает наступление вторичного и между ними должна быть установлена причинная связь. Если смерть потерпевшего наступила от других причин (неумело оказанная медицинская помощь, индивидуальные особенности организма потерпевшего и проч.), содеянное нельзя квалифицировать по ч. 4 ст. 111 УК.

Особую сложность на практике представляет оценка субъективной стороны данного преступления, характера психического отношения виновного к деянию и его последствиям. Рассматриваемое преступление совершается с двумя формами вины, представляя собой классический вариант именно такого виновного отношения субъекта к содеянному, о котором говорится в ст. 27 УК: умысел (прямой или косвенный) на причинение тяжкого вреда здоровью (первичное последствие) и неосторожность (легкомыслие или небрежность) по отношению к смертельному исходу (вторичное последствие). Как правило, данное преступление имеет место в тех случаях, когда смерть наступила вследствие телесных повреждений не жизненно важных органов либо жизненно важных, но причиненных орудием или способом, не свидетельствующим о предвидении виновным возможности ее причинения (например, лицо наносит ножом удар в бедро, задевает бедренную вену и потерпевший умирает от острой кровопотери). Если телесные повреждения наносились в жизненно важные органы и таким орудием или способом, которые свидетельствовали о предвидении виновным неизбежности или возможности (вероятности) причинения потерпевшему смерти, налицо, как правило, убийство.

В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве» подчеркнута необходимость четкого отграничения убийства от умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть потерпевшего, когда отношение виновного к наступлению смерти выражается в неосторожности. При решении вопроса о содержании умысла виновного суды должны исходить из совокупности всех обстоятельств совершенного преступления и учитывать, в частности, его способ и орудие, количество, характер и локализацию телесных повреждений (например, ранения жизненно важных органов человека), причины прекращения преступных действий и т. д., а также предшествовавшее преступлению и последующее поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения[1096].

С, Т. и Л-ва пошли в горы с ночевкой. В горах их застал продолжительный дождь. Придя к месту ночлега, они развели костер, выпили водки и договорились, что по очереди двое будут спать, а третий поддерживать огонь, который их обогревал. С. остался дежурить у костра, а Т. и Л-ва легли спать, положив ноги на бревно по направлению к костру. С. на почве ревности решил отрубить топором ногу спящему Т., что и сделал. После этого С. совместно с Л-вой пытались оказать потерпевшему помощь, донести его до первого населенного пункта. Однако вследствие большой потери крови Т. скончался.

С. действовал с прямым умыслом на причинение тяжкого вреда здоровью Т., желал сделать его калекой. Возможности наступления от этого смерти он не предвидел, но исходя из сложившейся обстановки (нахождение в позднее время в горах, в безлюдном месте, далеко от населенных пунктов) должен был и мог ее предвидеть. Его действия были квалифицированы как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего[1097].

Продолжительный промежуток времени, прошедший с момента умышленного причинения ранения или других повреждений до наступления смерти, не исключает умысла субъекта на лишение жизни другого человека. Точно так же мгновенно наступившая после нанесения тяжкого телесного повреждения смерть не всегда свидетельствует об умысле на убийство[1098]. В первом случае налицо будет убийство (ст. 105), во втором случае речь может идти о преступлении, предусмотренном ч. 4 ст. 111 УК. При решении этого вопроса на практике часто допускаются ошибки. Точка зрения, согласно которой большой промежуток времени между нанесением ранения и наступлением смерти исключает ответственность за убийство, является ошибочной, и Верховный Суд РФ неоднократно указывал на неправильность такого мнения.

Отграничение умышленного причинения тяжкого вреда здоровью, повлекшего смерть (ч. 4 ст. 111), от причинения смерти по неосторожности (ст. 109) также вызывает затруднения. Последнее имеет место, когда лицо не предвидит не только возможности причинения смерти, но и тяжкого вреда здоровью, хотя обязано было и могло предвидеть возможность их наступления.

Если у лица отсутствовал умысел (прямой или косвенный) на причинение тяжкого вреда здоровью и смерти потерпевшего, но по обстоятельствам дела он должен был и мог предвидеть наступившие последствия (смерть потерпевшего), его действия квалифицируются как причинение смерти по неосторожности (например, наносит потерпевшему удар кулаком по лицу, потерпевший, не удержавшись на ногах, падает и от полученной при падении травмы черепа умирает).

Несовершеннолетние П. и Б. вместе со своими сверстниками играли во дворе своего дома. Между Б. и П. произошла ссора, и Б. ударил П. по щеке. Тогда П. отозвал Б. за сарай, где они подрались. П. кулаком два-три раза ударил Б. в лицо и голову. Один из этих ударов пришелся в левый висок и повлек за собой, как выяснилось впоследствии, оскольчатый перелом височной кости, сопровождавшийся внутричерепным кровотечением. После драки П. и Б. помирились. Однако на следующий день состояние здоровья Б. резко ухудшилось, он был доставлен в больницу, где вскоре скончался.

Судом первой инстанции П. был осужден за умышленное причинение Б. тяжких телесных повреждений, повлекших по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 2 ст. 108 УК РСФСР; ч. 4 ст. 111 УК РФ). Считая квалификацию совершенного П. преступления неправильной, Генеральный прокурор СССР опротестовал приговор и последующие судебные решения в Пленум Верховного Суда СССР. По делу не доказано, что П., вступив в драку со своим сверстником и нанося ему удары кулаком в голову, предвидел, что один из ударов повлечет перелом височной кости и желал этого либо сознательно допускал наступление таких последствий, что является необходимым условием для вменения ему ч. 2 ст. 108 УК РСФСР (ч. 4 ст. 111 УК РФ). Из материалов дела следует, что во время драки умысел П. был направлен лишь на нанесение побоев и причинение физической боли потерпевшему. Однако, нанося удары кулаками в голову, П. должен был и мог предвидеть возможность причинения тяжкого вреда здоровью потерпевшего, но он не проявил необходимой предусмотрительности, в результате чего наступила смерть Б. В указанной ситуации виновный должен нести ответственность за причинение смерти по неосторожности (ст. 106 УК РСФСР; ч. 1 ст. 109 УК РФ).

Пленум Верховного Суда СССР удовлетворил протест: квалифицировал действия П. как неосторожное причинение смерти и соответственно смягчил назначенное ему наказание[1099].

Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью

Преступления, предусмотренные ст. 112 УК, посягают на общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья граждан. Они относятся к категории преступлений средней тяжести.

Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, в отличие от нанесения тяжкого вреда, характеризуется тем, что оно не является опасным для жизни человека в момент причинения и не влечет последствий, предусмотренных ст. 111 УК. Однако оно вызывает длительное расстройство здоровья потерпевшего или значительную стойкую утрату общей трудоспособности менее чем на одну треть либо приводит к наступлению обоих этих последствий.

Объект рассматриваемого преступления – общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья человека.

Объективная сторона преступления состоит в противоправном причи нении средней тяжести вреда здоровью другого человека. Объективную сторону образуют: а) общественно опасное действие (бездействие); б) преступное последствие в виде причинения средней тяжести вреда здоровью человека, не опасного для жизни и не повлекшего последствий, указанных в ст. 111 УК, но вызвавшего длительное расстройство здоровья или значительную стойкую утрату общей трудоспособности менее чем на одну треть; в) причинная связь между деянием и указанным преступным последствием.

Понятие действия (бездействия) – аналогично рассмотренному в ст. 111 УК.

Вред здоровью средней тяжести заключается в причинении потерпевшему длительного расстройства здоровья, а также в значительной стойкой утрате им общей трудоспособности менее чем на одну треть.

Под длительным расстройством здоровья следует понимать непосредственно связанную с повреждением временную утрату трудоспособности (заболевание, нарушение функции какого-либо органа и т. д.) продолжительностью свыше трех недель (более 21 дня). При этом дни госпитализации и выписки потерпевшего из лечебного учреждения следует считать полными сутками.

3. и Г. на улице приставали к незнакомой девушке. Она обратилась за помощью к проходившему мимо С, который потребовал оставить девушку в покое. Тогда 3. и Г. набросились на С. и стали избивать его, однако С. вместе с пришедшим на помощь сотрудником милиции удалось задержать 3. и Г. В результате избиения С. находился на излечении четыре недели. Содеянное 3. и Г. было квалифицировано как умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести[1100].

Под значительной стойкой утратой общей трудоспособности менее чем на одну треть понимается утрата такой трудоспособности от 10 до 30 % включительно.

К причинению средней тяжести вреда здоровью относятся, например, трещины и переломы мелких костей, одного-трех ребер на одной стороне, посттравматическое воспаление среднего уха, вывихи в мелких суставах, стойкое затруднение речи, потеря пальца руки или ноги, сотрясение головного мозга средней степени, глубокие, размозженные и инфицированные раны, лечение которых может затянуться на срок более 21 дня, нарушение кровообращения вследствие повреждения крупных периферических сосудов и т. д.

Преступление имеет материальный состав и считается оконченным, когда наступили преступные последствия и между ними и действием (бездействием) установлена причинная связь, а также отсутствие последствий, указанных в ст. 111 УК.

Субъективная сторона преступления характеризуется умышленной формой вины в виде прямого или косвенного умысла. Чаще всего умысел бывает неопределенным (неконкретизированным).

Мотивы и цели преступления разнообразны. Наличие некоторых из них позволяет считать причинение средней тяжести вреда здоровью квалифицированным видом данного преступления.

Субъект преступления – вменяемое лицо, достигшее 14-летнего возраста.

Квалифицирующие признаки преступления названы в ч. 2 ст. 112 УК: совершение деяния в отношении двух или более лиц (п. «а»); в отношении лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «б»); с особой жестокостью, издевательством или мучениями для потерпевшего, а равно в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии (п. «в»); группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой (п. «г»); из хулиганских побуждений (п. «д») (для квалификации по п. «д» достаточно совершения данного преступления из хулиганских побуждений, а не только в процессе совершаемого уголовно наказуемого хулиганства (ст. 213 УК)); по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (п. «е»).

Содержание перечисленных квалифицирующих признаков раскрыто при анализе составов преступлений, предусмотренныхч. 2 и 3 ст. 111 УК.

Отграничение причинения средней тяжести вреда здоровью от покушения на убийство и покушения на причинение тяжкого вреда здоровью проводится по субъективной стороне составов этих преступлений. Существенное значение здесь имеет установление содержания и направленности умысла виновного.

По делам этой категории производится предварительное расследование в форме дознания дознавателями (следователями) органов внутренних дел (ч. 3 ст. 150 УПК РФ). По письменному указанию прокурора уголовное дело о преступлении, предусмотренном ст. 112 УК, может быть передано для производства предварительного следствия. Дела эти подсудны районному суду.

Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта

Статья 113 УК предусматривает ответственность за причинение вреда здоровью, подпадающего под признаки ст. 111 и 112 УК, которое совершено в состоянии аффекта, спровоцированного противоправным или аморальным поведением потерпевшего. Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в таком состоянии относится к привилегированным видам преступлений против здоровья. Основанием смягчения ответственности в таких случаях служит, прежде всего, виктимное (неправомерное или аморальное) поведение потерпевшего и вызванное им состояние сильного душевного волнения (физиологического аффекта) у виновного[1101].

Деяние, предусмотренное ст. 113 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести.

Условия применения ст. 113 УК те же, что и рассмотренные выше условия применения ст. 107 УК.

Объективная сторона деяния, предусмотренного ст. 113 УК, состоит в причинении тяжкого или средней тяжести вреда здоровью лица, спровоцировавшего своим противоправным или аморальным поведением состояние аффекта у виновного.

Субъективная сторона рассматриваемого преступления характеризуется умышленной виной. Умысел может быть как прямым, так и косвенным. Умысел в данном составе всегда внезапно возникший и аффектированный.

Причинение тяжкого вреда здоровью в состоянии аффекта по неосторожности влечет ответственность по ст. 118 УК. Аффектированное состояние при этом должно учитываться как обстоятельство, смягчающее наказание.

Мотивы преступления, предусмотренного ст. 113 УК, могут быть различными (месть, ревность и др.). Их выяснение зачастую необходимо для решения вопроса, было ли у виновного состояние сильного душевного волнения.

Субъект преступления – лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Соотношение со смежными составами. Причинение в состоянии аффекта тяжкого или средней тяжести вреда здоровью двум или более лицам квалифицируется также по ст. 113 УК. По этой же статье квалифицируется и умышленное причинение в состоянии аффекта тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшего. Конкуренция специальных норм, предусмотренных, соответственно, ч. 4 ст. 111 и ст. 113 УК, разрешается в пользу нормы, предусматривающей состав преступления со смягчающими обстоятельствами (ст. 113 УК).

М., находившийся в состоянии алкогольного опьянения, в коридоре общежития, где он проживал, подвергся внезапному нападению со стороны Ч., который также был в нетрезвом состоянии. При этом Ч. дважды ударил М. бутылкой по голове. В результате неожиданного нападения и нанесенных ударов с М. случилась истерика, у него из раны на голове пошла кровь и он за это стал избивать Ч. кулаками и ногами. Избиение продолжалось и после того как Ч. упал и опасности уже не представлял. Окружающие пытались оттащить от него М., но тот был сильно возбужден и долго не унимался. В результате избиения Ч. были причинены тяжкие телесные повреждения, повлекшие его смерть.

Судом первой инстанции М. был осужден по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР (ч. 4 ст. 111 УК РФ). Суд не учел, что в момент причинения Ч. тяжких телесных повреждений, повлекших смерть последнего, М. находился в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного противоправным поведением потерпевшего. Судебная коллегия Верховного Суда РФ, рассмотрев дело в порядке надзора, пришла к выводу, что содеянное следует рассматривать как умышленное причинение тяжкого телесного повреждения в состоянии аффекта и квалифицировать по ст. 110 УК РСФСР (ст. 113 УК РФ)[1102].

Умышленное причинение легкого вреда здоровью в состоянии сильного душевного волнения может повлечь уголовную ответственность на общих основаниях по ст. 115 УК. То обстоятельство, что поводом для совершения аффектированного преступления послужило противоправное или аморальное поведение потерпевшего, в силу п. «з» ч. 1 ст. 61 УК рассматривается как смягчающее наказание. С учетом конкретных обстоятельств дела здесь возможно применение ч. 2 ст. 14 УК.

Предварительное следствие по делам об этом преступлении производится следователями органов внутренних дел (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Дела эти подсудны мировому судье (ст. 31 УПК РФ).

Причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны либо при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление

Статья 114 УК устанавливает ответственность за два самостоятельных преступления, совершенных при смягчающих обстоятельствах: а) умышленное причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны (ч. 1); б) умышленное причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление (ч. 2). Деяния, предусмотренные ст. 114 УК, относятся к категории преступлений небольшой тяжести.

В УК РСФСР 1960 г. была предусмотрена ответственность только за тяжкое или менее тяжкое (средней тяжести. – Э. П.) телесное повреждение, причиненное при превышении пределов необходимой обороны (ст. 111). УК РФ декриминализировал причинение средней тяжести вреда здоровью при эксцессе обороны. Неправильным является мнение, согласно которому причинение средней тяжести вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны следует квалифицировать пост. 114 УК.

Действительно, к такому выводу можно прийти, если ориентироваться только на название ст. 114 (оно неудачно). Однако из диспозиции ч. 1 ст. 114 УК однозначно вытекает, что причинение средней тяжести вреда здоровью посягающего в состоянии необходимой обороны теперь укладывается в рамки ее правомерности.

Условия применения ст. 114 УК те же, что и рассмотренные выше условия применения ст. 108 УК.

Объективная сторона деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 114 УК, состоит в причинении тяжкого вреда здоровью посягающего при защите от общественно опасного посягательства, но с превышением пределов необходимой обороны, т. е. при явном несоответствии защиты характеру и степени общественной опасности посягательства.

Объективная сторона деяния, предусмотренного ч. 2 ст. 114 УК, состоит в причинении тяжкого или средней тяжести вреда здоровью задерживаемого лица, совершившего преступление, при превышении мер, необходимых для задержания, т. е. когда такой вред явно не соответствовал характеру и степени общественной опасности совершенного задерживаемым лицом преступления и обстановке задержания[1103].

Субъективная сторона обоих составов преступлений характеризуется умышленной виной. Умысел может быть прямым или косвенным. Умысел здесь всегда внезапно возникший.

Причинение тяжкого вреда здоровью посягающего или задерживаемого по неосторожности не влечет за собой уголовной ответственности. Состав преступления в таких случаях отсутствует. Это деяние не может квалифицироваться ни по ст. 114, ни по ст. 118 УК.

При превышении пределов необходимой обороны доминирующим является мотив защиты от общественно опасного посягательства; при превышении мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, доминирует цель его задержания и доставления соответствующим органам власти.

Субъект преступлений, предусмотренныхч. 1 и ч. 2 ст. 114 УК, – лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Случаи причинения при превышении пределов необходимой обороны тяжкого вреда здоровью двух или более посягавших, а при превышении мер, необходимых для задержания двух или более лиц, совершивших преступление, – тяжкого или средней тяжести вреда их здоровью, квалифицируются, соответственно, по ч. 1 и ч. 2 ст. 114 УК.

По этой же статье квалифицируется и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть посягающего (при превышении пределов необходимой обороны) или задерживаемого (при превышении мер, необходимых для задержания).

Умышленное причинение легкого вреда здоровью посягающего или задерживаемого в ситуации необходимой обороны и задержания преступника всегда укладывается в рамки правомерного поведения и не влечет за собой ответственности.

Производство предварительного следствия по делам об этих преступлениях обязательно. Оно проводится следователями органов внутренних дел (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Подсудны эти дела мировому судье (ст. 31 УПК).

Умышленное причинение легкого вреда здоровью

Статья 115 УК РФ состоит из двух частей, содержащих основной и квалифицированный составы преступления. Деяние, предусмотренное данной статьей, относится к категории преступлений небольшой тяжести.

Умышленное причинение легкого вреда здоровью имеет место в случаях, когда оно вызывает кратковременное расстройство здоровья потерпевшего или незначительную стойкую утрату общей трудоспособности либо приводит к наступлению обоих этих последствий.

Объект преступления, предусмотренного ст. 115 УК, образуют общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья граждан.

Объективная сторона рассматриваемого преступления состоит в противоправном причинении легкого вреда здоровью другого человека.

Объективную сторону в данном составе образуют: а) общественно опасное деяние (действие или бездействие); б) преступное последствие в виде причинения легкого вреда здоровью человека; в) причинная связь между деянием и указанным преступным последствием.

Легкий вред здоровью заключается в причинении потерпевшему кратковременного расстройства здоровья, а также незначительной стойкой утрате общей трудоспособности.

Согласно ведомственным нормативным актам Минздрава РФ под кратковременным следует понимать непосредственно связанное с повреждением расстройство здоровья продолжительностью не свыше трех недель (21 дня).

Под незначительной стойкой утратой трудоспособности подразумевается стойкая утрата общей трудоспособности, равная 5 %.

К причинению легкого вреда здоровью относятся, например, закрытый перелом костей носа, ослабление зрения и слуха, связанное с незначительной стойкой утратой общей трудоспособности, множественные или значительные кровоподтеки и ссадины, относительно глубокие раны, влекущие за собой кратковременное расстройство здоровья, и т. п.[1104]

При решении вопроса о продолжительности заболевания необходимо руководствоваться объективными данными, характеризующими тяжесть повреждения здоровья, а не только листком трудоспособности. При определении длительности расстройства здоровья в качестве критерия выступают лишь объективно необходимые сроки лечения. Если же оно неоправданно затянулось или, наоборот, преждевременно закончилось, нужно исходить не из фактического, а из объективно необходимого срока, устанавливаемого заключением специалистов.

Субъективная сторона данного преступления характеризуется умышленной виной. Умысел при этом может быть прямым или косвенным. Чаще всего умысел здесь неопределенный (неконкретизированный).

Для квалификации деяния виновного по ст. 115 УК необходимо установить, что виновный желал причинить именно легкий вред здоровью человека либо сознательно допускал возможность причинения такого вреда или относился к его наступлению безразлично. Если виновный имел намерение причинить смерть либо тяжкий вред здоровью, но по не зависящим от него обстоятельствам причинил только легкий вред здоровью потерпевшего, содеянное надлежит рассматривать как покушение на убийство или на причинение тяжкого вреда здоровью.

Причинение легкого вреда здоровью по неосторожности не влечет за собой уголовной ответственности.

Мотивы и цели данного преступления разнообразны (месть, ревность и др.).

Субъектом преступления может быть любое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 115 УК) имеет место в случае его совершения: а) из хулиганских побуждений; б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Понятия этих мотивов раскрыты выше, при анализе ст. 105 УК РФ. Их наличие устанавливается с учетом содержания и направленности умысла виновного, мотивов, целей и обстоятельств совершенных им действий (см., например, п. 15 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 декабря 1991 г. «О судебной практике по делам о хулиганстве»)[1105].

Применительно к п. «а» ч. 2 ст. 115 УК надо исходить из того, что причинение вреда здоровью потерпевшего, если это деяние не связано с мотивами демонстративного, грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу, не может квалифицироваться как совершенное из хулиганских побуждений. Ответственность в таких случаях наступает по ч. 1 ст. 115 УК РФ.

Дела об этих преступлениях возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего либо его законного представителя и подлежат прекращению в случае примирения потерпевшего с обвиняемым (ч. 2 ст. 20 УПК РФ). Это дела так называемого частного обвинения. Уголовное дело в исключительных случаях может быть возбуждено прокурором, когда потерпевший в силу беспомощного состояния или по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы (ч. 3 ст. 318 УПК РФ). Подсудны они мировому судье.

Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности

В соответствии с Федеральным законом РФ от 8 декабря 2003 г. № 162-ФЗ ст. 118 УК РФ в настоящее время предусматривает ответственность только за причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Причинение средней тяжести вреда здоровью по неосторожности декриминализировано.

Деяние, предусмотренное ст. 118 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести.

Объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья человека.

Объективная сторона данного преступления выражается в определенном действии или бездействии, нарушающем те или иные правила предосторожности и причиняющем, соответственно, тяжкий вред здоровью другого человека. Речь, как правило, идет о грубом нарушении правил бытовой предосторожности или несоблюдении правил предосторожности в сфере профессиональной деятельности. Названные преступные последствия должны находиться в причинной связи с деянием виновного.

Понятие тяжкого вреда здоровью человека раскрыто нами выше.

Субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 118 УК, характеризуется неосторожной виной в виде преступного легкомыслия (самонадеянности) или преступной небрежности.

Причинение тяжкого вреда здоровью по легкомыслию имеет место, если лицо предвидело возможность наступления таких последствий в результате своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на их предотвращение (ч. 2 ст. 26 УК).

Причинение тяжкого вреда здоровью по небрежности означает, что лицо не предвидело возможности наступления таких последствий в результате своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло их предвидеть (ч. 3 ст. 26 УК). Чаще всего причинение указанных в ст. 118 УК последствий является результатом преступной небрежности.

Действующим законом не предусмотрена уголовная ответственность за причинение средней тяжести и легкого вреда здоровью по неосторожности.

Неосторожное причинение тяжкого вреда здоровью следует отличать от случайного (невиновного) его причинения. Состав преступления в таких случаях отсутствует.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 118 УК) имеет место, если причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности наступило вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей.

Под ненадлежащим исполнением лицом своих профессиональных обязанностей в данном случае следует понимать совершение деяний, не отвечающих полностью или частично официальным требованиям, предписаниям, правилам, в результате чего причиняется тяжкий вред здоровью человека. По делам данной категории должно быть установлено, какие именно профессиональные обязанности нарушил виновный.

Часть 2 ст. 118 УК подлежит применению только в тех случаях, когда неосторожное причинение вреда здоровью соответствующей тяжести не образует состава иного преступления, сопряженного с наступлением данного вреда в результате ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей (см., например, ч. 1 ст. 143, ч. 1 ст. 263, ч. 1 ст. 264, ч. 1 ст. 266, ч. 1 ст. 267, ч. 1 ст. 268, ч. 1 ст. 269).

Субъект преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 118 УК, – любое лицо, достигшее 16-летнего возраста. Субъект преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 118 УК, – специальный; им является лицо определенной профессии, осуществляющее функции в соответствии с данной профессией.

По этим делам производится дознание дознавателями (следователями) органов внутренних дел (ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Данные дела подсудны мировому судье.

3.3. Иные виды преступлений против здоровья

Побои

Как и предыдущая статья, она состоит из двух частей, содержащих основной и квалифицированный составы преступления. Деяние, предусмотренное ст. 116 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести. В отличие от УК РСФСР (ст. 112) в УК РФ побои разведены с причинением легкого вреда здоровью по разным статьям. Это самостоятельные преступления, имеющие различные признаки.

Объект преступления, предусмотренного ст. 116 УК, образуют общественные отношения, обеспечивающие право человека на физическую (телесную) неприкосновенность, его честь и достоинство, а в конечном счете – безопасность здоровья граждан.

Объективная сторона рассматриваемого преступления состоит, во-первых, в нанесении побоев и, во-вторых, в совершении иных противоправных насильственных действий, причинивших физическую боль. Ни те, ни другие действия не влекут последствий, предусмотренных ст. 115 УК, т. е. кратковременного расстройства здоровья или незначительной стойкой утраты общей трудоспособности.

Побои – это нанесение многократных ударов по телу потерпевшего, его избиение. Удары при этом наносятся твердым тупым предметом (кулаком, ногой или другим тупым предметом) многократно (три раза и более).

Иные насильственные действия, причиняющие физическую боль, состоят в щипании, сечении, выкручивании рук, защемлении той или иной части тела потерпевшего при помощи каких-либо приспособлений, воздействии на него огнем или иными природными биологическими факторами (путем использования, например, животных и насекомых) и т. п., если все это сопряжено с причинением физической боли.

Побои и иные насильственные действия могут нарушить анатомическую целостность или физиологические функции органов и тканей человеческого организма (небольшие и немногочисленные ссадины и кровоподтеки, синяки, царапины, поверхностные ранки и пр.), а могут и не нарушать их (причинение только физической боли, слабое недомогание и т. д.).

Если после побоев и иных насильственных действий на теле потерпевшего остаются повреждения, их оценивают по степени тяжести, исходя из общих судебно-медицинских правил. Если побои и иные насильственные действия не оставляют после себя никаких объективных следов, то судебно-медицинский эксперт в своем заключении отмечает жалобы потерпевшего, указывает, что видимых признаков повреждений не обнаружено, и не определяет степени тяжести причинения вреда здоровью. В подобных случаях установление факта побоев относится к компетенции органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда (см. указанную выше Инструкцию о производстве судебно-медицинской экспертизы).

В тех случаях, если побои и иные насильственные действия влекут за собой более тяжкие последствия в виде причинения вреда здоровью различной степени тяжести либо они представляют собой истязание потерпевшего, содеянное надлежит квалифицировать, соответственно, по ст. 111, 112,115 или 117 УК. В подобных случаях они выступают в качестве способов совершения более тяжких, чем рассматриваемое, преступлений.

Для признания наличия состава побоев или совершения иных насильственных действий требуется причинение физической боли потерпевшему. Последний при этом может испытывать и психические страдания, но они самостоятельного влияния на правовую оценку содеянного не оказывают.

Субъективная сторона данного преступления характеризуется умышленной виной. Умысел при этом может быть прямым или косвенным. Чаще всего умысел здесь неопределенный (неконкретизированный).

Неосторожное причинение физической боли не влечет за собой уголовной ответственности.

Целью побоев и иных насильственных действий является причинение физической боли потерпевшему. В качестве мотивов при этом могут выступать месть, ревность, неприязненные отношения и др.

Субъектом преступления может быть любое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Взаимное нанесение побоев или взаимное совершение иных насильственных действий, причинивших физическую боль каждой из сторон, не являются обстоятельствами, устраняющими уголовную ответственность виновных.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 116 УК) имеет место в случае его совершения: а) из хулиганских побуждений; б) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы. Об этих понятиях см. в § 2 настоящей главы, материал кет. 105 УК.

Уголовные дела об этих преступлениях возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего либо его законного представителя и подлежат прекращению в случае примирения потерпевшего с обвиняемым (ч. 2 ст. 20 УПК РФ). Это дела так называемого частного обвинения. Уголовное дело в исключительных случаях может быть возбуждено прокурором, когда потерпевший в силу беспомощного состояния или по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы (ч. 3 ст. 318 УПК РФ). Подсудны они районному мировому судье.

Истязание

Статья 117 УК РФ состоит из двух частей. В первой сформулирован основной, во второй – квалифицированный составы, различающиеся по способу, мотиву и т. п. Деяние, предусмотренное ст. 117 УК, относится к категории преступлений средней тяжести. Деяние, предусмотренное ч. 2 данной статьи, – тяжкое преступление.

УК РФ впервые на законодательном уровне раскрывает понятие истязания и называет основные его признаки. Под истязанием понимается причинение физических и (или) психических страданий путем систематического нанесения побоев либо иными насильственными действиями (ст. 117 УК).

УК РСФСР в ст. 113, предусматривавшей ответственность за истязание, акцентировал внимание лишь на физическом воздействии на потерпевшего, понимая под этим преступлением «систематическое нанесение побоев или иные действия, носящие характер истязания». В правоприменительной практике также бытовало мнение, что истязание – это лишь физическое насилие, совершаемое систематически или связанное с длительным причинением физического страдания.

Однако психическое насилие воспринимается потерпевшим иногда даже болезненнее, чем насилие физическое. Психическая травма порой ощутимее любых побоев. Именно единство физического и психического насилия наиболее полно характеризует сущность истязания, его общественную опасность. На эту позицию и встал УК РФ, понимая под истязанием особый способ причинения потерпевшему не только физических, но и психических страданий.

Объект преступления, предусмотренного ст. 117 УК, образуют общественные отношения, обеспечивающие безопасность здоровья граждан.

Объективная сторона рассматриваемого преступления состоит в причинении потерпевшему физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев или иными насильственными действиями.

Одним из способов истязания является причинение физических или психических страданий путем систематического нанесения побоев. Под систематичностью криминальных деяний в уголовном праве понимается совершение противоправных актов не менее трех раз. Трактовка признака «систематичность» вызывает у практических работников большие сложности. Применительно к истязанию систематичность нанесения побоев означает не просто многократность периодически совершаемых насильственных действий, но и их взаимосвязь, внутреннее единство, образующие определенную линию поведения виновного в отношении одной и той же жертвы, при которых последней причиняется не просто физическая боль, но и психические страдания, ее унижают, над ней глумятся. Поэтому не всякое насилие, даже совершаемое три раза и более, может квалифицироваться как истязание.

Другим способом истязания являются иные насильственные действия, причиняющие физические или психические страдания путем длительного лишения пищи, питья или тепла либо помещения или оставления жертвы во вредных для здоровья условиях, а равно действия, связанные с многократным или длительным причинением боли, – щипание, сечение, укусы, причинение множественных, но небольших повреждений тупыми и остроколющими предметами, воздействие термических факторов и т. п. (п. 51.2 Правил судебно-медицинской экспертизы тяжести вреда здоровью).

Следует иметь в виду, что и единичные, однократные случаи насилия при определенных условиях могут рассматриваться как истязание, если они характеризуются интенсивным и продолжительным воздействием на человеческий организм и потерпевшему причиняются при этом особые физические или психические страдания («поджаривание» на костре, причинение множественных ожогов раскаленным металлическим предметом или электрическим током, втыкание иголок под ноги, защемление пальцев щипцами, избиение плетью, розгами, вырывание волос и иные аналогичные действия).

Для наступления ответственности по ст. 117 УК необходимо, чтобы перечисленные выше действия причинили потерпевшему физические и (или) психические страдания.

Из текста ст. 117 УК следует, что ею охватываются только последствия, указанные в ст. 115 и 116 УК (т. е. причинение легкого вреда здоровью и побоев). Дополнительная квалификация содеянного по ст. 115 и 116 УК в таких случаях является излишней.

Если в результате истязания причиняется тяжкий или средней тяжести вред здоровью потерпевшего, содеянное охватывается составами преступлений, предусмотренных, соответственно, ст. 111 и 112 УК, и должно квалифицироваться только по этим статьям.

Субъективная сторона данного преступления характеризуется виной в виде прямого умысла. Виновный сознает, что путем систематического нанесения побоев или иными насильственными действиями причиняет потерпевшему физические или психические страдания, и желает их причинить.

Мотивы преступления разнообразны (месть, вражда, неприязненные отношения и др.).

Субъектом преступления может быть любое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 117) имеет место в случае совершения истязания: а) в отношении двух или более лиц; б) в отношении лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга; в) в отношении женщины, заведомо для виновного находящейся в состоянии беременности; г) в отношении заведомо несовершеннолетнего или лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии либо в материальной или иной зависимости от виновного, а равно лица, похищенного либо захваченного в качестве заложника; д) с применением пытки; е) группой лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой; ж) по найму; з) по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы.

Содержание большинства перечисленных квалифицирующих признаков деяния подробно раскрыто в настоящем учебнике при анализе состава убийства, предусмотренного ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Истязание квалифицируется по п. «г» ч. 2 ст. 117 УК как совершенное в отношении несовершеннолетнего, если виновный достоверно (заведомо) знал, что потерпевший является несовершеннолетним.

Материальная зависимость жертвы от виновного может быть обусловлена полным и частичным иждивением, ситуацией, когда от виновного зависит улучшение или ухудшение материального положения потерпевшего, зависимостью должника от кредитора и т. п. Иную зависимость могут образовать, например, брачные отношения, взаимоотношения работника с работодателем, служебная зависимость подчиненного от начальника, спортсмена от тренера.

Под истязанием с применением пытки понимаются случаи, когда для причинения физических или психических страданий потерпевшему используются особо изощренные способы воздействия на человеческий организм и в результате этого причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное. Например, пытки раскаленным железом, электрическим током, окунанием в кипящую жидкость и проч. Пытка применяется в целях понуждения человека к действиям, противоречащим его воле, а также в целях наказания либо в иных целях (см. примечание к ст. 117 УК).

Решение вопроса, имело место в данном случае истязание или нет, в компетенцию судебно-медицинской экспертизы не входит. Вопрос это юридический, и решают его органы дознания, следствия и суд.

По делам данной категории в правоприменительной деятельности особое внимание обращается лишь на установление систематичности побоев при истязании. При этом следственная и судебная практика исходят из необходимости наличия не менее трех актов медицинского освидетельствования, полученных потерпевшим в бюро судебно-медицинской экспертизы. Вряд ли это правильно. Факты истязаний могут, в частности, быть установлены и на основе показаний свидетелей, к тому же, как было показано выше, и единичные случаи насилия при определенных условиях могут рассматриваться как истязание.

Иногда на практике наблюдаются факты «искусственного создания» рассматриваемых преступлений. Опрос свидетельствует, что под видом активизации борьбы с бытовыми преступлениями имеют место случаи неправильной юридической оценки действий виновного, причинившего потерпевшему не истязания, а лишь побои либо легкий вред его здоровью. Это, конечно, недопустимо.

По делам, предусмотренным ч. 1, производится дознание дознавателями (следователями) органов внутренних дел (ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Подсудны они мировому судье. Предварительное следствие по делам о преступлениях, предусмотренных ч. 2, производится следователем органов внутренних дел. Они подсудны районному суду.

§ 4. Преступления, ставящие в опасность жизнь и здоровье

УК РФ предусматривает ответственность не только за непосредственное лишение жизни или причинение вреда здоровью, но и за деяния, ставящие названные объекты в опасность причинения вреда.

Законодатель различает две разновидности такого рода деяний: а) связанные с совершением насильственных действий, ставящих в опасность жизнь и здоровье (угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью – ст. 119 УК; принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации – ст. 120 УК); б) не связанные с применением насилия, но также ставящие в опасность жизнь и здоровье (незаконное производство аборта – ст. 123 УК; неоказание помощи больному – ст. 124 УК; оставление в опасности – ст. 125 УК).

Объектом рассматриваемых преступлений являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья человека.

Объективная сторона преступлений, предусмотренных ст. 119, 120, 123 УК, характеризуется совершением активных действий; названных в ст. 124, 125 УК – бездействием, невыполнением специальных обязанностей, возложенных на субъекта законом либо подзаконным нормативным актом.

Составы преступлений в большинстве случаев сконструированы как формальные: ответственность наступает за совершение самих противоправных действий (бездействия). Исключением из этого правила являются составы преступления, предусмотренные ст. 124 и ч. 3 ст. 123 УК, которые сформулированы как материальные.

С субъективной стороны все преступления, входящие в рассматриваемую группу, совершаются с прямым умыслом. Субъект сознает общественную опасность действий (бездействия), ставящих человека в опасное для его жизни и здоровья состояние, и желает их совершения. Мотивы рассматриваемых преступлений разнообразны.

Субъект данных преступлений – лицо, достигшее на момент совершения криминального деяния 16-летнего возраста. В ст. 119, 120,123 УК речь идет об общем субъекте, в ст. 124 и 125 УК – субъект специальный: это медицинские работники или те лица, которые были обязаны заботиться о потерпевшем либо сами поставили потерпевшего в опасное для его жизни и здоровья состояние.

Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью

Ответственность за данное преступление предусмотрена ст. 119 УК РФ. В отличие от УК РСФСР 1960 г., который относил данное преступление к числу посягательств на общественный порядок (ст. 207), УК РФ совершенно обоснованно включил его в гл. 16 «Преступления против жизни и здоровья», поскольку оно непосредственно ставит в опасность жизнь и здоровье человека.

Объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья человека. Потерпевшим от преступления может быть любое физическое лицо.

Объективная сторона данного преступления выражается в угрозе убийством или причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего.

Угроза представляет собой разновидность психического насилия над личностью. Угроза – это выражение вовне намерения лишить потерпевшего жизни или причинить тяжкий вред его здоровью. Она рассчитана на запугивание.

Способы выражения угрозы разнообразны. Угроза адресуется потерпевшему устно, письменно, с помощью жестов, по телефону и т. д. Она может быть высказана непосредственно тому, к кому обращается виновный, а также передана через третьих лиц.

Необходимым признаком состава рассматриваемого преступления является реальность угрозы. Она считается таковой, если имелись основания опасаться осуществления этой угрозы.

На практике определенную сложность представляет толкование понятия «реальность угрозы» как непременного условия правильного применения ст. 119 УК. При решении этого вопроса следует исходить из того, что реальность угрозы связывается прежде всего с наличием объективных оснований опасаться приведения ее в исполнение; субъективное же ее восприятие потерпевшим играет подчиненную роль. На реальность угрозы указывают ее конкретная форма, характер и содержание, сопутствующая ей конкретная ситуация (место, время, вся обстановка этого деяния), способ осуществления и интенсивность выражения угрозы, предшествующие взаимоотношения виновного и потерпевшего (например, систематические преследования потерпевшего), характеристика личности виновного (например, его взрывной характер, устойчивая насильственная антиобщественная ориентация, бурные проявления злобы, ненависти, жестокости, обиды, систематическое пьянство, прежние судимости за насильственные преступления, экстремальное психическое состояние и проч.). Вопрос о реальности угрозы решается в каждом случае в зависимости от конкретных обстоятельств дела. Речь здесь по сути дела идет об индивидуальном криминологическом прогнозировании.

В качестве примера сошлемся на следующее дело.

Бывшие супруги А-вы после развода в течение 9 лет проживали в одной квартире. На протяжении всего этого времени А. систематически угрожал убийством своей бывшей жене. В ходе одной из ссор А. выломал дверь в ее комнату и стал преследовать ее с ножом в руках, угрожая убийством. Потерпевшая выскочила через окно на улицу и побежала к проживавшей недалеко дочери, куда направился и А, где он продолжал высказывать угрозы убийством. В ходе судебного заседания А. показал, что если бы он догнал бывшую жену, то наверняка убил бы ее. А. был осужден за угрозу убийством[1106].

Рассматриваемое деяние относится к преступлениям с так называемым формальным составом. Оно считается оконченным с момента выражения угрозы.

Субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 119 УК, характеризуется виной в виде прямого умысла. Лицо осознает, что выражает угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, и желает этого.

Мотивы преступления разнообразны (месть, ревность, неприязненные отношения, стремление запугать потерпевшего и проч.).

Субъект преступления – любое лицо, достигшее 16-летнего возраста.

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления образуют те же действия, совершенные по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы (ч. 2 ст. 119 УК).

Преступление, предусмотренное ст. 119 УК, следует отличать от приготовления к убийству или причинению тяжкого вреда здоровью и покушения на совершение этих преступлений. В последних случаях речь уже идет о совершении конкретных действий, направленных на реализацию высказанной угрозы.

В некоторых случаях угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью является способом осуществления другого, более тяжкого преступного посягательства и квалифицируется по соответствующей статье УК (например, п. «в» ч. 2 ст. 131,п. «в» ч. 2ст. 132,ч. 1ст. 162, ст. 296, 302 и др.).

По этим делам дознание производится дознавателями (следователями) органов внутренних дел (ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Дела этой категории подсудны мировому судье (ч. 1) и районному суду (ч. 2).

Принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации

Криминальные деяния, предусмотренные ч. 1 и 2 ст. 120 УК РФ, относятся к числу преступлений средней тяжести. Сама норма для российского уголовного законодательства является новой. Расследование по делам этой категории проводится следователями органов прокуратуры (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Дела эти подсудны районному суду.

Под трансплантацией органов и (или) тканей в современной медицине понимается пересадка органов и (или) тканей от организма одного и того же вида. Как метод лечения она представляет собой двуединую операцию, при которой жизнь или здоровье больного (реципиента) спасается за счет поставления в опасность или причинения вреда здоровью другого человека (донора).

Развитие возможностей медицины в этом отношении породило множество социально-правовых проблем и привело к возникновению криминальных ситуаций, связанных с поиском и приобретением необходимого для трансплантации материала, в том числе и путем криминального принуждения.

Закон Российской Федерации «О трансплантации органов и (или) тканей человека» от 22 декабря 1992 г. предусматривает трансплантацию органов или тканей от живого донора или от трупа только в том случае, если медицинские средства не могут гарантировать сохранение жизни больного (реципиента) либо восстановление его здоровья. При этом изъятие органов или тканей допускается по решению консилиума врачей-специалистов и только с согласия живого донора[1107].

Объектом рассматриваемого преступления являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья человека. Предметом преступления выступают любые органы и ткани человека, для добычи которых оно совершается[1108].

К органам и тканям человека как объектам трансплантации относятся, например, сердце, легкое, почка, печень, костный мозг и другие органы и (или) ткани, перечень которых определяется Министерством здравоохранения Российской Федерации совместно с Российской Академией медицинских наук[1109]. Сюда относятся также кровь и лимфа.

Потерпевшим от преступления может быть любое физическое лицо.

Объективная сторона преступления характеризуется принуждением (физическим или психическим) к изъятию органов и (или) тканей человека для трансплантации.

Принуждение означает психическое давление на потерпевшего, приневоливание его к «донорству» путем применения к нему физического насилия либо угрозы его применения.

Физическое насилие может выразиться в нанесении побоев (ст. 116 УК), причинении легкого либо средней тяжести вреда здоровью (ст. 115, 112 УК).

Психическое насилие выражается в угрозе физического насилия любой степени тяжести. Следует согласиться с позицией С. В. Бородина, полагающего, что одной из форм принуждения к изъятию органов или тканей является обман – ложное утверждение о необходимости проведения медицинской операции[1110].

Состав рассматриваемого преступления – формальный. Оно считается оконченным с момента принуждения независимо от того, удалось ли принудить потерпевшего дать согласие на изъятие его органов или тканей.

В тех случаях, когда принуждение реализовано и орган или ткани у потерпевшего изъяты, содеянное следует квалифицировать по совокупности ст. 120 УК и соответствующей статьи УК (в зависимости от тяжести последствий), предусматривающей ответственность за причинение вреда здоровью. В случае смерти потерпевшего совершенные преступления надо квалифицировать по ст. 120 и п. «м» ч. 2 ст. 105 УК, если при этом будет установлен прямой умысел на лишение потерпевшего жизни.

Субъективная сторона преступления характеризуется виной в виде прямого умысла. Виновный сознает, что принуждает потерпевшего к изъятию органов или тканей, и желает этого. Цель преступления заключается в получении трансплантационного материала для пересадки реципиенту. Мотивами при этом могут выступать корыстные или карьеристские побуждения, а также стремление сохранить жизнь и здоровье близкого человека за счет аналогичных благ другого.

Субъектом преступления может быть любое лицо (в том числе медицинский работник), достигшее 16-летнего возраста.

Квалифицированный вид данного преступления имеет место, если рассмотренное деяние совершено в отношении лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии либо в материальной или иной зависимости от виновного (ч. 2 ст. 120).

Понятие беспомощного состояния потерпевшего дано при рассмотрении признаков в ст. 105 УК. Понятие лица, находящегося в материальной или иной зависимости от виновного, – при анализе ст. 117 УК. Данные обстоятельства как отягчающие могут вменяться лишь при условии осознания их виновным.

Заражение венерической болезнью

Деяния, предусмотренные ст. 121 УК РФ, относятся к категории преступлений небольшой тяжести. По этим делам производится дознание дознавателями (следователями) органов внутренних дел (см. ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Данные дела подсудны мировому судье.

Заражение венерической болезнью является одним из видов криминальных посягательств на здоровье человека. Термином «венерические болезни» (от лат. Venus – Венера, богиня любви) принято объединять такие заразные болезни, как сифилис (люэс), гонорея (перелой, триппер), мягкий шанкр, паховый (половой) лимфогранулематоз. Для определения, относится ли то или иное заболевание к венерическим, проводится судебно-медицинская экспертиза с привлечением врача-венеролога.

Уровень заболеваемости венерическими болезнями в современной России весьма высок, ее тенденции исключительно неблагоприятны. Венерические заболевания представляют грозную опасность для общества. Именно поэтому их заведомое распространение уголовно наказуемо.

Объектом рассматриваемого преступления является безопасность здоровья человека.

Объективная сторона преступления выражается в действиях или бездействии, результатом которых явилось заражение венерической болезнью. Способ такого заражения для квалификации содеянного значения не имеет. Заражение может произойти как половым, так и бытовым путем. В последнем случае речь идет о злостном нарушении больным правил личной гигиены в быту (поцелуи, пользование общими постелью, посудой, полотенцем и другими предметами быта). В то же время следует отметить, что заражение венерической болезнью неполовым путем происходит крайне редко. На квалификацию не оказывают также влияния вид и характер венерического заболевания, методы и продолжительность его лечения. Согласие потерпевшего на заражение венерической болезнью не является обстоятельством, исключающим ответственность (см. постановление Пленума Верховного Суда СССР от 8 октября 1973 года «О судебной практике по делам о заражении венерической болезнью»)[1111].

Состав преступления материальный. Преступление считается оконченным с момента заражения другого лица венерической болезнью. Сам факт такого заражения образует оконченный состав преступления, другие вредные последствия, вызванные венерическим заболеванием, лежат за пределами состава. Разумеется, между общественно опасными действиями (бездействием) субъекта и фактом заражения другого лица венерической болезнью должна быть установлена причинная связь.

Субъективная сторона данного преступления в соответствии с уточненной редакцией ч. 2 ст. 24 УК характеризуется как умышленной, так и неосторожной виной. Умысел при этом может быть как прямой, так и косвенный. Лицо сознает, что, будучи больно венерическим заболеванием, нарушает установленный запрет вступать в половую связь с другим лицом либо правила предосторожности в быту, предвидит возможность заражения другого лица венерической болезнью и желает либо сознательно допускает наступление таких последствий либо относится к ним безразлично.

Применение ст. 121 УК возможно лишь в отношении лица, достоверно узнавшего о наличии у него венерического заболевания. Поэтому неосторожная форма вины в виде преступной небрежности в этом составе преступления исключается. Однако она возможна в виде преступного легкомыслия (самонадеянности), если субъект предвидел возможность заражения другого лица венерической болезнью в результате своих действий, но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывал на предотвращение этих последствий.

Субъект преступления – лицо, достигшее 16-летнего возраста, страдающее венерической болезнью и знающее об этом. Верховный Суд СССР в свое время неоднократно обращал внимание на необходимость получения доказательств, подтверждающих знание субъекта о наличии у него венерического заболевания. Например, наличие предостережения лечебного учреждения, иных данных, подтверждающих его осведомленность о заболевании и его заразности[1112].

Квалифицированный вид рассматриваемого преступления (ч. 2 ст. 121 УК) образует то же деяние, совершенное в отношении двух или более лиц либо в отношении заведомо несовершеннолетнего.

При квалификации действий виновного по ч. 2 ст. 121 УК по признаку заражения двух или более лиц не имеет значения, заразились ли венерической болезнью эти лица одновременно либо разновременно. В последнем случае важно только установить, что с момента предыдущего заражения не истек срок давности привлечения к уголовной ответственности.

При заражении венерической болезнью несовершеннолетнего виновный должен знать или допускать, что потерпевший не достиг 18-летнего возраста.

Заражение ВИЧ-инфекцией

Чрезвычайная опасность вируса иммунодефицита человека (ВИЧ инфекции) состоит в том, что он вызывает заболевание СПИДом. Болезнь эта практически неизлечима, летальный исход неизбежен. В течение короткого времени больной уходит из жизни. Коварство заболевания проявляется в том, что заразившийся длительное время может не знать об этом и представлять при несоблюдении правил предосторожности грозную опасность для окружающих.

По данным лаборатории эпидемиологии и профилактики СПИДа ЦНИИ эпидемиологии Минздрава России, в течение года после проникновения в организм человека вируса иммунодефицита СПИДом заболевают 3–5 % зараженных. Пик заболеваемости приходится на период от года до пяти лет с момента такого заражения; через пять лет СПИД развивается лишь у 10–20 % зараженных. Не исключено и то, что некоторые из зараженных вирусом вообще не заболевают СПИДом[1113].Таким образом, ответ на вопрос, разовьется ли у зараженного ВИЧ-инфекцией заболевание СПИДом, может быть дан лишь по прошествии довольно длительного промежутка времени.

Вот почему в ст. 122 УК РФ установлена ответственность не за заражение СПИДом, как это было предусмотрено в ст. 115² УК РСФСР, а за заражение ВИЧ-инфекцией. К моменту возбуждения уголовного дела в крови у потерпевшего обнаруживается, как правило, лишь ВИЧ-инфекция.

Актуальность борьбы с рассматриваемым преступлением в связи с катастрофическим распространением СПИДа сомнений не вызывает. По оценкам специалистов, к 2004 г. число инфицированных вирусом иммунодефицита достигло 2 млн человек.

Преступления, предусмотренные ст. 122 УК, посягают на безопасность жизни и здоровья человека.

Деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 122 УК, относится к категории преступлений небольшой тяжести, деяния, предусмотренные ч. 2 и 4, – к преступлениям средней тяжести; деяние, предусмотренное ч. 3, – к тяжким преступлениям.

Районному суду подсудны дела о преступлениях, предусмотренных ч. 2–4 ст. 122 УК.

Ответственность по ч. 2 ст. 122 УК наступает за фактическое заражение другого лица ВИЧ-инфекцией лицом, знавшим о наличии у него этой болезни.

Объективную сторону преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 122 УК, образуют: а) общественно опасные действия (бездействие) субъекта, приведшие другое лицо в опасность заражения ВИЧ-инфекцией; б) фактическое заражение потерпевшего вирусом иммунодефицита; в) причинная связь между деянием субъекта и заболеванием другого лица.

Способы совершения преступления разнообразны. Фактическое заражение ВИЧ-инфекцией может произойти половым путем. Использование при этом презерватива не дает абсолютной гарантии защиты от заражения. Любой половой контакт с ВИЧ-инфицированным подвергает другого человека реальной опасности заражения.

Вирус иммунодефицита передается через сперму, кровь, слюну, слезную жидкость, женское молоко и другие биологические выделения больного[1114]. Поэтому в число действий, характеризующих объективную сторону составов преступлений, предусмотренных ст. 122 УК, с полным основанием можно включить не только половые контакты (включая анальный и оральный секс), но и использование одного шприца или иглы при внутривенном введении наркотиков, сдачу донорской крови лицом, знавшим о наличии у него такого заболевания, и т. п. Не исключено при этом и заражение бытовым путем.

Состав преступления – материальный. Оно считается оконченным с момента заражения другого лица вирусом иммунодефицита. Для признания преступления оконченным не имеет значения, разовьется ли у инфицированного заболевание СПИД или нет. Достаточно самого факта попадания в его организм вируса иммунодефицита.

Субъективная сторона преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 122 УК, характеризуется ч. 2 ст. 24 УК как умышленной, так и неосторожной формой вины. Лицо осознает, что, будучи носителем ВИЧ-инфекции, нарушает установленный запрет вступать в половой контакт с другим лицом либо иные правила предосторожности, предвидит возможность заражения другого лица от этого вирусом иммунодефицита и желает (прямой умысел) или сознательно допускает наступление таких последствий либо относится к ним безразлично (косвенный умысел). Одним из доказательств умысла виновного является наличие официального письменного предупреждения органов здравоохранения с четким перечнем запрещенных действий, в результате которых возможно заражение других лиц.

Неосторожная форма вины в виде преступной небрежности в этом составе преступления исключается. Однако она возможна в виде преступного легкомыслия, когда лицо предвидит последствия своих действий (бездействия), но без достаточных оснований самонадеянно рассчитывает на их предотвращение.

В случае одновременного заражения другого лица ВИЧ-инфекцией и какой-либо венерической болезнью действия виновного образуют совокупность преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 122 и ст. 121 УК.

Субъект преступления – специальный: достигшее 16-летнего возраста вменяемое лицо, которое является носителем ВИЧ-инфекции или болеет СПИДом.

К квалифицирующим признакам (ч. 3 ст. 122 УК) закон отнес заражение ВИЧ-инфекцией двух или более лиц либо заведомо несовершеннолетнего, т. е. не достигшего 18 лет. Их понимание аналогично рассмотренным ранее.

В ч. 4 ст. 122 УК предусмотрен самостоятельный состав преступления – заражение другого лица ВИЧ-инфекцией вследствие ненадлежащего выполнения лицом своих профессиональных обязанностей.

Объективную сторону преступления образуют: а) общественно опасные действия (бездействие), состоящие в нарушении специальных правил профилактики распространения ВИЧ-инфекции (например, правил приема и хранения донорской крови и крови лиц, проходящих освидетельствование, подготовки к повторному использованию медицинского инструмента, раздельного содержания ВИЧ-инфицированных и здоровых людей в больничных палатах); б) фактическое заражение хотя бы одного лица вирусом иммунодефицита; в) причинная связь между ненадлежащим выполнением лицом своих профессиональных обязанностей и наступившим вредным последствием.

Субъективная сторона рассматриваемого преступления, как и любого деяния, состоящего в ненадлежащем соблюдении тех или иных мер безопасности или невыполнении профессиональных обязанностей, характеризуется неосторожной формой вины в виде преступного легкомыслия или преступной небрежности.

Субъект преступления – специальный: медицинский работник или сотрудник научно-исследовательской лаборатории, чья профессиональная деятельность связана с получением или хранением донорской крови, с лечением либо обслуживанием инфицированных вирусом иммунодефицита или больных СПИДом.

В примечании к ст. 122 УК устанавливается специальное основание освобождения от уголовной ответственности лица, совершившего преступление, предусмотренноеч. 1 или 2 данной статьи: «…если другое лицо, поставленное в опасность заражения либо зараженное ВИЧ-инфекцией, было своевременно предупреждено о наличии у первого этой болезни и добровольно согласилось совершить действия, создавшие опасность заражения». Речь, таким образом, идет о добровольном согласии потерпевшего принять на себя риск заражения. Обычно это супруг или лицо, состоящее в гетеро– или гомосексуальной связи с больным и находящееся с ним в настолько тесных и глубоких эмоциональных отношениях, что риск заражения смертельной болезнью не имеет для него (нее) существенного значения[1115]. Законодатель учел этот морально-психологический феномен, введя в УК РФ указанное примечание.

Незаконное производство аборта

Деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 123 УК РФ, относится к числу преступлений небольшой тяжести; деяние, предусмотренное ч. 3 данной статьи, – преступление средней тяжести. По делам о преступлении, предусмотренном ч. 1 ст. 123 УК, производится дознание дознавателями (следователями) органов внутренних дел (ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Эти дела подсудны мировому судье. Дела по ч. 3 ст. 123 УК расследуются следователями органов внутренних дел (см. ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Дела эти подсудны районному суду.

Каждая беременная женщина имеет право самостоятельно решать вопрос: иметь ребенка или нет. Операция по искусственному прерыванию беременности (аборт) может производиться лишь в соответствии со специальными правилами, допускающими производство данной операции только в медицинском учреждении, получившем лицензию на указанный вид деятельности, врачами, имеющими специальную подготовку. В соответствии со ст. 36 Основ законодательства Российской Федерации «Об охране здоровья граждан» от 22 июля 1993 г. искусственное прерывание беременности может производиться при сроке беременности до 12 недель, по специальным показаниям (например, смерть мужа во время беременности, отсутствие жилья, проживание в общежитии, на частной квартире, беременность в результате изнасилования и др.) – до 22 недель, а при наличии медицинских показаний (например, заболевание ВИЧ-инфекцией, активные формы туберкулеза, хронический алкоголизм, наркомания и др.) и с согласия женщины – независимо от срока беременности.

Аборт принято подразделять на правомерный и неправомерный (криминальный). В ч. 1 ст. 123 УК криминальным признается «производство аборта лицом, не имеющим высшего медицинского образования соответствующего профиля», т. е. гинекологической специальности (гинеколог, хирург-гинеколог, акушер).

Объект преступления – общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья беременной женщины. Всякая операция по искусственному прерыванию беременности, а тем более незаконная, ставит под угрозу не только здоровье, но нередко и жизнь беременной.

Объективная сторона рассматриваемого преступления состоит в противоправных действиях, направленных на прерывание беременности. Способы совершения незаконного аборта могут быть различными (оперативный, механический, токсический и др.), на квалификацию преступления они не влияют.

Состав преступления – формальный. Преступление считается оконченным с момента производства операции, завершившейся изгнанием плода независимо от того, причинен ли при этом какой-либо вред здоровью женщины[1116]. Если же плодоизгнания не произошло, то содеянное следует квалифицировать как покушение на аборт[1117].

Незаконный аборт может быть произведен и в то время, когда плод уже способен к внеутробной жизни. Если действия по производству аборта вызовут преждевременные роды и приведут к появлению на свет живорожденного ребенка, которого затем лишают жизни, содеянное надлежит квалифицировать по совокупности преступлений как незаконное производство аборта и убийство. Обязательным признаком незаконного производства аборта является согласие беременной женщины на его производство[1118]. В противном случае виновные должны отвечать за причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК).

Субъективная сторона преступления характеризуется виной в виде прямого умысла. Виновный сознает, что, не имея соответствующего образования и, следовательно, нарушая установленные законом правила производства аборта, он тем не менее по просьбе женщины его производит, и желает совершить указанные действия.

Субъектом преступления (в соответствии с ч. 1, 3 ст. 123 УК) может быть только лицо не имеющее высшего медицинского образования необходимого профиля. Об этом недвусмысленно говорится в диспозиции ч. 1 ст. 123 УК. Поэтому мнение о том, что субъектом данного преступления может быть и лицо, имеющее требуемое образование, но нарушающее закон, которым установлены сроки, обстоятельства и место производства аборта[1119], является неправильным.

Однако вряд ли можно считать обоснованной декриминализацию законодателем незаконного производства аборта лицом, имеющим высшее медицинское образование соответствующего профиля, особенно при наступлении тяжких последствий для здоровья потерпевшей. Правда, это уже относится к проблеме совершенствования нового уголовного законодательства, а не к законодательным реалиям.

Квалифицированный вид данного преступления (ч. 3 ст. 123 УК) имеет место, если производство аборта повлекло по неосторожности смерть потерпевшей либо причинение тяжкого вреда ее здоровью. Необходимым признаком объективной стороны этого преступления является наличие причинной связи между действиями, направленными на прерывание беременности, и наступившими тяжкими последствиями.

Состав преступления – материальный.

Смерть потерпевшей может наступить как во время производства аборта, так и после него. Тяжким вредом для здоровья потерпевшей являются, в частности, такие последствия незаконного аборта, как бесплодие, тяжелое хроническое заболевание, а также другие последствия, указанные в ст. 111 УК.

Рассматриваемое деяние является преступлением с двумя формами вины. Для квалификации содеянного по ч. 3 ст. 123 УК должны быть установлены прямой умысел виновного по отношению к производству аборта и неосторожность в виде преступного легкомыслия или преступной небрежности по отношению к наступлению смерти либо причинению тяжкого вреда здоровью потерпевшей.

Неоказание помощи больному

Деяние, предусмотренное ч. 1 ст. 124 УК РФ, относится к категории преступлений небольшой тяжести; деяние, предусмотренное ч. 2 данной статьи, – преступление средней тяжести. Предварительное следствие по делам этой категории проводится следователями органов внутренних дел (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Дела эти подсудны мировому судье.

В Основах законодательства Российской Федерации «Об охране здоровья граждан» от 22 июля 1993 г. регламентированы основные виды оказания больному медицинской помощи. В ст. 38, в частности, говорится, что первичная медико-санитарная помощь является основным, доступным и бесплатным для каждого гражданина видом медицинского обслуживания; порядок ее оказания устанавливается органами управления муниципальной системы здравоохранения на основании актов Министерства здравоохранения РФ, Государственного комитета санитарно-эпидемиологического надзора РФ и др. В ст. 39 Основ говорится о случаях оказания скорой медицинской помощи. Она оказывается гражданам при состояниях, требующих срочного медицинского вмешательства (при несчастных случаях, травмах, отравлениях и других состояниях и заболеваниях), и осуществляется безотлагательно лечебно-профилактическими учреждениями независимо от территориальной, ведомственной подчиненности и формы собственности медицинскими работниками, а также лицами, обязанными ее оказывать в виде первой помощи по закону или специальному правилу. В ст. 41 и 42 Основ соответственно зафиксированы правовые положения оказания медико-социальной помощи гражданам, страдающим заболеваниями, представляющими опасность для окружающих. Неоказание любого из перечисленных видов помощи больному расценивается как преступление (ст. 124 УК).

Объектом данного преступления являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни и здоровья человека.

Объективная сторона преступления характеризуется бездействием в виде неоказания помощи больному без уважительных причин, независимо от вида заболевания и фазы его течения. Таким образом, речь идет о недобросовестном либо несвоевременном исполнении медицинским работником своих обязанностей.

Ответственность за неоказание помощи больному наступает при наличии правовой обязанности ее оказывать и обращения больного, или его представителя, или других лиц за оказанием такой помощи. Обязательным условием наступления уголовной ответственности за неоказание помощи больному является отсутствие у виновного уважительных причин, оправдывающих его бездействие (форс-мажорные обстоятельства (непреодолимая сила), помешавшие вовремя явиться к больному, болезнь самого медицинского работника, препятствующая выполнению профессиональных функций, отсутствие необходимых лекарств, материалов, инструментов и проч.).

Состав преступления – материальный. Уголовная ответственность наступает, если неоказание помощи повлекло по неосторожности причинение средней тяжести вреда здоровью больного (ч. 1 ст. 124 УК – простой состав) или смерть больного либо причинение тяжкого вреда его здоровью (ч. 2 ст. 124 УК – квалифицированный состав). Между бездействием медицинского работника и наступившими вредными последствиями должна быть установлена причинная связь.

Субъективная сторона преступления характеризуется наличием двух форм вины. Для квалификации содеянного по ст. 124 УК должны быть установлены умысел по отношению к невыполнению лицом своих профессиональных обязанностей по оказанию помощи больному и неосторожность (в виде преступного легкомыслия или преступной небрежности) по отношению к наступившим вредным последствиям, о которых идет речь в ч. 1 и 2 ст. 124 УК.

Субъект преступления – специальный: лицо, достигшее 16-летнего возраста, обязанное оказывать помощь больному в соответствии с законом или со специальным правилом. Прежде всего это врачи, а также фельдшера, медицинские сестры, акушеры и др.

Оставление в опасности

Деяние, предусмотренное ст. 125 УК РФ, относится к категории преступлений небольшой тяжести. По этим делам производится дознание дознавателями (следователями) органов внутренних дел (см. ч. 3 ст. 150 УПК РФ). Они подсудны мировому судье.

Объективная сторона преступления характеризуется бездействием виновного, заведомым оставлением без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан проявить о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние.

Бездействие в данном составе преступления таким образом распадается на два вида: а) бездействие-невмешательство, когда субъект не оказывает помощь потерпевшему, находящемуся в опасном для жизни или здоровья состоянии, возникшем помимо действий виновного; б) спровоцированное бездействие, когда виновный сам своими предшествующими действиями поставил потерпевшего в опасное для жизни или здоровья состояние[1120].

Следует иметь в виду, что поставление лица в опасное для жизни или здоровья состояние, порождающее обязанность оказывать помощь, возможно в результате как противоправных, так и непротивоправных, как виновных, так и невиновных актов поведения. Например, невиновный участник дорожно-транспортного происшествия обязан оказывать необходимую помощь пострадавшим.

Рассматриваемое деяние, в частности, проявляется в неоказании неотложной медицинской помощи, физической помощи путем предоставления транспорта, одежды, продовольствия, вызова врача, спасателей (в горах) и т. п.

Для вменения состава данного преступления необходимо установить целый ряд объективных и субъективных обстоятельств: а) лицо находится в опасном для жизни или здоровья состоянии (т. е. ему угрожает смерть или наступление тяжкого вреда здоровью, что обусловливает необходимость экстренных мер для спасения); б) оно лишено возможности принять меры к самосохранению ввиду малолетства, старости, болезни или вследствие своей беспомощности (например, при сильном опьянения); в) виновный имел реальную возможность без серьезной опасности для себя или других лиц оказать этому лицу помощь; г) виновный был обязан заботиться о лице, находящемся в опасном состоянии, оказывать ему помощь (например, в силу родственных отношений или в силу профессии, рода деятельности – учителя, воспитатели, руководители спортивных секций, пожарные и др.), либо д) сам поставил его в опасное для жизни и здоровья состояние (например, уговорил плыть на дальнее расстояние, обещая в необходимом случае помощь)[1121].

Состав преступления – формальный. Оконченным преступление признается с момента невыполнения обязанности по оказанию помощи потерпевшему, независимо от наступления реальных вредных последствий.

Следует иметь в виду, что если лицо своевременно сообщит о необходимости оказания помощи надлежащим учреждениям или лицам (сотрудникам милиции, пожарной охраны, медицинским работникам), состав преступления отсутствует.

Субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом. Виновный осознает, что он, будучи обязан оказать помощь лицу, находящемуся заведомо в опасном для жизни или здоровья состоянии, и имея реальную возможность оказать эту помощь, желает уклониться от нее и уклоняется. Мотивы рассматриваемого преступления разнообразны (боязнь уголовной ответственности, эгоизм, месть, ревность, неприязнь и т. п.).

Субъект преступления – специальный: лицо, достигшее 16-летнего возраста, обязанное проявлять заботу о другом человеке (родители, опекуны, воспитатели, педагоги, телохранители и др.), либо само поставившее потерпевшего в опасное для жизни или здоровья состояние (например, водитель транспортного средства, наехавший на пешехода, руководитель туристической группы, оставивший ее в горах в опасном состоянии).

Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности[1122]

§ 1. Понятие и виды преступлений, посягающих на половую неприкосновенность и половую свободу личности

Криминальные посягательства, предусмотренные в главе 18 УК РФ, в теории и на практике традиционно именуются половыми преступлениями. Они посягают на охраняемые уголовным законом половую свободу и половую неприкосновенность личности. Речь идет о праве человека, достигшего определенного в законе возраста, самому решать, с кем и в какой форме удовлетворять свои сексуальные потребности (половая свобода), а также об абсолютном запрете на совершение любых сексуальных действий с подростками и малолетними (половая неприкосновенность). Половая свобода и половая неприкосновенность являются частью гарантированных ст. 22 Конституции РФ прав и свобод личности.

Сексуальные отношения в обществе регулируются главным образом моральными нормами, отчасти – нормами семейного права. Реализуются они в брачных и внебрачных взаимоотношениях полов. Уголовный закон устанавливает запрет на совершение общественно опасных деяний, которые грубо нарушают нормальный уклад половой жизни, попирают сложившиеся в обществе принципы половой морали и естественные правила человеческого общежития. Все остальные сферы интимных связей регулируются нормами нравственности.

Итак, половые преступления – это предусмотренные уголовным законом общественно опасные действия сексуального характера, грубо нарушающие установленный в обществе уклад половых отношений.

Родовым объектом этих преступлений являются общественные отношения, обеспечивающие безопасность личности. Глава 18 включена в раздел VII УК РФ – «Преступления против личности».

Видовым объектом преступлений, предусмотренных главой 18 УК, являются общественные отношения, обеспечивающие половую неприкосновенность и половую свободу личности.

В зависимости от непосредственного объекта посягательства половые преступления можно подразделить на две группы:

1. Преступления против половой свободы личности: изнасилование (ст. 131 УК); насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК); понуждение к действиям сексуального характера (ст. 133 УК).

2. Преступления против половой неприкосновенности: изнасилование и насильственные действия сексуального характера в отношении несовершеннолетних и малолетних (п. «д» ч. 2 ст. 131, п. «д» ч. 2 ст. 132 и п. «в» ч. 3 ст. 131, п. «в» ч. 3 ст. 132 УК); половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста (ст. 134 УК); развратные действия (ст. 135 УК).

УК РФ 1996 г. эту группу норм о половых преступлениях выделил в специальную главу (гл. 18). Ранее глава «Преступления в области половых отношений» была только в УК РСФСР 1922 г. Новый уголовный закон, в частности, изменил понятие «изнасилование» по сравнению с УК РСФСР 1960 г. За действия, ранее предусматривавшиеся ст. 117 УК РСФСР, в УК РФ была установлена ответственность в двух статьях: 131 (изнасилование) и, отчасти, 132 (насильственные действия сексуального характера). Под признаки ст. 131 УК РФ теперь подпадает только насильственное гетеросексуальное сношение, т. е. совершение полового акта (совокупления «естественным» путем) между мужчиной и женщиной. Насильственное удовлетворение мужчиной сексуальных потребностей с женщиной в извращенной форме (совершение оральных или анальных сексуальных контактов) в настоящее время расценивается как насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК). До принятия УК РФ правоприменительная практика, по сути дела, использовала институт аналогии, квалифицируя насильственную сексуальную связь с женщиной в извращенной форме как изнасилование[1123]. Статья 132 УК РФ охватывает также насильственное мужеложство и лесбиянство, а также насильственный «оральный секс», в котором потерпевшим выступает лицо не только женского, но и мужского пола.

По сравнению со ст. 118 УК РСФСР 1960 г. значительно изменена ст. 133 УК РФ 1996 г. (понуждение к действиям сексуального характера). Расширен круг потерпевших от этого преступления (ранее это могла быть только женщина, сейчас – лица обоих полов) и круг способов понуждения (раньше к ним относилось лишь использование материальной и иной зависимости потерпевшей от виновного).

Серьезным изменениям уже после принятия подверглась ст. 134 УК РФ 1996 г. (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста). Вначале в УК был установлен 16-летний возраст потерпевшего (потерпевшей) от этого преступления. Затем Федеральным законом РФ от 20 мая 1998 г. он был снижен до 14 лет[1124]. И, наконец, под воздействием справедливой критики Федеральным законом РФ от 8 декабря 2003 г. 16-летний возраст потерпевших был восстановлен[1125].

По сравнению со ст. 120 УК РСФСР 1960 г. в ст. 135 УК РФ 1996 г. (развратные действия) возраст потерпевших от этого преступления первоначально был снижен до 14 лет, но затем Федеральным законом РФ от 8 декабря 2003 г. повышен до 16 лет.

Такова характеристика изменений в законодательстве о половых преступлениях, происшедших в последнее десятилетие.

Повышенная общественная опасность рассматриваемых преступлений очевидна. Помимо того, что они посягают на половую неприкосновенность, нравственное и физическое развитие несовершеннолетних и малолетних, половую свободу взрослых лиц, эти преступления нередко связаны с причинением вреда здоровью и жизни потерпевших, нанесением им глубоких психических травм. Половые преступления также затрагивают интересы родных и близких потерпевших, причиняют им серьезные нравственные страдания.

Значительную общественную опасность представляет и личность сексуальныхпреступников, в первую очередь насильников. Специальные исследования свидетельствуют о том, что им присущи такие психологические качества, как грубость, цинизм, жестокость, отсутствие чувства стыда, моральная распущенность, эгоцентризм, крайний примитивизм во взглядах на взаимоотношения полов, отношение к женщине как к низшему существу, не признающая никаких преград на пути к удовлетворению сексуальных потребностей разнузданность[1126].

Обратимся к материалам уголовной статистики.

Динамика зарегистрированных изнасилований за период с 1987 по 2003 г. была подвержена значительным колебаниям.

Рост регистрации числа изнасилований наблюдался до 1990 г. включительно. Если в 1987 г. было зарегистрировано 10 902 изнасилования (коэффициент на 100 тыс. человек населения составил 7,3), то в 1990 г. – уже 15 009 (коэффициент – 10,3). В 1991–1992 гг. наметилась тенденция к некоторому снижению показателей регистрации этих преступлений, еще более явственно это проявилось в 1994–1997 гг. В 2001 г. эти показатели по сравнению с предшествующим годом вновь незначительно возросли (на 3,7 %), но уровня конца 80-х – начала 90-х годов они не достигли: было зарегистрировано 8196 преступлений данной категории (коэффициент – 5,6)[1127]. Примерно на таком же уровне держится регистрация изнасилований в 2002–2003 гг. (незначительное снижение, соответственно, на 1,0 и 0,4 %). В 2004–2005 гг. отмечается некоторое ее увеличение: в 2004 г. зарегистрировано 8795 случаев изнасилования (рост по сравнению с предыдущим годом на 8,8 %, коэффициент – 6,1), а в 2005 г. – 9222 таких случаев (рост на 4,9 %, коэффициент – 6,4)[1128].

При оценке этих статистических данных следует учитывать значитель ную латентность рассматриваемых преступлений, связанную главным образом с тем, что многие жертвы сексуального насилия не обращаются в правоохранительные органы. В результате скрываются подлинные масштабы этого явления и тормозится разработка эффективных мер борьбы с ним. По данным специальных расчетов, ежегодное фактическое число изнасилований в России (с учетом «искусственной» и «естественной» латентности) в конце 90-х годов составляло около 44–50 тыс. фактов[1129], что в 4,5–5 раз выше официальной цифры регистрации.

Количество осужденных за изнасилование до 2002 г. снижалось: в 1998 г. было осуждено 7245 чел., в 1999 г. – 7516, 2000 г. – 6441, 2001 г. – 6534, 2002 г. – 5950, но к 2006 г. уже почти достигли уровня 1999 г. (в 2003 г. было осуждено 6657 чел., в 2004 г. – 7380, в 2005 г. – 7451)[1130]. Объясняются эти колебания в основном теми же причинами (речь идет лишь о незначительной части «айсберга»).

Что же касается структурных (качественных) изменений изнасилований, то, как показывают выборочные исследования, они весьма неблагоприятны. Растет, в частности, доля наиболее опасных, квалифицированных изнасилований. Половина этих преступлений совершается группой лиц. Чем моложе преступники, тем чаще они совершают изнасилование в группе. Наблюдается существенное «омоложение» контингента сексуальных преступников.

Что же касается иных половых преступлений, соединенных с насилием, то их регистрация, начиная с 1990 г., также снижается. В 1990–1996 гг. число зарегистрированных случаев насильственного мужеложства (одного из основных видов насильственных действий сексуального характера, предусмотренных в настоящее время ст. 132 УК РФ) сократилось почти наполовину (42,4 %). Тенденция эта с некоторыми колебаниями сохраняется и в последние годы: в 2001 г. зарегистрировано 6631 преступление, предусмотренное ст. 132 УК, в 2002 г. – 5704, в 2003 г. – 5126, в 2004 г. – 5690, в 2005 г. – 5981[1131]. И здесь, конечно, следует учитывать значительную латентность рассматриваемого явления.

Обеспечение неотвратимости ответственности за половые преступления, эффективное использование уголовно-правовых средств, о которых идет речь в главе 18 УК РФ, – важная задача правоохранительных органов.

При изучении рассматриваемой главы Кодекса необходимо освоить:

1. Понятие и виды преступлений против половой неприкосновенности и половой свободы личности.

2. Признаки составов преступлений, сопряженных с открытым сексуальным насилием (изнасилование; насильственные действия сексуального характера; понуждение к действиям сексуального характера).

3. Признаки составов преступлений, заключающихся в грубом нарушении норм половой морали совершеннолетними лицами по отношению к несовершеннолетним (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста; развратные действия).

Особое внимание при этом следует уделять проблемам, возникающим в правоприменительной практике по делам о половых преступлениях. К их числу, в частности, относятся: понятие полового сношения и действий сексуального характера; критерии разграничения покушений на изнасилование и насильственные действия сексуального характера и оконченных криминальных деяний данной категории; оценка характера угрозы как средства подавления сопротивления потерпевшей (потерпевшего); признаки группового изнасилования и насильственных действий сексуального характера, их особо тяжких последствий, оценка возраста потерпевшей (потерпевшего) по делам о половых преступлениях; отличие понуждения к действиям сексуального характера от изнасилования и насильственных действий сексуального характера; отличие развратных действий от полового сношения и иных действий сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста; и некоторые др.

§ 2. Насильственные преступления против половой свободы и половой неприкосновенности личности

2.1. Изнасилование

Изнасилование – одно из наиболее опасных преступлений против личности. Преступление, предусмотренное ч. 1 и 2 ст. 131 УК, относится к категории тяжких, а предусмотренное ч. 3 – к категории особо тяжких криминальных деяний.

Дела о преступлениях, предусмотренных ч. 1 ст. 131 УК, считаются делами частно-публичного обвинения; с учетом того, что изнасилование затрагивает глубоко интимную сторону жизни женщины, они возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшей, но прекращению в связи с примирением потерпевшей с обвиняемым не подлежат (ч. 3 ст. 20 УПК РФ). В исключительных случаях, если потерпевшая в силу беспомощного состояния или по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы, прокурор вправе возбудить уголовное дело по признакам ч. 1 ст. 131 УК и при отсутствии заявления потерпевшей (ч. 2 ст. 147 УПК). Уголовное преследование по делам о преступлениях, предусмотренных ч. 2 и 3 ст. 131 УК, осуществляется в обычном публичном порядке.

Предварительное следствие по делам об изнасиловании производится следователями прокуратуры (ч. 2 ст. 151 УПК).

Дела о преступлениях, предусмотренных ч. 1 и 2 ст. 131 УК, подсудны районному суду, а предусмотренные ч. 3 – Верховному суду республики, краевому или областному суду, суду города федерального значения, суду автономной области и суду автономного округа (ч. 2 и 3 ст. 31 УПК).

Изнасилование есть половое сношение мужчины с женщиной, осуществленное вопреки или помимо ее воли, путем применения физического насилия, угрозы его немедленного применения либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей (ст. 131 УК). Потерпевшей от изнасилования является только женщина. Изнасилование предполагает совершение нормального в физиологическом отношении, естественного гетеросексуального акта, характеризующегося наличием возможности зачатия (беременности) как части детородной функции. Такой акт возможен только между лицами разного пола.

Естественное половое сношение (половой акт, совокупление) состоит в введении мужского полового члена в преддверие или собственно влагалище лица женского пола. Иные насильственные действия сексуального характера, не связанные с проникновением полового члена в женские гениталии, изнасилованием не являются (см. ст. 132 УК РФ) (например, удовлетворение половой страсти с женщиной путем анального или орального секса («coitus per anum», «coitus per os»)).

Уголовный закон (ст. 131 УК РФ) охраняет общественные отношения, обеспечивающие половую свободу взрослой женщины, а при посягательствах на лиц женского пола, не достигших шестнадцатилетнего возраста, – их половую неприкосновенность. Эти общественные отношения и являются объектом преступления – изнасилования. Дополнительным объектом при изнасиловании является безопасность здоровья, а порой и жизни потерпевшей. Закон не делает каких-либо исключений, обусловленных личными взаимоотношениями насильника и потерпевшей или ее нравственным обликом. Поэтому в принципе возможно изнасилование собственной жены, женщины, находившейся с насильником в интимной связи, женщины легкого поведения, женщины, занимающейся проституцией, и т. п.

С объективной стороны изнасилование предполагает активное поведение субъекта путем совершения двух действий: 1) полового сношения и 2) физического или психического насилия либо использования беспомощного состояния потерпевшей.

Действия лица, добившегося согласия женщины на совершение полового акта путем обмана или злоупотребления доверием, например, заведомо ложного обещания вступить с ней в брак, не могут рассматриваться как изнасилование (п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» от 15 июня 2004 г.[1132]). Однако, если субъект обманным путем привел потерпевшую в беспомощное состояние, и, используя это, совершил с ней половой акт, содеянное следует квалифицировать как изнасилование (по признаку использования беспомощного состояния потерпевшей).

Физическое и психическое насилие используется виновным как средство преодоления сопротивления потерпевшей, когда она вынуждена уступить его домогательствам, желая избежать более тяжких последствий, и как средство, с помощью которого потерпевшая приводится в такое состояние, при котором лишается возможности оказать сопротивление, например, теряет сознание[1133].

Физическое насилие состоит в противоправном физическом воздействии на организм потерпевшей, осуществленном помимо ее воли. Оно может выражаться в простом приложении силы, а также в причинении болевых ощущений, связывании, ограничении свободы, нанесении ударов, побоев, телесных повреждений и даже причинении смерти. Действия эти направлены на преодоление или пресечение сопротивления потерпевшей. Такое насилие может быть не опасным либо опасным для жизни или здоровья и реально влечь различный по тяжести физический вред.

Применение при изнасиловании насилия, в результате которого потерпевшему лицу причиняется легкий или средней тяжести вред здоровью, охватывается диспозицией ст. 131 УК РФ.

Если при изнасиловании либо покушении на него потерпевшему лицу умышленно причиняется тяжкий вред здоровью, действия виновного лица квалифицируются по соответствующей части ст. 131 УК РФ и по совокупности с преступлением, предусмотренным ст. 111 УК РФ.

Неосторожное причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего лица при совершении изнасилования охватывается, соответственно, п. «б» ч. 3 ст. 131 УК РФ и дополнительной квалификации по другим статьям УК РФ не требует.

Действия лица, умышленно причинившего в процессе изнасилования тяжкий вред здоровью потерпевшего лица, что повлекло по неосторожности его смерть, при отсутствии других квалифицирующих признаков следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 131 и ч. 4 ст. 111 УК РФ (п. 15 указанного выше постановления).

Помимо физического насилия закон в качестве способа совершения изнасилования предусматривает применение психического насилия – угрозы. Под угрозой, используемой в качестве средства подавления сопротивления потерпевшей при изнасиловании, следует понимать запугивание женщины такими действиями или высказываниями, которые выражали намерение немедленно применить к потерпевшей или ее близким физическое насилие.

Угроза может быть выражена словесно, жестами (например, демонстрация оружия и других предметов, способных причинить вред здоровью), она может вытекать и из создавшейся обстановки (места, времени, числа преступников, характера их поведения и т. п.). По своему содержанию угроза может быть как определенной, когда насильник конкретно указывает на тот вред, который он собирается причинить: убить, порезать лицо и пр., так и неопределенной (например, угроза, выраженная словами: «молчи, а то плохо будет»). Такая угроза воспринимается потерпевшей как представляющая реальную опасность для ее жизни или здоровья. По своему психическому воздействию данная угроза равнозначна применению физической силы.

В отличие от УК РСФСР 1960 г., в УК РФ более четко обрисовано содержание угрозы как запугивания только применением физического насилия. Поэтому угроза потерпевшей уничтожением ее имущества или распространением порочащих ее сведений (шантаж) не является признаком изнасилования. Угроза как признак объективной стороны изнасилования предполагает запугивание только физическим насилием. Причем в основном составе изнасилования (ч. 1 ст. 131 УК РФ) угроза не достигает той степени интенсивности, которая присуща угрозе убийством или причинением тяжкого вреда здоровью. Последняя представляет собой квалифицирующий признак изнасилования (п. «в» ч. 2 ст. 131 УК РФ). В ч. 1 ст. 131 УК РФ речь идет об угрозе причинить побои, легкий или средней тяжести вред здоровью.

Угроза, как и само физическое насилие, может реализовываться в отношении не только самой потерпевшей, но и других лиц (например, детей, родственников и пр.). Закон не требует, чтобы эти лица были непременно близкими для потерпевшей (например, избиение на ее глазах постороннего ребенка).

Угроза применения физического насилия при изнасиловании должна быть реальной и создавать у потерпевшей впечатление немедленного приведения ее в исполнение в случае отказа уступить домогательствам насильника. Поскольку угроза физическим насилием применяется как средство подавления сопротивления потерпевшей в целях ее изнасилования, то ответственность по ст. 131 УК РФ наступает независимо от того, имел ли виновный намерение на самом деле осуществить угрозу или только рассчитывал на психологическое воздействие. Важно, что он запугивал жертву и та считала осуществление угрозы вполне реальным.[1134]

Следует иметь в виду, что угроза применить физическое насилие в будущем, как правило, не ставит женщину в безвыходное положение и у нее сохраняется возможность принять меры, предотвращающие изнасилование, путем обращения в правоохранительные органы, к родственникам или иным способом.

Угрозу следует отличать от понуждения женщины к половому сношению, которое хотя также предусматривает определенное давление на психику потерпевшей, но не связано с возможностью немедленного применения физического насилия. (см. материал к ст. 133 УК РФ).

Изнасилование следует признавать совершенным с использованием беспомощного состояния потерпевшей в тех случаях, когда она в силу своего физического или психического состояния (малолетний или престарелый возраст, физические недостатки, слабоумие или другое расстройство психической деятельности, иное болезненное либо бессознательное состояние и т. п.) не могла понимать характера и значения совершаемых с нею действий или не могла выразить свою волю и оказать сопротивление виновному, а последний, вступая в половое сношение, сознавал, что потерпевшая находится в таком состоянии (п. 3 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г.[1135]).

Использование беспомощного состояния потерпевшей выражается в использовании ее бессознательного состояния либо физической неспособности оказать сопротивление насильнику. Оно может быть вызвано ее психическим расстройством, сильным опьянением, болезненным состоянием, физическими недостатками и пр. Половой акт при этом осуществляется вопреки или помимо воли женщины. Она либо не способна понимать происходящее с нею, либо, сознавая характер совершаемых над ней действий, не в состоянии выразить свою волю и оказать сопротивление.

Беспомощное состояние может быть связано и с таким положением тела женщины, когда она лишена возможности к сопротивлению. Показательно в этом отношении следующее дело.

На железнодорожной станции работница И., с целью очистки изнутри цистерны, через горловину влезла внутрь цистерны так, что до пояса ее тело находилось в цистерне. Проходившие мимо двое солдат, воспользовавшись тем, что И. не могла ни сопротивляться, ни звать на помощь, пытались совершить с нею половое сношение.[1136]

Как беспомощное состояние может расцениваться и тяжелая степень опьянения потерпевшей, лишающая ее возможности сознавать окружающую обстановку, понимать значение совершаемых виновным действий и оказывать ему сопротивление. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации» указывается, что при оценке обстоятельств изнасилования потерпевшей, находившейся в состоянии опьянения, суды должны исходить из того, что беспомощным состоянием в этих случаях может быть признана лишь такая степень опьянения, вызванного употреблением алкоголя, наркотических средств или других одурманивающих веществ, которая лишала потерпевшую возможности оказать сопротивление насильнику[1137]. Последний, разумеется, должен сознавать, что потерпевшая находится в таком состоянии.

Для признания изнасилования совершенным с использованием беспомощного состояния потерпевшей не имеет значения, привел ли женщину в такое состояние сам виновный (например, напоил спиртными напитками, дал наркотики, снотворное и т. п.) или она находилась в беспомощном состоянии независимо от его действий (п. 3 постановления).

Если из материалов дела об изнасиловании усматривается, что беспомощное состояние потерпевшей наступило в результате применения лекарственных препаратов, наркотических средств, сильнодействующих или ядовитых веществ, то свойства и характер их действия на организм человека могут быть установлены соответствующим экспертом (наркологом, токсикологом), заключение которого следует учитывать при оценке состояния потерпевшей наряду с другими доказательствами.

Изнасилованием по признаку использования беспомощного состояния потерпевшей может быть признано также совершение полового сношения (без применения насилия) с женщиной, страдающей психическим заболеванием, когда потерпевшая не отдавала себе отчета в происходящем или не могла руководить своими действиями. Надо только, чтобы виновный, сознавая это, использовал такое состояние потерпевшей.

Как изнасилование судебная практика нередко расценивает и половое сношение с малолетними девочками (не достигшими четырнадцатилетнего возраста) без применения физического и психического насилия. Потерпевшие в этом возрасте, как правило, еще не достигают такого уровня психического развития, который позволил бы им правильно оценивать характер и значение совершаемых с ними сексуальных действий. В силу этого фактически они находятся в беспомощном состоянии[1138]. В каждом таком случае необходимо тщательно выяснять, могла ли потерпевшая в силу своего возраста и развития сознавать характер и значение совершаемых с нею действий. Если она понимала суть происходящего, что в возрасте 12–14 лет возможно, то состав изнасилования отсутствует, и уголовная ответственность должна наступать по ст. 134 УК РФ – за совершение полового сношения с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста.

Состав изнасилования (за исключением предусмотренного ч. 3 ст. 131 УК РФ) – формальный. Изнасилование следует считать оконченным преступлением с момента начала полового акта, независимо от его последствий. Таким образом, окончания виновным полового акта в физиологическом смысле здесь не требуется. Достаточно насильственного введения полового члена в гениталии потерпевшей (в преддверие влагалища или само влагалище).

Поскольку с объективной стороны состав изнасилования предполагает наличие двух действий, то в случае выполнения только одного из них (физического насилия или угрозы) и несовершения другого (полового сношения), содеянное рассматривается как покушение на изнасилование[1139].

Как покушение на изнасилование должны расцениваться действия виновного, если он не сумел вступить в половое сношение по не зависящим от его воли обстоятельствам (активное сопротивление потерпевшей, физиологические причины и пр.).

При разрешении дел о покушении на изнасилование с применением физического или психического насилия следует устанавливать, действовал ли подсудимый с целью совершения полового акта и являлось ли примененное им насилие средством к достижению этой цели. Только при наличии этих обстоятельств действия виновного могут рассматриваться как покушение на изнасилование. В связи с этим необходимо отличать покушение на изнасилование от насильственных действий сексуального характера, а также других преступных посягательств, затрагивающих честь, достоинство и неприкосновенность личности женщин (развратные действия, хулиганство, причинение вреда здоровью, оскорбление и др.) (см. п. 5 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1140]).

С субъективной стороны изнасилование характеризуется наличием прямого умысла. Виновный сознает, что совершает половое сношение вопреки или помимо воли потерпевшей, используя физическое насилие, угрозу его немедленного применения или ее беспомощное состояние, и желает этого.

При изнасиловании умыслом виновного охватывается как конечная цель преступления – половое сношение с женщиной вопреки ее воле и согласию, так и действия по достижению этой цели с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей.

Совершая изнасилование, виновный, как правило, руководствуется сексуальными побуждениями (стремление к удовлетворению половой страсти), хотя возможны и иные мотивы (стремление унизить женщину, побудить ее к вступлению в брак, хулиганские побуждения, месть и пр.). Установление сексуального мотива позволяет в ряде случаев отграничить покушение на изнасилование от хулиганства, отличающегося особым цинизмом.

Субъект изнасилования – специальный. Им является вменяемое лицо мужского пола, достигшее к моменту совершения преступления 14-летнего возраста.

В тех случаях, когда субъект не довел свои действия до начала полового акта, добровольно и окончательно отказавшись от завершения преступления, налицо добровольный отказ от совершения изнасилования (см. ст. 31 УК РФ).

Добровольный отказ от совершения изнасилования надлежит рассматривать не как смягчающее ответственность обстоятельство, а как обстоятельство, полностью исключающее ответственность за данное преступление. В этом случае лицо может отвечать лишь за фактически совершенные им действия при условии, что они содержат иной состав преступления (хулиганства, нанесения побоев, причинения вреда здоровью, развратных действий и т. д.). Вместе с тем суды должны иметь в виду, что не может быть признан добровольным и, следовательно, устраняющим ответственность отказ, который вызван невозможностью дальнейшего продолжения преступных действий вследствие причин, возникших помимо воли виновного.

Придя к выводу об отсутствии в действиях покушавшегося на изнасилование добровольного отказа от совершения преступления и квалифицируя его действия по ст. 30 и 131 УК РФ, суды не должны ограничиваться общей ссылкой в приговоре на то, что преступление не было доведено до конца вследствие причин, возникших помимо воли виновного, а обязаны указывать на установленные по делу конкретные причины, в силу которых он вынужден был отказаться от доведения преступления до конца.

Квалифицированные виды изнасилования

Изнасилование признается совершенным группой лиц (п. «б» ч. 2 ст. 131 УК) прежде всего в случае, когда в процессе его осуществления совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного на то сговора. По п. «б» ч. 2 ст. 131 УК РФ квалифицируется также изнасилование, совершенное группой лиц по предварительному сговору. Речь идет об изнасиловании, в котором принимали участие два или более лиц, заранее договорившихся о совместном его совершении.

При этом квалификация изнасилования как совершенного группой лиц (без предварительного сговора и по предварительному сговору) может иметь место в случае, когда лица, принимавшие участие в изнасиловании, действовали согласованно в отношении потерпевшей, причем как групповое изнасилование должны квалифицироваться не только действия лиц, совершивших насильственный половой акт, но и действия лиц, содействовавших им путем применения физического или психического насилия к потерпевшей. При этом действия лиц, лично не совершавших насильственного полового акта, но путем применения насилия к потерпевшей содействовавших другим в ее изнасиловании, должны квалифицироваться как соисполнительство в групповом изнасиловании (п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1141]).

В тех случаях, когда имеет место соучастие в изнасиловании с разделением ролей, организаторы этого преступления, подстрекатели и пособники, непосредственно не применявшие насилие к потерпевшей, однако способствовавшие совершению с ней насильственного полового акта другими лицами, не несут ответственности по п. «б» ч. 2 ст. 131 УК РФ за изнасилование, совершенное группой лиц. Их действия квалифицируются по ст. 33 и соответствующей части ст. 131 УК РФ.

Сказанное не относится к изнасилованию, совершенному организованной группой. Речь идет об устойчивой группе лиц, заранее объединившихся для совершения одного или нескольких изнасилований. Ответственность за данное преступление также предусмотрена п. «б» ч. 2 ст. 131 УК РФ. Здесь может иметь место соучастие с разделением ролей (см. материал к ст. 33 УК РФ).

Согласованность действий участников любой из названных групп в отношении потерпевшей означает, что сознанием каждого насильника охватывается факт способствования друг другу в совершении преступления. Если такая согласованность отсутствует, нет и группового изнасилования. В таких случаях каждый должен отвечать за самостоятельно совершенное преступление.

Примером такой квалификации преступления служит следующее дело.

М. и А. с целью изнасилования пригласили на квартиру М. одноклассниц. К. они затащили в спальню и оба, применяя физическое насилие и высказывая угрозы, раздели ее, после чего А. вышел, а М. совершил изнасилование потерпевшей.

Суд признал М. и А. исполнителями изнасилования и обоих осудил по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР (п. «б» ч. 2 ст. 131 УК РФ[1142]).

Изнасилование следует признавать совершенным группой лиц не только в тех случаях, когда несколькими лицами подвергается изнасилованию одна или более потерпевших, но и тогда, когда виновные, действуя согласованно и применяя физическое насилие или угрозу в отношении нескольких женщин, затем совершают половой акт каждый с одной из них (п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1143]).

Судебная практика исходит из того, что соисполнителем группового изнасилования может быть не только мужчина, но и женщина, если она для того, чтобы виновный совершил с потерпевшей насильственный половой акт в целях преодоления ее сопротивления в момент осуществления преступления применяет к ней физическое насилие (например, держит ее за руки и за ноги, связывает, наносит побои и пр.) или угрозу таковым. Такой подход подкрепляется указанием Пленума Верховного Суда РФ о том, что действия лиц, лично не совершавших насильственного полового акта, но путем применения насилия к потерпевшей содействовавших другим в ее изнасиловании, должны квалифицироваться как соисполнительство в групповом изнасиловании (п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1144]).

Именно так были расценены действия супругов-москвичей Виталия и Ольги X., которые заманивали в свою квартиру молодых женщин для извращенных сексуальных утех. В ряде эпизодов, пока мужчина истязал и насиловал жертву, Ольга крепко держала ее за руки и за горло, чтобы та не могла сопротивляться[1145].

В специальной литературе на этот счет высказана и иная точка зрения, согласно которой женщины в изнасиловании могут участвовать лишь в качестве организаторов, подстрекателей и пособников, поскольку женщина биологически не в состоянии совершить половой акт с потерпевшей. То же самое относится к мужчинам-импотентам[1146].

Действия участника группового изнасилования подлежат квалификации по п. «б» ч. 2 ст. 131 УК РФ, даже если остальные участники преступления не были привлечены к уголовной ответственности ввиду их невменяемости, либо в силу требований ст. 20 УК РФ, либо по другим предусмотренным законом основаниям[1147].

Это положение верно и в том случае, когда изнасилование совершено группой, состоящей из трех и более человек, один из которых является малолетним или невменяемым. Однако некоторые исследователи считают, что если изнасилование совершено двумя лицами, одно из которых не может быть привлечено к уголовной ответственности, группового изнасилования нет. Действия привлекаемого к ответственности исполнителя они предлагают квалифицировать (при отсутствии других отягчающих ответственность обстоятельств) по ч. 1 ст. 131 УК РФ[1148].

К числу квалифицированных видов рассматриваемого преступления закон относит изнасилование, соединенное с угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, а также совершенное с особой жестокостью по отношению к потерпевшей или к другим лицам (п. «в» ч. 2 ст. 131 УК).

Под угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью следует понимать не только прямые высказывания, которые выражали намерение преступника немедленно применить физическое насилие к самой потерпевшей, ее детям, близким родственникам или другим лицам, но и, с учетом обстоятельств дела, такие угрожающие действия виновного, как, например, демонстрация оружия или предметов, которые могут быть использованы в качестве оружия (пистолета, ножа, бритвы, топора и т. п.).

Ответственность по п. «в» ч. 2 ст. 131 УК по признаку применения угрозы убийством или причинением тяжкого вреда здоровью наступает тогда, когда она явилась средством преодоления сопротивления потерпевшей при изнасиловании. При этом такая угроза охватывается диспозицией п. «в» ч. 2 ст. 131 УК и дополнительной квалификации по ст. 119 УК не требует.

Если угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью была выражена после изнасилования с той, например, целью, чтобы потерпевшая никому не сообщила о случившемся, действия виновного, при отсутствии квалифицирующих обстоятельств, подлежат квалификации по ч. 1 ст. 131 УК, а также дополнительно по ст. 119 УК, если имелись основания опасаться осуществления угрозы (см. п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1149]).

Особая жестокость по отношению к потерпевшей или к другим лицам – это сравнительно новый квалифицирующий изнасилование признак. Изнасилование следует признавать совершенным с особой жестокостью, если в процессе насильственных действий потерпевшей или другим лицам умышленно причинены исключительно тяжкие физические или нравственные мучения и страдания.

Особая жестокость может выражаться в издевательстве и глумлении над потерпевшей, применении к жертве пыток, истязании в процессе изнасилования, в причинении множественных телесных повреждений, в совершении изнасилования в присутствии родных и близких потерпевшей, а также в способе подавления сопротивления, вызывающем тяжелые физические либо нравственные мучения и страдания самой потерпевшей или других лиц. Квалификация таких действий по признаку особой жестокости возможна лишь в случае, когда виновный осознавал, что своими действиями он причиняет потерпевшим лицам особые мучения и страдания (см. п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1150]).

Заражение в результате изнасилования потерпевшей венерическим заболеванием (сифилисом, гонореей, мягким шанкром, паховым лимфогранулематозом) законодатель рассматривает как квалифицирующее рассматриваемое преступление обстоятельство (п. «г» ч. 2 ст. 131 УК). При этом виновный достоверно знает о наличии у него данной болезни (см. материал к ст. 121 УК). Во всех вариантах он предвидит возможность такого заражения и желает либо сознательно допускает это последствие или легкомысленно (самонадеянно) рассчитывает, что оно не наступит. Квалификация содеянного еще и по ст. 121 УК является в данном случае излишней. Ответственность при отсутствии других квалифицирующих признаков, наступает только по п. «г» ч. 2 ст. 131 УК РФ.

Изнасилование заведомо несовершеннолетней, ответственность за которое предусмотрена п. «д» ч. 2 ст. 131 УК, имеет место, когда потерпевшая находится в возрасте от 14 до 18 лет и виновный достоверно знает о ее несовершеннолетии. Изнасилование девочки до 14 лет квалифицируется по п. «в» ч. 3 ст. 131 УК как изнасилование малолетней.

Для квалификации преступления по п. «д» ч. 2 ст. 131 УК не имеет значения достижение потерпевшей брачного возраста или половой зрелости. Имеет значение лишь такой объективный признак, как возраст потерпевшей.

В тех случаях, когда виновный в изнасиловании добросовестно заблуждался относительно фактического возраста потерпевшей, по всем обстоятельствам дела (на основе восприятия ее внешнего облика, сообщенных ею неверных сведений относительно возраста и пр.) считая, что она достигла совершеннолетия, квалификация содеянного по п. «д» ч. 2 ст. 131 УК не представляется возможной. В противном случае будет иметь место объективное вменение[1151].

Следует признать устаревшим разъяснение, данное в п. 10 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 22 апреля 1992 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании», в соответствии с которым предлагалось применять норму об уголовной ответственности за изнасилование несовершеннолетней или малолетней, если виновный «знал или допускал, что совершает насильственный половой акт с несовершеннолетней или малолетней»[1152]. Если ранее это в какой-то степени объяснялось тем, что ч. 3 и ч. 4 ст. 117 УК РСФСР 1960 г. прямо не требовали «заведомости», т. е. достоверного знания виновным возраста потерпевшего лица, то в УК РФ 1996 г. законодательная конструкция п. «д» ч. 2 и п. «в» ч. 3 ст. 131 уже включает этот признак и предполагает только прямой умысел по отношению к данным квалифицирующим обстоятельствам. Виновный сознает, что потерпевшая является несовершеннолетней или малолетней, и, несмотря на это, совершает с нею насильственный половой акт. При установлении признака заведомости знания виновным соответствующего возраста потерпевшей необходимо не только учитывать показания самого подсудимого, но и тщательно проверять их соответствие другим обстоятельствам дела.

В случаях, когда имело место изнасилование несовершеннолетней, последующие половые акты, совершенные с ее согласия, не исключают ответственности виновного по ст. 131 УК РФ. В этих случаях, если несовершеннолетняя потерпевшая не достигла шестнадцатилетнего возраста, действия виновного подлежат квалификации по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 131 и 134 УК РФ[1153].

Изнасилование несовершеннолетней может быть связано с вовлечением потерпевшей в систематическое употребление спиртных напитков и одурманивающих веществ. Действия виновного в подобных случаях квалифицируются не только по п. «д» ч. 2 ст. 131, но и по ст. 151 УК РФ.

Особо квалифицированные виды изнасилования

Совершение изнасилования, повлекшего по неосторожности смерть потерпевшей (п. «а» ч. 3 ст. 131 УК РФ), относится к числу особо квалифицирующих данное преступление обстоятельств.

Для вменения виновному п. «а» ч. 3 ст. 131 УК необходимо установить, что смерть потерпевшей явилась результатом именно насильственного полового сношения с нею, т. е. что между изнасилованием и смертью потерпевшей имеется причинная связь. При отсутствии последней содеянное не может рассматриваться в качестве данного вида особо квалифицированного изнасилования[1154].

Причинение в результате изнасилования по неосторожности смерти потерпевшей полностью охватывается п. «а» ч. 3 ст. 131 УК и дополнительной квалификации по ст. 109 УК не требует[1155]. Причинение смерти в данном случае является обстоятельством, особо отягчающим ответственность за изнасилование.

Смерть потерпевшей как особо тяжкое последствие изнасилования может быть и результатом убийства. Убийство при изнасиловании совершается либо для преодоления сопротивления потерпевшей, либо для сокрытия совершенного изнасилования, либо по мотивам мести за оказанное сопротивление. Оно может быть совершено и по садистским мотивам.

Действия лица, совершившего убийство в процессе изнасилования, должны быть квалифицированы по совокупности преступлений, предусмотренных п. «к» ч. 2 ст. 105 и соответствующей частью ст. 131 УК.

Если убийство совершено после окончания насильственного полового акта или покушения на него в целях сокрытия совершенного преступления либо по мотивам мести за сопротивление, оказанное потерпевшей при изнасиловании, действия виновного следует квалифицировать по совокупности преступлений, предусмотренных п. «к» ч. 2 ст. 105 и соответствующей частью ст. 131 УК, которая охватывает собой ранее совершенное изнасилование (см. п. 13 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 января 1999 г. «О судебной практике по делам об убийстве» и п. 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1156]).

В качестве особо квалифицированного состава рассматриваемого преступления УК РФ предусматривает изнасилование, повлекшее по неосторожности причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшей, заражение ее ВИЧ-инфекцией или иные тяжкие последствия (п. «б» ч. 3 ст. 131 УК РФ).

Понятие тяжкого вреда, причиненного здоровью потерпевшей, определяется исходя из признаков, предусмотренных в диспозиции ч. 1 ст. 111 УК (см. материал к указанной статье, а также к ст. 118 УК РФ).

В данном случае такой вред причиняется в процессе изнасилования по неосторожности.

Дополнительная квалификация по ст. 118 УК РФ здесь не требуется.

Если при изнасиловании либо покушении на него потерпевшей умышленно причиняется тяжкий вред здоровью, действия виновного следует квалифицировать по соответствующей части ст. 131 и по совокупности – по ст. 111 УК.

К тяжким последствиям изнасилования законодатель относит и заражение потерпевшей ВИЧ-инфекцией. Опасность такого последствия для жизни человека чрезвычайна. Совершая данное преступление, виновный достоверно знает о том, что он заражен ВИЧ-инфекцией, предвидит возможность передачи этой инфекции потерпевшей и желает либо, чаще всего, сознательно допускает это последствие или легкомысленно (самонадеянно) рассчитывает, что оно не наступит.

Вопреки разъяснению Пленума Верховного Суда РФ, относящемуся к практике применения ранее действовавшего законодательства (см. п. 11 ныне утратившего силу постановления от 22 апреля 1992 г. «О судебной практике по делам об изнасиловании»), квалификация содеянного в таких случаях по совокупности преступлений, предусмотренных ст. 131 и 122 УК является излишней. Ответственность, при отсутствии других квалифицирующих признаков, наступает только по п. «б» ч. 3 ст. 131 УК.

К иным тяжким последствиям изнасилования, как это явствует из п. 17 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации», относятся, например, самоубийство потерпевшей, психическое заболевание, его обострение в тяжелых формах, последовавшие в результате совершения данного преступления[1157]. К тяжким последствиям изнасилования следует также отнести беременность потерпевшей при наличии противопоказаний к родам и аборту, в особенности беременность малолетних и несовершеннолетних.

П. «б» ч. 3 ст. 131 УК применяется и в тех случаях, когда сама потерпевшая, пытающаяся любым способом спастись от преследования насильника, причиняет себе тяжкий вред здоровью или даже смерть (выбрасываясь, например, из окна высотного здания).

Изнасилование потерпевшей, заведомо не достигшей четырнадцатилетнего возраста (п. «в» ч. 3 ст. 131 УК), также относится к особо квалифицированным видам рассматриваемого преступления.

Данное особо отягчающее обстоятельство вменяется в вину в том случае, когда насильник достоверно знает о том, что девочка является малолетней, т. е. не достигшей четырнадцати лет[1158].

В противном случае ответственность по п. «в» ч. 3 ст. 131 УК исключается.

О правовой оценке полового сношения с малолетними девочками без применения физического и психического насилия речь у нас уже шла выше. В каждом таком конкретном случае суды должны устанавливать, могла ли потерпевшая в силу своего возраста и развития понимать характер и значение совершаемых с нею действий. Если она ввиду своего малолетнего возраста, умственной отсталости и т. п. не могла понимать характера и значения совершаемых с нею действий, содеянное виновным следует рассматривать как изнасилование, совершенное с использованием беспомощного состояния потерпевшей, и квалифицировать по п. «в» ч. 3 ст. 131 УК.

При совершении двух или более изнасилований, за которые виновный не был судим, а также при совершении в одном случае покушения на изнасилование или соучастие в этом преступлении, а в другом – оконченного изнасилования, действия виновного по каждому из данных преступлений должны квалифицироваться самостоятельно. Налицо совокупность указанных криминальных деяний.

Однако в тех случаях, когда несколько половых актов не прерывались либо прерывались на непродолжительное время и обстоятельства совершения изнасилования свидетельствовали о едином умысле виновного лица на совершение указанных тождественных действий, содеянное следует рассматривать как единое продолжаемое преступление, подлежащее квалификации по соответствующим частям ст. 131 УК РФ (см. п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г.[1159]).

Если же умыслом лица охватывается совершение (в любой последовательности) изнасилования и насильственных действий сексуального характера в отношении одной и той же потерпевшей, содеянное следует оценивать как совокупность преступлений, предусмотренных ст. 131 и 132 УК РФ. При этом для квалификации содеянного не имеет значения, был ли разрыв во времени в ходе совершения в отношении потерпевшей изнасилования и насильственных действий сексуального характера (см. п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г.[1160]).

При назначении наказания за изнасилование суды, исходя из требований закона об индивидуализации ответственности, должны учитывать характер и степень общественной опасности совершенного преступления, личность виновного и обстоятельства дела, смягчающие и отягчающие наказание, роль и степень участия каждого обвиняемого в совершении изнасилования группой лиц, а также предшествовавшие изнасилованию отношения потерпевшей с подсудимым (см. п. 19 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2004 г. «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 131 и 132 Уголовного кодекса Российской Федерации»[1161]).

2.2. Насильственные действия сексуального характера

Насильственные действия сексуального характера (мужеложство, лесбиянство и некоторые другие) представляют повышенную опасность для общества и оцениваются законодателем по степени тяжести так же, как изнасилование.

Преступление, предусмотренное ч. 1 и ч. 2 ст. 132 УК, относится к категории тяжких, а предусмотренное ч. 3 – к категории особо тяжких преступлений.

Дела о преступлениях, предусмотренных ч. 1 ст. 132 УК, считаются делами частно-публичного обвинения; они возбуждаются не иначе как по заявлению потерпевшего (потерпевшей), но прекращению в связи с примирением сторон не подлежат (ч. 3 ст. 20 УПК РФ). В исключительных случаях, если потерпевший (потерпевшая) в силу беспомощного состояния или по иным причинам не может защищать свои права и законные интересы, прокурор вправе возбудить уголовное дело по признакам ч. 1 ст. 132 УК и при отсутствии такого заявления (ч. 2 ст. 147 УПК). Уголовное преследование по делам о преступлениях, предусмотренных ч. 2 и 3 ст. 132 УК, осуществляется в обычном публичном порядке.

Предварительное следствие по делам о насильственных действиях сексуального характера производится следователями прокуратуры (ч. 2 ст. 151 УПК).

Дела о преступлениях, предусмотренных ч. 1–3 ст. 132 УК, подсудны районному суду (ч. 2 ст. 31 УПК).

Под насильственными действиями сексуального характера понимаются такие сопряженные с физическим и психическим насилием действия (за исключением естественного полового акта, представляющего собой изнасилование), которые возбуждают и (или) реализуют у отдельных лиц половую страсть.

Мужеложство (мужской гомосексуализм) – это один из видов удовлетворения половой страсти в форме педерастии. Оно выражается во введении полового члена одного мужчины в анальное (заднепроходное) отверстие другого мужчины[1162]. Потерпевшим от насильственного мужеложства, естественно, может быть только мужчина.

Лесбиянство (женский гомосексуализм, сафизм, трибадия) – это форма удовлетворения женщинами (друг с другом) половой страсти путем совершения разнообразных действий сексуального характера. Потерпевшей от насильственного лесбиянства является только женщина.

Иные действия сексуального характера – это разнообразные формы удовлетворения половой страсти между мужчиной и женщиной или между мужчинами, кроме естественного полового акта и мужеложства. Например, анальный секс («coitus per anum») между мужчиной и женщиной, оральный секс («coitus per os») между мужчиной и женщиной или между мужчинами, понуждение женщиной мужчины к совершению полового акта путем применения насилия или угрозы его применения и т. п.

Объективная сторона рассматриваемого преступления осуществляется активным поведением субъекта путем совершения: 1) действий сексуального характера и 2) применения физического или психического насилия либо использования беспомощного состояния потерпевшего (потерпевшей). Ответственность в таких случаях наступает за применение насилия в целях сексуального удовлетворения.

Физическое насилие, угроза его немедленного осуществления и использование беспомощного состояния потерпевшего (потерпевшей) по своему содержанию здесь такие же, как и при изнасиловании (см. материалы к ст. 131 УК).

Состав насильственных действий сексуального характера – формальный. Преступление считается оконченным с момента начала сексуального действия.

С субъективной стороны насильственные действия сексуального характера предполагают наличие прямого умысла. Виновный (виновная) сознает, что совершает сексуальные действия вопреки или помимо воли потерпевшего (потерпевшей), и желает их совершить.

Побуждения, которыми руководствуется виновный (виновная), совершая такие действия, как правило, сексуальные (стремление к удовлетворению половой страсти), но возможны и иные мотивы (стремление унизить жертву, хулиганские побуждения, месть и пр.).

Субъект рассматриваемого преступления – лицо, достигшее 14-летнего возраста. Субъектом мужеложства является только мужчина, лесбиянства – только женщина, иных насильственных действий сексуального характера в зависимости от их содержания – лицо любого пола.

В качестве соисполнителей групповых насильственных действий сексуального характера, применяющих к потерпевшему (потерпевшей) только физическое насилие или угрозу таковым для того, чтобы другой участник насильственно удовлетворил половую страсть, могут выступать как мужчина, так и женщина.

Квалифицированные и особо квалифицированные признаки состава насильственных действий сексуального характера (п. «б», «в», «г», «д» ч. 2 и п. «б», «в» ч. 3 ст. 132 УК РФ) аналогичны квалифицированным и особо квалифицированным признакам изнасилования (ч. 2 и 3 ст. 131 УК). Специфика состоит лишь в том, что потерпевшими от данного преступления могут быть лица как женского, так и мужского пола. Характеристика этих признаков дана выше (см. материалы к ст. 131 УК).

Если умыслом лица охватывается совершение насильственных действий сексуального характера и изнасилования (в любой последовательности) в отношении одной и той же потерпевшей, содеянное следует оценивать как совокупность преступлений, предусмотренных ст. 131 и 132 УК.

Санкции за насильственные действия сексуального характера такие же, как и за изнасилование.

2.3. Понуждение к действиям сексуального характера

Статья 133 УК РФ содержит состав преступления с альтернативными признаками объективной стороны (способов совершения преступления). Деяние, предусмотренное данной статьей, относится к категории преступлений небольшой тяжести.

Объект преступления. Рассматриваемое преступление посягает на половую свободу как женщины, так и мужчины. При понуждении к половому сношению или лесбиянству содеянное посягает на половую свободу женщины, при понуждении к мужеложству – на половую свободу мужчины, при понуждении к совершению иных действий сексуального характера – на половую свободу женщины или мужчины.

С объективной стороны понуждение к действиям сексуального характера предполагает противоправное воздействие на психику потерпевшей (потерпевшего), призванное заставить ее (его), соответственно, вступить в половое сношение, в акты мужеложства или лесбиянства либо в совершение иных действий сексуального характера (например, мастурбации) (см. материалы к ст. 132 УК). Понуждение – это противоправное воздействие на другое лицо с целью склонить его к совершению любого из перечисленных действий. Понуждение предполагает психическое давление на жертву как средство заставить ее уступить сексуальным домогательствам виновного (виновной).

Способы понуждения перечислены в диспозиции ст. 133 УК.

Понуждение может быть осуществлено в форме угроз разглашением порочащих жертву сведений (шантаж) или уничтожением, повреждением или изъятием имущества. Субъектом такого понуждения может быть любое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности. Угрозы могут быть также направлены на ухудшение материального или служебного положения потерпевшей (потерпевшего). Это может быть угроза увольнения с работы, понижения в должности, перевода на нижеоплачиваемую работу и пр. Здесь субъект понуждения – лицо, от которого жертва зависит материально или по службе. При наличии признаков злоупотребления должностными полномочиями действия виновного надлежит квалифицировать и по ст. 285 УК РФ. Не имеет значения, когда виновный намерен осуществить угрозу, сразу или по истечении какого-то времени.

Материальная зависимость жертвы от виновного (виновной) может быть обусловлена полным или частичным иждивением, проживанием ее на жилплощади понуждающего, зависимостью финансового положения и т. п. Иная зависимость – это прежде всего служебная зависимость. Она имеет место в тех случаях, когда жертва находится в подчинении у виновного (виновной) по службе (отношение начальник-подчиненный) либо когда виновный осуществляет по отношению к жертве функции контроля (ревизор, контролер и т. п.). Иная зависимость предполагает и случаи зависимости между преподавателем и студенткой (студентом), тренером и спортсменкой (спортсменом) и т. п.

Одно лишь предложение зависимому материально или по службе лицу совершить действия сексуального характера без реального ущемления его законных прав и интересов либо угрозы причинить вред таким интересам не может рассматриваться как преступление, предусмотренное ст. 133 УК.

Рассматриваемое деяние является преступлением с формальным составом. Оконченным его следует считать с момента понуждения к действиям сексуального характера. Сам факт такого понуждения независимо от того, добился ли виновный (виновная) своей цели, дает основания для квалификации содеянного по ст. 133 УК.

С субъективной стороны рассматриваемое преступление характеризуется прямым умыслом. Виновный (виновная) осознает, что понуждает жертву к действиям сексуального характера, и желает этого.

Понуждение налицо независимо от того, действует ли виновный в своих собственных интересах или в интересах других лиц (приятеля, родственника, начальника и пр.).

Субъектом данного преступления может быть как мужчина, так и женщина, достигшие 16-летнего возраста. В тех случаях, когда речь идет о понуждении к действиям сексуального характера с использованием материальной или иной зависимости потерпевшего (потерпевшей) требуется, чтобы субъект обладал свойствами, указывающими на зависимость от него жертвы.

Рассматриваемое преступление отличается от изнасилования тем, что понуждение не ставит женщину в беспомощное состояние, а угрозы не являются непосредственными, их реализация возможна лишь в будущем.

Предварительное следствие по делам о понуждении к действиям сексуального характера производится следователями прокуратуры (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Дела эти подсудны мировому судье (ч. 1 ст. 31 УПК).

§ 3. Преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних

3.1. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста

Уголовно-правовой запрет, содержащийся в ст. 134 УК, предназначен для защиты особой категории лиц – подрастающего поколения. Деяние, предусмотренное данной статьей, относится к категории преступлений средней тяжести.

Объект преступления. Рассматриваемое преступление посягает на половую неприкосновенность лиц, не достигших 16-летнего возраста. Потерпевшими от данного преступления могут быть лица обоего пола: девочки-подростки – при половом сношении и лесбиянстве, мальчики-подростки – при мужеложстве. Субъекты, вступающие в такие сексуальные контакты с подростками, злоупотребляют неопытностью, доверчивостью указанных лиц и поэтому совершают общественно опасное деяние, пагубно сказывающееся на физическом и нравственном развитии подростков.

Предприниматель-извращенец из Москвы в течение двух лет развратил около 20 девочек – жительниц пригородных поселков. 50-летний педофил (полковник в отставке) с помощью двух старшеклассниц, которым он платил за сводничество приличные деньги, заманивал школьниц 11–13 лет в сауну, которую он снимал. Там он вступал с девочками в половые сношения и платил им по 200 долларов каждой за «сеанс».

Московским областным судом извращенец был приговорен к длительному сроку лишения свободы[1163]

Объективная сторона деяния выражается в добровольном половом сношении, мужеложстве и лесбиянстве. Диспозиция комментируемой нормы уже, чем ее название («половое сношение и иные действия сексуального характера»). Законодатель обозначил в диспозиции лишь три действия сексуального характера («половое сношение», «мужеложство», «лесбиянство»). Все иные действия сексуального характера, в случае их добровольного совершения, в соответствии с буквой закона лежат за пределами рассматриваемого состава. В результате могут оказаться ненаказуемыми по данной статье такие опасные для нравственного развития жертвы действия, как вступление взрослого мужчины в добровольный анальный или оральный секс с девочкой-подростком, а также в оральный секс – с мальчиком-подростком, ибо, как уже отмечалось, половое сношение в данной главе УК рассматривается только как естественное совокупление разнополых лиц. Думается, что такой пробел недопустим. В редакции диспозиции ст. 134 УК РФ, очевидно, пропущены «иные действия сексуального характера» (их содержание раскрыто при анализе ст. 132 УК). Выход состоит во внесении законодательных изменений и дополнений в ст. 134 УК.

Оконченным данное преступление является с момента начала полового сношения, акта мужеложства или лесбиянства. Попытку совершения указанных действий следует квалифицировать как покушение на данное преступление.

Состав рассматриваемого деяния предполагает согласие потерпевшей (потерпевшего) на половое сношение, акты мужеложства или лесбиянства. Однако, если потерпевшими являются малолетние девочка или мальчик (в возрасте до 14 лет), их согласие, как правило, не является юридически значимым. В таких случаях содеянное виновным следует рассматривать как изнасилование малолетней (п. «в» ч. 3 ст. 131 УК РФ) либо как насильственные действия сексуального характера с малолетними (п. «в» ч. 3 ст. 132 УК РФ), совершенные с использованием беспомощного состояния потерпевшей (потерпевшего).

Субъективная сторона данного преступления характеризуется наличием прямого умысла. Виновный осознает, что совершает перечисленные в ст. 134 УК РФ действия сексуального характера с лицом, не достигшим 16-летнего возраста, и желает этого. Сознание того факта, что потерпевшие не достигли указанного возраста, может основываться как на осведомленности об их возрасте, так и на других фактах (например, внешнем виде).

Субъект анализируемого преступления – лицо мужского или женского пола, достигшее совершеннолетия (18-летнего возраста). Такое решение вопроса относительно возраста ответственности представляется весьма спорным. Специальные исследования показывают, что наиболее криминально активными в рассматриваемом плане являются лица в возрасте 16–17 лет. Поэтому повышение возраста субъекта ответственности за данное преступление в сравнении с ранее действовавшим УК РСФСР (ст. 119) с шестнадцати до восемнадцати лет вряд ли будет способствовать укреплению половой морали в российском обществе. Здесь необходимы соответствующие законодательные изменения.

Предварительное следствие по этим делам производится следователями органов внутренних дел (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Они подсудны районному суду (ч. 2 ст. 31 УПК РФ).

3.2. Развратные действия

Предусмотренное ст. 135 УК преступление посягает на половую неприкосновенность несовершеннолетних, не достигших 16-летнего возраста. Оно относится к категории преступлений средней тяжести.

Рассматриваемое преступление посягает на половую неприкосновенность несовершеннолетних, не достигших шестнадцатилетнего возраста. Потерпевшими от данного преступления могут быть лица обоего пола – девочки и мальчики. УК РФ 1996 г. первоначально декриминализировал совершение развратных действий в отношении несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, ответственность за которые предусматривалась ранее действовавшим УК РСФСР (ст. 120). Это отрицательно сказалось на практике борьбы с развратными действиями. С учетом опасности данного преступления для нравственного развития несовершеннолетних этот возрастной критерий Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. был вполне обоснованно повышен до 16 лет.

Объективная сторона рассматриваемого преступления характеризуется совершением без применения насилия развратных действий, ведущих к физическому и моральному развращению малолетних потерпевших.

Действия эти носят сексуальный характер, направленный на удовлетворение половой похоти виновного или на возбуждение полового влечения и интереса к половой жизни у потерпевшей (потерпевшего). Эти действия могут быть как физическими, так и интеллектуальными. Физические развратные действия состоят в манипуляциях сексуального характера, например, непристойные прикосновения (поглаживание половых органов), склонение к мастурбации (в том числе путем введения пальцев во влагалище), совершение в присутствии малолетних сексуальных действий, обнажение и демонстрация перед ними половых органов и пр. Интеллектуальные развратные действия сводятся, в частности, к циничным разговорам на сексуальные темы, показу порнографических изображений, в даче малолетним литературы, видеокассет, способных вызвать у них половое возбуждение и т. д. Правоприменительная практика квалифицирует по ст. 135 УК РФ и некоторые случаи добровольного отказа от изнасилования малолетних на стадии покушения.

Деяние, предусмотренное ст. 135 УК РФ, является преступлением с так называемым формальным составом. Оно считается оконченным с момента начала развратных действий. При этом не имеет значения, осуществил ли виновный развращение потерпевшего (потерпевшей) или нет.

Субъективная сторона рассматриваемого преступления характеризуется наличием прямого умысла. Виновный сознает, что совершает развратные действия в отношении лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста, и желает совершить эти действия. В качестве мотивов совершения данного преступления выступают как сексуальные побуждения, так и иные мотивы.

По смыслу закона субъектом рассматриваемого преступления могут быть лица обоего пола, достигшие 18-летнего возраста.

Определенную сложность при квалификации представляет порой разграничение составов преступлений, предусмотренных ст. 135, с одной стороны, и ст. 132, 133, 134 УК – с другой.

Шахтинским городским судом Ростовской области по ст. 135 УК РФ был осужден 60-летний пенсионер В. Оставшись однажды наедине с 13-летней родственницей Т., он «продемонстрировал» ей свой эрегированный член и, взяв руку девочки в свою, стал «поглаживать» его, добившись таким образом эякуляции. За это он обещал подарить девочке мобильный телефон и джинсы. Спустя несколько дней подобные же действия он совершил с Т. и ее подружкой, обещая в случае отказа серьезно наказать их[1164].

Строго говоря, здесь налицо преступление, предусмотренное ст. 132 УК (насильственные действия сексуального характера). По крайней мере, это касается второго эпизода, ибо угрозу наказанием следует рассматривать как психическое насилие в отношении малолетних. Речь идет о насильственном вовлечении детей в занятия мастурбацией.

Совершение развратных действий, особенно в отношении малолетних девочек, нередко связано с причинением физического вреда здоровью потерпевших. Как отмечается в специальной медицинской литературе, «типичными признаками развратных действий являются изолированные повреждения в области половых органов и на теле; надрывы девственной плевы, кровоизлияния в толщу, на краю или у основания ее, трещины, надрывы, царапины на слизистой входа, малых губ, надрывы или кровоизлияния в области наружного отверстия уретры и пр.»[1165]. Причинение подобного рода легкого вреда здоровью охватывается составом преступления, предусмотренного ст. 135 УК РФ, и дополнительной квалификации по статьям о преступлениях против здоровья не требует. Нарушение девственной плевы, не связанное с причинением другого физического вреда, относится к причинению легкого вреда здоровью и потому охватывается составом, предусмотренным ст. 135 УК РФ. В случае причинения тяжкого или средней тяжести вреда здоровью потерпевшей (потерпевшего) ответственность наступает по совокупности преступлений – по ст. 135 и 111 или 112 УК РФ (разумеется, при наличии у виновного, по крайней мере, косвенного умысла в отношении причинения вреда здоровью жертвы).

Предварительное следствие по этим делам производится следователями органов внутренних дел (ч. 2 ст. 151 УПК РФ). Они подсудны районному суду (ч. 2 ст. 31 УПК).

Необходимая оборона[1166]

Криминологическая ситуация в России с каждым годом становится все более и более неблагоприятной. Идет тотальная криминализация общества. Сейчас, например, за один только год в стране регистрируется столько преступлений, сколько в прошлом (в частности, в 60-е гг.) – за целое пятилетие.

Число зарегистрированных преступлений с 582,9 тыс. в 1966 г. увеличилось до 3,5 млн в 2005 г., т. е. в 6 раз. В 1980 г. оно впервые превысило 1 млн, в 1991 г. – 2 млн, в 1999 г. – 3 млн. За годы реформ (1991–2005 гг.) в России (по данным прокуратуры и МВД, без учета преступлений, регистрируемых органами ФСБ, и некоторых других) зарегистрировано 41,1 млн преступлений, выявлено 20,9 млн лиц, их совершивших. Коэффициент преступности (по фактам регистрации) в расчете на 100 тыс. человек населения вырос с 407 преступлений в 1961–1965 гг. до 2427 преступлений в 2005 г.[1167]

Все это лишь надводная часть айсберга. По самым осторожным экспертным оценкам, с учетом колоссальной латентности (гиперлатентности) реальный массив преступности составляет 12–15 млн криминальных деяний в год (называют и более высокие цифры)[1168].

В массиве регистрируемой преступности значительную часть составляют тяжкие и особо тяжкие преступления насильственной направленности. Число лиц, осужденных за эти преступления, постоянно растет.

По данным Федеральной службы исполнения наказаний, в начале XXI в. более половины всех осужденных в России отбывали наказание за насильственные преступления: почти каждый четвертый осужден за убийство или причинение тяжкого вреда здоровью, каждый пятый – за разбой, грабеж, изнасилование. Увеличивается число осужденных за бандитизм и участие в организованных преступных группах, организациях (сообществах).

Возрастают организованность, профессионализм, вооруженность, техническая оснащенность преступности, она приобретает все более дерзкие, изощренные формы. Каждый третий участник преступлений был ранее судим. Каждое пятое зарегистрированное преступление совершается группой лиц. Растет число преступлений, совершаемых организованными группами и преступными сообществами. Более 10 тыс. гангстеров, по оценке специалистов из МВД, образуют сегодня 400 с лишним крупных преступных группировок, действующих на территории России. Весьма неблагоприятные тенденции в течение длительного времени обнаруживают тяжкие насильственные преступления (убийства, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, изнасилования); отмечается беспрецедентный рост корыстно-насильственных преступлений (грабежей, разбоев). Значительное распространение получили такие преступления, ранее относительно редкие, как похищение людей с целью получения выкупа, захват заложников, вымогательство, заказные убийства. Потрясают воображение масштабы террористической деятельности врагов России, скорбный мартиролог невинных жертв.

Все это тяжелым, непомерным грузом ложится на законопослушное население. Показательно, что с 1991 по 2005 г. в России в результате различных преступлений погибло около 1,2 млн человек и не менее 1 млн получили тяжкие увечья[1169]. Эти потери несопоставимы с количеством убитых и раненых в афганской и чеченской войнах.

Попавшему в криминальный капкан обществу все труднее из него выбраться[1170]. Неблагоприятный прогноз преступности и ее отдельных видов при сохранении нынешних условий жизни народных масс и неэффективности деятельности правоохранительных органов совершенно очевиден. Поэтому вполне правомерно говорить, что преступность ощутимо угрожает национальной безопасности и что сама Россия постепенно превращается в криминальное государство. Государство не может обеспечить действенную защиту даже такого неотъемлемого права человека и гражданина, как право на жизнь.

В этих условиях, когда правоохранительные органы России не в состоянии эффективно воздействовать на преступность, а сама преступность обнаруживает исключительно неблагоприятные тенденции, когда люди не чувствуют себя в безопасности ни дома, ни на работе, ни на отдыхе, весьма актуальным становится такой традиционный для уголовного права институт, как необходимая оборона. Он предоставляет гражданам возможности обеспечивать свою защиту всеми способами, не запрещенными законом, путем причинения вреда посягающему на их безопасность. Но не только на личную безопасность. Как справедливо отмечает профессор С. Ф. Милюков, «в условиях глубокого кризиса российской государственности, грозящего приходом к власти криминальной олигархии, необходимая оборона способна защитить и общенародные ценности»[1171].

Институт необходимой обороны служит укреплению правопорядка в обществе, он является действенным средством борьбы с преступными проявлениями и своеобразной «передовой» защиты прав и свобод человека. Его действительно следует рассматривать под углом зрения гражданской самозащиты жизни человека и его безопасного существования[1172]. Защита уголовным законом прав и интересов лиц, действующих в состоянии необходимой обороны при отражении общественно опасного посягательства, является одной из правовых гарантий повышения активности граждан в пресечении криминальных деяний.

Однако эффективность использования права на необходимую оборону во многом зависит от гарантированности его государством, отсутствия опасности быть привлеченным к уголовной ответственности для лица, защищающего личные и общественные интересы. Следует иметь в виду, что в следственной и судебной практике при применении законодательства, регламентирующего институт необходимой обороны (ст. 37 УК РФ), все еще имеют место серьезные недостатки и ошибки, которые приводят порой к необоснованному осуждению граждан. Правоприменительная практика по делам о необходимой обороне и превышении ее пределов непоследовательна и противоречива. В ней господствует обвинительный уклон, о чем, в частности, свидетельствует то обстоятельство, что фиксируемое судебной статистикой количество эксцессов обороны значительно превышает число случаев правомерной необходимой обороны[1173].

Ситуацию осложняет и несовершенство норм действующего уголовного законодательства, регламентирующих право граждан на необходимую оборону от общественно опасных посягательств. За последнее десятилетие оно менялось несколько раз, что не способствовало стабильности правоприменительной практики, да и сами изменения и дополнения, внесенные в ст. 37 УК РФ, как будет показано ниже, были далеко не бесспорны. К тому же законодательной трактовке необходимой обороны свойственно большое число оценочных признаков, юридическое значение которых зависит от усмотрения правоприменителя и многие из которых трактуются весьма неоднозначно. До сих пор действует в значительной мере устаревшее постановление Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. № 14 «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств»[1174]. Прошло уже свыше 20 лет с момента его принятия, и отдельными его положениями не всегда можно руководствоваться на практике, хотя в свое время это постановление, как и предшествующие ему постановления от 23 октября 1956 г. и от 4 декабря 1969 г., сыграло весьма позитивную роль в деле совершенствования правоприменения по делам данной категории.

В этих условиях резко возрастает роль научных исследований, посвященных вопросам необходимой обороны. Проблемы, связанные с теорией и практикой применения данного института, волновали не одно поколение ученых-юристов. Этим проблемам посвятили свои исследования, не потерявшие своего значения до настоящего времени, известные российские ученые-криминалисты второй половины XIX – начала XX в.: А. А. Берлин, Л. Е. Владимиров, В. Р. Долопчев, А. Ф. Кистяковский, Г. Е. Колоколов, А. Ф. Кони, Н. А. Неклюдов, С. В. Познышев, П. П. Пусторослев, Н. В. Рейнгардт, Н. Н. Розин, Н. Д. Сергиевский, В. Д. Спасович, Н. С. Таганцев, Г. С. Фельдштейн и др.

В советское время (речь, главным образом, идет о 40–70-х гг. XX столетия) проблемы необходимой обороны исследовали: М. К. Аниянц, С. В. Бородин, М. И. Блум, В. А. Владимиров, 3. А Вышинская, И. А Гельфанд, С. А. Домахин, Н. Д. Дурманов, Н. И. Загородников,В. Ф. Кириченко, B. Н. Козак, Н. Т. Куц, Ю. И. Ляпунов, В. Д. Меныпагин, Н. А. Овезов, Н. Н. Паше-Озерский, А А Пионтковский, А И. Санталов, А Б. Сахаров, И. И. Слуцкий,И. С. Тишкевич,Ю. М. Ткачевский, А Н. Трайнин,К. X. Халиков, Т. Г. Шавгулидзе, М. Д. Шаргородский, М. И. Якубович и др.

В последние десятилетия (80-е–90-е гг. XX – начало XXI в.) над данной проблематикой работали: Т. Ш. Атабаева (Зиястинова), Ю. В. Баулин,Н. П. Берестовой, В. А. Бикмашев, В. А. Блинников, А П. Дмитренко, И. Э. Звечаровский, В. Л. Зуев, А. Ф. Истомин, Н. Г. Кадников, C. Г. Келина,И. Я. Козаченко,А. В. Косарев, О. А. Котелевец,А. Н. Красиков, Г. С. Курбанов, А. И. Марцев, В. В. Меркурьев, С. Ф. Милюков, Т. Ю. Орешкина, В. В. Орехов, С. В. Пархоменко, Д. В. Перцев, Э. Ф. Побегайло, А. Н. Попов, К. И. Попов, А. С. Рабаданов, В. П. Ревин, Н. Н. Турецкий, С. Ю. Учитель, М. А. Фомин, А. М. Царегородцев, Ю. Н. Юшков, М. Д. Якуньков и др.

Труды названных авторов в целом представляют большой теоретический интерес и имеют важное практическое значение. Проблема необходимой обороны подвергнута в них глубокому и обстоятельному исследованию. В то же время в этих трудах содержится немало дискуссионных положений, противоречивых рекомендаций и выводов, что в известной степени затрудняет их использование в законотворчестве и правоприменительной практике[1175].

Но так было и так будет всегда. Институт необходимой обороны в познавательном плане неисчерпаем. Время над ним не властно. Об этом хорошо сказал А. Ф. Кони: «Необходимая оборона будет существовать вечно, потому что основана на законе необходимости, а этот закон по самому существу своему вечен. Поэтому понятие о необходимой обороне существует исстари и никогда не перестанет существовать; это поп scripta, sed nata lex (Cicero pro Milone), закон, вытекающий непосредственно из человеческой природы»[1176]. И далее А. Ф. Кони цитирует слова немецкого криминалиста Цепфля, который говорит, что исследование вопроса о праве необходимой обороны есть исследование такого права, которое «подобно неиссякаемой и неистощимой руде обещает всякому изыскателю постоянно новую добычу»[1177]. Приступим теперь к анализу главных аспектов этой «вечнозеленой» проблемы.

§ 1. Понятие и значение необходимой обороны

Необходимая оборона – одно из наиболее распространенных на практике обстоятельств, исключающих преступность деяния.

Под необходимой обороной понимается правомерная защита от общественно опасного посягательства путем причинения вреда посягающему.

Согласно ч. 1 ст. 37 УК РФ, «не является преступлением причинение вреда посягающему лицу в состоянии необходимой обороны, т. е. при защите личности и прав обороняющегося или других лиц, охраняемых законом интересов общества или государства от общественно опасного посягательства…». Каждый человек имеет право на защиту своих прав и законных интересов, прав и законных интересов другого лица, общества и государства от общественно опасного посягательства при соблюдении указанных в законе условий. Право на необходимую оборону вытекает из естественного, присущего человеку от рождения права на жизнь.

По справедливому замечанию профессора Н. С. Таганцева, такая «оборона является необходимым дополнением охранительной деятельности государства и повреждение, причиненное интересам нападающего, представляется не только не противозаконным или извинительным, но и правомерным… Право на необходимую оборону не создается государством, а только признается и санкционируется им (курсив наш. – Э. П.)»[1178].

Позиция эта подвергалась критике. Еще в начале XX столетия профессор С. В. Познышев писал: «Прирожденных прав вообще не существует; всякое право индивида мыслимо и возникает лишь в общежитии»[1179]. Таково же мнение современных исследователей института необходимой обороны С. Ф. Милюкова и В. В. Орехова[1180].

Рискуя прослыть махровым идеалистом, тем не менее, хотел бы поддержать на этот счет аргументацию И. Э. Звечаровского и С. В. Пархоменко, которые указывают: «Исторически сложилось так, что право обороны от грозящей опасности было отнесено к числу естественных, прирожденных прав, данных человеку самой природой, суть которых заключалась в том, что наряду с писаным правом, состоящим из совокупности законов, над ним или вне его (т. е. независимо от „буквы“) существует некое неписаное право, которое „вдохнула“ в человека мать-природа и которое проистекает из самой сущности человека, из разума, выделяющего его из остального мира. Именно прирожденность этих прав служит основанием законности обороны. По существу, это одна из форм проявления борьбы за существование, охватывающая все мироздание, и, что особенно важно, именно в этом смысле можно утверждать, что оборона есть прирожденное право»[1181]. Интересны также соображения названных авторов о том, что «только демократические режимы признавали естественные права граждан (в том числе и право на оборону от посягательства). Тоталитарные же социальные системы либо полностью их игнорировали, либо ограничивались лишь формальной констатацией»[1182].

Многие общественно опасные деяния, против которых осуществляется акт необходимой обороны, посягают на безопасность жизни, здоровья, половую свободу и другие неотъемлемые права человека. Отрицать и умалять права человека на оборону в таких случаях – значит низводить его на уровень животного. Об этом писал еще Н. В. Рейнгардт[1183]. Именно в этой связи оборона от посягательств на неотъемлемые человеческие ценности является естественным правом индивида.

Статья 45 Конституции Российской Федерации провозглашает, что каждый вправе защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом. Еще более предметно об этом говорится в ст. 13 Конституции Республики Казахстан: «Каждый имеет право на признание его правосубъектности и вправе защищать свои права и свободы всеми не противоречащими закону способами, включая необходимую оборону».

Обратимся теперь к этимологии понятия «необходимая оборона». «Оборона» – это «совокупность средств, необходимых для отпора врагу». «Оборонять» – значит «защищать, отражая нападение противника»[1184]. Иными словами, оборона является одним из средств защиты, причем глагол «обороняться» применительно к нашей теме имеет более точный смысл, он более адекватно отражает суть явления. Что же касается слова «необходимый», то оно толкуется как «такой, без которого нельзя обойтись, нужный, обязательный, неизбежный»[1185]. При этом необходимость означает, что в процессе обороны граждане вправе использовать силы и средства в объеме, достаточном для защиты, и не должны причинять вред больший, чем это необходимо для защиты[1186].

Необходимая оборона является обстоятельством, исключающим общественную опасность и противоправность, а следовательно, преступность и наказуемость действий обороняющегося. Эти действия, хотя формально и подпадают (по внешним данным) под признаки предусмотренного уголовным законом деяния, на самом деле являются общественно полезными, поскольку служат интересам предотвращения и пресечения преступлений.

Необходимая оборона – одно из важных средств борьбы с преступными посягательствами, охраны интересов личности, общества и государства. Она, как правило, носит активный, наступательный характер. Использование гражданами своего права на оборону является одной из форм пресечения преступных посягательств, одной из форм участия общественности в борьбе с правонарушениями. Институт необходимой обороны выполняет в то же время серьезную профилактическую роль, оказывает определенное сдерживающее влияние на лиц, намеревающихся совершить преступление. Сдерживающее воздействие на преступников оказывает, в частности, то обстоятельство, что последствия необходимой обороны могут быть для них более тяжкими (причинение смерти или вреда здоровью), чем грозящее по закону наказание.

Осуществление акта необходимой обороны – неотъемлемое субъективное право гражданина. На гражданах не лежит правовой обязанности осуществлять акт обороны. Каждый может использовать свое право на защиту, но может и уклониться от его осуществления. В определенных ситуациях оборона от преступного посягательства может являться моральной обязанностью, общественным долгом гражданина во имя торжества правопорядка, ради его поддержания. «Только то общество сильно, – писал Н. Д. Сергиевский, – только то общество может не бояться злоупотреблений ни со стороны частных лиц, ни со стороны органов власти, граждане которого всегда готовы стать лицом к лицу с опасностью и вступить в борьбу за право»[1187]. По словам Рудольфа Иеринга, в самом понятии права заключается идея борьбы за него и обороны его. Защита своего нарушенного права в то же время есть и обязанность индивида перед обществом, залог его морального самосохранения[1188].

«Сопротивление злу силою и мечом, – писал замечательный русский философ И. А. Ильин, – позволительно не тогда, когда оно возможно, но когда оно необходимо», потому что нет других средств. В этом случае не только правом, но и обязанностью человека является его вступление на этот путь, даже если это может повести к смерти преступника[1189].

Необходимая оборона является самостоятельным по своей природе правом граждан, порожденным фактом общественно опасного посягательства. Осуществлять это право путем причинения вреда посягающему согласно ч. 3 ст. 37 УК РФ граждане могут независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти. Ошибочно поэтому рассматривать необходимую оборону как субсидиарный (дополнительный) институт к деятельности государства по пресечению преступлений и наказанию преступников.

Однако на определенной категории лиц в ряде случаев лежит не только моральная, но и правовая обязанность обороняться от происходящего нападения. К числу таких лиц относятся сотрудники милиции, других подразделений органов внутренних дел, военнослужащие, сотрудники Федеральной службы безопасности, госнаркоконтроля, уголовно-исполнительной системы МЮ, федеральной службы охраны, других охранных служб, инкассаторы и пр. Осуществление акта необходимой обороны для этих лиц является служебным долгом.

Отказ от обороны в подобных случаях сам может заключать в себе состав преступления или дисциплинарного проступка. Уголовная ответственность за невыполнение указанной обязанности в ряде случаев возможна по ст. 285, 293, 341, 342, 343 УК РФ.

Следует иметь в виду, что в правоприменительной практике, к сожалению, довольно часто приходится сталкиваться с серьезными ошибками, связанными с применением законодательства о необходимой обороне. Об этом красноречиво свидетельствуют данные конкретных социально-правовых исследований.

Так, проведенное Я. Е. Дзенитисом в конце 60-х гг. XX столетия изучение 200 уголовных дел данной категории показало, что по 160 из них действия лиц, причинивших вред посягающему в состоянии необходимой обороны или с превышением ее пределов, следователи неправильно квалифицировали как умышленные преступления против личности, совершенные не с целью защиты от общественно опасных посягательств, а по иным мотивам. К тому же во многих случаях указанные ошибки исправлялись не судами первой инстанции, а лишь при рассмотрении дел в кассационном и надзорном порядке[1190].

Проведенное Верховным Судом бывшего СССР весьма репрезентативное выборочное изучение уголовных дел о необходимой обороне и превышении ее пределов, а также дел о преступлениях против жизни и здоровья граждан (1980–1982 гг.) показало, что из числа изученных каждое четвертое дело оказалось разрешенным неправильно[1191].

Много лет минуло с тех пор, но ситуация к лучшему не изменилась.

Например, из числа дел данной категории, рассмотренных судами Свердловской области в 1991–1992 гг., лишь по 8,3 % деяния были квалифицированы следствием как превышение пределов необходимой обороны, по остальным 91,7 % дел применен закон, как правило, о тяжком преступлении[1192].

Проведенное В. В. Меркурьевым исследование уголовных дел о необходимой обороне и превышении ее пределов, рассмотренных судами Владимирской области в 1991–1997 гг., показало, что на предварительном следствии действия оборонявшихся первоначально оценивались как умышленные тяжкие преступления (в 92,4 % случаев)[1193]. Даже при покушении нападавшего на убийство причинение ему смерти в 35 % случаев рассматривалось как уголовно наказуемое превышение ее пределов[1194].

По данным исследования, проведенного Э. Л. Сидоренко в Ставропольском крае, более 85 % уголовных дел по превышению пределов необходимой обороны являются результатом переквалификации с обычных преступлений против личности (ст. 105, 111 УК РФ). «Но если такая ситуация, – продолжает автор, – наблюдается в правоприменительной практике, то что можно сказать о простых гражданах, на которых и рассчитаны нормы о необходимой обороне и о превышении ее пределов?»[1195]

Как справедливо отмечает Н. Н. Турецкий, «теоретические и практические аспекты реализации института необходимой обороны требуют максимально благожелательного подхода к оценке действий защищающихся лиц и возложения риска неблагоприятных последствий на нападающего. Это отвечает принципу социальной справедливости и задачам борьбы с преступностью, стоящим перед обществом на современном этапе его развития»[1196].

Наблюдающееся в правоприменительной деятельности игнорирование этого принципа приводит к тому, что гражданами право на необходимую оборону используется относительно редко. Таково мнение 90 % респондентов, опрошенных В. Л. Зуевым. По данным проведенного им социологического исследования, среди причин такого поведения названы: незнание данного права – 17 %, незнание конкретных правил поведения в таком состоянии – 19 %, боязнь наступления нежелательных правовых последствий – 48 %, известный лицу негативный опыт наступления подобных последствий – 11 %; лишь 5 % опрошенных сослались на недостаток собственных сил и возможностей. Показательно, что из числа тех, кто сам применял данное право, почти треть на момент защиты сомневались в законности своих действий[1197].

«Отсюда следует, – пишет В. Л. Зуев, – что люди не столько боятся стычки с правонарушителем, сколько дальнейшего разбирательства. То, что население плохо знает закон – факт неутешительный. Но не менее важно, что готовность к самозащите отнюдь не подогревается и существующей судебно-следственной практикой»[1198].

Действительно, по делам о необходимой обороне обороняющийся зачастую вынужден выступать в роли подозреваемого в преступлении и доказывать свою невиновность. Нападавший, напротив, оказывается в роли потерпевшего, и совершенное им общественно опасное посягательство далеко не всегда получает адекватную юридическую оценку.

Все это отрицательно воздействует на активность граждан в пресечении преступных посягательств.

В «Российской газете» сообщалось о совершенно возмутительном факте. Группой налетчиков был захвачен участковый уполномоченный лейтенант милиции Красильщиков. Его избили, у него отобрали табельное оружие и документы, под дулом его же пистолета привезли домой, и потребовали денег, угрожая пристрелить дочку. Милиционер «вспомнил», что деньги спрятаны за диваном и полез туда якобы за ними, но вместо денег извлек охотничье ружье и выстрелил в преступника, угрожавшего ребенку пистолетом. Ранее этот налетчик был неоднократно судим, в том числе за убийство и грабеж. Суд первой инстанции, тем не менее, признал Красильщикова виновным в убийстве и приговорил его к 5 годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима[1199]. Только после протестов населения и публикации в газете приговор в отношении Красильщикова был отменен, действия его были признаны правомерными и уголовное преследование в отношении него прекращено.

В этом плане интерес представляет исследование, проведенное недавно в Казахстане Н. Н. Турецким. На вопрос о причинах редкого использования гражданами права на оборону им были получены следующие ответы респондентов:

– незнание права на самозащиту – 8 %;

– незнание условий правомерности – 22 %;

– сомнение в законности активных действий – 56 %;

– неуверенность в собственной силе – 12 %;

– затруднились ответить – 2 %[1200].

Анализ вышеприведенных материалов конкретных социально-правовых исследований наглядно свидетельствует, что эффективность реализации права на необходимую оборону во многом зависит от четкой законодательной регламентации условий правомерности оборонительных действий, предпринимаемых в целях пресечения общественно опасных посягательств.

§ 2. Условия правомерности акта необходимой обороны

Теория уголовного права и судебная практика признают необходимую оборону правомерной лишь в том случае, когда она удовлетворяет ряду определенных условий. Их соблюдение устраняет основания для привлечения защищающегося к ответственности. Состав преступления в его действиях отсутствует. Если не соблюдено хотя бы одно из данных условий, акт защиты уже перестает быть общественно полезным и может повлечь за собой уголовную ответственность.

В теории уголовного права встречаются различные подходы к перечню и содержанию условий правомерности акта необходимой обороны. Нам импонирует устоявшееся в теории и апробированное правоприменительной практикой традиционное подразделение рассматриваемых условий на две группы: относящиеся к посягательству и защите[1201]. Мы также разделяем позицию профессора С. Ф. Милюкова, по мнению которого количество условий правомерности причинения вреда посягающему по возможности должно быть минимальным. «Это вызывается преимущественно скоротечным и стрессовым характером ситуации, в которой находится обороняющийся. Он не в состоянии принять во внимание слишком много факторов, пускай и имеющих определенное правовое значение»[1202]. К тому же условия эти должны быть понятны гражданам, не сведущим в юридических тонкостях. Нельзя устанавливать в законодательном порядке такие условия, выполнение которых заведомо затруднительно, а порой, в конкретной обстановке, и невозможно[1203].

Как справедливо отмечает профессор В. В. Орехов, «институт необходимой обороны может активно выполнять свое предназначение при отсутствии для человека, защищающего не только свои, но и чужие (других лиц, общества и государства) интересы, реальной опасности быть привлеченным к уголовной ответственности»[1204]. Условия правомерности акта необходимой обороны должны поэтому быть максимально выгодными для защищающихся, а не для преступников.

2.1. Условия, относящиеся к посягательству

Традиционно считается, что посягательство должно быть: общественно опасным; наличным; действительным (реальным).

а) Право на оборону порождает только общественно опасное посягательство на правоохраняемые интересы. Это – важнейшее условие, объективное основание необходимой обороны. Под «посягательством» в данном случае следует понимать деяние, направленное на причинение общественно опасного вреда. Чаще всего оборона осуществляется против преступного, уголовно наказуемого посягательства, главным образом, насильственного характера (например, при отражении покушений на убийство либо на причинение вреда здоровью, а также при пресечении изнасилований, похищений людей, захватов заложников, грабежей, разбоев, бандитских налетов, вымогательства, угонов транспортных средств и других посягательств на собственность, хулиганства и пр.). Изучение материалов судебной практики показывает, что основная масса таких общественно опасных посягательств осуществляется посредством нападения (95 % случаев)[1205]. Нападающим при этом может быть только физическое лицо – человек.

Понятие «нападение» раскрывается в п. 6 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм». Пленум указал, что применительно к ст. 227, 360 УК РФ нападение – это действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения. Нападение характеризует способ совершения насильственного деяния. Физическое же насилие в форме нападения представляет собой применение посягающим своей мускульной силы либо физической силы используемых им средств (оружия, технических механизмов, животных, других лиц). Другими способами физического насилия может быть тайное, обманное или с использованием доверия потерпевшего причинение ему физического вреда[1206].

Некоторые авторы предлагают в связи с этим под термином «посягательство» понимать только нападение – как наиболее распространенную в ситуации необходимой обороны форму посягательства[1207].

Думается, однако, что правомерная защита возможна и против ненасильственного общественно опасного посягательства: например, в случаях пресечения кражи, ненасильственного грабежа, неправомерного завладения автомобилем или иным транспортным средством, уничтожения или повреждения чужого имущества, оскорбления и т. п., когда посягательство не связано с насилием или угрозой его применения. Не случайно повод для применения оборонительных мер именуется в законе не нападением, а общественно опасным посягательством.

Этимологически слово «посягательство» означает «попытку (незаконную или осуждаемую) сделать что-нибудь, получить что-нибудь»[1208]. Оно точно отражает то явление, против которого допустима оборона.

В качестве примера общественно опасного посягательства, породившего право на оборону, можно сослаться на следующее дело.

Б. пришел в гости к своей двоюродной сестре Н. и ее мужу Р. Последний находился в нетрезвом состоянии и предложил Б. с ним выпить.

Однако Б. пить отказался и, обратив внимание, что у сестры на лице следы побоев, стал выяснять их происхождение. Р. не отрицал, что избил жену, и начал нецензурно оскорблять ее.

Р. и раньше беспричинно избивал жену. Характеризовался он отрицательно, ранее был судим, злоупотреблял спиртными напитками, скандалил в семье. Когда начался разговор о Н., Р., демонстрируя пренебрежительное отношение к ней, ударил ее по лицу. Б. пытался остановить Р., но тот стал оскорблять его, заявляя, что Б., видимо, сожительствует с сестрой, поэтому и защищает ее. Затем он схватил Б. за волосы, свалил на пол, начал бить его головой о пол. Н. и несовершеннолетний Д. оттащили Р. от Б. Тогда Р. набросился на Б. с кухонным ножом. Последнему удалось выхватить нож из рук Р. и нанести ему множество ударов в различные части тела, в том числе в сердце, отчего Р. скончался.

Краснодарским краевым судом Б., которому органами предварительного следствия было предъявлено обвинение в убийстве, был оправдан за отсутствием в его действиях состава преступления. Суд признал, что Б. действовал в состоянии необходимой обороны от преступного посягательства Р., сопряженного с насилием, опасным для его жизни, и не превысил ее пределов[1209].

В то же время не требуется, чтобы посягательство было непременно преступным. Достаточно, чтобы оно было общественно опасным и по объективным признакам воспринималось как преступное нападение.

Поэтому допустима необходимая оборона от посягательства душевнобольного, малолетнего или лица, действующего под влиянием устраняющей его вину фактической ошибки[1210]. Нельзя не согласиться с мнением А. Ф. Кони, что «лицу, подвергающемуся нападению, некогда размышлять, с сознанием или без сознания на него нападают»[1211].

Бежавший из психиатрической больницы Демин, преследуя гражданку Петрову, пытался нанести ей железным прутом удар по голове. Оказавшийся в это время на месте происшествия сотрудник милиции Васин предотвратил убийство, произведя выстрел в нападавшего, и ранил его в руку. Действия Демина, хотя он и был невменяем, представляли реальную общественную опасность. Чтобы ее устранить, Васин с полным основанием использовал право на необходимую оборону и спас жизнь Петровой[1212].

Тем не менее вопрос о допустимости необходимой обороны против общественно опасных деяний невменяемых и лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, все еще является предметом дискуссии. Некоторые авторы полагают, что защитительные действия против общественно опасных посягательств заведомо невменяемых и малолетних следует оценивать по правилам о крайней необходимости[1213]. С таким подходом согласиться нельзя. Как справедливо отметил профессор Т. Г. Шавгулидзе, «состояние необходимой обороны является объективной реальностью, вызываемой объективно опасным посягательством. И при этом знание или незнание обороняющимся субъективного состояния нападающего не может изменить характера посягательства и тем самым создать или исключить состояние необходимой обороны»[1214]. К тому же, согласно требованиям закона, крайняя необходимость сопряжена с причинением вреда не посягающему, а третьим (посторонним) лицам.

Следует иметь в виду, что в УК Индии, Сингапура и некоторых других стран английского общего права специально оговаривается право обороны в отношении посягательств душевнобольного и малолетнего лица[1215].

Необходимая оборона допустима и против незаконных действий должностных лиц, посягающих путем злоупотребления служебным положением на законные права и интересы граждан.

Еще А. Ф. Кони в своей работе «О праве необходимой обороны» (1865) писал о допустимости сопротивления официальным лицам, злоупотребляющим своей властью. По его мнению, «в справедливости и целесообразности допущения необходимой обороны в случае незаконных действий общественной власти нельзя сомневаться»[1216].

«Авторитет власти, – указывал профессор С. В. Познышев, – роняется не обороной против ее противозаконных посягательств, а самими этими незаконными действиями, которые, как незаконные, и не должны пользоваться защитой закона»[1217].

Применительно к рассматриваемой ситуации речь, разумеется, идет о заведомом, явном произволе, об очевидно противоправных действиях представителей власти и других должностных лиц. При этом имеется в виду совершение должностным лицом действий, входящих в его служебную компетенцию, но совершенных с превышением служебных полномочий. Если же должностное лицо совершает общественно опасные действия, которые вообще не входят в его служебную компетенцию, то оно действует как частное лицо, и, как справедливо отмечает Т. Г. Шавгулидзе, «при осуществлении против него необходимой обороны не имеет значения, является ли оно вообще должностным лицом»[1218].

Поздним летним вечером сотрудник милиции Егоров, одетый в гражданскую одежду, проходя по лесопосадке одного из городских районов, обнаружил там Сачко и его знакомую Ларису М. Молодые люди сидели и разговаривали. Внезапно подойдя к ним, Егоров сказал, что он работник милиции, и спросил, что они здесь делают. Сачко и М., испугавшись, бросились бежать, но Егоров схватил девушку за руку. Затем он предложил Сачко идти домой, а на его просьбу отпустить девушку ответил, что с ней он еще поговорит. Заподозрив неладное, Сачко побежал в расположенный неподалеку дом, в котором жила М., и, объяснив, что Ларису обижает какой-то хулиган, схватил попавшийся под руку молоток и возвратился в лесопосадку Поскольку Егоров продолжал удерживать М., Сачко подбежал к нему и ударил его молотком по голове, причинив легкие телесные повреждения с расстройством здоровья. Сачко был осужден Донецким областным судом за посягательство на жизнь работника милиции. В кассационном порядке приговор был оставлен без изменения. Рассмотрев дело в порядке надзора по протесту заместителя Генерального прокурора Украины, Пленум Верховного Суда Украины указал, что поскольку Сачко и М. общественный порядок не нарушали, у работника милиции не было оснований для вмешательства, а тем более для задержания М., действовал он незаконно и своим поведением вызвал у Сачко подозрения, что он не является сотрудником милиции (удостоверение он не показывал) и что М. угрожает опасность, поэтому Сачко и вступился за нее. Приговор по делу был отменен за отсутствием в действиях Сачко состава преступления[1219].

Конечно, необходимая оборона допустима лишь против таких действий должностного лица, в противоправности которых обороняющийся убежден, и это убеждение обосновано конкретными обстоятельствами дела[1220]. Это, например, превышение должностным лицом власти или служебных полномочий, сопровождавшееся насилием, применением оружия, специальных средств и т. п. грубые нарушения закона. Если же действия должностного лица по форме, внешне, соответствуют законным требованиям, то насильственное сопротивление, как правило, не может быть оправдано.

Профессор А. Н. Трайнин еще в 1929 г. отмечал, что «закон не может предоставлять гражданам права входить в оценку распоряжения власти по существу: целесообразно оно или нет, вызывается ли обстоятельствами данного случая или нет и т. д. Единственное условие, которому должно удовлетворять обязательное к исполнению распоряжение власти, заключается в его формальной закономерности: действие представителя власти не должно выходить за пределы его компетенции; всякое действие за этими пределами в формальном смысле не есть уже правомерное действие»[1221].

Дискуссионным в науке уголовного права остается вопрос о возможности необходимой обороны против общественно опасного бездействия.

Многие авторы отрицают такую возможность[1222]. Но есть и специалисты, придерживающиеся противоположного мнения[1223].

По мнению профессора Н. Н. Паше-Озерского, бездействие не создает состояния необходимой обороны, т. е. не является, строго говоря, посягательством как основанием такой обороны[1224]. Посягательство – это активная (действие), а не пассивная (бездействие) форма поведения. Юридическим же фактом, порождающим право на необходимую оборону, являются только активные действия посягающего – противоправное нападение.

Однако, как было показано выше, было бы неправильным отождествлять понятия «общественно опасное посягательство» и «нападение».

Оборона возможна и против таких посягательств, которые не являются нападением (например, побег из-под стражи, уничтожение или повреждение имущества, незаконное пересечение границы и т. п.). Применительно к рассматриваемой проблеме в специальной литературе приводится гипотетический пример со стрелочником, который не желает переводить стрелку на железнодорожном полотне, что может вызвать крушение поезда. Для того, чтобы он перевел стрелку, к нему применяется насилие, оправдываемое состоянием необходимой обороны.

Хотелось в этой связи обратить внимание на предложение профессора В. И. Ткаченко, считающего, что причинение вреда лицу, обязанному и могущему действовать (как в ситуации с пресловутым стрелочником), но бездействующему, должно получить регламентацию в законе как самостоятельное обстоятельство, исключающее преступность деяния (принуждение к выполнению правовой обязанности)[1225].

Однако, поскольку законодатель пока еще не признал принуждение к действию для выполнения правовой обязанности самостоятельным обстоятельством, исключающим преступность деяния, в подобных ситуациях, на наш взгляд, есть все основания говорить о том, что вред бездействующему причиняется в состоянии необходимой обороны, но не крайней необходимости, как в свое время полагали М. Д. Шаргородский и И. С. Тишкевич[1226]. При крайней необходимости вред причиняется не источнику опасности, а третьим (посторонним) лицам.

Следует согласиться с мнением С. Ф. Милюкова, согласно которому даже законодательная реализация рассмотренного выше предложения В. И. Ткаченко полностью не снимет проблему необходимой обороны против преступного бездействия[1227]. Дело в том, что для объективной стороны целого ряда преступлений характерно чередование активного и пассивного поведения преступников, да и само бездействие в юридическом смысле слова в отдельных случаях может проявляться и через активное поведение субъекта.

Таким образом, защита от преступного бездействия путем акта необходимой обороны вполне возможна.

Статья 37 УК РФ представляет собой универсальную основу для обороны от любых преступных посягательств. Допустима поэтому защита и против превышения пределов самой необходимой обороны, как и против любого другого криминального деяния, способного немедленно и неотвратимо причинить вред общественным отношениям[1228]. В законе на этот счет не содержится никаких ограничений. Еще А. Ф. Кони писал о том, что «нет необходимой обороны против необходимой обороны, но есть и должна быть необходимая оборона против превышения необходимой обороны… Виновность одного не оправдывает несправедливости другого. Против этой несправедливости возникает самостоятельное право необходимой обороны»[1229].

Допустима защита и против мнимой обороны. Н. Н. Турецкий приводит в этом отношении характерный пример. Пьяный юноша пристает к незнакомой женщине, уговаривая ее вступить с ним в половую связь. На ее крики о помощи внезапно появляется разъяренный муж и пытается ударить юношу ножом, несмотря на то, что последний никаких действий, свидетельствующих о намерении совершить изнасилование, не предпринимал (хотя до появления мужа вступить с женщиной насильственным путем в половую связь ему никто не мешал). В такой ситуации у сексуально озабоченного молодого человека появилось право на оборону даже путем причинения физического вреда посягающему на безопасность его жизни субъекту[1230].

Анализ правоприменительной практики показывает, что обороняющимся обычно приходится защищаться от умышленных преступлений. Однако необходимая оборона допускается и от неосторожных преступлений.

Против этого выступает профессор В. И. Ткаченко. Он считает, что преступление как основание необходимой обороны может быть только умышленным и что «неосторожное деяние можно надежно остановить словом»[1231]. В данном случае мы имеем дело с весьма умозрительной концепцией, с мифом о «респектабельном» правонарушителе[1232]. Попробуйте «остановить словом» находящегося в состоянии пьяного куража водителя автомашины, идущего на обгон с грубым нарушением правил дорожного движения! Не каждому это удастся! А ведь преступные последствия, предусмотренные ст. 264 УК РФ, наступают в таких случаях именно по неосторожности.

Прав профессор С. Ф. Милюков, считающий возможной правомерную оборону как против невиновного причинения вреда (когда поведение субъекта носит объективно общественно опасный характер), так и тем более – против неосторожных преступлений, особенно в сфере эксплуатации и хранения источников повышенной опасности[1233]. Как пишет В. В. Меркурьев, «для общества, по большому счету, одинаково полезна деятельность граждан, направленная на отражение как умышленных, так и неосторожных преступных посягательств»[1234]. К тому же обороняющийся может и неверно оценивать субъективную сторону посягательства.

Признавая основанием необходимой обороны общественно опасное посягательство, закон не конкретизирует степень социальной опасности последнего и не дает ему правовой оценки.

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. № 14 «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» разъяснялось, что под общественно опасным посягательством, защита от которого допустима в соответствии с действующим законодательством, «следует понимать деяние, предусмотренное Особенной частью уголовного закона, независимо от того, привлечено ли лицо, его совершившее, к уголовной ответственности или освобождено от нее в связи с невменяемостью, недостижением возраста привлечения к уголовной ответственности или по другим основаниям.

Не может признаваться находившимся в состоянии необходимой обороны лицо, причинившее вред другому лицу в связи с совершением последним действий, хотя формально и содержащих признаки какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законодательством, но заведомо для причинившего вред не представлявших в силу малозначительности общественной опасности»[1235]. Совершение таких деяний не может служить основанием для применения необходимой обороны, поскольку признак общественной опасности посягательства отсутствует.

Пленум Верховного Суда СССР исходил из того, что необходимая оборона возможна лишь от таких общественно опасных деяний, которые предусмотрены уголовным законом и по объективным признакам соответствуют определенным составам преступлений[1236]. Тем самым отрицалась допустимость необходимой обороны против административных правонарушений и других деяний непреступного характера.

Однако вопрос этот не так прост, как может показаться на первый взгляд. Конечно, было бы ошибочно считать любое незначительное правонарушение, хотя и обладающее определенной степенью общественной опасности, достаточным основанием для осуществления права на оборону. На практике это привело бы к оправданию многих случаев самоуправства, самосуда и других общественно опасных действий. Однако, с нашей точки зрения, неправильно было бы отрицать допустимость обороны против таких административных правонарушений, которые по своим объективным признакам стоят на грани с преступным посягательством, грозят немедленно, тотчас же перерасти в последнее и вызывают необходимость в экстренном пресечении. Таковыми могут быть некоторые случаи мелкого хулиганства, браконьерства, незаконной порубки деревьев и кустарников, нарушений правил безопасности движения и эксплуатации автомобильного, железнодорожного и водного транспорта, противопожарных правил и др.[1237]

Известно, например, что мелкий хулиган, не получающий решительного отпора, наглеет, превращается в злостного хулигана, становится на путь совершения тяжких насильственных преступлений. В борьбе с хулиганством как раз и необходимы смелость, решительность, наступательность. К сожалению, это не всегда подкрепляется соответствующей направленностью судебной практики. Вот показательный пример.

Поздним летним вечером инженер Безгачев вместе со своей невестой Пахомовой возвращался из загородной поездки в Москву. Молодые люди стояли на платформе в ожидании поезда, когда к ним подошел находившийся в нетрезвом состоянии мужчина. Это был продавец одного из магазинов, пьяница и дебошир Цион. Он говорил что-то невнятное, взял Пахомову за руку и пытался обнять ее за талию. Безгачев резко оттолкнул Циона, от чего тот упал и, ударившись головой о ступени железобетонной лестницы, ведущей на платформу, получил закрытую черепно-мозговую травму, повлекшую смерть. Ждановский районный народный суд г. Москвы не нашел в действиях Безгачева признаков необходимой обороны, признал его виновным в неосторожном убийстве и приговорил к одному году лишения свободы условно. Кассационная инстанция оставила приговор в силе[1238].

Судебные инстанции исходили при этом из того, что право на оборону возникает не во всех случаях защиты охраняемых законом благ от общественно опасного посягательства, а только тогда, когда налицо уголовно наказуемое деяние. Думается, что такое ограничение права на оборону не содействует созданию обстановки нетерпимости к нарушениям общественного порядка.

Разумеется, руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда обязательны не только для судов, но и для других органов и должностных лиц, применяющих закон. Однако в случаях, подобных изложенному выше, надо исходить из другого указания Пленума в том же постановлении: «Состояние необходимой обороны наступает не только в самый момент общественного посягательства, но и при наличии реальной угрозы нападения»[1239], т. е. решение этого вопроса связывать с таким рассматриваемым ниже условием правомерности акта необходимой обороны, как наличность посягательства.

Значительные споры вызывает также вопрос о допустимости защиты путем необходимой обороны чести и достоинства гражданина. И. И. Слуцкий, например, писал, что оборона против словесного оскорбления или оскорбления символическими жестами практически вряд ли возможна, поскольку в этом случае вместо необходимой обороны произойдет драка. По его мнению, «оборона… допустима только против тех оскорблений действием, которые одновременно являются посягательствами на телесную неприкосновенность человека»[1240].

Думается, что в решении этого вопроса прав был В. Ф. Кириченко, автор первой в советской юридической литературе монографии о необходимой обороне. По его мнению, честь и достоинство следует защищать без каких-либо оговорок, поскольку в судебном порядке они могут быть восстановлены далеко не всегда[1241]. Такое решение является тем более правильным в современных условиях с учетом возросшего чувства собственного достоинства российских граждан, в свете положений Конституции Российской Федерации, провозгласившей и гарантировавшей в ст. 45 уважение к личности, охрану ее прав и свобод.

Верховный Суд в ряде своих определений по конкретным делам допускает возможность необходимой обороны против оскорблений.

В определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу Прокопьева отмечается, например, что «действия лица, защищавшего честь и достоинство женщины, если при этом не нарушены пределы необходимой обороны, являются правомерными». Прокопьев судом первой инстанции был осужден за хулиганство. Ночью он вместе с женой, сестрой и другими лицами возвращался со свадьбы домой. На улице села им встретились находившиеся в нетрезвом состоянии Марченко, Глыга и Сафронов. Марченко и Глыга в циничной форме потребовали от Прокопьева «уступить на ночь» одну из шедших с ним женщин. Глыга при этом указал на сестру Прокопьева и, подойдя к ней, стал хватать ее за руку. Тогда Прокопьев кулаком ударил в лицо Глыгу. Марченко и Глыга набросились на Прокопьева и попытались его избить. Прокопьев для того, чтобы не подпустить их к себе, отскочил в сторону и обнажил складной нож, но присутствующие предотвратили драку. Отменяя приговор суда первой инстанции за отсутствием в действиях Прокопьева состава преступления, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР констатировала, что Прокопьев, защищая честь и достоинство жены и сестры, действовал в пределах необходимой обороны[1242].

Не может быть признано находившимся в состоянии необходимой обороны лицо, которое намеренно вызвало, спровоцировало нападение, с тем чтобы использовать его как повод для совершения преступных действий, – например, учинения физической расправы над «нападающим». Это так называемая провокация обороны. Как отмечает академик B. Н. Кудрявцев, «за создание провоцирующей обстановки и наступившие последствия должно отвечать то лицо, которое умышленно создало их; оно не может оправдываться ссылкой на необходимую оборону»[1243]. Оборона здесь отсутствует. Содеянное в таких случаях должно квалифицироваться на общих основаниях[1244].

Требование отсутствия провокации со стороны «обороняющегося» прямо предусмотрено, в частности, в УК Андорры, Гватемалы, Гондураса, Греции, Самоа, Испании, Кубы, Никарагуа, Панамы, Перу, Сальвадора, Таджикистана, Узбекистана, Уругвая, Филиппин, Эквадора, а также в УК ряда штатов США[1245]. Например, в Уголовном кодексе штата Нью-Йорк в статье 40 «Вовлечение в ловушку (entrament)».

Б) Посягательство должно быть наличным, т. е. начавшимся (или близким к началу) и еще не окончившимся. Оно должно обладать способностью неминуемо, немедленно причинить общественно опасный вред.

Признак наличности посягательства определяет пределы необходимой обороны во времени –начальный и конечный моменты общественно опасного посягательства, в рамках которых возможна правомерная оборона. О том, что наличность посягательства является характерным признаком нападения, создающего право обороны, в силу чего оборона становится необходимой и притом именно в данное время, в данном месте и при данных условиях, писал еще профессор Н. С. Таганцев[1246].

Наличным признается такое посягательство, которое уже осуществляется или непосредственная угроза осуществления которого настолько очевидна, что ясно, что посягательство может тотчас же, немедленно осуществиться. О последнем могут свидетельствовать конкретная угроза словами, жестами, демонстрация оружия и прочие приемы устрашения. При определении наличности нападения, таким образом, принимается во внимание поведение посягающего, в частности, характер и интенсивность его действий, дающих обороняющемуся основание воспринимать данную угрозу как реальную[1247]. Непринятие предупредительных мер в таких случаях ставит лицо в явную, непосредственную и неотвратимую опасность. Образно и не без иронии об этом говорили еще Воинские артикулы Петра I: «не должен есть от соперника себе перваго удара ожидать, ибо через такой первый удар может тако учинится, что и противится весьма забудет»[1248].

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. № 14 «О практике применения судами законодательства о необходимой обороне» указывается, что «состояние необходимой обороны наступает не только в самый момент общественно опасного посягательства, но и при наличии реальной угрозы нападения»[1249]. По своему содержанию такая угроза должна быть серьезной, а по внешнему выражению – непосредственной, не оставляющей сомнения в реальности ее осуществления[1250].

Решение вопроса о наличности посягательства должно быть основано на объективных данных о том, что общественно опасное посягательство уже началось либо непосредственно предстоит[1251]. При этом учитывается совокупность всех объективных обстоятельств конкретного дела (в том числе данных о личности нападающего, месте, времени и обстановке события), а также субъективное восприятие их защищающимся.

Примером такого посягательства является следующий случай из судебной практики.

80-летний ветеран войны Г., житель одного из поселков Липецкой области, неоднократно подвергался посягательствам со стороны местных воров и грабителей. Этому способствовало, в частности, то, что жил он с женой и тещей на краю поселка, рядом с лесом, и помощи ему ждать было не от кого. Однажды он вступил в схватку с грабителем и едва не был убит: получил скользящий удар лезвием топора по голове. С целью обороны Г. купил тульскую двустволку 16-го калибра.

В первый день весны 2004 г., ближе к ночи, в домике, где проживал Г., сработала сигнализация. Г. проснулся, кое-как оделся, схватил ружье и выбежал из дома. Увидев, что в сарай, где он держал коз, лезут двое, Г. крикнул: «Стрелять буду!» и выстрелил в воздух. Один из преступников бросился бежать, а другой с металлическим прутом в руке, пошел на старика: «Давай стреляй!». Вел он себя крайне агрессивно, видимо, был пьян. Отражая посягательство с его стороны, Г. прицелился ему в ногу и выстрелил. Тот упал. Оказалось, что заряд попал ему в пах. Г. вызвал «скорую помощь», но к приезду врачей раненый преступник умер. Им оказался местный житель, 37 лет от роду, безработный, разведенный, сильно пьющий, склонный к агрессии по любому поводу[1252].

В данном случае мы имеем дело с классическим случаем необходимой обороны от общественно опасного и наличного посягательства. Посягательство на имущество Г. переросло в непосредственную угрозу посягательства на его жизнь и здоровье. Оно могло тотчас же, немедленно осуществиться. Покушение на кражу здесь переросло в разбой. Непринятие мер защиты в такой ситуации ставило жизнь и здоровье в явную неотвратимую опасность (на старика нападал относительно молодой, здоровый, агрессивно настроенный пьяный мужчина, вооруженный железным прутом). Пределы необходимой обороны превышены не были. По результатам предварительного следствия уголовное дело было прекращено производством за отсутствием в действиях Г. состава преступления. Действовал он правомерно.

Вопрос о начальном моменте общественно опасного посягательства, порождающего право на необходимую оборону, в юридической литературе достаточно дискуссионен. Некоторые авторы решение этого вопроса пытаются привязать к учению о стадиях преступной деятельности. Профессор В. Ф. Кириченко, например, считал, что лишь с момента покушения на преступление возникает право на оборону, приготовительные же действия не могут считаться нападением, поскольку они не создают непосредственной опасности нарушения правоохраняемых интересов[1253]. Такова по сути дела позиция профессора А. А. Пионтковского, считающего недопустимой оборону против подготовляемого или предполагаемого нападения[1254]. Иной позиции придерживался профессор Н. Н. Паше-Озерский, полагая, что необходимая оборона возможна не только против самого преступного деяния, но и против покушения на него, а равно и против приготовления, поскольку таковое, очевидно, угрожает перейти в покушение и далее в оконченное преступление[1255]. По мнению профессора А. Н. Попова, «именно стадия приготовления и образует понятие, которое именуется „реальная угроза посягательства“»[1256]. Но стадия приготовления с точки зрения близости к стадии покушения может быть разной. Поэтому А. Н. Попов стадию приготовления условно подразделяет на стадии «раннего» и «позднего» приготовления. «На стадии раннего приготовления, – пишет он, – отсутствует реальная угроза нападения, поскольку между приготовительными действиями и последующей стадией покушения может быть значительный промежуток времени. Стадия позднего приготовления характеризуется тем, что виновный уже реально готов перейти к стадии покушения, но еще не сделал этого в силу того, что необходимо предпринять последнее усилие, например, необходимо поближе подойти к потерпевшему для нанесения удара»[1257]. Право на необходимую оборону возникает, по мнению А. Н. Попова, лишь на так называемой стадии «позднего приготовления», ибо только применительно к этой стадии можно говорить о «реальной угрозе посягательства»[1258].

На наш взгляд, следует согласиться с В. В. Ореховым в том, что эта дискуссия во многом носит умозрительный характер[1259]. Пленум Верховного Суда вовсе не связывает начальный момент обороны со стадиями развития умышленной преступной деятельности. Он обозначает лишь один критерий в качестве начального момента возникновения состояния необходимой обороны, а именно – «наличие реальной угрозы нападения».

Прав Н. С. Таганцев, утверждавший, что все предпринимавшиеся в рамках доктрины уголовного права попытки установить юридически определенный момент в развитии преступного посягательства, с которого начинается право обороны, оказались несостоятельными[1260]. Этот выдающийся дореволюционный правовед предлагал судить о наличности посягательства исходя из особенностей каждого конкретного случая («сообразно с обстоятельствами данного дела»), т. е., как отмечает А. Н. Попов, признавал наличность посягательства вопросом факта, который необходимо устанавливать, но которому трудно дать четкую, определенную дефиницию, годную на все случаи жизни[1261].

Нельзя не согласиться с мнением С. Ф. Милюкова о том, что современная криминологическая обстановка в России требует «коренного пересмотра устоявшихся стереотипов и расширения временных рамок наличности в сторону более раннего принятия оборонительных мер»[1262].

Разумеется, против посягательства, которое не является наличным, а возможно лишь в отдаленном будущем, необходимую оборону применять нельзя. Посягательство должно существовать во временных рамках, в течение которых только и возможна необходимая оборона.

Посягательство не является наличным в тех случаях, когда оно закончилось, и опасность уже не угрожает. Момент фактического окончания общественно опасного посягательства является конечным моментом необходимой обороны. При этом моментом окончания преступления следует считать момент не юридического, а именно фактического окончания преступления, когда уже отпадает опасность причинения вреда правоохраняемым интересам[1263].

В случае завершения посягательства нападающим, право на необходимую оборону теряется.

Овсянников, молодой человек спортивного телосложения, быстрым шагом шел по улице Санкт-Петербурга по направлению к метро. Ему навстречу двигалась группа молодых людей, которые, смеясь и куражась, «задирали» прохожих. Когда Овсянников поравнялся с этой группой, проходя мимо, он неожиданно получил сильный удар кулаком в лицо. От удара Овсянников на некоторое время потерял сознание, а придя в себя, обнаружил, что группа молодых людей, громко засмеявшись, направилась дальше. В один прыжок Овсянников догнал своего «обидчика» и ударил его кулаком по голове, причинив смертельное повреждение[1264].

В данном случае посягательство уже закончилось, поэтому Овсянников потерял право на необходимую оборону. Как указывал еще Н. С. Таганцев, в таких случаях «удар, нанесенный обидчику, будет отплатой, а не обороной»[1265]. Однако, несомненно, Овсянников в момент нанесения им удара находился в состоянии сильного душевного волнения, вызванного противозаконным насилием со стороны потерпевшего.

Другой показательный в этом отношении пример.

К. и А. несколько дней вместе пьянствовали, а затем поссорились. Воспользовавшись тем, что А. лег отдыхать, озлобленный на него К. пытался подкрасться к нему и ударить его топором. Но А. заметил это и, будучи физически сильнее К., отнял у него топор, повалил его на пол и несколькими ударами лезвия топора по голове убил. Из материалов дела видно, что обезоруженный и лежавший на полу К. уже не представляя опасности для А., но последний убил его, мстя за покушение. Ростовский областной суд не учел эти обстоятельства дела, переквалифицировав содеянное А. со ст. 102 п. «и» на ст. 105 УК РСФСР (ныне – ч. 1 ст. 108 УК РФ), ошибочно расценив его действия как убийство при превышении пределов необходимой обороны. Ввиду неправильного применения уголовного закона судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по протесту прокурора приговор отменила и возвратила дело на новое судебное рассмотрение. При новом рассмотрении дела А. осужден за убийство при отягчающих обстоятельствах[1266].

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. указывается: «Действия оборонявшегося, причинившего вред посягавшему, не могут считаться совершенными в состоянии необходимой обороны, если вред причинен после того, как посягательство было предотвращено или окончено и в применении средств защиты явно отпала необходимость. В этих случаях ответственность наступает на общих основаниях. В целях правильной юридической оценки таких действий подсудимого суды с учетом всей обстановки происшествия должны выяснять, не совершены ли им эти действия в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного общественно опасным посягательством»[1267]. В том же постановлении подчеркнуто, что переход оружия или других предметов, использованных при нападении, от посягающего к обороняющемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства.

Прекращение посягательства следует отличать также от ситуации, когда нападающий приостанавливает его на короткое время, с тем чтобы затем продолжить его с еще большей интенсивностью[1268]. Например, не справившись с защищающимся, нападающий, оставив его, пытается выломить кол или штакетину в заборе для использования в качестве более эффективного орудия нападения. В данной ситуации реальная угроза охраняемым интересам не устранена, что дает право на продолжение оборонительных действий.

Таким образом, само по себе механическое прекращение общественно опасных действий (прекращение нанесения ударов и т. д.) без учета сложившейся обстановки и восприятия ситуации со стороны обороняющегося вовсе не свидетельствует о прекращении общественно опасного посягательства и не гарантируют безопасность обороняющемуся. Пока таких гарантий нет, посягательство следует считать наличным. И это должны быть объективные гарантии безопасности, обусловленные таким поведением нападавшего, которое свидетельствует о реальном завершении посягательства, а также о том, что данное посягательство не будет им немедленно продолжено[1269]. Речь идет о безусловном прекращении посягательства в объективной действительности. В противном случае происходит неоправданное сужение пределов необходимой обороны, обороняющийся ставится в заведомо невыгодные условия по сравнению с нападающим.

К сожалению, органы предварительного следствия и суды довольно часто не принимают во внимание того, что в экстренной ситуации обороняющийся не всегда в состоянии сориентироваться в моменте начала и (или) окончания посягательства[1270].

В) Посягательство должно быть действительным, реальным, а не мнимым; существующим в объективной действительности, а не только в воображении защищающегося[1271].

Признак действительности нападения позволяет провести разграничение между необходимой обороной и мнимой обороной. Мнимая оборона – это оборона против воображаемого, кажущегося, но в действительности не существующего посягательства. Юридические последствия мнимой обороны определяются по общим правилам о фактической ошибке.

При решении этого вопроса возможны два основных варианта:

1. Если фактическая ошибка исключает умысел и неосторожность, то устраняется и уголовная ответственность за действия, совершенные в состоянии мнимой обороны. В таких случаях лицо не только не сознает, но по обстоятельствам дела не должно и не может сознавать, что общественно опасного посягательства нет. Это так называемая извинительная ошибка. Налицо случай (casus), невиновное причинение вреда.

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 16 августа 1984 г. № 14 указал, что мнимая оборона может исключать уголовную ответственность «в тех случаях, когда обстановка происшествия давала основание полагать, что совершается реальное посягательство, и лицо, применившее средства защиты, не сознавало и не могло сознавать ошибочность своего предположения»[1272].

Милиционер С, проходя ночью мимо Госбанка, услышал, что из помещения доносится женский крик о помощи. Он подбежал к дверям Госбанка, сделав на бегу предупредительный выстрел вверх. Затем, рванув дверь, которая оказалась незакрытой, С. несколько раз крикнул в темноту: «Выходи, стрелять буду!» Никто не ответил. Почти сразу же какой-то человек метнулся из темноты в сторону С, последний выстрелил в него. Этим выстрелом С. тяжело ранил милиционера Е., находившегося на посту по охране Госбанка. Оказалось, что Е. пустил в Госбанк свою знакомую и угощал вином, а когда она стала уходить, Е. потащил ее обратно, в связи с чем она и закричала.

В действиях С, несмотря на тяжесть наступивших последствий, состав преступления отсутствовал. Вся обстановка происшествия давала С. достаточные основания полагать, что совершается особо тяжкое преступное посягательство (налет на Госбанк). Он был уверен, что действует правильно, в соответствии с требованиями закона[1273].

2. Если при мнимой обороне лицо, причиняющее вред мнимому посягателю, не сознавало, что в действительности посягательства нет, добросовестно заблуждаясь в оценке сложившейся обстановки, но по обстоятельствам дела должно было и могло сознавать это, ответственность за причиненный вред наступает как за неосторожное преступление. Ошибка здесь неизвинительная. При более внимательном отношении к создавшейся ситуации, большей осмотрительности, субъект мог бы не допустить ошибки и прийти к правильному выводу об отсутствии реальной опасности.

62-летний К. поздно вечером вместе с женой находился в будке для охраны магазина сельпо. Неожиданно около магазина остановилась автомашина, из которой вышел и направился к магазину находившийся в состоянии сильного опьянения Л. Незадолго до этого заведующая магазином сообщила сторожам, что у нее украли ключи от магазина и склада, просила их повысить бдительность. Появление незнакомого человека у магазина встревожило К. и он окликнул его, но на неоднократные окрики и предупреждения Л. не реагировал. Тогда К. сделал предупредительный выстрел из ружья. Поскольку и после этого Л., держа правую руку в кармане, молча продолжал приближаться к магазину, К. ошибочно воспринял это как реальную угрозу нападения и с близкого расстояния произвел в него выстрел. От полученных ранений головы и грудной клетки Л. тут же скончался. К. ошибочно полагал, что обороняется от нападения преступника. Однако по обстоятельствам дела он должен был и мог предвидеть, что в действительности ему не угрожает реальная опасность. Достаточных оснований для такой ошибки не имелось. Именно поэтому он и был осужден за причинение смерти по неосторожности[1274].

Следует иметь в виду, что мнимая оборона и необходимая оборона предполагают определенные обязательные условия: необходимая оборона – наличие реального посягательства, мнимая оборона – наличие действий, кажущихся посягательством.

В тех случаях, когда лицо совершенно неосновательно предположило нападение, когда ни поведение потерпевшего, ни вся обстановка по делу не давали ему никаких реальных оснований опасаться нападения, оно подлежит ответственности на общих основаниях как за умышленное преступление. В этих случаях действия лица не связаны с мнимой обороной, а вред потерпевшему причиняется вследствие чрезмерной, ничем не оправданной подозрительности виновного при отсутствии со стороны потерпевшего каких-либо действий, сходных с нападением.

Характерно в этом отношении дело по обвинению Г. Последний ночью возвращался от знакомой девушки домой. На пути к его дому находился овраг. Еще при спуске в овраг Г., боясь, что на него могут напасть, раскрыл имевшийся у него складной нож. В овраге он встретил идущих с работы О. и П. и, столкнувшись с О., нанес ему ножом удар в грудь. От полученного ранения сердца О. скончался. Г. объяснил свой поступок тем, что, увидев в овраге силуэты двух мужчин, испугался, решив, что они хотят ограбить его, и поэтому нанес удар идущему навстречу. Приговором краевого суда Г. был осужден за умышленное убийство без отягчающих обстоятельств. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР приговор по делу изменила, переквалифицировав преступление по статье о неосторожном причинении смерти по тем мотивам, что Г. лишил потерпевшего жизни вследствие ошибочно возникшего у него предположения об ограблении, т. е. в состоянии мнимой обороны. Президиум Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело в порядке надзора, указал, что в данном случае вся обстановка, при которой был убит рабочий О., не давала Г. оснований полагать, что он подвергался реальному нападению. Потерпевший шел вместе с П. с работы по тропинке оврага неподалеку от завода и жилых домов. Никаких поводов предполагать нападение он Г. не давал. В связи с тем, что Г. не был поставлен ни в реальную, ни в предполагаемую опасность, Президиум Верховного Суда РСФСР признал правильной квалификацию действий Г., данную краевым судом[1275].

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 16 августа 1984 г. предусмотрел еще один вариант ответственности при мнимой обороне. «Если… лицо превысило пределы защиты, – говорится в постановлении, – допустимой в условиях соответствующего реального посягательства, оно подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны»[1276]. Позиция эта была безоговорочно поддержана подавляющим большинством авторов, писавших о необходимой обороне после 1984 г. «При такой ошибке, – комментирует данное указание Пленума Ю. В. Баулин, – решение об ответственности за причиненный вред зависит от того, правомерным был бы признан вред в условиях соответствующего реального посягательства, т. е. при отсутствии ошибки. Для этого лицо, принимающее решение по делу (следователь, суд), должно абстрагироваться от того, что в данном случае была ошибка, и предположить, что имело место реальное общественно опасное посягательство… и на этом основании решить, имело ли место превышение пределов необходимой обороны. При отрицательном ответе ответственность лица за причиненный вред исключается. При положительном ответе лицо подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны…»[1277]

Нам такой подход к решению весьма принципиальной проблемы представляется слишком умозрительным, «кабинетным». Правоприменителю предлагают «гадать на кофейной гуще», кладя в основу оценки не то, что на самом деле происходило в действительности, а то, что могло быть. Получается, вывод о виновности лица будет основываться на предположениях, а это уж никак не вяжется с уголовно-процессуальными гарантиями личности. К тому же применение уголовного закона по аналогии, а речь здесь идет именно об аналогии (не случайно в постановлении Пленума говорится об ответственности, «как за превышение пределов необходимой обороны»!), у нас не допускается (ч. 2 ст. 3 УК РФ). Ответственность «как за…» вообще недопустима. Профессор Ю. В. Баулин полагает, что и в данном случае имеет место извинительная ошибка[1278]. Но о какой извинительной ошибке может идти речь, когда ответственность за превышение пределов необходимой обороны наступает лишь при констатации умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 37 УК РФ)? Непонятно также, почему применительно к рассматриваемой ситуации «извинительная ошибка» в случае причинения смерти наказывается как «неизвинительная» (сравните санкции ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 109 УК РФ), а в случае причинения тяжкого вреда здоровью «неизвинительная ошибка» вообще наказывается значительно мягче, чем «извинительная» (сравните санкции ч. 1 ст. 114 и ч. 1 ст. 118 УК РФ).

Вот почему мы считаем вполне достаточным ограничить случаи мнимой обороны двумя рассмотренными выше вариантами. Tertium поп datur!

Полагаем также, что проблема мнимой обороны должна быть решена на законодательном уровне, как это, например, сделано в УК Италии, Латвии, Украины[1279]. Кодексы этих стран под мнимой обороной понимают случаи, когда одно лицо под влиянием ошибки причиняет вред другому при отсутствии реального нападения со стороны последнего. При этом если в действительности имели место обстоятельства, позволяющие обороняющемуся заблуждаться относительно реальности нападения, лицо от уголовной ответственности освобождается. Но если речь идет об ошибке, вызванной неосторожностью лица, то наказуемость не исключается[1280].

2.2. Условия, относящиеся к защите

Необходимая оборона представляет собой единство двух противоположностей: посягательства и защиты[1281]. Каждая из этих противоположностей определяется соответствующими условиями. Рассмотренные выше условия, относящиеся к посягательству, определяют состояние необходимой обороны, а условия, относящиеся к защите, определяют правомерность действий по защите правоохраняемых интересов в состоянии обороны[1282]. При этом соблюдение условий, относящихся к посягательству, не гарантирует еще правомерности оборонительных действий. Они могут оказаться как правомерными, так и противоправными.

Условия, относящиеся к защите от общественно опасного посягательства, с нашей точки зрения, сводятся к следующему:

– допускается защита как собственных интересов обороняющегося, так и интересов других лиц, а также интересов общества и государства;

– защита осуществляется путем причинения вреда посягающему, а не третьим (посторонним) лицам;

– защита должна быть своевременной;

– защита не должна превышать пределов необходимости.

а) Необходимая оборона предполагает защиту не только своих, но и любых других охраняемых законом интересов. Именно так круг объектов защиты определен в ст. 37 УК РФ. Употребляемый иногда термин «самооборона» должен пониматься не в том смысле, что обороняющийся защищает только себя, а лишь в том, что он отражает посягательство сам, своими силами[1283]. Гражданин вправе защищать от преступных посягательств как собственную жизнь, здоровье, личную свободу, честь, достоинство, жилище, имущество и иные правоохраняемые интересы, так и аналогичные блага других, даже совершенно незнакомых ему лиц, а равно законные интересы предприятий, учреждений, коммерческих и иных организаций, общественные и государственные интересы[1284]. Именно поэтому такие действия считаются социально полезными и получают моральное одобрение.

В судебной практике, тем не менее, еще встречаются ошибки, когда право на оборону признается только при посягательстве на личность и права самого обороняющегося.

Сторож Л., защищая имущество агропредприятия, выстрелом из ружья смертельно ранил Т. во время совершения им в группе с другими лицами кражи. Органы предварительного следствия квалифицировали действия Л. как убийство при отягчающих обстоятельствах. Судебная коллегия по уголовным делам областного суда, рассмотрев дело по первой инстанции, пришла к выводу, что Л. убил Т. в состоянии необходимой обороны, но превысил ее пределы, и осудила его по ст. 105 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 УК РФ). Кассационная инстанция по протесту прокурора отменила приговор и вернула дело на новое судебное рассмотрение, мотивируя это тем, что лично Л. от данного общественно опасного посягательства вред не угрожал, а потому к нему якобы и неприменимы нормы о необходимой обороне. Президиум Верховного Суда РСФСР отменил это ошибочное определение, указав, что Л. защищал от преступного посягательства собственность, а для наличия необходимой обороны закон не требует, чтобы посягательство одновременно было направлено и на личность гражданина, охраняющего эту собственность. При новом кассационном рассмотрении приговор суда первой инстанции был оставлен без изменения[1285].

Следует специально подчеркнуть, что защита интересов других лиц допустима независимо от их согласия на оказание помощи. Каждый человек по собственной инициативе может отражать общественно опасные посягательства на личность и права других граждан.

К сожалению, это обстоятельство не всегда учитывается, особенно в практике органов внутренних дел. В частности, имеют место случаи, когда оказание помощи посторонним гражданам по собственной инициативе ошибочно оценивается как вмешательство в драку на почве хулиганских побуждений.

Защищаемые интересы при необходимой обороне могут быть самыми разнообразными. Наиболее часто в правоприменительной практике встречаются уголовные дела по фактам нападений на граждан, представляющих непосредственную угрозу их жизни и здоровью. По данным исследования, проведенного В. В. Меркурьевым во Владимирской области (1991–1997 гг.), оборонительные действия были совершены:

83,4 % – при защите собственных интересов самого обороняющегося;

15,4 % – при защите интересов третьих лиц;

1,2 % – при защите общественных или государственных интересов[1286].

Интересы, защищаемые при необходимой обороне, имеют различную социальную ценность. Причинение вреда посягающему, как правило, оправдано лишь для защиты наиболее существенных из данных интересов.

Исключительным объектом обороны, охрана которого с недавнего времени (см. Федеральный закон РФ от 14 марта 2002 г.) в плане ее правовой оценки носит абсолютно определенный характер, является безопасность жизни человека. При защите этого социального блага могут использоваться любые способы и средства, вплоть до причинения смерти посягавшему. Здесь даже не встает вопрос о превышении пределов обороны.

Думается, что законодатель остановился на полпути. Обороняться любым способом с причинением любого вреда (если не нарушается принцип необходимости такого причинения) можно и при защите здоровья, личной свободы, половой свободы и неприкосновенности, а также при защите от противоправного насильственного вторжения в жилище и иное помещение, группового и вооруженного нападения и т. п.

2) Защита осуществляется путем причинения вреда посягающему, а не третьим (посторонним) лицам, как при крайней необходимости. Причинение вреда непричастным к посягательству людям не подпадает под понятие необходимой обороны.

И., обороняясь от группы преследовавших его хулиганов, бросил в них камень, но попал им в постороннего гражданина, причинив тяжкий вред его здоровью. И. был осужден за превышение пределов необходимой обороны, хотя в ст. 37 УК РФ (ст. 13 УК РСФСР) прямо сказано, что необходимая оборона имеет место лишь в том случае, когда обороняющийся причиняет вред непосредственно лицу, осуществляющему общественно опасное посягательство. Естественно, что этот ошибочный приговор был отменен в порядке судебного надзора. При новом рассмотрении дела И. был признан виновным в неосторожном причинении тяжкого вреда здоровью[1287].

Особенностью защиты при необходимой обороне является ее активный характер. При необходимой обороне защита по существу является контрнаступлением, контрнападением. Только такая оборона представляет собой надежную гарантию от грозящей опасности.

Важное значение имеет указание закона о том, что право на оборону принадлежит лицу «независимо от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти» (ч. 3 ст. 37 УК РФ). «Лучше предупредить опасность собственными силами, – говорили римляне, – чем потом обиженному прибегать к помощи судьи».

Недопустимо требовать от лица, подвергшегося нападению, чтобы он действовал активно только в том случае, если не может спастись бегством, обратиться за помощью к другим или избрать какие-либо иные способы защиты, не носящие характера активного противодействия посягавшему.

К сожалению, на практике в этом плане встречается еще немало ошибок. Показательно, например, следующее дело.

Будучи в г. Ростове-на-Дону на спортивных соревнованиях, студент Д. познакомился в пивном баре с гражданином В. Тот пригласил его к себе домой. Там они распивали вино, после чего В. попытался склонить Д. к мужеложству.

Встретив решительный отказ, В., который был намного физически сильнее, нанес Д. два удара рукой по лицу, затем принес из кухни нож и под угрозой его применения пытался совершить насильственный акт мужеложства. Защищаясь, Д. выхватил у него нож и нанес им В. два ранения в грудь и спину, от чего тот скончался.

Следователь прокуратуры, привлекший Д. к уголовной ответственности за убийство, исходил из того, что в тот момент, когда В. ходил на кухню за ножом, обвиняемый якобы мог позвать на помощь и убежать.

Судебная коллегия по уголовным делам Ростовского областного суда, рассматривавшая дело, оправдала Д. за отсутствием в его действиях состава преступления. В оправдательном приговоре правильно указано, что подвергшийся нападению Д. был вправе активно защищаться, так как его жизни и здоровью угрожала реальная опасность, при этом явного несоответствия защиты характеру и опасности посягательства не было[1288].

Совершенно прав И. С. Тишкевич, указывающий, что «при необходимой обороне пользу обществу приносит не тот, кто избегает опасности бегством (такая трусость лишь поощряет преступников), а тот, кто, даже имея возможность иным путем избежать причинения себе вреда, активно сопротивляется преступнику путем противонападения. Только при таком отношении граждан к случаям преступных посягательств необходимая оборона может содействовать пресечению и предупреждению преступлений»[1289].

Правила о необходимой обороне могут применяться и к некоторым случаям причинения смерти или вреда здоровью в драке. В практике нередко встречаются ошибки в применении ст. 37 УК РФ к таким случаям, поскольку ситуация, связанная с осуществлением акта необходимой обороны, с внешней стороны может походить на «обоюдную драку».

Среди сотрудников милиции распространено мнение, что в «обоюдной драке» (как будто драка может быть односторонней!) право на необходимую оборону не возникает. Такой упрощенный, поверхностный подход к оценке действий участников драки приносит большой вред, калечит судьбы людей, которые порой необоснованно осуждаются за преступления против личности либо хулиганство.

Во всех таких случаях необходимо тщательным образом выяснять, кто был инициатором конфликта, агрессором.

Пьяный Г. затеял в автобусе ссору с пассажиром В., а затем неожиданно ударил его ножом в живот, причинив проникающее ранение.

В ответ на это В. выхватил нож из раны и нанес им Г. два проникающих ранения в живот и спину. Г. и В. были осуждены районным народным судом по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР (ч. 1 ст. 111 УК РФ). Решая вопрос о виновности В., суд ошибочно исходил из того, что была «обоюдная драка», в процессе которой Г. и В. поочередно нападали друг на друга и взаимно причинили ранения. При этом не было придано значения показаниям В., утверждавшего, что Г., ударив его ножом в живот, не прекратил нападение, а, оставив нож в ране, пытался схватить его за голову и повалить на пол так, чтобы он упал на нож. Именно в целях самозащиты он выхватил нож из раны и нанес им удары Г. Дело изучалось в Верховном суде. В результате приговор в отношении В. в надзорном порядке был отменен, а дело о нем прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления, поскольку он находился в состоянии необходимой обороны[1290].

Следует также иметь в виду, что независимо от того, кто был зачинщиком драки, у ее участников может возникнуть право на оборону в тех случаях, когда: 1) один из дерущихся резко выходит за пределы нанесения побоев и стремится причинить более тяжкий вред; 2) один из участников драки отказался от ее продолжения или фактически прекратил драку (упал, стал убегать и пр.), а другой продолжает наносить побои. Иными словами, необходимо учитывать не только генезис, но и динамику драки.

Любкин, выйдя из дома Панова, где он распивал с хозяином спиртные напитки, затеял ссору с братьями Альковыми, проходившими по улице. Ссора перешла в драку, в которой на стороне Альковых принял участие их знакомый Василенко. Они втроем начали избивать Любкина.

Узнав об этом, Панов выбежал на улицу, чтобы защитить Любкина. Во время драки один из ее участников – Александр Альков – сбегал домой за топором. Когда он подбегал к дерущимся с топором в руках, Панов, сочтя положение угрожающим, поднял с земли кирпич и бросил его в Александра, попав последнему в висок. От полученного удара Александр Альков тут же скончался[1291].

Здесь налицо правомерная оборона. Она была предпринята в тот момент, когда уже возникла реальная угроза посягательства на жизнь, поскольку потерпевший с топором в руках подбегал к дерущимся с весьма явными намерениями.

Важнейшим критерием отграничения причинения вреда участниками драки в состоянии необходимой обороны от соответствующих преступлений против личности или хулиганства является целевая направленность их действий[1292]. Если цель состояла в защите правоохраняемых интересов, речь может идти о необходимой обороне. В основе такого вывода, разумеется, должны лежать объективные факты. Внимание при этом должно быть обращено не на отдельные эпизоды конфликта, а на весь процесс его развития, его причины, поведение его участников, мотивы их поступков и т. д. Именно такой подход дает возможность выяснить подлинный характер действий участников конфликта и отграничить необходимую оборону от неправомерных действий участников ссор, драк и т. п.[1293]

Определенную сложность для практики представляет также вопрос о допустимости специального устройства различных защитных механизмов и приспособлений, предназначенных для предотвращения или пресечения преступных посягательств, связанных с проникновением в жилище, хранилище, помещение и другие объекты.

Разумеется, устройства, затрудняющие проникновение преступника в помещение или хранилище и сигнализирующие о нем, совершенно допустимы и желательны. Сложнее обстоит дело с устройствами, препятствующими проникновению преступника путем причинения ему физического вреда.

Следует согласиться с точкой зрения тех авторов, которые полагают, что установка таких защитных приспособлений более оправдана лишь в целях охраны важных объектов при условиях, исключающих случайное срабатывание механизма в отношении невиновных лиц[1294]. Однако устройство таких приспособлений не должно выходить из-под контроля государства. Несколько иной характер носит ситуация установления подобных приспособлений (капканы, самострелы, взрывные устройства, использование электротока и пр.) для защиты собственности граждан. Не следует забывать, что они могут причинить вред не только преступникам, но и любым лицам, случайно оказавшимся в радиусе их действия.

В периодической печати неоднократно обращалось внимание на то, что в современных условиях собственники для защиты своих имущественных благ уже не удовлетворяются решетками, битым стеклом, колючей проволокой, а прибегают к автоматике и электричеству.

В одной из станиц для охраны приусадебного участка хозяева приспособили устройство наподобие миномета (металлическую трубу заряжали стальной болванкой с патроном внутри, к стреляющему устройству подвели провода). Как-то хозяйка дома наступила на замаскированный провод и в результате стала инвалидом.

Еще один «пиротехник» заминировал подступы к своему саду и сам же подорвался, забредя пьяным на участок «минного поля». Двенадцатилетний мальчик погиб, прикоснувшись к «электрифицированному» стволу яблони. Инженер перед отъездом в отпуск для охраны своей квартиры установил в прихожей катапульту с металлической стрелой. Через некоторое время в квартире возник пожар. Кода соседи взломали дверь, катапульта сработала и одному из них было причинено тяжкое увечье. В одной из лабораторий научно-исследовательского института у сотрудников пропадали деньги. С целью обнаружения вора аспирант-химик вмонтировал в кошелек разбрызгиватель с серной кислотой и оставил его на столе. В результате один из сотрудников, пытавшийся установить владельца кошелька, потерял зрение[1295]. Примеры подобного рода можно было бы продолжить.

В рассматриваемых случаях виновный должен нести ответственность за преступление, совершенное по неосторожности. Но это когда вред подобными «ловушками» причиняется невиновным лицам. Если же в чужое жилище проникает лицо для совершения преступления, при менение подобных защитных устройств следует рассматривать в рамках института необходимой обороны.

Следует согласиться с предложением В. В. Орехова о необходимости закрепления в законодательном порядке права граждан на установку технических устройств и приспособлений для защиты имущества, жилища и т. п. благ от общественно опасных посягательств. Причем рассматривать случаи причинения вреда посягающему в подобных ситуациях именно по правилам о необходимой обороне, а невиновному лицу – по правилам о фактической ошибке[1296].

3) Защита должна быть своевременной. Она должна совпадать, соответствовать во времени общественно опасному посягательству. «Преждевременная» или «запоздалая» оборона не увязывается с существом самого понятия необходимой обороны. Пределы осуществления права на оборону определяются во времени начальным и конечным моментом самого посягательства.

По справедливому замечанию Н. Н. Паше-Озерского, «преждевременная» оборона не будет еще обороной необходимой, ибо против лишь предполагаемого посягательства можно принимать меры предупреждения, предосторожности, но не прибегать к обороне. А так называемая «запоздалая» оборона уже не будет необходимой, так как против оконченного посягательства оборона вообще является излишней и логически немыслима[1297].

В тех же случаях, когда обороняющийся, не осознав факта окончания посягательства, причинил посягавшему какой-либо вред, следует руководствоваться указанием Пленума Верховного Суда СССР о том, что «состояние необходимой обороны может иметь место и тогда, когда защита последовала непосредственно за актом хотя бы и оконченного посягательства, но по обстоятельствам дела для оборонявшегося не был ясен момент его окончания»[1298].

На наш взгляд, точнее в таких случаях было бы говорить не о необходимой, а о мнимой обороне, так как в данном случае налицо фактическая ошибка. При этом вполне возможны ситуации, когда уголовная ответственность исключается, но не потому, что была необходимая оборона, а потому, что фактическая ошибка исключает вину обороняющегося, который добросовестно заблуждается и по обстоятельствам дела не должен был и не мог сознавать, что посягательство уже окончилось.

Показательно в этом отношении следующее дело.

Жительница г. Георгиевска Ставропольского края 22-летняя Татьяна У. подверглась преследованиям со стороны знакомого ей местного жителя Дмитрия Ш., который, несмотря на то, что был женат, настойчиво предлагал ей стать его любовницей, но неизменно получал отказ. Однажды, когда девушка поздно вечером возвращалась от подруги домой через парк, выследивший ее Ш. напал на нее и, заявив, что терпение у него на исходе и он силой ею овладеет, потащил У. к столику летнего кафе, уже закрытому в то время. Девушке удалось вырваться, она схватила лежавшую поблизости палку и ударила ею Ш. по шее. Тот в ответ вырвал из ее рук палку и со всего размаху ударил У. по лицу и по голове. От полученных ударов девушка упала на столик. В этот момент она увидела на краю стола кем-то забытый нож (видимо, им незадолго до описываемых событий резали продукты). Чтобы утихомирить насильника, она схватила этот нож и замахнулась им. Но Ш. вырвал у нее нож, а второй рукой удерживал ее за одежду. Девушка еще раз увернулась и побежала к дороге. Рассвирепевший Ш. догнал ее и сбил с ног. Началась борьба, в процессе которой У. нанесла Ш. удар ногой в колено, после чего она сдавила его запястье, вырвала нож и ударила им в левую часть груди Ш. После этого она нанесла ему еще 14 ножевых ранений в области шеи, груди, рук. Когда Ш. перестал сопротивляться, повалился на землю и захрипел, У., находившаяся в состоянии крайнего возбуждения, понемногу пришла в себя и побежала к подруге домой. Через некоторое время Ш. от полученных ранений скончался.

Органы предварительного следствия и Георгиевский городской суд квалифицировали действия Татьяны У. по ч. 1 ст. 105 УК РФ (убийство из мести за попытку изнасилования). Она была приговорена к семи годам лишения свободы[1299].

Мы полагаем, что в данном случае имела место грубейшая судебная ошибка. Суд исходил, по-видимому, из того, что в момент, когда У. завладела ножом и нанесла первый удар в область грудной клетки Ш., посягательство с его стороны закончилось и в дальнейшем применении ножа не было необходимости. Дальнейшие ее действия якобы уже не преследовали цель обороны, а представляли собой обусловленный мотивом мести за противоправное нападение акт самочинной расправы.

Суд при этом не учел ряд указаний Пленума Верховного Суда СССР. Очевидно, во-первых, что для У. не был ясен момент окончания посягательства со стороны Ш. Слишком высока была его интенсивность. К тому же, как указал Пленум, «переход оружия или других предметов, использованных при нападении, от посягавшего к обороняющемуся сам по себе не может свидетельствовать об окончании посягательства»[1300]. Право на оборону не отпадает до тех пор, пока обстановка посягательства не свидетельствует о явном его окончании. В тех случаях, когда обороняющийся с учетом ситуации обоснованно полагает, что посягательство лишь приостановилось и может возобновиться в любой момент, право обороны продолжает существовать[1301].

Во-вторых, в соответствии с упомянутым постановлением Пленума, даже «если вред причинен после того, как посягательство было предотвращено или окончено и в применении средств защиты явно отпала необходимость… в целях правильной юридической оценки таких действий подсудимого суды с учетом всей обстановки происшествия должны выяснять, не совершены ли им эти действия в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного общественно опасным посягательством»[1302]. Нет никаких сомнений, что в момент отражения дерзкого нападения со стороны Ш., У. находилась в состоянии аффекта, которое могло помешать правильному восприятию ситуации[1303]. Об этом с очевидностью свидетельствуют материалы дела.

Дела подобного рода не так уж редко встречаются в правоприменительной практике. И здесь использование упомянутых рекомендаций Пленума Верховного Суда является совершенно необходимым.

По большому же счету здесь мы часто сталкиваемся с ситуацией, когда правомерная необходимая оборона трансформируется, перерастает в мнимую оборону. В специальной литературе такая постановка вопроса практически еще не встречалась[1304]. Анализ же правоприменительной практики свидетельствует о том, что эту проблему пора незамедлительно решать. Слишком много стоит за этим несправедливо погубленных людских судеб.

Думается, что при решении этого вопроса можно было бы обратиться к опыту некоторых зарубежных стран. Перспективным представляется подход к решению данного вопроса в законодательстве Испании. Статья 14 УК Испании 1995 г. к числу обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, относит действия, совершенные под влиянием фактической и юридической ошибки. Согласно указанной норме «непреодолимая ошибка относительно действия, составляющего уголовное правонарушение, исключает уголовную ответственность лица. Если, сообразно обстоятельствам совершения деяния и личности виновного, ошибка была преодолимой, правонарушение в этом случае наказывается как совершенное по неосторожности». Аналогичное положение содержится в ст. 37 УК Республики Беларусь.

Думается, что и российскому законодателю было бы полезно использовать этот зарубежный опыт[1305]. И тогда юридические последствия мнимой обороны однозначно будут трактоваться по правилам о фактической ошибке.

Применительно к рассмотренному выше делу Татьяны У. это означало бы квалификацию содеянного (при худшем для нее раскладе) по ч. 1 ст. 109 и ст. 125 УК РФ[1306].

4) Защита не должна превышать пределов необходимости. Состояние необходимой обороны оправдывает причинение вреда посягающему лишь в том случае, когда защитительные действия не выходят за пределы необходимости. Превышение этих пределов (эксцесс обороны) представляет собой общественно опасное деяние.

Слово «эксцесс» (лат. excessus – выход; отступление, уклонение) означает крайнее проявление чего-либо, излишество, невоздержанность[1307].

Необходимая оборона практически всегда носит вынужденный характер. Вытекающее из требования закона условие относительной соразмерности (разумеется, не равенства и не пропорциональности) средств и интенсивности посягательства и защиты подразумевает, что оборона не должна превышать пределов необходимости. У обороняющейся стороны существует определенный предел, при выходе за который ее действия уже будут носить противоправный характер. Относительное соответствие действий обороняющегося характеру и степени общественной опасности посягательства и является этим пределом, именуемым в специальной литературе интенсивным пределом допустимости обороны[1308].

Термин «предел» трактуется как «граница чего-нибудь; то, что отграничивает собой что-нибудь; последняя крайняя грань чего-нибудь».

«За пределами» означает «вне чего-нибудь, вне границ, вне допустимого, возможного»[1309]. Норма о необходимой обороне не только определяет активное противодействие общественно опасному посягательству, но и требует от обороняющегося не выходить за ее пределы.

Статья 37 УК РФ формулирует превышение пределов необходимой обороны как «умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства» (до недавнего времени в концовке этого определения содержалось более точное указание: «степени общественной опасности посягательства»).

Кодекс, таким образом, формулирует два признака превышения пределов необходимой обороны:

1) явное несоответствие причиненного вреда характеру посягательства (качественный признак);

2) явное несоответствие причиняемого вреда опасности посягательства (количественный признак). В последнем случае речь, конечно, идет о «степени общественной опасности посягательства».

Решающей здесь является именно степень опасности посягательства, которая в основном и определяет пределы допустимого вреда при необходимой обороне. Здесь существует прямая зависимость: чем опаснее посягательство, тем шире пределы допустимого вреда, причиняемого посягающему[1310]. Очевидно, причинение тяжкого вреда посягающему соизмеримо лишь с посягательствами, представляющими большую общественную опасность (например, с посягательствами на жизнь, здоровье, личную свободу, половую неприкосновенность, собственность, общественную и государственную безопасность и т. п.). Признавая превышением пределов необходимой обороны «умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства», законодатель главным образом имеет в виду чрезмерность («явную несоразмерность»[1311]) причиненного в результате защитительных действий вреда в сравнении с опасностью посягательства.

Но это, с нашей точки зрения, еще не полное определение превышения пределов необходимой обороны. Дело в том, что причиняемый посягающему вред должен соответствовать не только характеру и опасности посягательства, но и обстановке защиты. Предпочтительным в этой связи нам представляется определение эксцесса обороны, содержащееся в ч. 3 ст. 36 УК Украины. Там сказано, что «превышением пределов необходимой обороны признается умышленное причинение посягающему тяжкого вреда, явно не соответствующего опасности посягательства или обстановке защиты».

Обстановка защиты определяется реальными возможностями и средствами обороняющегося отразить посягательство, не прибегая к причинению посягавшему тяжкого вреда. Характер такой обстановки зависит от реального соотношения сил, возможностей и средств обороняющегося и посягающего[1312]. Логическое ударение в выражении «необходимая оборона» сдвигается, таим образом, на понятие «необходимая»[1313].

Пленум Верховного Суда СССР в п. 7 постановления от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» указал, что по смыслу закона превышением пределов необходимой обороны признается лишь явное, очевидное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, когда посягающему без необходимости (курсив наш. – Э. П.) умышленно причиняется смерть или тяжкий вред здоровью[1314]. Таким образом, Пленум рекомендует судам по делам данной категории использовать наряду с принципом соразмерности и принцип необходимости. Последний заключается в том, что оправданы только такие меры защиты, в результате которых причиняется вред, достаточный для пресечения общественно опасного посягательства[1315].

Бывают случаи, когда обстановка защиты такова, что обороняющийся имеет явное превосходство в силах над посягающим и осознает это обстоятельство. В такой ситуации для обеспечения эффективной защиты у него отсутствует необходимость в причинении посягающему тяжкого вреда. Достаточно, например, нанести удары, побои, причинить легкий или средней тяжести вред здоровью посягающего.

Думается, что принципы соразмерности и необходимости по большому счету не противоречат друг другу. Решающим, конечно, является принцип соразмерности. В соответствии с этим принципом явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства будет в случаях резкой, очевидной несоразмерности: характера охраняемых благ, угрожающего им вреда и вреда, причиняемого посягающему; способов и средств посягательства и защиты; их интенсивности. Принцип же необходимости причиняемого вреда может при этом использоваться в качестве дополнительного критерия.

Мы согласны с тем, что «указанный принцип в большей мере подвержен субъективному истолкованию» и что «в каждом конкретном случае следователь и судья, исходя из собственных представлений о необходимости причинения того или иного вреда, должны оценивать правомерность защиты» (отсюда возможность судебных ошибок)[1316]. Но по большому счету то же самое можно сказать и относительно принципа соразмерности. Это тоже оценочное понятие. Главное здесь все-таки то, считал ли сам обороняющийся свои действия необходимыми, достаточными для пресечения посягательства. Остальное должно быть производным от субъективной оценки обороняющегося. А полностью отказаться от использования оценочных понятий в уголовном законодательстве невозможно.

Определенная подвижка в этом направлении могла бы быть осуществлена при переходе к так называемой перечневой (казуальной) системе. В уголовном законодательстве большинства зарубежных стран пределы необходимой обороны определены на основании принципа соразмерности, выраженного с помощью перечневой системы. Сущность последней заключается в том, что законодатель четко устанавливает перечень защищаемых благ и максимальный предел того вреда, который допускается причинить посягающему в целях их обороны[1317]. Для указанной формы определения пределов необходимой обороны характерны такие положительные качества, как определенность, лаконичность, доступность к восприятию, что особенно важно при невысоком уровне правосознания как населения, так и правоприменителя. В настоящее время переход на законодательном уровне к перечневой (казуальной) системе защищаемых обороной благ представляется своевременной мерой, хотя и она не лишена недостатков (неизбежно уменьшается возможность использования принципа необходимости при квалификации того или иного посягательства, поскольку рекомендации на этот счет уже будут даны законодателем). Однако нельзя забывать и то, что предусмотреть в законе все варианты криминальной ситуации «посягательство – защита», конечно, невозможно[1318]. Жизнь шире законодательных положений.

Мы далеки от положительной оценки тех изменений, которые внесены в ст. 37 УК РФ Федеральным законом от 14 марта 2002 г., поскольку акцент в них сделан только на случаи, когда «посягательство было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия». В таких случаях причинение любого вреда нападающему является теперь правомерным.

Поступив так, законодатель в значительной степени ослабил защиту таких важных для человека и общества благ, как безопасность здоровья, личная свобода, половая свобода и неприкосновенность, собственность (особенно при насильственных на нее посягательствах), общественный порядок и спокойствие (злостное хулиганство с применением оружия или других предметов, используемых в качестве оружия), неприкосновенность жилища (особенно при посягательствах, связанных с насильственным в него проникновением), общественная безопасность и пр. Мы уже отмечали, что при рассмотрении в судах подобных случаев акцент логически переносится на превышение пределов обороны.

Разумеется, правовая оценка таких деяний – это вопрос факта. И здесь как раз очень важно использовать критерий необходимости причинения соответствующего вреда. Вот почему мы считаем неприемлемым выражение «беспредельная оборона», появившееся в специальной литературе после указанных изменений ст. 37 УК РФ[1319].

Еще профессор Н. С. Таганцев отмечал, что «оборона не может быть беспредельной; защищающийся только тогда может перейти к насильственным мерам, когда ненасильственные меры оказались недействительными или когда он добросовестно предполагал их недействительными»[1320]. И далее он приводит слова немецкого криминалиста Лефита о том, что «опасность потерять самое ничтожное благо оправдывает употребление наибольшего насилия, если это благо нельзя сохранить иначе, и, наоборот, опасность для самого высшего блага не может оправдать самого ничтожного насилия, если оно превосходило меру, необходимую для его защиты»[1321].

§ 3. Превышение пределов необходимой обороны

3.1. Понятие превышения пределов необходимой обороны

В соответствии с ч. 2 ст. 37 УК РФ превышение пределов необходимой обороны (эксцесс обороны) представляет собой умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства.

Следует согласиться с мнением К. И. Попова о том, что данная законодательная дефиниция является не вполне точной. Дело в том, что необходимая оборона определена в законе (ч. 1 ст. 37 УК) не как действия, а как причинение вреда посягающему. Эксцесс же обороны определен в ч. 2 ст. 37 УК как «умышленные действия». Однако никакие действия сами по себе, если они не причинили посягающему вреда, превышением пределов необходимой обороны признаваться не могут[1322]. Правильнее говорить об умышленном причинении вреда, явно не соответствующего характеру и опасности посягательства.

Превышение пределов необходимой обороны – многоплановая по своему содержанию юридическая проблема. Толкование ее законодательной формулировки в значительной мере включает оценочные моменты[1323]. Оценочным является, в частности, понятие «явности» несоответствия защиты характеру и опасности посягательства.

В литературе по уголовному праву неоднократно подчеркивалось, что применение оценочных понятий на практике связано с определенными трудностями, оперировать ими намного сложнее, чем понятиями неоценочными[1324]. Это нередко влечет за собой ошибки в применении уголовно-правовых норм.

Важной гарантией правильного применения этих понятий является формирование адекватных им стандартов (эталонов) оценки, с которыми сопоставляются конкретные обстоятельства каждого дела. Конкретизация и формализация оценочных понятий способствуют стабилизации правоприменительной практики.

Что же касается оценочных понятий, содержащихся в законодательном определении превышения пределов необходимой обороны, то здесь нужно исходить из следующего.

Прежде всего, об этимологии слова «явное». Термин «явный» в Словаре русского языка С. И. Ожегова трактуется как «совершенно очевидный», как то, «что всякому ясно, видно, ощутительно, понятно, не подлежит сомнению или спору»[1325].

Из законодательного определения понятия превышения пределов необходимой обороны вытекает, что между характером защиты и характером посягательства не должно быть явного несоответствия. Именно явное, т. е. очевидное, бесспорное, резкое, значительное, не подлежащее сомнению, не требующее дополнительного толкования несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, когда посягательство заведомо для обороняющегося могло быть отражено более мягкими средствами с причинением посягающему менее тяжкого вреда, и образует превышение пределов необходимой обороны, именуемое иногда эксцессом обороны[1326].

Кстати, термин «эксцесс» происходит от латинского excessus, что означает «выход, отступление, уклонение», и трактуется в русском языке как «крайнее проявление чего-либо, излишество, невоздержанность»[1327].

Следует иметь в виду, что посягательство и защита никогда не могут абсолютно соответствовать друг другу. Поэтому в законе говорится не просто о несоответствии между ними (оно будет всегда!), а о явном несоответствии, т. е. о не вызывающем сомнений, очевидном, бесспорном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства, когда посягающему без необходимости умышленно причиняется вред, указанный в ч. 1 ст. 108 или в ч. 1 ст. 114 УК РФ (смерть или тяжкий вред здоровью). Речь, таким образом, идет о причинении посягающему явно ненужного, чрезмерного, не оправданного обстановкой тяжкого вреда. Подобные действия именовались в старой уголовно-правовой литературе интенсивным эксцессом обороны.

Следует иметь в виду, что причинение средней тяжести и легкого вреда здоровью, а также побоев в ситуации обороны во всех случаях укладывается в рамки правомерной защиты. В отличие от позиции ранее действовавшего УК РСФСР 1960 г. законодатель в настоящее время исключил возможность привлечения к уголовной ответственности за превышение пределов необходимой обороны при причинении вреда здоровью средней тяжести. Тем самым расширено право граждан на оборону от преступных посягательств. Вопрос об эксцессе обороны может теперь встать лишь в случаях причинения посягавшему смерти или тяжкого вреда здоровью, разумеется, когда этот вред явно не соответствует характеру и опасности посягательства.

Как отмечает К. И. Попов, «для установления явного несоответствия оборонительных действий характеру и степени общественной опасности посягательства, составляющих сущность эксцесса обороны, необходимо установить и объективно выраженное явное, т. е. внешне резкое несоответствие между посягательством и защитой, и субъективно осознаваемое несоответствие между ними – заведомость знания этого несоответствия для обороняющегося»[1328].

Итак, превышение пределов необходимой обороны будет иметь место в тех случаях, когда обороняющийся прибегнул к защите такими средствами и методами, применение которых явно, очевидно не вызывалось ни характером и опасностью посягательства, ни реальной обстановкой, и без необходимости умышленно причинил посягающему тяжкий вред[1329]. Вопрос о превышении пределов необходимой обороны возникает именно в тех случаях, когда вред, причиненный посягающему, не был необходим для отражения общественно опасного посягательства[1330].

Важное значение имеет указание Пленума Верховного Суда СССР о том, что, усматривая в действиях подсудимого превышение пределов необходимой обороны, суды должны не ограничиваться в приговоре общей формулировкой о «явном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства», а конкретно указать, в чем именно выразилось превышение пределов необходимой обороны и на каких фактах основан этот вывод[1331]. Обобщение судебной практики по делам данной категории, проведенное Верховным Судом, показало, в частности, что это указание часто нарушалось; в трех четвертях изученных дел о превышении пределов необходимой обороны суды лишь констатировали факт эксцесса обороны, но не указывали, в чем он выразился. Это оборачивалось порой необоснованным привлечением к уголовной ответственности лиц, правомерно оборонявшихся от общественно опасных посягательств.

Подобная ошибка была допущена одним из районных судов Нижегородской области.

Медведкин в восьмом часу вечера возвращался домой после работы на приусадебном участке. Проходя по деревне, Медведкин поравнялся с оголенным по пояс (дело было в мае месяце) незнакомым ему молодым пьяным парнем – Янковым. Тот внезапно напал на него и беспричинно избил, причинив ему легкие телесные повреждения, не повлекшие за собой кратковременного расстройства здоровья, – ссадины полости рта, перелом зуба, а затем преследовал убегавшего от него Медведкина, угрожая убийством.

Вынув из кармана нож, Медведкин крикнул преследовавшему его Янкову, чтобы он не подходил к нему, но Янков, сказав: «Убью!», – приблизился вплотную. В этот момент Медведкин ткнул Янкова ножом, причинив ему колото-резаное ранение грудной клетки с повреждением левого желудочка сердца, вследствие чего потерпевший тут же скончался.

Районным судом Медведкин был осужден по ст. 105 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 УК РФ). При кассационном рассмотрении дела приговор был оставлен без изменения.

Заместитель Председателя Верховного Суда РФ в протесте в порядке надзора поставил вопрос об отмене приговора с прекращением дела за отсутствием состава преступления, считая, что Медведкин совершил означенные действия в состоянии необходимой обороны, не превысив ее пределов.

Президиум Нижегородского областного суда протест удовлетворил, указав следующее.

Органы предварительного следствия квалифицировали содеянное Медведкиным по ст. 103 УК РСФСР (ч. 1 ст. 105 УК РФ). Районный суд переквалифицировал его действия на ст. 105 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 УК РФ).

Вывод суда о превышении Медведкиным пределов необходимой обороны ничем не обоснован. Он не основан на доказательствах, исследованных судом, и противоречит им. Обстоятельства дела свидетельствуют о том, что у Медведкина не было другого способа защиты от опасности, грозившей его жизни и здоровью.

У Медведкина были все основания полагать, что в действиях Янкова содержится угроза его жизни и здоровью, поскольку тот, будучи моложе и физически сильнее, вел себя очень агрессивно, избил его, выбил зуб.

Как видно из материалов дела, Медведкин – больной человек, имеет врожденный порок сердца, он опасался, что не сможет защитить себя другими средствами, хотя и пытался скрыться от Янкова, убегая от него (его вообще мог бы и не делать. – Э. П.).

При таких обстоятельствах, по мнению надзорной инстанции, вывод суда о том, что, реализуя право на защиту своего здоровья и своей жизни, Медведкин превысил пределы необходимой обороны, нельзя признать обоснованным.

В соответствии со ст. 13 УК РСФСР (ст. 37 УК РФ) действия Медведкина преступлением не являются, и поэтому судебные постановления в отношении него были отменены с прекращением дела[1332].

Думается, что в подобных ситуациях всегда следует исходить из общих правил применительно к оценочным категориям в уголовном праве: «В тех случаях, когда уголовный закон связывает с тем или иным признаком, обозначенном в нем оценочным понятием, наступление неблагоприятных для лица последствий, а правоприменительный орган не приводит достаточных доказательств в обоснование этого признака, вышестоящий орган обязан отменить или изменить вынесенный по данному делу правоприменительный акт»[1333].

Поскольку законодательное определение превышения пределов необходимой обороны включает в себя оценочные моменты, очень важно сформулировать критерии, на основе которых можно сделать вывод, была ли оборона правомерной или налицо превышение ее пределов.

Разумеется, прежде всего, необходимо констатировать возникновение ситуации необходимой обороны и совершение действий с целью защиты от общественно опасного посягательства, а затем уже оценивать, имело ли место явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства[1334].

3.2. Объективные признаки превышения пределов необходимой обороны

Характер и опасность посягательства определяются значимостью объекта, на который направлено посягательство, способом посягательства, степенью его интенсивности (силой и стремительностью), примененными орудиями и средствами нападения, числом лиц, участвующих в нападении, стадией посягательства (приготовление, покушение, юридически оконченное преступление), размером грозящего ущерба, возможностью довести преступление до конца, временем, местом, всей обстановкой совершения посягательства и т. п.

Превышение пределов необходимой обороны имеет место, прежде всего, в случаях явного (резкого, значительного) несоответствия между угрожающим вредом и вредом, причиняемым обороной, в случаях резкой несоразмерности между ценностью, важностью, общественным значением интереса защищаемого и интереса, нарушаемого обороной. Речь идет именно о резкой несоразмерности между благом защищаемым, и благом, нарушаемым обороной, а не вообще о нарушении выдвигаемого некоторыми криминалистами требования «соразмерности благ» при необходимой обороне. Требование об обязательной соразмерности между причиненным вредом и вредом предотвращенным привело бы на практике к невозможности прибегать в ряде случаев к необходимой обороне. При таком положении нельзя, например, причинить телесное повреждение вору либо смерть лицу, пытающемуся изнасиловать женщину, поскольку жизнь является более ценным благом по сравнению с половой неприкосновенностью, и т. п. Такого рода взгляды, проникая в правосознание населения, сковывают активность граждан в пресечении преступлений.

Ошибочным является и выдвигаемое иногда требование, «чтобы вред, причиненный обороняющимся нападающему, был минимально возможным, необходимым для прекращения нападения», а равно мнение, что якобы «в противном случае, если обороняющийся причиняет нападающему не минимально возможный вред, достаточный вместе с тем для прекращения нападения, а более серьезный, интенсивность защиты будет превышать интенсивность нападения. Поэтому здесь будет иметь место превышение пределов необходимой обороны»[1335]. Такое требование значительно ущемляет право граждан на оборону от преступных посягательств. В состоянии необходимой обороны в большинстве случаев весьма трудно определить, каким должен быть тот «минимальный вред», причинение которого будет «достаточным» для отражения нападения. Важно, чтобы этот вред не был резко несоразмерным по сравнению с предотвращаемым вредом, а не «минимально возможным». В самом деле, трудно требовать от женщины, защищающейся от изнасилования, чтобы она не убивала насильника, а лишь ограничилась причинением ему телесных повреждений. Вред, причиняемый посягателю лицом, действующим в состоянии необходимой обороны, может быть и более значительным по сравнению с тем вредом, наступление которого было предотвращено актом необходимой обороны. К тому же ведь грозящий обороняющемуся вред далеко не всегда конкретно и четко обозначен.

Наряду с этим неправильно, на наш взгляд, и утверждение о том, что «сравнение благ при необходимой обороне неуместно, так как одно из них принадлежит преступнику, а другое – его жертве»[1336]. Практически такой взгляд может привести к трактовке необходимой обороны как неограниченного права защищать любыми средствами даже незначительные интересы, что противоречит правосознанию цивилизованного общества.

Малоценный интерес, ничтожное благо нельзя защищать путем причинения нападающему серьезного вреда. Например, причинение смерти лицу, пытающемуся сорвать яблоко в чужом саду с нашей точки зрения, должно расцениваться как убийство без смягчающих обстоятельств. В данном случае защищаемый объект настолько незначителен, что посягательство на него лишено признака общественной опасности, следовательно, состояние необходимой обороны отсутствует, и причинение посягающему вреда нужно рассматривать как соответствующее умышленное преступление, ничего общего не имеющее с необходимой обороной.

Превышение пределов необходимой обороны имеет место и в случаях явного несоответствия между способами и средствами защиты, с одной стороны, и способами и средствами посягательства – с другой. Способ действия, примененный нападающим, является одним из обстоятельств, определяющих характер и опасность посягательства. При посягательстве на один и тот же объект степень общественной опасности в основном определяется исходя из способа действия. Например, грабеж, соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего, характеризуется большей опасностью по сравнению с простым грабежом. Существенное значение имеют и средства, применяемые нападающим или защищающимся. Вооруженное нападение является более опасным по сравнению с нападением невооруженным. Однако при определенных условиях и невооруженное нападение (например, нападающий душит потерпевшего) по степени опасности может не уступать вооруженному нападению. Большое значение имеет и способ применения избранных средств. Угроза пистолетом и выстрел из пистолета – различные по своей опасности действия.

Профессор Н. Д. Дурманов правильно указывает, что в данном случае «речь идет не о поединке, а об отражении общественно опасного посягательства, о защите интересов общества»[1337]. Невооруженное нападение при конкретных обстоятельствах может представлять для жизни непосредственную опасность, предотвращение которой посредством оружия вполне оправдано. Надо учитывать, что люди различаются по силе, ловкости, умению владеть оружием или обороняться без оружия. Требование пользоваться при защите тем же оружием, что и нападающий, ставит обороняющегося в худшее положение, чем преступника. Помимо того, что не всегда возможно защищаться соразмерными средствами, следует иметь в виду, что у защищающегося нет времени для размышлений, соразмерны ли применяемые им способы и средства защиты способам и средствам посягательства. Средства защиты могут быть и более эффективными.

В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. № 14 даны достаточно четкие и конкретные указания по рассматриваемому вопросу: «Решая вопрос о наличии или отсутствии признаков превышения пределов необходимой обороны, суды должны учитывать не только соответствие или несоответствие средств защиты и нападения, но и характер опасности, угрожавшей оборонявшемуся, его силы и возможности по отражению посягательства, а также все иные обстоятельства, которые могли повлиять на реальное соотношение сил посягавшего и защищавшегося (количество посягавших и оборонявшихся, их возраст, физическое развитие, наличие оружия, место и время посягательства и т. д.). При совершении посягательства группой лиц обороняющийся вправе применить к любому из нападающих такие меры защиты, которые определяются опасностью и характером действий этой группы.

Судам следует иметь в виду, что в состоянии душевного волнения, вызванного посягательством, обороняющийся не всегда может точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты»[1338].

Характерным в этом отношении является дело Ракова, обвинявшегося в причинении тяжкого телесного повреждения при превышении пределов необходимой обороны.

Раков находился в компании лиц, проживавших в общежитии, и употреблял спиртные напитки. К нему придрался Сергеев, который стал его оскорблять, обзывать унизительными словами, хватать за рубашку и галстук. Во избежание возможного инцидента Раков ушел в свою комнату и лег на кровать. Вскоре туда же зашел Сергеев и стал вновь оскорблять Ракова, стаскивал его с кровати, ударил три раза ногой, кулаком по голове. Раков просил Сергеева отстать от него, однако Сергеев не унимался. В ответ Раков взял лежавший на столе самодельный нож, полагая, что Сергеев испугается и прекратит нападение. Но Сергеев вновь набросился на Ракова. Тогда Раков нанес ему удар ножом в грудь, причинив тяжкое телесное повреждение. Сергеев даже после этого ударом кулака сбил Ракова с ног и лишь затем упал сам.

Признавая Ракова виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 111 УК РСФСР (ч. 1 ст. 114 УК РФ), суд первой инстанции исходил из того, что Раков без необходимости применил в качестве орудия защиты нож и причинил нападавшему тяжкий вред.

Между тем по делу установлено, что Сергеев по уровню своего физического развития значительно превосходил Ракова, в пьяном состоянии всегда вел себя агрессивно (о чем Раков знал), в комнате, где они находились, никого не было, и Раков мог полагаться только на самого себя. Сергеев же, избивая потерпевшего, на его уговоры не реагировал и не отказался от посягательства даже после того, как Раков вооружился ножом. Наоборот, он стал вести себя еще более агрессивно, заявив: «Ах, ты еще за нож, собака… Я не знаю, что я из тебя сделаю!» С этими словами он вновь набросился на Ракова, именно в этот момент тот и нанес ему удар ножом в грудь.

Способ защиты, избранный Раковым в создавшейся обстановке, соответствовал характеру и опасности нападения, а вред, причиненный нападавшему, не выходил за пределы допустимого, тем более, что в силу душевного волнения, вызванного нападением, Раков мог недостаточно точно взвесить характер и опасность нападения и избрать соразмерные средства защиты.

При рассмотрении дела в порядке надзора суд второй инстанции приговор в отношении Ракова отменил и дело прекратил производством за отсутствием состава преступления[1339].

Обороняющийся вправе применить те средства и способы защиты, которые в данных условиях наиболее пригодны для обороны от посягательства, с учетом, разумеется, характера и опасности последнего. Однако явное несоответствие способов и средств защиты способам и средствам посягательства является превышением пределов необходимой обороны.

Военнослужащий Ефременков, находясь в нетрезвом состоянии, учинил в казарме злостные хулиганские действия: сквернословил, оскорблял присутствующих и избил шестерых молодых военных строителей. С целью пресечения этих действий Абдулхаиров ударил Ефременкова ножом в область шеи, причинив ему телесное повреждение, от которого тот скончался.

В действиях Абдулхаирова военный трибунал гарнизона не усмотрел признаков необходимой обороны. Между тем при указанных обстоятельствах, когда общественно опасные действия Ефременкова упорно не прекращались, Абдулхаиров был вправе принять меры к защите коллективных интересов. Однако при реализации этого права он превысил пределы необходимой обороны, так как Ефременков оружия или каких-либо предметов, предназначенных для причинения телесных повреждений, не имел, а нападение совершал на группу военных строителей, значительно превосходящую его по силе. В связи с этим Абдулхаиров и его сослуживцы могли принять иные меры защиты, не причиняя Ефременкову столь тяжкого вреда. В данном случае имело место явное несоответствие между способами и средствами защиты и нападения, ибо применение Абдулхаировым ножа не вызывалось характером нападения и реальной обстановкой, было явно излишним. С учетом этих обстоятельств военный трибунал округа обоснованно переквалифицировал действия Абдулхаирова на ст. 105 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 УК РФ) – убийство при превышении пределов необходимой обороны[1340].

Судебная практика повсеместно признает явное несоответствия между способами и средствами защиты и способами и средствами посягательства одним из признаков превышения пределов необходимой обороны. По данным обобщения судебной практики, проведенного В. И. Ткаченко, примерно в 30 % уголовных дел, связанных с эксцессом обороны, в обосновании соответствующих выводов содержалась ссылка на данное обстоятельство[1341].

Превышением пределов необходимой обороны является и явное несоответствие интенсивности защиты интенсивности посягательства. Нельзя согласиться с мнением X. Кадари, который считает, что «критерий интенсивности нападения должен быть отвергнут с точки зрения уголовного права»[1342]. Под интенсивностью посягательства понимается степень его динамичности, его сила, энергия, стремительность. Сила, энергия, стремительность оборонительных действий характеризуют интенсивность защиты[1343].

Если нападение весьма сильное и стремительное, такое, что его можно отразить лишь путем причинения смерти или тяжкого ранения нападающему, то последнее не будет превышением пределов необходимой обороны.

Черненко и Смольняков, будучи в нетрезвом состоянии, у пивного ларька пили пиво. В их разговор о футбольном матче между командами «Кайрат» и «Арарат» вмешался Багдасарян, также пивший пиво. Он сказал, что «Кайрат», хотя и проиграл, но играл лучше. Это замечание не понравилось Черненко (спортсмену, занимавшемуся боксом и другими видами спорта). Будучи сильнее Багдасаряна, Черненко стал угрожать ему, а затем ударил его, повалил на землю и стал избивать, ударил головой об асфальт. В процессе этого избиения, совсем ослабев, Багдасарян вытащил из кармана нож и ударил им Черненко в живот, причинив тяжкое телесное повреждение, от которого тот скончался на пятый день в больнице.

Приговором Ленинского районного народного суда г. Грозного Багдасарян был осужден по ч. 2 ст. 108 УК РСФСР (ч. 4 ст. 111 УК РФ). Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда Чечено-Ингушской АССР переквалифицировала действия Багдасаряна на ст. 111 УК РСФСР (ч. 1 ст. 114 УК РФ).

Рассмотрев дело в порядке надзора, Президиум Верховного суда РСФСР отменил определение кассационной инстанции и дело производством прекратил за отсутствием в действиях Багдасаряна состава преступления, поскольку он действовал в состоянии необходимой обороны от весьма интенсивного посягательства на его жизнь со стороны Черненко[1344].

Защита в данном случае не превышала интенсивность посягательства.

Пленум Верховного Суда СССР указал, что нельзя требовать, чтобы при необходимой обороне имело место механическое соответствие между интенсивностью защиты и интенсивностью посягательства[1345]. Защита может быть более интенсивной, чем посягательство, поскольку в ряде случаев только так можно обеспечить успех необходимой обороны.

Однако, если сила и стремительность защиты резко несоразмерны силе и стремительности нападения, то налицо превышение пределов необходимой обороны по степени ее интенсивности, поскольку для отражения посягательства можно было ограничиться менее интенсивной обороной.

Новожилов, находясь на территории СМУ, разговаривал со знакомыми ему гражданами. В этот момент к нему подошел Живов, взял его за руку и повел за угол дома. Там Живов сразу же нанес удар Новожилову кулаком. Новожилов в ответ на это ударил Живова ладонью, и, спасаясь от избиения, побежал к себе домой. Живов стал преследовать Новожилова, при этом они бросали друг в друга камнями. Около дома Живов догнал Новожилова, и тогда последний несколько раз ударил Живова случайно оказавшейся у забора лопатой, причинив ему открытый вдавленный перелом костей свода черепа.

Приговором Конаковского городского народного суда Калининской (ныне Тверской) области Новожилов был осужден по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР (ч. 1 ст. 111 УК РФ). Судебная коллегия по уголовным делам Калининского областного суда приговор оставила без изменения. Президиум Калининского областного суда, рассмотрев дело в порядке надзора, переквалифицировал действия Новожилова на ст. 111 УК РСФСР (ч. 1 ст. 114 УК РФ), поскольку в момент происшествия он находился в состоянии необходимой обороны, но действовал с превышением ее пределов. Президиум областного суда констатировал, что со стороны Живова имело место реальное общественно опасное посягательство на Новожилова. Нанося удары Живову, осужденный имел цель отразить эти противоправные действия, однако интенсивность защиты со стороны Новожилова значительно превысила интенсивность нападения, причиненный нападающему вред явно не соответствовал характеру и опасности посягательства[1346].

Вывод о том, имело ли место превышение пределов необходимой обороны или нет, можно сделать лишь в результате тщательного анализа конкретных обстоятельств дела, личности посягающего и обороняющегося. Необходимо учитывать не только соответствие или несоответствие средств защиты и нападения, но и характер опасности, угрожающей оборонявшемуся, его силы и возможности по отражению посягательства, а также все иные обстоятельства, которые могли повлиять на реальное соотношение сил посягающего и защищающегося (количество посягавших и оборонявшихся, их пол, возраст, физическое развитие, наличие оружия, место и время посягательства и т. д.). При совершении посягательства группой лиц обороняющийся вправе применить к любому из нападающих такие меры защиты, которые определяются опасностью и характером действий всей группы[1347].

Группа агрессивно настроенных подростков, находившихся в состоянии алкогольного опьянения, в которую входили Ш. и А., учинила во дворе дома С., где он проживал с семьей, дерзкие хулиганские действия. Подростки разбили мотоцикл, принадлежащий сыну С, стекло в окне дома, угрожали его семье физической расправой и поджогом дома, если они попытаются обратиться в милицию.

Через два дня после этого С. с младшим сыном пошел к родственникам и, опасаясь неспокойной обстановки на улице и постоянных угроз со стороны названных лиц, взял с собой обрез, заряженный двумя патронами. Путь их был прегражден указанными подростками, которые стали угрожать С. и его сыну убийством. Зная агрессивность этих лиц, буквально терроризировавших поселок, и воспринимая их угрозы как реальные, С. стал отступать от них, вытащил из-под одежды обрез и предупредил о возможности стрельбы, если они будут подходить к нему. Однако на его предупреждение группа подростков, среди которых был и Ш., не отреагировала и приблизилась к нему вплотную. В этой ситуации С., защищая себя и сына, выстрелил в них неприцельно, после чего стал уходить в сторону своего дома. Однако его стала настигать другая группа подростков, среди которых был и А., которая преградила ему дорогу, высказывая угрозы убийством. Он предупредил их о применении оружия, однако они продолжали приближаться, и он в целях самозащиты вновь произвел неприцельный выстрел в их направлении, после чего подростки разбежались. Выяснилось, что произведенными С. выстрелами были тяжело ранены Ш. и А, которые скончались на месте происшествия.

С. был привлечен к уголовной ответственности за убийство двух лиц и незаконное владение оружием. Областной суд и Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ обоснованно пришли к выводу о нахождении С. на момент причинения огнестрельных ранений Ш. и А. в состоянии необходимой обороны[1348].

Следует обратить внимание на указание закона о том, что положения ст. 37 УК РФ о необходимой обороне «в равной мере распространяются на всех лиц независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения» (ч. 2 ст. 37 УК РФ). Оно носит принципиальный характер. Тем самым делается попытка уравнять в правах при осуществлении акта необходимой обороны частных лиц и сотрудников, правоохранительных и контролирующих органов, к которым на практике всегда предъявлялись в этом отношении повышенные требования.

Непоследовательной в рассматриваемом плане была практика Верховного Суда СССР. В ряде постановлений по конкретным уголовным делам (дело Ильяного и др.) Пленум Верховного Суда СССР справедливо указывал: «Положения закона о необходимой обороне в равной степени распространяются на работников милиции, как и на всех граждан, и никаких повышенных требований к необходимой обороне работника милиции от нападения на него не устанавливают»[1349].

В то же время в своем постановлении от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» Пленум Верховного Суда СССР занял по этому вопросу неправильную позицию. В п. 4 указанного постановления говорится, что работники правоохранительных органов «не подлежат уголовной ответственности за вред, причиненный посягавшему… если они действовали в соответствии с требованиями уставов, положений и иных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия»[1350].

Между тем по своей правовой природе оборона от преступного посягательства, с одной стороны, и нарушение при этом правил применения физической силы, специальных средств и оружия, с другой, самостоятельные и качественно разные действия, которые требуют раздельной юридической оценки. Рассматривать требования нормативных актов, предусматривающих порядок применения силы и оружия, как дополнительные условия правомерности необходимой обороны – значит существенно ограничивать право на саму оборону для сотрудников органов правоохраны.

Помимо превышения пределов необходимой обороны, выражающегося в явном несоответствии защиты характеру и опасности посягательства, отдельные авторы признают еще один вид превышения пределов необходимой обороны – несвоевременность обороны (превышение пределов необходимой обороны во времени)[1351]. Это, по старой терминологии, так называемый экстенсивный эксцесс обороны, который, по мнению названных авторов, возможен как в результате преждевременного применения средств защиты («преждевременная оборона»), так и в результате запоздалого применения защитительных мер («запоздалая оборона»)[1352]. Эту позицию долгое время разделяли и многие практические работники. Например, изучение уголовных дел о превышении пределов необходимой обороны, рассмотренных судами Белоруссии, показало, что дела, по которым констатирован «несвоевременный» эксцесс обороны, составляют около 24 % от общего числа изученных дел этой категории[1353].

Так называемое превышение пределов необходимой обороны во времени не увязывается с существом самого понятия «необходимая оборона». Дело в том, что превышение пределов необходимой обороны может иметь место лишь при защите от наличного посягательства, когда лицо, осуществляя свое право на оборону, вместе с тем выходит за рамки допустимой защиты. В тех случаях, когда посягательство еще не началось или когда оно уже закончилось, посягательства в наличии нет, следовательно, нет и права на оборону, а там, где еще нет или уже нет состояния необходимой обороны, не может быть речи и о превышении ее пределов. Нельзя нарушить то, чего не существует, нельзя превысить то, чего нет. Только находясь в состоянии необходимой обороны, можно превысить ее пределы. Мы считаем совершенно правильной точку зрения, разделяемую рядом отечественных криминалистов, о несостоятельности конструкции так называемого превышения пределов необходимой обороны во времени[1354].

Определение превышения пределов необходимой обороны как «умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства», данное в ч. 2 ст. 37 УК РФ, также полностью исключает так называемый эксцесс обороны во времени («несвоевременность обороны»). Законодатель не рассматривает «несвоевременную оборону» в качестве вида превышения пределов необходимой обороны.

В тех случаях, когда лицо причиняет вред, в какой-то мере обусловленный предполагаемым или уже оконченным посягательством, вопрос об ответственности лица должен решаться, на наш взгляд, следующим образом. Если субъект сознает, что посягательства еще нет или что оно фактически уже закончилось, и, тем не менее, причиняет вред, он должен нести ответственность за соответствующее умышленное преступление. Речь может идти, в зависимости от обстоятельств дела, о преступлении, совершенном в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего (например, о действиях, предусмотренных ст. 107, 113 УК РФ), либо о преступлении без смягчающих вину обстоятельств (например, об убийстве из мести, предусмотренном ч. 1 ст. 105 УК РФ).

Добровольский, будучи в нетрезвом состоянии, около 24 часов по ошибке влез через окно в дом Сергеева, полагая, что это дом его знакомой Швайбович. Сергеев, также находившийся в нетрезвом состоянии, принял Добровольского за вора и стал его избивать, нанеся ему несколько ударов деревянной подставкой для цветов. От полученных повреждений Добровольский скончался. Минский областной суд осудил Сергеева за умышленное убийство без смягчающих обстоятельств. При кассационном рассмотрении дела судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда БССР изменила приговор, переквалифицировав действия Сергеева по статье, предусматривающей ответственность за убийство при превышении пределов необходимой обороны. Пленум Верховного Суда БССР отменил приговор областного суда и определение судебной коллегии и прекратил дело за отсутствием в действиях Сергеева состава преступления, признав, что Сергеев действовал в состоянии необходимой обороны и не превысил ее пределов. По протесту Генерального прокурора СССР Пленум Верховного Суда СССР отменил постановление Пленума Верховного Суда БССР, признав правильной квалификацию действий Сергеева кассационной инстанцией. Пленум Верховного Суда СССР исходил при этом из следующих соображений. Принимая во внимание конкретную обстановку, Сергеев имел все основания полагать, что к нему в дом забрался преступник. Здесь не было и состояния мнимой обороны, так как Добровольский первый ударил Сергеева рукой по лицу, что дало последнему реальные основания обороняться. Однако из материалов дела видно, что Сергеев стал наносить Добровольскому удары по голове тупым предметом в тот момент, когда потерпевший лежал на полу и уже фактически не только не представлял угрозы, но даже не мог сопротивляться. Кроме того, свидетели, прибежавшие на шум, требовали, чтобы Сергеев прекратил избиение Добровольского. С позицией Пленума Верховного Суда СССР о том, что в данном случае имело место превышение пределов необходимой обороны[1355], согласиться нельзя. Поскольку посягательство со стороны Добровольского окончилось и это было вполне ясно для Сергеева, так как Добровольский лежал на полу и даже не мог сопротивляться, все последующие действия Сергеева, связанные с убийством Добровольского, являлись по существу либо актом самочинной расправы, либо, в лучшем случае, объяснялись состоянием физиологического аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, но отнюдь не являлись превышением пределов необходимой обороны.

В тех случаях, когда человек не сознает, что посягательства еще нет или что оно фактически уже закончилось, а ошибочно предполагает его наличие и причиняет вред, налицо будет мнимая оборона. Именно один из таких случаев имел в виду Пленум Верховного Суда СССР, который указал в руководящем постановлении от 16 августа 1984 г. № 14 на случаи, «когда защита последовала непосредственно за актом хотя бы и оконченного посягательства, но по обстоятельствам дела для оборонявшегося не был ясен момент его окончания (курсив наш. – Э. П.)»[1356]. Спорным, по нашему мнению, является лишь отнесение подобных случаев к необходимой обороне.

Недостаточно убедительным представляется и указание Пленума о том, что в тех случаях, когда при мнимой обороне «лицо превысило пределы защиты, допустимой в условиях соответствующего реального посягательства, оно подлежит ответственности как за превышение пределов необходимой обороны»[1357]. Там, где есть мнимая оборона, естественно, нет и не может быть превышения пределов необходимой обороны, ибо, где есть мнимая оборона, там нет необходимой обороны. Как справедливо отмечал Н. Н. Паше-Озерский, «понятия „мнимая оборона“ и „превышение пределов необходимой обороны“ взаимно друг друга исключают»[1358]. Причинение вреда при мнимой обороне должно рассматриваться на основе общих правил о влиянии фактической ошибки на уголовную ответственность.

Аналогичным образом должен решаться вопрос об ответственности и в тех случаях, когда добросовестно заблуждавшееся лицо причиняет мнимо посягающему лицу такой вред, который, если бы посягательство было наличным, а не мнимым, свидетельствовал бы о превышении пределов необходимой обороны. Здесь налицо будет вовсе не превышение пределов необходимой обороны, а фактическая ошибка.

3.3. Субъективные признаки превышения пределов необходимой обороны

Как и любые другие преступления, криминальные деяния, связанные с превышением пределов необходимой обороны (ч. 1 ст. 108, ч. 1 ст. 114 УК РФ), могут быть совершены только виновно. Если причинение посягающему смерти или тяжкого вреда здоровью не вызывалось необходимостью, но в сложившейся ситуации обороняющийся не осознавал, не должен был и не мог осознавать этого, указанные составы преступления отсутствуют.

По справедливому замечанию К. И. Попова, «вопрос о субъективной стороне преступлений, совершенных при эксцессе обороны, наряду с вопросом о понятии превышения пределов необходимой обороны, относится к числу… наиболее сложных при анализе чрезмерного защитительного акта. От правильного решения этого вопроса зависит законность и обоснованность принимаемых соответствующими органами решений по конкретным уголовным делам рассматриваемой категории»[1359].

В недавнем прошлом вопрос этот в юридической литературе являлся предметом споров, единства мнений по нему не было. В то же время, как отмечал профессор И. С. Тишкевич, «этот вопрос большой практической важности; двух мнений по нему быть не должно; практика должна руководствоваться каким-то единым критерием»[1360].

Сущность спора по данному вопросу в специальной литературе сводилась к следующему. Одни авторы считали, что составы преступлений, явившихся результатом превышения пределов необходимой обороны, предполагают наличие лишь умышленной вины[1361]. Другие, наоборот, считали, что при совершении этих преступлений возможна только неосторожная вина[1362]. Наконец, третьи полагали, что при совершении преступлений при превышении пределов необходимой обороны возможна как умышленная, так и неосторожная вина[1363].

По этому поводу мы 20 лет тому назад писали следующее.

«Нам представляется правильной первая точка зрения. Согласно закону превышение пределов необходимой обороны определяется как явное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства. Слово „явно“ в русском языке понимается как то, что совершенно очевидно, предельно ясно, вне всякого сомнения. Признак явности несоответствия между защитой и посягательством имеет две стороны – объективную и субъективную. Объективный показатель указывает на фактическое и значительное несоответствие защиты характеру и опасности посягательства, а субъективный требует, чтобы это несоответствие осознавалось обороняющимся. И не случайно Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 16 августа 1984 г. № 14 ориентирует правоприменительные органы на то, что составы преступлений, предусмотренные ст. 105, 111 УК РСФСР (ч. 1 ст. 208 и ч. 1 ст. 114 УК РФ – Э. П.), предполагают наличие лишь умышленной вины»[1364]. Пленум закрепил положение о нецелесообразности осуждения граждан за допущенный по неосторожности эксцесс обороны.

Спорам по данному вопросу положил конец законодатель, обозначивший превышение пределов необходимой обороны как «умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства» (ч. 2 ст. 37 УК РФ). Как уже отмечалось, точнее было бы в данном случае вести речь о психическом отношении лица к последствиям содеянного, а не к действиям.

Таким образом, согласно действующей законодательной трактовке института необходимой обороны, превышение ее пределов в составах, предусмотренных ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, предполагает только умышленную форму вины. Умысел при этом может быть как прямым, так и косвенным.

При прямом умысле обороняющийся: а) осознает, что для отражения посягательства достаточно причинения нападающему значительно менее тяжкого вреда по сравнению с реально причиняемым (иными словами, осознает явную несоразмерность, чрезмерность причиняемого посягающему тяжкого вреда в сравнении с опасностью самого криминального посягательства); б) предвидит при этом неизбежность или реальную возможность причинения смерти или тяжкого вреда здоровью посягающего, не продиктованных необходимостью (интеллектуальный момент); в) желает наступления этих последствий (волевой момент).

При косвенном (эвентуальном) умысле обороняющийся: а) осознает, что отразить посягательство можно путем причинения нападающему значительно менее тяжкого вреда по сравнению с реально причиняемым; б) предвидит при этом возможность причинения смерти или тяжкого вреда здоровью посягающего, не продиктованных необходимостью (интеллектуальный момент); в) сознательно допускает наступление указанных последствий, либо безразлично относится к их наступлению (волевой момент).

Исследование судебной практики, проведенное К. И. Поповым, дает основания утверждать, что криминальные деяния при превышении пределов необходимой обороны чаще всего совершаются с косвенным умыслом (в 75 % от общего числа изученных уголовных дел)[1365].

Следует отметить, что криминальные деяния с превышением пределов необходимой обороны совершаются, как правило, с внезапно возникшим и неопределенным (неконкретизированным) умыслом. Виновный предвидит, что в результате его действий (бездействия) будет причинен не вызывающийся необходимостью тяжкий вред личности посягающего, но точно не представляет себе степень его тяжести. Поэтому квалификация действий лица, превысившего пределы необходимой обороны при неопределенном (неконкретизированном) умысле, определяется в зависимости от фактически наступивших последствий[1366]. По делам рассматриваемой категории неопределенный умысел встречается довольно часто, гораздо чаще, чем прямой определенный (конкретизированный) умысел. Косвенный умысел вообще по своему характеру является умыслом неопределенным.

Теоретически, конечно, можно представить случаи, когда имеет место заранее обдуманная, хладнокровная оборона, в процессе которой обороняющийся прибегает к применению чрезвычайных средств защиты. Но такие случаи, когда оборона по сути дела граничит с самочинной расправой, встречаются редко. Типичным примером является использование для защиты дачного помещения различных механизмов и приспособлений, причиняющих преступнику чрезмерный физический вред.

В подавляющем же большинстве случаев в экстремальных условиях внезапности нападения и вызванного посягательством сильного душевного волнения обороняющемуся очень трудно осознать свой выход за пределы необходимости, степень несоответствия обороны характеру и опасности посягательства. «Нельзя, – говорит французский криминалист Ортолан, – требовать от человека такого хладнокровия, чтобы в пылу самозащиты, находясь под влиянием сильного душевного волнения, он сохранил настолько самообладания, чтобы с математической точностью мог взвесить необходимые для отражения нападения средства… вот почему и при превышении пределов обороны часто придется, во внимание к обстоятельствам данного случая, освобождать защищавшегося от уголовной ответственности»[1367].

Оборона от общественно опасного посягательства практически всегда осуществляется лицом, находящимся в состоянии аффекта, сильного душевного волнения, вызванном противоправным поведением посягающего. Такое сильное душевное волнение в психологии и психиатрии носит название физиологического аффекта.

Физиологический аффект характеризуется эмоциональной вспышкой высокой степени и взрывного характера. Он выводит психику человека из обычного состояния, тормозит сознательную интеллектуальную деятельность, в известной степени нарушает избирательный момент в мотивации поведения, затрудняет самоконтроль и критическую оценку человеком своих поступков, лишает человека возможности твердо и всесторонне взвесить последствия своего поведения. В состоянии аффекта способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, а также руководить ими в существенной степени понижена. Аффект в значительной мере затрудняет психологический контроль защищающегося за своими поступками, их осмысливание, мешает избрать относительно соразмерные средства для защиты правоохраняемых интересов. Ошибки в выборе оборонительных средств в таких ситуациях не только возможны, но и неизбежны[1368]. В состоянии аффекта лицо порой не только не сознает, что делает, но даже не способно в полной мере руководить своими действиями[1369]. Требовать от лица, находящегося в аффективном состоянии при отражении внезапного нападения, «соразмерности» средств защиты, а тем более причинения «соразмерного» вреда посягающему, по справедливому замечанию Г. Колмаковой, противоречит не только психологической природе человека, но и здравому смыслу[1370].

Очевидно, эти обстоятельства были приняты во внимание российским законодателем, когда он дополнил ст. 37 УК РФ частью 2.1: «Не являются превышением пределов необходимой обороны действия обороняющегося лица, если это лицо вследствие неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения» (Федеральный закон РФ от 8 декабря 2003 г.). При оценке правомерности причиненного посягавшему вреда всегда следует исходить из субъективного представления обороняющегося об опасности посягательства и обстановке защиты, понимать, что обороняющийся далеко не всегда может точно соизмерить свои действия с опасностью посягательства вследствие чрезмерного волнения, гнева, возмущения, страха, испуга, замешательства, вызванных неожиданным для него противоправным посягательством. Аффектированное состояние обороняющегося в этих новых и неожиданных для него условиях представляет собой в полном смысле слова «смятение духа»[1371]. Как указывает Э. Фромм, «человек, как зверь, защищается, когда что-либо угрожает его витальным интересам»[1372].

Приведу характерный пример (заключение специалиста по делу Ш. после его тщательного изучения было дано нами по просьбе защиты)[1373].

Настоящее заключение составлено в связи с просьбой дать научную консультацию по уголовному делу в отношении Ш., обвиняемой по ч. 1 ст. 105 УК РФ, и поставленными на наше рассмотрение вопросами.

1. Вопрос об обоснованности предъявленного Ш. обвинения и правильности юридической квалификации ее действий.

Гр-ка Ш. обвиняется в том, что она 15 февраля 2002 г., в вечернее время, примерно с 20.00 до 21.00 часов, находясь в квартире по месту жительства, после совместного распития спиртных напитков, в ходе произошедшей ссоры с мужем Р. на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений, с целью умышленного убийства последнего нанесла потерпевшему Р. удар колюще-режущим предметом (кухонным ножом) в область левой щечной области головы, причинив при этом тому телесные повреждения в виде проникающего колото-резаного ранения шеи с повреждением левой общей сонной артерии и пищевода, повлекшие тяжкий вред здоровью последнего, в результате чего потерпевший Р. скончался на месте происшествия, т. е. совершила преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Анализ материалов уголовного дела свидетельствует о том, что действия Ш. квалифицированы неправильно. По сути дела имеет место объективное вменение, т. е. ответственность только за результат без учета субъективной стороны содеянного (что категорически запрещено ч. 2 ст. 5 УК РФ).

Согласно показаниям Ш., во время ссоры находившийся в нетрезвом состоянии потерпевший Р. неожиданно для Ш. набросился на нее, нанес ей несколько пощечин, начал ее трясти, а затем, угрожая убийством, схватил за волосы и стал бить головой о стену, ударил ее ногой по спине. Защищаясь, она «отмахивалась» разделочным ножом и нанесла «роковой» удар потерпевшему.

Показания эти особым сомнениям на предварительном следствии не подвергались. Проведенное судебно-медицинское освидетельствование Ш. констатировало наличие у нее «ссадин на волосистой части головы», «кровоподтека на правом коленном суставе». Указанные повреждения могли быть получены при указанных ею обстоятельствах. Каких-либо данных, опровергающих версию Ш., по делу не добыто (в квартире в момент происшествия находились только обвиняемая и потерпевший). Сомнения же, не подкрепленные доказательствами, если они имеют место, должны трактоваться в пользу обвиняемой.

При указанных обстоятельствах Ш. в момент происшествия, бесспорно, находилась в состоянии необходимой обороны.

Теория уголовного права и судебная практика констатируют состояние необходимой обороны лишь в том случае, если соблюден ряд условий. Все они налицо при тех обстоятельствах, о которых дает показания (объяснения) Ш.

а) Посягательство должно быть общественно опасным. В данном случае оборона осуществлялась против общественно опасных и уголовно наказуемых действий Р., он посягал на безопасность здоровья Ш., а возможно, и на ее жизнь. Последнее, правда, с учетом положительной характеристики потерпевшего, данной почти всеми знавшими его лицами, маловероятно; «угроза убийством», о которой говорит Ш., по-видимому, не была реальной. Скорее, находившийся в состоянии опьянения Р. в очередной раз пытался «проучить» строптивую жену, стал наносить ей побои и совершать в отношении ее другие насильственные действия. При этом он действовал с неопределенным (неконкретизированным) умыслом на причинение физического вреда Ш. Однако эти действия носили общественно опасный и уголовно наказуемый характер, серьезно угрожали здоровью и породили у Ш. право на оборону.

б) Посягательство должно быть наличным. Оно и было таким, начавшимся и еще не окончившимся. Оно, несомненно, обладало способностью неминуемо, немедленно причинить серьезный вред здоровью Ш.

в) Посягательство должно быть действительным (реальным), а не мнимым. Посягательство со стороны Р. и было таковым.

г) Необходимая оборона предполагает защиту как своих, так и других охраняемых законом интересов. Ш. в данной ситуации защищала от неправомерного посягательства свое здоровье, свою честь и достоинство. Будучи беременной, подсознательно она защищала также жизнь и здоровье будущего ребенка.

д) Защита осуществляется путем причинения вреда посягающему и носит активный характер. Это и имело место в данном случае. Согласно закону (ч. 3 ст. 37 УК РФ), недопустимо требовать от лица, подвергшегося нападению, чтобы оно действовало активно только в том случае, если не может спастись бегством, обратиться за помощью к другим лицам (к тому же сделать это в данной ситуации было невозможно) или избрать какие-либо иные способы защиты, не носящие характера активного противодействия посягавшему.

е) Защита должна быть своевременной. Она должна совпадать во времени с общественно опасным посягательством, не может быть «преждевременной» либо «запоздалой». В данной ситуации она, разумеется, была своевременной.

Итак, с полной уверенностью можно констатировать, что в момент противоправного посягательства со стороны Р. обвиняемая Ш. находилась в состоянии необходимой обороны.

Здесь-то и возникает основной вопрос: не превысила ли она при этом пределов такой обороны? На этот вопрос, исходя из материалов предварительного следствия, проведенного весьма поверхностно и неквалифицированно, однозначный ответ, на наш взгляд, дать невозможно.

Под превышением пределов необходимой обороны понимаются умышленные действия, явно не соответствующие характеру и опасности посягательства (ч. 2 ст. 37 УК). Оно имеет место, прежде всего, в случаях явного (резкого, значительного) несоответствия между угрожающим вредом и вредом, причиняемым обороной.

Если противоправное посягательство Р. представляло реальную угрозу для жизни Ш., то вопрос об уголовной ответственности последней отпадает вообще (ч. 1 ст. 37 УК). Однако характеристика потерпевшего, данная почти всеми свидетелями по делу, дает определенные основания для сомнений, способен ли он был на убийство в такой ситуации. Это и следует установить в ходе судебного следствия (получение дополнительных независимых характеристик от незаинтересованных в исходе дела лиц и органов).

При избиении Ш., будучи в состоянии опьянения, обиды и гнева за ее нежелание иметь ребенка, Р. мог угрожать убийством, но была ли эта угроза реальной, надлежит установить суду. Супруги иногда ссорились, но в целом отношения между ними были нормальными. Свидетели характеризуют Р. как спокойного, выдержанного, доброжелательного человека, любящего мужа, спиртными напитками не злоупотреблявшего. Последнему, правда, противоречит установленное в ходе судебно-медицинского исследования трупа наличие у потерпевшего персистирующего (алкогольного) гепатита, что скорее все-таки свидетельствует о злоупотреблении спиртным. К тому же в момент происшествия Р. находился в состоянии алкогольного опьянения, высвобождающего, как известно, из-под контроля агрессивные инстинкты и влечения.

Его поведение в тот вечер и было весьма агрессивным. Оно угрожало причинением существенного вреда здоровью Ш. Вот фрагмент ее объяснений от 12 июля: «Он вскочил со стула, начал бить ладонью по щекам. Я толкнула его от себя. Он отпрянул и ногой ударил меня в область поясницы. Затем набросился на меня и со словами: „Сука, я тебя прикончу!“ – стал бить головой об стену, держа за волосы. Корни волос долго болели потом. Перед собой я видела только глаза, как у дьявола, чувствовала сильнейший перегар и дрожь кожи под глазами, как будто „жилки“ дергаются. Он был красный и в глазах уже мелькали мурашки, все плыло перед глазами, а я упиралась руками в него… Был страх, что я „отключусь“, а он вошел „в раж“, „в кураж“, „зациклился“ и уже не понимал, что делает. Наверно, спиртное повлияло… Я перестала что-либо понимать и не помню, как схватила нож».

Она и защищалась с помощью этого случайно подобранного в мойке разделочного ножа. При этом явного несоответствия между способами и средствами защиты, ее интенсивности, с одной стороны, и способами, средствами и интенсивностью посягательства – с другой, с нашей точки зрения, не было. Для правомерной обороны не требуется пропорциональности (абсолютной соразмерности) между способами и средствами защиты и способами и средствами посягательства. Не следует забывать, что защищалась находившаяся в болезненном «полупросоночном» состоянии беременная женщина от нападения физически сильного, здорового, опьяненного алкоголем мужчины.

Другое дело, как она защищалась? Если для отражения посягательства она нанесла целенаправленный удар в верхнюю (жизненно важную) часть туловища потерпевшего, как она первоначально утверждала, то, несмотря на суженность ее сознания и в значительной мере инстинктивность, рефлекторность поведения, здесь, на наш взгляд, все-таки имело место превышение пределов необходимой обороны (причинение не вызываемого ситуацией сверхтяжкого вреда) и ее действия следует квалифицировать по ч. 1 ст. 108 УК РФ. Если удар ножом не был целенаправленным – для защиты, как явствует из ее последующих показаний, она «отмахивалась» ножом и случайно задела сонную артерию либо сам муж напоролся на нож – то здесь уголовная ответственность исключается вообще. Превысить пределы необходимой обороны по неосторожности нельзя. К тому же в такой ситуации не исключено и случайное причинение смерти.

По делу, причем даже в стадии судебного следствия, для разрешения этих вопросов следует осуществить воспроизводство показаний обвиняемой на месте (подобие следственного эксперимента), их проверку с участием экспертов (медика и криминалиста) и провести дополнительную комплексную медико-криминалистическую экспертизу с постановкой соответствующих вопросов, чтобы как-то восполнить в этом плане пробелы предварительного следствия.

Заключение экспертов может быть использовано при юридической оценке действий Ш. на завершающей стадии судебного процесса.

2. Вопрос о научной обоснованности результатов проведенной по делу амбулаторной судебной психолого-психиатрической экспертизы, и в особенности о том, имеются ли в поведении Ш. признаки, свидетельствующие о наличии у нее состояния аффекта в момент причинения смерти потерпевшему Р.

2.1. Ознакомление с материалами уголовного дела и актом судебной психолого-психиатрической экспертизы привели меня к выводу о том, что данная экспертиза проведена весьма поверхностно, без учета имеющихся в материалах дела данных о необычном психическом состоянии обвиняемой Ш. в момент совершения противоправных действий. Особенно это касается психологической части экспертного исследования, если таковым можно назвать весьма краткий и неубедительный (необоснованный) вывод экспертов относительно отсутствия у Ш. в момент происшествия состояния аффекта. Полагаю, что мои познания в области криминальной и судебной психологии (40-летний стаж научной и практической работы в сфере борьбы с насильственной преступностью) позволяют оспорить результаты такого заключения.

Эксперты утверждают следующее: «Психологический анализ материалов уголовного дела (в акте он не дается; не ясно, какие при этом использовались методики. – Э. П.) и данные направленной беседы с испытуемой (что за данные, где они? – Э. П.) позволяют сделать вывод о том, что Ш. в исследуемой ситуации не находилась в состоянии аффекта, о чем свидетельствует отсутствие типичной для аффекта динамики изменений эмоциональных реакций, постаффективной астении».

Данный вывод – совершенно необоснованный, при этом вообще отсутствует анализ поведения и психического состояния подэкспертной применительно к ситуации правонарушения.

Физиологический аффект характеризуется эмоциональной вспышкой высокой степени и взрывного характера. Основными диагностическими признаками аффекта являются ослабление социального контроля человека над своими действиями, сужение сознания, концентрация на аффективно значимых переживаниях, что внешне выражается в неадекватности поведения (человек совершает действия, обращенные на ближайшие цели, без учета возможных последствий), его ситуативности, негибкости, последующем забывании субъектом некоторых событий, имевших место в то время, когда он находился в состоянии аффекта.

О наличии аффекта в момент совершения преступления может свидетельствовать двигательное возбуждение, рефлекторный характер действий, наличие в них автоматизмов (стереотипных, беспорядочных, не вполне осознанных действий). К числу важнейших признаков аффекта относится специфическое состояние субъекта, наступающее непосредственно вслед за эмоциональной вспышкой. Послеаффективное состояние характеризуется усталостью, расслабленностью, субъективным чувством облегчения, сниженной активностью, невозможностью совершения активных действий, требующих большого физического напряжения.

О психическом состоянии Ш. в момент совершения преступления известно из материалов дела и ее показаний (объяснений). Кстати, эти показания в данном аспекте сомнениям также не подвергались. Обратимся к ним.

Из них явствует, что когда муж неожиданно нанес Ш. несколько пощечин, начал ее трясти, а затем схватил за волосы и стал бить головой о стену, ударил ногой по спине (все это подтверждается результатами судебно-медицинского освидетельствования), она «была страшно напугана»[1374]. «От ударов закружилась голова, перед глазами все плыло, – говорит она в уже упомянутых объяснениях адвокату. – После ударов и стоявшей в памяти фразы: „Я тебя прикончу“, я боялась, что сейчас „отключусь“, пошла какая-то тошнота.

Ощущение было похоже на „воздушные ямы“ при полете на самолете, все плывет перед глазами и тошнить хочется. Был страх, что я „отключусь“… В глазах плыло, и я видела только как одну точку – глаза его и капельки пота. Когда наступило ощущение потери сознания, почувствовала, что сейчас все „оборвется“, что-то произойдет страшное, боялась, что меня вырвет. Даже думаю, что уже не понимала все до конца, глаза передо мной, которые были красные и все было красное… Я перестала что-либо понимать и не помню, как схватила нож». Защищаясь, она размахивала подобранным разделочным ножом, и в тот момент, когда Р. приблизился к ней, удар пришелся в шею. Дальнейшее помнит смутно. Поведение Ш. после содеянного также отличалось неадекватностью (она толком не понимала, что произошло, советовала родителям мужа облить его водой, в таком состоянии ее и отвезли в милицию).

Здесь надо учитывать и особенности личности обвиняемой, к которой применялось описанное выше насилие. Из материалов дела и заключения экспертизы следует, что на ее поведение «оказали существенное влияние индивидуально-характерологические особенности: пониженная возможность конструктивного решения проблемных ситуаций, преобладание эмоционального типа реагирования на фрустрацию, склонность к существенному снижению сознательного контроля поведения в психотравмирующих ситуациях и непосредственному отреагированию переживаний в действиях». Практически всеми свидетелями по делу (включая ее родителей) Ш. характеризуется как обидчивый, раздражительный, нетерпимый к замечаниям, склонный к агрессии человек. Родители потерпевшего, отмечая неуравновешенность Ш., характеризуют ее как конфликтную женщину, способную на неадекватные поступки. Брат потерпевшего показывает, что «по характеру она – очень импульсивный, взрывной человек. Могла кричать без повода на мужа, бросать в него кухонную утварь». Можно, конечно, говорить о возможной тенденциозности этих показаний. Но такую характеристику подтверждают и показания родителей обвиняемой. Отец Ш. отмечает, что у дочери – легко возбудимый, холерический темперамент. Мать Ш. констатирует, что дочь очень вспыльчивая, импульсивная натура, способная на неадекватные поступки. Этим, по-видимому, объясняются и ее суицидальные попытки в подростковом возрасте, носившие, скорее всего, демонстративный характер, конфликтность, бурные эмоциональные реакции с элементами агрессии («могла бросаться в драку с родителями»). Можно представить себе, как такая натура будет реагировать на примененное к ней противоправное физическое насилие. Указанные особенности личности не могли не способствовать возникновению состояния аффекта. Справедливости ради следует сказать, что обусловленная им агрессия носила оборонительный характер.

Подлежат учету в этом плане и состояние беременности Ш., а также ее болезненное состояние в тот злополучный вечер. Беременность (особенно нежелательная) оказывает весьма неблагоприятное воздействие на психику женщины. У беременных нередко наблюдаются ипохондрические идеи, импульсивность, навязчивое состояние. Мне непонятно, как опытные психиатры, проводившие амбулаторную экспертизу, проигнорировали такое состояние Ш. Ведь в деле имелась справка о беременности, ее сроках и произведенном аборте.

На психику Ш., несомненно, оказало влияние и ее болезненное соматическое состояние в течение двух последних дней – 14 и 15 февраля 2002 г. Во второй половине дня 15 февраля «чувствовала себя совсем плохо», «вынуждена была поехать с работы домой, так как общая слабость, недомогание переросли в сильную головную боль, раздражение, даже в какую-то озлобленность… силы кончились, люди раздражали, было какое-то незнакомое мне состояние… резкие звуки, крики вызывали внутренние взрывы в мозгах, вызывая ненависть к этим людям… Возникло ощущение чего-то мне еще незнакомого, тревожного… ощущение надвигающейся большой проблемы… Было предчувствие чего-то очень плохого. Но и дома покоя не было. Хотелось быстрее лечь… очень сильно болела голова и даже как-то не как всегда, когда очень болят виски, а боль была по всей голове». Но ее через короткие промежутки времени будили телефонные звонки (муж звонил пять раз). И этому болезненному состоянию также не была дана соответствующая судебно-психиатрическая оценка.

2.2. Необходимо остановиться и на некоторых вопросах психопатологии.

Дело в том, что по материалам дела Ш. предстает перед нами как типичная больная психопатией женщина, или (по крайней мере) как личность в этом плане глубоко акцентуированная (по Леонгарду). В действующем в настоящее время 9-м пересмотре Международной классификации болезней и причин смерти такая разновидность психопатии носит название возбудимой. Она отличается бурными аффективными проявлениями раздражения, недовольства и гнева в ситуациях, которые не отвечают интересам больного, или в случаях, когда ему может казаться, что ущемляют его права. Поведение больных может не отличаться от нормального, если все их желания полностью реализуются.

Однако при малейшем ущемлении их интересов они действуют импульсивно, без достаточной логической оценки, без учета возможных последствий своего поведения. Порой эти действия могут быть почти импульсивными. Обычно эти лица еще в раннем возрасте слывут «трудными детьми», несносны в семье и коллективе. Лица с такой формой психопатии легко вступают в конфликты с окружающими и нередко совершают агрессивные поступки. Адекватного осознания неправильности своих реакций и поведения у них, как правило, не бывает. Постоянно прослеживается тенденция находить причины, оправдывающие такое поведение. Все это определенно напоминает вырисовывающийся по делу патопсихологический портрет Ш. Если этот диагноз не подтвердится, то она, во всяком случае, должна рассматриваться как акцентуированная личность, если пользоваться терминологией К. Леонгарда; речь идет о крайнем варианте нормы, граничащем с психопатией, в данном случае с возбудимой психопатией.

Если это так, то эксперты-психиатры, признав Ш. вменяемой, по отношению к содеянному должны были обсудить еще один вопрос: в полной ли мере в момент совершения противоправных действий она осознавала их фактический характер и общественную опасность либо руководила ими, поскольку медицинский критерий ограниченной (уменьшенной) вменяемости (психическое расстройство в форме возбудимой психопатии) по делу просматривается определенно. С учетом такого заключения можно было бы решить вопрос о возможности применения или неприменения к Ш. ст. 22 УК РФ.

Таким образом, на мой взгляд, возможны два варианта правовой оценки поведения Ш. (как они вырисовываются по материалам дела):

1) Ш. действовала в состоянии правомерной обороны от противоправного насильственного посягательства на нее со стороны Р.; пределы необходимой обороны при этом не превысила; в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 302 УПК РФ она должна быть оправдана судом.

2) Ш. действовала в состоянии правомерной обороны, но при осуществлении своего права на оборону превысила ее пределы; содеянное в таком случае подлежит квалификации по ч. 1 ст. 108 УК РФ; при назначении наказания суд должен учесть положения п. «в» и «з» ч. 1 ст. 61 и, возможно, ч. 2 ст. 22 УК РФ, а также иные смягчающие обстоятельства (в частности, состояние аффекта, вызванного противоправным поведением потерпевшего)[1375].

Ш. была осуждена судом первой инстанции по ч. 1 ст. 108 УК РФ к 2 годам лишении свободы. В то время часть 2¹ еще не была включена в ст. 37 УК РФ (ФЗ от 8 декабря 2003 г.), а она позволила бы расценивать действия Ш. только по второму варианту, как вполне правомерные.

Надо сказать, что в зарубежном законодательстве уже давно получил распространение подход, согласно которому лицо не подлежит уголовной ответственности и может быть полностью освобождено от нее в случае превышения пределов необходимой обороны, если несоразмерные действия совершены этим лицом вследствие замешательства, сильного душевного волнения, испуга, страха и т. п. состояний (УК Австрии, Болгарии, Федерации Боснии и Герцеговины, Венгрии, Германии, Греции, Дании, Исландии, Казахстана, Кубы, Литвы, Македонии, Нидерландов, Норвегии, Парагвая, Польши, Португалии, Республики Кореи, Республики Сербской, Румынии, Украины, Швейцарии)[1376].

Полагаем, что такой подход должен быть последовательно реализован и в российском законодательстве (ч. 2¹ ст. 37 УК РФ нуждается в этом плане в определенной корректировке в сторону большей детализации и расширения прав обороняющегося).

Следует иметь в виду что составом преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 114 УК РФ, охватывается и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью при превышении пределов необходимой обороны, повлекшее смерть потерпевшего. Отношение виновного к наступлению смерти здесь выражается в форме неосторожности. Неосторожное же причинение вреда посягающему при превышении пределов необходимой обороны не наказуемо. В силу этого действия обороняющегося, умышленно причинившего при эксцессе обороны тяжкий вред здоровью, повлекший смерть посягавшего, подлежат квалификации по ч. 1 ст. 114 УК РФ.

Что же касается мотивов превышения пределов необходимой обороны, то они тесно связаны с целевой направленностью действий обороняющегося. Цель защиты правоохраняемых интересов есть «конструктивный признак необходимой обороны, определяющий ее основной смысл и содержание»[1377]. Мотив и цель – понятия соотносимые.

Действия обороняющегося могут обусловливаться различными по содержанию мотивами: стремлением избежать грозящей опасности, защитить правоохраняемые интересы, сознанием морального долга, чувством патриотизма, гражданственности, стремлением отличиться, получить одобрение своих поступков и т. д. Важно только, чтобы эти мотивы не противоречили цели защиты[1378]. Если же обороняющийся руководствуется мотивами, явно не соответствующими указанной цели (месть, ревность и т. д.), то его действия, связанные с причинением вреда нападающему, должны рассматриваться как совершенные в состоянии аффекта либо на общих основаниях.

Итак, в рамках составов преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ, мотивы и цели защищающегося выступают в качестве определяющих признаков для правильной квалификации указанных деяний и отграничения от смежных составов.

Таковы основные объективные и субъективные признаки (критерии), которые должны учитываться при решении вопроса о наличии или отсутствии превышения пределов необходимой обороны. Разумеется, все эти признаки должны учитываться в совокупности, а не изолированно, это позволит более полно и всесторонне выяснить вопрос о степени соответствия защиты характеру и опасности посягательства.

§ 4. Необходимая оборона и применение оружия сотрудниками органов правоохраны

Правовую основу применения оружия сотрудниками правоохранительных органов составляет главным образом законодательство о необходимой обороне (ст. 37 УК РФ). Другие основания его применения опираются на уголовно-правовые нормы, регламентирующие институты задержания лица, совершившего преступление, крайней необходимости, обоснованного риска и исполнения обязательного приказа (ст. 38–39, 41–42 УК). Наряду с этим законодательством, специально регулирующим служебную деятельность правоохранительных органов, в частности органов внутренних дел, предусмотрен ряд конкретных условий, при наличии которых сотрудники имеют право применять оружие (см., например, следующие федеральные законы: «О милиции» от 18 апреля 1991 г.; «О внутренних войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации» от 6 февраля 1997 г.; «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» от 21 июля 1993 г.).

Учитывая серьезность последствий применения оружия, Закон РФ «О милиции» (ст. 15) и ведомственные нормативные акты (уставы и инструкции) устанавливают перечень условий, при наличии которых его использование признается правомерным.

Сотрудники милиции имеют право применять огнестрельное оружие в следующих случаях:

1) для защиты граждан от нападения, опасного для их жизни или здоровья;

2) для отражения нападения на сотрудника милиции, когда его жизнь или здоровье подвергается опасности, а также для пресечения попытки завладения его оружием;

3) для освобождения заложников;

4) для задержания лица, застигнутого при совершении тяжкого преступления против жизни, здоровья и собственности и пытающегося скрыться, а также лица, оказывающего вооруженное сопротивление;

5) для отражения группового или вооруженного нападения на жилища граждан, помещения государственных органов, организаций и общественных объединений;

6) для пресечения побега из-под стражи: лиц, задержанных по подозрению в совершении преступления; лиц, в отношении которых мерой пресечения избрано заключение под стражу; лиц, осужденных к лишению свободы; а также для пресечения попыток насильственного освобождения этих лиц.

Запрещается применять огнестрельное оружие в отношении женщин, лиц с явными признаками инвалидности и несовершеннолетних, когда возраст очевиден или известен сотруднику милиции, кроме случаев оказания ими вооруженного сопротивления, совершения вооруженного либо группового нападения, угрожающего жизни людей.

Сотрудникам милиции также запрещается применять оружие при значительном скоплении людей (на многолюдных улицах, площадях, в местах массового отдыха граждан и в других общественных местах), когда от этого могут пострадать посторонние лица.

Примерно такие же правила и ограничения предусмотрены законодательством, регламентирующим служебную деятельность внутренних войск МВД РФ и уголовно-исполнительной системы. Разумеется, в нем нашла свое отражение и специфика указанной деятельности.

Так, Федеральным законом «О внутренних войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации» (ст. 28) военнослужащим внутренних войск (помимо уже рассмотренных случаев) предоставлено право применять оружие еще и для остановки транспортного средства в условиях режима чрезвычайного положения путем его повреждения, если водитель отказывается остановиться, несмотря на законные требования сотрудников милиции или военнослужащих; для отражения группового или вооруженного нападения (в том числе с использованием транспортных средств) на военные городки, воинские эшелоны (транспорты), транспортные колонны, охраняемые объекты, специальные грузы, сооружения на коммуникациях, жилые помещения граждан, помещения, занимаемые органами государственной власти, предприятиями, учреждениями и организациями независимо от форм собственности, общественными объединениями; для подавления сопротивления вооруженных лиц, отказывающихся выполнить законные требования о прекращении противоправных действий и сдаче имеющихся у них оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, специальных средств и военной техники; пресечения попыток лиц противоправным способом проникнуть на территорию охраняемых объектов, постов и других мест несения боевой службы или покинуть их, когда пресечь эти попытки иными способами невозможно. Кроме того, в этом законе конкретизированы случаи, когда оружие применяется без предупреждения (при отражении нападения с использованием оружия, боевой и специальной техники, транспортных средств, летательных аппаратов, морских и речных судов, при побеге из-под охраны с оружием либо на транспортных средствах, летательных аппаратах, морских и речных судах, а также при побеге в условиях ограниченной видимости и при побеге из транспортных средств, с морских или речных судов во время движения).

Сотрудники уголовно-исполнительной системы, в соответствии с Законом РФ «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» (ст. 31), могут применять огнестрельное оружие без предупреждения:

1) при отражении нападения с использованием оружия или транспортных средств;

2) при побеге осужденных и заключенных из мест лишения свободы, предварительного заключения или из-под стражи с оружием, при помощи транспортных средств либо из транспортного средства во время движения;

3) при попытке осужденного или заключенного, а также иного лица приблизиться к сотруднику уголовно-исполнительной системы с обнаженным огнестрельным или холодным оружием либо с предметами, с помощью которых может быть нанесено телесное повреждение, сократив при этом указанное сотрудником уголовно-исполнительной системы расстояние, а также при попытке прикоснуться к его огнестрельному оружию.

Неправомерное применение оружия является грубым нарушением законности. Виновные в этом сотрудники правоохранительных органов могут нести уголовную или дисциплинарную ответственность, в зависимости от того, образуют ли совершенные неправомерные действия состав преступления (см., например, ст. 105, 107–109, 111–116, 118, 285, 286, 293 УК РФ) либо дисциплинарного проступка. Военнослужащие в таких случаях могут также отвечать по ст. 333, 334, 335, 343, 349 УК.

Следует, однако, иметь в виду, что в теории и правоприменительной практике сложилось ошибочное мнение о том, что в случаях нарушений сотрудниками милиции и других служб правоохранительных органов правил применения оружия всегда наступает правовая ответственность. Между тем такая ответственность в силу закона (ст. 39 УК) может и не наступать, если сотрудник нарушает правила применения оружия в состоянии крайней необходимости, когда причиняемый им вред в таком состоянии является менее значительным по сравнению с предотвращаемым вредом и не нарушены другие условия правомерности акта крайней необходимости.

Так, возможны случаи, когда работник милиции правомерно защищается от преступного посягательства на его жизнь и здоровье (ст. 37 УК), т. е. действует в состоянии правомерной обороны, но нарушает при этом правила применения оружия (например, в нарушение Закона РФ «О милиции» применяет оружие в многолюдном общественном месте, когда от этого могут пострадать посторонние лица). В ряде таких случаев нарушение правил применения оружия может быть оправдано состоянием крайней необходимости (ст. 39 УК), поскольку для предотвращения более тяжкого вреда (угрожающего жизни работника милиции) причиняется вред иным правоохраняемым интересам (порядку несения службы и применения оружия), причем вред, как правило, меньший по сравнению с предотвращаемым вредом.

Выше уже отмечалась неправильная позиция, которую по данному вопросу занял Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» (п. 4). Речь идет о требовании, чтобы работники правоохранительных органов в таких случаях действовали в строгом соответствии с положениями ведомственных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия[1379]. Логически это означает, что в ситуации, приведенной выше, правоприменителю предписывается усматривать превышение пределов необходимой обороны, что противоречит и закону, и здравому смыслу.

Милиционер С. в ночное время нес службу по охране общественного порядка на одной из улиц столичного города. При пресечении преступных действий трех пьяных хулиганов он подвергся нападению с их стороны. Один из преступников, несмотря на то, что С. сделал предупредительный выстрел в воздух, пытался ударить его ножом. Защищаясь, С. выстрелил в него, причинив ранение, повлекшее смерть. Уголовное дело, возбужденное по данному факту, прошло ряд судебных инстанций, и, в конце концов, справедливость восторжествовала: дело было прекращено за отсутствием в действиях С. состава преступления. Он действовал в состоянии правомерной обороны и не превысил ее пределов[1380].

Однако представим, что вышеописанные события произошли в дневное время на многолюдной площади. Как уже отмечалось, Закон РФ «О милиции» (ст. 15) и ведомственные нормативные акты запрещают применять оружие при значительном скоплении людей, когда от этого могут пострадать посторонние лица. Это требование, конечно, правильное, но к условиям правомерности необходимой обороны оно никакого отношения не имеет.

Вполне возможны случаи правомерной обороны и нарушения при этом действующих правил применения оружия. Здесь и необходима дифференцированная юридическая оценка, с одной стороны, факта причинения смерти или вреда здоровью в ситуации обороны и факта нарушения порядка несения службы и применения оружия – с другой.

К сожалению, прекращение за отсутствием состава преступления уголовных дел на основании дифференцированной правовой оценки действий сотрудников правоохранительных органов, правомерно обороняющихся и нарушающих при этом в силу крайней необходимости правила применения оружия, в правоприменительной практике не встречается. Это влечет необоснованное привлечение сотрудников милиции и других правоохранительных органов к уголовной ответственности. Не случайно опрос слушателей Академии управления МВД РФ (лиц, имеющих значительный практический опыт) показал, что подавляющее большинство (более 90 %) опрошенных в качестве одного из существенных мотивов недостаточно эффективного использования сотрудниками органов внутренних дел нормы о необходимой обороне указали на боязнь уголовной ответственности за применение огнестрельного оружия. Такие психологические установки надо решительно преодолевать.

Упомянутый п. 4 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. в настоящее время вступил в противоречие с законом (ч. 3 ст. 37 УК РФ). К тому же и в Законе РФ «О милиции» (ст. 24) указывается, что на деятельность сотрудника милиции распространяются положения о необходимой обороне, причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление, крайней необходимости, установленные законодательством. Никакие ограничения в этом плане законодателем не предусмотрены.

Проект уголовного кодекса: надежды и разочарования[1381]

1. В 1992 г. авторским коллективом, подготовившим обсуждаемый проект, была опубликована концепция предстоящей работы по реформе уголовного законодательства (см.: Концептуальные начала уголовного законодательства Российской Федерации // Советская юстиция. 1992. № 3; Концепция уголовного законодательства Российской Федерации // Государство и право. 1992. № 8). К сожалению, в представленном проекте УК далеко не все заявленные идеи нашли свое последовательное разрешение.

2. Важнейшее концептуальное положение реформы заключается в приведении российского уголовного законодательства в соответствие с современной иерархией социальных ценностей, принятых в демократическом обществе. Речь идет о принципиальном изменении ценностно-нормативных приоритетов в сфере борьбы с преступностью исходя из того, что высшей социальной ценностью в цивилизованном мире является человек. Отсюда – приоритетность задачи охраны личности от преступных посягательств и, в частности, защиты прав и законных интересов потерпевшего.

3. Существенные шаги в этом отношении разработчиками проекта сделаны, но дело не доведено до конца, что видно и на примере ст. 172, посвященной ответственности за разбой. Считаем совершенно неприемлемой предпринятую попытку превратить состав разбоя из традиционно формального, когда преступление считалось оконченным с момента нападения, в материальный, когда криминальное деяние будет считаться оконченным лишь с момента изъятия имущества потерпевшего и получения реальной возможности пользоваться или распоряжаться им по усмотрению виновного. Очевидно, что такое нововведение приведет к необоснованному ослаблению борьбы с опаснейшими корыстно-насильственными преступлениями, тенденции которых в настоящее время крайне неблагоприятны.

Представим себе вооруженное нападение с вторжением группы преступников в жилище потерпевших. Хозяева квартиры избиты и под угрозой применения оружия изолированы в подсобном помещении, принадлежащие им ценные вещи изъяты. Преступники пытаются скрыться с похищенным, но в подъезде дома их задерживают сотрудники уголовного розыска, вызванные по телефону соседями, услышавшими крики потерпевших о помощи. По действующему УК действия виновных должны квалифицироваться по п. «а», «б» и «д» ч. 2 ст. 146 как оконченный состав разбоя при квалифицирующих обстоятельствах, виновным грозит наказание в виде лишения свободы сроком до пятнадцати лет. С позиций же обсуждаемого проекта налицо лишь покушение на разбой, поскольку виновные не получили еще возможности распоряжаться похищенным имуществом по своему усмотрению, причем максимум наказания, которое может быть им назначено, не превысит девяти лет лишения свободы (в силу ст. 67 Общей части проекта наказание за покушение на преступление не может превышать трех четвертей размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей уголовного закона за оконченное преступление). Как объяснить гражданам, особенно потерпевшим от таких преступлений, а также сотрудникам правоохранительных органов целесообразность смягчения ответственности за подобные деяния? Вряд ли здесь помогут ссылки на необходимость единого подхода к моменту окончания хищения чужого имущества, независимо от его формы. Такое чисто «кабинетное» решение данной проблемы, несомненно, будет отвергнуто.

Заметим по ходу дела, что вымогательство (ст. 173) остается формальным составом и считается оконченным с момента предъявления незаконного требования передачи чужого имущества во владение виновного, причем особо квалифицированный его вид предлагается наказывать строже, чем особо квалифицированный вид разбоя. Это ли не парадокс?

Возможное решение затронутой проблемы – в переносе статьи о разбое в главу «Преступления против жизни и здоровья». Разбой – типичное двухобъектное преступление (с одной стороны, оно посягает на безопасность жизни и здоровья, с другой – на отношения собственности). Полагаем, что приоритет в данном случае должен отдаваться именно безопасности жизни и здоровья граждан как более важной ценности.

4. Весьма странное впечатление производит попытка решения проблемы ответственности за бандитизм. В варианте проекта, представленном в Государственную Думу, состав бандитизма вообще отсутствует. Интересно, как это согласуется с положениями Указа Президента РФ от 14 июня 1994 г. «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности»? В условиях разгула бандитизма в современной России такое «решение» проблемы явно противоречит интересам общественной безопасности. Опять типично «кабинетный» подход, не учитывающий криминологических реалий! Естественно, реакция официальных структур последовала незамедлительно. В опубликованном Министерством юстиции РФ и Государственно-правовым управлением Президента РФ уточненном варианте проекта УК РФ уже содержится норма о бандитизме (ст. 309-1). Однако позиция так называемой редакционной комиссии видна из варианта к этой статье, в соответствии с которым предлагается данную норму из УК вообще исключить, так как фактические проявления бандитизма якобы «предусмотрены в статьях об ответственности за похищение человека, захват заложника вымогательство, отмывание денег (?), контрабанду, терроризм злоупотребления с наркотическими веществами (?) и другие преступления». Удивительное непонимание, на наш взгляд, сути бандитизма, исключительная опасность которого состоит, прежде всего, в нападениях устойчивых вооруженных преступных групп на государственные или общественные предприятия, учреждения организации либо на отдельных граждан. Странным представляется и помещение нормы о бандитизме в гл. 32 – «Преступления против правосудия», ведь это типичное преступление против основ общественной безопасности.

5. Приоритетности задачи охраны личности от преступных посягательств в ряде случаев противоречит и система санкций норм Особенной части проекта УК. Весьма сомнительным является положение, когда такое исключительной тяжести преступление, как умышленное убийство (ч. 1 ст. 113), наказывается наравне с особо квалифицированными видами вымогательства (ч. 3 ст. 173), похищения предметов, имеющих особую ценность (ч. 2 ст. 174), изготовления или сбыта поддельных денег или ценных бумаг (ч. 3 ст. 192), принуждения к даче показаний (ч. 3 ст. 300) и другими подобными преступлениями. В то же время представляются недостаточными размеры санкций за «простое» умышленное убийство (ч. 1 ст. 113) особо квалифицированные виды похищения человека (ч. 3 ст. 135), захвата заложников (ч. 3 ст. 137), изнасилования (ч. 3 ст. 141) насильственного мужеложства (ч. 3 ст. 142), массовых беспорядков (ч. 3 ст. 214), пиратства (ч. 2 ст. 229) и некоторые другие преступления.

Существенным образом сужаются права граждан и в результате пролонгирования так называемой редакционной комиссией текста ст. 13 УК РСФСР о необходимой обороне в редакции Федерального закона РФ от 1 июля 1994 г. «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР», разработчиками которого являлись некоторые из членов упомянутой комиссии. Право граждан на оборону от преступных посягательств сужено здесь указанием на то, что «правомерной является защита… путем причинения любого вреда посягающему, если нападение было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица…». А если посягательство угрожает причинением тяжкого вреда здоровью, если женщина обороняется против нападения насильника, если защищается неприкосновенность жилища, собственность? Разве здесь исключается возможность причинения любого вреда посягающему? В результате такого непродуманного, непрофессионального отношения к закону практика ориентируется на совершенно неприемлемое для нее требование абсолютной соразмерности (пропорциональности) между угрожающим вредом и вредом, причиняемым обороной; между способами и средствами защиты, с одной стороны, и способами и средствами посягательства – с другой. А в конечном счете, причиняется существенный вред интересам охраны безопасности граждан. Неоправданным, на наш взгляд, является и значительное повышение санкций (по сравнению с действующим законом) за преступления, совершенные при превышении пределов необходимой обороны (ст. 115 и 122).

6. Другая концептуальная идея, выдвигавшаяся разработчиками проекта, состоит в обеспечении тщательной дифференциации уголовной ответственности. К сожалению, ее реализации не способствует предложенная в проекте УК система уголовных наказаний. Практически в нормах Особенной части речь идет лишь о таких видах наказания, как штраф, арест и лишение свободы, причем исполнение наказания в виде ареста ресурсно не обеспечено (надо строить арестные дома, для чего нужны огромные материальные средства). В этой связи еще раз следует подумать о возможности использования такого вида наказания, как ограничение свободы (не связывая его с подневольным принудительным трудом, как это было раньше). Напрашивается и введение такого вида наказания, как высылка из России иностранных граждан.

Не способствуют должной дифференциации ответственности и отсутствие в проекте нормы о малозначительном деянии, аналогичной ч. 2 ст. 7 УК РСФСР, а также решение некоторых вопросов, касающихся проблемы освобождения от уголовной ответственности (гл. 11). Серьезные сомнения вызывает, например, помещение нормы о добровольном отказе от преступления в главу, где речь идет об освобождении от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям. Ее место в гл. 6 – «Неоконченное преступление». При добровольном отказе от доведения преступления до конца нет состава преступления и распространять на него действие норм (особенно процессуальных!), касающихся освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям, неуместно.

В проекте УК РФ, на наш взгляд, сохраняется избыточность уголовной репрессии. Некоторые предусмотренные в нем деяния (см., например, гл. 20, 23) вполне можно было бы отнести к административным правонарушениям. В классификации преступлений (ст. 15), по-видимому, следовало предусмотреть и такую категорию криминальных деяний, как «уголовные проступки».

7. Важнейшая концептуальная идея реформы российского уголовного законодательства состоит в приведении его в соответствие с криминологической реальностью, в криминологической обоснованности изменений в нем. К сожалению, декларированная разработчиками необходимость проведения независимой криминологической экспертизы проекта УК так и не была осуществлена. Проект внесен в парламент, минуя всякие экспертизы.

В результате, например, не решен целый ряд вопросов, связанных с правовым обеспечением борьбы с организованной преступностью. Так, редакционная комиссия не включила в Особенную часть проекта предложенные нормы об ответственности за организацию преступного сообщества и руководство им, участие в преступном сообществе и некоторые другие. И как следствие этого, положения Общей части проекта УК (ст. 38) относительно преступного сообщества и особенностей ответствености его участников остались декларативными, «повисли в воздухе». Здесь явно недостаточно отнести к особо квалифицированным видам некоторые составы совершения соответствующего преступления преступным сообществом. Лидеры организованной преступности по-прежнему останутся безнаказанными.

Не учитывает должным образом проект УК и выявленную криминологическими исследованиями тенденцию интенсивной специализации и профессионализации криминальной деятельности в современных условиях. Сделанные в связи с этим предложения включить в ряд статей Особенной части УК (например, в ст. 113, 119, 120, 125, 127 проекта) такой квалифицирующий признак, как совершение ранее тождественного или однородного преступного деяния, были отвергнуты. Не используется в нормах Особенной части проекта УК и такой важный квалифицирующий признак, как «совершение преступления в виде промысла».

8. Изложенное ставит под сомнение провозглашенную разработчиками проекта концептуальную идею повышения профилактической функции уголовного закона, эффективности специальной и общей превенции преступлений. При определении санкций за те или иные деяния возможность достижения целей уголовно-правовой превенции учитывалась далеко не всегда. И как результат, санкции некоторых норм проекта не обладают должным профилактическим зарядом (ст. 135–137,172,212,309-1, 310, 312 и др.). Непонятно, как можно было редакционной комиссии исключить из ст. 113, регламентирующей ответственность за умышленное убийство, такой квалифицирующий признак, как «убийство, сопряженное с изнасилованием и насильственным мужеложством». Как можно, не учитывая современной криминологической ситуации, исключать из проекта УК нормы, защищающие безопасность личности сотрудников правоохранительных и контролирующих органов (заменив, например, такой актуальный состав, как сопротивление сотрудникам указанных органов при исполнении ими служебных обязанностей, на неопределенное «применение насилия в отношении представителя власти»). Как можно формулировку «действия, дезорганизующие работу исправительно-трудовых учреждений» (ст. 77 действующего УК) заменять термином «воспрепятствование нормальной деятельности исправительно-трудовых учреждений» (ст. 312 проекта) со значительным снижением санкций? Как можно было убирать из ст. 41 проекта («Необходимая оборона») указание на то, что «право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица, независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки», прямо касающееся сотрудников правоохранительных органов? В результате декларируемая концептуальная идея о необходимости повышения уровня правовой защищенности сотрудников правоохранительных и контролирующих органов осталась неосуществленной.

9. Вывод. Администрация Президента РФ, по-видимому, введена в заблуждение относительно степени готовности обсуждаемого проекта УК. Официальные структуры поспешили объявить работу над проектом УК законченной. В действительности же предстоит еще большая работа по доведению его до должного уровня.

Новый этап в развитии российского уголовного законодательства[1382]

Уголовный кодекс Российской Федерации, принятый Государственной Думой 24 мая 1996 г., одобренный Советом Федерации 5 июля 1996 г. и подписанный Президентом России 13 июня 1996 г., знаменует собой новый этап в развитии российского уголовного законодательства. Необходимость принятия УК обусловлена происходящими в современной России экономическими, социальными и политическими преобразованиями.

УК РФ – четвертый по счету в истории России. Действовавшее до него уголовное законодательство (Основы уголовного законодательства СССР и союзных республик 1958 г. и Уголовный кодекс РСФСР 1960 г.) в сравнении с бесчеловечным, репрессивным сталинским законодательством 30–40-х гг. было, безусловно, прогрессивнее и демократичнее. Однако и оно, порожденное административно-командной системой, отражало идеологические и юридические предрассудки советского тоталитаризма. Его концепция была очевидна: обеспечение безопасности существования тоталитарной системы, защита интересов партийно-бюрократической номенклатуры, причем преимущественно методами насилия, ибо главным наследием сталинской практики оставалась незыблемая вера в могущество принуждения, репрессии. Даже хозяйственные вопросы предполагалось решать силой уголовного закона (вместо проведения соответствующих экономических и социальных преобразований).

Предшествовавшему уголовному законодательству были чужды и примат общечеловеческих ценностей, и защита прав и свобод человека, и уважение к международным обязательствам страны. Прежде всего в нем ценилась способность мгновенно реагировать на любые «руководящие указания». Отсюда излишняя идеологизация, конъюнктурность, декларативность ряда положений УК РСФСР.

Неизлечимым пороком советского законодательства стала его нестабильность. За 30 лет в УК РСФСР было внесено более 700 изменений и дополнений (некоторые нормы менялись по пять-семь раз), причем большинство новаций возникло как результат субъективистского, волюнтаристского, непрофессионального отношения к уголовному закону, преувеличения значимости карательного начала и его возможностей в преодолении негативных социальных явлений. Кодекс пополнялся хаотично, отдельные нормы дублировались, противоречили друг другу, нарушалась необходимая системность. До последнего времени законодатель ухитрялся «не замечать» крайне неблагоприятных тенденций преступности, роста уголовного рецидива, профессионализации преступного мира, развития организованной преступности.

Кодекс был переполнен «мертвыми» нормами, крайне редко применяемыми из-за неудачных формулировок или малозначительности деяний, нераспространенности либо чрезмерной распространенности. Отсутствие четко сформулированных критериев разграничения преступных и непреступных правонарушений предопределяло избыточность уголовной репрессии – более 85 % всех норм Особенной части УК РСФСР предусматривали в качестве наказания лишение свободы.

Неопределенность формулировок закона, критическая оценка населением соответствующих деяний как преступных, недостаточность сил правоохранительных органов и всесильность «телефонного права» – все это подтверждало истинность слов российского императора Петра Великого: «Всуе законы писать, коли их не исполнять». Фактически законодатели способствовали насаждению правового нигилизма.

Основная причина осуществления коренной реформы уголовного законодательства в России заключалась в том, что многие положения ранее действовавшего законодательства уже не отвечали экономическим, социальным и политическим потребностям современного российского общества, а также международным стандартам прав человека.

Устаревшее, недемократическое законодательство не могло эффективно работать на происходящие в России общественные реформы. Основанное на принципах жесткого централизованного планирования в экономике, несовместимое с концепцией демократического правового государства, оно было не в состоянии обеспечить и переходный период страны к рыночным отношениям. Все это требовало радикального пересмотра российского уголовного законодательства.

Другая важная причина состояла в том, что прежнее законодательство с самого начала не было криминологически обоснованным, оно не учитывало должным образом меняющихся характеристик и тенденций преступности. Когда разрабатывался УК РСФСР 1960 г., криминологии как науки в стране вообще не существовало.

К тому же и преступность за последние 30–35 лет претерпела весьма существенные как количественные, так и – в особенности – качественные изменения.

В последние годы проблема преступности приобрела для российского общества особое звучание. Преступность стала подлинным социальным бедствием, угрожающим самим устоям российской государственности и национальной безопасности. По сравнению с 1960 г. показатели зарегистрированных в России преступлений к настоящему времени возросли в четыре раза. Сейчас ежегодно регистрируется около трех миллионов преступлений (это при значительной латентности: на каждое зарегистрированное преступление приходится два незарегистрированных).

Не проходит дня, чтобы на голову обывателя не обрушилась волна информации о зверских убийствах, террористических актах, взрывах, поджогах, бандитских налетах на жилища граждан, офисы коммерческих и банковских структур, угонах самолетов, захватах заложников, похищениях людей, разгуле вымогательства, многомиллионных хищениях, мошенничествах международного масштаба, потрясающей высотой должностных кресел коррупции, контрабанде, наркобизнесе. Леденят душу постоянные сообщения о кровавых национал-экстремистских проявлениях. События на Северном Кавказе до предела обострили криминогенную обстановку.

Качественные изменения претерпел и преступный мир. Как и в послереволюционные годы, из всех социальных щелей поползли жуткие фигуры махровых уголовников, попирающих элементарные нормы человеческого общежития, бравирующих преступным образом жизни, активно насаждающих и внедряющих в общественное сознание его стереотипы. Особую роль в упрочении криминальных традиций играют лидеры преступного мира, «воры в законе» и прочие уголовные авторитеты. Невиданный размах в этой связи получила организованная и профессиональная преступность.

УК РСФСР, естественно, не был рассчитан на этот уголовный беспредел. Мечтатели, его сочинявшие, исходили из домыслов о неизбежности скорой, чуть ли не в ближайшем десятилетии, ликвидации преступности. Поэтому никакое «латание» плодов их творчества путем внесения в кодекс новых изменений и дополнений было не в состоянии создать преграду нарастающему валу преступных проявлений.

Новый УК РФ призван реализовать не только экономические, социальные, политические, но и криминологические потребности российского общества. Он должен отразить достижения отечественной уголовно-правовой науки, мирового законодательного опыта.

Вынужденное проведение коренной реформы уголовного законодательства осуществлялось двумя путями:

– путем внесения необходимых изменений и дополнений в действовавшее уголовное законодательство;

– путем разработки проектов нового Уголовного кодекса Российской Федерации и его принятия парламентом.

Интенсивная подготовительная работа по осуществлению реформы уголовного законодательства началась в 1987 г. В июле 1991 г. Верховный Совет СССР принял Основы уголовного законодательства, которые так и не вступили в силу и в связи с развалом Союза ССР остались лишь памятником юридической мысли смутного времени, именовавшегося «перестройкой».

Параллельно рабочая группа, созданная при Министерстве юстиции России (С. В. Бородин, Г. Н. Борзенков, Б. В. Волженкин, Н. Ф. Кузнецова, А. И. Наумов, А. А. Тер-Акопов и др.), осуществляла разработку проекта нового Уголовного кодекса Российской Федерации. Подготовленный этим авторским коллективом проект дважды публиковался в печати (1991, 1992 гг.) для обсуждения, прошел экспертизу в Гарвардской школе права (США) и осенью 1992 г. был внесен президентом в Верховный Совет России для рассмотрения. Однако данный законопроект не получил поддержки парламентариев. На совместном заседании Комитетов Верховного Совета Российской Федерации по законодательству и по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью ему была дана отрицательная оценка, несмотря на то, что были отмечены отдельные позитивные моменты проделанной составителями законопроекта работы. Согласно заключению Комитетов Верховного Совета главные недостатки представленного проекта Уголовного кодекса состояли в том, что он в значительной мере не соответствовал современным реалиям и задачам построения правового государства в России. В частности, по мнению экспертов, в нем не учитывались надлежащим образом современные тенденции и качественное состояние преступности, неудовлетворительно решались вопросы уголовно-правовых гарантий прав и законных интересов граждан. Было признано, что проект уголовного кодекса нуждается в коренной переработке и не может быть рекомендован Верховному Совету РФ для принятия.

В мае 1992 г. при комитете по законодательству Верховного Совета России была создана другая рабочая группа (И. М. Гальперин, А. Н. Игнатов, С. Г. Келина, Ю. А. Красиков, Г. М. Миньковский, Э. Ф. Побегайло, О. Ф. Шишов), которая в интенсивном порядке принялась за разработку альтернативного проекта Уголовного кодекса. Этот проект, вскоре ставший основным, после известных событий октября 1993 г. дорабатывался уже в государственно-правовом управлении при Президенте РФ и Министерстве юстиции РФ, а затем в окончательном виде (Общая и Особенная части) был представлен юридической общественности и в июне 1994 г. внесен от имени Президента РФ на рассмотрение Государственной Думы. Проект прошел экспертизу в ведущих научных учреждениях Германии и Франции.

Однако, наряду с этим проектом, в Государственную Думу в октябре 1994 г. депутатами Государственной Думы В. И. Илюхиным и В. Д. Филимоновым (Комитет по безопасности) в порядке законодательной инициативы был представлен другой проект УК, в основе которого лежал проект Министерства юстиции 1991–1992 гг. Таким образом в Государственной Думе предметом обсуждения стало два проекта УК РФ.

Большинство концептуальных позиций обоих представленных проектов в своей основе совпадали. Различия сводились к тому, что «президентский» вариант содержал более существенные нововведения и в гораздо большей степени учитывал опыт зарубежного законотворчества, тогда как вариант, поддержанный Комитетом по безопасности, был более консервативен, сориентирован на сохранение многих традиций советского уголовного законодательства и практики его применения.

Совет Государственной Думы принял решение о разработке единого проекта УК РФ путем синтезирования текстов, внесенных в порядке законодательной инициативы. В этих целях была создана согласительная комиссия (В. В. Похмелкин, В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова, В. Д. Филимонов, И. М. Гальперин, С. Г. Келина и др.).

Согласованный вариант проекта УК РФ был обсужден в декабре 1994 г. на парламентских слушаниях и в том же месяце принят Государственной Думой в первом чтении. Затем проект дорабатывался в связи с поступившими замечаниями, в июне 1995 г. состоялось второе чтение, и, наконец, в июле 1995 г. проект УК РФ был принят в третьем чтении.

Совет Федерации, однако, отклонил Уголовный кодекс ввиду неприемлемости его отдельных положений. Вето Совета Федерации в ноябре 1995 г. было преодолено конституционным большинством депутатов Государственной Думы. Кодекс направили Президенту РФ для подписания.

Президент РФ, пользуясь своими конституционными полномочиями, не подписал данный законодательный акт, предложив Государственной Думе создать согласительную комиссию для преодоления возникших разногласий. В состав этой согласительной комиссии вошли депутаты Государственной Думы второго созыва, представители президента и члены обновленного Совета Федерации. После завершения работы согласительной комиссии Государственная Дума 24 мая 1996 г. вновь приняла УК РФ. Получив поддержку в Совете Федерации, Уголовный кодекс 13 июля 1996 г., наконец, был подписан Президентом Российской Федерации.

В основу реформы уголовного законодательства России, завершившейся принятием нового УК РФ, были положены следующие концептуальные положения.

Приведение российского уголовного законодательства в соответствие с современной иерархией социальных ценностей, принятых в демократическом обществе. Речь идет о принципиальном изменении ценностно-нормативных приоритетов в сфере борьбы с преступностью, исходя из того, что человек в цивилизованном мире является высшей социальной ценностью. Отсюда – отражение в Уголовном кодексе принципа приоритета общечеловеческих ценностей, ориентация на максимальное обеспечение безопасности личности, всемерную охрану жизни, здоровья, чести, достоинства, прав и свобод граждан, их неприкосновенности.

Приоритетность задачи охраны личности от преступных посягательств вытекает также из положений Конституции Российской Федерации (глава 2) и гарантируется ею.

Рассматриваемая концептуальная идея получила воплощение в нормах и Общей, и Особенной частей Уголовного кодекса. Ей, в частности, подчинена и структура Особенной части Кодекса, которая, прежде всего, предусматривает ответственность за преступления против личности, прав и свобод граждан. Законодатель установил приоритеты охраняемых Уголовным законом ценностей по следующей схеме: личность – общество – государство.

Особенная часть УК РФ открывается разделом «Преступления против личности», в который включены следующие главы: «Преступления против жизни и здоровья», «Преступления против свободы, чести и достоинства личности», «Преступления против половой неприкосновенности и половой свободы личности», «Преступления против конституционных прав и свобод человека и гражданина», «Преступления против семьи и несовершеннолетних».

Ряд норм, помещенных в этих главах, предусматривает дальнейшую дифференциацию ответственности в зависимости от тяжести содеянного и от личностных признаков, характеризующих виновных и потерпевших. Умышленные посягательства на жизнь человека, например, отнесены к категории особо тяжких преступлений, за которые возможно назначение самых строгих наказаний (пожизненное лишение свободы, смертная казнь). Так, за убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК РФ), предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок от 8 до 20 лет, или пожизненного лишения свободы, или смертной казни. За убийство, совершенное без отягчающих обстоятельств, указанных в соответствующих статьях Кодекса (ч. 1 ст. 105 УК РФ), установлено наказание в виде лишения свободы на срок от 6 до 15 лет. Повышение санкций за убийство объясняется необходимостью усиления правовой защиты жизни граждан как самой высшей ценности.

Новый УК (ст. 59) исходит из необходимости сохранить возможность назначения смертной казни за особо тяжкие преступления, связанные с умышленным посягательством на жизнь человека (ст. 20 Конституции). Таких преступлений пять: убийство при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105); посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277); посягательство на жизнь лица, осуществляющее правосудие или предварительное расследование (ст. 295); посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317); геноцид (ст. 357).

Известно, что единства мнения по данной проблеме нет. Разумеется, человеческая жизнь представляет собой абсолютную ценность, но современные криминологические реалии в России таковы, что было бы, на наш взгляд, преждевременно исключать из УК смертную казнь. Как показывают исследования, на определенный контингент лиц (пусть сравнительно небольшой, по экспертным оценкам – 14–18 %) смертная казнь оказывает устрашающее превентивное воздействие. Нельзя не считаться и с общественным правосознанием, в котором весьма прочно укоренилось представление о справедливости и целесообразности смертной казни за преступления, связанные с умышленным лишением жизни другого человека.

Сторонники полной отмены смертной казни нередко ссылаются на данные уголовной статистики (нашей и зарубежной), которая не подтверждает факта, что с введением такой меры наказания сокращаются соответствующие преступления. Однако ведь никто не подсчитывал, насколько бы возросло число данных преступлений, не будь за их совершение установлена смертная казнь! Полагаем, что общество должно обеспечивать реальную безопасность своих членов, используя при необходимости даже крайние, исключительные меры.

Перспективы дальнейшего применения этой меры социальной защиты, правда, достаточно неопределенны. Известно, что Россия обязалась подписать в течение года и ратифицировать не позднее чем через три года с момента вступления в Совет Европы протокол № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека, предусматривающей отмену смертной казни, за исключением весьма ограниченных случаев, связанных с состоянием войны или ее угрозы. Что же касается самой Европейской конвенции, также подписанной Россией, то она позволяет государствам при определенных условиях применять смертную казнь (п. 1 ст. 2 конвенции допускает исполнение приговора к смертной казни, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание). Известен и июньский Указ Президента Российской Федерации «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в Совет Европы» (выделено нами – Э. П.). Слово «поэтапное» подчеркивается в связи с тем, что немедленная отмена смертной казни, по нашему глубокому убеждению, наверняка породит у преступных элементов чувство безнаказанности и вседозволенности. Но у Российского государства пока еще есть реальная возможность, не нарушая принятых обязательств, в течение трех лет применять смертную казнь за особо тяжкие преступления против жизни. Так что пусть прежде отменят смертную казнь для своих жертв господа террористы и убийцы!

Следует иметь в виду, что на сегодняшний день смертная казнь отменена лишь в 37 странах мира, а в 98 государствах она применяется до сих пор, в том числе и в большинстве штатов США. Из 38 стран – членов Совета Европы 12 государств сохранили в своем законодательстве смертную казнь.

Последовательно реализуется в УК такая важная концептуальная идея, как приоритетная защита прав и законных интересов потерпевшего, что выражается, как минимум, в придании проблеме охраны прав и законных интересов потерпевшего не меньшей значимости, нежели аналогичной проблеме в отношении преступника. Недопустимым представляется положение, когда, например, за такое особо тяжкое преступление как похищение человека, в УК РСФСР (ч. 1 ст. 1251) была установлена более мягкая санкция, чем за квалифицированную кражу Наказание здесь предусматривалось в виде лишения свободы на срок от трех до пяти лет. Показательно, что в новом УК Франции, вступившем в силу с 1 марта 1994 г., за аналогичное преступление установлено наказание до 20 лет тюремного заключения с обязательным трудом. А за умышленное убийство в большинстве случаев там предусмотрено пожизненное тюремное заключение с обязательным трудом.

Разумеется, проблема уголовно-правовой защиты личности от преступных посягательств не решается лишь усилением репрессии. Здесь необходим конкретный дифференцированный подход, а критерием являются интересы общественной безопасности. Так, помимо ранее известных (традиционных) квалифицированных видов убийства, в новом УК предусмотрены новые виды (ч. 2 ст. 105): убийство лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, а равно сопряженное с похищением человека, либо с захватом заложника; совершенное группой лиц; по найму, а равно сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом; с целью использования органов и тканей потерпевшего; и др. Многие из этих и других квалифицирующих убийство обстоятельств предусмотрены в качестве квалифицирующих и для случаев умышленного причинения тяжкого или средней тяжести вреда здоровью (ч. 2 и 3 ст. 111, ч. 2 ст. 112 УК РФ).

Наряду с этим законодатель учитывает и так называемую «вину» потерпевшего, например, в составах убийства, причинения тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, совершенных в состоянии аффекта (ст. 107, 113 УК РФ). Такое состояние может быть вызвано не только насилием, издевательством или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего либо иными противоправными или аморальными действиями (бездействием) потерпевшего, что было прежде, но и длительной психотравмирующей ситуацией, возникшей в связи с систематическим противоправным или аморальным поведением потерпевшего. Такие преступления рассматриваются как совершенные при смягчающих обстоятельствах (а это примерно одна треть всех убийств, совершаемых в бытовой сфере).

Приведение российского законодательства в соответствие с общепринятыми нормами международного уголовного права. Это означает закрепление приоритета международного договора, касающегося вопросов уголовной ответственности, перед внутригосударственным правом, а также воспроизведение в конкретных нормах УК положений международных договоров, заключенных и ратифицированных Российской Федерацией. Как правило, международные конвенции по проблемам борьбы с преступностью не содержат признаков составов запрещаемых деяний и конкретных санкций. Эти вопросы решаются законодателем каждой страны с учетом содержания и структуры внутригосударственного права, степени его строгости, национальных традиций и т. д. Поэтому принцип приоритета международного договора вовсе не означает, что подобный договор является законом прямого действия, как утверждают некоторые специалисты. Законодательные органы соответствующих государств обязаны незамедлительно вносить соответствующие изменения в уголовные кодексы, как только страна ратифицирует данное международное соглашение.

В итоге в главе 84 Особенной части нового УК РФ «Преступления против мира и безопасности человечества» предусматривается ответственность за такие деяния, как агрессия, призывы к войне, наемничество, геноцид, посягательства на лиц и учреждения, пользующиеся международной защитой, экоцид, нарушения международных конвенций о войне и др. Положения международных конвенций учтены и в других главах УК РФ (например, главы 24–26).

Осуществление последовательной демократизации и гуманизации уголовного законодательства. Новый УК РФ основывается на принципах законности, равенства граждан перед законом, вины, справедливости и гуманизма, исходит из того, что преступность деяния, его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только уголовным законом. Содержание уголовного закона понимается в точном соответствии с его текстом. Применение уголовного закона по аналогии не допускается. Лицо подлежит уголовной ответственности только за то деяние, в отношении которого установлена его вина. Объективное вменение не допускается.

Наказание, применяемое к лицу, совершившему преступление, должно быть справедливым, т. е. соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Оно не может иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Наказание и иные меры уголовно-правового воздействия, применяемые к лицам, совершившим преступление, должны быть необходимыми и достаточными для восстановления социальной справедливости, исправления виновных и предупреждения новых преступлений (ст. 43 УК РФ). Основанием уголовной ответственности является совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного уголовным законом (ст. 8 УК РФ). Именно такие демократические принципы положены в основу нового уголовного законодательства России.

Обеспечение тщательной дифференциации уголовной ответственности, т. е. сохранение суровой ответственности за тяжкие и особо тяжкие преступления, а также за рецидив, проявления профессиональной и организованной преступности и применение иных более мягких мер воздействия к лицам, не требующих столь сурового к себе отношения. Критерий – интересы общественной безопасности. Речь идет также об устранении избыточности уголовной репрессии, декриминализации и депенализации мелких преступлений, гуманизации наказания, если это не противоречит интересам общественной безопасности.

Дифференциацию уголовной ответственности во многом определяет категоризация преступлений, проведенная в новом УК РФ в зависимости от тяжести содеянного и форм вины (ст. 15). В соответствии с ней деяния, предусмотренные Особенной частью УК РФ, подразделяются на преступления небольшой тяжести, средней тяжести, тяжкие и особо тяжкие. Такая категоризация является основой дифференциации ответственности, ибо с принадлежностью конкретного преступления к той или иной категории связаны определенные уголовно-правовые последствия – установление рецидива, ответственность за приготовление к преступлению, назначение наказания и освобождение от него, судимость и пр.

По нашему мнению, и в новом Уголовном кодексе уголовная репрессия порой избыточна: некоторые предусмотренные в нем деяния (например, в главах 19, 22) вполне можно было бы отнести к административным нарушениям. В классификации преступлений (ст. 15) целесообразно было бы предусмотреть еще и такие полярные категории криминальных деяний, как «уголовные проступки» (санкции, за совершение которых не связаны с лишением свободы) и «преступления исключительной тяжести» (за совершение которых возможно применение наказания в виде пожизненного лишения свободы или смертной казни).

Недостаточно дифференцированными представляются ответственность и наказание за различные формы хищения чужого имущества (глава 21). Напрашивается восстановление такого квалифицированного вида хищения, как «совершенное в особо крупных размерах» и введение состава «сверхкрупного» хищения (на сумму, соответствующую 1 млн долларов и более).

С дифференциацией ответственности тесно связана и предусмотренная в новом УК РФ система уголовных наказаний (ст. 44). Предусмотрено 13 видов наказаний, что создает основу для действительного учета особенностей и деяния и личности преступника. При этом более строгий вид наказаний из числа предусмотренных за данное преступление назначается лишь в случае, если менее строгий вид наказания не сможет обеспечить достижение целей наказания (ч. 1 ст. 60 УК РФ).

Практическая реализация некоторых указанных видов наказания (обязательные работы, арест) на данном этапе ресурсно не обеспечена. По оценке Министерства финансов России, относящейся к концу 1995 г., только на введение и функционирование арестных домов потребуется 7,5 трлн рублей. Таких средств сейчас нет. Поэтому положения нового УК РФ о наказаниях в виде обязательных работ или ареста будут вводиться в действие федеральными законами после вступления в силу Уголовно-исполнительного кодекса РФ (которого еще нет) и по мере создания необходимых условий для их исполнения, но не позднее 2001 г.

В целом же новый кодекс по сравнению с прежним стал жестче. Он значительно усиливает ответственность за совершение тяжких и особо тяжких преступлений. В частности, максимальный срок лишения свободы повышен в нем до 20 лет, при назначении наказания по совокупности преступления – до 25 лет, а по совокупности приговоров – до 30 лет. Предусматривается и пожизненное лишение свободы как альтернатива смертной казни.

Приведение российского уголовного законодательства в соответствие с экономическими потребностями общества. Прежнее уголовное законодательство было основано на принципах жесткого централизованного планирования в экономике. Сейчас это уже, в основном, в прошлом, Россия переходит к свободным рыночным отношениям, и необходимо, чтобы законодательство способствовало этому.

В обществе с рыночной экономикой государство должно максимально ограничивать свое вмешательство в экономическую деятельность, защищать честного предпринимателя, бороться с недобросовестным, криминальным бизнесом. Мы видим, какой колоссальный вред интересам потребителей, других субъектов хозяйствования, наконец, интересам государства наносит подобная криминальная деятельность. Не случайно в этой связи в Уголовный кодекс РФ включены новые виды экономических преступлений: лжепредпринимательство; незаконная банковская деятельность; регистрация незаконных сделок с землей; воспрепятствование законной предпринимательской деятельности; легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем; незаконное получение кредита; злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности; подкуп участников и организаторов профессиональных спортивных соревнований и зрелищных коммерческих конкурсов; неправомерные действия при банкротстве; преднамеренное банкротство; злоупотребления при выпуске ценных бумаг (эмиссии); незаконный экспорт технологий, научно-технической информации и услуг; и др.

Данные составы преступлений включены в гл. 22 УК РФ «Преступления в сфере экономической деятельности» и их можно классифицировать по следующим группам:

а) преступления, связанные с нарушением гарантий предпринимательской деятельности со стороны должностных лиц государственных и муниципальных органов (воспрепятствие законной предпринимательской деятельности; регистрация незаконных действий с землей);

б) преступления, связанные с нарушением принципов и порядка осуществления предпринимательской деятельности (незаконное предпринимательство; незаконная банковская деятельность; лжепредпринимательство; легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем);

в) преступления, связанные с нарушением прав и причинением ущерба кредиторам (незаконное получение кредита; злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности; неправомерные действия при банкротстве; преднамеренное банкротство);

г) преступления, связанные с проявлением монополизма и недобросовестной конкуренции (монополистические действия и ограничение конкуренции; принуждение к совершению сделки или отказу от ее совершения; незаконное использование товарного знака; незаконное получение и разглашение сведений, составляющих коммерческую или банковскую тайну);

д) преступления в сфере обращения денег и ценных бумаг (злоупотребления при выпуске ценных бумаг (эмиссии); изготовление или сбыт поддельных денег или ценных бумаг);

е) преступления в сфере обращения валюты (незаконный оборот драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга; нарушение правил сдачи государству драгоценных металлов и драгоценных камней; невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте);

ж) таможенные преступления (контрабанда; уклонение от оплаты таможенных платежей);

з) налоговые преступления (уклонение гражданина от уплаты налога; уклонение от уплаты налога с организаций);

и) преступления, связанные с нарушением прав потребителей (заведомо ложная реклама; обман потребителей).

Глава о преступлениях в сфере экономической деятельности – самая большая в новом УК. Она содержит описание 32 составов преступлений, подавляющее большинство которых является для российского уголовного законодательства новыми. Помимо этой главы, раздел VIII УК РФ «Преступления в сфере экономики» включает в себя также традиционную главу «Преступления против собственности» (гл. 21) и новую – «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях» (гл. 23). Содержащиеся в них нормы направлены на защиту всех форм собственности и свободы экономической деятельности. Принципиальное значение в этой связи имеет, в частности, примечание к ст. 201 УК РФ, согласно которому уголовное преследование деяний, связанных с причинением вреда интересам службы в коммерческой и иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием, осуществляется по заявлению этой организации или с ее согласия. Так применительно к негосударственному сектору экономики реализуется принцип диспозитивности.

Приведение российского уголовного законодательства в соответствие с криминологической реальностью. Изменения в уголовном законодательстве должны быть криминологически обоснованы, необходим тщательный учет выявленных и прогнозируемых тенденций преступности, ее структуры, новых ее видов, контингента преступников и т. п. Концепция реформы уголовного законодательства должна основываться на четком и ясном понимании того, каких изменений в состоянии, структуре и динамике преступности можно будет добиться, совершенствуя соответствующие институты и нормы. Иначе нельзя исключить возможности принятия законодателем решений, способных осложнить обстановку в стране, вызвать рост рецидивной преступности и отрицательно повлиять на состояние общественного порядка. По этим параметрам всегда необходима квалифицированная криминологическая экспертиза проектов Уголовного кодекса. В отношении проекта нового УК РФ она проводилась Криминологической ассоциацией, но, к сожалению, ее результаты разработчиками Кодекса в должной мере учтены не были.

Нужно было уделить должное внимание устойчивым неблагоприятным тенденциям групповой и организованной, рецидивной и профессиональной преступности. Организованная преступность в России, например, давно уже вышла за рамки традиционной законодательной регламентации – института соучастия. Она связана с функционированием особого рода криминальных структур – управляемых преступных обществ (организаций). В связи с этим нами сделана попытка закрепить в Уголовном кодексе норму о преступных сообществах (организациях) и об особенностях ответственности их участников.

В соответствии со ст. 35 УК РФ предлагается признавать совершенным преступным сообществом (преступной организацией) такое преступление, которое осуществлено сплоченной организованной группой (организацией), созданной для совершения тяжких или особо тяжких преступлений, либо объединением организованных групп, созданным в тех же целях. Предусмотрена дифференциация ответственности участников преступного сообщества в зависимости от выполняемой ими роли. Лицо, создавшее организованную группу или руководящее им, будет, прежде всего, нести ответственность за организованную преступную деятельность, что обусловило необходимость предусмотреть в Особенной части УК специальную норму о такой ответственности – «Организация преступного сообщества (преступной организации)» (ч. 1 ст. 210 УК РФ).

Кроме того, организатор либо руководитель преступного сообщества (преступной организации) должен нести ответственность еще и за совершенные организованной группой или преступным сообществом конкретные преступления, если они планировались под его руководством и охватывались его умыслом. Рядовые же участники преступного сообщества будут нести ответственность как за преступления, в подготовке или совершении которых они принимали участие, так и за участие в самом сообществе. Последнее обстоятельство обусловило необходимость предусмотреть в специальной норме Особенной части УК ответственность за участие в преступном сообществе (преступной организации) (ч. 2 ст. 210 УК РФ). Принятие предложенной нормы означало также необходимость предусмотреть в Особенной части УК ряд составов, к особо квалифицирующим признакам которых будет отнесено совершение преступления преступным сообществом (преступной организацией). Полагаем, что указанные изменения в уголовном законодательстве расширят правовую базу для борьбы с организованной преступностью. В связи с ростом специального рецидива, специализацией и профессионализацией преступной деятельности весьма целесообразно включение в статьи Особенной части УК такого квалифицирующего (отягчающего ответственность) признака, как совершение ранее тождественного или однородного криминального деяния. К сожалению, это сделано в УК РФ лишь частично.

В целом же по ряду принципиальных позиций новый УК РФ недостаточно криминологически обоснован, в частности, не учитывает в должной мере положения законопроектов «О борьбе с организованной преступностью» и «О борьбе с коррупцией». Необходимо усиление профилактической составляющей уголовного закона, повышение эффективности специальной и общей превенции преступлений, расширение круга поощрительных норм, норм Уголовного кодекса с профилактической направленностью. Превентивный потенциал многих норм действовавшего ранее УК РСФСР был невысок. А ведь еще Гегель в «Философии права» обращал внимание на то обстоятельство, что «если положение самого общества шатко, тогда закону приходится посредством наказания устанавливать пример», имея в виду, что суровость наказания находится в определенном соотношении с состоянием общества в данную эпоху. Нынешнее состояние России, к сожалению, «весьма шатко». Поэтому в Уголовном кодексе РФ за совершение многих преступлений следовало устанавливать такие санкции, которые делали бы невыгодным занятие преступной деятельностью.

Позицию эту, к сожалению, последовательно реализовать в кодексе не удалось. Не без оснований, например, в официальном отклике на новый УК РФ Департамента налоговой полиции говорится, что гражданам и организациям выгоднее нести ответственность за уклонение от уплаты налогов, нежели платить их (см. ст. 198, 199 УК РФ). И это относится не только к налоговым преступлениям.

Было бы, однако, несправедливым полностью отрицать профилактический потенциал нового Кодекса. Он, в частности, значительно расширил виды освобождения от уголовной ответственности в случае так называемого «позитивного посткриминального поведения лица». В Кодексе появились новые основания освобождения от уголовной ответственности при совершении преступлений небольшой тяжести: в связи с деятельным раскаянием виновного (ст. 75) и в связи с примирением с потерпевшим (ст. 76). В качестве деятельного раскаяния рассматриваются добровольная явка с повинной, способствование раскрытию преступления, возмещение материального ущерба, заглаживание вреда, причиненного в результате преступления. Такое раскаяние при совершении преступлений иных категорий влечет освобождение от уголовной ответственности в случаях, специально предусмотренных в Особенной части УК РФ (ст. 126, 204, 205, 206, 208, 222, 223, 228, 275, 291, 307). В новом УК расширен круг так называемых поощрительных норм уголовного права, в частности, сделаны два примечания, относящиеся к статьям о похищении человека и захвате заложников (ст. 126 и 206). В соответствии с ними не подлежат уголовной ответственности лица, добровольно освободившие похищенного, а равно заложника, если в их действиях не содержится иного преступления. Главное – это спасение жизни потерпевших, и здесь возможен компромисс (в случаях деятельного раскаяния виновных).

Повышение уровня правовой защищенности сотрудников правоохранительных и контролирующих органов, граждан, участвующих в пресечении правонарушений. В условиях, когда постоянно растут потери в рядах сотрудников российских органов правоохраны, это совершенно необходимо.

Ряд норм нового УК РФ обеспечивает повышенную охрану жизни представителей власти, сотрудников правоохранительных и контролирующих органов. В Кодекс включены три состава: посягательство на жизнь государственного и общественного деятеля (террористический акт) (ст. 277); посягательство на жизнь судьи, прокурора, следователя, лица производящего дознание, и других лиц, участвующих в отправлении правосудия либо осуществляющих предварительное расследование (ст. 295); посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа, военнослужащего в целях воспрепятствования их деятельности по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности либо из мести за такую деятельность (ст. 317). Данные преступления считаются теперь оконченными с момента покушения на жизнь указанных лиц (так называемые «усеченные составы»). Санкция за их совершение – лишение свободы на срок от двенадцати до двадцати лет либо смертная казнь или пожизненное лишение свободы. Обеспечение повышенной охраны жизни и здоровья сотрудников правоохранительных и контролирующих органов в условиях уголовного беспредела – настоятельное требование дня, поскольку по сопоставимым данным ЮНЕСКО в России работники милиции погибают в 2,5 раза чаще, чем полицейские в США и Франции.

К сожалению, в новом УК РФ в плане усиления уголовно-правовой защиты сотрудников правоохранительных и контролирующих органов сделано далеко не все. Весьма недифференцированной представляется редакция ст. 318 УК РФ, предусматривающей ответственность за применение насилия в отношении представителя власти. В частности, часть вторая указанной статьи, касающаяся применения насилия, опасного для жизни или здоровья представителя власти, предполагает самые разнообразные последствия – от кратковременного расстройства здоровья до причинения ему тяжкого физического вреда.

Еще одна концептуальная идея связана с совершенствованием содержательной и юридико-технической стороны уголовного законодательства (в плане конструкции соответствующих институтов и норм, их систематизации, логики и языка уголовного закона и т. п.). Без этого самые благие намерения в области правотворчества могут обернуться своей противоположностью, как это, например, сравнительно недавно произошло при изменении редакции ст. УК РСФСР о необходимой обороне (см. Закон Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в РСФСР и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» от 1 июля 1994 г). Достаточно четкая формулировка Закона о том, что необходимая оборона есть правомерная защита от общественно опасного посягательства путем причинения посягающему вреда, была заменена политическим лозунгом о том, что каждый имеет право на защиту правоохраняемых интересов. Каким образом осуществляется эта «защита», в новой редакции ст. 13 ничего не говорилось. Вопреки усилиям разработчиков Закона расширить право граждан на оборону от преступных посягательств, в действительности это право сужено указанием на то, что «правомерной является защита… путем причинения любого вреда посягающему, если нападение было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица». А если посягательство угрожает причинением тяжкого вреда здоровью, если женщина обороняется против нападения насильника, если защищается неприкосновенность жилища, собственность? Разве здесь исключается возможность причинения любого вреда посягающему? В результате такого непродуманного текста закона практика ориентировалась на совершенно неприемлемое для нее требование абсолютной соразмерности (пропорциональности) между потенциальным вредом и вредом причиняемым, между способами и средствами защиты, с одной стороны, и способами и средствами посягательства – с другой. А в конечном счете, причинялся существенный вред интересам охраны безопасности граждан.

Новый Уголовный кодекс восстановил прежнюю (проверенную временем) редакцию нормы о необходимой обороне с некоторыми существенными дополнениями.

Одно из них, касающееся того, что право на необходимую оборону имеют в равной мере все лица «независимо от их профессиональной или иной специальной подготовки и служебного положения» (ч. 3 ст. 37 УК РФ), имеет принципиальное значение. Тем самым сделана попытка уравнять в правах при осуществлении акта необходимой обороны частных лиц и сотрудников правоохранительных и контролирующих органов, к которым на практике всегда предъявлялись в этом отношении повышенные требования (см., например, п. 4 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств» // Бюллетень Верховного Суда СССР. 1984. № 5. С. 10–11).

Уголовный кодекс Российской Федерации, наконец, принят. В целом, в сравнении с существовавшими проектами, его окончательная редакция значительно улучшена. Безусловно, новый УК РФ представляет собой крупное достижение российской науки уголовного права и новый демократический этап в развитии российского уголовного законодательства. Кодекс основан на учете экономических, социальных и политических реалий российского общества, современного состояния и тенденций развития преступности в России. В основном он создает достаточные возможности для успешного противодействия этому социальному злу.

Известно, однако, что идеальных законов не существует. Правоохранительные органы уже сейчас беспокоит целый ряд неудачных (а порой и ошибочных) решений и пробелов нового Кодекса. Они ставят перед правоприменительной практикой очень серьезные, порой трудноразрешимые проблемы. Сами же эти недостатки – результат поспешности в работе над Кодексом (особенно на заключительном этапе) и амбициозности отдельных руководителей рабочих групп и согласительных комиссий.

Обратимся, например, к формулировке ч. 1 ст. 12 УК РФ, касающейся действия уголовного закона в отношении лиц, совершивших преступление вне пределов Российской Федерации. Норма в новом УК такова, что некоторые преступления против безопасности нашего государства (включая государственную измену), в сфере экономической деятельности, против интересов государственной службы, против правосудия и порядка управления и пр., совершенные российскими гражданами за границей, могут оказаться уголовно не наказуемыми.

Дело в том, что не всякое деяние, признанное преступным по УК РФ, признается таковым в государстве, на территории которого оно совершается. В этом случае требование закона о том, чтобы предусмотренное УК РФ деяние непременно признавалось преступным и в государстве, на территории которого оно было совершено, в ряде случаев подрывает национальный и реальный принцип действия уголовного закона в пространстве и по кругу лиц.

Не способствует борьбе с профессиональной преступностью отсутствие в нормах Особенной части УК РФ такого квалифицирующего признака, как совершение преступления в виде промысла. Не получило должной правовой оценки и такое отягчающее ответственность обстоятельство, как специальный рецидив (совершение преступления лицом, ранее судимым за данное преступление).

Новый УК РФ практически ликвидирует предусматривавшийся УК РСФСР (ст. 57) институт снятия судимости с лиц, осужденных к лишению свободы за совершение особо тяжких преступлений на срок свыше десяти лет. Для осужденных к лишению свободы за тяжкие или особо тяжкие преступления сейчас предусматривается лишь автоматическое погашение судимости по истечении, соответственно, шести или восьми лет после отбытия наказания (ст. 86 УК РФ). Вряд ли такое решение может способствовать усилению борьбы с особо тяжкими преступлениями.

Несовершенна редакция диспозиции ч. 1 ст. 111 УК РФ, предусматривающая ответственность за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Дело в том, что в новом Кодексе произведена замена традиционного для ранее действовавшего уголовного законодательства понятия «телесные повреждения» на «повреждение здоровья». Замена эта в ряде случаев вполне обоснована, поскольку понятие «повреждение здоровья» охватывает и тот причиняемый здоровью вред, который не связан с нарушением анатомической целостности или физиологических функций органов и тканей. Это, например, заболевания профессиональные, венерические, отравления, расстройства психики и т. п.

Однако, по мысли первоначальных разработчиков проекта УК РФ, это вовсе не означало отказа от термина «телесные повреждения» в тех случаях, когда повреждение здоровья было связано с нарушением анатомической целостности или физиологических функций органов и тканей (существуют ведь и апробированные длительной практикой применения Правила определения степени тяжести телесных повреждений). «Повреждение здоровья» предполагалось рассматривать, главным образом, как родовое понятие, а формулировку «или иное повреждение здоровья» в отдельных случаях – как довесок к «телесным повреждениям». В проекте УК РФ (1994 г.) поэтому умышленное причинение тяжкого вреда здоровью совершенно правильно трактовалось как умышленное причинение телесного повреждения, опасного для жизни или повлекшего за собой ряд конкретных тяжких последствий для здоровья потерпевшего, а также причинение иного вреда здоровью, опасного для жизни или вызвавшего указанные последствия.

В окончательной же редакции ч. 1 ст. 111 УК РФ термин «телесное повреждение» не употребляется и допущена тавтология, могущая создать серьезные трудности для практического применения указанной нормы. В начале говорится об «умышленном причинении тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека» или повлекшего за собой конкретные тяжкие последствия, а затем – еще о каком-то «ином вреде здоровью, опасном для жизни», как будто бы речь идет не об одном и том же. К сожалению, такие обидные упущения в новом УК не единичны.

Обратимся, например, к ст. 134 УК РФ, предусматривающей ответственность за половые сношения и половые действия с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Субъектом данного преступления является, по прямому указанию закона, лицо мужского или женского пола, достигшее совершеннолетия (восемнадцатилетнего возраста). Такое решение вопроса относительно возраста ответственности представляется весьма спорным. Специальные исследования показывают, что наиболее криминально активными в рассматриваемом плане являются лица в возрасте 16–17 лет. Поэтому повышение возраста ответственности за данное преступление в сравнении со ст. 119 ранее действовавшего УК РСФСР с шестнадцати до восемнадцати лет вряд ли будет способствовать укреплению половой морали в российском обществе. Такое решение вопроса к тому же и нелогично, ибо за совершение развратных действий (ст. 135 УК РФ) – менее опасное преступление – ответственность наступает с шестнадцатилетнего возраста.

Диспозиция ст. 134 УК РФ уже, чем ее название («половое сношение и иные действия сексуального характера»). Законодатель обозначил в диспозиции лишь три действия сексуального характера («половое сношение», «мужеложство», «лесбиянство»). Все иные действия сексуального характера, в случае их добровольного совершения, в соответствии с буквой закона лежат за пределами рассматриваемого состава. В результате могут оказаться ненаказуемыми по данной статье такие опасные для физического и нравственного развития жертвы действия, как вступление взрослого мужчины в добровольный анальный или оральный секс с девочкой-подростком, а также в оральный секс с мальчиком-подростком, ибо половые сношения в главе 18 УК РФ рассматриваются только как естественное совокупление разнополых лиц. Совершенно очевидно, что в редакции диспозиции ст. 134 УК РФ законодателем пропущены «иные действия сексуального характера». Новый УК РФ в ст. 135 декриминализировал совершение развратных действий в отношении несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, ответственность за которые предусматривалась ранее действовавшим УК РСФСР (ст. 120). Думается, что с учетом опасности данного преступления для нравственного развития несовершеннолетних этот возрастной критерий следует установить на уровне шестнадцати лет путем внесения соответствующих законодательных изменений в ст. 135 УК РФ.

В последнее время подлинным бедствием для россиян стало совершение террористических акций с использованием боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. УК РФ в качестве квалифицирующего терроризм обстоятельства рассматривает лишь его совершение с применением огнестрельного оружия (п. «в» ч. 2 ст. 205). Остается загадкой, почему сюда не включено использование боевых припасов, взрывчатых веществ, взрывных устройств, тем более, что п. «к» ч. 1 ст. 63 того же Кодекса относит их использование к числу обстоятельств, отягчающих наказание. Создается впечатление, что правая рука законодателя порой не знает, что делает левая.

Совершенно непонятно, какими мотивами руководствовался законодатель, понижая санкцию за незаконное владение огнестрельным оружием, боеприпасами, взрывчатыми веществами и взрывными устройствами с восьми лет лишения свободы (ч. 1 ст. 218 УК РСФСР) до трех лет (ч. 1 ст. 222 УК РФ). О криминологической обоснованности такого решения говорить не приходится.

Надо сказать, что система санкций норм Особенной части УК РФ в отдельных случаях противоречит интересам охраны личности и общественной безопасности. Сомнительным, например, является положение, когда такое особо тяжкое преступление, как убийство (ч. 1 ст. 105), наказывается с учетом верхнего предела санкции наравне с особо квалифицированными видами разбоя (ч. 3 ст. 162), вымогательства (ч. 3 ст. 163), изготовления или сбыта поддельных денег или ценных бумаг (ч. 3 ст. 186), квалифицированными видами хищения предметов, имеющих особую ценность (ч. 2 ст. 164). При этом минимальный предел санкции за убийство без отягчающих обстоятельств ниже, чем за указанные корыстно-насильственные и корыстные преступления. Представляются также недостаточными размеры санкций за особо квалифицированные виды похищения человека (ч. 3 ст. 126), организацию массовых беспорядков и участие в них (ч. 1 и 2 ст. 212), дезорганизацию нормальной деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (ч. 3 ст. 321) и некоторые другие преступления. Недостаточно используются в Особенной части УК РФ и возможности применения такого вида наказания, как ограничение свободы. Новый Кодекс уделяет недостаточно внимания обеспечению охраны национальной безопасности России. В нем без достаточных оснований снижены в сравнении с УК РСФСР санкции многих статей, предусматривающих ответственность за преступления против военной службы. Не обладают должным профилактическим потенциалом нормы, направленные на противодействие налоговой преступности (ст. 198, 199 УК РФ).

Отсутствие в ряде случаев должного сравнительного анализа норм Особенной части УК РФ привело к очевидным нестыковкам отдельных глав и статей. Сопоставим, например, стоящие рядом «родственные» статьи, предусматривающие ответственность за вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления и вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий. В одной из них (ч. 3 ст. 151) совершение деяния неоднократно рассматривается как особо квалифицированное обстоятельство, в другом (ст. 150) данное обстоятельство вообще не упоминается.

Перечень подобных замечаний можно продолжить. Однако и приведенных достаточно, чтобы оценить правильность решения Генеральной прокуратуры Российской Федерации, поддержанного руководством всех без исключения правоохранительных ведомств (МВД, ФСБ, ФСНП, ГТК), о создании рабочей группы для подготовки в порядке законопроектной инициативы проекта федерального закона «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации», не дожидаясь его вступления в законную силу (с 1 января 1997 г.).

Такая группа из представителей заинтересованных ведомств создана и уже приступила к работе.

Предлагаемый комментарий выполнен известными учеными, в том числе членами авторских групп по подготовке проекта УК, представителями научных центров России – Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Ростова-на-Дону, Волгограда, Ярославля, Рязани, Ульяновска.

Читателю, и в первую очередь правоприменителю, адресуются вспомогательные материалы к комментарию. Публикацией сопоставительных таблиц нумерации статей предыдущего и настоящего Кодексов не только возрождена традиция российских издателей начала XX века; для большого отряда правоприменителей, преимущественно молодых, появляется техническое подспорье в разрешении многочисленных вопросов, требующих ссылки на предыдущий законодательный материал (рецидив, обратная сила закона и др.).

Перечень действующих разъяснений высших судебных инстанций СССР, России, соотнесенный для удобства с соответствующими главами и статьями УК, заменит пользователю комментарием самостоятельный поиск дополнительных сведений. Наконец, постатейно-терминологический указатель ключевых слов призван облегчить пользование текстом самого закона и обнаружение комментария, в котором разъясняется интересующее законодательное понятие.

Проблема ответственности за преступления, совершенные в состоянии опьянения[1383]

Проблема вменяемости и обоснования уголовной ответственности лиц, совершивших преступления в состоянии алкогольного опьянения, имеет весьма актуальное значение для следственной и судебной практики. Необходимость рассмотрения этой проблемы диктуется тем, что при ее разрешении у юристов и психиатров возникают существенные разногласия, а это в свою очередь отражается на практике.

До сих пор нет достаточно четкого определения понятия опьянения. Мы разделяем мнение профессора И. В. Стрельчука в том, что опьяневшим следует считать лицо, принявшее алкоголь в таком количестве, которое вызывает комплекс кратковременных нарушений высшей нервной деятельности различной интенсивности, изменяющих нормальные реакции на окружающую внешнюю среду, вследствие чего возникает известная опасность как для самого опьяневшего, так и для окружающих[1384].

Состояние опьянения представляет собой острое отравление, в картине которого на первый план выступают расстройства со стороны центральной нервной системы. Острое отравление алкоголем наблюдается в легкой, средней и тяжелой степени. Степень отравления зависит от количества и качества принятого алкоголя, а также от индивидуальной динамической реакции на него организма, которая может изменяться в зависимости от возрастных, психогенных и физиогенных факторов.

Криминогенное значение алкогольного опьянения в этиологии преступности общеизвестно. Согласно ст. 12 Основ уголовного законодательства (ст. 12 УК РСФСР) лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, не освобождается от уголовной ответственности. Более того, согласно ст. 13 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство» совершение преступления лицом, находящимся в состоянии опьянения, является обстоятельством, отягчающим ответственность. Эти нормы имеют важное предупредительное значение. Лица, злоупотребляющие алкоголем, должны знать, что за преступления, совершенные ими в состоянии опьянения, они будут отвечать в полной мере без каких-либо скидок.

Более сложен вопрос о субъективных условиях уголовной ответственности при совершении преступления в состоянии опьянения. Являясь сильным наркотическим средством, алкоголь оказывает вредное воздействие на психику человека, нарушает деятельность нервных клеток, в том числе и клеток головного мозга, дезорганизует тормозные процессы, ослабляет сознание и волю. При опьянении расстраиваются в той или иной степени психические функции. Нарушаются восприятие, мышление, критика, изменяется эмоциональное состояние. Человек утрачивает способность обдумывать свои поступки, становится беспечным, ему трудно усваивать и перерабатывать внешние впечатления, его мышление становится поверхностным и непоследовательным. Состояние опьянения вызывает разумно не мотивированные или недостаточно разумно мотивированные действия (поступки).

Разумеется, в случаях неглубокого опьянения, не затрагивающего серьезно способности лица осознавать свои действия и руководить своими поступками, субъективные основания уголовной ответственности за совершенное в таком состоянии преступление не вызывают сомнений. Лицо несет ответственность за совершенное преступление на общих основаниях.

Однако иногда имеют место случаи, когда общественно опасное посягательство совершено в состоянии столь сильного опьянения, что субъект вследствие помрачения сознания фактически теряет контакт с внешним миром, утрачивает способность отдавать себе отчет в своих действиях, руководить своими поступками. При этом имеется в виду не патологическое опьянение или алкогольные психозы, исключающие, как известно, вменяемость, а так называемое «обычное», физиологическое опьянение. Для удобства условно будем называть такое состояние опьянения «полным»[1385].

Подобное воздействие алкоголя на организм человека отмечают и представители психиатрической науки,[1386] и многие криминалисты[1387].

Совершенно справедливо указывает известный психиатр профессор И. Ф. Случевский: «В последние годы некоторые юристы и психиатры высказывают мысль, что в состоянии обычного опьянения не наблюдается патологических изменений психики. Это неверно. При всяком резко выраженном опьянении есть признаки медицинского и юридического критериев невменяемости. Наиболее характерным для многих случаев обычного алкогольного опьянения является совокупность симптомов, свойственных тому психопатологическому состоянию, которое в психиатрии носит название маниакального синдрома… Признавать, что многие из лиц, находящихся в состоянии обычного опьянения, вполне отдают отчет в своих действиях или руководят ими, это значит не считаться с повседневными фактами и закрывать глаза на истину»[1388]. При полном опьянении, безусловно, имеются как медицинские, так и юридические признаки невменяемости.

Об этом свидетельствует и сам закон (ст. 12 Основ уголовного законодательства), ибо не было бы смысла указывать, что состояние опьянения не освобождает от уголовной ответственности, если бы такое состояние в некоторых случаях не граничило бы с тем, что в законе рассматривается как невменяемость. Ответственность наступала бы по общим правилам[1389]. Назначение ст. 12 Основ уголовного законодательства в том и состоит, чтобы из общих условий невменяемости, предусмотренных ст. 11 Основ, сделать специальное изъятие в отношении лиц, совершивших преступление в состоянии опьянения. Если бы этой статьи не было, некоторых пьяных лиц нельзя было бы привлечь к уголовной ответственности за содеянное, ибо они в связи с опьянением нередко фактически невменяемы.

Против возможности признания того, что глубокое опьянение может привести к утрате вменяемости, возражают некоторые психиатры[1390].

«Пьяный, независимо от степени опьянения, вменяем», – таков их тезис. Подобные взгляды противоречат данным клинических исследований влияния алкоголя на организм человека. Выводы этих ученых страдают непоследовательностью.

Так, профессор И. Н. Введенский в учебнике «Судебная психиатрия» указывает, что лишь «до определенного времени у них (пьяных. – Э. П.) сохраняется известный контакт с реальной обстановкой, пока не наступает глубокое угнетение корковой деятельности»[1391]. В другой работе этот автор писал следующее: «Опьянение, острое отравление алкоголем… с медицинской точки зрения может быть рассматриваемо как душевное расстройство, близкое к маниакальному состоянию»[1392]. И, тем не менее, в явном противоречии с приведенными высказываниями И. Н. Введенский считает лиц, находящихся в тяжелой степени опьянения, вменяемыми.

Аналогичного мнения придерживается и профессор А. Н. Бунеев. Но как увязать с этой точкой зрения сделанное им в 1940 г. на сессии Всесоюзного института юридических наук, посвященной обсуждению проекта уголовного кодекса, заявление о том, что понятие «иное болезненное состояние» (один из медицинских критериев невменяемости) охватывает и состояние опьянения[1393]?

Непоследователен в рассматриваемом вопросе и профессор Я. М. Калашник. Объявив в своем учебнике несостоятельными всякого рода попытки усматривать при обычном (хотя бы и глубоком) алкогольном опьянении наличие медицинского и юридического критериев невменяемости[1394], он два года спустя пишет буквально следующее:

«При глубоком опьянении могут наступить выраженные расстройства сознания в форме его помрачения и спутанности. Глубоко опьяневший может плохо ориентироваться в месте, времени и окружающем, он не всегда правильно понимает, что ему говорят, отвечает невпопад, речь его становится бессвязной, малопонятной и бессмысленной, поступки неправильными и маломотивированными. В более поздних стадиях может наступить замедление движения и даже коматозное состояние. Поэтому трудно при глубокой степени опьянения отрицать возможность утраты способности опьяневшего руководить своими действиями, управлять своим поведением, производить какие-либо осмысленные и целесообразные поступки. Малоубедительными поэтому являются попытки отрицать при глубоких степенях опьянения наличие юридического критерия невменяемости.

…Соглашаясь в принципе с тем, что даже глубокое алкогольное опьянение нельзя рассматривать как болезнь или психоз, вместе с тем нельзя отрицать и то, что глубокое опьянение может сопровождаться столь же глубокими нарушениями психики, вплоть до расстройств сознания»[1395].

Полагаем, что комментарии излишни.

Среди юристов подобное воздействие алкоголя на организм человека пытается отрицать В. С. Орлов, указывающий, что «в состоянии физиологического опьянения… у человека сохраняется относительно нормальный контакт с внешним миром», при этом «человек в достаточной мере улавливает изменения, происходящие в окружающей среде, и соответствующим образом реагирует на это, изменяя свое поведение»[1396]. Однако и он вынужден, в конце концов, признать, что иногда в состоянии физиологического опьянения человек, совершивший преступление, действительно не может «ориентироваться в окружающей обстановке и сознавать свое поведение»[1397].

Упрощают рассматриваемый вопрос Ю. П. Касаткин и А. М. Яковлев. По мнению Ю. П. Касаткина, может иметь место «либо опьянение обычное, тогда нет патологических изменений в психике», либо патологические изменения в психике как результат патологического опьянения[1398]. Практически это означает либо противоречащее данным психиатрии отрицание того, что в состоянии глубокого физиологического опьянения лицо может утратить способность сознавать значение своих действий и руководить ими, либо противоречащее закону и данным психиатрии признание подобных случаев патологическим опьянением и освобождение от ответственности. К последнему склоняется А. М. Яковлев[1399].

А между тем, «патологическое и простое опьянение по клиническим проявлениям представляют качественно совершенно различные явления, и между ними нет промежуточных состояний. Патологическое опьянение нельзя рассматривать как более выраженное простое алкогольное опьянение»[1400]. Точка зрения Ю. П. Касаткина и А. М. Яковлева противоречит данным психиатрической науки о природе патологического опьянения.

При решении вопроса о том, что же является субъективным основанием ответственности за совершение общественно опасного посягательства в состоянии полного опьянения, ряд авторов, признавая в таких случаях наличие юридического критерия невменяемости, указывают на отсутствие медицинского критерия невменяемости и потому считают вменяемыми и ответственными лиц, не могущих отдавать себе отчет в своих действиях или руководить своими поступками[1401]. Это – явная натяжка. Глубокое поражение важнейших психических функций при полном опьянении, несомненно, входит в понятие «временного расстройства душевной деятельности», которое закон использует в качестве медицинского критерия невменяемости[1402]. «Опьянение есть острое психическое расстройство», – указывал доктор Б. С. Ковганкин[1403]. А знаменитый психиатр, профессор С. С. Корсаков писал: «В каждом состоянии опьянения врач должен видеть ненормальное состояние мозговой деятельности»[1404].

Вменяемость лица устанавливается на основании не только медицинского (биологического), но и юридического (психологического) критерия. Последний включает в себя сознательный, интеллектуальный (способность отдавать себе отчет в своих действиях) и волевой момент (способность руководить своими действиями). При полном опьянении человек утрачивает способность и понимать свои действия, и управлять ими. Внешне более или менее целесообразные поступки человека в таком состоянии, кажущийся контакт с внешним миром, кажущаяся ориентировка в окружающем не обусловлены актом сознания, а представляют собой привычные автоматические импульсивные действия, в основе которых лежат условные и безусловные рефлексы[1405]. Такая трактовка вопроса вытекает из учения великих русских физиологов И. М. Сеченова и И. П. Павлова. Итак, при полном опьянении налицо как медицинский, так и юридический критерии невменяемости.

Неправильна точка зрения некоторых психиатров, обосновывающих вывод о вменяемости пьяного при любой степени опьянения ссылкой на то, что уголовный закон считает его вменяемым[1406]. «Закон, – совершенно справедливо указывает А. Б. Сахаров, – решает вопросы ответственности, и если условия последней связываются с психическими способностями человека, закон исходит из данных медицинской науки, а не наоборот»[1407]. Решая вопрос об ответственности за преступления, совершенные в состоянии опьянения, законодатель вовсе не связывает его обязательно с тем, как влияет опьянение на вменяемость. Лица, совершившие преступление в состоянии полного опьянения, с точки зрении законодателя подлежат ответственности за содеянное, хотя они и были в этот момент невменяемы. Такой подход законодателя обусловлен социальными целями борьбы с пьянством и связанной с ним преступностью.

Уголовная ответственность за преступление, совершенное в состоянии полного опьянения, когда лицо утрачивает способность отдавать себе отчет в своих действиях или руководить своими поступками, наступает на основании того, что это лицо сознательно и по своей воле привело себя в такое состояние и что уже в момент употребления алкоголя оно знало, что в результате сильного опьянения может потерять контроль над своими действиями, и, зная это, тем не менее, легкомысленно или безразлично относилось к возможности совершения в результате опьянения общественно опасных действий и причинения тех или иных вредных последствий. В отличие от невменяемости, возникшей независимо от субъекта, невменяемость вследствие опьянения возникает по вине лица, зависит от его разума и воли. «Опьянение есть добровольное безумие», – говорил Аристотель.

Как указывает А. Б. Сахаров, «субъективная связь в этих случаях как бы удлиняется и расширяется, соединяя общественно вредные последствия, причиненные в состоянии опьянения, не только с действиями, непосредственно их вызвавшими (удар, выстрел и т. п.), но и с фактом злоупотребления алкоголем»[1408]. Виновность лица, совершившего преступление в состоянии опьянения, определяется с учетом отношения его психики к инкриминируемым действиям не только непосредственно в момент их совершения, но и в предшествующий ему, причинно с ним связанный момент употребления алкоголя.

Одним из проявлений демократизма советского уголовного права является принцип, согласно которому уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления (ст. 3 Основ уголовного законодательства). Игнорировать этот принцип по отношению к лицам, совершившим преступление в состоянии опьянения, значит допускать объективное вменение, глубоко чуждое нашему уголовному праву[1409].

В состоянии полного опьянения вменяемость лица исключается, а ведь она является необходимой предпосылкой вины и уголовной ответственности[1410].

Поэтому заслуживает внимания точка зрения Н. С. Лейкиной, считающей, что лицо, находящееся в состоянии глубокого опьянения, парализующего его сознание и волю, должно отвечать не за противоправные действия, совершенные в таком состоянии, поскольку это противоречило бы принципу вины, а за сознательное и добровольное приведение себя в подобное состояние, т. е. за злоупотребление алкоголем, заведомо чреватое возможностью совершения общественно опасных действий[1411]. Такую конструкцию в принципе допускает и А. Б. Сахаров[1412]. Она не противоречит закону (ст. 12 Основ), устанавливающему, что лицо, совершившее преступление в состоянии опьянения, не освобождается от ответственности, но не указывающему, как конструируется эта ответственность. Вместе с тем, как отмечает А. Б. Сахаров, следует более четко, чем это сделано у Н. С. Лейкиной, «отразить в законе то обстоятельство, что уголовная ответственность наступает не просто за доведение себя до глубокой степени опьянения (не в этом основной криминал!), а лишь при условии совершения в таком состоянии общественно опасных, караемых в уголовном порядке действий»[1413]. Самого по себе употребления алкоголя и приведения себя в состояние опьянения, хотя бы сильного, для уголовной ответственности недостаточно.

Опасение, что «на практике применение такой конструкции ответственности неизбежно привело бы к ослаблению борьбы с преступлениями, вызываемыми алкоголизмом»[1414], несостоятельно, если правильно дифференцировать наказуемость подобных случаев в зависимости от тяжести причиненного вреда. Более того, подобное решение вопроса повысит остроту борьбы не только с преступлениями, совершаемыми на почве алкоголизма, но и с причиной таких преступлений – самим алкоголизмом, и, таким образом, будет иметь важное профилактическое значение, поскольку центр тяжести этой борьбы будет перенесен на момент приведения себя в состояние опьянения[1415].

Н. С. Лейкина полагает, что в подобных случаях уголовная ответственность должна определяться по специальной статье особенной части Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за приведение себя в состояние глубокого опьянения, в котором могло быть совершено общественно опасное деяние. Такую статью, по ее мнению, целесообразно включить в главу о преступлениях против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения[1416].

Более развернутую, по сравнению с Н. С. Лейкиной, конструкцию ответственности за преступления, совершенные в состоянии полного опьянения, предлагает Б. С. Бейсенов. По его мнению, ст. 12 Основ уголовного законодательства нуждается в дополнении второй частью следующего содержания:

«Ответственность опьяневшего лица наступает по той статье… УК, по которой предусмотрено совершенное им деяние: а) если опьянением это лицо не было лишено способности отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими; или б) если оно привело себя в состояние опьянения с намерением совершить преступление; или в) если оно является особо опасным рецидивистом или лицом, обязанным и имевшим возможность до опьянения предвидеть общественно опасный характер последствий своего опьянения».

Во всех остальных случаях лица, совершившие преступления в состоянии полного опьянения, по мнению Б. С. Бейсенова, подлежат ответственности по специальной норме, которая должна быть введена в Особенную часть Уголовного кодекса примерно в следующей редакции:

«Совершение общественно опасных действий в результате приведения себя в состояние сильного опьянения, когда лицо не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими, наказывается исправительными работами на срок до 1 года или лишением свободы на срок до 5 лет.

Если в состоянии сильного опьянения совершено деяние, относящееся к числу тяжких преступлений, перечисленных в ст. 23 настоящего УК (УК Казахской ССР – Э. П.), виновный подлежит наказанию в пределах санкции статьи УК, предусматривающей совершенное им деяние»[1417].

Если предложение Б. С. Бейсенова, касающееся дополнения ст. 12 Основ, в принципе, не вызывает сомнений (хотя, по нашему мнению, здесь достаточно ограничиться только указанием, содержащимся в п. «а» дополнения), то часть 2 предложенной им нормы Особенной части УК совершенно непригодна. Представим себе, что субъект, находящийся в состоянии полного опьянения, причинит кому-либо смерть. По мнению Б. С. Бейсенова, виновный подлежит наказанию в пределах санкции статьи УК, предусматривающей совершенное им деяние. По-видимому, применительно к данному конкретному случаю речь должна идти о санкциях ст. 102–106 УК РСФСР. Но какое деяние совершает при этом субъект? Санкцией какой из этих статей нужно руководствоваться? На эти вопросы конструкция Б. С. Бейсенова ответа не дает.

Слишком абстрактна и вышеприведенная конструкция, предложенная Н. С. Лейкиной. Нельзя в одной статье охватить разнообразные криминальные последствия полного опьянения и должным образом дифференцировать наказание.

Наши предложения de lege ferenda по рассматриваемому вопросу сводятся к следующему.

Статью 12 Основ уголовного законодательства следует дополнить частью 2 следующего содержания:

«Лицо, совершившее преступление в результате приведения себя в состояние сильного опьянения, когда лицо не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими, подлежит ответственности по специальным нормам, предусмотренным Особенной частью УК» (далее в скобках следует перечислить соответствующие статьи УК).

В Особенной части УК применительно к некоторым тяжким преступлениям следует сконструировать специальные составы. Например, главу третью УК РСФСР необходимо дополнить ст. 106¹ в следующей редакции:

«Причинение смерти человеку лицом, приведшим себя в состояние такого опьянения, когда оно не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими, – наказывается лишением свободы на срок от трех до пятнадцати лет или смертной казнью».

Подобным образом можно предусмотреть ответственность и за совершение в состоянии полного опьянения других тяжких преступлений (причинение тяжких телесных повреждений, изнасилование, повреждение путей сообщения и транспортных средств, уничтожение или повреждение государственного или общественного или личного имущества граждан, повлекшее за собой тяжкие последствия, и др.).

Что же касается других преступлений, совершенных в состоянии полного опьянения, то ответственность за их совершение может быть предусмотрена одной нормой, как это предложено Б. С. Бейсеновым (речь идет о части 1 предложенной им нормы Особенной части УК).

Такая конструкция ответственности устранит многие затруднения и ошибки, возникающие в практике при квалификации преступлений, совершаемых в состоянии полного опьянения, и будет способствовать единообразию в борьбе с подобными преступлениями.

Возможность применения в ряде случаев суровых репрессий к лицам, совершившим тяжкие преступления в состоянии полного опьянения, находит свое обоснование в высокой степени общественной опасности как самих этих преступлений, так и личности совершивших их преступников. Удельный вес преступлений, совершенных в состоянии опьянения, весьма значителен. Снисходительное отношение к лицам, опьяневшим до невменяемости и совершившим на этой почве преступления, стимулировало бы пьянство до бессознательности. Кроме того, не следует забывать, что под воздействием алкоголя, нейтрализующим сдерживающие начала, социально выработанные способности торможения, как правило, высвобождается и проявляется действительная антисоциальная сущность данного субъекта, присущих ему отрицательных моральных свойств, индивидуалистических и эгоистических побуждений, низменных чувств, всего склада его личности[1418]. Алкоголь, бесспорно, отрицательно воздействует на человека, однако отнюдь не каждый совершает в состоянии опьянения преступление. Даже в состоянии сильного опьянения человек не сделает того, что совершенно чуждо его натуре[1419].

Преступления, совершаемые в состоянии глубокого опьянения, – результат не только и даже не столько нарушения психики опьянением, сколько следствие сложившейся у преступника индивидуальной антиобщественной установки, проявившейся под влиянием опьянения и ситуации, создавшейся в этот период или ранее[1420].

В настоящее время грузинскими психологами экспериментально доказано, что «влияние алкоголя в больших дозах… обусловливает усиленное проявление ранее фиксированной установки»[1421].

Характерно в этом отношении следующее дело. Житель г. Новочеркасска 27-летний Белов, ранее трижды судимый, после освобождения из мест лишения свободы общественно полезным трудом не занимался, нигде не работал, торговал случайными вещами на рынке, систематически пьянствовал, избивал свою сожительницу Шинко и угрожал ей убийством. 17 мая 1961 г. Белов с утра пьянствовал, а затем во дворе дома своей матери подверг Шинко жесточайшему избиению руками и ногами, отчего она там же скончалась. В момент совершения убийства Белов находился в состоянии сильного опьянения, поскольку незадолго перед этим выпил около литра водки. Сам Белов во время предварительного следствия и в судебном заседании утверждал, что не помнит содеянного, так как был сильно пьян. Даже если это правда и в момент совершения преступления Белов находился в состоянии полного опьянения[1422], суд все равно совершенно справедливо применил к нему смертную казнь. Полное моральное разложение, паразитизм, склонность к насилию и антиобщественная настроенность привели Белова к совершению преступления. Состояние опьянения лишь способствовало совершению убийства, но обусловлено оно было проявившейся под влиянием опьянения личностной антиобщественной установкой Белова[1423].

Установившаяся на практике конструкция ответственности, согласно которой общественно опасные действия квалифицируются по статьям Особенной части Уголовного кодекса, предусматривающим эти деяния, независимо от того, была ли сохранена в состоянии опьянения способность осознавать совершаемое и руководить своими действиями, теоретически несостоятельна и противоречит принципу вины. Действующая практика фактически допускает здесь объективное вменение[1424]. Не может умышленно или неосторожно действовать тот, кто в этот момент был в бессознательном состоянии. Пьяный, действующий в состоянии глубокого помрачения сознания, не способен к избирательному поведению.

Приведем пример. 25 сентября 1962 г. в г. Ростове-на-Дону некий Чичев, находясь в состоянии глубокого алкогольного опьянения, попал во двор дома гр-на Винникова, где взял в сарае несколько штук дверных шпингалетов. Встретив во дворе девяностолетнюю гр-ку Винникову, Чичев нанес ей удар одним из шпингалетов по голове, причинив ей тяжкие телесные повреждения, от которых Винникова через неделю скончалась в больнице. Обо всем происшедшем Чичев не сохранил воспоминаний. Материалы дела свидетельствуют о том, что в момент совершения преступления он находился в состоянии полного опьянения, исключающего способность отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. Естественно, такое опьянение сопровождалось полной амнезией содеянного[1425]. Заключением судебно-психиатрической экспертизы Чичев был признан вменямым[1426], однако эксперты в своем заключении обратили внимание органов следствия и суда на то, что в момент совершения преступления Чичев находился в состоянии глубокого опьянения. Органы предварительного следствия квалифицировали действия Чичева по п. «б» ст. 102 УК РСФСР. В приговоре судебной коллегии по уголовным делам Ростовского областного суда по данному делу указывается: «Суд приходит к выводу, что Чичев совершил преступление не из хулиганских побуждений, а потому, что, будучи в состоянии глубокого алкогольного опьянения, он не мог критически относиться к своим поступкам и в достаточной степени контролировать их, хотя и являлся вменяемым». Чичев был осужден по ч. II ст. 108 УК РСФСР[1427]. Мы полагаем, что квалификация действий Чичева и по п. «б» ст. 102, и по ч. II ст. 108 УК РСФСР является не чем иным, как объективным вменением. Поскольку Чичев в момент совершения преступления находился в состоянии глубокого помрачения сознания, постольку он не мог иметь умысла ни на убийство, ни на причинение тяжких телесных повреждений. Его действия носили автоматический импульсивный характер[1428].

Допуская в принципе решение вопроса, предложенное Н. С. Лейкиной, профессор А. Б. Сахаров считает, что оно не является единственно правильным и возможным, и, исходя из того, что само употребление алкоголя предполагает неосторожность или косвенный умысел в отношении возможных антиобщественных посягательств в состоянии опьянения, пытается обосновать существующее положение, согласно которому подобные случаи квалифицируются по статьям Уголовного кодекса, устанавливающим ответственность за виновное причинение названных вредных последствий[1429].

Теоретически такая постановка вопроса противоречит принципу конкретности вины. Ни одно лицо не может заранее предвидеть, какие действия оно совершит в состоянии возможного глубокого опьянения – хулиганство, убийство, изнасилование или иное деяние. А между тем, вина есть всегда вина за конкретное деяние[1430]. Не существует просто умысла или просто неосторожности, можно говорить лишь о конкретном умысле на убийство или конкретной неосторожности в отношении убийства определенного лица.

Практически такое решение вопроса неизбежно ослабляет борьбу с преступлениями, совершаемыми в состоянии глубокого опьянения, исключающего вменяемость лица. Предположим, что лицо, находящееся в таком состоянии, причиняет кому-либо смерть. Если обосновывать ответственность этого лица, исходя из концепции А. Б. Сахарова, то оно должно отвечать за умышленное убийство, если, приводя себя в состояние опьянения, сознательно допускает возможность лишения кого-либо в таком состоянии жизни (косвенный умысел по отношению к последствиям), либо за неосторожное убийство, если по отношению к последствиям вина лица выступает в форме преступной самонадеянности или преступной небрежности. Но в том-то и дело, что, напиваясь пьяным, лицо очень редко сознательно допускает возможность причинения кому-либо смерти в таком состоянии. Более того, не может быть и речи об умышленной вине лица, если его умыслом не охватывались все объективные свойства, совершаемого им общественно опасного деяния[1431]. Как правило, вина лица по отношению к последствиям в таких случаях – неосторожная (преступная самонадеянность и преступная небрежность). На практике это должно привести к тому, что в большинстве случаев причинение кому-либо смерти лицом, приведшим себя в состояние полного опьянения, будет рассматриваться как неосторожное убийство.

Показательно в этом отношении следующее дело. 25 ноября 1961 г. чабаны совхоза «Орловский» (Орловский район Ростовской области) Сулыгин, Каплин и Петров после изрядного употребления спиртных напитков отправились на охоту. По пути к озеру Каплин в состоянии сильного опьянения беспричинно произвел выстрел из охотничьего ружья в Сулыгина и убил его. Никаких мотивов к совершению преступления у Каплина не было, с потерпевшим он находился в самых хороших отношениях. Сам Каплин после протрезвления не мог объяснить содеянного, ссылался на то, что был пьян и ничего не помнит. Если он и впрямь действовал в состоянии глубокого помрачения сознания (заключением судебно-психиатрической экспертизы он был признан вменяемым), то вывод судебной коллегии по уголовным делам Ростовского областного суда о том, что, «стреляя в Сулыгина из ружья, заряженного дробью, с близкого расстояния, Каплин предвидел и сознательно допускал наступление смерти», является неправильным[1432]. Совершенно очевидно и то, что, напиваясь пьяным, Каплин не допускал мысли совершить убийство Сулыгина. Следовательно, исходя из конструкции, разделяемой А. Б. Сахаровым и другими криминалистами, Каплин должен отвечать за неосторожное убийство.

Такой подход привел бы на практике к ослаблению борьбы с тягчайшими преступлениями, совершаемыми в состоянии глубокого опьянения. И, тем не менее, при действующей конструкции ответственности за совершение преступлений в бессознательном состоянии, вызванном опьянением, такой подход практически является единственно возможным. Предлагаемые изменения в законодательстве по рассматриваемому вопросу сделали бы эту конструкцию более совершенной и эффективной.

Раздел IV

Предыдущая Стр. 19 из 41 Следующая