М. Ш.) – это совершенно беспорядочные отношения промискуитета, регулируемые лишь простым желанием сторон вступить в эти отношения, не имеющие никаких общественных или индивидуальных ограничений». При следующей форме брака в Индии – самспарша – существует групповой брак, и только в наиболее поздних стадиях развития появляется парная семья (майтхуна и дванда; С. А. Данге. Там же, стр. 88).
«Дети, лишенные одного из родителей, – пишет В. Эфроимсон, – имели мало шансов дожить до самостоятельности» (стр. 205), но ведь сотни тысяч лет дети даже не знали своих отцов, а отцы своих детей, эпоха матриархата закончилась сравнительно недавно, а человечество выжило, значит, выжили и дети.
В. Эфроимсон, пытаясь генетически объяснить существование морально положительных, с его точки зрения, человеческих свойств (альтруизм, запрет кровосмесительства, моногамия и т. д.), также генетически объясняет и такое отрицательное явление, как преступность.
Автор исходит из того, что «…одними социальными факторами всю преступность полностью не объяснить» (стр. 207). Необходимо, однако, внести ясность в этот вопрос. Там, где общественно опасные действия личности вызваны биологическими факторами, там нет ни преступления, ни наказания. Ведь ни гены, ни хромосомы наказанием ни исправить, ни устранить нельзя, а значит, наказание не имеет в этих случаях никакого смысла. Там, где общественно опасное действие вызвано биологическими факторами, там к человеку применяется не наказание, а меры медицинского характера (статьи 58–62 УК РСФСР). Убийство, поджог, кража могут быть совершены маньяком, шизофреником и т. д., но их действия тогда социально не детерминированы и здесь нет преступности как социального явления.
Когда преступление совершается человеком здоровым, оно, конечно, тоже связано с личностью преступника, но причиной его являются не биологические, а социальные факторы. Рассматривая вопрос о том, какую роль в подлинной хронической рецидивирующей преступности играют биологические и генетические факторы, мы ясно видим, как в разных социальных условиях резко изменяется характер этой преступности и как явно социальные условия влияют на ее существо. Достаточно сравнить структуру преступности, скажем, в США и в СССР, чтобы увидеть, какие же в действительности факторы влияют на это явление.
Социолог и криминолог могут и должны поставить и разрешить вопрос о том, подтверждается ли существование «генов преступности» криминологическими и социологическими материалами. На этот вопрос социолог-марксист может ответить только отрицательно. Отрицательно прежде всего потому, что на протяжении человеческой истории с момента возникновения понятия о преступлении никогда не было единого понятия преступления. Не существует «естественных преступлений».
Константин Симонов в июне 1942 года писал:
…Убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал…
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
А мораль и право воспринимали этот призыв не как подстрекательство к убийству, а как глубокое проявление патриотизма.
Даже те деяния, которые, кажется, всегда находились под общим запретом права и морали, были таковыми не во все времена и не у всех народов. Конкистадоры – с нашей точки зрения, грабители и бандиты, уничтожившие в Южной Америке население ряда стран, – были героями средневековой Испании. Инквизиторы, с нашей точки зрения, – садисты, но для католиков Средних веков они были верными сынами церкви. Убийцы Варфоломеевской ночи, эсэсовцы в своей среде были героями, увешанными орденами и знаками отличия.
Какие же гены они передавали своим детям – гены преступности или героизма, и кто же были преступники: «неверные» индейцы, которых во славу католического бога травили собаками, гугеноты, мормоны и евреи, которых во славу того же бога жгли на кострах и убивали, или их убийцы?
Генетически могут передаваться и, очевидно, передаются психические свойства человека, при определенных условиях способствующие тому, что лица, обладающие этими свойствами, скорее будут становиться на путь преступности. Однако: 1) эти свойства неодинаковы для различных преступлений: бандиту и разбойнику необходима агрессивность, мошеннику – хитрость, карманному вору – ловкость и т. д.; 2) лица, обладающие этими свойствами, вовсе не обязательно становятся на преступный путь, агрессивность необходима не только бандиту, но и нападающему в футболе и спортсмену в регби. Как известно, гвардейские части всегда подбирались из лиц высокого роста. Вполне возможно, что уже давно практически было известно, что люди высокого роста более агрессивны, но в условиях войны это свойство вело не к преступлению, а к героизму. Хитрый в условиях капитализма может стать не только мошенником, но и директором банка или биржевым маклером, а ловкий – везде жонглером или фокусником.
Есть старая английская легенда. Во время войны Алой и Белой розы один из Йорков разбил в очередной битве очередного претендента на престол из рода Ланкастеров. Когда побежденный был приведен в палатку Йорка, тот стал оскорблять своего врага, называя его изменником. На что Ланкастер совершенно резонно ответил: «Ваше величество, кто из нас изменник – только что выяснилось». У кого же из них были гены преступности?
Наибольшей популярностью среди сторонников биологических концепций в буржуазной криминологии пользуются сейчас взгляды, исходящие из того, что «наследственность – фактор преступного поведения, и притом важный фактор» (Robert G. Caldwell. Criminologie. 1956, p. 196). Подобные представления обосновывают обычно тем, что склонность к совершению преступлений переходит вместе с генами родителей и что это якобы подтверждается примерами однояйцевых близнецов (Штумпфль и другие). Между тем далеко не все лица, обладающие биологическими свойствами, способствующими тому, чтобы они совершали преступления, их совершают. Только в определенных конкретных условиях, в определенной микросреде они становятся преступниками.
В. Эфроимсон не отрицает значения среды, напротив, он неоднократно это подчеркивает, но мы отрицаем гены этики и преступности. Гены могут определять свойства темперамента, характера, волевые, интеллектуальные, эмоциональные и другие личные психические особенности и потенциальные возможности человека, которые в соответствующих условиях могут привести к совершению преступлений, но никаких этических генов и генов преступности существовать не может.
Уже много лет одной из наиболее распространенных попыток генетически объяснить преступность является анализ частоты преступности второго близнеца при преступности первого в случае их полной генетической идентичности. Не ушел от этого искушения и В. Эфроимсон. Он приводит таблицу, из которой видно, что если один из однояйцевых близнецов совершает преступление, то в 62,6 процента исследованных случаев второй также оказался преступником, в то время как такие же исследования двуяйцевых близнецов показали, что в подобной ситуации второй оказывается преступником только в 25,4 процента. Это, очевидно, должно доказать наличие у генетически идентичных однояйцевых близнецов общего им гена преступности. Однако такие представления уже давно опровергнуты не только в марксистской, но и в специальной буржуазной литературе.
Стоит напомнить: «Тот факт, что даже абсолютно идентичные генотипы (однояйцевые близнецы) в разных условиях развития дают фенотипически отличные варианты, признан всеми» (Г. Гохлернер. Проблема «внутреннего» и «внешнего» в эволюции органического мира. «Наука и жизнь», 1971, № 10, стр. 69).
В работе «Близнецы, пара и личность», опубликованной в 1960 году, французский психолог Ренэ Зазо подверг критике классический метод близнецов. Преодоление «парадокса однояйцевых близнецов» (ОБ) вызвано, по его мнению, отрицанием положения, лежащего в основе этого классического метода. Суть его состоит в том, что однояйцевые близнецы считаются полностью идентичными физиологически и психологически. Он полагает, что в основу экспериментального исследования был положен порочный принцип сравнения, мешающий выяснению степени участия среды и наследственности в формировании индивидуальных различий (R. Zazzo. Les jumeaux le couple et la personne, 1.1. L'individuation somatique, Paris, 1960; цитирую по докладу О. M. Тутунджяна «Проблема генезиса и развития личности в трудах Ренэ Зазо». Сб. «Проблемы личности». Материалы симпозиума, М. 1970, т. 11, стр. 112–130). Проведенные Р. Зазо исследования показывают «широкий диапазон поведенческих асимметрий, индивидуальных различий, обусловленных структурой близнецовой ситуации, и указывают на изыскание их генезиса вне сферы действия наследственных сил… различные асимметрии, проявляющиеся в близнецовой паре, с большой яркостью показывают индивидуально-психологические различия близнецов, несмотря на общее наследственное происхождение партнеров ОБ» (там же, стр. 123). Не следует упускать из виду также давно известное положение, что «каждый близнец есть часть среды другого».
Не обошел В. Эфроимсон и последнюю новинку в области биологического объяснения причин преступности – лишнюю Y-хромосому. Он пишет: «Подростки с лишней Y-хромосомой даже в хороших семейно-социальных условиях рано начинают выделяться не только высоким ростом, но и эмоциональной неустойчивостью, несдержанностью и агрессивностью, а затем и преступностью» (стр. 211). Не спорим. Однако если преступность этих лиц является результатом наличия у них лишней хромосомы Y (в чем они никак не повинны), то за что их порицать и наказывать при совершении ими преступления? Человек не может быть признан ответственным ни за свои биологические особенности, вызвавшие его действия, ни за свои психологические качества, вытекающие из биологических свойств. Суд в Австралии, признав, что 47-я хромосома, которая была найдена у обвиняемого, является причиной совершенного им преступления, вынес ему оправдательный приговор. В тех случаях, когда биологиче