В журнале «Новый мир» опубликована статья В. Эфроимсона «Родословная альтруизма» (1971, № 10). Эта очень интересная, частично спорная, а частично, с нашей точки зрения, неправильная статья затрагивает вопросы, имеющие большое значение для социальных наук. Исходя из того, что человеку биологически (генетически) свойственны совесть, альтруизм, благородные, самоотверженные поступки, В. Эфроимсон рассматривает генетические дефекты как причину самых разнообразных этических недостатков и даже исторических событий.
Автор настоящей статьи не генетик, не биолог, а юрист, социолог. Он не считает себя компетентным в области генетики, он принадлежит к числу тех читателей, которым, как пишет В. Эфроимсон, его взгляды покажутся «недопустимым переносом биологических закономерностей в социологию» (стр. 202). А «претензия на применение естественнонаучных теорий к обществу…заставляет нас обратить на них внимание» (Ф. Энгельс. Диалектика природы. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 516).
По мнению В. Эфроимсона, и хорошие и дурные поступки порождены генетической природой человека, будет ли это «условный» ген А, приводящий к альтруизму, или общий ген преступности у однояйцевых близнецов, или лишняя хромосома, порождающая преступность.
Такие выражения, как «этический генофонд» (стр. 210), наследственный задаток, условно называемый «геном альтруизма» (стр. 200), весь анализ вопроса об однояйцевых близнецах и лишней хромосоме Y не оставляет сомнений в том, что В. Эфроимсон исходит из существования этических генов, которые у одних имеются, а у других отсутствуют. Между тем ни агрессивность, эгоизм и хищность, ни справедливость, способность к подвигу и самоотверженности, если даже признать их генетическими свойствами, сами по себе не порождают ни преступлений, ни хороших поступков.
Под терминами «совесть», «альтруизм» В. Эфроимсон понимает «всю ту группу эмоций, которая побуждает человека совершать поступки, лично ему непосредственно невыгодные и даже опасные, но приносящие пользу другим людям» (стр. 199). Он исходит из того, что «свойственное человеку стремление совершать благородные, самоотверженные поступки не является простой позой (перед собой или другими), не порождается только расчетом на компенсацию раем на небе, чинами, деньгами и другими материальными благами на земле, не является лишь следствием добронравного воспитания. Оно в значительной мере порождено его естественной эволюцией» (там же).
По мнению В. Эфроимсона, люди, обладающие геном альтруизма, жертвуя собой, спасали лиц, у которых, по его теории, должен быть тоже высокий процент этого гена. Но тогда возникает естественный вопрос: почему другие лица, также обладающие высокоморальным геном А, сами не гибли? Сравним две группы внутри племени – одну, обладающую геном А и жертвующую собой, и другую, не обладающую этим геном. При постоянных столкновениях племен на заре человечества жертвующие собой обладатели благородных генов должны погибнуть, а не жертвующие собой (те, у кого отсутствовал ген А) за их счет должны были сохраняться. Поэтому никак нельзя согласиться с утверждением В. Эфроимсона: «Ген индивидуально невыгодный, но способствующий сохранению ближайших родственников и даже менее близких, будет распространяться особенно интенсивно, если своим самопожертвованием индивид спасает множество людей» (стр. 200). Мы, однако, думаем, что дело вовсе не обстояло таким образом, никаких генов альтруизма не было и нет, а общество, которому нужны были люди, способные к самопожертвованию, стимулирует развитие этой способности мерами социальными. Эту функцию выполняла и надпись на плите в честь героев битвы при Фермопилах:
Странник, весть принеси всем гражданам:
Верно исполнив закон, здесь мы в могиле лежим, —
и вечный огонь над могилой Неизвестного солдата. Зачем нужны были бы ордена и медали, памятники и оды, если бы все определялось наличием гена А, – ведь общество никого не стимулирует к тому, чтобы он был высокого роста или имел голубые глаза. Стимулируй не стимулируй – от гена в этом отношении пока никуда не уйдешь!
Весь смысл положительной моральной оценки среды заключается в том, чтобы стимулировать индивида жертвовать своими интересами, интересами своих близких в интересах целого, но именно такой индивид имеет меньше шансов выжить, да и моральные оценки такого порядка далеко еще не едины. Прежде всего это чувство альтруизма развивается и поощряется у взрослых в отношении детей (как известно, оно в какой-то мере имеется уже и у животных). На следующем этапе развития общество стремится привить индивиду альтруистическое отношение «более высокой пробы», то есть способность жертвовать не только собой, но и своими детьми и другими близкими в интересах племени, нации, государства. Тарас Бульба воспринимался читателем как герой потому, что он за измену убивает своего сына. Здесь общество поощряет желательное ему, но еще «противоестественное» социальное поведение. Следующий этап социального развития в этом отношении не пройден даже сегодня, и, несмотря на то, что уже давно поставлен вопрос о человечестве в целом как едином и общем, несмотря на то, что интернационал является лозунгом сотен миллионов, принесение в жертву своего народа, своей нации, своего государства в интересах человечества будет рассмотрено и моралью, и правом как измена.
Далеко не все, что социально или лично полезно, генетически закреплено, и не все, что вредно, генетически противопоказано. Многие выявленные историческим опытом человечества вредные для человека поступки, тенденции никакими генами ему не противопоказаны и ему не противны, а, напротив, часто привлекательны. Потребовались специальные запреты (религиозные, моральные, правовые) для того, чтобы бороться с подобными вредными для человека желаниями. Так, одна религия запрещает пить спиртное, другая – есть свинину и т. д. Если бы эти и другие подобные запреты были генетически запрограммированы, они не нуждались бы в социальной регламентации. Мораль, право и религия никогда не устанавливали запрета есть гвозди или пить керосин, и, очевидно, никакой нормальный человек этого все же не делает – здесь явно имеется генетический запрет.
Никто, очевидно, не придерживается точки зрения, что «воспитание – полный, единственный и безраздельный творец этических, моральных, нравственных начал в человеке, а их передача от поколения к поколению целиком обусловлена только социальной преемственностью» (стр. 193). Мы против «легкомысленных побасенок о том, что якобы достаточно заучить сумму цитат, чтобы сдвигать горы и нравственно очиститься» (П. Демичев. Разработка актуальных проблем строительства коммунизма в решениях XXIV съезда КПСС. «Коммунист», 1971, № 15, стр. 34), мы также считаем, что «неверно также возложить всю ответственность за аморальные поступки только лишь на слабую воспитательную работу» (М. Иовчук. Современные проблемы идеологической борьбы, развития социалистической идеологии и культуры. «Коммунист», 1971, № 15, стр. 106). Однако те передаваемые генетически особенности личности, которые действительно имеют место, сами в себе не содержат ни этического, ни нравственного, ни морального элемента, они лишь создают возможность развития этих качеств, но они же могут создавать возможность для развития аморальных, безнравственных начал. Одинаковые поступки в различные исторические эпохи разными классами и разными группами населения признаются в одних случаях моральными, а в других аморальными, ибо нравственная оценка поступка зависит от того, действует субъект в интересах этой социальной группы или против ее интересов. В классовом обществе никогда не было и нет единой морали. Тот, кто герой для одной нации, одного класса, тот изменник, предатель, преступник для другой нации или другого класса.
Человек с определенным генетическим набором (мы имеем в виду психически нормального человека) проявит свои генетические свойства в различной среде, но моральная оценка его действий будет различна. Он может быть самоотверженным бандитом и самоотверженным милиционером, честным ростовщиком и честным кассиром. Даже альтруизм здесь ничего не меняет, ибо гангстер может пожертвовать собой, чтобы спасти свою банду, он может, несмотря на обещания сохранить ему жизнь, не выдать соучастников преступления и т. д.
В. Эфроимсон в обоснование своих взглядов ссылается на болезнь Леш-Нигена, которая вызывается резким повышением уровня мочевой кислоты в крови (из-за чего больные становятся крайне агрессивными), на подагру, которая вызывает раздражительность, злобность. Он высказывает догадку, что подагра наследовалась в доме Медичи, а тяжелейшей формой этой болезни страдала Екатерина Медичи, вдохновитель и организатор Варфоломеевской ночи (см. стр. 208). В. Эфроимсон ссылается на ряд наследственных болезней, вызывающих эмоционально-этическую деградацию личности (хорея Гентингтона и т. п.). Еще большую, по его мнению, социальную роль играют широко распространенные наследственные отклонения, близкие к норме: характерологические особенности эпилептоидов, шизоидов, циклотимиков. В связи с этим автор отмечает: «Нас не должно удивлять и существование людей, этически дефективных полностью или в том или ином отношении» (стр. 209). Мы не спорим против того, что имеются субъекты «этически дефективные», весь вопрос заключается только в том, может ли и является ли этическая дефективность результатом генетических недостатков.
Раздражительность и злобность, конечно, могут порождаться болезнью. В любом обществе в любое время имеется вполне достаточное количество раздражительных и злобных людей, немало и больных подагрой, немало их было и среди королей, однако ведь не все они совершали преступления.
Проанализируем кое-какие факты, относящиеся к XVI веку, когда во Франции правила Екатерина Медичи. В Англии царствует Генрих VIII (1491–1547), в Испании Филипп II (1527–1598), во Франции правит Екатерина Медичи (1519–1589), в России Иван IV (1530–1584), в «Священной Римской империи» Карл V (1500–1558). Опричнина и Каролина, инквизиция и Варфоломеевская ночь. Почему в XVI веке на тронах сконцентрировалось так много генетических дефектов и подагр, которые сразу проявились в кровавых делах? Между тем социальные причины, вызвавшие появление кровавых и грозных правителей в Европе XVI века, достаточно хорошо известны и блестяще показаны К. Марксом в XXIV главе перв