Профессор Варшавского университета С. Будзинский (сторонник теории нравственного возмездия) исходил из того, что наказание имеет два главных качества – полезность и справедливость. Он писал: «Опыт доказывает, что для удержания от преступлений более действительны умеренные, но неминуемо постигающие преступника наказания, чем слишком строгие, которые и судья неохотно применяет и законодатель смягчает помилованием». В соответствии с господствующими в тот период взглядами Будзинский считал, что «для того, чтобы наказание было справедливо, оно должно быть личное, соответственное вине, делимое, одинаковое для всех, отпустимое и вознаградимое[550].
Являясь противником смертной казни, Будзинский подробно обосновывает свои возражения против ее применения: «Хотя исконный предрассудок служит сильною опорою этому наказанию; однако же оно ни справедливо, ни необходимо, ни полезно. Итак:
1. Смертная казнь не имеет существенных качеств наказания. Она неделима, ни отпустима, ее невозможно степенить соразмерно вине; если она применена по ошибке, то ея уже вознаградить нельзя.
2. Это наказание противно правилам христианства, по которому бог не желает смерти грешного, законодатель же должен стремиться к исправлению преступника. От такой возвышенной задачи христианское государство уклоняться не может.
3. Общественная безопасность может быть ограждена, вместо смертной казни, пожизненным или бессрочным заключением, с возможностью в последнем случае освобождения несомненно исправившегося преступника…
4. Цель устрашения может быть достигнута посредством пожизненного заключения…»[551]
Будзинский был также противником телесных и позорящих наказаний и полагал, что «сохранение наказания розгами было бы несогласно с существенной обязанностью государства – стремиться к облагорожению народонаселения. Это наказание унизительно для преступника и оскорбительно для государства»[552], что же касается наказаний позорящих, то они «…несогласны с целью исправления: выставляя на посмеяние толпы, они изглаживают в наказываемом все следы человеческого достоинства…»[553]
Новое во взглядах С. Будзинского заключалось в том, что он высказывался за условно-досрочное освобождение, или, как он его называл, «условное увольнение», а также считал полезными широкие рамки относительно определенных санкций: «Чем больше простора между этими двумя крайностями, тем более возможно справедливое решение и тем более оно будет опираться на совесть судьи»[554].
Профессор Киевского университета А. Ф. Кистяковский исходил из того, что цель наказаний – самосохранение, что наказание должно быть одинаково для всех преступников и очищено от физических мучений. Смертную казнь он признавал несправедливой и бесполезной, а телесные наказания несостоятельными[555].
Профессор Варшавского университета В. В. Есипов стоял на позициях социологического направления. Он писал, что «предметом наказания является, конечно, не самое преступное состояние, не преступность как нечто отвлеченное, тем более не преступное деяние, а отдельная реальная человеческая личность преступника, как субъекта преступления»[556]. В основу определения наказания Есипов принимал не деяние, а вид преступников и полагал, что «при определении и при отбытии наказания, только эти виды преступников и должны приниматься во внимание»[557].
Последние представители буржуазной науки уголовного права в России (Таганцев, Фойницкий, Сергеевский, Жижиленко и другие) уже полностью одобряли действовавшее уголовное право царской России и часто являлись авторами тех или иных законодательных актов. Лишь изредка позволяя себе «либеральное вольнодумство» по отдельным вопросам (смертная казнь, условное осуждение и т. д.), они выступали по существу как верные слуги царизма, как защитники интересов помещиков и капиталистов.
В систему наказаний Уложения 1845 года было внесено значительное число изменений. В 1861 году были исключены телесные наказания, в 1900 году перестроена система исправительных наказаний. К 1917 году Уложение предусматривало три рода уголовных наказаний: смертная казнь, каторжные работы и ссылка на поселение и семь родов исправительных наказаний: а) исправительные арестантские отделения; б) тюрьма с лишением всех особенных прав и преимуществ; в) заключение в крепость; г) тюрьма с лишением некоторых прав; д) тюрьма без поражения прав; е) арест; ж) выговор, замечание, внушение, денежные взыскания.
Устав «О наказаниях, налагаемых мировыми судьями» 1863 года, действовавший наряду с Уложением 1845–1885 годов, предусматривал возможность применения: а) заключения в тюрьме на срок не свыше одного года и шести месяцев; б) ареста на срок не свыше трех месяцев; в) денежных взысканий на сумму не свыше 300 рублей; г) выговора, замечания и внушения.
Новая система наказаний была разработана в Уголовном Уложении 1903 года и состояла из смертной казни, каторги, ссылки, заключения в исправительный дом, крепость или тюрьму, ареста, денежной пени и ряда дополнительных наказаний (ст. 15–38). Однако эта система практически в жизнь полностью проведена не была, а применялась измененная система Уложения 1845 года.
Применение смертной казни в России в последние десятилетия XIX века и в начале XX века производилось на основании «Положения об усиленной охране» от 4 сентября 1881 г. Это «Положение» в последние десятилетия царизма стало постоянно действующим законодательством. В. И. Ленин в 1902 году писал: «Вот уже 20 с лишком лет, как введено положение об усиленной охране… Это ли не банкротство, открыто заявляемое самим банкротом?»[558]
После революции 1905 года смертная казнь широко применялась на основе так называемых исключительных положений: военной, чрезвычайной, усиленной охраны. Все эти положения влекли за собой изменение подсудности, передачу ряда дел на рассмотрение военных судов и возможность применения смертной казни.
Особенно широко применялась смертная казнь после подавления революции 1905 года. Помощник начальника главного тюремного управления царской России Боровитинов сообщил в 1910 году Вашингтонскому тюремному конгрессу, что в 1906 году в России было казнено 144 человека, в 1907 году ИЗО человек, в 1908 году – 825 и в 1909 году – 717 человек. Процент казненных по отношению к приговоренным к смерти составлял – 43. Профессор М. Н. Гернет приводит за 1906–1912 годы следующие данные о числе казненных: 1906 год – 574; 1907 год – 1139; 1908 год – 1340; 1909 год – 717; 1910 год – 129; 1911 год – 73; 1912 год – 126[559]. В мрачные годы столыпинской реакции в условиях разгула царских репрессий и черносотенного террора десятки тысяч людей были убиты, искалечены и подвергнуты телесным наказаниям карательными экспедициями, во время погромов, органами военно-полевой юстиции. Особенно широко в эти годы применялись административные репрессии и положение об усиленной охране.
Характеризуя практику царских судов этого периода, известный государственный деятель царской России С. Ю. Витте писал: «…никто столько не казнил, и самым безобразным образом, как он – Столыпин, не произвольничал так никто, как он, никто не оплевал так законы, как он, никто не уничтожил так хоть видимость правосудия, как он – Столыпин, и все сопровождая самыми либеральными речами и жестами… Столыпинский режим уничтожил смертную казнь, обратил этот вид наказания в простое убийство, часто совсем бессмысленное убийство по недоразумению. Одним словом, являлась какая-то мешанина правительственных убийств, именуемых смертными казнями»[560].
Анатоль Франс, выражая свое возмущение этими казнями, писал: «Неужели же спустя сто пятьдесят лет после Беккариа и Ж.-Ж. Руссо приходится еще провозглашать перед европейцами гнусность смертной казни? Пусть судьи ваши одумаются: они не судят, а убивают. Они обвиняют свои жертвы за покушения на “общественное благо”. Но, ведь, в России еще не установлено общественное благо.
Напрасно они станут утирать окровавленные руки о тексты законов, более смертоносные, чем японские снаряды. Эти законы гнета и насилия заранее оправдывают всякое возмущение. Они дают русскому народу право законной самозащиты против дикого безумия агонизирующего старого порядка»[561] .
Даже кадетские первая и вторая государственные думы неоднократно требовали амнистии политическим заключенным и отмены смертной казни[562]. Выступая в государственной думе против смертной казни, профессор Кузьмин-Караваев говорил: «В смертной казни всего отвратительнее кровожадная мстительность. В ней всего ужаснее бесповоротность. Мстительность требует бесповоротной кары, и в том, что смертная казнь бесповоротна, в этом заключается торжество мстительного чувства человека»[563].
Первая государственная дума приняла проект закона об отмене смертной казни, однако царским правительством он утвержден не был[564].
Последовательную борьбу с репрессией царского правительства вел во второй половине XIX и начале XX века только рабочий класс.