инированность человеческого поведения, которая создает возможность воздействия на сознательные поступки людей в желательном для общества направлении. Общественно опасные, виновные, т. е. проходящие до своего совершения через волю и разум субъекта, поступки могут быть предотвращены в результате отрицательной оценки подобных деяний обществом и государством и путем воздействия принудительных мер как воспитательных, так и устрашающих – институт ответственности выполняет именно эту функцию.[1048]Юридическая ответственность – это правовая обязанность правонарушителя претерпеть меры государственного принуждения, порицающие его за виновно совершенное противоправное деяние и заключающиеся в лишениях личного или имущественного характера.
В нашей литературе выдвигались и другие определения этого понятия. Так, И. С. Самощенко первоначально рассматривал юридическую ответственность как «реализацию правовых санкций»[1049]. В более поздней работе он пришел к выводу, что «ответственность состоит в претерпевании лицом неблагоприятных для него последствий его проступка».[1050] Автор этой статьи также ранее определял ответственность как меру государственного принуждения, порицающую правонарушителя за совершение противоправного деяния и его поведение и заключающуюся в лишениях личного или имущественного характера.[1051] Однако дальнейшая разработка этого вопроса в науке привела к выводу, что проведение равенства между юридической ответственностью и реализацией правовых санкций, т. е. самими мерами государственного принуждения, не соответствует действительному положению вещей.[1052]
Новую для юридической науки, хотя и неприемлемую с нашей точки зрения, концепцию ответственности выдвинул В. Г. Смирнов, рассматривающий ответственность в широком смысле этого понятия «как осознание своего долга перед обществом и государством, осознание характера и вида связей, в которых живет и действует человек».[1053] Такое перенесение понятия ответственности в область должного, при этом толкуемого не как объективная юридическая реальность, а как «определенный психический процесс», лишает это понятие правового содержания и ведет к тому, что при отсутствии такого «осознания» нет ответственности, т. е. ответственность утрачивает всякое классовое и даже вообще социальное содержание (если отвлечься от социальной детерминированности самого сознания).
Идея детерминизма лежит в основе не только целесообразности ответственности, но и нравственного и правового осуждения вредных для общества поступков и порицания лиц, их совершающих. В. И. Ленин указывал на то, что «идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю».[1054]
При тождественных объективных, детерминирующих выбор условиях разные субъекты выбирают различные варианты поведения. Этот выбор субъективно детерминирован волей и разумом конкретного лица. Поэтому сделанный выбор, т. е. конкретный поступок человека, дает основание для оценки его личности и его поведения. Для того чтобы человек стал действовать, все побудительные силы, вызывающие его действия, неизбежно должны пройти через его сознание, должны превратиться в побуждения его воли. Вот почему детерминированность выбора не только не устраняет, а, напротив, доказывает целесообразность ответственности и правильность отрицательной оценки.
И. П. Павлов, который полностью стоял на детерминистских позициях, писал: «Жизненно остается все то же, что и при идее о свободной воле с ее личной, общественной и государственной ответственностью: во мне остается возможность, а отсюда и обязанность для меня знать себя и, постоянно пользуясь этим знанием, держать себя на высоте моих средств. Разве общественные и жизненные обязанности и требования – не условия, которые предъявляются к моей системе и должны в ней производить соответствующие реакции в интересах цельности и усовершенствования системы».[1055]
Разум и совесть человека входят в совокупность взаимодействующих обстоятельств, определяющих конкретное поведение конкретного лица. Таким образом, детерминизм не освобождает человека от личной ответственности, но показывает объективную обусловленность тех решений, которые он принимает. Индетерминизм и фатализм сходятся в том, что какие бы то ни было воздействия на субъекта с целью направить его поведение в желательную сторону невозможны. Индетерминистские теории (как и фаталистические) могли поэтому дать только этическое основание ответственности как причинения страдания, возмездия, кары за причиненное страдание, за грех, за содеянное. Детерминизм обосновывает необходимость ответственности, он объясняет, для чего применяется ответственность, отвечает на вопрос, почему ответственность целесообразна только при наличии вины, позволяет анализировать эффективность различных форм и видов ответственности и выбирать наиболее успешные методы борьбы с правонарушениями.[1056] Только тогда, когда ответственность (наказание, упрек, оценка) детерминирует выбор субъектом конкретной формы его поведения, она имеет смысл. В противоположном случае она может быть только возмездием за злую волю. В свою очередь признание целесообразности и эффективности ответственности означает признание детерминированности выбора. Если выбор конкретной линии поведения не детерминирован, то тогда вся проблема изучения причин преступности и личности преступника бессмысленна, так как каковы бы ни были внешние причины и каков бы ни был человек, он может произвольно выбрать любой вариант поведения, в том числе и преступный. Только считая, что выбор полностью детерминирован, можно научно исследовать проблему профилактики преступности, т. е. изучать вопросы влияния на объективные условия и на субъекта с целью воздействия на его поведение в желательном для общества направлении. Только признавая полную детерминированность выбора варианта желательного поведения, можно утверждать, что изменение общественных условий создает необходимые условия для ликвидации преступности как социального явления.
Некоторые вопросы общего учения о соучастии[1057]
Проблема общего учения о соучастии в последние несколько лет привлекает к себе внимание многих советских криминалистов. Это вполне понятно, так как в этом институте Общей части уголовного права концентрируется много общетеоретических проблем, и то или другое их разрешение неизбежно должно влечь за собой и определенные выводы в области учения о соучастии, а принятие тех или других взглядов при решении вопроса о соучастии – желают и сознают это авторы этих взглядов или нет – не может не отражаться и на общих теоретических концепциях в области уголовного права.
Необходимость включения в уголовное законодательство норм, регулирующих институт соучастия, определяется тем, что в объективной действительности значительное число преступлений совершается не одним, а несколькими лицами, и представляется необходимым разрешить вопрос о наказуемости деяний, которые не предусмотрены статьями Особенной части, но представляют общественную опасность в связи с тем, что деяние лица, непосредственно совершившего такое преступление, находится в причинной связи с этими виновными действиями и предусматривается как наказуемое статьями Общей и Особенной части.
Это, однако, само по себе еще не означает, что абсолютно необходим сам институт соучастия вообще или что он может быть сконструирован только в том виде, который характерен для советского права. Во-первых, вполне возможно предусмотреть действия соучастников как самостоятельно наказуемые деяния в Особенной части уголовного права так, как это сейчас делается в отношении лиц, прикосновенных к преступлению (укрывателей, недоносителей и т. д.). Во-вторых, можно так сформулировать статьи Особенной части, чтобы они охватывали не только деяние исполнителя преступления, но и соучастников. Такое решение вопроса неоднократно предлагалось представителями социологического направления в уголовном праве (Фойницкий, Гец и др.). Такое решение принято действующим норвежским уголовным уложением 1902 г.
Наконец, конструирование института соучастия как института Общей части, охватывающего все случаи подобного рода, которые законодатель считает нужным карать, может быть осуществлено различно. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что англо-американская система, принятая английским common law и законодательством большого числа стран, существенно отличается от систем, принятых на континенте Европы (Франция, Германия и т. д.) и в СССР.
Таким образом, институт соучастия, отражая объективный факт существования преступлений, совершенных не одним, а несколькими лицами совместно, в своей юридической конструкции зависит от тех целей, которые ставит перед собой законодатель, от круга лиц, которых он желает карать, т. е. признает общественно опасными, и от общей системы и принципов законодательства, с которыми институт соучастия, как и любой другой институт действующего права, не должен находиться в логическом противоречии.
Так, например, при издании УК РСФСР 1926 г. законодатель хотел карать всех укрывателей (и заранее обещавших укрыть и не обещавших) как соучастников, но это находилось в противоречии с общими принципами советского уголовного права (ответственность за деяние и результат только при наличии вины и причинной связи), и поэтому должно было быть изменено, что и сделано Основами уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Такие юридические конструкции, противоречащие логике системы права, могут существовать и иногда существуют длительное время, но своим существованием они причиняют очень большой вред правильному применению законов, а стало быть, и законности.