Значение теоретического выделения ответственности лиц, находящихся в преступной организации, заключается в том, что они за сам факт участия в преступной организации отвечают как за преступление, для совершения которого организация была создана, вне зависимости от того, наступил ли вообще преступный результат, находилась ли их деятельность в причинной связи с наступившим конкретным преступным результатом, и знали ли они о конкретных преступных действиях отдельных членов преступной организации (ст. 9 и 14 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления).[1084]
Так, А., давший возможность переночевать у себя своему приятелю Б., переброшенному из-за границы для совершения диверсионного акта, после того как Б. совершил этот акт, если он знал только о том, что Б. нелегально перешел границу, будет отвечать как укрыватель лица, виновного в незаконном переходе границы. Если же А. знал о совершении Б. диверсионного акта, то он будет отвечать как укрыватель диверсанта. Но если А. был членом преступной антисоветской организации, то он будет отвечать по ст. 9 и 5 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления, хотя бы он только знал, что дал у себя переночевать другому члену антисоветской организации, находящемуся на нелегальном положении, и больше ничего не знал.
Теоретическое обоснование такой ответственности члена преступной организации заключается в том, что самим фактом вступления в преступную организацию виновный даст согласие на известную ему ее общую деятельность и оказывает ей помощь. Так, в приведенном выше примере диверсант Б. до совершения диверсионного акта знает, что ему предоставят убежище, и это содействует его преступной деятельности. Однако из этого вытекает, что преступная организация до преступления объединила ряд лиц для конкретного вида преступной деятельности, а не для совершения одного или нескольких конкретных преступлений.
Если бы между А. и Б. в приведенном выше примере было соглашение о совершении конкретного или конкретных диверсионных актов, то А. был бы просто пособником Б., и никакой необходимости в квалификации их действий по ст. 9 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления в этом случае нет (хотя практика применяет обычно такую квалификацию), ибо их ответственность установлена ст. 17 Основ и ст. 5 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления, и применение ст. 9 ничего нового в ответственность не вносит. Но если соглашения о конкретном преступлении не было, то ответственность А. вытекает только из ст. 9 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления.
Поэтому совершенно неправильны как возражения М. А. Шнейдера против того, что «преступное сообщество возможно при совершении любых умышленных преступлений»,[1085] так и признание его только в случаях, прямо указанных в законе. Преступное сообщество как институт Общей части уголовного права вполне возможно при мошенничестве, вымогательстве, разбое и многих других преступлениях. Понятие о преступной организации как институте Общей части, обусловливающем определенные принципы ответственности, в соответствии с общими положениями об ответственности в советском уголовном праве (ст. 3 и 7 Основ), меняться не может и всегда предполагает предварительное соглашение на совершение конкретно не установленных преступлений. Ошибки в этом вопросе все время приводили и приводят к недоразумениям при толковании понятия организованной группы (шайки) в соответствии с Указами от 4 июня 1947 г. Основой этих ошибок, как мы полагаем, является рассмотрение организованной группы (шайки), предусмотренной этими указами, как преступной организации,[1086] в то время как это, по мысли законодателя, просто одно из обстоятельств, квалифицирующих хищение по признаку совершения его двумя или более лицами по предварительному соглашению.
В различных статьях Особенной части и различных уголовных законах этот квалифицирующий признак (группа) может иметь и имеет различное содержание, так как это не особая форма соучастия, а просто указание на то, что преступление совершено несколькими лицами. Если Указ от 4 июня 1947 г. говорит об «организованной группе», что предполагает предварительное соглашение, то п. «б» ст. 2 Закона об уголовной ответственности за воинские преступления предусматривает неповиновение, совершенное группой лиц, и вовсе не имеет в виду предварительного соглашения.
Вопрос об усилении ответственности, установление квалифицированных составов при совершении преступления группой лиц или любое другое включение в статьи Особенной части составов, квалифицированных по признаку группового их совершения, к институту преступной организации не имеют никакого отношения.
По соответствующим пунктам Указа от 4 июня 1947 г. виновные лица могут отвечать лишь за те хищения, в которых они принимали непосредственное участие в качестве исполнителей, подстрекателей, организаторов или пособников, но не по причине одного лишь участия в шайке, так как Указ от 4 июня 1947 г. предполагает не соглашение на конкретный вид преступной деятельности, а лишь сговор на один или несколько конкретных случаев хищения.
Неизбежно возникает вопрос о том, имеется ли преступная организация, когда А., В. и С. договорились совершить конкретное, особо опасное государственное преступление и объединились для его совершения, но больше ничего не сделали. Мы полагаем, что в этом случае нет преступной организации, а имеет место «организационная деятельность», направленная к подготовке или совершению особо опасных государственных преступлений, что в ст. 9 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления совершенно правильно отделяется от «создания организации». Иными словами, в этих случаях мы имеем дело с частным случаем наказуемой приготовительной деятельности, а не с преступным сообществом как видом соучастия. Ссылка на ст. 9 Закона об уголовной ответственности за государственные преступления в этих случаях ничего не дает, так как ни круг ответственных лиц, ни объем действий, за которые они отвечают, ни размер ответственности ничем не отличается от положений ст. 15 Основ.
Законодатель может (но мы полагаем, что не должен) характеризовать шайку как организованную группу (как это сделано в Указе от 4 июня 1947 г.). Тем самым шайкой признается всякая, «по предварительному сговору сорганизовавшаяся для определенной цели группа лиц». Но таким образом понимаемая шайка уже не является преступной организацией. Принципы ответственности за участие в преступной организации на нее не распространяются. Так понимаемая шайка – это просто одна из форм соучастия с предварительным соглашением, и члены такой шайки отвечают на основании общих положений об ответственности соучастников.
Таким образом, мы полагаем, что из института соучастия следует прежде всего исключить соисполнительство, где вообще нет соучастия, а затем различать:
а) совиновничество, когда несколько лиц совместными исполнительскими умышленными действиями причиняют умышленно или по неосторожности преступный результат;
б) простое соучастие, когда несколько лиц совместными умышленными действиями различного характера (исполнитель, подстрекатель, пособник, организатор) причиняют умышленно или по неосторожности преступный результат;
в) преступную организацию, когда несколько лиц объединяются для определенной преступной деятельности без предварительного установления всех конкретных ее проявлений.
Научный прогресс и уголовное право[1087]
Двадцатый век исключителен во всей истории человечества по темпу развития естественных наук и техники. Этот век начинался как век электричества, однако уже сейчас он превратился в век атомной энергии, кибернетики, покорения космоса и молекулярной биологии. Нет необходимости говорить о тех благах, которые принесло и приносит человечеству это поистине изумительное развитие техники и естественных наук. Однако оно несет за собой также и опасности. «Не будем… слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых».[1088]
Появление новых технических средств, научные открытия, обнаружение новых сил природы всегда, наряду с чувством удовлетворения, вызывали в обществе в прошлом тревогу и опасения и создавали необходимость правового регулирования возникающих новых отношений (железнодорожный транспорт, автомобильный транспорт, авиатранспорт, электрическая энергия). Такая необходимость имеется и сейчас и касается многих новых отношений, возникающих в обществе в связи с новейшими достижениями науки и техники. А. Эйнштейн указывал, что «наука породила… опасность, но главная проблема находится в умах и сердцах людей. Чтобы изменить сердца других людей, мы должны изменить собственное сердце и говорить смело. Мы должны щедро отдавать человечеству наши знания о силах природы, создав предварительно гарантии против злоупотребления ими».[1089]
Право в современном обществе не может и не должно отставать от научного и технического прогресса, оно должно своевременно регулировать те отношения, которые возникают при использовании достижений современной науки и техники и по возможности устранять или в крайнем случае ограничивать тот вред, который возникает при недостаточно продуманных и необоснованных экспериментах, которые могут привести к непоправимым последствиям.
В обществе возникают конфликты на основе оценки новых не известных ранее ситуаций, расхождения между взглядами юриста и потребностями техники. Задачей юристов, как нам представляется, является приведение в соответствие потребностей и интересов общества, которые порождаются гигантским техническим прогрессом, с основными правами личности. Необходимо господствовать над опасными последствиями грозящего вреда, связанными с овладением новой техникой.