Некоторые формы соучастия при неосторожном преступлении невозможны. Так, не может быть преступной организации, созданной для совершения неосторожного преступления. Не может быть простого соучастия, а возможно только соисполнительство или совиновничество при неосторожности самого действия, в результате которого наступает общественно опасный результат. Однако возможно простое соучастие в тех случаях неосторожности, когда общественно опасное последствие причиняется в результате умышленных действий, которые по неосторожности привели к общественно опасным последствиям.
Возражая против этой позиции, М. А. Шнайдер обоснованно утверждает, что «соучастник не может сознавать, что исполнитель совершает неосторожное преступление»[1076]. Но в таком случае надо освободить от ответственности и исполнителя, ведь он тоже не сознает, что совершает неосторожное преступление! Вина соучастника в этом случае та же, что и вина исполнителя. Это и дает основание для того, чтобы соучастники отвечали за неосторожное преступление. Утверждение же, что «при неосторожной вине исключается осведомленность подстрекателя и пособника о действиях исполнителя»[1077], неверно.
Если объективно существование подобных случаев не вызывает сомнения, то их юридическая конструкция требует, чтобы она соответствовала общим принципам и положениям советского уголовного права. Принцип законности, принцип индивидуальной ответственности, из которых исходит советское уголовное право, предполагает с неизбежностью, что каждый отвечает за то, что он сделал, и его деяние квалифицируется по статье закона, предусматривающей состав, в котором он виновен. Это является основанием того, почему никогда не может быть неосторожного соучастия в умышленном преступлении, ибо при такой квалификации лицо, виновное в неосторожном деянии, отвечало бы за умышленное преступление. Вот почему неосторожно действующий в этом случае либо вообще не отвечает, либо отвечает за свое деяние, а умышленно действующий отвечает за свое – по разным статьям. Они не соучастники. Но если субъективное отношение лиц, совместно совершивших преступление, к действию и к результату одинаково: умышленное или неосторожное, то нет никаких принципиальных оснований для отрицания соучастия – они совершили одно общее деяние.
Когда А., едущий в легковой машине, уговаривает правящего машиной ее владельца Б. нарушить правила уличного движения и ехать по городу со скоростью 100 км в час, и по этой причине машина наезжает на переходящую дорогу женщину, которая затем умирает от последствий аварии, то Б. виновен в неосторожном убийстве, предусмотренном ст. 139 УК РСФСР, его вина выразилась в том, что он умышленно нарушил правила уличного движения (сознательно их нарушил и желал этого) и неосторожно причинил смерть женщине (чего он не желал и не допускал, надеясь на свое уменье править машиной и рассчитывая, что несчастного случая не будет). А. же не может отвечать по ст. 139 УК, так как он своими действиями непосредственно смерти женщине не причинил. Его вина такая же, как и вина Б., – в нарушении правил уличного движения. Не желая и не допуская смерти женщины, надеясь на уменье Б. править машиной, он рассчитывал, что несчастного случая не будет, т. е. и он виновен в неосторожности в отношении наступившей смерти женщины. Объективная же сторона его действий заключается в подстрекательстве Б.[1078]
Утверждение для подобных случаев, что «А. независимо от Б. виновен в неосторожном убийстве», как это имело место в определении Верховного Суда СССР по делу Чиликова и Маслова, не выдерживает критики, так как если бы А. уговаривал Б. ехать с повышенной скоростью, но Б. никого бы не переехал, то А. за неосторожное убийство бы не отвечал; значит, независимо от Б. он не отвечает!
Нетрудно установить, что взгляды авторов, отрицающих возможность соучастия в неосторожном преступлении, связаны с утверждением о большей опасности преступления, совершенного соучастниками, по сравнению с таким же преступлением, совершенным одним лицом. Это нашло свое прямое выражение в ряде высказываний авторов, отрицающих такую возможность. Так, например, А. Соловьев пишет: «Совершение… неосторожного преступления не свидетельствует о повышенной общественной опасности преступления, а также лиц, его совершивших. Виновность каждого из лиц, в результате неосторожной деятельности которых причинен один преступный результат, сохраняет в этом случае индивидуальный характер. Поэтому мы полагаем, что причинение преступного результата неосторожными действиями нескольких лиц не может рассматриваться как соучастие».[1079]
Действительно, к неосторожному преступлению нельзя применить положение о большей общественной опасности соучастия, но, как мы писали выше, и к институту соучастия вообще оно не имеет никакого отношения. Для решения рассматриваемого вопроса важно лишь то, что действия соучастников в неосторожном преступлении во многих случаях представляют такую же общественную опасность, как и действия исполнителя этого преступления, а без признания соучастия во многих случаях они остаются безнаказанными.
А., В. и С. гуляли в лесу. А. предложил развести костер и уговорил В. и С. это сделать. В. принес валежник, С. развел костер, от которого возник лесной пожар. А., В., С. в равной мере виновны в умышленном разведении костра и в неосторожности в отношении возникшего пожара, но В. и С., однако, могут отвечать только как соучастники.
К логически правильному выводу из отрицания возможности простого соучастия в неосторожном преступлении приходит С. Бородин. Анализируя многократно уже рассматривавшееся в литературе дело Чиликова и Маслова, он пишет: «Чиликов являлся соучастником Маслова в стрельбе, но не в убийстве. Если подойти к анализу действий Чиликова объективно, то следует признать, что в них отсутствует состав преступления».[1080] К этому выводу он приходит, так как полагает, что «при неосторожной вине исключается осведомленность подстрекателя и пособника о действиях исполнителя».[1081]
Но эта предпосылка, а поэтому и вывод неправильны. При определенных формах неосторожности совместно действующие лица полностью осведомлены о действиях исполнителя. Так, в частности, обстояло дело в приведенном выше примере, а также в деле Чиликова и Маслова. Чиликов был прекрасно осведомлен о действиях Маслова. В случае умышленного совместного совершения общественно опасного деяния, повлекшего за собой последствия, которых никто из совместно действующих лиц не желал, недопускал, но предвидел и рассчитывал предотвратить или не предвидел, но мог и должен был предвидеть, виновное отношение всех совместно действующих лиц к наступившим общественно опасным последствиям может быть одинаково, а их действия находятся в причинной связи с наступившим результатом, а значит, нет никаких оснований для исключения уголовной ответственности, так как в их действиях имеется состав преступления.
Требование к соучастнику «предвидеть, желать или сознательно допускать наступление общественно опасного последствия»[1082] ни законодательством, ни теоретически не обосновано: оно означает ничем не обоснованное ограничение положений ст. 3 Основ. Если уголовную ответственность несет лицо, совершившее преступление умышленно или по неосторожности, то почему же соучастник, совершивший предусмотренное законом и караемое при совершении его по неосторожности преступление, не подлежит ответственности?
Следует признать, что спорность этого вопроса в действующем праве, как мы полагаем, окончательно разрешена формулировкой Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик: «Соучастием признается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении преступления» (ст. 17), а преступление ведь может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности (ст. 8 и 9 Основ).
Это прекрасно понимали противники признания возможности соучастия в неосторожном преступлении, которые рекомендовали формулировку: «Соучастие есть умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления».[1083] Такая формулировка, как известно, фигурировала и в теоретической литературе, и при разработке проектов уголовных кодексов (например, проект Уголовного кодекса Эстонской ССР, 1957 г., с. 18), но не была принята, а действующее сейчас законодательство, как мы полагаем, совершенно правильно, положительно решает вопрос о возможности соучастия в неосторожном преступлении.
Вопрос о формах соучастия как вопрос Общей части уголовного права имеет значение лишь с точки зрения установления круга ответственных в этих случаях лиц и объема тех деяний, за которые они несут ответственность.
Понятие о преступной организации как об особом институте Общей части уголовного права имеет смысл лишь в том отношении, что как и институт соучастия в целом оно определяет особый круг лиц, ответственных за совершение преступления, и объем их ответственности.
Соучастие (вне формы преступной организации) предполагает подстрекательство или пособничество в конкретном преступлении. Общее развращение, имевшее своим результатом совершение многих преступлений, не может рассматриваться как подстрекательство к этим преступлениям, а продажа револьвера или яда не может рассматриваться как соучастие в тех преступлениях, которые в дальнейшем были совершены путем применения этого револьвера или яда, даже если развращавший или продававший понимали, что результатом их действий будет совершение каких-то преступлений.
Они не соучастники и могут отвечать лишь за delictum sui generis (ст. 179, 182 и т. д.).