Одним из доводов, приводимых в опровержение взгляда, что единственным основанием уголовной ответственности является наличие в деянии виновного состава преступления, служит утверждение, что «советскому уголовному праву, законодательству, теории уголовного права и судебной практике известны случаи, когда виновные привлекаются к уголовной ответственности за совершение общественно опасных деяний, не содержащих всех признаков состава преступления. Это имеет место в частности, при приготовлении, покушении, соучастии»[355]. Неосновательность этих ссылок вытекает из того, что в действительности состав преступления определяется не только диспозицией статей Особенной части, но и многими положениями Общей части Уголовного кодекса. Состав преступления имеется не только в законченном деянии и у исполнителя преступления, но и при приготовлении и покушении, а также у соучастников (ст. 15 и 17 УК РСФСР)[356].
Теоретическое и законодательное определения основания уголовной ответственности находятся в прямой зависимости от тех целей, которые ставятся перед наказанием.
Важнейшим средством обеспечения социалистической законности в области уголовного права является такое положение, при котором только законодатель управомочен определить круг наказуемых деяний. Именно это и обеспечивается теоретическим утверждением, что единственным основанием уголовной ответственности является наличие в деянии состава преступления.
Социалистическая законность обеспечивается, однако, не только тем, что никто не может быть осужден за деяние, которое законодатель не предусмотрел как наказуемое, т. е. когда в действиях лица отсутствует состав преступления, но и тем, что невозможно положение, при котором одинаковое деяние, совершенное одним лицом, рассматривается как преступление, а совершенное другим лицом, не рассматривается как таковое. Такое положение вещей прямо противоречило бы принципу равенства всех перед законом и подрывало бы основное требование эффективности репрессии – ее неизбежность.
Наличие основания для уголовной ответственности устанавливается судом в процессе рассмотрения дела и реализуется государственными органами (органы МООП, судебные исполнители и т. д.) в форме наказания. Суд может при установленных в законе условиях, констатировав наличие основания ответственности, освободить виновного от реального применения мер наказания, а приговор суда не создает основания уголовной ответственности, а лишь констатирует наличие такого основания и определяет размер наказания.
При наличии состава преступления должно быть и привлечение к уголовной ответственности, за исключением случаев, прямо предусмотренных в законе. Из этого, конечно, вовсе не следует делать вывод, что личность привлеченного не имеет значения для решения вопроса о том, какая мера наказания к нему должна быть применена и должно ли наказание вообще быть к нему применено. Напротив, одной из крупных ошибок судебной и исправительно-трудовой практики в прошлом был недостаточный учет личности преступника.
В. И. Ленин писал, что судебная власть, которой прокурор передает решение возбужденного им дела, «обязана, с одной стороны, абсолютно соблюдать единые, установленные для всей федерации законы, а с другой стороны, обязана при определении меры наказания учитывать все местные обстоятельства», она имеет «при этом право сказать, что хотя закон несомненно был нарушен в таком-то случае, но такие-то близко известные местным людям обстоятельства, выяснившиеся на местном суде, заставляют суд признать необходимым смягчить наказание по отношению к таким-то лицам или даже признать таких-то лиц по суду оправданными». В. И. Ленин прямо указывает на то, что «если мы этого элементарнейшего условия для установления единой законности во всей федерации не будем проводить во что бы то ни стало, то ни о какой охране и ни о каком создании культурности не может быть и речи»[357]. Эти требования В. И. Ленина, обеспечивающие законность, как ясно из изложенного выше, ни в коей мере не исключают, а, напротив, предполагают, чтобы личность виновного максимально учитывалась при решении вопроса о том, применять ли меры уголовного наказания и какие именно.
Обстоятельства, находящиеся за рамками состава, могут повлиять на то, что деяние будет более мягко или более сурово наказано в рамках санкции (ст. 38 и 39 УК РСФСР) или даже наказание будет назначено ниже минимума, установленного в санкции (ст. 43), или виновное лицо вообще не будет наказано (ст. 50, 52), но эти обстоятельства не могут сделать преступное деяние непреступным. Во всех этих случаях имеется состав преступления и виновное лицо совершило преступление, возникло основание уголовной ответственности, но суд может снизить наказание или освободить от него.
То, что состав преступления есть единственное основание уголовной ответственности, исключает возможность применять наказание при отсутствии состава преступления, но вовсе не означает, что при наличии состава обязательно применение наказания.
Уголовная ответственность наступает тогда, когда совершено преступление и появилось уголовное правоотношение. Возникшая уголовная ответственность для своей реализации требует специального акта о применении права (приговора суда). Такой акт применения права не является, однако, основанием ответственности, он лишь констатирует наличие уголовного правоотношения, дающего основание для применения санкции соответствующей нормы права, и устанавливает, какая именно мера наказания должна быть применена.
Несмотря на наличие уголовной ответственности, она может не быть реализована, во-первых, в результате того, что факт преступления, дающий основание для уголовной ответственности, не был выявлен или не было установлено лицо, виновное в нем; во-вторых, в результате того, что потерпевшие по делам частного и частно-публичного обвинения не возбудили уголовного преследования, либо в результате истечения срока давности, объявления амнистии или освобождения от уголовной ответственности в порядке ст. 10, 50, 51 и 52 УК РСФСР. Может быть не реализован также уже имеющийся акт о применении уголовной ответственности. Все это не означает, однако, что уголовной ответственности не было – уголовное правоотношение возникло, но оно не было реализовано.
Если преступление не было совершено, то одно лишь ошибочное предположение о совершении преступления (вопреки мнению А. Л. Ривлина[358]) не вызывает возникновения уголовного правоотношения и уголовной ответственности. В этом случае возникает уголовно-процессуальное правоотношение, цель которого состоит в установлении того, имеется ли факт преступления и было ли оно совершено данным лицом. При неправильном осуждении невиновного уголовная ответственность также не возникает. Напротив, появляется уголовно-процессуальное правоотношение, включающее обязанность органов юстиции отменить неправильный приговор и право осужденного на реабилитацию (п. 8 ст. 5 и ст. 384 и 385 УПК РСФСР).
Окончание уголовной ответственности наступает тогда, когда осужденный отбыл назначенную ему судом мер наказания и с него снята судимость (ст. 57 УК РСФСР), когда истекли сроки давности привлечения к уголовной ответственности (ст. 48 УК РСФСР) или сроки давности исполнения обвинительного приговора (ст. 49 УК РСФСР), когда лицо освобождено от уголовной ответственности (в порядке ст. 50 УК РСФСР), дело передано в товарищеский суд (ст. 51 УК РСФСР) или виновный передан на поруки (ст. 52 УК РСФСР), а также при амнистии или помиловании, освобождающих виновного от ответственности, наказания или снимающих судимость.
§ 4. Уголовная ответственность в эксплуататорском обществе
Первоначально ответственность рассматривалась как ответственность перед богом, и перед ней ставилась задача очистить общество от греха, отвратить божественный гнев, искупить вину перед богом, а круг деяний, влекущих за собой ответственность, ограничивался деяниями, которые расценивались как греховные. Эти воззрения возникли еще во внеклассовом обществе и развивались в период становления государства и права. В это время не проводилось различия между ответственностью за нарушение божественных норм и норм человеческого поведения. Во многих древних теократических государствах (например, в Египте) такое соединение существовало тысячелетия, существовало оно и в Древнем Риме, где, однако, быстрее, чем в других странах Древнего мира, произошло разделение божественного права – fas и человеческого права – jus. Но и в Древнем Риме ответственность и приведение наказания в исполнение имели религиозный характер, виновный приносился в жертву (отсюда термины «sacrata» и «sacration» и даже слово «санкция» (sanctio), которое применяется до сих пор и значит и «закон», и «священный»). По древнему римскому праву «личность приносится в жертву богу, имущество передается его храму, наказание – это искупление обществом лежащей на нем вины путем воздаяния чести богам и в особенности высшей чести – принесения в жертву человека»[359]. Еще Кант писал: «…убийца… должен быть казнен для того, чтобы всякому было воздано по его поступкам и пролитие невинной крови не пало бы на народ»[360].
Когда общественно опасное деяние считалось грехом, направленным против божества, ответственность рассматривалась как изгнание грешника из круга единоверцев и вначале проявлялась просто как принесение его в жертву божеству. Когда перед ответственностью вообще ставились цели мести или возмещения причиненного ущерба (удовлетворение потерпевшего), также не было различия между отдельными отраслями права, и полностью смешивалась ответственность гражданская и уголовная[361]