Лопухин высказывался за индивидуализацию наказания и запрещение смертной казни.
Другим представителем либеральных групп бюрократических кругов царского самодержавия был граф Мордвинов, выступавший против жестокости наказаний и доказывавший необходимость их смягчения. Он писал: «Кто думает, что одними жестокими наказаниями отвратить можно людей от преступлений, кто дозволил бы себе утверждать, что оныя умножаются от того, что преступники не жестоко наказываются, то он думал и говорил бы несправедливо: думал бы, не зная ни причин, ни начала преступлений, ни силы наказаний; говорил бы, не постигая ни мер, ни средств к исправлению народа. Известно, что преступления совершаются большею частью в пьянстве, ибо кто пьян, тому нет возможности думать о последствиях его поступков и об опасении жестокого за оные наказания. Одно уменьшение пьянства и отклонение народа от праздности могло бы уменьшить всякие преступления до значительной степени и при самых даже малых наказаниях преступникам»[500]. Цель наказания Мордвинов видел в исправлении преступника: «Все мудрые законодатели, допуская наказания, имели в виду исправление токмо народное, а не поражение жертв преступления»[501]. Он решительно высказывался против варварских телесных наказаний: «Кнут есть мучительное орудие, которое раздирает человеческое тело, отрывает мясо от костей, машет по воздуху кровавые брызги, и потоками крови обливает тело человека; мучение лютейшее всех других известных, ибо все другая, сколько-бы болезнены они ни были, всегда менее бывают продолжительны, тогда как для 20 ударов кнутом потребен целый час и когда известно, что при многочислении ударов мучение несчастного преступника, иногда невинного, продолжается от восходящего до заходящего солнца»[502] .
Еще в начале XIX века против применения смертной казни возражал один из первых русских криминалистов Горюшкин, утверждавший, что «смертная казнь, по мнению моему, и бесполезна; кроме того, что единому творцу жизни известна та минута, в которую можно ее пресечь, не возмущая порядка его божественного строения»[503].
Взгляды декабристов по вопросу о наказании были выражены в «Русской Правде» Пестеля, которая обосновывала принцип равенства всех перед законом. Пестель считал, что «род наказания должен соответствовать роду преступления, а не сословию преступника», и решительно выступал против смертной казни и конфискации имущества: «имение никогда не должно быть конфисковано»[504]. Основным требованием декабристов в области наказаний было «уничтожение телесных наказаний»[505].
Декабрист Н. А. Крюков (1800–1854 гг.) писал: «Жестокая и суровая неволя есть наказание, которое гораздо лучше смертной казни единственно потому, что пример оной сильнее; только надобно заметить, что неволя сия сделается ужасным наказанием только в такой земле, где состояние народа будет спокойно и приятно. Ибо, если бы состояние невинных было столько же тягостно, как и преступников, то мучение последних было бы (менее) наказанием, и несчастные столь же сожаления достойные, не страшились бы более оного»[506].
Несмотря на требования прогрессивных представителей общества, система наказаний царской России долгое время оставалась без изменений.
Сводом законов издания 1832 года предусматривались следующие наказания: 1) смертная казнь; 2) политическая смерть; 3) лишение прав; 4) телесные наказания; 5) каторжные работы; 6) ссылка; 7) отдача в солдаты; 8) лишение свободы; 9) денежные наказания и 10) церковные наказания.
В Уложении о наказаниях 1845 года система наказаний была построена в зависимости от сословия и привилегий преступника, а не в зависимости от тяжести совершенного преступления.
Все осужденные разделялись на лиц, изъятых и не изъятых от телесных наказаний, а наказания – на уголовные и исправительные.
Система уголовных наказаний состояла из четырех родов: а) смертной казни; б) ссылки в каторжные работы бессрочно и на срок от 4 до 20 лет (в рудниках, крепостях и на заводах); в) ссылки на поселение в Сибирь и г) ссылки на поселение в Закавказье. Для непривилегированных сословий ссылка в каторжные работы и Сибирь сопровождалась плетью от 10 до 100 ударов. Уголовные наказания были связаны с лишением всех прав состояния. Наказания делились на ряд степеней в зависимости от сроков ссылки и числа ударов плетью.
Система исправительных наказаний состояла из семи родов. Первые два различных рода наказаний предусматривались для привилегированных и непривилегированных. К привилегированным применялись: а) ссылка на поселение в Сибирь с заключением на срок от 1 года до 4 лет или без заключения в Иркутскую, Енисейскую, Томскую и Тобольскую губернии, с запрещением выезда на срок от 8 до 12 лет, и б) ссылка на поселение в отдаленные губернии с заключением на срок от 3 месяцев до 2 лет и без заключения.
Для непривилегированных классов применялись: а) исправительные арестантские работы на срок от 1 года до 10 лет в соединении с розгами от 50 до 100 ударов и б) заключение в рабочий дом на срок от 3 месяцев до 3 лет. Эти два рода исправительных наказаний влекли за собой для осужденных лишение всех особых прав и преимуществ[507].
Остальные 5 родов исправительных наказаний были общими: а) заключение в крепость на срок от 6 месяцев до 6 лет; б) заключение в смирительный дом на срок от 3 месяцев до 3 лет; в) заключение в тюрьму на срок от 3 месяцев до 2 лет; г) арест от одного дня до 3 месяцев и д) выговор, замечание, внушение и денежные взыскания.
Заключение в крепость и смирительный дом в наиболее тяжких случаях влекли за собой лишение некоторых прав. Эти наказания в зависимости от сроков делились на большое количество степеней (ст. 30).
В отношении чиновников за преступления по службе действовала особая система наказаний, которая состояла из: а) исключения со службы; б) отрешения от должности; в) вычета из времени службы; г) удаления от должности; д) перемещения с высшей должности на низшую; е) выговора с внесением или без внесения в послужной список; ж) вычета из жалования; з) замечания (Свод законов, т. XV, ст. 70–73).
Священники и монахи, осужденные к временному лишению свободы, направлялись не в места заключения, а к своему начальству для исполнения приговора по его распоряжению (ст. 86 Уложения 1885 г. и ст. 5 Устава о наказаниях 1863 г.).
Кроме того, Уложение 1845 года знало большое число чрезвычайных и исключительных наказаний – конфискацию имущества, лишение церковного погребения, церковного покаяния и т. д.
Смертная казнь, хотя формально и была отменена Сводом законов 1832 года за все преступления, кроме государственных, фактически широко применялась как прямо приговорами к смертной казни, так и косвенно путем приговора к шпицрутенам и другим телесным наказаниям, фактически представляющим особо мучительные виды смертной казни[508].
Лишение свободы, как мы указывали выше, применялось в России уже в XIV веке. Однако широкого распространения оно не получило[509]. Места лишения свободы находились в ужасном состоянии. Средством существования заключенных, как правило, было подаяние. Петр I в Указе 1722 года писал, что «колодники, если они не употребляются в казенные работы, обыкновенно отпускаются на прошение милостыни будучи связаны несколько человек вместе». Указ запрещал в дальнейшем подобные действия.
Державин, назначенный губернатором в Тамбов в 1785 году, писал: «При обозрении моем губернских тюрем в ужас меня привело гибельное состояние сих несчастных (колодников. – М. Ш.). Не только в кроткое и человеколюбивое нынешнее, но и в самое жестокое правление, кажется, могла ли бы когда приуготовляться казнь, равная их содержанию за их преступления, выведенная из законов наших. Более 150 человек, а бывает, как сказывают, нередко и по 200, повержены и заперты, без различия вин, пола и состояния в смердящие и опустившиеся в землю, без света и без печей, избы или, лучше сказать, скверные хлевы. Нары, подмощенные от потолка не более 3/4 расстояния, помещают сие число узников. Следовательно, согревает их одна только теснота, а освещает между собой одной осязание. Из сей норы едва видны их полумертвые лица и высунутые головы, произносящие жалобный стон, сопровождаемый звуком оков и цепей»[510].
Вплоть до отмены крепостного права (фактически до 1864 г.) в отношении крепостных, а затем в отношении временнообязанных телесные наказания были основной и наиболее распространенной формой наказания, применявшейся помещиками.
С этой феодально-крепостнической системой наказаний продолжали борьбу революционные и прогрессивные люди России.
Революционные взгляды по вопросам наказания в царской России высказывали петрашевцы. Один из них П. Н. Филиппов (1825–1855 гг.) обращался к крепостным крестьянам: «Вы все идете смотреть как наказывают мужиков, что посмели ослушаться господина или убили его. Разве вы не понимаете, что они исполнили волю божию и что принимают наказание, как мучение и за своих ближних. Разве не будете защищаться коли нападут на вас разбойники? А помещик, обижающий крестьян своих, не хуже ли он разбойника?»[511]
Все передовые люди России, выступавшие против крепостного права, боролись за отмену телесных наказаний.
А. И. Герцен писал: «…вопрос об уничтожении телесных наказаний для нас имеет чрезвычайную важность.