И. С. Ной, М. Д. Шаргородский и ряд других авторов отвечают на этот вопрос отрицательно. И. С. Ной, например, пишет: «Нельзя согласиться с высказанным Н. А. Беляевым, В. Г. Смирновым и некоторыми другими авторами мнением о необходимости при решении одного из важнейших вопросов уголовного права – вопроса о целях наказания – считаться и с “чувством справедливости членов социалистического общества”, когда под этими чувствами понимается восприятие наказания как возмездия».[138] Какие-либо веские доводы в поддержку такой позиции не приводятся. Единственный довод, заслуживающий внимания, заключается в следующем: стремление к воздаянию, желание причинить преступнику страдания за совершенное им преступление – это низменное желание, а человек, находящий удовлетворение в причинении другому человеку страданий и лишений, не заслуживает одобрения с точки зрения нашей социалистической морали. Советское право не должно идти на поводу у таких людей, а должно воспитывать советских людей в духе коммунистической морали, которой будет чуждо такое чувство.
Вполне возможно, что такого чувства, как удовлетворение от причинения страданий человеку, причинившему вред обществу или отдельным членам его, у членов коммунистического общества не будет. Но оно есть сейчас, и не на уровне сознания отдельных лиц, а на уровне общественной психологии. Можно ли с этим не считаться?
Можно привести немало примеров, когда Коммунистическая партия стремится в современных условиях воспитывать у советских граждан такие чувства, которые являются ценными сейчас и будут отсталыми при коммунизме. Возьмем, к примеру, такое чувство, как патриотизм, любовь к Родине. Воспитание советских граждан в духе патриотизма Программа Коммунистической партии считает важнейшим элементом коммунистического воспитания. Но какова природа патриотизма? Патриотизм есть результат разобщения народов, разделения их на обособленные общности в рамках отдельных государств. «Патриотизм – одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств», – отмечал В. И. Ленин.[139]
Коммунизм предполагает уничтожение государства вообще, ликвидацию государственных границ, слияние всех наций, народов и народностей в единую человеческую общность, создание единой общечеловеческой культуры. Естественно, что в этих условиях чувство патриотизма станет совершенно бессмысленным, и даже более того, стремление к обособлению народов и народностей будет рассматриваться как реакционное явление, чуждое коммунистической морали.
Аналогично обстоит дело и с таким чувством, как справедливость, применительно к причинению страданий человеку. Сугубо утилитарный, рациональный подход к определению целей и задач наказания, который пропагандируют противники признания в качестве цели наказания, удовлетворение чувства справедливости, подход, игнорирующий, сбрасывающий со счета чувственную, эмоциональную сторону этой проблемы, несмотря на кажущуюся прогрессивность, на самом деле есть отголосок ушедшего в прошлое периода развития нашего общества, когда в результате допущенных ошибок имела место недооценка личности человека как самостоятельной ценности. Наказание должно быть утилитарным, рациональным, а чувства и эмоции здесь ни при чем, рассуждают эти ученые. А вот В. И. Ленин говорил: «…без “человеческих эмоций” никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины».[140]
Правильно писал по этому поводу И. Е. Фарбер: «Советский закон определяет уголовную ответственность за преступное деяние и наказание за него. Наказание можно изучать с различных сторон: его содержание, взаимоотношение личности и общества, его цели и пр. Важна и психологическая сторона наказания, чтобы оно воспринималось в массовом правосознании как справедливая мера общественного воздействия. Для этого нужно знать законы соразмерности наказания с преступлением, а эти законы лежат в сфере общественной психологии и, особенно, в правовых чувствах».[141]
Противники признания удовлетворения чувства справедливости в качестве цели наказания не могут отрицать значение справедливости и ее проявления в уголовно-правовой политике и уголовном праве (соответствие тяжести наказания тяжести совершенного преступления) для борьбы с преступностью. Так, в Курсе уголовного права сказано: «Марксизм никогда не отрицает роли и значения категории справедливости в борьбе за установление социалистического и коммунистического общества, но он всегда вкладывал в нее свое особое содержание».[142] И. С. Ной пишет: «Являясь важным элементом наказания, кара выступает мерилом справедливости наказания и поэтому за более опасные преступления следует и более тяжелая кара. Справедливость же наказания необходима как для достижения цели исправления и перевоспитания, так и для осуществления общей превенции».[143] И далее: «Представление о соответствии тяжести наказания тяжести преступления исторически воспринято и общественным мнением, с чем нельзя не считаться в борьбе с преступностью».[144] Совершенно непонятно, почему из этих правильных положений указанные авторы не делают верных выводов по рассматриваемому спорному вопросу. Ведь стремление к тому, чтобы наказание было справедливым, чтобы суровость его соответствовала тяжести совершенного преступления, и есть стремление удовлетворить чувство справедливости.
Советский законодатель в ряде нормативных актов указывал на необходимость учета чувств советских людей. Президиум Верховного Совета СССР, устанавливая, что «нацистские преступники, виновные в тягчайших злодеяниях против мира и человечности и в военных преступлениях, подлежат суду и наказанию независимо от времени, истекшего после совершения преступления», руководствовался тем, что «совесть и правосознание народов не могут мириться с безнаказанностью фашистских преступников, совершивших тягчайшие злодеяния в период Второй мировой войны».[145] Нельзя недооценивать при решении этой спорной проблемы и то, что удовлетворение чувства справедливости приносит и существенную практическую пользу: признание обществом наказания справедливым означает одобрение советской уголовной политики, порождает уверенность в стабильности нашего государственного и общественного строя, и в том, что государство стоит на страже прав и интересов советских граждан.
Таким образом, советская уголовно-правовая политика, направляя деятельность законодательных органов по разработке системы наказаний, исходит из того, что уголовное наказание должно обеспечить достижение целей исправления и перевоспитания осужденных, предупреждение совершения новых преступлений со стороны осужденного и других неустойчивых граждан нашего общества, удовлетворение чувства справедливости советских людей. То обстоятельство, что в действующем законодательстве прямо не говорится об удовлетворении чувства справедливости как цели наказания, не меняет существа дела. Правильно пишет в связи с этим Н. И. Загородников: «Эти цели (кроме прямо указанных в законе) не определяются в законе, они содержатся в социальных нормах, представлениях людей о добре и зле, в общественном правосознании граждан. В социальном плане целью наказания является обеспечение справедливости при разрешении каждого конкретного социального конфликта, выразившегося в совершении преступления».[146]
В соответствии с целями, которые ставятся перед наказанием, разрабатывается и система наказаний. Наиболее точное определение системы дает Л. В. Багрий-Шахматов. Он определяет ее как «предусмотренный советским уголовным законом, исчерпывающий, не подлежащий произвольным изменениям, обязательный для судов перечень наказаний, расположенный в определенном порядке».[147]
Вместе с тем и это определение может быть улучшено. Вряд ли в него нужно вводить такой признак, как «не подлежащий произвольному толкованию». Во-первых, не ясно, какое толкование Л. В. Багрий-Шахматов называет «произвольным». Теория права знает много видов толкования: по объему, по субъекту и т. д. Каждый из этих видов толкования имеет право на существование, практически применяется и поэтому не может быть назван произвольным. Если в данном случае «произвольное» толкование противопоставляется «общеобязательному», то об этом вряд ли нужно указывать в определении, так как общеизвестно, что общеобязательное толкование может дать только Президиум Верховного Совета СССР и Президиум Верховного Совета союзной республики.
Во-вторых, указание на то, что это «исчерпывающий» и «обязательный для судов» перечень наказаний, означает, что он не может быть никем изменен (разумеется, кроме законодателя). Затем недостаточно четко указание на то, что система наказаний – это «перечень наказаний, расположенных в определенном порядке». В советском уголовном праве с самого начала укоренился порядок размещения наказаний в зависимости от их сравнительной тяжести: от более тяжких к менее тяжким. Об этом и следует сказать в определении системы наказаний.
Наконец, система наказаний внешне выражается не только в перечне наказаний, но и в классификации их (деление всех видов наказаний на основные и дополнительные, исключение смертной казни из общего перечня наказаний). С учетом этих замечаний систему наказаний можно определить как предусмотренный советским уголовным законом исчерпывающий, обязательный для судов перечень наказаний, расположенных по признаку тяжести видов наказания (от более суровых к менее суровым), а также законодательно закрепленную классификацию видов наказаний.