Необходимо, однако, отметить, что при всей жестокости наказаний в России в XVII и XVIII веках, эта жестокость никогда не доходила до тех изысканных форм мучительства, которые предусматривались законодательством Западной Европы.
Н. Д. Сергеевский правильно указывал на то, что «грубы и жестоки были формы смертной казни в древней России, но до такого разнообразия и утонченности способов лишения жизни преступников, до таких сложных приспособлений к увеличению страдания преступника, какие мы находим в Западной Европе, наше отечество никогда не доходило»[446].
Со второй половины XVIII века появляется тенденция к некоторому ограничению применения смертной казни, а затем и членовредительских и телесных наказаний.
Указы 25 мая 1753 г[447], и 18 июня 1753 г[448], предлагали заменять смертную казнь другими наказаниями – вечной ссылкой на каторжные работы после публичного наказания кнутом и клеймения.
Смертная казнь сохранялась только за государственные, карантинные и воинские преступления.
Результатом этих указов, как и указа от 30 сентября 1754 г.[449], было «лишь формальное уничтожение смертной казни: она осталась в замаскированном виде – в форме заселения кнутом, плетьми, батогами, даже розгами»[450].
Широкое применение смертная казнь имела место и после 1754 года. Так, были осуждены к смертной казни за бунт Мирович и его сообщники (1764 г.)[451], казнены убийцы Московского архиепископа Амвросия (1771 г.), Пугачев и большое число его товарищей (1775 г.)[452], декабристы Рылеев, Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев и Каховский (1826 г.) и другие.
Указы Екатерины об отмене смертной казни не были учтены и при составлении проектов Уголовного Уложения 1754 и 1766 годов, которые представляли собой в основном свод действовавшего в середине XVIII века права: Уложения 1649 года, Воинских Артикулов, Морского Устава и отдельных законов, изданных после Уложения 1649 года. Наказания, предусматривавшиеся проектами, в большинстве случаев заключались в смертной казни, телесных наказаниях (кнут, батоги, плети) и вечных каторжных работах.
В проектах смертная казнь снова предусматривается за большое число преступлений: за богохульство и другие религиозные преступления, за государственные преступления, за некоторые виды кражи, за оскорбление действием родителей, за денежные преступления, лжесвидетельство и т. д.
Проекту 1754 года известны следующие виды смертной казни: отсечение головы, повешение, сожжение, колесование, залитие горла расплавленным металлом, разорвание пятью лошадьми и повешение за ребра.
Проект 1766 года несколько смягчает виды смертной казни. Разорвание лошадьми и повешение за ребра (почти не встречавшиеся в практике) заменяются четвертованием и колесованием. Кроме того, проект освобождает от телесных наказаний дворян, «состоящих в классах», и купцов 1-й гильдии (в жизнь это было проведено в 1785 году).
Проекты предусматривают также применение штрафов, конфискации и ссылки[453].
Новые взгляды в области применения наказаний были впервые официально высказаны в России в Екатерининском Наказе (1767 г.). Программа Наказа – это программа просвещенного абсолютизма конца XVIII века.
Наказ Екатерины не имел никакого практического значения[454]. Не только в XVIII, но и в XIX веках реакционное дворянство и царское правительство, которое представляло это дворянство, не строили законодательство на основе принципов Наказа, но тем не менее его значение было велико. Идеи, высказанные в Наказе, нашли широкое распространение среди передовых кругов русского общества того времени. Они оказали большое влияние на развитие новых взглядов в области применений наказания и долгое время служили обоснованием необходимости изменения законодательства[455].
В своем Наказе Екатерина по вопросу о наказании разделяет, а в ряде случаев повторяет положения Монтескье и Беккариа (Наказ был послан на отзыв Вольтеру и Дидро)[456]. Наказ исходит из того, что «искусство поучает нас, что в тех странах, где кроткие наказания, сердце оными столько же поражается, как в других местах жестокими» (ст. 85). Екатерина высказывается за соответствие наказания преступлению и за различные наказания за различные преступления (ст. 94 и 95). Наказание должно быть «скорое, потребное для общества, умеренное сколь можно при данных обстоятельствах, уравненное с преступлением и точно показанное в законах» (ст. 200). Цель наказания, по мнению Екатерины, не в том «чтоб мучить тварь чувствами одаренную; они на тот конец предписаны, чтоб воспрепятствовать виноватому, дабы он впредь не мог вредить обществу, и чтобы отвратить граждан от соделания подобных преступлений» (ст. 205).
Екатерина высказывалась против жестоких наказаний (ст. 206–208) и за ограничение применения смертной казни: «в обыкновенном состоянии общества смерть гражданина ни полезна, ни нужна» (ст. 210). Она полагала, что «гораздо лучше предупреждать преступления нежели наказывать» (ст. 240)[457].
Однако, несмотря на эти прогрессивные гуманные идеи, официально высказанные в Наказе, царское правительство в своей практической деятельности продолжало широко применять смертную казнь, суровейшие членовредительские и телесные наказания. Так, после волнений заводских крестьян Екатерина предлагала жалующихся «драть в Москве на разных площадях в торговый день плетьми с барабанным боем публично».
При подавлении пугачевского восстания Панин предлагал на виселицах и колесах «казнить злодеев и преступников подлого состояния, не останавливаясь за изданными о удержании над преступниками смертной казни Всемилостивейшими указами».
Уголовное законодательство царской России, и в частности наказание, всегда являлось в руках царизма орудием подавления эксплуатируемых, в первую очередь крепостного крестьянства. Позднее с возникновением новых общественных отношений, с появлением рабочего класса наказание начинает направляться и против этой новой группы эксплуатируемых.
Уже 7 января 1736 г. по ходатайству шести крупнейших фабрикантов императрицей Анной Иоанновной был издан Указ «Об укреплении за фабрикантами оказавшихся у них на мануфактурах разного ведомства людей и крестьян». Этим Указом, в частности, устанавливалось, что «ежели ж из купечества и из разночинцев подлые, неимущие пропитания и промыслов, мужска полу, кроме дворцовых, синодальных и Архирейских и монастырских и помещиковых людей и крестьян, а женского полу, хотя б чьи они ни были скудные, без призрения по городам и по слободам и по уездам между дворов будут праздно шататься и просить милостыни, таких брать в Губернския и Воеводския канцелярии и записывая, по силе прежних указов отдавать на мануфактуры и фабрики, кого те фабриканты принять похотят, и давать им фабрикантам на них письма; дабы там за работу или за учение пропитание получили и напрасно не шатались» (п. 8)[458]. Так и в России нищие и бродяги превращались в крепостных рабочих.
При подавлении забастовки 1798 года было предложено руководителя бастующих «Слесарева подвергнуть 200 ударам кнутом с вырезанием ноздрей и постановлением штамповочных знаков и ссылке в каторжную работу, а прочих по мере их участия по жестоком наказании кнутом в каторжные ж работы, другие в Иркутск на суконную фабрику…»[459]
Если в XVII и первой половине XVIII века система наказаний соответствовала существовавшим общественным отношениям и одобрялась представителями прогрессивной общественной мысли, то этого нельзя сказать о второй половине XVIII века.
Прогрессивность тех или иных взглядов по вопросам уголовного права определялась в этот период отношением к телесным и членовредительским наказаниям, отношением к требованиям отмены или ограничения применения смертной казни и уничтожения различных наказаний для разных сословий. Эти специальные требования неизбежно соединялись с общеполитическим требованием отмены крепостного права.
«Прогрессивные русские мыслители конца XVIII и начала XIX вв., среди которых главное место знимают Радищев и декабристы, изучали философские и правовые теории Западной Европы, понимая их прогрессивное значение, и в то же время развивали и обогащали их применением к тогдашней русской действительности. Передовые русские мыслители и общественные деятели отражали прежде всего особенности развития и назревшие задачи своей страны, исходя из ее экономических и политических условий и в соответствии с этим формулировали свои идеи и программные требования»[460].
Представитель передовой науки своего времени, гуманист, сторонник ограничения смертной казни С. Десницкий (? – 1769 г.) исходил из того, что в основе происхождения наказания лежит чувство мести «мздовоздояние злом за зло». В то же время Десницкий считал, что наказания служат цели морального перевоспитания преступника и поэтому должны быть «…умерены по делам, учинены без изъятия всякому и не выходить за предел человечества». Он полагал, что наказание должно соответствовать преступлению, что в результате жестокого и несоответственного наказания «непристрастные и посторонние зрители не будут благоволить и пришедшие в сожаление об виноватом негодовать станут на самих судей, через что чинимые казни теряют свой успех». Констатируя и объясняя причины применения смертной казни, Десницкий высказывает мнение, что «…нет в свете кроме смертоубийства иного греха, который бы в чувствовании непристрастных и посторонних зрителей заслуживал смертного наказания»