ть пока невозможно, так как еще ни одной попытки размораживания не было.
Если замораживание является еще редким случаем и интерес к нему может представлять только теоретический характер, то реанимация вошла уже в практическую жизнь. Во многих странах, в том числе в ряде городов СССР, имеется реанимационная служба, и сейчас на Земле живет уже большое число людей, в истории болезни которых записано: «умер». Эти больные, находившиеся в состоянии клинической смерти, были возвращены к жизни путем применения специальных методов и аппаратов, и сейчас уже необходимо различать смерть клиническую и смерть биологическую. Человека, у которого прекратилось дыхание, остановилась деятельность сердца, в определенных условиях можно вернуть к жизни, и тогда возникает целый ряд практических правовых вопросов. Польская газета «Политика» спрашивает: «Всегда ли оставление в определенный момент попыток реанимации будет диктоваться только состоянием науки и совестью врача?»[1125]
Н. М. Амосов полагает, что «нужно доверять совести врача, так как никакие юридические законы не могут ее заменить». Он полагает также, что хотя «некоторые говорят, что в определенной степени безнадежности умирающего больного врачи могут допустить произвол и даже пойти на преступление в стремлении получить живое сердце»,[1126] это «обывательский взгляд». Конечно, никакие юридические законы не могут заменить совести, но и совесть не может заменить юридические законы по той простой причине, что совесть не у всех имеется. Если бы дело обстояло так просто, то юридические законы вообще не были бы нужны и их можно было бы отменить по всем вопросам, заменив их совестью, однако до этого развитие общества еще не дошло.
В истории общества и сейчас преступники всегда использовали и используют новейшую технику и новейшие достижения науки в своих преступных целях. Какие имеются основания полагать, что это не будет иметь места, или уже не имеет места, с новейшими достижениями в области медицины и биологии. Отдельные лица идут на тягчайшие преступления для достижения значительно менее заманчивых целей, чем жизнь и здоровье; какие имеются основания полагать, что открывающиеся в этой области возможности преступниками использованы не будут?
Необходимо правовое регламентирование наиболее актуальных уже сейчас вопросов о том, когда должна и когда не может предприниматься реанимация, кто должен решать эти вопросы (отдельное лицо или консилиум), когда могут прекращаться попытки реанимации, с чьего согласия, по чьему разрешению; можно ли распоряжаться органами человека после клинической смерти и без реанимации (живое сердце) и т. д.
Возникают также и чисто юридико-догматические вопросы. Например, что такое «смертельное ранение»? Если человеку было нанесено тяжкое телесное повреждение и наступила клиническая смерть, но в результате реанимации человек был возвращен к жизни, то как должно быть квалифицировано действие виновного – как оконченное убийство или как покушение на убийство, как тяжкое телесное повреждение, повлекшее за собой смерть, или просто как тяжкое телесное повреждение? Э. Ф. Побегайло полагает, что «в случае причинения состояния клинической смерти, если будет осуществлено оживление организма потерпевшего, действия виновного должны рассматриваться как покушение на убийство».[1127]
Мы полагаем, таким образом, что при решении изложенных выше и очень важных для общества и каждого человека вопросов право должно исходить из того, что для врача:
1) недопустимо спасение жизни одного человека за счет жизни другого;
2) жизнь всех людей равноценна;
3) жизнь человека, который должен вскоре умереть, охраняется правом так же, как и жизнь всякого другого человека;
4) любое экспериментирование на людях допустимо только с их согласия;
5) крайняя необходимость не исключает противоправности деяний, если они причиняют вред жизни, здоровью, телесной неприкосновенности человека, но может иногда исключить их наказуемость;
6) трансплантация тканей и органов как живых людей, так и трупов допустима только с согласия, данного при жизни, или с согласия родственников умершего после его смерти.
Некоторые вопросы международного уголовного права[1128]
Проблемы международного уголовного права и ранее обращали на себя внимание как специалистов-криминалистов, так и теоретиков в области международного права. Возникнув в конце XIX в., международное уголовное право находилось и в начале XX в., как писал Лист, «еще в зачаточном состоянии»[1129]. Но даже и сейчас, когда эти проблемы становятся все более и более актуальными, большинство вопросов международного уголовного права находится еще в процессе разработки.
Основными в международном уголовном праве в XIX в. были вопросы о действии уголовного закона в пространстве, об экстерриториальности, о выдаче преступников и праве убежища, что и нашло выражение в ряде теоретических определений.
Так, Траверс считал, что «…международное уголовное право состоит из совокупности правил, которые имеют одну из следующих целей: 1) указать применимый закон или применимые законы; 2) определить последствия, которые должны быть признаны либо из карательных законов, установленных в другой стране, либо из актов, совершенных в сфере действия этих законов; 3) решить, может ли быть и должна ли быть конкуренция в вопросах репрессии между властью, подчиненной другой стране, и, если представится случай, установить элементы объединенного соглашения»[1130].
По мнению Пелла, «Международное уголовное право охватывает совокупность материальных и процессуальных правил, которыми руководствуются для осуществления репрессии в отношении действий, совершенных государствами или отдельными личностями и по своей природе нарушающих международный порядок и гармонию между народами», и является «совокупностью юридических правил, которые определяют случаи, когда Лига наций может карать государство или личность, нарушившие международный публичный порядок»[1131]. По мнению Бузеа, «Международное уголовное право – это совокупность карательных положений, особенность которых заключаются в выявлении международной воли наций, которые установлены определенными международными органами путем обсуждения и одновременно определяют обязательные для государств, его заключивших, и для тех, кто примыкает к ним в дальнейшем, понятия международных уголовных нарушений, соответствующие им санкции и порядок их преследования»[1132].
Таким образом вопрос о предмете международного уголовного права сводится к нормам, регулирующим отношения в области действия закона в пространстве, и к нормам определяющим понятие международного преступления.
Разрешение вопроса о предмете международного уголовного права непосредственно связано с разрешением вопроса о месте этой отрасли в общей системе права. Место международного уголовного права в общей системе права имеет, как и весь вопрос о системе права, важное значение для решения конкретных вопросов теории и практики. Мы полагаем, что международное уголовное право является не частью уголовного права (вопреки мнению Листа), а частью международного права (в соответствии с мнением Грабаря)[1133]. Вопросы международного уголовного права имеют отношение к общеуголовному праву лишь постольку, поскольку они влияют на решение отдельных проблем национального уголовного права.
Следует отметить, однако, что и Лист пишет: «Международное уголовное право в собственном смысле представляют те нормы уголовного права, которые издаются не отдельным государством, а совокупностью культурных государств, т. е. международно-правовым общением… В системе германского уголовного права этим юридическим нормами, именно ввиду их международного характера, нет места»[1134].
Многие авторы полагают, что международное уголовное право нельзя относить к области международного права потому, что последнее определяет отношения государства к государству, а первое – отношения государства к индивидууму. Другие, наоборот, относят международное уголовное право к области международного права.
Так, по мнению Пелла, «международное уголовное право – это ветвь международного публичного права, которое определяет нарушения, устанавливает наказания и фиксирует условия международной уголовной ответственности государств или отдельных лиц»[1135].
Основанием для признания международного уголовного права составной частью международного права, мы полагаем, является то, что в общей системе права место международного права определяется тем, что оно, в первую очередь, регулирует отношения между государствами и является правом не отдельного государства, а межгосударственным правом[1136], а эти признаки как раз полностью относятся и к международному уголовному праву.
Из того, что международное уголовное право является составной частью международного, а не уголовного права, следует, что попытки автоматически перенести в международное уголовное право положения национального уголовного права в ряде случаев практически и теоретически представляются несостоятельными. Так, например, обстоит дело с принципом «nullum crimen sine lege», с отрицанием обратного действия уголовных законов и т. д.[1137]
Поэтому правильно указание проф. А. Н. Трайнина, что «…механическое перенесение принципов и норм национального права в право международное…» нужно было защитникам по Нюрнбергскому процессу лишь как спасительная щель