[528], а также и противником пожизненного заключения – «если государство лишает жизни, то оно убивает только тело, но когда оно осуждает на пожизненное лишение свободы, в соединении с тяжкими изнурительными работами, которые при том должны быть производимы в тяжелых оковах, то оно может убить и душу… исправление возможно только тогда, когда преступник может надеяться получить пощаду, следовательно, только в случае временного лишения свободы»[529]. С. Баршев выступал против членовредительских наказаний, которые, по его мнению, встречаются у народов грубых, еще только зарождающихся и не достигших «высшей степени гражданской образованности»[530] и высказывался за ограничение применения телесных наказаний и полное их исключение в отношении лиц, «принадлежащих к высшим сословиям»[531].
Уголовное Уложение 1845 года отменило кнут и формально ограничило телесные наказания. Однако в результате временных правил 23 ноября 1853 г. о замене лишения свободы телесными наказаниями розги фактически оставались преобладающим наказанием[532].
Наказание в русском уголовном праве после отмены крепостного права (1863–1917 гг.)
Указ 17 апреля 1863 г. «О некоторых изменениях в существующей ныне системе наказаний уголовных и исправительных» отменил применение плети, клейм и штемпельных знаков (п. 1 и 2), однако сохранил розги, несколько ограничив их применение (было запрещено применять розги к лицам женского пола – п. 4)[533].
Уже после издания этого Указа розгами секли: 1) в крестьянской среде по постановлениям волостных судов (до 20 ударов), 2) при невозможности заключить виновного в тюрьму, в смирительные, рабочие дома или подвергнуть его аресту (от 3 до 100 ударов), 3) в войске, в виде дисциплинарного наказания солдат, состоящих в разряде штрафных (до 50 ударов), 4) во флоте – нижних чинов, пока для них не будет устроено достаточное количество тюрем (до 200 ударов) и 5) ссыльных женщин. Кроме того, к матросам во время плавания применялось наказание линьками до 200 ударов. Сохранилось наказание розгами и за некоторые преступления. Так, «малолетние ремесленники за самовольную отлучку от мастеров своих и за шалости, леность и неуважение к мастеру и его семейству подвергаются наказанию розгами от 5 до 10 ударов» (ст. 1377). Бродяжничество наказывалось розгами от 30 до 40 ударов (ст. 952)[534].
Несмотря на то, что закон 2 июня 1903 г. отменил плети для ссыльных, а манифест 11 августа 1904 г. – телесные наказания в войсках, сельских и инородческих судах, применение телесных наказаний в России, и, в частности, розог, продолжало иметь место вплоть до революции 1917 года. Реакционные круги дворянства даже в начале XX века не хотели отказываться от телесных наказаний. Князь Эмилий Витгенштейн особо рекомендовал телесные наказания для армии, так как они «по своей непродолжительности, удобству исполнения представляют неисчислимые выгоды, их можно назначать и на бивуаках при кратковременной остановке и под самым неприятельским огнем, избегая слишком сложной процедуры и проволочек»[535].
Еще в 1912 году газета черносотенных землевладельцев «Земщина» писала: «…мы полагаем надо организовать ходатайства о введении телесных наказаний. Только физическая боль может заставить разных злодеев сдерживать свои зверские инстинкты. Без хорошей порки ни тюрьма, ни каторга им не страшны»[536].
В 1902 году Государственный Совет и Министр юстиции возражали против отмены наказания розгами как дисциплинарного наказания для заключенных и признали, что «наказание розгами может быть применено только к лицам, не изъятым от телесного наказания вне стен тюремных зданий. Вследствие этого исключение означенного взыскания из числа дисциплинарных мер, применяемых к арестантам, повело бы лишь к тому, что крестьяне, содержащиеся в исправительных отделениях, оказались бы в привилегированном положении сравнительно с крестьянами, не совершившими уголовных преступлений, так как последние на основании действующих узаконений, по приговорам волостных судов могут быть подвергнуты наказанию розгами»[537].
Смертная казнь, несмотря на запрещение закона, применялась и во второй половине XIX века.
Одним из способов обхода закона о запрещении смертной казни было предание гражданских лиц в мирное время военному суду, который имел право приговаривать к смертной казни (Указ 17 апреля 1863 г. и Указ 8 августа 1878 г.).
Герцен по поводу такого порядка писал, что «стало общим правилом: лиц, которых администрация желает убить, предавать суду двух-трех первых встречных офицеров, которые их и убивают… правительство утверждает, что всякий уголовный преступник, всякий поджигатель, всякий грабитель по необходимости должен быть военным»[538].
С 1862 по 1866 годы (польское восстание) было приговорено к смертной казни 1500 человек[539].
О широком применении смертной казни к гражданским лицам путем использования военных судов свидетельствуют следующие данные:
После отмены крепостного права значительно возрастает роль такой меры наказания, как лишение свободы (в особенности тюрьмы). Так было осуждено[541]:
На смену кнуту, плети и розгам приходит, таким образом, новая не менее жестокая мера наказания – тюрьма, которая вместе с каторгой становится в руках царизма основным орудием подавления народных масс.
Особая система наказаний действовала в отношении лиц, лишенных всех прав состояния и сосланных в каторжные работы или на поселение. Наказания этим лицам за новые преступления и побеги определялись на основе специального Устава о ссыльных (Свод законов т. XIV), в котором все наказания заменялись телесными и переводом в отряд испытуемых, причем увеличивался срок основного наказания.
В качестве телесных наказаний предусматривались: шпицрутены (до 6 тысяч ударов) и плети (до 100 ударов), а также приковывание к тележке на срок до 3 лет.
От телесных наказаний не освобождались ни женщины, ни престарелые, ни увечные. Для женщин шпицрутены заменялись плетьми и лишь не применялось приковывание к тележке (Устав о ссыльных ст. 830 и 831).
Ужасы царской тюрьмы и каторги неоднократно освещались в литературе[542]. Специальные тюрьмы (Петропавловская крепость, Шлиссельбург), общие тюрьмы и каторжные централы были орудием мести и физического уничтожения. Унижение человеческого достоинства, издевательства, телесные наказания, психические заболевания, самоубийства, моральное разложение и преждевременная смерть были неизбежными спутниками репрессии в последние десятилетия царизма.
После отмены крепостного права и судебной реформы 1864 года, вплоть до революции 1917 года представители буржуазной науки уголовного права в России стояли как на позициях классического направления (Н. С. Таганцев, В. Спасович) так и социологического (И. Я. Фойницкий, В. В. Есипов, В. Д. Набоков). Некоторые авторы занимали промежуточные позиции так называемой третьей школы (Э. Я. Немировский, П. И. Люблинский).
Заслуживает внимания тот факт, что в условиях царской России до революции 1905 года буржуазная наука уголовного права находилась в известной мере в оппозиции к действовавшему уголовному, законодательству и отрицательно относилась к существовавшей системе наказаний, поскольку она содержала еще большое количество пережитков феодализма. Даже буржуазные авторы выступали против широкого применения смертной казни, фактически продолжавшегося применения телесных наказаний, против произвола царского суда ит. п., требуя буржуазной реформы законодательства.
Профессор Петербургского университета В. Спасович считал, что «наказание имеет одну главную цель: обезоружение преступника, которой, оно достигает двумя путями: или отнятием у него физической возможности вредить, или отнятием у него решимости вредить»[543], Спасович высказывался против смертной казни и телесных наказаний[544].
По мнению профессора училища правоведения П. Д. Калмыкова, наказание имеет две главные цели: 1) возмездие злом за зло и 2) искупление вины преступника[545]. Калмыков также был противником смертной казни и телесных наказаний и доказывал целесообразность применения пожизненного и, главным образом, срочного или временного лишения свободы[546].
А. Лохвицкий считал, что главной целью наказания является страдание. По его мнению, наказание «должно быть 1) примером – люди шаткие должны видеть, какие невыгоды влечет преступление, 2) оно должно быть для преступника примирением с совестью – только после наказания человек восстанавливается в своих собственных глазах»[547].
В то же время А. Лохвицкий высказывается за равенство наказаний для различных сословий[548] и решительно возражает против телесных наказаний