Избранные труды. Том II — страница 3 из 4

Общая часть

Глава 1Гражданско-правовые нормативные акты

§ 1. Источники советского гражданского права

Общая характеристика. Советское гражданское право представлено совокупностью многочисленных гражданско-правовых норм. Эти нормы создаются по воле государства. Оно устанавливает или санкционирует их, опираясь на экономические условия жизни социалистического общества и учитывая его назревшие материальные и иные потребности. Воля государства, воля рабочего класса и всех трудящихся, воля всего народа, определяемая экономическими условиями жизни социалистического общества, и составляет источник советского гражданского права.

Вместе с тем нельзя не учитывать, что воля господствующего класса или воля всего общества не всегда имеет юридически обязательную силу. Когда, например, депутаты Верховного Совета СССР выступают в процессе обсуждения внесенных на сессию Верховного Совета законопроектов, они выражают волю своих избирателей и, в этом смысле, волю народа. Тем не менее нормативное значение имеют не их высказывания и не обсуждаемые законопроекты, а законы, принятые Верховным Советом. Это означает, что воля господствующего класса приобретает юридически обязательную силу, когда она выражается не в любой, а лишь в определенной форме. Такую форму в наших условиях образуют государственные нормативные акты.

Следовательно, если воля социалистического государства – источник советского гражданского права, то государственные нормативные акты представляют собою форму, придающую этой воле юридически обязательную силу.

Можно ли, однако, считать, что нормативные акты государства – это только форма выражения государственной воли?

В мире не существует явлений, которые выполняли бы либо функцию содержания, либо функцию одной лишь формы. Диалектика формы и содержания состоит как в их единстве и противоречивости, так и в том, что одно и то же явление выступает в качестве либо содержания либо формы, в зависимости от характера другого явления, в связи с которым оно рассматривается. Так, производственные отношения, будучи формой для производительных сил, приобретают значение содержания для надстройки. Воля государства, поскольку она относится к области надстройки, есть форма по отношению к базису общества и содержание по отношению к нормативным юридическим актам. Но тогда и нормативные юридические акты, становясь формой выражения воли государства, должны иметь по отношению к какому-то другому явлению значение содержания.

Они действительно играют такую роль, например, в отношении решений судебно-арбитражных органов по конкретным гражданским спорам, которые выносятся на основе и в соответствии с действующими нормативными гражданско-правовыми актами. При этом судебное или арбитражное решение по гражданскому делу обычно опирается не на нормативный акт в целом, а лишь на какую-либо его конкретную норму. Но так как текст статьи закона и гражданско-правовая норма не всегда совпадают, судебно-арбитражным органам очень часто приходится брать либо часть одной статьи, либо одновременно несколько статей закона, если последние лишь в своем единстве воплощают норму гражданского права.

Здесь уже сам закон или иной нормативный акт выступает в качестве источника, из которого черпаются гражданско-правовые нормы для их практического применения. Источники советского гражданского права в этом смысле и подлежат нашему изучению. Обратимся к характеристике их отдельных видов.

Закон. Определяющее положение по отношению ко всем другим советским законам занимает Конституция СССР как основной закон нашего государства.

Будучи основным законом, Конституция составляет источник не только гражданского, но и всех вообще отраслей советского права, выступая в качестве юридической базы их развития. Но в то же время в Конституции содержится целый ряд норм, имеющих непосредственное отношение к гражданскому праву. Институт права собственности опирается на те статьи гл. I Конституции, которые определяют виды и формы собственности, существующие в СССР (ст. ст. 5–7, 9–10). Правила гл. X лежат в основе правосубъектности граждан, ибо, закрепляя их конституционные права и обязанности, эти правила предопределяют конкретное содержание прав и обязанностей, приобретаемых гражданами в соответствии с нормами гражданского права. Норма ст. 11 Конституции, формулирующая принцип планового управления социалистическим народным хозяйством, распространяется и на область гражданского оборота, где подавляющая масса имущественных отношений – обязательственные отношения между социалистическими организациями – возникает на основе плана. Право наследования личной собственности закреплено в ст. 10 Конституции. Мы можем поэтому сказать, что в Советской Конституции формулированы и закреплены общие, принципиальные положения, определяющие характер и содержание основных институтов советского гражданского права.

Развитие этих общих положений осуществляется при помощи законов органических, т. е. построенных по принципу кодифицированных законодательных актов, и текущих, т. е. относящихся к отдельным вопросам гражданского права.

В издании гражданских органических законов компетенция Союза ССР и союзных республик определена следующим образом: в общесоюзном масштабе должны издаваться Основы, а в республиканском – гражданские кодексы (ст. 14 Конституции СССР). Органические законы – Основы и кодексы – в свою очередь устанавливают компетенцию Союза ССР и союзных республик в издании актов текущего гражданского законодательства.

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик приняты 8 декабря 1961 г. на седьмой сессии Верховного Совета СССР пятого созыва и введены в действие с 1 мая 1962 г. В них закреплены наиболее общие и принципиальные положения советского гражданского права, конкретизация и детализация которых возложена на республиканские гражданские кодексы, а также на текущее союзное и республиканское законодательство. При этом ст. 3 Основ относит к исключительной компетенции Союза ССР гражданско-правовое регулирование таких отношений, самая природа которых требует установления для них единого правового режима в масштабе всей страны. Общесоюзным законодательством должны регулироваться отношения между социалистическими организациями по поставкам продукции и капитальному строительству, отношения по государственным закупкам сельскохозяйственной продукции у колхозов и совхозов, отношения организаций всех видов транспорта (кроме автомобильного и городского), связи и кредитных учреждений с клиентурой и между собой, отношения по государственному страхованию, отношения, возникающие в связи с открытиями, изобретениями и рационализаторскими предложениями, а также другие отношения, регулирование которых отнесено к ведению Союза ССР Конституцией и самими Основами (например, согласно ст. 17 Основ, помимо указанных ею случаев, неприменимость давностных сроков к другим гражданским спорам может быть предусмотрена только общесоюзным законодательством). Издание республиканских нормативных актов для регулирования перечисленных отношений допускается лишь по вопросам, отнесенным к ведению союзных республик законодательством Союза ССР. Так, хотя регулирование отношений по государственному страхованию составляет общесоюзную компетенцию, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 7 декабря 1959 г.[48] поручил Советам Министров союзных республик определить сроки внесения колхозами страховых платежей по обязательному страхованию скота и лошадей.

В порядке реализации своей компетенции в сфере гражданского законодательства общесоюзные органы уже издали ряд нормативных актов, дополняющих и развивающих Основы. Например, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1961 г.[49] утвержден Воздушный кодекс СССР (ВК) и постановлением Совета Министров СССР от 6 апреля 1964 г.[50] – Устав железных дорог СССР (УЖД), которыми заменены ранее действовавшие ВК 1935 года и УЖД 1954 года. Сохранили свою силу в том виде, в каком они не противоречат Основам, и другие нормативные акты общесоюзного значения, издание которых входит в компетенцию Союза ССР, такие, как Кодекс торгового мореплавания 1929 года (КТМ), Устав внутреннего водного транспорта 1955 года (УВВТ) и др. Следует также учитывать, что, говоря о гражданском законодательстве Союза ССР, Основы имеют в виду не только законы или принимаемые впредь до утверждения их законодательным органом указы, но и постановления союзного правительства, а также подзаконные акты, издаваемые другими общесоюзными органами (например, Госстроем, Госбанком, Госарбитражем и т. д.).

Гражданские кодексы союзных республик были изданы вслед за принятием Основ и в соответствии с ними. Они дополнили и развили Основы путем как конкретизации соответствующих общих и принципиальных положений, так и включения в свой состав институтов (например, договоров хранения, поручения, комиссии и др.), которых нет в Основах.

В 1964 году было завершено издание новых гражданских кодексов во всех союзных республиках. В Российской Федерации новый Гражданский кодекс принят 11 июня 1964 г. на третьей сессии Верховного Совета РСФСР шестого созыва и введен в действие с 1 октября 1964 г. С того же времени считается утратившим силу ранее действовавший ГК РСФСР 1922 года.

Новый ГК РСФСР состоит из восьми разделов. I раздел составляют «Общие положения», где вслед за основными положениями помещены нормы о субъектах гражданского права (лицах), а также о сделках, представительстве и доверенности, исчислении сроков исковой давности. II раздел называется «Право собственности» с включением в него норм, регулирующих отдельные существующие у нас виды собственности и определяющих порядок приобретения, прекращения и защиты права собственности. Затем идет раздел «Обязательственное право», который состоит из двух частей: общие положения, относящиеся к обязательственным правоотношениям различных видов, и правила об отдельных видах обязательств (различные договоры и обязательства недоговорного характера). Последующие разделы (IV–VI) посвящены правоотношениям, возникающим в связи с творческой деятельностью, – «Авторское право», «Право на открытие» и «Изобретательское право». В разделе VII сосредоточены нормы «Наследственного права». Завершается Кодекс правилами о правоспособности иностранцев и о применении гражданских законов иностранных государств, международных договоров и соглашений (раздел VIII). Эти правила составляют предмет особой науки и учебной дисциплины – международного частного прав, а потому в курсе гражданского права не излагаются. Разделы I–III состоят из глав, приведенных в порядке сплошной нумерации (гл. гл. I–42), а разделы IV–VIII на главы не подразделяются.

В Кодексе содержится 569 статей, причем каждая из них имеет свой номер, а некоторые статьи (например, ст. 8) включают в себя ряд пунктов. Поэтому при ссылках на Кодекс нужно приводить номер использованной статьи, а в необходимых случаях соответствующий пункт[51]. Если бы впоследствии пришлось вводить в ГК новые статьи, то для обеспечения стабильности его нумерации они были бы помещены рядом с одной из имеющихся и наиболее близких к ним по содержанию статей Кодекса под тем же номером, но с добавлением буквенного обозначения («а», «б» и т. д.). Многие статьи ГК состоят из двух или нескольких абзацев (см., например, ст. ст. 41, 42, 45 и др.), каждый из которых обычно устанавливает самостоятельное правило. Абзацы именуются частями статьи и в ГК РСФСР (в отличие, например, от ГК Эстонской ССР) особо не пронумерованы. Но общепринято первый абзац считать первой, второй абзац – второй частью статьи и т. п., а в соответствующих ссылках должны делаться указания как на номер статьи, так и на использованную ее часть. После текста Кодекса могут быть помещены постатейные материалы: законы, не включенные по тем или иным причинам в текст Кодекса, подзаконные акты, постановления Пленумов Верховного Суда СССР и РСФСР. Статья, сопровожденная такими материалами, снабжается помимо номера звездочкой. Ссылка на постатейные материалы, если она необходима, должна приводиться в виде указания на точное наименование помещенного в них акта.

При решении ряда вопросов Кодекс отсылает к республиканскому законодательству. Некоторые из предусмотренных им актов республиканского значения еще подлежат принятию, а другие либо приняты после издания ГК и заменили собою прежние нормативные акты (например, постановление Совета Министров РСФСР от 27 июля 1966 г. «Об авторском вознаграждении за драматические и музыкальные произведения»[52]), либо были изданы ранее и сохраняют силу, поскольку они не противоречат ГК (как, например, Примерный устав дачно-строительного кооператива, утвержденный Советом Министров РСФСР 24 сентября 1958 г.[53]). По вопросам, относящимся к компетенции Союза ССР, ГК отсылает к общесоюзному законодательству. В нем воспроизводятся обычно лишь те нормы общесоюзного значения, которые содержатся в Основах. Поэтому в дальнейшем приводятся ссылки не на Основы, а только на ГК, кроме случаев, когда прямое упоминание о тех или иных статьях Основ диктуется самим характером изложения.

Основы и ГК как акты гражданского законодательства не могут применяться к имущественным отношениям административно-правового характера (строящимся на подчинении одной стороны другой), включая отношения налоговые и бюджетные (ч. II ст. 2 Основ и ч. II ст. 2 ГК). Вместе с тем специальные кодексы и уставы созданы для регулирования таких отношений, как семейные (Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР 1926 года – КзоБСО), земельные (Земельный кодекс РСФСР 1922 года – ЗК), трудовые (Кодекс законов о труде РСФСР 1922 года – КЗоТ) и колхозные (Примерный устав сельскохозяйственной артели 1935 года с учетом предоставленного в 1956 году колхозам права вносить в свои конкретные уставы правила, отличающиеся от норм Примерного устава). Поэтому ч. III ст. 2 Основ и ч. III ст. 2 ГК отмечают, что семейные, трудовые, земельные отношения, а также отношения в колхозах, вытекающие из их устава, регулируются соответственно семейным, трудовым и колхозным законодательством. Но этим не исключается при наличии пробелов в специальном законодательстве применение к перечисленным отношениям соответствующих правил Основ и ГК, причем некоторые из них (например, ст. 23 ч. IV ст. 87 Основ, воспроизведенные в ст. ст. 100, 101 и ч. IV ст. 395 ГК) прямо рассчитаны на указанные отношения.

В особом положении находятся отношения по внешней торговле. Согласно ч. III ст. 3 Основ, их правое регулирование определяется специальным законодательством Союза ССР. Таковы, например, Положение о торговых представительствах и торговых агентствах СССР за границей[54], правила о форме и порядке подписания внешнеторговых сделок[55], уставы (положении) внешнеторговых организаций и др. Однако при неурегулированности каких-либо конкретных вопросов в специальном законодательстве к отношениям по внешней торговле применяются общие правила гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик (ч. III ст. 3 Основ и ч. III ст. 3 ГК).

Указ. Будучи актом, подчиненным закону, указ отличается от других подзаконных актов тем, что он может изменять закон в неотложных случаях с обязательным последующим утверждением такого указа на сессии Верховного Совета. В этом своем качестве указ и используется для создания новых гражданско-правовых норм.

Имеются, однако, и такие указы гражданско-правового значения, которые носят сугубо подзаконный характер, а потому, как и все иные подзаконные акты, в особом утверждении законодательным органом не нуждаются. Таковы, например, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1962 г. «О порядке введения в действие Основ гражданского законодательства и Основ гражданского судопроизводства»[56] и Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1964 г.; «О порядке введения в действие Гражданского и Гражданского процессуального кодексов РСФСР»[57]. Практическая значимость названных указов определяется тем, что в соответствии с их правилами выявляются гражданские правоотношения, подчиненные Основам и новому ГК, с отграничением правоотношений, на которые продолжает распространяться действие прежнего гражданского законодательства.

В прошлом (1936–1957 гг.), когда издание Гражданского кодекса относилось к компетенции Союза ССР, необходимые изменения в гражданское законодательство вносились главным образом путем издания общесоюзных указов. В современных условиях положение существенно изменилось в связи с дальнейшим укреплением суверенитета союзных республик и соответствующим расширением компетенции республиканских государственных органов. После передачи союзным республикам полномочий по изданию гражданских кодексов общесоюзными указами могут изменяться лишь законодательные акты по вопросам гражданского права, отнесенным к исключительной компетенции Союза ССР или совместной компетенции СССР и союзных республик, а все другие изменения действующего гражданского законодательства осуществимы только путем издания республиканских законов или подлежащих последующему утверждению законодательным органом указов Президиумов Верховных Советов союзных республик.

Подзаконные акты. Первую группу подзаконных актов составляют постановления и нормативные распоряжения Совета Министров. При этом, поскольку отношения по планово-хозяйственным договорам и другие отношения, перечисленные в ст. 3 Основ, регулируются не ГК, а общесоюзным законодательством, особенно существенное значение приобретают издаваемые в этой области постановления Совета Министров СССР и по наиболее важным вопросам хозяйственной жизни страны – совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. В результате нормотворческой деятельности Советского правительства обеспечено в необходимом объеме регулирование отношений между социалистическими организациями по поставкам и капитальному строительству, а также по перевозкам, кредитованию, расчетам, страхованию и др. В связи с расширением прав союзных республик, в том числе и их полномочий по управлению социалистическим хозяйством, важную роль в нормировании гражданских правоотношений играют также нормативные акты, издаваемые Советами Министров союзных республик. Кроме того, имеется немало постановлений Совета Министров СССР и Советов Министров союзных республик (о работе торгующих организаций, об управлении жилым фондом и т. д.), которые применяются к имущественным отношениям с участием как организаций, так и граждан.

Вторую группу подзаконных актов составляют приказы, инструкции, постановления и правила, исходящие от министерств, иных ведомств и государственных комитетов (по вопросам труда и заработной платы, по строительству и др.). Названные акты, издаваемые в пределах компетенции перечисленных органов, рассчитаны на соответствующие отрасли хозяйственной деятельности (например, акты Министерства путей сообщения или Госстроя СССР), науки и техники, культуры и искусства (например, акты Комитета по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР или Министерства культуры СССР и союзной республики), Ha сферу отношений по торговле и коммунальному обслуживанию населения (например, акты Министерства торговли СССР, а также министерств торговли и коммунального хозяйства союзных республик) и т. д. Согласно п. 5 Положения о Государственном арбитраже при Совете Министров СССР[58] арбитраж утверждает отдельные виды Особых условий поставки, дает разъяснения по применению Положений о поставках и инструктирует арбитражные органы для обеспечения необходимого единства в разрешении споров. Поэтому к числу источников гражданского права подзаконного характера должны быть отнесены инструкции и инструктивные указания Госарбитража при Совете Министров СССР.

Третью группу подзаконных актов составляют решения и нормативные распоряжения местных органов власти. Судебные и арбитражные органы ссылаются на них при разрешении различных гражданских споров. Наиболее часто применяются решения местных органов власти, во-первых, по вопросам ведения торговли в данной местности и, во-вторых, в отношении порядка управления жилым фондом, находящимся в ведении местных Советов.

Обычаи и обыкновения. К обычаям как к правилам поведения, которые складываются в обществе стихийно, передаются из поколения в поколение и соблюдаются людьми в силу привычки, Советское государство относится по-разному, в зависимости от содержания каждого данного обычая.

С обычаями, выражающими уродливые пережитки прошлого, государство борется самым решительным образом, вплоть до применения мер уголовного наказания к лицам, соблюдающим такие обычаи. Глава XI УК РСФСР специально предусматривает преступления, составляющие пережитки старого быта в определенных местностях, т. е. преступления, совершаемые в результате следования старым обычаям. К некоторым обычаям государство относится юридически безразлично, и если ведет борьбу с ними, то при помощи нравственных, но не правовых средств. Поэтому, например, нельзя в принудительном порядке взыскать «долг», который образовался вследствие выигрыша пари, но нельзя принудительно взыскать такой «долг» обратно, если он был выплачен добровольно. Право не запрещает следовать таким обычаям, но и не понуждает к их соблюдению.

В тех же редких случаях, когда обычай, не противоречащий интересам народа, может быть использован для разрешения правовых вопросов, государство своими актами санкционирует его, придавая ему юридически обязательную силу. Нужно, однако, признать, что современное гражданское законодательство таких случаев не знает.

Действительно, ст. 75 Земельного кодекса РСФСР устанавливает, что суд, производя раздел имущества крестьянского двора и определяя имущество, которое признается личной принадлежностью отдельных членов двора, должен руководствоваться местными обычаями. Но в новом ГК (ст. ст. 129–131) данный вопрос решается без ссылки на обычаи, а потому утратила силу ст. 75 Земельного кодекса.

Об обычаях говорят и некоторые нормы Кодекса торгового мореплавания. Согласно ст. ст. 89 и 90 КТМ при отсутствии соответствующего соглашения сторон вопрос о сроке погрузки, простоя судна после истечения срока для погрузки, о размере штрафа за простой и о вознаграждении, причитающемся грузоотправителю за досрочную погрузку, разрешается на основе обычаев, действующих в данном порту. Но так как размеры платежей в советских портах определяются в централизованном порядке, а сроки погрузочных работ устанавливаются планом, речь могла бы идти лишь о применении обычаев в сфере внешнеторговых отношений для определения сроков погрузки. Фактически, однако, такие сроки зависят не от «вековых обычаев», а от степени технической оснащенности порта. Поэтому правильнее считать, что здесь мы имеем дело не с обычаями, а с законодательным санкционированием технических норм. От обычаев, которые как переходящие из поколения в поколение соблюдаются в силу традиции, нужно отличать обыкновения, не носящие «векового» характера, а утвердившиеся в деятельности советских промышленных, торговых и иных хозяйственных организаций, в работе ателье бытового обслуживания и прокатных пунктов, в деловых отношениях между гражданами. Сложившиеся обыкновения как таковые обязательного значения не имеют. Так, если магазин обязался заказанный товар доставить на дом гражданину, магазин должен это сделать и не может уклониться от исполнения принятой на себя обязанности ссылкой на то, что обычно подобные операции им не производятся. Но когда в законе, акте планирования или договоре какой-либо вопрос вовсе не находит разрешения, тогда, как сказано в ч. I ст. 168 ГК, обязательство должно выполняться в соответствии с «обычно предъявляемыми требованиями», т. е. сообразно с существующими деловыми обыкновениями. В том же примере при отсутствии упомянутого особого условия в договоре обязанность выборки заказанного товара в соответствии с обычным порядком работы магазина лежала бы на покупателе. Следовательно, деловые обыкновения (обычно предъявляемые требования) обладают лишь субсидиарным (вспомогательным) юридическим значением и применяются с санкции закона только тогда, когда в нем самом или в совершаемых на его основе актах (в договорах, актах планирования), возникший вопрос не получил разрешения.

Постановления Пленума Верховного Суда СССР. В соответствии с пп. «в» п. 9 Положения о Верховном Суде СССР[59] Пленуму Верховного Суда СССР предоставлено право давать руководящие разъяснения судебным органам по вопросам применения действующего законодательства при рассмотрении судебных дел. Поскольку такие разъяснения могут быть даны и относительно применения судебными органами норм гражданско-правового законодательства, постановления Пленума Верховного Суда СССР, в которых эти разъяснения содержатся, следует считать источниками гражданского права.

Признание за постановлениями Пленума Верховного Суда СССР значения источников права иногда отрицается на том основании, что суд есть орган, применяющий правовые нормы к конкретным случаям, и если бы он, кроме того, сам мог творить право, уже нельзя было бы говорить ни о законности, ни о принципах ее соблюдения. Но при определенных условиях правовые нормы применяются к конкретным случаям не только судом, а и всеми другими органами Советского государства – начиная от Верховного Совета СССР и кончая местными Советами депутатов трудящихся. Это обстоятельство не препятствует, однако, признанию значения источников права за теми их актами, которые издаются не по поводу конкретного случая, а для установления общих правил. Почему же тогда руководящие разъяснения, которые содержатся в постановлениях Пленума Верховного Суда и которые тоже носят общий характер, а не связаны с разрешением какого-либо конкретного дела, не могут иметь такого значения?

Верховный Суд СССР – высший орган советской судебной системы (ст. 104 Конституции СССР). В этом своем качестве он вправе, как и любой другой орган, возглавляющий данную систему, издавать обязательные для нее нормативные акты, что и предусматривается п/п «в» п. 9 Положения о Верховном Суде СССР. Но так как в отношения с судебными органами могут вступить любые лица, то вполне естественно, что обязательная сила постановлений Пленума Верховного Суда СССР распространяется также и на этих лиц. В результате указанные постановления становятся общеобязательными актами и потому должны быть признаны одним из источников советского права.

От руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР следует отличать судебную практику.

Под судебной практикой понимают обобщенное выражение единой линии советских судебных органов при разрешении дел данной категории, находящей свое воплощение во вступивших в законную силу решениях и определениях низовых и вышестоящих судебных инстанций. Выявление такой единой линии важно для уяснения смысла советских законов и их правильного применения. Она учитывается также законодателем в процессе совершенствования действующего законодательства и издания новых нормативных актов. Но так как судебная практика не закрепляется в форме общенормативных правил и представляет собою совокупность решений по конкретным делам, она источником права не становится.

§ 2. Применение и толкование гражданско-правовых норм

Применение норм гражданского права. Иногда думают, что нормы права применяются лишь в тех случаях, когда совершается противоправное действие.

Такой взгляд был бы правильным, если бы он ограничивался одним лишь уголовным правом. Действительно, пока лицо не совершает преступных деяний, можно говорить о том, что оно соблюдает действующие уголовные законы, но при этом отсутствует какая бы то ни было почва для их применения. Применить уголовный закон означает не что иное, как установить предусмотренную в нем меру наказания. Но для этого необходимо, чтобы было совершено преступление.

Достаточно, однако, выйти за пределы уголовного права, чтобы сразу стала очевидной ошибочность подобного взгляда на понятие применения правовых норм. Он неприемлем, в частности, и для области гражданского права.

В гражданском праве следует различать соблюдение и применение правовых норм. Применять нормы права – значит устанавливать гражданские правоотношения своими сознательными, дозволенными, юридически устремленными действиями. Поэтому, если кто-либо исполняет договор, следуя требованиям гражданско-правового законодательства, то он именно соблюдает, но не применяет его. Однако для применения гражданско-правовых норм, в отличие от норм уголовного права, вовсе не обязательно, чтобы было совершено правонарушение. Так, при удостоверении органами нотариата купли-продажи жилого строения, при разделе судом общего имущества по просьбе его собственников, не могущих прийти к согласованному решению, при согласовании органами арбитража условий планового договора, заключаемого социалистическими организациями, нет ничего противоправного в тех действиях, которые вызвали необходимость совершения перечисленных актов. Но все эти акты представляют собой не что иное, как применение гражданско-правовых норм к реальным общественным отношениям.

Следовательно, нормы советского гражданского права применяются не только в случаях совершения правонарушений, но также для придания юридической силы правомерному, дозволенному поведению участников социалистического гражданского оборота.

В связи с тем, что гражданско-правовые нормы распространяются как на неправомерное, так и на дозволенное поведение, они не могут и не должны связывать во всех случаях волю участников правоотношений заранее фиксированными, точными требованиями, не терпящими никаких отступлений. Такие требования уместны и даже необходимы, когда предельная точность поведения людей неразрывно связана со спецификой общественных отношений, участниками которых они становятся. Примером этого могли бы служить некоторые вопросы, разрешаемые для плановых отношений между социалистическими организациями. Но в то же время для развертывания собственной инициативы субъектов советского гражданского права желательно разумное сочетание точно фиксированных требований закона с предоставлением возможности выбора различных, наиболее удобных в данных условиях для участников гражданского оборота форм поведения. Этой задаче соответствует сочетание в действующем гражданско-правовом законодательстве императивных (повелительных) и диспозитивных (восполнительных) норм.

Императивными называются нормы, правила которых не могут быть заменены каким-либо иным условием, установленным для данного правоотношения его участниками.

Например, ст. 80 ГК гласит: «Изменение по соглашению сторон сроков исковой давности и порядка их исчисления не допускается». Норма этой статьи императивна, ибо формулированное в ней правило не терпит никаких отступлений, вводимых по договоренности между участниками гражданских правоотношений. И если бы они тем не менее достигли договоренности об иных давностных сроках, применялись бы все равно сроки, установленные в законе.

Диспозитивными называются нормы, правила которых применяются лишь в случаях, когда участники правоотношения не выработали иного условия по вопросу, разрешенному в данной норме.

Например, контрагенты договора имущественного найма могут договориться о том, кто из них будет производить капитальный ремонт сданного внаем имущества во время действия договора. Но как быть, если в процессе заключения договора они вообще не вспомнили о распределении обязанностей по капитальному ремонту, а впоследствии возникла необходимость в его производстве? Тогда на помощь договорным контрагентам пришла бы ч. I ст. 284 ГК, устанавливающая, что капитальный ремонт обязан производить за свой счет наймодатель, «…если иное не предусмотрено законом или договором». Норма этой статьи диспозитивна, ибо она позволяет участникам договора по-иному формулировать определенное в ней условие и лишь восполняет достигнутое между ними соглашение при обнаружении в нем пробела. Поэтому, если бы договором обязанность по производству капитального ремонта была возложена на нанимателя, действовало бы договорное условие, а не правило ст. 284 ГК.

Таким образом, по характеру своего действия нормы императивные и диспозитивные существенно друг от друга отличаются. Вследствие этого весьма важно научиться различать их при ознакомлении с текстом закона.

Часто решение этой задачи облегчается благодаря некоторым указаниям, содержащимся в самом законе. Так, диспозитивные нормы обычно сопровождаются словами «если иное не вытекает из договора» (см., например, ч. II ст. 172), «поскольку в договоре не предусмотрено иное» (см., например, ч. IV ст. 209 ГК) и т. п. В императивных нормах нередко употребляются такие формулы, как «недействительны» (см., например, ч. II ст. 12 ГК), «не допускается» (см., например, ст. 230 ГК) и т. п. Кроме того, императивной оказывается всякая норма, содержащая в себе запрет (см., например, ч. III ст. 105 ГК) или категорически выраженное долженствование (см., например, ст. 144 ГК).

Но если ни приведенных, ни аналогичных указаний в тексте закона нет, вопрос об императивной или диспозитивной природе соответствующей правовой нормы должен быть решен путем анализа и оценки ее содержания.

Например, ч. I ст. 13 ГК гласит: «Несовершеннолетние в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет совершают сделки с согласия родителей, усыновителей или попечителей» (последние именуются обычно законными представителями). Ясно, что такая норма, хотя в ней и нет на этот счет прямых оговорок, императивна, ибо если без согласия своих законных представителей несовершеннолетний не может вообще совершать сделок, то он тем более не может заключить с кем-либо соглашение о том, что вступит с ним в сделку, минуя своих законных представителей. Напротив, ч. III ст. 360 ГК, хотя и в ней нет по этому поводу прямых указаний, формулирует диспозитивную норму. «При наличии уважительных причин, – говорится в этой статье, – заказчик вправе во всякое время до окончания работы отказаться от договора…» Вправе, но не обязан! Следовательно, он может и отказаться от своего права. И если бы такой отказ был закреплен в самом договоре, заказчик уже не имел бы права, предоставляемого ему ч. III ст. 360 ГК.

Для правильного применения правовой нормы необходимо установить, императивна она или диспозитивна, а чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять смысл закона, истолковать его содержание. Но к толкованию закона прибегают не только для решения вопроса об императивном или диспозитивном характере гражданско-правовой нормы. Оно имеет гораздо более широкое значение, ибо, не уяснив смысл закона, оперировать им вообще невозможно. Поэтому проблема толкования нуждается в специальном изучении.

Толкование гражданско-правовых нормативных актов. Чтобы применить правовую норму, нужно уяснить ее смысл. Нередко эта задача никаких затруднений не вызывает. Например, ч. 1 ст. 105 ГК указывает: «В личной собственности граждан может находиться имущество, предназначенное для удовлетворения их материальных и культурных потребностей». Смысл приведенной нормы настолько ясен, что для его обнаружения не нужно прибегать к каким-то особым аналитическим приемам.

Возьмем теперь в качестве примера ч. II ст. 41 ГК: «Сделки могут быть односторонними и двух– или многосторонними (договоры)». Здесь уже многое остается неясным, так как если понятие сделки определено в ч. 1 той же статьи, то сущность односторонних, двух– и многосторонних сделок самим законом не разъясняется. Между тем выявление сущности этих понятий необходимо уже хотя бы потому, что некоторые правила ГК рассчитаны на договоры и не применяются к односторонним сделкам. В таких и других подобных случаях практическое значение толкования особенно ощутимо.

Толкование гражданско-правовой нормы и есть не что иное, как уяснение ее смысла путем устранения обнаруженных неясностей для обеспечения правильного применения нормы гражданского права на практике.

Советские законы, выражающие волю народа и обращенные к народу, пишутся простым, ясным, общедоступным языком. И если в нашем законе изредка встречаются те или иные неясности, то происходит это в силу причин двоякого рода.

Во-первых, формулы закона должны быть максимально краткими, ибо в противном случае его масштабы настолько увеличились, что это наносило бы прямой ущерб делу усвоения закона и его должного практического использования. Но предельная краткость законодательных формул может быть достигнута лишь на основе максимальной концентрации мысли в рамках сравнительно небольших законодательных текстов. Вследствие этого иногда и возникает так называемое разночтение, т. е. неодинаковое понимание одного и того же текста разными лицами, устраняемое путем толкования.

Во-вторых, законы издаются на более или менее длительное время, между тем как регулируемые ими общественные отношения развиваются и меняются непрерывно. С какой бы быстротой ни менялись законы, жизнь меняется быстрее. Новые жизненные факты не могут получить точного словес ного отражения в старом законе, но в большинстве случаев так или иначе охватываются его смыслом. Чтобы выявить тот глубокий смысл закона, который позволяет распространить его на новые общественные отношения, также необходимо подвергнуть закон толкованию.

При этом толкование должно способствовать уяснению действительного смысла закона, а не подменять его содержание выводами, привносимыми в закон теми, кто его толкует. Принцип социалистической законности предполагает не только точное соблюдение, но и единообразное применение советских законов. На это постоянно указывал В. И. Ленин, требуя «следить за установлением действительно единообразного понимания законности во всей республике…»[60] Чтобы толкование закона не выходило за рамки принципа социалистической законности, а всецело опиралось на этот принцип и служило одним из средств его последовательного осуществления, самое толкование должно подчиняться определенным требованиям, зафиксированным в законе и развитым на основе закона в советской юридической науке.

В науке теории государства и права принято виды толкования группировать а) по субъекту, б) по способу, в) по объему толкова ния. Наша задача должна заключаться в том, чтобы проследить применение этих разнообразных видов толкования на конкретном гражданско-правовом материале.

В зависимости от того, какой субъект его производит, различают толкование аутентическое, легальное, судебное (казуальное) и научное (доктринальное).

Аутентическим называют толкование, производимое тем же органом, который издал толкуемый акт. Именно поэтому аутентическое толкование имеет такую же общеобязательную силу, как и нормативный акт, на истолкование которого оно направлено.

Например, 24 ноября 1952 г. Госарбитраж при Совете Министров СССР издал инструкцию о порядке рассмотрения государственными арбитражами имущественных споров, связанных с поставкой недоброкачественной и некомплектной продукции[61]. Для стимулирования получателя такой продукции к быстрейшему реагированию за подобные нетерпимые факты Инструкция в ч. I п. 27 установила, что, если потребитель нарушит сроки и порядок предъявления претензий к поставщику, арбитраж вправе часть штрафов взыскать с поставщика не в пользу получателя, а в доход государственного бюджета. На практике возник вопрос, применимо ли то же правило к случаям, когда сроки и порядок предъявления претензии соблюдены, но вопреки запрещению закона, получатель, вместо возврата недоброкачественной продукции поставщику, стал ее использовать. Этот вопрос разрешен положительно самим Госарбитражем при Совете Министров СССР в п. 11 его Инструкции от 29 марта 1962 г.[62], и, следовательно, неясность устранена путем аутентического толкования.

Легальным признается толкование, которое по поручению органа, издавшего толкуемый акт, производится иным государственным органом. Подобное поручение обычно общим образом формулируется в законе и тем самым придает легальному толкованию общеобязательную силу. Так, согласно п. «в» ст. 49 Конституции СССР право легального толкования действующих в СССР законов предоставлено Президиуму Верховного Совета СССР. Следует признать легальным также толкование, которое в соответствии с п/п «в» п. 9 Положения о Верховном Суде СССР производит в своих руководящих разъяснениях Пленум Верховного Суда СССР. Однако даваемое им толкование существенно отличается от толкования, осуществляемого Президиумом Верховного Совета: во-первых, Пленум может толковать не всякие, а только такие законы, которые применяются судебными органами, и, во-вторых, он вправе лишь разъяснять действующие законы, но не сопровождать свои разъяснения созданием правил, которые законом не предусмотрены и прямо из смысла закона не вытекают. Если же без создания таких правил истолковать действующий закон невозможно, Пленум вправе войти с представлением об его истолковании в Президиум Верховного Совета СССР (п/п «в» п. 9 Положения о Верховном Суде СССР).

Нормы гражданского права неоднократно подвергались истолкованию в постановлениях Пленума Верховного Суда СССР. Так, ст. 454 ГК (как и ст. 90 Основ) возлагает ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности (промышленными предприятиями, транспортными средствами и т. п.), на владельца этого источника. Понятно, что, когда, например, личный собственник автомашины причиняет кому-либо вред во время ее эксплуатации, он должен его возместить. Но кого следует привлечь к ответственности за причинение вреда автомашиной в то время, как по доверенности собственника ее эксплуатировало другое лицо? Поскольку ст. 454 ГК предусматривает возложение ответственности не обязательно на собственника, но всегда на владельца, Пленум Верховного Суда СССР разъяснил в п. 5 своего постановления от 23 октября 1963 г.[63], что и в указанных случаях отвечать перед потерпевшим должен тот, кто эксплуатировал машину, а не ее собственник.

Судебное (или казуальное) – это такое толкование, которое дается судебными органами в выносимых ими решениях и определениях по конкретным делам. Как только решение или определение суда вступает в законную силу, одновременно с этим законную силу приобретает и содержащееся в нем толкование гражданско-правовых норм. Однако в отличие от аутентического и легального судебное (казуальное) толкование лишено общего значения и обязательно лишь для того конкретного дела, в связи с рассмотрением которого оно было произведено.

В некоторых судебных решениях, например, сдаваемое внаем жилое помещение (квартира или комната) объявляется несуществующим с одновременным отказом нанимателю в иске о возврате ему этого помещения, если вследствие капитального ремонта оно существенно увеличилось в своем размере. Но такое толкование ст. 319 ГК отнюдь не бесспорно, тем более что в ней идет речь не об увеличении, а существенном уменьшении размера подвергнутых переустройству и перепланировке жилых помещений. При всех, однако, обстоятельствах оно не обязательно для разрешения судами других дел той же категории.

Научное (или доктринальное) толкование, т. е. толкование, даваемое, например, в юридической литературе, в процессе научных дискуссий, на теоретических конференциях по вопросам права и т. п., по своему значению существенно отличается от всех ранее рассмотренных случаев толкования. Действительно, аутентическое и легальное толкования общеобязательны и имеют такую же силу, как и истолкованный ими нормативный акт. Судебное толкование не становится общезначимым, но и ему свойствен элемент обязательности, хотя бы по отношению к тому конкретному делу, в связи с которым оно было произведено. Напротив, доктринальное толкование вообще не имеет обязательной силы: суд, применяя закон, может согласиться с ним, но может и не принять его во внимание.

Так, например, ст. 49 ГК выделяет в специальную группу и сопровождает особенно жесткими санкциями сделки, совершенные с целью, противной интересам государства и общества. Различные авторы круг таких сделок очерчивают неодинаково. Одни считают, что имеются в виду сделки, посягающие на самые устои советского государственного и общественного строя, а, по мнению других, к их числу могут относиться и иные, менее опасные, но все же противоречащие общественным и государственным интересам сделки. Однако ни то ни другое толкование для суда не обязательно, ибо каждое из них носит доктринальный, а не официальный характер.

Каково же в таком случае практическое значение научного толкования? Хотя научное толкование и не имеет обязательной силы, но его практическое значение огромно. Производимое участниками процесса во время рассмотрения гражданского спора, оно может оказать влияние на судебное решение, если суд признает его правильным, а потому согласится с ним. С другой стороны, научное толкование как результат глубокого анализа закона, изучения и обобщения практики его применения представляет собою тот рабочий этап, который должен быть пройден, чтобы накопить и подготовить материал, необходимый для официального (аутентического и легального) толкования, а также для внесения целесообразных изменений в действующее законодательство. В этом смысле доктринальное толкование оказывается важным и практически весьма существенным дополнением всех других различаемых по субъекту видов толкования.

Мы установили, таким образом, кто, какой орган, какое лицо может толковать гражданско-правовые нормы, и соответственно этому определили юридическую силу толкования, производимого различными органами и лицами. Вслед за тем необходимо остановиться на характеристике разнообразных приемов, или способов, которыми надлежит пользоваться в процессе толкования.

Прежде чем приступить к анализу нормативного акта, нужно подвергнуть его, так называемой, низшей критике, под которой понимают обнаружение законодательного текста в его последней действующей редакции. Так, Положение об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях утверждено Советом Министров СССР 24 апреля 1959 г.[64] Но за истекшее время оно изменялось и дополнялось несколько раз. Поэтому, если бы толкующий пользовался текстом Положения в редакции 1959 года, он фактически толковал бы акт, который в таком виде уже не действует. Предотвратить подобные ошибки можно лишь путем использования того приема, который принято именовать низшей критикой.

Кроме того, суду иногда приходится, сталкиваясь с тем или иным нормативным актом, подвергать его проверке с точки зрения компетентности данного органа к изданию данного акта. Так, однажды исполком городского Совета депутатов трудящихся утвердил правила работы ателье по бытовому обслуживанию граждан. В правилах говорилось, что, если заказчик в установленный срок не получит предмет, изготовленный для него в ателье, предмет реализуется, а деньги, вырученные от его продажи, возвращаются заказчику по требованию, заявленному им в пределах трехмесячного срока. Между тем Гражданский кодекс устанавливает для предъявления требований такого рода трехгодичный срок. Исполком местного Совета не мог, конечно, изменять сроки, установленные республиканским законом, а потому и не был управомочен на принятие соответствующей нормы. Естественно, что суд, установив при рассмотрении спора между ателье и заказчиками некомпетентность исполкома местного Совета к изданию данного решения, не мог им руководствоваться. Такая проверка нормативного акта именуется его высшей критикой.

После того как проведена низшая, а в необходимых случаях высшая критика нормативного акта, обращаются к разработанным в науке приемам толкования для устранения выявленных неясностей.

Наука теории государства и права различает следующие приемы, или способы, толкования закона: а) грамматическое, б) логическое, в) систематическое, г) историческое толкование.

Грамматическим называется толкование, при котором неясности, обнаруженные в нормативном акте, устраняются с помощью правил грамматики того языка, на котором написан его текст.

Например, перечисляя последствия, которые должны наступить в результате душевной болезни или слабоумия, чтобы можно было признать гражданина недееспособным, ч. I ст. 15 ГК говорит о неспособности, во-первых, понимать значение своих действий и, во-вторых, руководить ими. Но так как в тексте ст. 15 перечень этих последствий выражен при помощи разделительного союза «или», любого из них достаточно для признания гражданина недееспособным. Напротив, в ст. 23 ГК при перечислении признаков юридического лица (обладание обособленным имуществом, приобретение прав и несение обязанностей от собственного имени, способность выступать в качестве истца и ответчика) употребляется соединительный союз «и». Поэтому, если какая-либо организация наделена правами юридического лица, она должна обладать всеми признаками, перечисленными в ст. 23.

Разнообразные понятия и термины, как правило, используются в законе в их обычном словоупотреблении. Если же законодатель прибегает к какой-либо особой терминологии (так называемые технические юридические термины), ее смысл разъясняется в самом законе. Употребив, например, термин «гражданская правоспособность», ч. I ст. 9 ГК указывает, что под нею следует понимать «способность иметь гражданские права и обязанности».

Но иногда технические термины закона не сопровождаются соответствующими разъяснениями. В таких случаях их смысл должен быть выявлен путем толкования.

Например, в обычном употреблении слова «собственность» и «владение» – синонимы, а в некоторых словосочетаниях эти слова, имея одно и то же значение, даже не могут быть друг другом заменены. Так, мы говорим «домовладелец», но никогда не говорим «домособственник». Обратимся, однако, к тексту ст. 92 ГК. «Собственнику, – сказано в этой статье, – принадлежат права владения, пользования и распоряжения имуществом в пределах, установленных законом». Очевидно, ст. 92 ГК употребляет «владение» не в качестве синонима «собственности», ибо тогда незачем было бы добавлять, кроме того, указание на пользование и распоряжение. Значит, хотя в законе и нет соответствующих разъяснений, термин «владение» употреблен здесь в каком-то особом, техническом, смысле. Выявить этот смысл не так уж трудно. Для этого достаточно применить метод исключения. В самом деле, если у собственника отнять право пользования и распоряжения, то у него останется лишь фактическое обладание имуществом. Это и называется владением в ст. 92 ГК.

Логическим признается толкование, при котором смысл нормативного акта устанавливается путем выявления содержания употребленных в нем понятий и соотношения между ними.

Например, действующие законы пользуются нередко такими понятиями, как «предприятие» и «учреждение», устанавливая различный правовой режим для этих двух видов социалистических организаций. В большинстве случаев вопрос о том, считать ли данную организацию предприятием или учреждением, сомнений не вызывает. Ясно, что Кировский завод в Ленинграде – это предприятие, а Публичная библиотека им. Салтыкова-Щедрина – учреждение. Но вот перед нами такая организация, как театр, переведенный на хозяйственный расчет. Что это – предприятие или учреждение? По характеру деятельности как будто бы учреждение, ибо театр занимается не хозяйственной, а культурно-воспитательной работой, но по методу финансирования его следует, видимо, отнести к разряду предприятий, поскольку театр переведен на хозрасчет и работает на прибыльных началах. Значит, суть дела состоит в том, чтобы установить, на какой признак опирается законодатель, пользуясь понятиями «предприятие» и «учреждение», – на характер деятельности или на метод финансирования. Воспользуемся для решения этого вопроса приемом, который в науке логики называется доведением до абсурда (reductio ad absurdum).

Предположим, что решающее значение имеет не характер деятельности, а метод финансирования. Тогда пришлось бы признать, что театры, переведенные на хозрасчет, стали предприятиями, а театры, финансируемые за счет государственного бюджета, относятся к разряду учреждений. Уже одно это обстоятельство свидетельствует о том, что мы допустили ошибку, когда ориентировались на метод финансирования, ибо названный признак не обладает необходимой устойчивостью и меняется даже в пределах организаций одного и того же вида. Кроме того, не лишне вспомнить, что в первые годы после победы Октябрьской революции хозрасчет вообще не применялся и все госорганы финансировались за счет государственного бюджета. Поэтому если бы решающее значение для характеристики каждой данной организации как предприятия или учреждения имел метод финансирования, пришлось бы признать, что в первые годы после победы революции у нас вообще не было государственных предприятий. Вывод явно абсурдный. Следовательно, нужно руководствоваться не методом финансирования, а характером деятельности, и считать с этой точки зрения театр учреждением, а не предприятием.

Систематическое толкование опирается на тот факт, что всякая норма права занимает определенное место в общей системе советского законодательства и что поэтому при ее изучении нужно учитывать соотношение, в котором она находится с другими нормами права в их систематическом расположении. Обнаружение смысла нормы путем установления места, которое она занимает в общей системе законодательства, и называется систематическим толкованием.

Например, ст. 455 ГК гласит: «Лица, совместно причинившие вред, несут солидарную ответственность перед потерпевшим». Но в ней ничего не сказано об условиях, при которых возникает ответственность совместных причинителей, и, в частности, отвечают ли они только за виновное или также за невиновное причинение ущерба. Если ст. 455 ГК рассматривать обособленно, на поставленный вопрос вообще нельзя было бы ответить. Учитывая, однако, что ст 455 помещена в гл. 40 ГК, именуемой «Обязательства, возникающие вследствие причинения вреда», и что она рассчитана на частный случай – совместное причинение, для установления общих условий ответственности нужно обратиться к соответствующим другим нормам той же главы – к ст. ст. 444 и 454. Тогда станет ясным, что совместные причинители отвечают только за вину, а при причинении вреда источником повышенной опасности – также и независимо от вины.

Историческое толкование исходит из того, что издание любого нормативного акта вызывается определенными причинами и служит достижению определенных целей, без ясного представления о которых иногда смысл правовой нормы понять невозможно. Историческим и называют такое толкование, когда смысл нормы устанавливается изучением причин и целей, ввиду которых она издана. Необходимо при этом предотвратить ошибку, которая нередко допускается в характеристике исторического толкования. Иногда говорят, что под историческим толкованием понимается изучение истории издания данного нормативного акта. Но ведь сам по себе, факт изучения закона в историческом разрезе отнюдь не обязательно должен быть связан с его истолкованием, с устранением обнаруженных в нем неясностей. Между тем без постановки подобной задачи нет и не может быть толкования. Поэтому историческое толкование – это не просто изучение истории издания данного нормативного акта, а такой его исторический анализ, который ставит цель устранить обнаруженные в нем неясности и выявить его подлинный смысл.

Например, ст. ст. 460–461 ГК устанавливают ответственность за причинение смерти. Но как быть, если убийство совершено по просьбе потерпевшего? Противоправно ли такое убийство и служит ли оно основанием для привлечения к ответственности? Прямого ответа на этот вопрос нет в нормах ни Гражданского, ни Уголовного кодексов. Однако путем исторического толкования закона необходимый ответ легко может быть получен. В процессе изучения истории советского законодательства об ответственности за убийство выявляются следующие факты: примечание к ст. 143 Уголовного кодекса 1922 года прямо говорило о ненаказуемости убийства, совершенного по просьбе потерпевшего; впоследствии на IV сессии ВЦИК IX созыва это примечание было из УК исключено; подобных указаний нет и в действующих уголовных кодексах. С какой целью законодатель исключил правило о ненаказуемости убийства, совершенного по просьбе потерпевшего? Это могло быть сделано только для того, чтобы признать подобное убийство наказуемым, а значит, оно должно влечь за собою ответственность также и по нормам Гражданского кодекса.

До сих пор мы рассматривали раздельное применение различных приемов толкования. Но зачастую только их совместное использование позволяет выявить подлинный смысл толкуемого закона.

Проиллюстрируем это на примере толкования ст. 454 ГК, в которой говорится: «Организации и граждане, деятельность которых связана с повышенной опасностью для окружающих (транспортные организации, промышленные предприятия, стройки, владельцы автомобилей и т. п.), обязаны возместить вред, причиненный источником повышенной опасности, если не докажут, что вред возник вследствие непреодолимой силы или умысла потерпевшего». Поскольку перечень источников повышенной опасности завершается в тексте ст. 454 словами «и т. п.», его следует признать примерным, не исключающим и иных особо опасных объектов (дикие животные и др.). Этот вывод получен в результате грамматического толкования. Применив систематическое толкование, т. е. сопоставив ст. 454 со ст. 444 ГК, согласно которой причинитель освобождается от ответственности, если докажет свою невиновность, мы приходим к выводу, что по ст. 454, где такой оговорки нет, к ответственности привлекается и невиновный причинитель. Затем анализ сущности понятия, употребленного в ст. 454 («повышенная опасность»), свидетельствует о том, что она имеет в виду лишь определенный вид деятельности, обладающий особыми признаками. Таков результат ее логического толкования. Наконец, при помощи исторического толкования выявляются несовпадения между ней и посвященной тому же вопросу ст. 404 ГК 1922 года. В последней, например, среди владельцев источников повышенной опасности упоминались «торговцы горючими материалами». Очевидно, что отсутствие указания на них в ст. 454 нового ГК вызвано несозвучностью такого словоупотребления современному этапу развития советского общества, хотя общим понятием повышенно опасной деятельности охватывается, конечно, и деятельность, связанная с горючими материалами, взрывчатыми веществами и др.

Необходимость в истолковании закона возникает в некоторых случаях вследствие того, что обнаруживается несовпадение между его буквальным текстом и подлинным смыслом. При расхождениях такого рода не ясно, к какому кругу случаев должен быть применен толкуемый закон. Поскольку задача толкования состоит в устранении этой неясности, говорят, что закон здесь толкуется по его объему.

Иногда смысл закона бывает уже, чем его буквальный текст. Например, согласно тексту ст. 58 ГК для признания сделки недействительной необходимо: а) чтобы лицо заключило сделку на крайне невыгодных для себя условиях и б) чтобы заключение такой сделки явилось результатом стечения тяжелых обстоятельств. Если, однако, обратиться к смыслу запрещения вступать с кем-либо в такие сделки, то нельзя не признать недостаточности отмеченных моментов, ибо необходима и определенная активность второго контрагента – использование им стечения тяжелых обстоятельств у другого лица для заключения подобной сделки. Если этого не было, то даже при наличии двух признаков, указанных в ст. 58, сделку нельзя считать порочной. Выходит, что смысл ст. 58 уже ее текста. Поэтому ст. 58 следует применять соответственно ее смыслу к более узкому кругу случаев, чем позволяет ее текст. Такое толкование закона называют ограничительным.

Иногда, напротив, смысл закона оказывается более широким, чем его буквальный текст. Например, ст. 84 ГК устанавливает, что перемена лиц в обязательстве не влечет за собой изменения срока исковой давности. Так, если в распоряжении кредитора осталось всего только три месяца для взыскания долга и в этот момент он передал свое право другому лицу, то и его преемник сможет взыскать долг тоже лишь в пределах трехмесячного срока. Но как быть при перемене лиц не в обязательстве, а в каком-либо ином гражданском правоотношении? Например, до истечения времени, в пределах которого собственник вправе истребовать свою вещь из чужого незаконного владения, тоже осталось три месяца, и в этот момент он уступает свое право другому лицу. Повлияет ли подобный факт на продолжительность давностного срока? Нет, не повлияет, поскольку и здесь должны соблюдаться правила ст. 84 ГК, хотя, по буквальному ее тексту, она применима только к обязательствам, но по ее смыслу ст. 84 нужно применять и ко всем другим гражданским правоотношениям, т. е. к более широкому кругу случаев, чем позволяет ее текст. Такое толкование называют распространительным толкованием.

Однако распространительное толкование недопустимо, если закон: а) формулирует исчерпывающий перечень обстоятельств, при которых он может получить применение (см., например, ст. 308 ГК, определяющую основания к бронированию жилой площади по принципу замкнутого перечня); б) устанавливает исключение из общего правила. Так, ст. 336 ГК в виде исключения допускает выселение из жилых помещений в административном порядке по основаниям, указанным в ст. ст. 337–341 ГК. Ввиду исключительности этих правил они не могут быть применены ни к каким другим случаям, кроме прямо перечисленных в законе.

Распространительное толкование применяется, если данный факт охватывается смыслом закона, но это не получило необходимого выражения в его тексте. Когда же факт, имеющий юридическое значение, не охватывается не только текстом, но и смыслом закона, т. е. когда в законе имеется пробел, применяется не распространительное толкование, а аналогия, которая, будучи методом восполнения пробелов закона, выступает в двух видах: в виде аналогии закона и аналогии права (см. ч. III ст. 10 Гражданского процессуального кодекса[65]).

Для применения аналогии закона необходим ряд условий.

Во-первых, необходимо, чтобы случай, о правовом урегулировании которого идет речь, имел юридическое значение. При отсутствии этого условия нет надобности не только в аналогии, но и вообще в применении закона. Например, в отличие от ГК 1922 года действующий ГК знает лишь договор займа, уже в момент заключения которого заимодавец передает заемщику денежную сумму, но не договор о предоставлении займа в будущем, по которому юридическое значение придается самому обещанию выдать заем впоследствии. Поскольку такое обещание лишено правового характера по действующему законодательству, нельзя принуждать к его исполнению и при помощи аналогии закона.

Во-вторых, необходимо, чтобы данный случай не был прямо предусмотрен в каком-либо действующем законе. При отсутствии этого условия надобность в аналогии отпадает потому, что применению подлежит не аналогичный, а прямой закон. В связи с этим ГКК Верховного Суда РСФСР еще в 1926 году указывала в инструктивном письме № 1, что правило об аналогии не дает суду права не применять к делу непосредственно относящихся к нему норм действующего законодательства.

В-третьих, необходимо, чтобы существовал закон, усматривающий аналогичные случаи. Поскольку этот закон применяется и к данному случаю, такой прием называется аналогией закона.

Например, ст. ст. 253–254 ГК подробно регламентируют отношения по отчуждению жилого дома с условием пожизненного содержания отчуждателя. Но в жизни могут встретиться случаи отчуждения на тех же условиях не жилого дома, а какого-либо другого ценного имущества. Эти случаи Гражданским кодексом вовсе не предусмотрены. Поскольку, однако, они отличаются от указанных в ст. ст. 253–254 только по характеру отчуждаемого объекта и сходны с последними во всем остальном, вполне обоснованно применение к ним по аналогии правил, рассчитанных на отчуждение жилого дома с условием пожизненного содержания.

Под аналогией закона понимают, таким образом, распространение на случаи, имеющие юридическое значение, но прямо не урегулированные в законе, тех правовых норм, которые предусматривают сходные случаи.

Встречаются, однако, и более существенные пробелы в законе, когда в нем отсутствует не только прямая, но и аналогичная норма. Такие пробелы восполняются при помощи аналогии права. Применяя ее, суд уже не может сослаться на конкретный закон и решает дело, руководствуясь общими началами и смыслом советского законодательства. При этом, как указывалось в том же инструктивном письме ГКК Верховного Суда РСФСР № 1 за 1926 год, когда возникает необходимость разрешить спорный вопрос «на основании общих начал советского законодательства… суд должен, не ограничиваясь только ссылкою на эти основания, подробно изложить в решении, на каких именно общих началах законодательства… он основывает свое решение, так как без этого подробного изложения решение остается голословным, т. е. необоснованным, при полной невозможности проверить правильность таких общих ссылок».

В прошлом ввиду неполноты гражданского законодательства применение аналогии права в судебной практике встречалось. Яркой иллюстрацией может служить дело Марцинюка, разрешенное Верховным Судом СССР в 1940 году, Марцинюк потерпел увечье, спасая по собственной инициативе от огня государственное имущество, расположенное на одной из железнодорожных станций на пути следования поезда, в котором ехал Марцинюк. Потерпевший требовал возмещения имущественного ущерба, вызванного причинением ему увечья. Нижестоящие судебные инстанции иск Марцинюка отклонили на том основании, что закон предусматривал тогда ответственность за причинение вреда другому, но не знал случаев ответственности за вред, который потерпевший сам понес, совершая определенные действия. Точнее говоря, ранее действовавший закон регулировал обязательства, возникающие из причинения вреда, а не из факта спасания социалистического имущества. Но именно поэтому нужно было не отклонять иск, а разрешить дело по аналогии. Так и поступил Верховный Суд, указав в определении по делу Марцинюка, что хотя Гражданский кодекс не предусматривал «прямо ответственности в таких случаях предприятия, однако отказ в иске Марцинюку по этому формальному основанию является неправильным. Марцинюк действовал в данном случае не в личных интересах, а в интересах охраны государственной социалистической собственности, обязанность беречь и укреплять которую составляет долг каждого гражданина согласно ст. 131 Конституции СССР. Поэтому суд должен был, руководствуясь ст. 4 Гражданского процессуального кодекса[66], возложить на железную дорогу, в целях охраны имущества которой действовал Марцинюк, обязанность возместить Марцинюку понесенный им личный имущественный вред».

В современных условиях разрешение такого дела не потребовало бы использования аналогии, так как ст. 472 ГК прямо предусматривает обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества.

Сохранение института аналогии в гражданском праве в отличие от права уголовного, в котором этот институт упразднен, обусловлено легко объяснимыми причинами. Как известно, уголовное право имеет дело только с аномальными явлениями, противоправными, преступными деяниями и применением наказания к лицам, их совершившим. Но наказание целесообразно, если оно применяется в случае совершения деяний, прямо запрещенных законом. Вот почему действующее советское уголовное законодательство отказалось от института аналогии и для дальнейшего укрепления социалистической законности зафиксировало принцип, согласно которому поведение, не квалифицированное как преступное самим законом, лишено уголовно-правового значения и не может служить основанием для применения наказания. Напротив, гражданское законодательство регулирует в первую очередь нормальную, дозволенную и полезную деятельность граждан и организаций. А такую деятельность нельзя ограничивать строгими рамками закона, так как это отрицательно сказалось бы на развертывании собственной инициативы участников социалистического гражданского оборота и вообще на успешном развитии социалистических общественных отношений. Поэтому в области гражданского права обойтись без института аналогии невозможно.

Нужно, однако, иметь в виду, что в сфере права собственности, права на открытие, а также изобретательского, семейного и наследственного права о ее применении не может быть речи, ибо перечисленные разделы советского гражданского права не допускают установления правоотношений, прямо ими не предусмотренных. Отношения, не урегулированные законом, иногда возникают лишь в области обязательственного права, поскольку этот раздел Гражданского кодекса не строится по принципу исчерпывающего перечня, а потому и не исключает возможности возникновения правоотношений, в нем не указанных. Здесь именно и может возникнуть потребность в использовании аналогии права. Но даже и в этих случаях в распоряжении суда имеются общие нормы обязательственного права (ст. ст. 158–236 ГК), рассчитанные на любые обязательства, в том числе и такие, которые сконструированы не в законе, а по собственной инициативе сторон. И только при исключительных обстоятельствах для разрешения некоторых вопросов, но не для урегулирования обязательства в целом, суд может быть поставлен в таких случаях перед необходимостью прибегнуть к аналогии права.

§ 3. Действие гражданско-правовых норм

Действие гражд анско-правовых норм во времени. Чтобы составить полное представление о действии гражданско-правовых норм, необходимо рассмотреть его в трех основных направлениях: в отношении времени, пространства и круга лиц, к которым гражданско-правовые нормы применяются.

Действие гражданско-правовых норм во времени начинается с момента их вступления в силу и длится вплоть до момента, когда они лишаются правовой силы в порядке, установленном в законе.

19 июня 1958 г. Президиум Верховного Совета СССР издал Указ «О порядке опубликования и вступления в силу законов СССР, постановлений Верховного Совета СССР, указов и постановлений Президиума Верховного Совета СССР»[67], который установил, что перечисленные в нем акты подлежат опубликованию в «Ведомостям Верховного Совета СССР» не позднее семидневного срока после их принятия, а важнейшие из них, требующие немедленного обнародования, публикуются в газете «Известия» и, если это необходимо, передаются по радио или телеграфу. И только акты, не имеющие общего значения (например, представляющие интерес лишь для данного ведомства) или не носящие нормативного характера (т. е. содержащие не общие правила, а конкретные предписания), могут быть по решению Президиума Верховного Совета не опубликованы, а рассылаются заинтересованным ведомствам и лицам. Момент вступления в силу всех указанных актов может быть определен в них самих. В остальных случаях в силу вступают: а) непубликуемые акты – с момента получения их заинтересованным ведомством; б) публикуемые ненормативные акты – с момента их принятия;

в) прочие публикуемые акты – по истечении 10 дней после их опубликования в «Ведомостях» или в «Известиях».

Порядок опубликования и вступления в силу постановлений и распоряжений Правительства СССР определен постановлением Совета Министров СССР от 20 марта 1959 г.[68] и воспринят для опубликования и вступления в силу постановлений и распоряжений правительств союзных республик (см., например, постановление Совета Министров РСФСР от 30 апреля 1959 г.)[69]. Постановления правительства, имеющие общее значение или носящие нормативный характер, публикуются в Собрании постановлений правительства.(а в необходимых случаях объявляются в газетах и передаются по радио или телеграфу). В них должен быть указан срок вступления их в силу. При отсутствии такого указания они вступают в силу с момента их принятия. С того же момента вступают в силу распоряжения Правительства, которые вообще опубликованию не подлежат.

Чаще всего гражданские законы вводятся в действие путем их опубликования, производимого указанными выше способами. Бывают, однако, и такие случаи, когда их вступление в силу отсрочивается на определенный период.

Опыт нормотворческой деятельности Советского государства в области гражданского права свидетельствует о том, что это обычно происходит вследствие причин троякого рода.

Во-первых, сложный по содержанию и большой по объему нормативный акт требует отсрочки его введения в силу потому, что нужно предоставить возможность должностным лицам и населению ознакомиться с его содержанием, прежде чем он начнет действовать. По этим причинам, например, Устав железных дорог, утвержденный Советом Министров СССР 6 апреля 1964 г., был введен в действие с 1 октября 1964 г.

Во-вторых, усвоение содержания нормативного акта может и не вызывать каких-либо затруднений, но его вступление в силу все же отсрочивается, если для реализации данного нормативного акта необходимо провести определенные подготовительные мероприятия, осуществимые лишь после его опубликования. Так, например, находящиеся ныне в обращении денежные знаки введены постановлением Совета Министров СССР от 4 мая 1960 г.[70], но старые денежные знаки утратили силу лишь с 1 января 1961 г. Сделано это было для того, чтобы дать возможность населению обменять на новые или реализовать старые деньги прежде, чем они утратят силу.

В-третьих, если вводимое нормативным актом новшество касается длящихся правоотношений, иногда бывает целесообразно отсрочить его вступление в силу до момента, когда ранее установленные правоотношения полностью себя исчерпают. Например, в мае 1954 года размер пени, взыскиваемой за каждый день просрочки в оплате исполнения договора, был снижен с 0,05 до 0,01 % от просроченной суммы (ныне он составляет 0,03 %). Но хозяйственные договоры между социалистическими организациями обычно заключаются на один год и действуют до 31 декабря текущего года включительно. В связи с этим новый размер пени, хотя он и установлен в мае 1954 года, был введен в действие с 1 января 1955 года.

Точное определение момента вступления в действие нормативного акта имеет большое практическое значение вследствие того, что, по общему правилу, вновь принимаемые акты лишены обратной силы, т. е. они не могут применяться к ранее возникшим правоотношениям и распространяются лишь на правоотношения, установленные после того, как они начали действовать. Поэтому, прежде чем применить данный нормативный акт, необходимо установить, когда он вступил в силу и распространяется ли он по времени своего действия на данное правоотношение.

Однако некоторым законам придается обратная сила, т. е. их действие распространяется на ранее возникшие правоотношения. Обратная сила придана, в частности, определенным нормам Основ и ГК, что обусловлено рядом вполне оправданных соображений. Тем самым нормы такого рода применяются, поскольку речь идет об Основах, к правоотношениям, возникшим до 1 мая 1962 г., и поскольку дело касается ГК (за исключением тех его статей, которые воспроизводят правила Основ), – к правоотношениям, возникшим до 1 октября 1964 г. При этом имеются в виду следующие нормы Основ и ГК (см. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 10 апреля 1962 г. и Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1964 г.).

Во-первых, существуют длящиеся гражданские правоотношения (договорные и иные), которые, возникнув в определенный момент, время от времени порождают для своих участников новые права и обязанности. Если такие права и обязанности возникли во время действия Основ или ГК 1964 года, к ним применяются соответственно нормы Основ или ГК 1964 года независимо от времени установления породившего их правоотношения. Здесь по сути дела наблюдается не обратная сила новых законов, а подчинение им ранее возникших гражданских правоотношений в пределах, в каких последние обновились в период действия новых законов.

Во-вторых, многие нормы Основ и нового ГК расширяют права граждан и организаций, либо вводят для них более льготный режим, либо обеспечивают повышенную охрану общественных интересов. Придание таким нормам обратной силы произведено в интересах субъектов гражданского права или в интересах всего общества. По этим причинам обратную силу приобрели нормы о последствиях явки лица, признанного безвестно отсутствующим или объявленного умершим, о последствиях недействительности сделок, о повышенной охране права собственности кооперативно-колхозных организаций, об укреплении жилищных прав граждан и др.

В-третьих, некоторые из возникавших до принятия нового ГК правоотношений либо вовсе не предусматривались законом (например, договоры пожизненного содержания, безвозмездного пользования имуществом и др.), либо если и предусматривались, то лишь в отдельных специальных нормативных актах (например, хранение, конкурс и т. п.). Применение к таким отношениям с обратной силой правил нового ГК лишь улучшает положение, так как обеспечивает в прошлом отсутствовавшее или восполняет страдавшее существенными пробелами правовое регулирование этих отношений. По тем же причинам обратная сила придана чисто процедурным правилам ГК (например, правилам о порядке отчуждения гражданином принадлежащего ему второго дома) или тем, которые в ранее существовавший порядок вносят необходимую четкость (например, нормам о разделе имущества колхозного двора).

Нужно также учитывать, что обратная сила всегда придается нормам, определяющим объем гражданской правоспособности, так как можно иметь лишь такие гражданские права и обязанности, обладание которыми дозволяет действующий, а не когда-то существовавший закон. Но если применение такого общего правила существенно ущемило бы интересы граждан, целесообразно пойти даже на то, чтобы не придавать обратной силы и этим нормам. Ввиду изложенных соображений, например, специально оговорено, что нормы ГК о предельном размере жилых домов граждан не распространяются на дома, приобретенные или возведенные в то время, когда таких норм не было.

Наряду с моментом вступления закона в действие важно определить также момент утраты им юридической силы. В связи с этим следует различать срочные и бессрочные нормативные акты. Срочные акты, т. е. такие, в которых указывается срок их действия, теряют силу с наступлением этого срока. Например, в связи с тем, что Основы упразднили норму, разрешавшую гражданам в определенных случаях владеть на праве собственности более чем одним жилым домом, и поручили республиканскому законодательству определить порядок отчуждения второго дома, этот порядок впредь до принятия нового ГК был установлен Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 26 июня 1962 г.[71] Но так как те же вопросы решены теперь в ГК 1964 года, то одновременно с его вступлением в действие утратил силу Указ от 26 июня 1962 г. Бессрочные акты, а также такие, в которых срок их действия не определен, утрачивают силу либо вследствие прямой их отмены (см., например, постановление Совета Министров РСФСР от 18 ноября 1964 г. «Об изменении и признании утратившими силу решений Правительства РСФСР в связи с введением в действие Гражданского и Гражданского процессуального кодексов РСФСР»[72]), либо ввиду их противоречия позднее изданному акту (как утратили, например, силу сразу же после введения в действие ГК противоречившие ему нормативные акты независимо от последующего их включения или невключения в специальный перечень отмененных актов).

Юридическим последствием прекращения действия закона оказывается его неприменимость к вновь возникающим правоотношениям. Если же спорное правоотношение возникло ранее, то хотя бы суд и рассматривал связанное с ним дело после прекращения действия данного закона, он обязан применить старый закон, за исключением случаев, когда заменяющему его нормативному акту придается обратная сила.

Дейст вие гражданско-правовых норм в пространстве. Закон действует не только во времени, но и в определенном пространстве, т. е. на определенной территории. Территория действия гражданско-правовых норм определяется в зависимости от того, каким органом данный акт издан. Нормативный акт действует на всей территории СССР, если он издан общесоюзным органом, а на территории союзной республики, если он издан республиканским органом, и т. д. Однако орган, установивший правовую норму, может ограничить территорию ее действия. Таковы, например, акты, вводящие льготы по кооперативному жилищному строительству в районах Крайнего Севера, и др.

Федеративный принцип государственного устройства СССР, а также основные начала, на которых строится административно-территориальное деление Советского государства, приводят к тому, что в каждой данной местности действуют акты, изданные общесоюзными, республиканскими и местными органами власти. Иногда эти акты противоречат друг другу, и тогда говорят об их коллизии (столкновении) в пространстве. Один из случаев такой коллизии – расхождение между общесоюзным и республиканским законом – разрешен в ст. 20 Конституции СССР, установившей, что при этих условиях действует общесоюзный закон. Исходя из принципа демократического централизма, свойственного советскому государственному строю, следует признать, что ст. 20 Конституции СССР должна толковаться распространительно. Это означает, что при обнаружении расхождения между двумя нормативными актами, действующими на данной территории, юридическую силу сохраняет акт, изданный вышестоящим государственным органом.

Пространственная коллизия законов разрешается сравнительно легко, если встречаются противоречия между актами, изданными равнозначными органами. Но как следует поступать в случае коллизии между актами, исходящими от равнозначимых органов? Предположим, что гражданское правоотношение возникло на территории одной союзной республики, а связанный с ним судебный спор рассматривается на территории другой союзной республики. Предположим, далее, что законы этих республик по-разному регламентируют спорное правоотношение. Такие факты иногда встречаются из-за некоторых расхождений между текстами гражданских кодексов различных союзных республик. В связи с этим существенное значение приобретают указания, содержащиеся в ст. 18 Основ (которой соответствует ст. 8 ГК) о применении гражданского законодательства одной союзной республики в другой союзной республике. Содержание правил ст. 8 сводится к следующему:

а) к отношениям, вытекающим из права собственности, применяется закон места нахождения имущества. Поэтому, если, например, спор по поводу имущества, находящегося на территории УССР, рассматривается в РСФСР, суд Российской Федерации обязан при его разрешении применить украинский закон;

б) при совершении сделки правоспособность и дееспособность определяются по закону места ее совершения. Отсюда следует, что, когда, например, сделка была совершена в Армении, а в суде Грузии возбуждается спор о правоспособности субъектов сделки к участию в ней, в основу судебного решения должен быть положен закон Армянской ССР;

в) форма сделок устанавливается в соответствии с законом места их совершения. То же правило, но уже как диспозитивное, распространяется на содержание сделок, т. е. на характер возникающих из них прав и обязанностей. Поэтому стороны могут, например, заключить в Казахстане сделку, подлежащую исполнению в Киргизии, обусловив подчинение ее содержания закону Киргизской ССР;

г) обязательства из причинения вреда нормируются законом места рассмотрения спора, но по ходатайству потерпевшего суд обязан применить закон места причинения вреда. Так, суд УССР будет разрешать такой спор по законам Украины, хотя бы вред был причинен в Белоруссии, но по требованию потерпевшего он должен применить белорусский закон;

д) отношения по наследованию регулируются законом места открытия наследства, т. е. места последнего постоянного жительства наследодателя. Если, например, наследственное имущество находится на Украине, наследодатель умер в Молдавии, но постоянно проживал в РСФСР, спор о наследстве нужно рассматривать по законодательству РСФСР;

е) вопросы исковой давности решаются на основе того же законодательства, которым вообще регулируется данное отношение. Выяснив, например, на основе изложенных правил, что соответствующее отношение подчинено законодательству Эстонии, по ее же закону нужно определять для этого отношения и сроки исковой давности.

Действие граждан ско-правовых норм по кругу лиц. Гражданский закон, действующий на данной территории, применяется в равной мере и в одинаковом объеме ко всем лицам, которые на ней пребывают. Это называется общим действием гражданских законов. Но существуют и такие гражданско-правовые нормы, которые применяются не ко всем, а лишь к определенной группе лиц. Тогда говорят об их специальном действии. Поскольку субъекты гражданского права – не только граждане, но и социалистические организации, выполняющие строго определенные задачи, возложенные на них государством, вполне естественно, что к ним нередко предъявляются иные требования, нежели те, которые обращены к гражданам. Это обстоятельство служит главной причиной, в силу которой действие многих гражданских законов ограничивается определенным кругом лиц: либо только гражданами, либо только социалистическими организациями.

Очевидно, например, что нормативные акты, касающиеся производственно-хозяйственной деятельности, могут быть рассчитаны лишь на социалистические организации, как и, с другой стороны, столь же очевидно, что законодательство, относящееся к учреждению опеки и попечительства, имеет в виду в качестве подопечных только граждан, но не социалистические организации. Помимо этого, ряд норм распространяется на определенную группу граждан (например, нормы о жилищных льготах, предоставленных военнослужащим) или на определенную группу социалистических организаций (например, нормы, определяющие имущественные права государственных предприятий).

Круг лиц, на которых распространяется действие гражданско-правовой нормы, выявляется сравнительно легко, так как либо прямые указания, содержащиеся в самом нормативном акте, либо его действительный смысл обычно не оставляют на этот счет никаких сомнений. Но если бы такие сомнения и возникли в отдельных исключительных случаях, при их устранении нужно исходить из того, что основной формой действия гражданско-правовых норм является их общее действие. Ограничение их применения строго определенным кругом лиц допустимо только по прямому указанию закона или если по своему содержанию закон не может получить общего действия.

Глава 2Гражданское правоотношение

§ 1. Понятие и содержание гражданского правоотношения

Определение гражданского правоотношения и характеристика его содержания. Гражданско-правовые нормативные акты, с общей характеристикой которых мы уже познакомились в предшествующей главе, выражают советское гражданское право в том виде, в каком оно формулировано в правовых нормах, установленных или санкционированных государством.

Нормы гражданского права, как и любые другие правовые нормы, устанавливаются для того, чтобы определенным образом урегулировать отношения людей как членов социалистического общества. В результате урегулирования со стороны гражданско-правовых норм социалистических общественных отношений они приобретают вид гражданских правоотношений. Гражданские правоотношения – это та форма, благодаря и посредством которой нормы гражданского права получают реальное осуществление, реализуются в действительной жизни советского общества. Поэтому всестороннее познание советского гражданского права не может ограничиться одним лишь изучением гражданско-правовых нормативных актов. Учение о нормах гражданского права должно быть обязательно дополнено учением о гражданских правоотношениях.

Гражданское правоотношение – один из видов правоотношений. Правоотношение вообще есть общественное отношение, урегулированное нормами права. Сообразно с этим гражданское правоотношение может быть определено как общественное отношение, урегулированное нормами гражданского права, или, иначе говоря, как отношение, участники которого выступают в качестве носителей гражданских прав и обязанностей.

Гражданское правоотношение характеризуется специфической формой и содержанием.

Специфика формы гражданского правоотношения проявляется в том, что оно представляет собой отношение особого структурного типа, и как только изменяется его структура, так данное правоотношение перестает быть гражданским правоотношением и переключается в соответствующую другую отрасль советского права. Особый структурный тип гражданского правоотношения выражается в правовом положении его субъектов, в том, что отношения между этими субъектами строятся на началах равенства. Если начало равенства из правоотношения устраняется, его структурный тип претерпевает коренные изменения, и оно утрачивает свою гражданско-правовую природу. Когда, например, одно государственное предприятие реализует свою продукцию за деньги в отношениях с другим государственным предприятием, они находятся в равном юридическом положении и, следовательно, состоят в гражданских правоотношениях. Но если планово-регулирующий орган производит в соответствии со своими полномочиями изъятие части оборотных средств у подчиненного ему государственного предприятия, в действие вступают элементы власти и подчинения, и потому такие отношения включаются в область не гражданского, а административного права.

Так обстоит дело с формой гражданского правоотношения. Перейдем теперь к характеристике его содержания.

У гражданского правоотношения имеется прежде всего определенное материальное содержание. Характеризуя юридическое (договорное) отношение, оформляющее обмен товаров, К. Маркс указывал, что содержание этого отношения «дано самим экономическим отношением»[73]. Следовательно, экономическое отношение, лежащее в основе договора, должно рассматриваться в качестве его материального содержания. Но дело в том, что в гражданско-правовой форме не всегда выражаются экономические отношения, ибо гражданское право регулирует также и личные неимущественные отношения, которые лишь в конечном счете определяются экономическими условиями жизни социалистического общества, но сами экономическими отношениями не являются. При определении материального содержания гражданских правоотношений этого обстоятельства нельзя не учитывать. Материальное содержание гражданского правоотношения составляет то общественное отношение, которое лежит в его основе и на юридическое закрепление которого оно направлено. Это – социалистические имущественные и личные неимущественные отношения.

Наряду с материальным гражданское правоотношение как явление идеологического порядка обладает и своим особым относительно самостоятельным волевым содержанием. Волевое содержание потому относительно самостоятельно, что оно в конечном счете определяется материальным содержанием правоотношения. Однако это содержание все же в известной мере (относительно) самостоятельно, ибо оно не сводится к простому копированию материального содержания, но отражает последнее в преломленном через сознание, т. е. в осознанном виде. Проводя различие между материальными и идеологическими отношениями, В. И. Ленин усматривал особенность идеологических отношений в том, что они «прежде чем им сложиться, проходят через сознание людей»[74]. Следовательно, идеологические отношения создаются людьми сознательно, они устанавливаются по воле людей. Это в полной мере относится и к правовым, в том числе к гражданско-правовым отношениям.

Гражданское правоотношение устанавливается в результате юридического урегулирования существующих общественных отношений, которое производится при помощи норм советского гражданского права. Эти нормы создаются по воле государства. В них получает свое отражение и закрепление государственная воля. Без воли Советского государства, выраженной и закрепленной в гражданско-правовых нормах, не могли бы возникнуть и социалистические гражданские правоотношения. Волевое содержание гражданского правоотношения составляет воля Советского государства, выраженная в гражданско-правовых нормах и преломленная в самом правоотношении. В этом смысле гражданское правоотношение может быть охарактеризовано как волевое отношение.

Наконец, гражданское правоотношение как правовое явление обладает и своим юридическим содержанием, которое составляют выраженные в них общие правила поведения. Когда же на основе норм советского гражданского права устанавливаются гражданские правоотношения, общие правила поведения, закрепленные в этих нормах, превращаются в конкретные правила поведения участников данного правоотношения. Такие конкретные правила поведения, которым должны следовать субъекты правоотношения, вытекают из предоставленных им прав и возложенных на них обязанностей. Юридическое содержание гражданского правоотношения образуют гражданские права и обязанности его субъектов. Поэтому гражданское правоотношение иногда определяется как такое общественное отношение, участники которого выступают в качестве носителей гражданских прав и обязанностей.

По поводу содержания правоотношений вообще, в том числе гражданских правоотношений, в литературе была высказана и иная точка зрения. По мнению некоторых авторов, правоотношение становится волевым не только потому, что его возникновение зависит от воли государства, выраженной в правовых нормах (объективная воля), но и потому, что оно всегда устанавливается по воле самих участников правоотношений (субъективная воля). «Юридическое отношение (правоотношение), – говорилось в учебнике по теории государства и права 1940 года, – есть волевое отношение, в которое люди вступают по своей воле и в котором они проявляют свою волю…»[75] Того же взгляда придерживаются и некоторые другие авторы, например, Ю. К. Толстой, утверждающий, что всякое правоотношение воплощает взаимодействие социальной (государственной) воли и индивидуальной воли его участников[76].

Но это утверждение едва ли можно признать правильным. Оно во всяком случае не подтверждается порядком установления некоторых гражданских правоотношений, возникающих иногда помимо воли одного или даже обоих его субъектов. Например, вследствие причинения вреда одним лицом другому возникает гражданское правоотношение по возмещению причиненного вреда. Ясно, что такое правоотношение возникает помимо воли потерпевшего, а иногда и помимо воли причинителя, в частности, если вред был причинен им случайно. Поэтому гражданское правоотношение следует рассматривать как волевое отношение не с точки зрения субъективной воли его участников (она может и отсутствовать как при установлении, так и при прекращении правоотношения), а с точки зрения объективной воли, воли государства, выраженной и закрепленной в гражданско-правовых нормах.

Не менее спорен также вопрос о юридическом содержании правоотношения.

Еще в 1940 году М. М. Агарков высказал мнение, что содержание гражданского правоотношения составляют не права и обязанности, а самое поведение участников правоотношения[77]. Та же мысль была проведена и в учебнике по гражданскому праву для юридических вузов 1944 года издания[78]. В более поздних работах содержанием правоотношения иногда объявляются как права и обязанности, так и поведение, которое ими обеспечивается[79], хотя, казалось бы, такое сочетание исключено уже просто потому, что поведение мыслимо лишь как нечто наличное, а в правах и обязанностях отражается только возможное и должное поведение. В поисках выхода из такого противоречия С. С. Алексеев пришел к выводу, что права и обязанности – юридическое содержание, всегда имеющееся у правоотношения, а возможное и должное поведение – материальное содержание, которое отсутствует в правоотношении на определенной стадии его развития[80]. Но тем самым проводится едва ли приемлемое положение о существовании материально бессодержательных правоотношений. Вместе с тем, начиная с 1950 года, все более широкое распространение получает взгляд, согласно которому «субъективные правомочия и правовые обязанности составляют содержание правоотношения»[81].

С этим взглядом нельзя не согласиться. Если бы мы признали, что содержание правоотношения составляет поведение его участников, мы вынуждены были бы вместе с тем признать, что правоотношение в течение известного времени может существовать и без содержания. Предположим, что стороны, заключив договор купли-продажи жилого строения, условились об его исполнении через три месяца после заключения договора. Правоотношение уже возникло и существует, но вытекающие из него действия участники правоотношения, продавец и покупатель, совершат лишь в будущем. Как же быть с содержанием этого правоотношения? В течение трех месяцев оно будет лишено содержания, если таковым считать действия продавца по передаче дома и действия покупателя по его оплате. Но существование формы без содержания невозможно. В. И. Ленин учит, что формы должны быть содержательными, они должны быть «формами живого, реального содержания, связанными неразрывно с содержанием»[82].

Для правоотношения таким содержанием, неразрывно связанным с его формой, служит не поведение участников правоотношения, а их права и обязанности. Права и обязанности возникают одновременно с возникновением правоотношения и вместе с ним прекращаются. Изменение характера прав и обязанностей означает вместе с тем и изменение самого правоотношения. Правоотношения отличаются друг от друга также в зависимости от характера заключенных в них прав и обязанностей. Специфика правового отношения по сравнению с другими общественными отношениями в том именно и состоит, что его субъекты выступают как носители прав и обязанностей.

Из всего этого следует, что значение юридического содержания гражданского правоотношения имеет не поведение участников правоотношения, а заключенные в нем гражданские права и обязанности.

Что же представляют собою гражданские права и обязанности, образующие юридическое содержание гражданского правоотношения? В чем их существо?

Гражданское право, входящее в содержание гражданского правоотношения, обычно именуется в литературе правомочием или субъективным гражданским правом. Смысл введения в научное употребление этих терминов состоит в том, что слово «право» применяется в различных значениях. Говоря «право», мы имеем в виду в одних случаях совокупность действующих юридических норм, а в других – право, принадлежащее данному лицу как субъекту определенного правоотношения. Во избежание смешения различных понятий, выражаемых одним и тем же термином, право как совокупность норм принято именовать правом в объективном смысле (объективное право), а право, принадлежащее отдельному лицу, – правомочием или правом в субъективном смысле (субъективное право). В то же время самое выражение «субъективное право» также не должно порождать недоразумений. Субъективное право существует реально, а не только в сознании индивида. В этом смысле оно вполне объективно. Субъективным же его называют потому, что имеется в виду не норма, а право, принадлежащее данному лицу, данному субъекту.

Между объективным и субъективным правом существует тесная связь. У лица могут быть лишь такие субъективные права, которые вытекают из норм объективного права. Следовательно, самое существование того или иного субъективного права зависит от характера и содержания права объективного. Но, с другой стороны, нормы объективного права реализуются в действительной жизни нашего общества благодаря тому, что на их основе возникают определенные субъективные права. Этим определяется значение субъективных прав для норм объективного права.

Гражданско-правовые нормы регулируют общественные отношения, которые принимают вид гражданских правоотношений. Они определяют поэтому содержание и субъективных гражданских прав и гражданско-правовых обязанностей. Однако в состав правоотношения входят не нормы гражданского права, а субъективные права и обязанности. Они и должны быть нами рассмотрены.

Итак, что следует понимать под субъективным гражданским правом и гражданско-правовой обязанностью? Субъективное право возникает на основе устанавливаемых государством юридических норм и потому неизбежно порождает определенное отношение между его носителем и государством. Суть этого отношения состоит в том, что государство дозволяет управомоченному совершение указанных в законе действий, закрепляя такое дозволение предоставлением ему соответствующих правомочий. С этой точки зрения субъективное право представляет собою не что иное, как меру дозволенного поведения. Однако правомочие (субъективное право) связывает его носителя не только с государством, но и с обязанным лицом, от которого управомоченный может требовать определенного поведения. Следовательно, субъективное право включает в себя две возможности: возможность совершения определенных действий самим управомоченным и возможность требовать совершения определенных действий от обязанного лица. Обе эти возможности обеспечиваются законом и служат удовлетворению интересов управомоченного, признанных законом. Изложенное дает основание прийти к выводу, что субъективное гражданское право есть обеспеченная гражданским законом мера дозволенного управомоченному поведения и возможность требовать определенного поведения от обязанного лица в целях удовлетворения признаваемых законом интересов управомоченного.

Обязанность также воплощает в себе связь ее носителя с государством и с другим участником правоотношения – с управомоченным. Но по своему содержанию обязанность прямо противоположна субъективному праву. Если субъективное право есть мера дозволенного государством поведения, то обязанность есть установленная государством мера должного поведения; если субъективное право предоставляет возможность требовать определенного поведения от обязанного лица, то обязанность предполагает выполнение такого требования ее носителем. Противоположность между содержанием правомочия и обязанности не препятствует, однако, тому, что они служат одной и той же цели – цели удовлетворения признаваемых законом интересов управомоченного. Ведь они и обеспечивают достижение этой цели со стороны различных полюсов правоотношения: субъективное право – со стороны управомоченного, а обязанность – со стороны обязанного лица. Поэтому единство цели отнюдь не исключает противоположности между их содержанием. Изложенное дает основание прийти к выводу, что гражданско-правовая обязанность есть обеспеченная гражданским законом мера должного поведения, которой обязанное лицо следует в соответствии с требованиями и в целях удовлетворения признаваемых законом интересов управомоченного.

Определение понятия обязанности во многом зависит от того, как определено понятие субъективного права. Поэтому для того, чтобы составить представление о характере споров, которые по данному вопросу ведутся в литературе, достаточно познакомиться со взглядами различных авторов на природу субъективных прав.

С. Н. Братусь основное содержание субъективных прав усматривает не в том, что управомоченный может требовать от обязанного лица, а в том, что дозволено самому управомоченному. Поэтому он и определяет субъективное право как меру возможного или дозволенного поведения[83]. В отличие от этого мы в свое время переносили в анализе субъективного права центр тяжести на то поведение обязанного лица, которого от него может требовать управомоченный. Поэтому мы определяли субъективное право как средство обеспечения определенного поведения обязанных лиц[84].

Следует, однако, признать, что эти точки зрения страдают известной односторонностью и не выражают в полной мере общего содержания всех субъективных гражданских прав. Например, в праве собственности на первый план выступают те действия, которые совершает сам собственник по использованию своего имущества, но зато в договорных отношениях гораздо большее значение приобретают действия должника, которые он обязан совершить в пользу кредитора. Поэтому, чтобы охватить общим определением все разнообразные субъективные гражданские права, необходимо включить в него указание на обе отмеченные возможности – как на дозволенность собственных действий управомоченного, так и на возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц. При этом не следует думать, как полагает Ю. К. Толстой[85], что возможность требовать определенного поведения от обязанного лица обнимается общей дозволенностью собственного поведения управомоченного, ибо нельзя отождествлять действия, которые управомоченный способен сам совершить (например, пользование имуществом), с теми, которые он совершить не в состоянии без содействия обязанного лица (как немыслимо, например, получение имущества в пользование без передачи его другим лицом).

В то же время трудно согласиться с Н. Г. Александровым, который полагает, что субъективное право включает в себя не две, а три возможности: вид и меру возможного поведения его обладателя, возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц и возможность прибегнуть в необходимых случаях к принудительной силе государственного аппарата[86]. Субъективное право не было бы правом, если бы его осуществление не обеспечивалось мерами государственного принуждения. Поэтому возможность прибегнуть в необходимых случаях к принудительной силе государственного аппарата существует не параллельно с другими закрепленными в субъективном праве возможностями, а свойственна им самим, так как без этого они не были бы юридическими возможностями.

В приведенные выше определения правомочия и обязанности мы включили также указание на тот интерес управомоченного, целям охраны и удовлетворения которого они служат. Против этого, однако, возражает С. Н. Братусь, отмечая, что интерес составляет цель, а не содержание субъективного права и что поэтому его не следует включать в определение данного понятия[87]. Но, во-первых, в характере защищаемого правом интереса заключается классовая природа субъективного права, а, во-вторых, если даже согласиться с тем, что охрана определенного интереса составляет цель права, то и в этом случае не будет препятствий к включению указания на интерес в определение субъективного права. Ведь в общем определении права мы отмечаем его цели, указывая, что оно существует для охраны отношений и порядков, угодных и выгодных господствующему классу или всему обществу. И это, конечно, правильно, ибо право создается людьми для достижения определенных целей, без выявления которых невозможно понять его содержание. Но тогда по тем же причинам указание на цель, а именно на защищаемый правом интерес, следует включить и в определение понятия субъективного права.

Классификация гражданских правоотношений. В зависимости от характера заключенных в них прав и обязанностей, проводится классификация гражданских правоотношений.

С основным видом этой классификации мы уже в свое время познакомились. Как указывалось в определении понятия гражданского права, оно регулирует социалистические имущественные и личные неимущественные отношения, которые в результате их юридического урегулирования приобретают вид гражданских правоотношений. Поэтому гражданские правоотношения подразделяются прежде всего на отношения имущественного и личного неимущественного характера.

Подавляющую массу гражданских правоотношений составляют имущественные отношения. Гражданские права и обязанности социалистических организаций почти всегда носят имущественный характер. Имущественными в большинстве случаев являются также гражданские права, принадлежащие советским гражданам. Таковы, например, право личной собственности граждан, право на наследство, на получение имущества по договорам, на получение вознаграждения за издание литературного или научного произведения, за использование изобретения или рационализаторского предложения.

Вместе с тем некоторые гражданские права относятся к разряду личных неимущественных прав. Таковы, например, личные правомочия авторов произведений науки, литературы и искусства: право выпуска в свет произведения под своим именем, псевдонимом или анонимно, право на опубликование произведения и на его неприкосновенность (т. е. на то, чтобы в произведение не вносились какие-либо изменения без согласия автора). Такое личное право, как право авторства, принадлежит также создателям изобретений и рационализаторских предложений. Кроме того, в гражданско-правовом порядке защищаются честь и достоинство граждан и организаций и некоторые другие личные блага.

Деление гражданских правоотношений на имущественные и личные неимущественные имеет большое практическое значение.

Поскольку указанные права обладают существенно различными качествами, законодатель, нормируя и охраняя их, должен учитывать это обстоятельство. Так, в случае нарушения имущественных прав они обычно охраняются возложением на правонарушителя обязанности по возмещению имущественных убытков, причиненных управомоченному. Напротив, нарушение личных неимущественных прав обычно не связано с причинением их носителю каких-либо убытков. Если, например, издательство выплатило автору литературного произведения гонорар, но вопреки его желанию издало произведение анонимно (без указания имени создателя произведения), оно нарушило личное право автора, хотя убытков последний и не понес. Значит, тот способ защиты (возмещение убытков), который вполне оправдывает себя в применении к имущественным правам, не обеспечивает должного эффекта в случаях, когда ставится вопрос о гражданско-правовой охране личных неимущественных прав. И регламентация, и охрана личных неимущественных прав должны строиться несколько иначе, чем регламентация и охрана прав имущественных.

Помимо деления гражданских прав на имущественные и личные, они подразделяются в литературе на абсолютные и относительные, а также на вещные и обязательственные права.

Специфику абсолютных прав усматривают обычно в том, что им противостоит обязанность не конкретного лица, а, как принято говорить, всех третьих лиц, причем такая обязанность связана не с совершением положительных действий, а с воздержанием от совершения действий, ущемляющих абсолютные права. Из числа имущественных прав к правам абсолютным относится право собственности, а личные неимущественные права (право авторства и др.) почти всегда строятся как права абсолютные. В отличие от этого относительные права характеризуются тем, что им противостоит обязанность конкретного лица, которое к тому же чаще всего бывает обязано не к воздержанию от совершения тех или иных действий, а, наоборот, к совершению определенных положительных действий в пользу управомоченного. Типичный пример относительных прав – права, возникающие из гражданских договоров. Так, если между двумя субъектами заключен договор займа, то перед кредитором обязаны не все вообще третьи лица, а лишь должник по договору, причем последний обязан не к воздержанию, а к совершению положительного действия – к уплате долга.

Следует, однако, иметь в виду, что деление гражданских прав на абсолютные и относительные носит в высшей степени условный характер, на что еще в 1928 году обращал внимание В. К. Райхер[88]. Можно было бы привести немало примеров таких гражданских прав, в которых сочетаются «абсолютные» и «относительные» элементы. Так, право нанимателя на использование взятого внаем имущества относительно, ибо оно возникает из договора имущественного найма, но согласно прямому указанию закона (ст. 157 ГК) это право защищается против любого и каждого, кто попытался бы завладеть находящимся у нанимателя имуществом. К тому же, как правильно отмечает В. К. Райхер, обязанность «признавать», «уважать», «не нарушать», «соблюдать» и т. д. – это «общий, родовой признак всякого правоотношения уже как общественного отношения, независимо от того, будет ли оно по своей структуре абсолютным или относительным, вещным или обязательственным»[89]. И тем не менее с учетом всех этих оговорок, делающих весьма условным и подвижным деление гражданских прав на абсолютные и относительные, указанное деление имеет известное практическое значение, которое учитывает и законодатель. Как мы увидим в дальнейшем, при решении ряда конкретных вопросов (например, вопросов исковой давности) закрепленные в законе правила по-разному применяются к правам абсолютным и относительным. Вот почему такая классификация гражданских прав имеет под собой определенные разумные основания.

Иначе, на наш взгляд, должно обстоять дело с классификацией гражданских прав на вещные и обязательственные[90]. Сторонники такого деления полагают, что вещные права – это такие абсолютные права, объектом которых служит вещь (например, право собственности), а обязательственные права – это права относительные, в качестве объекта которых выступает действие обязанного лица например, право кредитора по заключенному им договору или право лица, потерпевшего вред, на его возмещение). Мы не будем касаться вопроса о том, в какой мере подобная классификация гражданских прав оправдана теоретически, в какой степени; приведенные признаки действительно позволяют отграничить друг от друга права вещные и обязательственные. Но если бы даже такая классификация была теоретически безупречной, какого-либо практического значения она иметь не может.

В самом деле, число обязательственных прав, предусмотренных действующим законодательством, весьма значительно. Сюда относятся договорные права, права, возникающие из обязательств по возмещению причиненного вреда, и др. Что же касается так называемых вещных прав, то они ограничиваются только правом собственности. Но тогда и в особую классификационную рубрику нужно выделять не вещные права, а право собственности с проведением разграничительной линии между ним и обязательственными правами.

Для того, однако, чтобы провести такую разграничительную линию, необходимо выявить сущность права собственности и сущность обязательственных прав, что и будет сделано в соответствующих разделах нашего курса.

§ 2. Элементы гражданского правоотношения. Задачи общей части курса советского гражданского права

Элементы гражданского правоотношения. Гражданское правоотношение состоит из определенных элементов, при отсутствии любого из которых не могло бы существовать правоотношение.

К числу их относятся прежде всего гражданские права и обязанности, составляющие содержание гражданского правоотношения. Поэтому без них не только немыслимо существование правоотношения, но и в известной мере самое правоотношение есть не что иное, как совокупность выраженных в нем прав и обязанностей.

Далее, необходимым элементом гражданского правоотношения признаются его субъекты, т. е. лица, выступающие в качестве носителей гражданских прав и обязанностей. Действительно, правоотношение – это общественное отношение. Оно может быть установлено только людьми и лишь между людьми. Вполне понятно поэтому, что наличие определенных субъектов составляет обязательное условие установления правоотношения между ними.

Наконец, значение элемента гражданского правоотношения имеют и его объекты. Объектом каждого данного явления принято считать то, на что это явление направлено. Соответственно этому и объектом гражданского правоотношения следует считать то, на что направлено правоотношение, на что направлены гражданские права и обязанности его субъектов. Если бы гражданские права и обязанности ни на что не были направлены, т. е. не имели своего объекта, они утратили бы всякий реальный смысл. Вот почему объект также следует признать необходимым элементом гражданского правоотношения.

Мы перечислили элементы, которые включаются в гражданское правоотношение. Но для вступления этих элементов в действие необходимо, чтобы гражданское правоотношение возникло. Сам закон правоотношений не создает. Он лишь определяет условия, при наличии которых правоотношения могут возникнуть. Например, в ст. 296 ГК предусмотрен порядок предоставления жилых помещений в домах местных Советов. Но она непосредственно не порождает права на занятие жилого помещения данным лицом, и возникнуть это право может только при наступлении указанных в ст. 296 обстоятельств (принятие решения исполкомом местного Совета в установленном порядке и выдача ордера). Такого рода обстоятельства принято именовать юридическими фактами, или основаниями возникновения гражданских прав.

Одна из существенных особенностей правоотношения состоит еще и в том, что его осуществление обеспечивается мерами государственного принуждения, что оно подвергается защите со стороны государства. Соответствующие меры защиты обеспечивают также осуществление гражданских правоотношений, реализацию гражданских прав и исполнение гражданско-правовых обязанностей. При этом самые способы защиты, предусмотренные нормами гражданского права, обладают своей спецификой и отличаются от тех мер, которые в целях охраны признаваемых советским законом прав и интересов предусматриваются другими отраслями права.

Задачи общей части ку рса советского гражданского права. Как показал предшествующий анализ, гражданское правоотношение состоит из определенных элементов, оно возникает из определенных, законом предусмотренных оснований, обеспечивается определенными, законом предусмотренными способами защиты.

Выявление указанных общих моментов, характеризующих гражданское правоотношение, имеет существенное значение потому, что фактически эти моменты определяют круг задач, стоящих перед Общей частью науки советского гражданского права. В ее специальных разделах, которые еще будут нами изучены, рассматриваются конкретные гражданские правоотношения и их нормирование в гражданско-правовом законодательстве. Что же касается Общей части, то она имеет дело с гражданским правоотношением в целом, с его изучением в обобщенном виде, отвлекаясь при этом от особенностей, которые характеризуют отдельные группы гражданских правоотношений.

Изучить гражданские правоотношения в обобщенном виде – это и значит познакомиться с общей характеристикой их элементов, а также оснований возникновения и способов их защиты. Отсюда – план дальнейшего изложения. Мы уже определили понятие и охарактеризовали содержание гражданских прав и обязанностей. В последующих главах Общей части нашего курса нам предстоит изучить вопросы о субъектах (гл. 3), объектах (гл. 4), основаниях возникновения (гл. 5) и способах защиты (гл. 6) гражданских правоотношений.

Глава 3Субъекты гражданского права

§ 1. Общие положения

Гражданское правоотношение есть общественное отношение людей. Его субъектами могут быть только люди.

В буржуазной юриспруденции широкое распространение получил в свое время взгляд, согласно которому правоотношения могут устанавливаться не только между людьми, но также между людьми и вещами. С особой настойчивостью этот взгляд буржуазные юристы пытались проводить в отношении права собственности. Это и понятно. Частнокапиталистическая собственность лежит в основе эксплуатации рабочего класса. Но если бы удалось доказать, что в ней выражаются не отношения между людьми, группами людей, классами, а отношения человека к вещи, надлежало бы прийти к выводу, что и эксплуатации в условиях капитализма подвергаются не люди, трудящиеся, пролетарии, а вещи, имущество, принадлежащее на праве собственности частнокапиталистическим предпринимателям.

Марксизм решительно разоблачает какие бы то ни было попытки подмены общественных отношений людей их «вещественным» выражением. Если перед нами общественное явление, то хотя бы на первый взгляд и казалось, что оно носит чисто вещественный характер, задача марксистско-ленинской юридической науки состоит в том, чтобы проникнуть в глубь данного явления и за его внешней кажущейся оболочкой обнаружить его подлинный социальный смысл, выявить тех людей (или группы людей, классы), отношения между которыми в нем выражаются.

Когда в гражданское правоотношение вступают два гражданина, ни у кого не возникает сомнений в том, что здесь складываются отношения между людьми. Но гражданские правоотношения устанавливаются также и между социалистическими организациями – государственными предприятиями и учреждениями, кооперативно-колхозными и иными общественными организациями. Так как правовые отношения – всегда отношения общественные, то и в этих случаях они устанавливаются между людьми. Однако здесь уже в качестве субъектов правоотношения выступают не отдельные индивиды, а их общественные образования, определенным образом организованные коллективы людей.

Субъектами советского гражданского права и являются либо индивиды, либо организованные коллективы. Индивиды иногда именуются физическими лицами. С. Н. Братусь правильно отметил неудачность этого термина, создающего впечатление, будто индивид становится субъектом права не в силу его общественных качеств, не потому, что он – представитель определенного класса или член единого социалистического общества, а в силу его естественных свойств как психофизиологической особи[91]. Отказался от подобной терминологии и советский закон, говорящий не о физическом лице, а просто о гражданине, хотя не следует забывать, что с возможными ограничениями, о которых упоминают ст. ст. 562–563 ГК, наравне с советскими гражданами признаются субъектами гражданского права в нашей стране иностранные граждане и лица без гражданства. Коллективные образования как субъекты гражданского права именуются юридическими лицами. По общему правилу, в этом качестве выступают соответствующие социалистические организации. Но, как сказано в ст. 2 ГК, в случаях, предусмотренных законодательством Союза ССР, участниками гражданских правоотношений могут быть и другие организации (например, организации по проведению в СССР международных выставок или некоторые заведения религиозных культов, а также иностранные предприятия, фирмы и т. п. в случаях заключения на территории СССР внешнеторговых сделок).

С учетом приведенных оговорок субъекты советского гражданского права подразделяются на две группы: граждан и юридических лиц. Особым субъектом гражданского права является Советское социалистическое государство.

Субъекты гражданского права выполняют в правоотношении различные функции. Они могут выступать либо в качестве носителей прав, и тогда их именуют активными субъектами, либо в качестве носителей обязанностей, и тогда они называются пассивными субъектами (разумеется, пассивными не в том смысле, что они ничего не делают, а в том, что выполняемая ими функция зависит от характера права, принадлежащего активному субъекту). Нередко, однако, каждый субъект гражданского правоотношения обладает в нем и правами и обязанностями. Так, в правоотношении по купле-продаже продавец имеет право на получение покупной цены, но обязан передать вещь, а покупатель имеет право на получение вещи, но обязан внести покупную цену. В таких случаях каждый субъект правоотношения оказывается активным как носитель права и пассивным как носитель обязанности.

Субъекты права – люди, выступающие индивидуально или в виде организованных коллективов. Значит ли это, что, если перед нами человек или коллектив людей, мы обязательно имеем дело с субъектом права? Нет, не значит.

Раб – человек. Но его классовое положение в рабовладельческом обществе таково, что у него не было никаких прав, он не признавался субъектом права. В буржуазном обществе закон объявляет субъектами права всех людей. Но какой пропастью отделены друг от друга по их фактическому положению капиталист и рабочий, формально признаваемые равноправными субъектами! Трудящийся в условиях капитализма, будучи субъектом права, фактически лишен возможности приобретать и осуществлять подавляющее большинство прав, приобретение которых дозволяется законом. Трудящийся в условиях социализма – хозяин своей жизни, он не только признается субъектом права, но и действительно пользуется многообразными правами, приобретение и осуществление которых ему гарантирует и закон, и самая структура (экономическая и политическая) социалистического общества. Следовательно, правосубъектность – это не просто качество человека или коллектива людей, а определенное их общественное качество, содержание которого зависит от структуры данного общества, его классового состава, от того, является ли данный индивид представителем господствующего или угнетенного класса, либо он – член единого социалистического общества.

Этим, однако, суть вопроса не исчерпывается. Так, советский гражданин является членом социалистического общества независимо от его возраста, состояния здоровья и т. д. Но у гражданина, не достигшего 18-летнего возраста, или у душевнобольного нет некоторых возможностей, принадлежащих совершеннолетнему дееспособному гражданину. Он не может, например, передать свое имущество по наследству, составив завещание, самостоятельно заключать договоры и т. д. Государственные органы в СССР – по своей природе организации социалистические. Тем не менее одни из них признаются субъектами гражданского права – юридическими лицами, а другие гражданской правосубъектностью не обладают.

Выходит, что характер, содержание и даже признание правосубъектности за теми или иными лицами зависят от характера и содержания действующего законодательства. Конечно, все эти вопросы решаются в законе не произвольно. Содержание закона само определяется наличными материальными, экономическими и классовыми условиями. Но в то же время закон не становится пассивным отражением этих условий. Едва ли, например, кто-либо стал бы утверждать, что 18-летний возраст как возраст гражданского совершеннолетия с неизбежностью вытекает из материальных условий жизни советского общества. Видимо, при определении такого возраста многое зависело и от ряда других соображений, принятых во внимание законодателем. Поскольку же в только что разъясненном смысле характер и содержание правосубъектности зависят от характера и содержания действующих законов, надлежит прийти к выводу, что правосубъектность – это не просто общественное, а определенное общественно-юридическое качество.

Гражданская правосубъектность как определенное общественно-юридическое качество советского гражданина или юридического лица раскрывается при помощи двух категорий – правоспособности и дееспособности.

Правоспособность – это способность иметь права и обязанности или, как иногда говорят, способность правообладания. Последнее выражение, впрочем, недостаточно точно, ибо оно ориентирует лишь на обладание правами, между тем как правоспособность включает в себя также способность к обладанию обязанностями.

Правоспособность принадлежит любому лицу, признанному субъектом права. В наших условиях каждый гражданин обладает гражданской правоспособностью, т. е. способностью иметь гражданские права и обязанности. Такая способность принадлежит также социалистическим организациям – субъектам гражданского права (юридическим лицам). Да иначе и быть не может. Нельзя стать субъектом гражданского права и в то же время быть лишенным способности обладать гражданскими правами и обязанностями. По самой своей природе гражданская правосубъектность немыслима без гражданской правоспособности.

На первый взгляд может показаться, что это утверждение в известной мере опровергается фактом признания гражданской правосубъектности за малолетними детьми. Правоспособность включает в себя способность иметь не только права, но и обязанности, в то время как малолетние, по первому впечатлению, могут иметь права, но как будто бы не могут быть носителями имущественных, т. е. гражданско-правовых обязанностей. Выходит, что им принадлежит правоспособность лишь в первой ее части, в части правообладания, но что они лишены правоспособности в смысле способности быть носителями гражданских обязанностей.

В действительности, однако, такое предположение – результат очевидного заблуждения. Предположим, что к малолетнему перешло по наследству имущество, обремененное долгами. Получив наследство, он становится носителем не только прав, но и гражданских обязанностей наследодателя, а именно – обязанностей по выплате долгов. Конечно, самые расчеты с кредиторами будет производить не малолетний, а другие лица, например, его родители. Но они будут производить такие расчеты не из своих денежных средств, а за счет наследственного имущества, перешедшего к малолетнему, поскольку не они, а сам малолетний в этом случае выступает как носитель соответствующих обязанностей. Это убеждает в том, что малолетние, подобно всем другим субъектам гражданского права, обладают правоспособностью в полном смысле этого слова, т. е. способны иметь как гражданские права, так и гражданские обязанности.

Правоспособность обеспечивает возможность обладания гражданскими правами и обязанностями. Но одного этого факта для субъекта гражданского права, по-видимому, недостаточно. Он заинтересован в осуществлении своих прав и должен выполнить лежащие на нем обязанности. Такая возможность обеспечивается субъекту гражданского права другой его способностью – дееспособностью.

Дееспособность – это прежде всего способность осуществлять свои права и обязанности. Но этим содержание дееспособности не ограничивается. Дееспособность включает в себя также способность собственными действиями приобретать для себя новые права и обязанности. Кроме того, в содержание дееспособности входит способность нести ответственность за совершение недозволенных действий. Сообразно с этим гражданскую дееспособность следует определять как способность самостоятельно приобретать, осуществлять и отвечать за осуществление гражданских прав и обязанностей.

В отличие от правоспособности дееспособностью обладают далеко не все субъекты советского гражданского права. Душевнобольные, а также лица, не достигшие определенного возраста, будучи правоспособными, не признаются дееспособными и потому могут иметь гражданские права и обязанности, но не могут самостоятельно ни приобретать, ни осуществлять их, ни нести ответственность за свои действия.

Как такое положение согласуется, однако, с тем фактом, что все перечисленные лица тем не менее субъекты гражданского права? Субъективное право есть мера дозволенного управомоченному поведения и возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц. Но если данное лицо не признается способным ни следовать этой мере поведения, ни требовать определенного поведения от других, как же можно признавать его субъектом права? Его тем более, казалось бы, нельзя признать субъектом обязанности, определяющей меру должного поведения ее носителя. Ведь недееспособные не отвечают за свои действия! Как же можно требовать от них соблюдения меры должного поведения?

Приведенные соображения с бесспорностью доказывают, что гражданская правосубъектность включает в себя как правоспособность, так и дееспособность. Но они отнюдь не приводят к выводу, что лица, обладающие правоспособностью и лишенные дееспособности, вообще не считаются субъектами права, ибо из них вовсе не следует, что правоспособность и дееспособность обязательно должны быть объединены в одном и том же лице.

Советский гражданский закон – закон страны победившего социализма и строящегося коммунизма, закон общества, в котором впервые в истории утверждается подлинное равноправие между людьми, не может не признавать всех советских людей субъектами гражданского права. Но закон вместе с тем не может признать всех советских людей дееспособными. Дееспособность, закрепленная в законе, опирается на реальную способность людей понимать значение совершаемых ими действий и отдавать себе полный отчет в последствиях, к которым эти действия могут привести. Такая способность у нормального в умственном отношении человека появляется лишь с достижением определенного возраста.

Как же быть? Как выйти из того положения, что субъектами гражданского права должны признаваться все советские люди, даже если закон и не считает их дееспособными, но в то же время гражданская правосубъектность не сводится к одной лишь правоспособности, а включает в себя и дееспособность правосубъектного лица? Выход только один. Если у правоспособного лица отсутствует дееспособность, ее нужно восполнить при помощи дееспособности других лиц. Так и поступает закон, восполняя отсутствующую у душевнобольных и детей дееспособность при помощи дееспособности родителей или специально назначенных для этих целей лиц, которые приобретают своими действиями гражданские права и обязанности для недееспособных, осуществляют эти права и обязанности, а также несут ответственность за их осуществление.

Гражданская правосубъектность лица составляет необходимую предпосылку появления у него гражданских прав и обязанностей. При этом гражданская правосубъектность дает ему возможность иметь не только те права, которыми данное лицо уже обладает, но и любые иные права, обладание которыми ему дозволено советским законом. Так, правосубъектность советского гражданина включает в себя возможность иметь на праве собственности жилое строение при соблюдении определенных, законом предусмотренных условий. Но возможность иметь право собственности на жилое строение и фактическое обладание этим правом – не одно и то же.

Чем же гражданская правосубъектность отличается от субъективного права?

Этот вопрос представляется настолько ясным, что самая его постановка может показаться излишней. Правосубъектность есть предпосылка правообладания; этим она и отличается от субъективного права! Но дело в том, что самую правосубъектность тоже как будто бы можно рассматривать как право. Действительно, правосубъектность включает в себя правоспособность и дееспособность. Но раз я правоспособен, значит, я «имею право» обладать гражданскими правами и обязанностями, а поскольку я дееспособен, я «имею право» приобретать для себя гражданские права и обязанности своими собственными действиями, осуществлять их и т. д. Отличается ли такое «право» от субъективных гражданских прав?

Правосубъектность сходна с субъективным правом в том смысле, что так же, как и субъективное право, она представляет собой меру возможного или дозволенного поведения, ибо, когда государство признает за данным лицом правосубъектность, оно тем самым признает за ним возможность или дозволенность выступать в качестве носителя прав и обязанностей. Но между этими категориями имеется в то же время и весьма существенное различие. Субъективное право – не только мера поведения, дозволенного самому управомоченному, но и возможность требовать определенного поведения от других обязанных лиц. Следовательно, в субъективном праве выражается отношение его носителя как с государством, так и с обязанными лицами. Правосубъектность же, напротив, исчерпывается лишь мерой поведения, дозволенной субъекту права, и не порождает сама по себе возможности требовать определенного поведения от обязанных лиц. Следовательно, правосубъектность есть лишь отношение между данным лицом и государством[92]. Для того же, чтобы на основе правосубъектности возникли субъективные права, необходимо наступление определенных указанных в законе фактов, которые именуются юридическими фактами. Так, для того, чтобы гражданин обладал не только способностью иметь на праве собственности жилой дом, но и самим домом, он должен его построить или купить, а также соблюсти ряд других условий, указанных в законе.

Таким образом, правосубъектность есть отношение с государством, заключающее в себе определенную меру дозволенного субъекту права поведения. Субъективное право есть отношение с государством и с обязанными лицами, заключающее в себе как меру дозволенного поведения, так и возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц. При этом непосредственно из правосубъектности субъективные права не возникают. Имея правосубъектность в качестве своей предпосылки, они возникают лишь при наступлении указанных в законе юридических фактов.

Вопрос о соотношении правосубъектности и субъективных прав обсуждается в литературе советского гражданского права давно. При этом такие авторы, как М. М. Агарков и С. Н. Братусь, ставят вопрос о соотношении субъективных прав и правоспособности, полагая, что правоспособность и правосубъектность – понятия равнозначные[93].

По мнению С. Н. Братуся, правоспособность – это абстрактная способность правообладания, т. е. общая, суммарно выраженная способность иметь все те права и обязанности, обладание которыми дозволено законом. Субъективными правами являются отдельные проявления правоспособности, т. е. любые действия, которые совершаются данным лицом как обладателем правоспособности, как субъектом права[94].

В этих рассуждениях правильно подчеркивается характер правоспособности именно как абстрактной, общей способности обладания предусмотренными законом правами и обязанностями. Нельзя, однако, согласиться с тем, что всякое проявление правоспособности есть уже субъективное право. Когда, например, гражданин обнаруживает клад, он приобретает в связи с этим определенные права, в частности право на вознаграждение, выплачиваемое за найденный клад государством. Стало быть, он действует как правоспособное лицо, проявляет свою правоспособность. Но действие по обнаружению клада есть не субъективное право, а юридический факт, порождающий субъективное право. Между правоспособностью и субъективным правом лежит такое промежуточное звено, как юридические факты. С. Н. Братусь упускает из виду это обстоятельство, когда объявляет субъективным правом всякое отдельное проявление правоспособности.

По мнению М. М. Агаркова, правоспособность не есть абстрактная предпосылка правообладания. Ее содержание всегда конкретно, и не только конкретно, но и динамично, ибо содержание правоспособности каждого данного лица зависит от характера отношений, связывающих его с другими лицами. А так как эти отношения никогда не стоят на месте, а всегда меняются, то вместе с ними меняется и содержание правоспособности, принадлежащей данному лицу. Так, если кто-либо сделал мне предложение заключить с ним договор, я могу принять это предложение и договор будет заключен. Я способен заключить данный договор, а другие лица неспособны, ибо им никто такого предложения не делал. Стало быть, моя правоспособность отличается от правоспособности других лиц, причем это отличие порождено конкретными отношениями, которые у меня уже завязались. Ими и определяется динамическое содержание правоспособности каждого отдельного лица[95].

В этих рассуждениях правильно подчеркивается та мысль, что непосредственно из правоспособности субъективные права не возникают. Для их возникновения, как уже отмечалось, требуется наступление определенных юридических фактов, лежащих как бы между правоспособностью и субъективными правами. Но когда к правоспособности начинают присоединяться юридические факты, они знаменуют собой процесс образования субъективного права, а вовсе не процесс изменения правоспособности. Способность быть участником договорных отношений имеется у меня независимо от того, сделает или не сделает мне кто-либо предложение о заключении договора. Поступление ко мне предложения о заключении договора открывает процесс создания для меня вытекающих из данного договора прав и обязанностей. Я могу завершить этот процесс, приняв предложение, а могу и не принять его, и тогда начавшийся процесс прекратится. Но моя правоспособность останется неизменной, ибо она была и остается общей, абстрактной, суммарно выраженной способностью обладать правами и обязанностями.

Гражданская правоспособность и дееспособность – такие общественно-юридические качества, которые характеризуют гражданскую правосубъектность в целом. Однако эти качества имеют неодинаковое содержание у различных групп, или видов, субъектов советского гражданского права, каждый из которых должен быть изучен самостоятельно.

§ 2. Граждане как субъекты гражданского права

Правоспо собность граждан. В применении к гражданам понятие гражданской правоспособности употребляется в двух несовпадающих смыслах.

Иногда под гражданской правоспособностью понимают способность гражданина иметь любые права и обязанности, дозволенные советским законом (гражданская правоспособность в широком смысле). Сюда войдут и политические, и имущественные, и личные, и все другие правомочия граждан независимо от того, какой отраслью законодательства они предусматриваются, – государственным, административным, гражданским правом или какой-либо иной отраслью советского права. Изучение гражданской правоспособности в таком широком смысле слова составляет общую задачу совокупности всех юридических дисциплин. Наука гражданского права как одна из отраслей советской юридической науки сама по себе выполнить эту задачу, конечно, не может.

Но понятие гражданской правоспособности употребляется и в другом значении – в смысле способности гражданина иметь не любые, а лишь гражданские (имущественные и личные неимущественные) права и обязанности (гражданская правоспособность в узком смысле). Здесь уже гражданская правоспособность ограничивается рамками только одной отрасли советского права – права гражданского, и потому ее изучение составляет специальную задачу советской гражданско-правовой науки.

Правоспособность как одно из выражений правосубъектности есть общественно-юридическое качество, содержание которого определяется характером господствующих в данном обществе отношений и зависит от содержания изданных на основе и в соответствии с этими отношениями законов. В СССР безраздельно господствуют социалистические общественные отношения, отношения подлинного равенства людей, освобожденных от гнета частной собственности и эксплуатации. Поэтому и правоспособность граждан строится в советском законе как равная для всех и одинаковая для каждого правоспособность (ч. I ст. 9 ГК), независимо от пола, расы, национальности, вероисповедания, происхождения и т. п.

Принцип равенства граждан по их правоспособности, естественно, не означает, что сумма гражданских прав, которыми обладает данный гражданин, равна сумме гражданских прав, принадлежащих любому другому гражданину. При социализме действует экономический закон распределения по труду, который находит свое отражение и в советском законодательстве. «В СССР, – указывает ст. 12 Конституции, – осуществляется принцип социализма: “От каждого, по его способности, каждому – по его труду”». Но самый труд в условиях социализма продолжает оставаться неоднородным: лица различных профессий и способностей отдают обществу далеко не одинаковое количество труда. Они получают и неодинаковую оплату от общества, ибо равная оплата может быть произведена только за равный труд. Трудовые доходы советских граждан составляют главный и решающий источник, за счет которого они могут приобретать различные виды имущества. Дифференциация размеров доходов граждан в зависимости от количества и качества труда, затраченного ими в общественном производстве, обусловливает несовпадение в объеме имущественных прав, принадлежащих различным гражданам.

В этом выражаются сохраняющиеся при социализме известные элементы неравенства, отмечавшиеся и К. Марксом в «Критике Готской программы», и В. И. Лениным в гл. V работы «Государство и революция». Их полная ликвидация произойдет лишь в условиях коммунистического общества, когда люди будут трудиться по способностям, но получать от общества ровно столько, сколько необходимо для удовлетворения их потребностей. Однако те элементы неравенства, которые при социализме сохраняются, коренным образом отличаются от неравенства, свойственного эксплуататорским общественно-экономическим формациям, ибо они являются не результатом присвоения труда одной части общества другой его частью, а следствием того, что каждый получает равную оплату за равный труд, в то время как способности к труду различных людей неодинаковы. В равной правоспособности граждан выражается их полное равенство в возможности трудиться по способностям и получать оплату по труду. Различие в объеме конкретных имущественных прав, имеющихся у отдельных граждан, выражает использование их различных способностей к труду в таких общественных условиях, когда применяется принцип равной оплаты за равный труд.

Таким образом, принцип равной правоспособности советских граждан предопределяется самими экономическими условиями жизни социалистического общества. Они же определяют и юридическое содержание правоспособности граждан, выраженное и закрепленное в советском гражданско-правовом законодательстве.

Вопросу о содержании правоспособности посвящена ст. 10 ГК. В ней говорится, что «граждане могут в соответствии с законом иметь имущество в личной собственности, право пользования жилыми помещениями и иным имуществом, наследовать и завещать имущество, избирать род занятий и место жительства, иметь права автора произведения науки, литературы и искусства, открытия, изобретения, рационализаторского предложения, а также иметь иные имущественные и личные неимущественные права».

Не все права, перечисленные в этой статье, носят характер гражданских прав и входят в состав гражданской правоспособности в узком смысле слова. В частности, право избирать род занятий и место жительства подчиняется не гражданскому, а другим отраслям советского законодательства. Кроме того, чтобы составить более полное представление о гражданской правоспособности советского человека, нужно учитывать также ряд закрепленных за ним конституционных прав и возложенных на него конституционных обязанностей.

Конституция предоставляет гражданам такие права, как право на труд, отдых, материальное обеспечение в старости, а также признает за ними и обеспечивает свободу совести, свободу слова, свободу печати, свободу собраний и митингов, свободу уличных шествий и демонстраций (ст. ст. 118–121; 124–125). Граждане имеют право объединения в различные допускаемые законом общественные организации (ст. 126). Им обеспечивается неприкосновенность личности, жилища и тайна переписки (ст. ст. 127–128). В состав обязанностей, возлагаемых по Конституции на советских граждан, входят: обязанность трудиться (ст. 12), а также обязанность соблюдать Конституцию и другие законы, блюсти дисциплину труда, честно относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития, беречь и укреплять социалистическую собственность, нести воинскую службу на основании всеобщей воинской обязанности, защищать социалистическое отечество (ст. ст. 130–133).

Из самого перечня конституционных прав и обязанностей советских граждан видно, что далеко не все они относятся к области гражданской или только одной гражданской правоспособности. В этом и нет ничего удивительного. Конституция – основной закон Советского государства. Ее нормы имеют поэтому всеобщее значение и не могут ограничиваться рамками какой-либо одной отрасли права. Но вместе с тем ряд конституционных прав и обязанностей особенно важен для гражданского права и должен быть принят во внимание при определении содержания гражданской правоспособности.

К их числу относится прежде всего право на труд и обязанность трудиться. Труд – основной источник доходов советских граждан, за счет которых последние вступают в разнообразные имущественные отношения. В этом смысле право на труд и обязанность трудиться не только входят в состав гражданской правоспособности, но и образуют ее основное ядро. При помощи норм гражданско-правового законодательства может быть, далее, осуществлено право граждан на объединение в различные допускаемые законом общественные организации, если последние создаются в качестве юридических лиц и становятся поэтому субъектами гражданского права. Наряду с другими отраслями советского права гражданско-правовые нормы охраняют неприкосновенность личности и неприкосновенность жилища. Они обеспечивают также исполнение таких обязанностей, как обязанность соблюдать Конституцию и другие законы, честно относиться к общественному долгу, уважать правила социалистического общежития, беречь и укреплять социалистическую собственность.

Таким образом, в содержание правоспособности граждан входит огромный комплекс разнообразных имущественных и личных неимущественных прав и обязанностей. Их исчерпывающего перечня не дает ни Конституция, фиксирующая лишь основные права и обязанности граждан, ни ст. 10 ГК, которая не могла бы дать такого перечня, если бы при ее формулировании и ставилась подобная задача. Для того, чтобы этот перечень был близким к исчерпывающему, нужно было бы упомянуть в нем все имущественные и личные неимущественные отношения граждан, допускаемые советским законом. Практической надобности в этом нет, не говоря уже о том, что и подобный перечень не был бы исчерпывающим, ибо советский гражданский закон разрешает при определенных условиях устанавливать и такие имущественные отношения, которые прямо им не предусмотрены. Поэтому посвященная данному вопросу общая норма Гражданского кодекса должна ограничиться лишь наиболее общей характеристикой прав и обязанностей граждан, образующих содержание их гражданской правоспособности.

Из принципа равенства гражданской правоспособности вытекает недопустимость, по общему правилу, ее ограничения. Это правило закреплено в ч. I ст. 12 ГК, которая допускает возможность ограничения в правоспособности только в случаях и в порядке, определенных законом. По действующему законодательству, ограничение в правоспособности может быть произведено лишь путем назначения в порядке уголовного судопроизводства наказания за совершенное гражданином преступление. При этом гражданин не может быть лишен правоспособности полностью. Допускается ограничение только в тех правах, которые перечислены в самом законе (см. ст. 21 Уголовного кодекса РСФСР). Кроме того, даже и в отдельных правах он не может быть ограничен пожизненно или бессрочно. Назначение такой, например, меры наказания, как лишение права заниматься определенной деятельностью, ограничивается по ст. 29 УК сроком от одного года до пяти лет.

Поэтому, когда народный суд г. Тбилиси приговорил шофера автомашины за допущенное им нарушение дисциплины на транспорте к семи годам лишения свободы с последующим запрещением работать водителем автомашины навсегда, Верховный Суд СССР специально отметил ошибочность приговора в последней его части, принятой в нарушение правил закона о том, что ограничение в правах может быть произведено лишь на определенный срок[96].

Не следует, однако, смешивать ограничение правоспособности со случаями лишения гражданина тех или иных принадлежащих ему субъективных прав, которое может и не быть связано с установлением определенных сроков. Например, лишение родительских прав не ограничивает правоспособность, а лишь поражает права родителей в отношении данного ребенка. Поэтому правило ст. 46 КЗоБСО РСФСР, не ограничивают лишение родительских прав каким-либо сроком, не противоречит изложенному ранее положению о недопустимости бессрочного ограничения в правоспособности.

Теоретически возможны, хотя практически встречаются крайне редко, попытки ограничения правоспособности (или дееспособности) гражданина при помощи заключаемого с ним договора. Предположим, что например, супруги, расторгая брак, приходят к соглашению (подтвержденному судебным решением) об оставлении ребенка при матери и, кроме того, договариваются о том, что, если мать вступит в брак до достижения ребенком совершеннолетия, он должен быть передан отцу. Такой договор не только не будет иметь значения для последующего определения судьбы ребенка (этот вопрос советский суд решает, руководствуясь всецело и исключительно задачей охраны интересов детей), но и вообще не приобретает юридической силы, как направленный к ограничению право– и дееспособности (в частности, брачной право-дееспособности) одного из супругов. Пресекая попытки заключения подобных договоров, ч. II ст. 12 ГК устанавливает, что сделки, направленные на ограничение правоспособности или дееспособности, недействительны.

В такой же мере недействительны договоры, по которым одна из сторон принимает на себя обязательство не обращаться в суд, арбитраж или третейский суд за защитой ее нарушенных гражданских прав. Гражданская правоспособность как способность иметь гражданские права утратила бы реальное значение, если бы она не включала в себя способность обратиться за защитой своих прав к компетентным государственным органам. Таким органом для споров о праве гражданском является суд или арбитраж, а при определенных условиях – третейский суд. Поэтому так называемая процессуальная правоспособность (способность получения судебной защиты гражданских прав) органически связана с общегражданской правоспособностью и, следовательно, так же, как и гражданская правоспособность вообще, не может быть ограничена путем заключения соответствующих договоров. Если бы, например, автор литературного произведения заключил договор об издании произведения без уплаты гонорара и принял на себя обязательство не обращаться с иском о взыскании гонорара в суд, но впоследствии все же такой иск предъявил, дело все равно было бы рассмотрено судом по существу, так как отказ от права обращения к суду недействителен (ст. 3 ГПК).

Правоспособность возникает у граждан с момента рождения (ч. II ст. 9 ГК). Это не означает, конечно, что она создается самим фактом рождения. Тогда правоспособность была бы не общественной, а естественной категорией. С фактом рождения закон связывает возникновение гражданской правоспособности. Но создается эта категория людьми, а не природой, она порождается общественными отношениями, а не естественными факторами и нормируется юридическими, а не биологическими законами. Отмеченное обстоятельство важно для понимания не только приведенного общего принципа относительно момента возникновения гражданской правоспособности, но и исключительных правил по этому поводу, известных советскому закону.

Так, согласно ст. 530 ГК указанные в ней лица могут быть наследниками не только, если они находились в живых к моменту смерти наследодателя, но и когда эти лица были зачаты при жизни, а родились после смерти наследодателя. Можно ли на этом основании утверждать, что в области наследственных правоотношений возникновение правоспособности связывается законом не с моментом рождения, а уже с моментом зачатия? Субъектами права могут быть только люди. Это правило не знает никаких исключений. Не устанавливает исключений из него и ст. 530 ГК, которая ставит своей задачей лишь охрану интересов будущих, возможных субъектов права. Если же зачатый ребенок родится мертвым, причитавшаяся ему доля будет разделена не между его наследниками, а между наследниками ранее умершего наследодателя, что было бы невозможно в случае признания зачатого ребенка субъектом права.

Гражданская правоспособность сопутствует человеку на всем протяжении существования последнего, независимо от его возраста, состояния здоровья, жизнеспособности и т. д. Прекращение правоспособности гражданина закон связывает с моментом его смерти (ч. II ст. 9 ГК). Если человека ошибочно считают умершим и даже при определенных условиях производят соответствующую отметку в книгах записи актов гражданского состояния, то, поскольку он фактически продолжает жить, он сохраняет гражданскую правоспособность, остается субъектом гражданского права, как бы отрицательно на отдельных принадлежащих ему правах ни сказалось возникшее по ошибке предположение о его смерти.

Бывают, однако, случаи, когда гражданин длительное время отсутствует в месте своего постоянного жительства, не подает о себе никаких известий и, несмотря на все принимаемые меры, установить его местопребывание невозможно. Если известно, что данный гражданин скрылся, уклоняясь от уплаты алиментов или в связи с возбужденным против него уголовным преследованием, разумно предположить, что он жив, но не является к месту своего постоянного жительства по указанным причинам. Напротив, при отсутствии таких и иных подобных причин лицо само было бы заинтересовано либо сообщить о своем местопребывании, либо прибыть к месту своего постоянного жительства, где проживают его родные и друзья, где находится его имущество. И если тем не менее гражданин не делает ни того, ни другого, а установить его местопребывание невозможно, разумно предположить, что это происходит только по одной причине – вследствие смерти данного лица.

Обстоятельства, дающие основания для такого предположения, порождают крайнюю неопределенность в правоотношениях, участником которых отсутствующий является. Эти правоотношения продолжают существовать. Но если отсутствующий умер, ни о каком сохранении правовых отношений с ним не может быть и речи. Его имущество должно перейти к наследникам, а заинтересованные лица должны получить возможность предъявить к наследникам соответствующие претензии. Если же отсутствующий жив, но отсутствует длительное время по не зависящим от него причинам, нужно принять, в его же собственных интересах, меры по сохранению его имущества, а также, не дожидаясь его возвращения, обеспечить удовлетворение законных интересов других лиц, связанных с ним различными правоотношениями. Всем этим целям и служат правила о безвестном отсутствии, формулированные ст. ст. 18–22 ГК[97].

Гражданин, безвестно отсутствующий в течение одного года, признается по требованию заинтересованных лиц безвестно отсутствующим. Течение установленного законом годичного срока начинается со дня получения последних сведений о месте пребывания отсутствующего, либо, если этот день установить невозможно, с первого числа месяца, следующего за тем месяцем, когда были получены последние сведения, либо, наконец, с 1 января следующего года, если даже и месяц получения последних сведений о данном лице не удается установить. Ставить вопрос о признании гражданина безвестно отсутствующим могут заинтересованные лица (наследники, иждивенцы и др.), а решает этот вопрос суд по месту жительства заявителя.

На основании решения суда о признании гражданина безвестно отсутствующим органы опеки и попечительства устанавливают над его имуществом опеку[98]: имущество по описи передается специально назначенному опекуну, который принимает меры, необходимые для обеспечения его сохранности, и погашает за счет этого имущества задолженность по обязательствам безвестно отсутствующего, в частности выдает содержание гражданам, имеющим по закону право на его предоставление безвестно отсутствующим (выплата алиментов, возмещение вреда, вызванного причинением увечья, и др.). По заявлению заинтересованных лиц орган опеки и попечительства вправе и до истечения года со дня получения последних сведений о местопребывании отсутствующего гражданина назначить опекуна для охраны его имущества. Но после истечения годичного срока ранее учрежденная опека должна быть заменена опекой, которая вводится на основе судебного решения о признании гражданина безвестно отсутствующим.

Такое признание влечет за собой и некоторые другие юридические последствия. Супруг безвестно отсутствующего может теперь ставить в установленном порядке (ст. ст. 82, 118, 141, 144, 197 ГПК) вопрос о расторжении с ним брака именно по этим основаниям, а его иждивенцы при наличии других предусмотренных законом условий приобретают право на назначение им пенсии по тем же правилам и в том же объеме, в каком вообще назначаются пенсии по случаю потери кормильца (п. 60 Положения о порядке назначения и выплаты государственных пенсий, утвержденного Советом Министров СССР 4 августа 1956 г.).

Отмена решения о признании гражданина безвестно отсутствующим производится тем же судом, которым оно было принято. Основанием такой отмены служит явка гражданина в место своего постоянного жительства либо обнаружение факта его пребывания в другом месте. Одновременно отменяется учрежденная над имуществом этого гражданина опека и прекращается выдача пенсий его иждивенцам, а ранее выплаченные пенсии взыскиваются с явившегося, если будет выявлена допущенная им недобросовестность. Однако произведенное его супругом расторжение брака остается в силе, и для восстановления супружеских отношений необходимо вновь зарегистрировать брак.

Гражданин, безвестно отсутствующий в течение трех лет, может быть по требованию заинтересованных лиц объявлен умершим. Если же он пропал без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью (например, землетрясение) или дающих основание предполагать его гибель от определенного несчастного случая (например, кораблекрушения), вопрос об объявлении его умершим может быть решен уже по истечении шести месяцев со времени наступления этих событий. Особый срок применяется к объявлению умершим военнослужащего или иного гражданина, пропавшего без вести в связи с военными действиями. До окончания войны объявление их умершими не допускается, ибо пока идут военные действия, не обязательно гибель, но и сами эти действия могут препятствовать явке отсутствующего. Для внесения определенности в его правовое положение нужно, чтобы прошло какое-то более или менее длительное время после окончания войны, но именно после ее фактического окончания, а не заключения мира. Поэтому в ч. II ст. 21 ГК для объявления умершими указанных лиц введен двухгодичный срок, текущий с момента окончания военных действий. Истечение указанных сроков служит основанием для постановки вопроса об объявлении гражданина умершим, хотя бы в свое время он и не признавался безвестно отсутствующим, так как признание безвестно отсутствующим не рассматривается законом в качестве обязательной стадии, через которую нужно пройти впредь до объявления того же лица умершим.

Объявление гражданина умершим также производится судом. Но важно определить и день его смерти, поскольку к этому дню приурочивается открытие наследства и возникновение всех других правовых последствий, порождаемых фактом смерти. Днем смерти гражданина считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим. И лишь когда объявляется умершим гражданин, который пропал без вести при обстоятельствах, угрожавших смертью или дающих основание предполагать его гибель от определенного несчастного случая, суд вправе днем смерти признать день предполагаемой гибели гражданина. При этом, конечно, имеется в виду объявление умершим, а не производимое по правилам ст. ст. 247–251 ГПК установление самого факта смерти (п. 8 ст. 247 ГПК). В последнем случае днем смерти всегда считается установленный судом день ее фактического наступления.

Каковы же последствия объявления гражданина умершим? Иногда говорят, что такое объявление влечет за собой те же последствия, что и самый факт смерти. Это не совсем верно. Смерть прекращает правоспособность гражданина. Но если лицо, объявленное умершим, живо, его правоспособность не прекращается. Если же данное лицо умерло, прекратилась и его правоспособность независимо от того, когда будет вынесено компетентными органами решение об объявлении его умершим. Действительные последствия объявления лица умершим заключаются в том, что к отношениям, участником которых данное лицо состояло, применяются те же нормы, какие применяются в случае смерти: брак считается прекращенным, имущество переходит по наследству и т. д.

В то же время закон формулирует специальные правила на тот (практически, впрочем, исключительный) случай, если лицо, объявленное умершим, фактически окажется находящимся в живых. Явка такого лица в место постоянного жительства или обнаружение места его пребывания приводят к отмене судом ранее принятого решения об объявлении данного гражданина умершим. В связи с этим вопрос о судьбе пенсии, выплаченных его иждивенцам, решается так же, как и при отмене состоявшегося признания гражданина безвестно отсутствующим. Брак, прекращенный самим фактом объявления одного из супругов умершим, считается никогда не прекращавшимся. Но если второй супруг вступил в новый брак, прежние брачные отношения невосстановимы, хотя явка или обнаружение супруга, объявленного умершим, может служить серьезным основанием для расторжения вторым супругом заключенного им нового брака. Что же касается судьбы имущественных прав, утраченных вследствие объявления гражданина умершим, то она определена законом на случай явки или обнаружения этого гражданина следующим образом.

Приобретатели его имущества подразделяются на возмездных (например, купивших какую-либо вещь у наследников объявленного умершим лица) и безвозмездных (например, получивших имущество того же лица в порядке наследования).

От возмездного приобретателя возвратившийся собственник вправе истребовать свое имущество, лишь доказав его недобросовестность. При этом недобросовестным признается приобретатель, в отношении которого доказано, что он действовал умышленно, так как, приобретая имущество, знал о фактическом нахождении в живых его собственника, объявленного по суду умершим. Если имущество в натуре у приобретателя не сохранилось, он как недобросовестный обязан предоставить собственнику соответствующую денежную компенсацию.

От безвозмездного приобретателя имущество может быть истребовано возвратившимся собственником при всех обстоятельствах, невзирая даже и на добросовестность такого приобретателя. Однако если имущество в натуре не сохранилось, то лишь недобросовестный приобретатель обязывается к возмещению собственнику стоимости имущества. И только государство, получившее такое имущество по наследству и реализовавшее его, всегда возвращает собственнику суммы, вырученные от реализации имущества.

Право на предъявление соответствующих требований сохраняется за собственником независимо от времени явки, но после его возвращения оно может быть осуществлено в принудительном порядке лишь в пределах установленных законом сроков исковой давности (см. § 2 гл. 6 настоящего раздела).

Решения о признании лица безвестно отсутствующим или объявлении его умершим выносятся на основе определенных доказательств. Но так как самый факт смерти при этом с очевидностью не выявляется, в основу таких решений как будто бы должны быть положены также формулированные в законе предположения (презумпции).

Ряд авторов считают, что решение о признании лица безвестно отсутствующим основывается на презумпции жизни, а когда выносится решение об объявлении того же лица умершим, вступает в действие презумпция смерти. По мнению других авторов, презумпция смерти действует в обоих случаях, ибо вопрос о признании лица безвестно отсутствующим также не может быть поставлен, если имеются основания предполагать, что не смерть, а какие-то другие причины препятствуют явке гражданина к месту его последнего жительства.

Объявление гражданина умершим бесспорно включает в себя презумпцию его смерти. Действие этой, как и всякой другой презумпции, может быть опровергнуто: в случае явки или обнаружения данного лица презумпция его смерти утрачивает силу. Когда же лицо признается безвестно отсутствующим, то здесь вообще нет никакой презумпции, а устанавливается реальный факт безвестного отсутствия. Факт отличается от презумпции тем, что он не может быть опровергнут. Совершенно очевидно, что явка или обнаружение лица отнюдь не опровергает факта его безвестного отсутствия в прошлом, который и был констатирован принятием судебного решения. А это означает, что к судебному решению о безвестном отсутствии ни презумпция смерти, ни презумпция жизни, ни какая бы то ни было иная презумпция не имеет отношения[99].

Дееспособность гр ажд ан. С точки зрения дееспособности граждане могут быть разделены на три группы.

Первую группу составляют полностью дееспособные. К их числу относятся граждане, достигшие 18-летнего возраста (ч. I ст. 11 ГК), если они не признаны недееспособными или не ограничены в дееспособности по указанным в законе основаниям. Однако по законодательству некоторых союзных республик (например, Украины или Азербайджана) женщина вправе вступить в брак по достижении 16 лет, а законодательство РСФСР (ст. 5 КЗоБСО) предоставляет право исполкомам местных Советов разрешать вступление в брак женщинам, достигшим 17-летнего возраста. Для обеспечения полного равенства такого супруга со вторым супругом установлено, что когда законом допускается вступление в брак до достижения 18 лет, лицо, не достигшее 18-летнего возраста, приобретает дееспособность в полном объеме со времени вступления в брак (ч. II ст. 11 ГК). Содержание полной дееспособности состоит в том, что эти лица признаются способными самостоятельно осуществлять свои права и обязанности, приобретать для себя своими собственными действиями новые права и обязанности и нести самостоятельную ответственность за совершение неправомерных действий.

Вторую группу составляют недееспособные. К их числу согласно ст. 14 ГК относятся дети в возрасте до 15 лет (малолетние). Кроме того, в соответствии со ст. 15 ГК и по правилам гл. 29 ГПК суд признает недееспособными совершеннолетних граждан, которые вследствие душевной болезни (паранойя, шизофрения и т. п.) не могут понимать значения своих действий (фактического или юридического) либо руководить ими (например, при неотвратимости стремления к действию). Эти лица считаются недееспособными на всем протяжении времени от момента судебного признания их недееспособными до момента судебной отмены такого признания в связи с выздоровлением или значительным улучшением здоровья.

Права и обязанности недееспособных по возрасту осуществляют их родители (усыновители), а при отсутствии родителей (усыновителей) – специально назначенные для этих целей опекуны. К недееспособному по состоянию здоровья на основе судебного решения о признании его недееспособным назначается органами опеки и попечительства опекун, который и осуществляет принадлежащие подопечному права и обязанности. Те же лица (родители, усыновители или опекуны) в случае необходимости приобретают права и обязанности для своих подопечных путем заключения договоров от имени и в интересах последних. При этом само собой разумеется, что для заключения таких договоров согласия подопечных не требуется, ибо, будучи недееспособными, они и не могут выразить согласия, имеющего юридическое значение. Однако для совершения крупных имущественных сделок (например, для продажи строения или сдачи его в аренду) родители или опекуны должны получить разрешение органов опеки (ст. 86 КЗоБСО). Наконец, ответственность за вред, причиненный действиями недееспособных, несут их родители, опекуны, а при определенных условиях – другие лица и организации (например, школа, больница), обязанные осуществлять за ними надзор (ст. ст. 450–452 ГК).

Третью группу составляют частично и ограниченно дееспособные. К числу частично дееспособных (ст. 13 ГК) относятся подростки в возрасте от 15 до 18 лет (несовершеннолетние). Они могут и осуществлять и приобретать для себя новые гражданские права и обязанности, совершая соответствующие сделки. Однако для признания таких сделок действительными должно быть получено согласие на их совершение со стороны родителей (усыновителей) либо специально назначенных для этих целей попечителей. Попечитель, следовательно, существенно отличается по характеру выполняемых им функций от опекуна. Опекун полностью заслоняет личность недееспособного в гражданском обороте и действует хотя и от имени подопечного, но вполне самостоятельно. Попечитель же, напротив, не заслоняет личности частично дееспособного в гражданском обороте, а лишь осуществляет контроль за совершаемыми последним юридическими действиями, соглашаясь на заключение несовершеннолетним тех или иных сделок либо отказывая ему в таком согласии. Аналогичное положение складывается и в области ответственности. За вред, причиненный недееспособными, отвечают их родители (усыновители) или опекуны, а иногда и некоторые учреждения. Частично дееспособный несет самостоятельную ответственность за причиненный им вред, и лишь наряду с ним при определенных условиях к ответственности могут быть привлечены его родители (усыновители) или попечители (ст. 451 ГК), но не какие-либо другие лица (школа и т. п.).

Правовое положение частично дееспособного существенно изменяется, однако, в том случае, если он работает и имеет заработок или учится и получает стипендию. Такая возможность вполне реальна, поскольку трудовая дееспособность наступает в СССР в возрасте 16 лет, а в исключительных случаях, по согласованию с фабзавместкомами и местными Советами, на работу могут быть приняты подростки в возрасте 15 лет[100]. Наряду с этим Примерный устав сельскохозяйственной артели (ст. 7) допускает прием в члены колхозов лиц в возрасте 16 лет. Несовершеннолетние могут также обучаться в вузах или техникумах и получать стипендию, выполнять за плату эпизодическую работу, получать гонорар за литературные произведения, вознаграждение за изобретения или рационализаторские предложения и т. п. Своим трудовым заработком, в чем бы их труд ни выражался, а также стипендией частично дееспособные вправе распоряжаться самостоятельно, в такой же мере, как и полностью дееспособные, не испрашивая для этого согласия у родителей или попечителей. Но речь идет о заработке или стипендии, уже выплаченных или, по крайней мере, причитающихся подростку. Поэтому если несовершеннолетний заключает договор о покупке имущества в кредит, то хотя бы он и имел в виду рассчитаться по договору своим будущим заработком, для действительности такого договора требуется согласие родителей или попечителей, поскольку здесь осуществляется распоряжение не полученным и даже не причитающимся, а лишь могущим быть полученным заработком.

Следует вообще обратить внимание на то, что предоставление несовершеннолетним права свободного распоряжения заработком или стипендией составляет исключение из общего правила. Исключительные же нормы не могут быть толкуемы распространительно. Поэтому право свободного распоряжения в точном соответствии с текстом закона применяется только к заработку или стипендии, но не к приобретенному за их счет имуществу, распоряжаться которым подросток может лишь с согласия родителей или попечителя. В то же время, как сказано в ч. III ст. 13 ГК, при наличии достаточных оснований (например, беспредметное расходование денежных средств, расходование их в этически порицаемых целях и т. п.) орган опеки и попечительства может по собственной инициативе либо по ходатайству общественных организаций или других заинтересованных лиц (например, родителей, попечителей) ограничить несовершеннолетнего в праве самостоятельного распоряжения заработком (стипендией) по сумме, по характеру распорядительных актов, и т. п. либо даже вовсе лишить его этого права. Тогда и для распоряжения заработком (стипендией) – в полной сумме или в установленной части – несовершеннолетний должен получить согласие своих родителей (усыновителей) или попечителя.

Наряду с частичной дееспособностью закон (ст. 16ГК) предусматривает возможность ограничения дееспособности. Ограничение дееспособности производится в соответствии с правилами гл. 29 ГПК судом в отношении совершеннолетних граждан при одновременном наступлении двух условий: а) если гражданин злоупотребляет спиртными напитками или наркотическими веществами (морфием, кокаином и т. п.) и б) если он ставит тем самым в тяжелое материальное положение свою семью. На основе состоявшегося судебного решения над гражданином устанавливается попечительство, которое сохраняется до тех пор, пока суд не отменит своего решения ввиду того, что данное лицо прекратило злоупотреблять спиртными напитками или наркотическими веществами. До такой отмены гражданин, ограниченный в дееспособности, вправе совершать сделки, а также получать заработную плату, пенсию или иные виды доходов и распоряжаться ими лишь с согласия своего попечителя. Но в вопросах гражданской ответственности он остается полностью дееспособным и обязывается к самостоятельному возмещению причиненного кому-либо ущерба без привлечения к ответственности наряду с ним также и попечителя.

Изложенные общие правила закона, относящиеся к недееспособным, а также к частично и ограниченно дееспособным, знают и ряд исключений. Так, усыновление ребенка, достигшего 10-летнего возраста, может быть произведено только с его согласия (ст. 63 КЗоБСО). Устав Гострудсберкасс 1948 года право внесения денег на вклад и получения денег с вклада вообще не ограничивает каким-либо возрастом. Но наиболее существенное исключение предусмотрено ч. II ст. 13, ч. II ст. 14 и ч. II ст. 16 ГК, которые предоставляют право частично ограниченно дееспособным, а также недееспособный детям (но не душевнобольным) совершать самостоятельно мелкие бытовые сделки. Имеются в виду сделки, обслуживающие текущие, соответствующие возрасту данного лица потребности (например, по приобретению школьных принадлежностей, билета в театр и т. д.) и обычно исполняемые при самом их заключении, хотя некоторые сделки такого рода (например, получение во временное пользование спортивного инвентаря на стадионе с последующим возвратом) могут быть совершены указанными лицами самостоятельно, несмотря на то, что имеется разрыв во времени их совершения и исполнения. Помимо этого, частично дееспособные, т. е. подростки в возрасте от 15 до 18 лет, вправе самостоятельно осуществлять свои авторские и изобретательские права: заключать договоры на издание своих произведений, подавать заявки на сделанные изобретения и т. п. (ч. II ст. 13 ГК).

Характеристика правового положения частично и ограниченно дееспособных, а в особенности недееспособных показывает, что, хотя право– и дееспособность могут и не совпадать в одном лице, осуществление гражданской правосубъектности требует, чтобы в таких случаях правоспособность одного субъекта была восполнена дееспособностью другого (родителей, опекунов, попечителей). Такое восполнение, однако, не всегда возможно. Некоторые права и обязанности обладают таким характером, что осуществлять их могут только их носители, а не какие-либо иные лица[101]. Так, нельзя поручить составление завещания опекуну или попечителю. Это документ чисто личного характера, и составить его должен сам завещатель. Поскольку способность к составлению завещания возникает лишь с достижением 18-летнего возраста, следует прийти к выводу, что у лиц, не достигших этого возраста, нет не только завещательной дееспособности, но и завещательной правоспособности.

Точно так же немыслимо существование брачной правоспособности без брачной дееспособности, трудовой правоспособности без трудовой дееспособности, ибо речь идет здесь о правах, осуществлять которые может только сам их носитель, а не другие лица, действующие по его поручению или по уполномочию закона. Поэтому подростки, не достигшие брачного или трудового совершеннолетия, вообще не могут считаться носителями брачных или трудовых прав и обязанностей. Все эти факты служат дополнительным доказательством того, что правосубъектность включает в себя право– и дееспособность. Если гражданин обладает только правоспособностью, она восполняется при помощи дееспособности других лиц. Если же такое восполнение невозможно, то по отношению к данной группе правомочий гражданин вообще не считается способным быть их носителем.

Изложенное показывает, что если с точки зрения правоспособности все граждане в принципе равны, то по объему принадлежащей им дееспособности они подразделяются на ряд групп, вплоть до правоспособных, но недееспособных граждан.

К числу недееспособных до проведения новой кодификации советского гражданского законодательства, наряду с душевнобольными, обычно относили и малолетних. Но, поскольку новые гражданские кодексы предоставили малолетним право самостоятельно совершать мелкие бытовые сделки, некоторые авторы пришли к выводу, что отныне недееспособны только признанные такими по суду лица, страдающие душевными заболеваниями или слабоумием, тогда как дети в возрасте до 15 лет должны именоваться частично дееспособными[102].

Подобный вывод, однако, едва ли правилен. Не говоря уже о том, что новый закон по сути дела только легализировал сложившееся прежде фактическое положение и, следовательно, сам по себе не дает оснований для отказа от привычной терминологии, предложенные терминологические нововведения неправильны и по существу. Называть малолетних пусть и частично, но все же дееспособными – значит переносить акцент с общего их статуса как лиц недееспособных на исключительные случаи признания за ними дееспособности. Но это не мирится с практическим назначением соответствующих правил. Ясно, например, что в споре о том, действительна ли сделка, совершенная малолетним самостоятельно, действовала бы презумпция ее недействительности до тех пор, пока заинтересованные лица не опровергли бы этой презумпции, доказав, то в спорном случае недееспособный заключил мелкую бытовую сделку. Объяснить такой порядок можно, только опираясь на общее правило о недееспособности малолетних, хотя это правило и знает некоторые исключения. Но так как исключения в существе вопроса ничего не меняют, то и после принятия новых ГК есть все основания именовать малолетних не иначе как именно недееспособными.

Место жительства граждан. Акты гражданск ого состояния. Для нормирования и охраны правоотношений, в которых участвуют граждане, существенное значение имеет точное установление их места жительства. По месту жительства одной из сторон (чаще всего ответчика) предъявляются судебные иски; договорные обязательства исполняются обычно по месту жительства должника или кредитора; наследство открывается по месту последнего постоянного жительства наследодателя и т. д.

Часто вопрос этот легко разрешается благодаря данным о месте паспортной прописки гражданина. Но дело в том, что в сельской местности паспорта вообще не применяются, а место прописки (например, при временной прописке) не всегда совпадает с местом постоянного жительства лица. Поэтому нормированию данного вопроса закон уделяет особое внимание.

Часть I ст. 17 ГК под местом жительства гражданина понимает место (город, поселок, иной населенный пункт), в котором он постоянно проживает. Если же данное лицо проживает в разное время в разных места (например, в городской квартире в зимнее время и на даче в летний период), место жительства определяется по месту его преимущественного проживания – с точки зрения времени, связи с местом постоянной работы и др. Место, в котором находится имущество гражданина само по себе на установление его места жительства не влияет. Например, если гражданин проживает и работает в Москве, но имеет дом в Ялте, где он живет во время отпуска, местом его жительства будет считаться Москва. Но когда с имуществом связано место постоянного проживания гражданина, то соответственно определяется и место его жительства. Если, например, гражданин проживает в собственном доме, который находится в Кавголово, и ежедневно ездит на работу в Ленинград, местом его жительства будет считаться Кавголово.

Недееспособные по возрасту (дети, не достигшие 15 лет) и состоянию здоровья (душевнобольные, признанные недееспособными в установленном порядке) имеют так называемое легальное место жительства, т. е. место жительства, определяемое законом, хотя бы оно не совпадало с местом их фактического проживания. Согласно ч. II ст. 17 ГК местом жительства этих лиц признается место жительства их родителей, усыновителей или опекунов.

Обратимся теперь к характеристике гражданского состояния лица.

Гражданским состоянием называется совокупность таких фактов, которыми определяется положение гражданина как субъекта гражданского права. Среди этих фактов на первое место должны быть поставлены факты рождения и смерти, с которыми закон связывает возникновение и прекращение гражданской правоспособности. Кроме того, с момента рождения начинает исчисляться возраст гражданина, а по достижении определенного возраста лицо приобретает гражданскую дееспособность. Значит, факт рождения имеет значение для возникновения не только гражданской правоспособности, но и в конечном счете гражданской дееспособности. Далее, хотя прекращение гражданской правоспособности может явиться только результатом смерти лица, но если вследствие безвестного отсутствия лица установить время смерти невозможно, это время определяется в соответствии с правилами, установленными для объявления гражданина умершим. Затем фамилия и имя лица индивидуализируют его в гражданском обороте и в этом смысле также влияют на его гражданское состояние. Наконец, на гражданское состояние лица определенное влияние оказывает и его семейное положение (пребывание в браке или расторжение его).

Ввиду особого значения всех этих фактов они подлежат специальной регистрации в книгах записи актов гражданского состояния.

Кодекс законов о браке, семье и опеке РСФСР (ст. ст. 118–130), а также Инструкция Министерства юстиции РСФСР от 20 января 1958 г.[103] (с последующими изменениями) устанавливают следующий порядок регистрации рождения и смерти. Рождение регистрируется в течение месяца и в случае мертворожденности – в течение 24 часов, а смерть – не позднее 3 суток и в случае убийства или самоубийства – не позднее 24 часов с момента ее наступления. Обязанность по обращению в органы загса за регистрацией рождения и смерти возлагается на родителей и других лиц, близких к родившемуся или умершему.

Запись фамилии, имени и отчества ребенка производится одновременно с регистрацией факта его рождения. После того как соблюдением установленного в законе порядка гражданин изменил фамилию или имя, соответствующая запись производится на основе извещения областного (краевого) отдела загса об удовлетворении ходатайства об изменении фамилии или имени (Инструкция о порядке изменения гражданами СССР фамилий и имен, утверждение; СНК СССР 7 апреля 1940 г.)[104].

Регистрации браков и разводов посвящены ст. ст. 131–141 КЗоБСО РСФСР. Регистрация брака производится на основе заявления о вступлении в брак, поданного в органы загса будущими супругами, а регистрация развода – на основе вступившего в законную силу судебного решения о расторжении брака. При этом брак считается состоявшимся или, соответственно, расторгнутым только с момента регистрации указанных фактов.

Производство записей о рождении, смерти и объявлении лиц умершим не связано с внесением каких-либо денежных сборов. Денежные сборы взыскиваются за регистрацию брака, развода, внесение записей о перемене фамилии и имени, а также за восстановление и исправление записей о рождении и смерти, о браке и разводе.

Заинтересованные лица могут оспорить произведенные записи как по мотивам их подложности, так и потому, что они не соответствуют действительности. Если соответствующее требование гражданина никаких сомнений не вызывает, исправление ошибочной записи производится по разрешению вышестоящего органа загса (ст. 115 КЗоБСО). В случае отклонения загсом такого требования дело может быть передано на рассмотрение суда. Оспаривание записей, содержащихся в актах гражданского состояния, практически важно потому, что эти записи удостоверяют правильность зафиксированных в них фактов и признаются достоверными до тех пор, пока они не будут оспорены и изменены в установленном порядке.

§ 3. Юридические лица

Понятие юридического лица. В советском гражданском обороте участвуют не только граждане, но и социалистические организации: государственные предприятия и учреждения, колхозы, ячейки отдельных видов кооперации (низовые звенья и союзы), а также многочисленные иные общественные организации (профсоюзы, добровольные общества и др.). Однако не все социалистические организации признаются юридическими лицами и, следовательно, не все они могут выступать в качестве участников гражданского оборота. Например, государственные предприятия почти всегда наделяются правами юридического лица, в то время как некоторые государственные учреждения такими правами не обладают. Чем это объясняется? Какими объективными причинами определяется решение данного вопроса в законодательстве?

Юридическое лицо – субъект гражданского права, участник разнообразных имущественных отношений стоимостного, эквивалентно-возмездного характера. Но далеко не все социалистические организации испытывают потребность в установлении таких отношений. Предприятия занимаются хозяйственной деятельностью, они создают продукцию, реализуют ее, приобретают сырье и топливо, необходимые для безостановочной работы их производства. В современных условиях, пока в нашей экономике сохраняется действие закона стоимости, все эти операции могут быть произведены лишь в форме эквивалентно-возмездных правоотношений. И если бы предприятие не было наделено правами юридического лица, оно не смогло бы нормально работать. Поэтому государственные предприятия в своем подавляющем большинстве признаются юридическими лицами. Учреждения, напротив, хозяйственной деятельностью не занимаются. Правда, для того чтобы нормально работать, они также должны обладать определенным комплексом имущества (конторский инвентарь, топливо для отопления помещения и т. д.). Но если этим имуществом они обеспечиваются за счет денежных средств, выделенных им вышестоящим органом, у них нет нужды в том, чтобы самостоятельно участвовать в различных имущественных отношениях. Поэтому государственные учреждения нередко правами юридического лица не наделяются.

Но если одни организации признаются, а другие не считаются юридическими лицами, то что же составляет специфику юридического лица, какими признаками от других организаций отличаются такие социалистические организации, которые обладают правами юридического лица?

Опираясь на текст закона (ст. 23 ГК), а также на сложившуюся практику, можно отметить следующие основные признаки, характеризующие юридически лицо.

Во-первых, юридическим лицам свойствен признак организационного единства. Сущность его состоит в том, что внутри юридического лица складывается такая система отношений, благодаря которой оно становится единым целым, возглавляемым соответствующим органом – единоличным (например, директором) или коллегиальным (например, правлением). Организационно единство юридического лица обычно выражается в уставе (положении), которым определяется также круг возлагаемых на него функций. Но, как указано в ст. 25 ГК, находящиеся на бюджетном финансировании учреждения и иные государственные организации, а в особо предусмотренных законом случаях – также и негосударственные или не финансируемые за счет бюджета государственные организации могут не иметь своего устава и действовать на основе общего положения организациях данного вида (см., например, Положение о сельском Совете депутатов трудящихся РСФСР, утвержденное Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 сентября 1957 г.)[105].

Во-вторых, для юридического лица характерна определенная степень обособленности имущества, находящегося в его обладании. При этом у различных видов юридических лиц степень их имущественной обособленности выражается по-разному. Например, колхоз признается юридическим лицом как собственник принадлежащего ему имущества, а колхозная бригада, не будучи собственником построек, инвентаря и другого закрепленного за нею имущества, не становится и юридическим лицом. В отличие от этого государственная хозяйственная организация, хотя она и не является собственником переданной ей части государственного имущества, при переводе на хозяйственный расчет достигает такой степени имущественной обособленности, которой вполне достаточно для признания за нею прав юридического лица.

В-третьих, по всем своим обязанностям имущественного характера юридическое лицо несет самостоятельную ответственность. Это означает, что кредиторы юридического лица только к нему и могут предъявлять свои претензии, обращая в необходимых случаях взыскание на такое имущество, на которое по закону можно обратить взыскание (ст. 32 ГК). Но они не вправе переадресовывать эти претензии, например, органу, которому подчинено данное юридическое лицо, требуя погашения задолженности за счет денежных средств и иного имущества этого органа. Юридическое лицо – самостоятельный субъект гражданского права. Сам этот субъект, а не какие-либо иные органы, и должен нести ответственность за выполнение своих гражданско-правовых обязанностей.

В-четвертых, юридическое лицо в гражданском обороте выступает от собственного имени. Этот признак юридического лица бросается в глаза в первую очередь. Не нужно, например, особо доказывать, что отдел сбыта какого-либо завода, получив на то соответствующие полномочия, вправе заключить договор не от своего имени, а лишь от имени завода, так как юридическое лицо – завод, а не отдел сбыта. Однако признак выступления в обороте от собственного имени, выражая наиболее непосредственно специфику юридического лица, сам возникает как результат других свойственных юридическому лицу признаков: данная организация потому и может выступать в гражданском обороте от собственного имени, что она определенным образом организована, у нее имеется свое обособленное имущество и она способна самостоятельно отвечать за выполнение принятых на себя обязанностей.

Юридическое лицо – коллективный субъект гражданского права. Однако не всякий коллектив людей представляет собой юридическое лицо. Поэтому ранее подчеркивалось, что речь должна идти не о коллективе вообще, а лишь об определенным образом организованном коллективе. Теперь мы уже знаем, в каких именно признаках юридического лица выражается его определенная организация. Все эти моменты и должны быть приняты во внимание при определении понятия юридического лица.

Юридическое лицо – это признанный советским гражданским законом, организованный как единое целое коллектив трудящихся, который, обладая обособленным имуществом, выступает в обороте от собственного имени и несет самостоятельную ответственность за действия.

Наделение правами юридического лица государственных органов, кооперативно-колхозных и иных общественных организаций служит важным средством выполнения этими организациями заданий народнохозяйственного плана, а также осуществления других возложенных на них функций.

Диаметральную противоположность советским юридическим лицам составляют юридические лица, существующие в буржуазном обществе.

Закон и буржуазная цивилистическая теория подразделяют их на корпорации и учреждения. Корпорации состоят из членов, объединяющих свои капиталы, и служат целям извлечения прибылей. Учреждения не имеют членов, а их имущество используется для специальных целей, определяемых в момент образования учреждений (например, для целей лицемерной буржуазной благотворительности). Решающее место среди юридических лиц капиталистического общества занимают, конечно, корпорации, используемые в целях объединения капиталов и создания на этой основе крупных капиталистических предприятий. Особенно широкое распространение они получили в условиях империализма, когда концентрация производства и капитала приводит к созданию монополий, занявших господствующее положение в капиталистической экономике[106].

Буржуазные юристы на различных этапах развития капитализма по-разному подходили к определению понятия юридического лица.

В теориях, относящихся к началу XIX столетия, когда капитализм еще не испытывал необходимости в широком развитии корпораций, юридические лица рассматривались как фикция, созданная правопорядком. Один из наиболее видных, авторов этой теории немецкий юрист Савиньи усматривал основное различие между физическими и юридическими лицами в том, что первые существуют сами по себе и лишь признаются правом, тогда как вторые, т. е. юридические лица, как таковые не существуют, а создаются правом при помощи мер искусственного порядка. На этом основании делается и определенный практический вывод, сводящийся к тому, что юридические лица могут создаваться не свободно, а лишь в порядке и на основе государственного разрешения[107].

Когда же объединение капиталов при помощи юридических лиц начинает приобретать массовый характер, возникает необходимость вместо теоретического оправдания разрешительной системы их образования обосновать такую систему, которая позволяла бы создавать их без особых юридических препятствий, в так называемом явочном порядке. Этой задаче был подчинен целый ряд буржуазных теорий о юридическом лице. В начале XX столетия она получает свое обоснование в теории реальности юридического лица. Один из наиболее видных авторов этой теории французский юрист Саллейль заявлял, что юридическое лицо представляет собой определенный общественный организм, социальную реальность, которая характеризуется единством воли, единством цели и единой предназначенностью ее имущества. Такие общественные организмы существуют столь же реально, как и любые иные социальные реальности, и потому они не создаются, а лишь признаются правопорядком[108].

Между этими двумя крайними теориями мог бы быть расположен целый ряд других буржуазных концепций о юридическом лице, тяготеющих то к одной, то к другой из них. Так, например, утверждение Иеринга, что действительными носителями прав являются лишь физические лица, которые ими фактически пользуются, и что юридическое лицо представляет собой только прием юридической техники[109], очень напоминает теорию фикции. Напротив, утверждение Гирке, что юридическое лицо представляет собой реальный организм, имеющий «тело», «голову» и «члены», и что этот организм не создается, а лишь признается правопорядком[110], очень напоминает теорию реальности юридического лица. Собственно, сторонники последней теории фактически воспользовались выводами Гирке, освободив их лишь от явно выраженной биологизации юридических лиц.

Некоторые буржуазные теории по этому вопросу характеризуются тем, что их авторы вообще не считают необходимым давать какие бы то ни было объяснения рассматриваемому явлению, объявляя юридическое лицо то «пунктом приражения прав и обязанностей» (Рюмелин[111]), то «критерием распознаваемости» последних (Дювернуа[112]), то «общими скобками», скрывающими за собой различные явления (Ельяшевич[113]). При этом последний из названных авторов, Ельяшевич, прямо заявляет, что только такими «общими местами» и должен ограничиваться юрист, а «все остальное» (т. е. выявление сущности юридического лица) составляет дело философов, а не юристов[114].

Не отличаются какой-либо новизной и современные буржуазные концепции о юридическом лице.

Часть из них воспроизводит теорию фикции. Западногерманский юрист Леман, сторонник этой теории, находит ее удобной потому, что она освобождает правоведа от необходимости «проникать в суть вещей». К тому же нередко крупные капиталистические предприниматели, чтобы ограничить объем своей ответственности, выделяют часть своего имущества и оформляют последнее как юридическое лицо. Как признает Леман, существование таких «одночленных» юридических лиц также легко объяснить при помощи теории фикции[115]. На практике, однако, это приводит к тому, например, с чем столкнулась и что санкционировала английская палата лордов, когда некий делец образовал корпорацию целиком из членов своей семьи, а затем сам же заключил с нею кредитную сделку под залог ее имущества и взыскал «причитавшийся» ему долг преимущественно перед другими кредиторами, вовсе не получившими удовлетворения своих претензий[116]. Но так как одно из основных назначений фигуры юридического лица в капиталистическом обороте обычно усматривается в обособлении ответственности[117], то, по собственному признанию буржуазных юристов, именно функционирование капиталов и связанные с этим экономические манипуляции породили фикцию одночленных юридических лиц[118].

Другие современные концепции воспроизводят теорию реальности юридического лица. Так, французские юристы Грессей и Лаборд-Лакост заявляют, что юридические лица – это подлинные субъекты, обладающие сознанием и волей и могущие нести последствия совершаемых ими актов[119]. На этом основании делается вывод не только о допустимости образования в широких масштабах капиталистических корпораций, но также и о том, что юридическое лицо может быть привлечено за совершенные им действия как к гражданской, так и к уголовной ответственности. Последний вывод получает использование и применение на практике, когда речь идет о борьбе с профсоюзами и иными организациями трудящихся.

Встречаются также концепции, сторонники которых «сочетают», как это ни странно, теорию фикции и теорию реальности юридического лица. Так, по мнению Вуарена, корпорация есть социальная реальность, выражающая коллективные интересы, но, поскольку подобная реальность не сообразуется с самим существом права, последнее прибегает к фикции для обеспечения юридической охраны коллективных интересов[120].

Наконец, современные буржуазные юристы всячески поддерживают также тезис, согласно которому правовед не должен выходить в анализе юридического лица за пределы чисто правовых явлений. На этом тезисе строится, в частности, утверждение главы современного нормативистского течения Кельзена, что юридическое лицо есть не более, чем персонификация правовой нормы. Выдвинутое Кельзеном еще в 1925 году[121], это утверждение и сейчас является господствующим во всей литературе сторонников так называемой нормативной школы права.

Таким образом, подлинная сущность юридических лиц в капиталистическом обществе не была и не могла быть раскрыта ни одним из буржуазных правоведов, а некоторые из них, как мы видели, открыто призывают к отказу от каких бы то ни было попыток такого рода. Это обстоятельство, однако, не только не препятствовало, а, напротив, способствовало тому, что соответствующие теории о юридическом лице, выдвинутые на различных исторических этапах буржуазными юристами, каждая по-своему и в свое время обслуживали конкретные практические интересы господствующего при капитализме класса капиталистических собственников.

Правоспособность и дееспособность юридических лиц. Как субъект гражданского права юридическое лицо обладает гражданской правоспособностью и дееспособностью. Последние, однако, существенно отличаются от право– и дееспособности, принадлежащих гражданам.

У граждан вначале появляется правоспособность и лишь затем, по истечении определенного времени (по достижении ими определенного возраста), также и дееспособность. Для юридических лиц такой разрыв во времени возникновения правоспособности и дееспособности невозможен. Правоспособное, но не дееспособное юридическое лицо не могло бы не только осуществлять гражданские права и обязанности, но даже и обладать ими. Поэтому право– и дееспособность возникают у юридического лица одновременно. По той же причине ст. 26 ГК вовсе не касается дееспособности юридических лиц и говорит только об их правоспособности.

Граждане могут иметь любые гражданские права и обязанности, обладание которыми дозволяет им советский закон. Ввиду этого правоспособность граждан может быть охарактеризована как общая гражданская правоспособность. Иначе обстоит дело с юридическими лицами. Природа некоторых гражданских прав такова, что в качестве их носителя может выступать лишь индивид, а не коллективное общественное образование. Таковы, например, гражданские права, возникающие из родственных отношений. Но даже и за этими пределами правоспособность юридических лиц отнюдь не является неограниченной. Перед каждым юридическим лицом ставятся определенные задачи в области хозяйственной или культурно-воспитательной деятельности. Для выполнения этих задач ему необходимы лишь определенные права и обязанности. Если бы юридическое лицо начало приобретать любые вообще гражданские права и обязанности, это отвлекло бы его от задачи, для выполнения которой данное юридическое лицо образовано. В то же время, приобретая выходящие за пределы выполняемых им функций права и обязанности, юридическое лицо фактически бралось бы не за свое дело и потому не смогло бы выполнить его должным, квалифицированным образом. Так, одно из ленинградских предприятий по производству предметов домашнего обихода из отходов металлического сырья приняло на себя обязанность изготовить измерительные приборы для другого предприятия. Впоследствии все эти приборы были забракованы, как непригодные к использованию по назначению, ибо предприятие, их изготовившее, не обладало ни необходимым опытом, ни достаточной технической оснащенностью для выполнения таких работ.

В СССР действует экономический закон планомерно-пропорционального развития народного хозяйства. Установление необходимых пропорций в деятельности различных организаций обеспечивается благодаря тому, что каждая из них имеет свой определенный профиль и в соответствии с ним выполняет определенные плановые задания. Отклонение от установленного профиля привело бы к нарушению пропорциональных связей между различными социалистическими организациями и, следовательно, противоречило бы закону планомерного развития хозяйства при социализме. Поэтому гражданский закон разрешает юридическим лицам приобретать лишь такие права и обязанности, которые необходимы для выполнения возложенных на них задач и соответствуют установленным целям их деятельности (ч. I ст. 26 ГК). Таким образом, в отличие от граждан юридические лица обладают не общей, а специальной гражданской правоспособностью.

Юридические лица вступают в гражданские правоотношения (заключают договоры и иные сделки) через посредство своих органов или при помощи своих представителей.

У юридического лица имеются свои органы, которые назначаются или избираются в порядке, определенном уставом или положением (ч. II ст. 28 ГК).

В государственных предприятиях и учреждениях чаще всего образуются единоличные органы: директора, заведующие, управляющие и т. п. В кооперативно-колхозных и иных общественных организациях функционируют обычно коллегиальные органы, связанные друг с другом определенной системой подчинения: например, правление колхоза подчинено общему собранию членов колхоза или собранию уполномоченных. Кроме того, здесь возможно сочетание коллегиальных и единоличных органов: например, председатель правления колхоза вместе с тем и председатель колхоза и в этом смысле выступает в качестве единоличного органа колхоза. Органы юридического лица наделяются законом и уставом (положением) определенной компетенцией, в пределах которой они приобретают и осуществляют гражданские права и обязанности юридического лица (ч. II ст. 28 ГК). Так, директор государственного предприятия может заключать от имени предприятия любые договоры, охватываемые специальной правоспособностью последнего. В отличие от этого председатель колхоза для заключения договоров от имени колхоза должен опираться на соответствующие решения общего собрания или собрания уполномоченных.

Орган юридического лица, осуществляя его права и обязанности, действует на основе устава или положения о юридическом лице. По-иному протекает деятельность представителя юридического лица. Ему может быть поручено осуществление каких-либо отдельных гражданских прав и обязанностей или их определенного комплекса. Так, например, агенту по снабжению поручается заключение определенных договоров, юрисконсульту – выступление от имени юридического лица в суде и в арбитраже. Полномочия представителей оформляются выдаваемой им доверенностью. Они осуществляют гражданские права и обязанности юридического лица только в пределах предоставленных им полномочий.

Органы и представители заключают от имени юридического лица различные договоры. Однако права и обязанности, возникающие из этих договоров, принадлежат не органам или представителям, а самому юридическому лицу. Для того чтобы выполнить договорную обязанность (например, обязанность по производству работ или по поставке изготовленных товаров), недостаточно усилий одного только органа. Для этого требуется деятельность юридического лица в целом, деятельность коллектива его работников, возглавляемого соответствующим органом. С другой стороны когда юридическое лицо приобретает определенное право (например, право на получение сырья и топлива по заключенному им договору поставки), то и в этом случае речь идет об обеспечении деятельности не только органа, а юридического лица в целом, его коллектива работников, который под руководством соответствующего органа выполняет определенную производственную или иную работу.

Таким образом, деятельность юридического лица выражается в действиях как его органов, так и всех других его работников. Деятельность юридического лица – это деятельность коллектива трудящихся, возглавляем его единоличным или коллегиальным руководителем. Поэтому за действия органов, а также всех других работников юридическое лицо несет ответственность за свои собственные действия (ст. 445 ГК). Само собой при этом разумеется, что речь идет лишь о таких действиях, которые связаны с деятельностью юридического лица. В противном случае ответственность должен нести сам гражданин, а не юридическое лицо, работником которого он является.

Так, например, Ленинградская мебельная фабрика не обязана возмещать материальный ущерб, вызванный увечьем, которое было причинено одному из ее работников в результате возникшей в цеху драки, так как эти действия были совершены лишь во время исполнения служебных обязанностей, но ни в какой связи с их исполнением не находились. Напротив, по иску Н. к родильному дому им. Снегирева в г. Ленинграде суд вынес правильное решение, взыскав с ответчика ущерб, причиненный истице вследствие того, что медицинская сестра родильного дома произвела неправильное введение капель ляписа в глаза ее ребенка, повлекшее за собою полную утрату зрения новорожденным. Действия медицина сестры связаны с ее служебными обязанностями, хотя они и были совершены не должным, а, наоборот, преступным образом.

Образование и прекращение юридических лиц. Правоспособность и дееспособность сопутствуют юридическому лицу на всем протяжении его существования – от момента образования до момента прекращения его деятельности.

Образование юридических лиц происходит в определенном, законом установленном порядке. И только для некоторых общественных организаций (например, профсоюзов) не закон, а соответствующие уставы или положения определяют порядок их создания в качестве юридических лиц (ст. 27 ГК). Самый этот порядок меняется в зависимости от особенностей, свойственных каждому данному виду юридических лиц.

Перечень их видов, содержащийся в ст. 24 ГК, позволяет выделить три основные группы юридических лиц: государственные, кооперативно-колхозные и общественные организации, на базе которых могут быть созданы объединенные юридические лица (например, кооперативные объединения), юридические лица смешанного типа (государственно-колхозные и иные государственно-кооперативные организации) или производные от них, хотя и самостоятельные участники советского гражданского оборота (например, предприятия и учреждения кооперативно-колхозных или общественных организаций). Соответственно этому различаются три способа, или порядка, образования юридических лиц, применимых с необходимыми изменениями также к образованию объединенных, смешанных или производных организаций, а именно: распорядительный, явочно-нормативный и разрешительный порядок.

В распорядительном порядке создаются государственные юридические лица (государственные предприятия и учреждения). Суть этого порядка состоит в том, что компетентный орган государственной власти (Совет Министров, министерство, исполком местного Совета), признавший необходимым образовать какой-либо новый государственный орган с наделением его правами юридического лица, принимает по этому поводу соответствующее решение[122]. Содержащееся в решении предписание об образовании государственного юридического лица, как и всякое вообще предписание органов власти, приводится в исполнение в обязательном порядке. В таком же обязательном и в этом смысле также в распорядительном порядке в качестве юридических лиц создаются учреждения, образование которых (как, например, органов государственной власти и управления) предусматривается не конкретным распорядительным актом, а общими правилами закона.

В разрешительном порядке создаются различные добровольные общества (научные, культурные, спортивные и т. д.), профсоюзные организации, жилищно-строительные и дачно-строительные кооперативы. В этом случае инициатива, направленная на образование нового юридического лица, может исходить и от граждан, и от отдельных организаций. Так, Всесоюзное общество «Знание» было создано по инициативе видных ученых и крупных научных учреждений и учебных заведений страны. Однако для того, чтобы такая инициатива завершилась созданием юридического лица, необходимо получить разрешение на его образование от компетентного органа власти, а когда речь идет об образовании нового профсоюзного юридического лица, разрешение должно быть получено от ЦК профсоюза или ВЦСПС. Орган, предоставляющий такое разрешение или отказывающий в его предоставлении, учитывает не только законность, но и целесообразность образования данного юридического лица.

В явочно-нормативном порядке создаются колхозы, включая рыболовецкие, а также низовые ячейки потребительской кооперации. Здесь, как и при разрешительном порядке, инициатива, направленная на образование юридического лица, исходит от самих граждан, желающих создать новый колхоз или иную кооперативную организацию. Однако никакого разрешения для образования юридического лица в этом случае не требуется. Дело в том, что условия, при соблюдении которых могут быть созданы кооперативно-колхозные организации, формулированы в уставах, утвержденных правительством и имеющих поэтому силу нормативных актов. Если условия нормативного акта соблюдены, то одна лишь явка учредителей новой кооперативно-колхозной организации с ее конкретным уставом в компетентный орган государственной власти обязывает последний признать такую организацию юридическим лицом, не входя в обсуждение вопроса о целесообразности ее создания. Поэтому такой порядок и именуется явочно-нормативным.

Порядок образования объединенных, производных и смешанных юридических лиц зависит от того, какими именно организациями они создаются.

Объединенные юридические лица могут быть созданы государственными организациями. Таковы, например, государственные фирмы, образуемые на началах сохранения юридической личности также и за входящими в них предприятиями. Поскольку для образования государственных юридических лиц установлен распорядительный порядок, то в таком же порядке формируются и их объединения. Но объединенные юридические лица нередко создаются кооперативными организациями (например, райпотребсоюзы или облпотребсоюзы). Их образование происходит по инициативе самих кооперативных организаций, однако с разрешения вышестоящего кооперативного органа.

Производными называются юридические лица, которые в виде самостоятельных предприятий или учреждений создаются колхозами (например, межколхозные электростанции), кооперативными (например, коопторги потребительской кооперации) или общественными организациями (например, дома культуры или стадионы профсоюзов). Образование таких юридических лиц происходит по инициативе создающих их организаций в разрешительном порядке.

В таком же разрешительном порядке создаются смешанные юридические лица, в формировании которых участвует наряду с колхозными или иными кооперативными организациями также государство в лице соответствующих органов. Так, согласно Примерному положению, утвержденному Советом Министров РСФСР 7 октября 1959 г.[123], межколхозно-совхозные предприятия по разработке торфа на подстилку скоту и удобрение в Ленинградской области образуются по договору между колхозами и совхозами с разрешения облисполкома. Но если кооперативно-колхозные организации сами вправе решить вопрос об участии в создании юридических лиц такого рода, то государственные организации для участия в них должны получить разрешение от своего вышестоящего органа с выделением в этих целях специального финансирования.

Самый процесс образования юридического лица проходит через определенные стадии (см. ч. II ст. 26 ст. 27 ГК).

При распорядительном порядке такими стадиями являются: 1) издание распорядительного акта об образовании юридического лица, 2) оперативная работа по его формированию (разработка устава, образование органов, наделение имуществом и т. д.), 3) утверждение устава. Поскольку, однако, у некоторых государственных организаций нет своих уставов, для них третья стадия выливается не в утверждение устава, а лишь в констатацию вышестоящим органом того факта, что оперативная работа по созданию данного юридического лица завершена. При разрешительном порядке меняется лишь содержание первой стадии: вместо издания распорядительного акта здесь необходимо получить разрешение на образование юридического лица от компетентного органа. При явочно-нормативном порядке первая стадия вообще выпадает, так как он не требует ни издания распорядительного акта, ни разрешения компетентного органа, и процедура по созданию юридического лица начинается в этом случае непосредственно со второй стадии.

В свое время хозяйственные организации и предприятия – как государственные, так и кооперативные – проходили, кроме перечисленных, еще одну стадию – стадию государственной регистрации, которая заключалась во внесении хозяйственных организаций и предприятий в государственный реестр Министерства финансов СССР и ставила своей задачей осуществление контроля за законностью их образования, реорганизации и ликвидации. Постановлением Совета Министров СССР от 20 октября 1956 г.[124] государственная регистрация отменена, а контроль за законностью создания, организации и ликвидации юридических лиц, занимающихся хозяйственной деятельностью, обязаны проводить банки при открытии расчетных и текущих счетов и органы Министерства финансов СССР в процессе учета налогоплательщиков и налоговой отчетности. Но упразднение государственного реестра не повлекло за собой отмены иного порядка регистрации, установленного для юридических лиц: колхозы регистрируют свои уставы в райисполкомах, профсоюзы – в ВЦСПС, жилищно-строительные кооперативы – в жилищных или коммунальных отделах (управлениях) исполкомов местных Советов.

Учитывая отмеченные особенности образования юридических лиц различных видов, ч. II ст. 26 ГК приурочивает возникновение их правоспособности, по общему правилу, к моменту утверждения устава, но если устав подлежит регистрации, правоспособность также возникает с момента регистрации, а у юридических лиц, действующих на основе общего положения об организациях данного вида, правоспособность появляется с момента издания компетентным органом постановления об их образовании.

Прекращение юридических лиц также происходит в определенном порядке, установленном в законе (ст. 37 ГК). Этот порядок основывается на тех же принципиальных положениях, что и правила, определяющие порядок образования юридических лиц.

Действительно, государственные юридические лица не только образуются, но и прекращаются в распорядительном порядке: для того чтобы то или иное государственное юридическое лицо прекратило свое существование, необходимо издание по этому вопросу соответствующего распорядительного акта компетентным органом государственной власти, обычно тем же самым органом, по распоряжению которого юридическое лицо свое время было образовано (ст. 38 ГК). С другой стороны, кооперативно-колхозные и иные общественные организации создаются по желанию членов этих организаций, а потому по их же желанию, оформленному решением общего собрания, такие организации могут быть ликвидированы, что и находит свое отражение в их уставах или положениях (ст. 39 ГК).

Принятие решения о ликвидации юридического лица обусловливается соображениями различного порядка. Так если юридическое лицо создается на определенный срок, то истечение этого срока служит основанием для его ликвидации. Если же юридическое лицо создается для достижения определенной цели, то оно ликвидируется в связи с достижением поставленной перед ним цели (например, ликвидация Волгодонстрой после завершения строительства Волго-Донского канала) либо ввиду выяснившейся невозможности ее достижения (например, ликвидация Невгэсстроя в связи с обстоятельствами военного времени). Иногда ликвидация юридических лиц может быть вызвана соображениями государственной целесообразности. Государственные юридические лица чаще всего ликвидируются именно по соображениям такого рода. Практике известны, однако, случаи, когда по этим соображениям ликвидировались кооперативные организации. Так, организации потребительской кооперации, объединявшие городское население, были ликвидированы постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 29 сентября 1935 г.[125], а в соответствии с решениями июльского 1955 г. Пленума ЦК КПСС произведена ликвидация промысловой кооперации, предприятия которой, по своим размерам и характеру деятельности фактически вышедшие за рамки кооперативного производства, были переданы в государственную промышленность.

Когда говорят о прекращении юридического лица, обычно создается впечатление, что речь идет об его полной ликвидации. Но это практически бывает в сравнительно редких случаях. Чаще всего прекращаемые юридические лица не исчезают бесследно, а вливаются в какие-либо другие организации или служат базой для создания новых юридических лиц. Здесь уже происходит не ликвидация, а реорганизация. Реорганизации могут быть подвергнуты не только государственные, но также кооперативно-колхозные и иные общественные организации. Так, образование укрупненных колхозов на базе нескольких небольших колхозов, с юридической точки зрения, представляет собой не что иное, как их реорганизацию. При этом, однако, само собой разумеется, что правовое оформление реорганизации применительно к различным видам юридических лиц осуществляется по-разному. Реорганизация государственных юридических лиц производится на основе распорядительного акта, издаваемого компетентным органом государственной власти. Для того же, чтобы произвести реорганизацию кооперативных, государственно-колхозных и иных государственно-кооперативных или общественных организаций, требуется принятие соответствующего решения общим собранием их членов (участников) или общим собранием уполномоченных (ч. II ст. 39 ГК).

Вопрос о порядке слияния, присоединения, разделения и ликвидации трестов и других хозяйственных организаций и выделения из состава отдельных предприятий разрешается также в разделе VI Положения о социалистическом государственном производственном предприятии 1965 года[126], а в отношении кооперативных юридических лиц – в Положении о порядке прекращения кооперативных организаций при их ликвидации, соединении и разделении, утвержденном ЦИК и СНК СССР 15 июня 1927 г.[127] Перечисленные нормативные акты содержат необходимые указания по поводу как основных форм реорганизации, так и ее юридических последствий.

Реорганизация может быть осуществлена в форме слияния и присоединения, разделения и выделения. При слиянии два или несколько юридических лиц прекращают свое существование, и на их основе создается единое новое юридическое лицо. В отличие от этого присоединение характеризуется тем, что присоединяемое юридическое лицо прекращается, однако та организация, к которой оно присоединяется, лишь увеличивается в своем объеме, но продолжает оставаться тем же юридическим лицом. При разделении единое юридическое лицо прекращает свое существование, и на его основе создается несколько новых юридических лиц. В отличие от этого выделение характеризуется тем, что определенная часть юридического лица выделяется из его состава и превращается в самостоятельное новое юридическое лицо, однако та организация, из которой соответствующая часть была выделена, лишь уменьшается в своем объеме, но продолжает оставаться тем же юридическим лицом. Следовательно, выделение – такой способ реорганизации, который вообще не влечет за собой прекращения юридического лица. Поэтому он не упоминается в ст. 37 ГК, посвященной именно прекращению юридических лиц.

В случаях реорганизации возникает вопрос о судьбе актива и пассива в имуществе, которое ранее принадлежало реорганизованному юридическому лицу. Если реорганизация проводится в форме слияния или присоединения, актив и пассив ликвидированных юридических лиц переходит по передаточному балансу соответственно к вновь созданному юридическому лицу или к той организации, к которой ликвидированные юридические лица присоединились. Если же реорганизация проводится в форме разделения или выделения, актив и пассив также разделяются в соответствующих частях, фиксируемых при составлении разделительного баланса. Днем передачи имущества считается день подписания баланса, если иное не предусмотрено законом или постановлением о реорганизации.

По-иному определяются имущественные последствия полной ликвидации юридического лица, которая выражается в форме ликвидации всех его дел и имуществ. В этом случае одновременно с решением о прекращении деятельности юридического лица принимается решение об образовании для ликвидации его дел и имуществ ликвидационной комиссии (ликвидком), а в ликвидируемом государственном предприятии выполнение соответствующей работы может быть поручено его директору. О намеченной ликвидации юридического лица помещается публикация в местном (областном или республиканском) печатном органе. В сроки, установленные для работы ликвидкома, но во всяком случае в пределах не менее одного месяца, кредиторы должны заявить свои претензии, которые рассматриваются и по установлении их обоснованности удовлетворяются за счет имущества ликвидируемого юридического лица. Необходимые меры по выявлению претензий к ликвидируемому юридическому лицу должен принять и сам ликвидком. Претензии, не заявленные и не выявленные в эти сроки, удовлетворяются за счет оставшегося имущества, а при его отсутствии признаются утратившим силу. Признаются также погашенными претензии, отклоненные ликвидкомом, если в двухнедельный срок со дня получения извещения об отклонении претензии это решение не будет обжаловано в общеисковом порядке.

При ликвидации государственных юридических лиц, остающееся после удовлетворения претензий кредиторов имущество поступает в распоряжение вышестоящего госоргана и затем распределяется в общеустановленном порядке. Имущество, остающееся после удовлетворения требований кредиторов ликвидируемой кооперативной или общественной организации, используется для возврата паевых и иных взносов членам этих организаций поскольку законом не установлено иное (например, вступительные взносы обычно возврату не подлежат). Остальная часть ее имущества передается вышестоящей кооперативной или общественной организации, а при ее отсутствии – соответствующему государственному органу (ч. I ст. 40 ГК). Так, остаток имущества жилищно-строительного кооператива после его ликвидации передается исполкому местного Совета по месту нахождения кооператива[128]. И лишь при ликвидации межколхозной, государственно-колхозной или иной государственно-кооперативной организации весь остаток имущества пропорционально взносам распределяется между ее участниками (ч. II ст. 40 ГК).

Филиалы и пред ставительства. Методы индивидуализации юридических лиц. При соблюдении определенных, установленных в законе условий юридические лица могут создавать свои филиалы и представительства (ст. 31 ГК) как в месте пребывания самого юридического лица, так и в других городах. Филиалы обычно выполняют те же самые функции, что и создавшее их юридическое лицо, но эти функции выполняются ими либо в другом месте, либо в сокращенном объеме. Таковы, например, филиалы крупных универмагов, ресторанов и т. д. Представительства же создаются для выполнения определенной единичной функции или их известного комплекса, который, однако, не выражает основного профиля деятельности юридического лица. Таковы, например, представительства крупных предприятий, организуемые по местонахождению их важнейших поставщиков (сырья, материалов, топлива, оборудования).

Ни филиалы, ни представительства юридическими лицами не являются. Они выступают от имени и по доверенности образовавшего их юридического лица, которое несет ответственность за их действия. Несмотря на это для образования филиалов и представительств установлен весьма сложный порядок, введенный постановлением СНК СССР от 9 декабря 1935 г.[129] Он рассчитан на борьбу с созданием филиалов и представительств без особой необходимости, в целях «толкачества», а иногда и незаконного расширения штатного состава той или иной хозяйственной организации. Филиалы и представительства могут быть образованы организациями союзного значения – по приказу руководителя союзного министерства или ведомства и организациями республиканского или местного значения – с санкции Совета Министров союзной республики, а если филиал или представительство создаются за пределами данной республики, требуется также согласие Совета Министров той союзной республики, на территории которой они будут находиться. Создание филиалов и представительств кооперативных организаций (практически – лишь потребительской кооперации) допускается с разрешения руководителя центра кооперативной системы. Постановление СНК СССР от 9 декабря 1935 г. вместе с тем специально оговаривает, что перечисленные в нем органы могут разрешать открытие филиалов и представительств лишь в пределах штатных контингентов, установленных для соответствующей хозяйственной организации.

Участвуя в гражданском обороте, заключая договоры, вступая в разнообразные гражданские правоотношения, юридическое лицо должно быть так или иначе индивидуализировано, отграничено от других однородных или однохарактерных юридических лиц. Этому служит определение места нахождения юридического лица и его наименование.

Местом нахождения юридического лица признается то место (город, иной населенный пункт), в котором находятся его органы. Но у юридического лица бывают постоянно действующие (дирекция, правление и т. п.) и периодически созываемые (общее собрание, собрание уполномоченных и т. п.) органы. Поскольку оперативной работой юридического лица руководят его постоянно действующие органы, то по месту, в котором они находятся, и должно определяться место нахождения самого юридического лица (ст. 30 ГК). В этом месте к нему предъявляются иски, а в соответствующих случаях производится исполнение обязательств его должниками и т. д.

Юридическое лицо имеет также свое наименование (ст. 29 ГК), специально присвоенное (например, Московский государственный университет им. Ломоносова) или определяемое местом нахождения, характером его деятельности, а иногда и органом, которому оно подчинено (например, Ленинградское строительно-монтажное управление № 3 Главленинградстроя). Наименование организаций, осуществляющих хозяйственную деятельность, называется фирменным наименованием[130]. Наименование помещается на документах, исходящих от юридического лица или адресуемых ему, используется при заключении сделок, а фирменным наименованием хозяйственной организации снабжаются рекламы, упаковка товаров и т. п.

Индивидуализация приобретает особое значение для юридических лиц, занимающихся хозяйственной деятельностью, изготовляющих определенную продукцию и реализующих ее через сферу социалистического обращения. Без применения соответствующих методов индивидуализации в гражданском обороте различных хозяйственных организаций потребитель не мог бы осуществлять должного контроля за их деятельностью, так как он был бы лишен возможности установить, какому предприятию принадлежит продукция, хорошо зарекомендовавшая себя у потребителя или, наоборот, несущая на себе следы дефектов в работе по ее изготовлению.

В осуществлении такого контроля заинтересован не только потребитель, но и Советское государство, ведущее при поддержке широких слоев населения борьбу с бракоделами и принимающее все меры к тому, чтобы в торговую сеть поступали товары, соответствующие вкусам и запросам покупателей. С другой стороны, в осуществлении такого контроля заинтересованы и сами хозяйственные организации, которые работают на советского потребителя и должны поэтому знать, как потребитель относится к их продукции. Ввиду этого законодатель принимает специальные меры по обеспечению должной индивидуализации в гражданском обороте социалистических хозяйственных организаций и выпускаемой ими продукции. К числу таких мер относятся установленные в законе правила о производственной марке и товарном знаке.

Производственная марка включает в себя фирменное наименование, а также указание на сорт товара номер утвержденного для него государственного стандарта. Производственной маркой снабжаются изделия или упаковка изделий, выпускаемых как государственными, так кооперативными и общественными предприятиями и организациями[131]. Сдача продукции получатели в немаркированном виде в нарушение требований государственных стандартов, технических условий, договоров и Особых условий поставки влечет за собой, помимо мер дисциплинарной ответственности, наложение на изготовителя штрафов в гражданско-правовом порядке.

Товарные знаки[132] представляют собой помещаемые на отдельных единицах товаров оригинальные наименования (например, «Раковая шейка»), графические изображения, особые сочетания слов, цифр или букв (например, «ДГТФ» на папиросах, выпускаемых Ростовской табачной фабрикой) и т. д. Обычно изделия снабжаются товарным знаком изготовителя. Однако торговые и внешнеторговые организации на товарах, изготовленных по их специальным заказам, вправе помещать вместо товарного знака изготовителя или наряду с ним свой товарный знак. Организации, основная деятельность которых заключается в оказании услуг (ремонтные мастерские и т. п.), могут пользоваться знаками обслуживания, имеющими такую же силу, как товарные знаки.

Для возникновения права на товарный знак (знак обслуживания) необходимо зарегистрировать его в Комитете по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР, который обязан проверить, не дублирует ли поданная заявка уже зарегистрированные знаки и не способно ли присваиваемое товару наименование ввести в заблуждение потребителя. Нельзя, в частности, в качестве товарного знака регистрировать общеупотребляемое название продукции (например, «пенициллин», «аспирин» и т. п.), изображения государственных гербов, красного креста и красного полумесяца, знаков международных организаций и др. Регистрация товарных знаков (знаков обслуживания) и продление срока их действия производятся не более чем на 10 лет. Организация, зарегистрировавшая на свое имя товарный знак, приобретает право исключительного пользования им, и лишь по ее лицензии (разрешению) такое право может быть предоставлено другим организациям. Незаконное пользование товарным знаком оспаривается принесением жалобы в Комитет по делам изобретений и открытий или предъявлением иска в арбитраже.

Мы рассмотрели положения, имеющие общее значение либо для всех юридических лиц, либо для их основной массы. Теперь необходимо перейти к анализу тех правил, которые применяются лишь по отношению к юридическим лицам отдельных видов.

§ 4. Юридическая личность государственных организаций

Участие в гражданском обороте Советского государства и его органов. Советское государство – единый и единственный собственник государственного имущества, принадлежащего всему советскому народу и составляющего всенародное достояние. Поэтому в качестве субъекта правоотношений государственной собственности выступает Советское государство в целом, а не отдельные государственные органы.

Следует, однако, иметь в виду, что в лице Советского государства как органа полновластия народа и как единственного собственника государственного имущества сочетается высшее политическое и хозяйственное руководство обществом. Было бы поэтому неправильно рассматривать право государственной социалистической собственности только как субъективное гражданское право и относить к одному лишь гражданскому праву те законодательные нормы, которые в своей совокупности образуют единый институт права государственной собственности. Государственная социалистическая собственность нормируется и охраняется целым рядом отраслей советского права (государственным, административным, уголовным, гражданским правом и др.). И все же не подлежит сомнению, что это право содержит в себе и гражданско-правовые элементы. В этом смысле Советское государство как носитель права государственной собственности может рассматриваться в качестве субъекта гражданского права.

Наряду с тем Советское государство может участвовать и в некоторых иных гражданских правоотношениях.

В области внутреннего оборота действующее гражданско-правовое законодательство предусматривает немало случаев, когда имущественные гражданские правоотношения устанавливаются не с каким-либо отдельным государственным органом, а с Советским государством в целом. Так, согласно ст. 527 ГК имущество, остающееся после смерти собственника, у которого нет наследников, переходит по праву наследования к государству. Гражданин вправе завещать свое имущество не только отдельным государственным органам, но и Советскому государству в целом (п. 1 ст. 552 ГК). При этом, получая имущество по наследству, государство в пределах перешедшего к нему актива несет ответственность по долгам бывшего собственника. В собственность государства поступает и бесхозяйное имущество, т. е. имущество, у которого нет собственника или собственник которого неизвестен (ст. 143 ГК). Во всех этих и иных подобных случаях в качестве представителя государства выступают Министерство финансов СССР и его органы на местах. Поэтому, если в ходе судебного разбирательства гражданского имущественного спора выявляются основания, в силу которых спорное имущество должно перейти в собственность государства, к участию в деле привлекаются финансовые органы как представители интересов государства.

В области внешнеторгового оборота действует закрепленный в Конституции СССР (ст. 14, п. «з») принцип государственной монополии внешней торговли. В силу этого принципа внешнеторговые операции могут совершать лишь торговые представительства СССР за границей (торгпредства) и специально образуемые для этих целей различные экспортно-импортные объединения (например, Экспорт-хлеб, Экспортлес, Машиноэкспорт, Разноимпорт и др.). Экспортно-импортные объединения образуются как самостоятельные юридические лица. Поэтому, если экспортно-импортное объединение заключает внешнеторговую сделку, само оно, а не государство, становится участником правоотношения, возникшего на основе данной сделки. Напротив, торгпредства юридическими лицами не являются, и по обязательствам, которые возникают из заключаемых ими сделок, ответственность несет государство[133]. Поэтому, если внешнеторговую сделку совершает торгпредство (что в современных условиях происходит в сравнительно редких случаях), в качестве субъекта сделки выступает Советское государство.

Государство, таким образом, признается субъектом гражданского права. Но его нельзя считать юридическим лицом, так как к нему неприменимы все те положения, которые характеризуют именно юридические лица с точки зрения характера и содержания их право-и дееспособности, порядка их возникновения, прекращения и т. д. Государство – особый субъект гражданского права, особый потому, что, даже участвуя в гражданских правоотношениях, оно полностью сохраняет свое качество политической организации советского общества, качество носителя власти, носителя суверенитета. Поэтому в случаях, когда, например, государство становится субъектом внешнеторговой сделки, заключенной торгпредством, оно не может быть привлечено к судебной ответственности без ясно выраженного с его стороны согласия на подчинение юрисдикции соответствующего иностранного суда, а если бы такое согласие и было им выражено, то приведение в исполнение судебного решения также становится осуществимым не в принудительном порядке, а лишь с согласия государства. Гражданско-правовая (имущественная) ответственность государства во внутреннем обороте тоже ограничена строго определенными, указанными в законе рамками и не может выходить за эти пределы.

Из сказанного следует, что, хотя государство иногда и выступает в качестве участника гражданских правоотношений, случаи такого рода в общем весьма немногочисленны, причем даже и они не укладываются в границы обычных представлений о гражданско-правовом регулировании имущественных отношений. Между тем без включения государственного имущества в сферу гражданского оборота в широких масштабах ведения хозяйства на базе государственной социалистической собственности в современных экономических условиях было бы невозможным. В самом деле, закон планомерно-пропорционального развития экономики при социализме предполагает управление хозяйством из единого центра государственного планового руководства. В связи с этим в процессе управления государственной социалистической собственностью возникают разнообразные административные правоотношения, посредством и при помощи которых государственные плановые задания доводятся до их непосредственных исполнителей. Однако в нашей экономике сохраняется действие закона стоимости, оказывающее влияние как на сферу социалистического обращения, так и на сферу социалистического производства. Поэтому выполнение государственных плановых заданий обязательно предполагает установление разнообразных стоимостных, эквивалентно-возмездных имущественных гражданских правоотношений.

Поскольку Советское государство в целом непосредственно в этих отношениях, как правило, не участвует и не может участвовать, оно организует управление государственной социалистической собственностью на таких началах, чтобы включение отдельных составных частей государственного имущества в сферу гражданского оборота осуществлялось благодаря и посредством деятельности отдельных государственных органов. В этих целям государство наделяет свои органы определенными комплексами имущества, предоставляя им возможность самостоятельно участвовать в социалистическом гражданском обороте.

Органы Советского государства, за которыми закрепляются определенные комплексы государственного имущества не становятся его собственниками. Это имущество принадлежало и продолжает принадлежать на праве собственности всему советскому народу в лице его социалистического государства. Однако непосредственное оперативное управление выделенным им имуществом осуществляют сами государственные органы в соответствии с плановыми предписаниями государства. Такие органы наделяются правами юридического лица и выступают в качестве самостоятельных субъектов советского гражданского права. Они не отвечают по обязательствам государства, как и в свою очередь государство не несет ответственности по их обязательствам (п. 1 ст. 33 ГК).

Правами юридического лица пользуются в соответствии с прямым указанием закона некоторые органы государственной власти. Так, Положения о местных Советах, принятые на Украине и утвержденные Президиумом Верховного Совета УССР 31 мая 1957 г., признают юридическими лицами исполнительные комитеты областных (ст. 46 Положения об областных Советах), районных (ст. 52 Положения о районных Советах), поселковых (ст. 48 Положения о поселковых Советах) и сельских Советов депутатов трудящихся (ст. 48 Положения о сельских Советах)[134]. В РСФСР те же правила установлены как принятыми ранее Положениями о краевых (областных) и районных Советах[135], так и введенным в действие в 1957 году Положением о сельских Советах. Права юридического лица местные органы власти используют для оперативного управления вверенным им государственным имуществом, хотя нередко городские, районные и областные (краевые) исполнительные комитеты образуют в тех целях различные самостоятельные организации местного значения, оформляемые ими как юридические лица.

Органы государственной власти, наделенные правами юридического лица, выступают в качестве субъектов гражданских правоотношений в гораздо большем числе случаев, нежели Советское государство в целом. Но все же основная масса гражданских правоотношений, возникающих на базе государственной социалистической собственности, устанавливается не этими органами, а хозяйственными, социально-культурными и иными государственными организациями. Именно эти организации и имеются в виду прежде всего, когда говорят об органах оперативного управления государственным имуществом.

Понятие органа оперативного управления государственным имуществом как юридического лица. Характеризуя сущность юридического лица, мы отмечали ранее, что оно представляет собой коллективное общественное образование, определенным образом организованный коллектив трудящихся, возглавляемый его коллегиальным или единоличным руководителем. Для того же, чтобы выявить сущность юридической личности органа оперативного управления государственным имуществом (госоргана), необходимо определить тот конкретный коллектив трудящихся, который в данном случае выступает в качестве юридического лица.

Постановка и разрешение такого вопроса не вызывают особых затруднений в применении к юридическим лицам, которые являются собственниками принадлежащего им имущества. В самом деле, кто образует юридическую личность колхоза? Коллектив членов колхоз как собственник колхозного имущества. Кто образует юридическую личность жилищно-строительного кооператива? Коллектив его членов, которому имущество кооператива принадлежит на праве собственности. Однако как только мы обращаемся к юридической личности госорганов (государственных предприятий и учреждений), решение того же вопроса наталкивается на серьезные затруднения.

В отличие от колхоза или жилищно-строительного кооператива госоргану не принадлежит право собственности на вверенное ему имущество, а рабочие и служащие госоргана не находятся с ним в отношениях членства. Значит ли это, что госорган как юридическое лицо вообще не может рассматриваться в качестве коллективного общественного образования? Если бы такое предположение было правильным, следовало бы прийти к выводу, что правоотношения между госорганами лишены характера общественных отношений и представляют не что иное, как отношения между различными видами имущества или вещами. Но это противоречило бы природе правовых отношений как отношений общественных. Ввиду этого надлежит отбросить как заведомо ошибочное предположение о том, будто за правовыми отношениями госорганов вообще не скрываются какие бы то ни было общественные отношения людей, и попытаться выявить тот людской коллектив, который действительно выступает в качестве носителя юридической личности госоргана.

Госорган не является собственником переданного ему имущества. Имущество госоргана принадлежит на праве собственности Советскому социалистическому государству или, иначе говоря, организованному в государство единому всенародному коллективу. Воля этого коллектива обязательна для госоргана, который не только получает имущество от государства, но и использует его в соответствии с установленными государством заданиями, а самая деятельность госоргана протекает под руководством назначаемого государством ответственного руководителя (директора, начальника, управляющего и т. п.) как проводника единой общегосударственной воли. Из этого следует, что за каждым государственным юридическим лицом стоит Советское государство в целом, весь советский народ, всенародный коллектив, организованный в социалистическое государство.

Исчерпывается ли, однако, коллективная юридическая личность госоргана единым всенародным коллективом?

Если имущество госоргана принадлежит на праве собственности всему советскому народу в лице государства, то оперативное управление этим имуществом осуществляет не весь народ, а каждый данный госорган непосредственно. Выделение в оперативное управление госоргана определенной части государственного имущества призвано обеспечить необходимые материальные предпосылки осуществления его производственной, торговой, социально-культурной или иной деятельности. Но деятельность госоргана, в процессе которой и осуществляется оперативное управление определенным комплексом государственного имущества, выражается в деятельности коллектива его работников. Такой коллектив, возглавляемый назначенным государством ответственным руководителем, выступает как единое целое. При этом его единство цементируется не правом членства, что было бы необходимо, если бы госорган был носителем права собственности, а совместным выполнением поставленных перед госорганом задач, чего вполне достаточно для осуществления предоставленного госоргану права оперативного управления вверенным ему имуществом. Из этого следует, что за каждым государственным юридическим лицом стоит не только всенародный коллектив, но и коллектив его работников, возглавляемый назначенным государством ответственным руководителем.

Юридическое лицо как коллективное общественно образование должно обладать единством воли. Свойственно ли такое единство коллективу работников госоргана?

Коллектив рабочих и служащих госоргана не основывается на началах членства, и потому его решения, принимаемые, например, производственными совещаниями на предприятиях, не становятся юридически обязательными для руководителя госоргана в отличие, например, от решения общего собрания колхозников, обязательного для правления колхоза и его председателя. Но ведь специфика коллектива работников госоргана в том и состоит, что его объединяет не членство, а совместная деятельность по выполнению задач, поставленных перед госорганом. В этой деятельности и надлежит искать единство воли, характерное для данного коллектива. Когда директор государственного предприятия заключает от имени этого предприятия плановый хозяйственный договор, он выражает при этом не только свою личную волю. Заключение планового хозяйственного договора предопределяется государственным плановым заданием, а значит, в действии директора по его заключению находит свое выражение воля Советского государства. С другой стороны, договор заключается для того, чтобы он был исполнен, а это зависит не только от единоличной воли директора, но и от деятельности коллектива работников предприятия в целом. Следовательно, действие директора по заключению договора находит свое обоснование в деятельности коллектива рабочих и служащих по его исполнению, и в этом смысле в действиях директора выражается единая воля коллектива работников госоргана.

Итак, мы установили, что госорган как юридическое лицо представляет собой коллективное общественное образование, опирающееся на право государственной собственности и право оперативного управления имуществом, переданным госоргану. Мы установили, далее, что за фигурой госоргана стоит единый всенародный коллектив как собственник вверенного госоргану имущества. Мы установили, наконец, что за фигурой госоргана стоит также возглавляемый назначенный государством ответственным руководителем коллектив работников самого госоргана, осуществляющий принадлежащее госоргану право оперативного управления определенным комплексом государственного имущества. Исходя из этого, понятие госоргана как юридического лица определяется следующим образом: госорган есть организованный государством коллектив рабочих и служащих во главе с его ответственным руководителем, на который государство возложило выполнение определенных государственных задач и которому оно предоставило для осуществления этих задач соответствующую часть единого фонда государственной собственности.

Приведенные соображения о сущности государственных юридических лиц известны в литературе под наименованием теории коллектива. Автор этой теории – А. В. Венедиктов, выдвинувший ее в начале 40-х годов, а затем детально ее обосновавший в изданной в 1948 году книге «Государственная социалистическая собственность». Ему же принадлежит и формулированное выше определение понятия госоргана как юридического лица. Эта теория получила поддержку и развитие в монографиях С. Н. Братуся[136], также в работах ряда других советских авторов и ученых стран народной демократии. Иногда она воспринимается с некоторыми, мало существенными видоизменениями. Например, В. П. Грибанов полагает, что юридическая личность госорганов воплощается не в двух, а в трех коллективах, так как помимо государства и коллектива рабочих и служащих он особо выделяет администрацию госоргана, возглавляемую ответственным руководителем[137]. Но поскольку администрация сама входит в коллектив рабочих и служащих, во главе которого стоит ответственный руководитель, концепция В. П. Грибанова фактически ничем не отличается от взглядов А. В. Венедиктова.

В то же время теория коллектива подверглась в советской юридической литературе разносторонней критики. Ей противопоставляется ряд других теорий, в которых вопрос о сущности государственных юридических лиц решается иначе, чем А. В. Венедиктовым и его сторонниками. Остановимся на краткой характеристике этих теорий.

Первая из них сокращенно именуется теорией государства. В наиболее развитом виде эта теория представлена в работах С. И. Аскназия. Автор считает, что поскольку собственником передаваемого госоргану имущества является государство, то само государство или организованный в государство всенародный коллектив стоит за каждым госорганом как юридическим лицом. Никакой другой коллектив, в том числе и коллектив работников госоргана, носителем его юридической личности считаться не может, ибо коллектив в отношении имущества госоргана не имеет больших прав, чем любой другой советский гражданин как член единого всенародного коллектива. Государственное юридическое лицо – это самое Советское государство, взятое, однако, не в единстве всех его функций, а действующее лишь на определенном участке единой системы социалистических общественных отношений[138].

В литературе отмечалось, что С. И. Аскназий не раскрывает сущности правовых отношений, устанавливаемых между госорганами, ибо если за каждым госорганом стоит государство и только государство, то правовые отношения между двумя государственными организациями становятся тем самым отношениями государства с самим собой. С. И. Аскназий упускает также из виду, что если на праве собственности имущество госоргана принадлежит всему советскому народу, то его оперативное использование вправе осуществлять не любой советский гражданин, а лишь коллектив работников данного госоргана. В этом смысле госорган на переданное ему имущество имеет, конечно, больше прав, чем любой другой советский гражданин.

Вторая теория сокращенно именуется теорией директора. В наиболее развернутом виде эта теория представлена в работах Ю. К. Толстого. Автор считает, что так как правами юридического лица госорган наделяется для обеспечения его участия в гражданском обороте, то и носителем юридической личности госоргана может быть признан лишь тот, кто управомочен своими действиями приобретать в сфере гражданского оборота права и обязанности для госоргана. Таким должностным лицом является директор государственного предприятия или учреждения, который выступает в качестве уполномоченного государства по оперативному управлению вверенным госоргану имуществом. Следовательно, госорган как юридическое лицо – это и есть его директор[139].

В литературе отмечалось, что теория Ю. К. Толстого приводит к отождествлению государственного юридического лица с его органом, каковым и является директор. Вследствие этого отношения, которые складываются между госорганом и его директором, выступают как отношения субъекта с самим собой. Ю. К. Толстой упускает также из виду, что участие госоргана в гражданском обороте не исчерпывается одним фактом заключения договора, а предполагает исполнение последнего, которое действиями одного только директора не может быть обеспечено. В этом смысле участником гражданских правоотношений, устанавливаемых от имени госоргана, является не только директор, но и коллектив его рабочих и служащих в целом.

В отличие от перечисленных теорий, авторы которых стремятся выявить конкретный людской состав государственных юридических лиц, некоторые ученые находят такие попытки лишенными практического смысла. Например, по мнению Д. М. Генкина, в общем определении понятия госоргана достаточно сказать, что «госорган – это не обособленное имущество, а юридическое лицо, являющееся социальной реальностью, наделяемое имуществом для достижения возложенных на юридическое лицо задач»[140]. В еще более упрощенном виде ту же идею выражает А. А. Пушкин, когда он говорит, что госорганы «признаются юридическими лицами как организации» (теория организации)[141].

Сами по себе эти высказывания никаких возражений вызывать не могут. Юридическое лицо действительно – социальная реальность или организация. Но социальных реальностей существует много. Для того чтобы выявить специфику такой социальной реальности, как государственное юридическое лицо, нужно установить, общественные отношения каких именно людей в данной социальной реальности выражаются. К сожалению, однако, этого вопроса не только не решают, но даже не ставят сторонники теории социальной реальности (организации).

Наряду с изложенной дискуссией в литературе последних лет возник также спор по поводу соотношения понятий юридической личности и компетенции госорганов.

Поскольку юридическое лицо – гражданско-правовое понятие, а госорганы могут быть субъектами не только гражданских правоотношений, категория компетенции плодотворна как обобщенное выражение имеющейся у госорганов правосубъектности различных видов (гражданской, административной и др.). Именно так и трактовал эту категорию А. В. Венедиктов, когда он писал, что «…государство определяет компетенцию каждого госоргана, т. е. предмет его деятельности (его задачи и функции) и объем прав и обязанностей, необходимых для осуществления его задач»[142]. Поскольку А. В. Венедиктов говорит о правах и обязанностях, определяемых государством, то ясно, что он имел в виду не самые эти права и обязанности, а лишь возможность обладания ими, т. е. правосубъектность (право– и дееспособность) госорганов.

Иное содержание в то же понятие вкладывает В. В. Лаптев. По его мнению, компетенция охватывает не только правоспособность, но и обладание конкретными правами и обязанностями, однако лишь такими, которые существуют вне каких-либо конкретных правоотношений (например, права по организации производств хозяйственного процесса)[143]. Оставляя в стороне более чем спорное положение о возможности существования прав и обязанностей правоотношений, нельзя не отметить, что эта возможность, во всяком случае, исключена в области организации производственно-хозяйственной деятельности. Организовать такую деятельность – значит юридически направить поведение осуществляющих ее людей. Трудно понять, каким образом подобная задача становится выполнимой без установления правоотношений с этими людьми или с их организованными коллективами. К тому же в число субъективных прав, находящихся вне правоотношения, В. В. Лаптев включает и право собственности[144], которое уже ни при каких обстоятельствах нельзя рассматривать как компетенцию. Но тогда лишается смысла и выдвигаемый им основной признак компетенции – права, существующие вне правоотношений.

В отличие от этого А. А. Пушкин под компетенцией понимает лишь властные правомочия госорганов в области планирования, финансирования, капитального строительства и т. п., образующие содержание только одного вида правосубъектности, именуемой им административно-хозяйственной и существующей отдельно и независимо от правосубъектности гражданской[145]. Но такое понимание компетенции ведет лишь к удвоенному наименованию одного и того же явления, так как оно ничем не отличается от категории административной правосубъектности. Кроме того, властные полномочия госорганов автор ошибочно отождествляет с субъективными правами, что повлекло за собой и другую ошибку – объявление компетенции не способностью совершать определенные акты, а совокупностью уже существующих прав и обязанностей. Не подлежит однако, сомнению, что, например, право планирующего органа установить плановое задание для подчиненной организации – не субъективное право, а полномочие, и требовать определенной деятельности от подчиненной организации он может только после установления планового задания, когда у этой организации появится обязанность выполнить план, а полномочие планирующего органа породит конкретное субъективное право. Стало быть, и в таком, более узком, понимании компетенция – не совокупность прав и обязанностей, а предпосылка их приобретения, т. е. административная правосубъектность.

Но гораздо целесообразнее все виды правосубъектности госоргана объединять понятием компетенции, а каждый из них в отдельности, как и предлагал в свое время А. В. Венедиктов, называть соответственно гражданской, административной и т. д. правосубъектностью (право– и дееспособностью).

Определив общее понятие госоргана как юридического лица, перейдем к изучению отдельных видов госорганов – государственных предприятий и учреждений.

Государственные предприятия. Основная экономическая особенность предприятий, отличающая их от учреждений состоит в том, что предприятия занимаются производственной или иной хозяйственной деятельностью, результаты которой воплощаются в определенных материальных ценностях. Это обстоятельство оказывает решающее влияние на выбор организационных форм управления деятельностью предприятий.

Если рассуждать абстрактно, то мыслимо двоякое решение вопроса о методах организации работы государственных предприятий. Можно было бы установить, что изготовляемую продукцию предприятие передает другим организациям, не получая какого-либо денежного возмещения, но зато государство покрывает расходы предприятия по приобретению материалов, сырья, топлива и всех других предметов, необходимых для его бесперебойного функционирования. Такой метод управления хозяйством называется методом бюджетно-сметного финансирования. Можно воспользоваться и другим методом, установив, что в момент образования предприятия государство наделяет его определенным комплексом имущества, но уже после этого предприятие, работая в соответствии с плановыми заданиями государства, реализует свою продукцию за деньги и самостоятельно покрывает все связанные с его производственной деятельностью расходы. Такой метод называется методом хозяйственного расчета.

Однако Коммунистическая партия и Советское государство подходят к определению организационных форм управления социалистическим хозяйством не абстрактно, а конкретно-исторически. Они учитывают, что материальные ценности, создаваемые государственными хозяйственными организациями (хозорганами), в условиях социализма как первой или низшей фазы развития коммунистического общества имеют свойства товара и калькулируются при помощи категорий стоимости, себестоимости, цены и т. п. Товарная форма продукции порождает денежную (эквивалентно-возмездную) форму ее реализации. Но для того, чтобы иметь возможность участвовать в товарно-денежных отношениях, хозорганы должны строить свою работу на началах хозяйственного расчета. К тому же хозрасчет обладает и тем чрезвычайно важным преимуществом, что, во-первых, он вызывает экономическую заинтересованность у хозяйственных организаций в налаживании своей работы, так как в условиях хозрасчета от результатов этой работы зависит и степень материальной обеспеченности каждой данной хозяйственной организации, а во-вторых, он позволяет планово-регулирующим и финансовым органам Советского государства осуществлять неослабный контроль за деятельностью хозорганов, недостатки которой почти всегда приобретают при хозрасчете определенное денежное выражение и потому более или менее легко могут быть обнаружены при помощи контроля рублем.

Возможность и целесообразность применения метода хозяйственного расчета зависят от ряда моментов.

Во-первых, они зависят прежде всего от конкретных исторических условий, в которых осуществляется хозяйственная деятельность государственных социалистических организаций. Так, в условиях военного коммунизма, когда товарно-денежная форма реализации продукции почти не имела применения, а управление хозяйством требовало его максимальной централизации, отсутствовали реальные предпосылки для использования метода хозяйственного расчета, и потому всеобъемлющее значение имел тогда метод бюджетно-сметного финансирования. С переходом к новой экономической политике, когда отпадает потребность в былой централизации, а товарно-денежная форма становится основной формой реализации продукции, решающее значение в области управления государственными хозорганами приобретает метод хозяйственного расчета.

Во-вторых, существенное влияние на выбор того или иного метода организации работы хозорганов оказывает степень их мощности как в техническом, так и в экономическом отношении. Поэтому исторически хозрасчет внедрялся в нашей стране постепенно, с учетом технико-экономического упрочения соответствующих звеньев социалистической системы хозяйства. Так, государственные промышленные тресты были переведены на хозрасчет уже в начале 20-х годов, входящие в их состав предприятия – только в начале 30-х годов, а если взять подсобные предприятия, то на некоторых из них хозрасчет не применяется и в настоящее время.

В третьих, нельзя не учитывать специфики работы предприятии в отдельных отраслях хозяйства и характер особых задач, поставленных перед ними. Так, предприятия связи (почтовые, телеграфные и иные) потому и сейчас не пользуются методом хозрасчета, что самый принцип их работы исключает ту хозяйственно-экономическую децентрализацию, которая в условиях хозрасчета становится неизбежной. С другой стороны, если раньше совхозы финансировались в бюджетно-сметном порядке, то мартовский 1965 г. Пленум ЦК КПСС и XXIII съезд партии поставили задачу добиться такого укрепления совхозов, чтобы их можно было перевести в ближайшем будущем на хозрасчет, а теперь эта директива уже реализована.

Взвесив и оценив указанные моменты в их совокупности, нельзя не признать, что в современных условиях хозрасчет должен иметь решающее значение в управлении хозяйством на базе государственной социалистической собственности. Как уже неоднократно отмечалось, характер экономики социализма требует сохранения товарно-денежной формы в имущественном обороте страны. Вместе с тем победа социализма в СССР обеспечила всемерное упрочение государственных хозяйственных организаций в технико-экономическом отношении. Поэтому их работа и строится теперь главным образом на началах хозяйственного расчета, а метод бюджетно-сметного финансирования применяется лишь в сравнительно редких случаях.

Хозрасчет как метод управления социалистическим хозяйством был открыт В. И. Лениным, который определил и основное назначение хозрасчета, указав, «что тресты и предприятия на хозяйственном расчете основаны именно для того, чтобы они сами отвечали и притом всецело отвечали за безубыточность своих предприятий»[146]. Практика применения хозрасчета в нашей стране, как и практика его использования в странах народной демократии, полностью подтвердила его значение в качестве решающей формы организации работы государственных социалистических хозорганов. Именно поэтому задача дальнейшего укрепления хозрасчета и сейчас находится в центре внимания хозяйственной деятельности Коммунистической партии и Советского государства. «В коммунистическом строительстве, – указывает Программа КПСС, – необходимо полностью использовать товарно-денежные отношения в соответствии с новым содержанием, присущим им в период социализма. Большую роль при этом играет применение таких инструментов развития экономики, как хозяйственный расчет, деньги, цена, себестоимость, прибыль, торговля, кредит, финансы»[147]. Проблема полного и последовательного осуществления начал хозяйственного расчета заняла центральное место в работе сентябрьского 1965 г. Пленума ЦК КПСС. Среди главных задач развития народного хозяйства в СССР на предстоящее пятилетие XXIII съезд КПСС формулирует и такую задачу, как расширение инициативы и хозяйственной самостоятельности предприятии, повышение материальной заинтересованности трудящихся в результатах их труда[148].

Хозрасчет как экономический метод организации работы хозорганов получает определенное юридическое закрепление. При этом нужно различать внутренний и полный хозрасчет. При внутреннем хозрасчете, на который иногда переводятся цехи и другие подразделения предприятия, учитываются производственные затраты каждого из них в сопоставлении с частью плановой себестоимости продукции, приходящейся на соответствующее подразделение, а по разнице этих показателей выявляется эффективность их работы, что принимается во внимание при распределении премиального фонда и т. п. При полном же хозрасчете за предприятием закрепляется в установленном порядке определенное имущество, оно действует на началах самоокупаемости и вступает в товарно-денежные отношения с другими субъектами. Тем самым предприятие приобретает такую экономическую самостоятельность, которая не может не вылиться и в соответствующую правовую самостоятельность – в признание за ним прав юридического лица. Полный хозрасчет как раз и имеет в виду ст. 24 ГК, когда она устанавливает, что юридическими лицами признаются «государственные предприятия и иные государственные организации, состоящие на хозяйственном расчете, имеющие закрепленные за ними основные и оборотные средства и самостоятельный баланс». В соответствии с этим правилом и должен решаться вопрос о юридической личности каждого в отдельности государственного предприятия, учитывая порядок организации его деятельности и установленную для него систему подчинения.

Следует вместе с тем особо подчеркнуть, что экономическая реформа, проведенная в соответствии с решениями сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС и полностью одобренная XXIII съездом партии, существенно повысила значение полного хозрасчета благодаря определенным ей мерам по совершенствованию планирования и усилению экономического стимулирования промышленного производства. На основе решений Пленума был издан ряд важных нормативных актов и в первую очередь такие, как постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 30 сентября 1965 г. «Об улучшении управления промышленностью»[149] и от 4 октября 1965 г. «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства»[150]. Кроме того, 4 октября 1965 г. Совет Министров CCCP утвердил Положение о социалистическом государственном производственном предприятии[151].

Реформа предполагает постепенный перевод промышленных, а затем и иных предприятий на новые методы работы, которые затрагивают не только организационную структуру предприятий, но и их права в области управления имуществом, планирования, сбыта и снабжения, капитального строительства и т. п. Однако поскольку нас сейчас интересует вопрос о юридической личности хозорганов, а его решение зависит от того, как организована деятельность государственных предприятий и какая система подчинения для них установлена, только в этих пределах пока и будут учитываться нормативные акты, связанные с реформой, а также относящиеся к той же проблеме другие законодательные правила.

По системе административного подчинения государственные предприятия подразделяются на следующие группы:

а) предприятия союзного подчинения, руководимые союзными министерствами или иными ведомствами (например, Министерством общего машиностроения или Министерством судостроительной промышленности СССР);

б) предприятия союзно-республиканского подчинения, находящиеся в ведении союзно-республиканских министерств и иных ведомств (например, министерства черной металлургии или министерства легкой промышленности);

в) предприятия республиканского подчинения, действующие под руководством министерств и иных ведомств союзных республик (например, предприятия министерства коммунального хозяйства или министерства автомобильного транспорта и шоссейных дорог);

г) предприятия местного подчинения, образуемые исполкомами местных Советов и им подчиненные (различные мелкие предприятия по бытовому обслуживании селения).

Принято различать автономные и объединенные предприятия. Автономные предприятия непосредственно подчинены соответствующему органу планового руководства (министерству или его главку, исполкому или отделу (управлению) исполкома местного Совета). Такие предприятия всегда находятся на хозяйственном расчете и потому признаются юридическими лицами согласно прямым указаниям ст. 24 ГК. Так как никаких промежуточных хозяйственных звеньев между ними и планирующими органами не существует, в этих случаях говорят о двухзвенной системе подчинения предприятий. От нее отличается трехзвенная система, характерная для объединенных предприятий, которые подчиняются планирующим органам не непосредственно, а через промежуточные хозяйственные звенья – фирмы, комбинаты или тресты (в последнем случае объединенные предприятия именуются трестированными). Комбинаты и тресты как формы объединения предприятий применяются у нас давно. Фирмы появились сравнительно недавно и пользуются в целях укрупнения предприятий, благодаря которому последние освобождаются от различных служб и других общих подразделений, передаваемых фирме, обеспечивается значительная экономия трудовых и материальных ресурсов в масштабе страны.

В фирме объединяются либо однородные, либо такие предприятия, которые последовательно связаны друг с другом производственным кооперированием. Объединение осуществляется на базе головного предприятия, возглавляемого генеральным директором и сосредоточившего отделы и службы фирмы в целом. Составные части фирмы именуются предприятиями, филиалами или отделениями и возглавляются их директорами. Однако используемые на практике наименования не всегда должным образом отражают юридическую сторону дела. С правовой же точки зрения не только фирмы, но и другие объединения – тресты, комбинаты и т. п. – подразделяются на три группы, четко выявляющие юридическое положение как самого объединения, так и входящих в его состав предприятий.

Первый вид объединений характеризуется тем, что объединенные предприятия остаются лишь на внутреннем хозрасчете, а метод полного хозрасчета применяется только к объединению в целом. Тогда само объединение, а не его составные части и рассматривается как расчетное предприятие, наделенное правами юридического лица.

Второй вид объединений обладает той спецификой, что все включенные в него производственные предприятия действуют на началах полного хозрасчета, а само объединение либо выполняет только управленческие функции и содержится за счет отчислений, производимых его предприятиями, либо осуществляет также хозяйственные операции, например сбыто-снабженческие, и поэтому тоже переводится на полный хозрасчет. Тогда юридическими лицами признаются и объединенные предприятия и само объединение, выступающее по отношению к ним также в качестве органа хозяйственного управления.

Третий вид объединений носит смешанный характер, ибо если сами они находятся на полном хозрасчете, то подчиненные им предприятия подразделяются на две разновидности – действующие на началах полного хозрасчета или переведенные на внутренний хозрасчет. В таком случае правами юридического лица пользуются полностью хозрасчетные предприятия и само объединение, являющееся одновременно органом хозяйственного управления для своих предприятий.

Если предприятие работает на хозрасчетных началах и потому наделяется правами юридического лица, то как организация, которой это предприятие подчинено, не несет ответственности по его обязательствам, так и само оно не отвечает по обязательствам организации, в подчинении которой предприятие находится (ч. I ст. 34 ГК). Однако из приведенного правила в законе могут быть сделаны исключения (ч. III ст. 34 ГК). В частности взаимная ответственность треста и входящих в его состав предприятий по налоговой задолженности друг друга в тех пределах, в каких она не может быть самостоятельно погашена, соответственно, трестом или трестированным предприятием, предусмотрена Положением о взыскании налогов и неналоговых платежей 1932 года[152].

В виде общего правила хозрасчет приводит к известному экономическому и правовому обособлению отдельных хозяйственных единиц, отдельных звеньев единой системы государственных социалистических хозорганов. Практике применения хозрасчета известны, однако, и такие случаи, когда в качестве хозрасчетной организации с правами юридического лица выступает не тот или иной отдельный орган, а их определенная система, взятая как единое целое. Типичными организациями такого характера являются Госбанк и Гострудсберкассы СССР, а также Госстрах союзной республики. Несколько особое положение среди перечисленных организаций занимает Госбанк СССР, который осуществляет не только хозяйственные функции, приносящие доходы, но и другие очень важные функции, относящиеся к области государственного управления (финансовый контроль и регулирование денежного обращения). Эта вторая сторона деятельности Госбанка подлежит специальному изучению. Сейчас же важно отметить тот общий для всех указанных организаций момент, что они действуют на началах хозрасчета как самостоятельные юридические лица. При этом, однако, хозрасчетной организацией правами юридического лица является не то или иное отделение банка, сберегательная касса или страховая инспекция, а Госбанк СССР[153], Гострудсберкассы СССР[154], и Госстрах союзной республики[155], взятые в целом как единые государственные организации.

Хозрасчет – это метод управления работой предприятий, так как именно предприятия занимаются производственно-хозяйственной деятельностью, извлекают прибыль и потому практически могут быть переведены на хозяйственный расчет. В то же время не исключено, что организации, которые по профилю своей работы относятся к разряду учреждений, могут быть переведены на хозяйственный расчет, если они извлекают доходы, достаточные для обеспечения их экономической самостоятельности. Нельзя, например, считать Госбанк только, предприятием, ибо он выполняет и важные учрежденческие функции, а сберегательные кассы в самом законе именуются кредитными учреждениями. Тем не менее по отношению как к Госбанку, так и к Гострудсберкассам применен метод хозяйственного расчета. Театры по профилю их работы бесспорно – учреждения, так как они осуществляют культурно-воспитательную, а не производственно-хозяйственную деятельность. Поскольку, однако, их работа строится на прибыльных началах, большинство театров переведено на хозяйственный расчет.

Таким образом, возможности применения и использования хозрасчета не ограничиваются одними лишь государственными предприятиями. Но в то же время эти возможности не безграничны. Хозрасчет применим лишь там, где имеются предпосылки для денежного эквивалирования осуществляемой деятельности. Как только такие предпосылки устраняются (например, при включении нескольких предприятий в фирму, образуемую в качестве единого предприятия), или до тех пор, пока они не созрели, не говоря уже о видах деятельности, которые вообще не допускают их непосредственного соизмерения в деньгах (как, например, в подавляющем большинстве учреждений), используются не хозрасчетные, а иные экономические и организационно-правовые методы. Специфика таких методов станет понятна после ознакомления с правовым положением второго вида государственных юридических лиц – государственных учреждений.

Государственные учреждения. Учреждения отличаются от предприятий, прежде всего по профилю их работы: в то время как предприятия осуществляют производственную или иную хозяйственную деятельность, учреждения выполняют управленческие и социально-культурные функции. Самый профиль работы учреждений приводит к тому, что они, по общему правилу, не извлекают и не могут извлекать доходов, в связи с чем в учреждениях обычно и не применяется метод хозяйственного расчета. Но вместе с тем для того, чтобы иметь возможность выполнять поставленные перед ними задачи, учреждения должны производить и действительно производят определенные расходы. Источники покрытия этих расходов образуются за счет ассигнований, отпускаемых по государственному бюджету. В результате наряду с различием по профилю работы между предприятиями и учреждениями устанавливается различие также и по формам организации их деятельности: в виде общего правила предприятия работают на началах хозяйственного расчета, а учреждения – на началах бюджетно-сметного финансирования.

Бюджетно-сметное финансирование как метод организации работы учреждений может осуществляться по-разному.

Некоторые учреждения (например, подавляющее большинство неполных средних школ) непосредственно в свое распоряжение сметных ассигнований не получают, а значатся на смете вышестоящего органа (так, неполные средние школы обычно значатся на смете районного отдела народного образования), который и покрывает в соответствии с указаниями сметы расходы, производимые для обеспечения таких учреждений инвентарем, канцелярскими принадлежностями, топливом и т. д. При этих условиях учреждение непосредственно в установлении и реализации имущественных отношений не участвует. Поэтому нет надобности в наделении таких учреждений правами юридического лица.

Однако товарно-денежная форма может быть определенным образом использована даже и в тех случаях, когда необходимо применить не хозяйственный расчет, а метод бюджетно-сметного финансирования. Ее своеобразное использование выражается в том, что бюджетные ассигнования, предназначенные для обеспечения работы учреждения в продолжение определенного периода (например, на бюджетный год), выделяются в его непосредственное распоряжение. Руководитель такого учреждения в пределах утвержденной сметы сам заключает необходимые договоры и дает распоряжения банку об оплате за счет отпущенных учреждению ассигнований оказанных ему услуг, с тем, что кредиторы при отсутствии денег на счете учреждения могут удовлетворить свои претензии за счет ассигнований следующего периода (например, следующего бюджетного года). Разумеется, в конечном счете эти расходы погашает государство, ибо для их покрытия используются денежные средства государственного бюджета, а не доходы самого учреждения, которых оно не извлекает и обычно извлекать не может. Не трудно, однако, заметить, что при такой системе финансирования расходование бюджетных ассигнований ставится под своеобразный контроль рублем и вместе с тем у учреждений появляется материальная заинтересованность вести свою работу так, чтобы точно укладываться в пределы кредитов, отпущенных им на бюджетный год или соответствующий иной период. Экономическая заинтересованность учреждений в точном соблюдении сметы сочетается с установлением для их должностных лиц юридических санкций (дисциплинарных, а в особо злостных случаях – уголовных) за производство так называемых бескредитных (т. е. не предусмотренных сметой) расходов.

Когда применяется второй из двух названных методов финансирования учреждений, их руководители (директора, заведующие, управляющие, начальники и т. д.) приобретают возможность самостоятельно расходовать бюджетные ассигнования и потому именуются распорядителями кредитов. Учреждения, руководители которых обладают правами распорядителей кредитов, сами устанавливают имущественные отношения и непосредственно участвуют в их реализации. Такие учреждения нуждаются поэтому в признании за ними прав юридического лица.

Некоторые учреждения признаются юридическими лицами в соответствии с прямыми указаниями, которые содержатся в их уставах или положениях. Говоря о таких учреждениях, как органы власти, мы уже приводили нормативные акты, наделившие правами юридического лица сельские Советы, а также исполнительные комитеты районных и областных (краевых) Советов депутатов трудящихся. Подобные же указания содержатся, например, в Положении о высших учебных заведениях СССР[156] или в Уставе Академии наук СССР. Но даже при отсутствии специальных указаний вопрос о признании или непризнании каждого в отдельности учреждения юридическим лицом не должен вызывать каких-либо затруднений, поскольку он получил общее разрешение ст. 24 ГК. Так же, как в отношении хозяйственных организаций, действует общее правило о признании самостоятельными субъектами гражданского права тех из них, которые имеют самостоятельный баланс и переведены на хозяйственный расчет, так и в отношении государственных учреждений существует общее правило о наделении их правами юридического лица в случаях, когда они имеют самостоятельную смету, а их руководители пользуются правом распорядителей кредитов.

Итак, есть у руководителя учреждения права распорядителя кредитов – учреждение признается юридическим лицом, нет таких прав у руководителя – лишено гражданской правосубъектности возглавляемое им учреждение. Однако если общий принцип о юридической личности хозрасчетных предприятий не допускает никаких отступлений, то из изложенного общего правила, относящегося к учреждениям, в законе могут быть установлены изъятия, и тогда юридическим лицом не будет считаться даже такое учреждение, руководитель которого пользуется правами распорядителя кредита. Например, торгпредство, согласно Положению о нем[157], юридически лицом не является и действует не от своего имени, а от имени Советского государства, хотя торгпредство содержится за счет бюджетных ассигнований, самостоятельно расходуемых руководителем торгпредства. Кроме того, государственные учреждения и иные организации, состоящие на государственном бюджете, даже когда они обладают правами юридического лица, в случаях, указанных в законе, действуют не от своего имени, а от имени государства (ч. II ст. 24 ГК). В этом качестве нередко выступают, например, органы Министерства финансов (при переходе наследства к государству и др.).

В то же время двухчленная схема – хозрасчетные предприятия и госбюджетные учреждения – не исчерпывает различных видов государственных юридических лиц во всем их многообразии, так как наряду с хозрасчетными имеются и такие предприятия, которые финансируются за счет бюджета, а с другой стороны, встречаются государственные учреждения, переведенные на хозяйственный расчет. Но помимо госбюджетных и некоторых хозрасчетных существуют государственные учреждения, финансируемые в особом порядке. В таком положении находятся структурные подразделения (управления и главные управления) некоторых министерств, которые финансируются не из бюджета, а за счет отчислений, производимых руководимыми ими предприятиями и включаемых в себестоимость выпускаемой предприятиями продукции. Исходя из этого, ст. 24 ГК различает учреждения и иные организации, находящиеся на бюджетно-сметном финансировании либо финансируемые за счет других источников. Однако закрепленный в ст. 24 ГК критерий для выявления среди тех и других таких учреждений, которые признаются юридическими лицами, однороден. Государственные организации, финансируемые не из бюджета, а за счет иных источников, являются юридическими лицами, если они имеют самостоятельную смету и самостоятельный баланс, а следовательно, вправе самостоятельно расходовать отчисляемые им денежные средства.

§ 5. Юридическая личность кооперативно-колхозных организаций

Понятие юридической личности кооперативно-колхозных организаций и ее основные особенности. По своему социальному типу кооперативно-колхозные организации являются организациями социалистическими, ибо, во-первых, они существуют в условиях социалистического государства, которое сосредоточивает в своих руках собственность на землю и на другие основные средства производства, а во-вторых, они основаны на коллективной собственности и коллективном труде своих членов, участвующих в кооперативно-колхозной производственной или иной хозяйственной деятельности.

В то же время кооперативно-колхозные организации отличаются от социалистических государственных органов. Различие между ними выражается в следующих основных моментах: а) госорган не обладает правом собственности на выделенное ему имущество и осуществляет лишь оперативное управление им; кооперативно-колхозная организация – собственник принадлежащих ей средств производства и другого имущества, а также производимой ею продукции; б) единство коллектива госоргана опирается на оперативное управление вверенным ему имуществом, и потому оно выражается в совместной деятельности по использованию этого имущества; единство коллектива кооперативно-колхозной организации опирается на принадлежащее ему право собственности, и потому оно выражается в праве членства каждого участника данного коллектива, осуществляемого путем участия в коллективной производственно-хозяйственной деятельности и в распределении результатов этой деятельности; в) поскольку единство коллектива работников госоргана цементируется его совместной деятельностью по оперативному использованию вверенного госоргану имущества, то и в формировании воли госоргана этот коллектив может участвовать лишь посредством своей производственной или иной деятельности; коллектив кооперативно-колхозной организации строится на началах членства, и потому он может непосредственно выражать свою волю путем принятия решений, приобретающих обязательную юридическую силу.

Таким образом, в качестве носителя юридической личности кооперативно-колхозной организации выступает коллектив трудящихся. Но этот коллектив организован иначе, нежели коллективный носитель юридической личности госоргана. Специфика его организации состоит в том, что кооперативно-колхозный коллектив образуется по принципу членства и обладает правом собственности на принадлежащее ему имущество. Исходя из этого, можно дать следующее определение юридической личности кооперативно-колхозной организации: кооперативно-колхозная организация как юридическое лицо есть образованный трудящимися коллектив членов, объединивших свое имущество на праве коллективной собственности в целях совместного ведения хозяйства на коллективных началах.

Приведенное определение с достаточной полнотой выражает юридическую личность низовых кооперативных ячеек, таких, как колхоз, сельское потребительское общество и т. п. Однако в некоторых видах кооперации наряду с низовыми ячейками существуют и вышестоящие звенья. В частности, сельские потребительские общества объединяются в райпотребсоюзы, а затем идут областные и республиканские союзы, объединяемые в единую систему потребительской кооперации в общесоюзном масштабе во главе с Центросоюзом. Кооперативные союзы, так же как и низовые кооперативные ячейки, признаются самостоятельными юридическими лицами.

Они могут вступать в гражданские правоотношения не только с различными иными субъектами, но и друг с другом. И если юридическую личность низовой кооперативной ячейки образует коллектив ее членов, то возникает вопрос, кто же выступает в качестве коллективного носителя юридической личности кооперативного союза?

Собственником имущества кооперативного союза являются образовавшие его низовые ячейки данной кооперативной системы. Управление этим имуществом осуществляет правление союза, подчиненное собранию уполномоченных, которые избираются низовыми кооперативными ячейками и выражают их волю. Следовательно, правление кооперативного союза фактически выступает в качестве органа коллектива членов всех образовавших данный союз низовых кооперативных ячеек и во всей своей деятельности подчиняется воле этого коллектива, выраженной прямо или через собрание уполномоченных. Следует поэтому признать, что в качестве носителя юридической личности кооперативного союза выступает коллектив объединенных в этом союзе членов низовых ячеек данной кооперативной системы.

Иной ответ на поставленный вопрос предложен А. В. Венедиктовым, который полагал, что имеется известное сходство между передачей государственного имущества в управление госорганам и передачей кооперативного имущества в управление кооперативным союзам. Но так как за фигурой юридической личности госоргана стоят два коллектива – всенародный коллектив и коллектив работников госоргана, то, по мнению А. В. Венедиктова, два коллектива должны стоять и за юридической личностью кооперативного союза, а именно: коллектив-собственник и коллектив рабочих и служащих союза, возглавляемый правлением и собранием уполномоченных всех объединившихся в союз кооперативных звеньев[158].

Представляется, однако, что не существует сходства между управлением государственным имуществом со стороны госоргана и управлением кооперативным имуществом со стороны кооперативного союза. Члены кооперативных ячеек, объединяемых в союз, сами управляют имуществом союза через своих уполномоченных и избранное ими правление. Правление и собрание уполномоченных – орган коллектива членов кооперативных ячеек, а не рабочих и служащих союза, и деятельность кооперативного союза находит свое обоснование в деятельности образовавших его ячеек. Поэтому ничем не оправдано утверждение, будто за фигурой юридической личности кооперативного союза стоит не один, а два коллектива.

Говоря о двух коллективах, якобы стоящих за фигурой кооперативного союза как юридического лица, А. В. Венедиктов, видимо, опасался, что при иной конструкции правовые отношения между кооперативным союзом и, например, одной из входящих в его состав ячеек пришлось бы рассматривать как отношения одного и того же коллектива с самим собою. Но это опасение лишено оснований, ибо носителем юридической личности союза является коллектив членов всех образовавших его ячеек, а в качестве носителя юридической личности отдельно взятой ячейки выступает только коллектив ее собственных членов. Отношение же целого к части не есть отношение с самим собой. Стало быть, и с практической точки зрения вполне достаточно признания прав юридической личности кооперативного союза лишь за одним коллективом – коллективом членов ячеек, образовавших данный кооперативный союз.

Иной характер носят образуемые в качестве самостоятельных юридических лиц предприятия кооперативных организаций (например, коопторги при потребительской кооперации), а также межколхозные (государственно-колхозные, иные государственно-кооперативные) предприятия и организации (например, электростанции, откормочные пункты, строительные организации и т. п.).

Такие предприятия и организации возглавляются самостоятельными органами – единоличными (например, директор коопторга) или коллегиальными (например, совет электростанции). Эти органы назначаются или формируются образовавшими соответствующие юридические лица организациями и находятся в административном подчинении последних. Но в отличие от кооперативных союзов указанные организации, хотя и могут состоять из нескольких предприятий (как, например, межколхозстрой) и выступать в этом смысле как объединенные юридические лица, не выполняют функции объединения по отношению к создавшим их колхозам, иным видам кооперации или госорганам. Поэтому их коллегиальные руководители являются единственно и исключительно органами этих предприятий и организаций, но отнюдь не объединенными органами для нескольких колхозов, ячеек потребительской кооперации и т. п.

Своеобразно также правовое положение имущества, закрепляемого за упомянутыми предприятиями и организациями. Когда, например, облпотребсоюз создает коопторг, то имущество, переданное в ведение коопторга, составляет собственность облпотребсоюза. При создании же межколхозных (государственно-колхозных, иных государственно-кооперативных) предприятий и организаций закрепляемое за ними имущество образует общую собственность всех организаций-участников, в том числе государства, если в качестве организаций-участников выступают также и госорганы (ч. II ст. 117 ГК). Сами же вновь образованные юридические лица обладают в отношении вверенного им имущества не правом собственности, а правом оперативного управления, как прямо указано в ч. II ст. 117 ГК для межколхозных (государственно-колхозных, иных государственно-кооперативных) организаций и как вытекает из существа дела для предприятий, создаваемых не несколькими, а какой-либо одной организацией кооперативного типа.

Но если в основе гражданской правосубъектности перечисленных предприятий и организаций лежит как право собственности, так и право оперативного управления, то и в качестве носителя их юридической личности должны быть признаны два коллектива: а) коллектив создавшей такое юридическое лицо одной организации или всех организаций-участников; б) коллектив работников самого юридического лица, возглавляемый его единоличным или коллегиальным руководителем.

Сообразно с этим можно говорить о трех структурных типах кооперативно-колхозных юридических лиц: 1) юридические лица, строящиеся на началах членства (колхозы, низовые ячейки иных видов кооперации и их союзы); 2) юридические лица, образуемые по принципу участия (межколхозные и смешанные, т. е. государственно-колхозные и иные государственно-кооперативные организации, основанные как на кооперативно-колхозной, так и на государственной собственности); 3) юридические лица, непосредственно не связанные с членством или участием (кооперативные предприятия, создаваемые каким-либо одним кооперативным союзом).

Для отношений между всеми перечисленными юридическими лицами и их членами или участниками, а также создавшими их организациями закреплен принцип раздельной ответственности (ч. II ст. 34, ст. ст. 35–36 ГК). Они не отвечают по обязательствам друг друга, а обращение взыскания на паевые взносы члена кооперативной организации его личными кредиторами допускается только в случае выбытия должника из состава кооперативной организации и в пределах сумм, которые подлежат возврату в связи с выбытием (ч. II ст. 36 ГК). Однако специальным законодательством может быть предусмотрена в виде исключения взаимная ответственность по долгам кооперативной организации и создаваемого ею предприятия (ч. III ст. 34 ГК), кооперативного объединения и входящей в его состав кооперативной организации (ст. 35 ГК), а также ответственность членов низовой ячейки кооперации по ее долгам в кратном отношении к паевому взносу (ч. I ст. 36 ГК) и распределение убытков межколхозной (государственно-колхозной иной государственно-кооперативной) организации между организациями-участниками (ч. III ст. 36 ГК). Так, из сопоставления п. 8 и п. 33 Положения о порядке строительства и эксплуатации межколхозных электростанций и электроустановок 1951 года[159] вытекает, что при недостаточности имущества, закрепленного за советом электростанции, для покрытия долгов в целях их погашения организации-участники обязаны внести денежные суммы, пропорциональные доле участия в строительстве электростанции.

В СССР существуют следующие виды кооперативно-колхозных организаций: колхозы, рыболовецкие колхозы, потребительская кооперация, жилищно-строительная и дачно-строительная кооперация, садоводческие товарищества рабочих и служащих. При этом рыболовецкие колхозы в специальном рассмотрении не нуждаются, так как от колхозов вообще они отличаются только тем, что осуществляют рыболовный промысел, а сельским хозяйством занимаются лишь для обслуживания потребностей своих членов и общественных потребностей самого колхоза в продуктах сельскохозяйственного производства. В остальном Примерный устав рыбацкой артели 1939 года однотипен Примерному уставу сельскохозяйственной артели 1935 года. Относительно же садоводческих товариществ рабочих и служащих достаточно ограничиться указанием на то, что они представляют собой организации кооперативного типа по коллективному разведению и использованию садов с возможностью возведения на выделенной земле летних построек членами товарищества. Более подробно будет в дальнейшем освещено гражданско-правовое положение колхозов, потребительской, а также жилищно-строительной и дачно-строительной кооперации.

Колхозы представляют собой социалистическую форму организации сельскохозяйственного производства, которое базируется на коллективной собственности и коллективном труде членов колхозов и осуществляется на земле, принадлежащей на праве собственности государству, т. е. составляющей всенародное достояние.

Нормативным актом, определяющим правовое положение колхозов, является утвержденный СНК СССР и ЦК ВКП(б) 17 февраля 1935 г. Примерный устав сельскохозяйственной артели[160]. Поскольку, однако, Примерный устав, принятый более 30 лет тому назад, в современных условиях уже не отражает в полной мере специфику колхозного производства, ЦК КПСС и Совет Министров СССР постановлением от 6 марта 1956 г.[161] признали необходимым предоставить колхозам право вносить в их конкретные уставы обусловленные современными потребностями изменения, хотя бы последние и не совпадали с правилами Примерного устава. Поэтому, если конкретный устав того или иного колхоза не совпадает с Примерным уставом, но находится в соответствии с действующим советским законодательством в области колхозного строительства, применяется конкретный устав.

В Примерном уставе сельскохозяйственной артели нет прямого указания на то, что колхоз признается юридическим лицом. Но каждый колхоз обладает организационным единством, выраженным в его уставе. Имущественная обособленность колхоза закреплена в ч. 1 ст. 7 Конституции СССР и в гл. VI Примерного устава, которые признают за ним право собственности на колхозное имущество, а из этого вытекает также и принцип самостоятельной имущественной ответственности колхоза по его обязательствам. Наконец, гл. VII Примерного устава, регулирующая порядок управления делами колхоза, определяет компетенцию его органов, в том числе и компетенцию, связанную с самостоятельным участием колхоза в гражданском обороте. Из этого следует, что хотя текстуального выражения «признается юридическим лицом» в Примерном уставе и нет, но общая совокупность норм устава не оставляет никаких сомнений в том, что юридическая личность колхозов получила в нем свое отражение. Непосредственно в законе этот факт был закреплен вначале Основами (ст. 11), а затем и вновь принятыми ГК союзных республик (ст. 24 ГК).

Колхоз – социалистическая организация трудящихся, занимающихся сельскохозяйственным производством. Этим определяется содержание его специальной правоспособности: колхозы могут вступать преимущественно в такие правоотношения, которые вытекают из сельскохозяйственного производства и направлены на обеспечение выполнения их обязательств перед государством, также на удовлетворение общественных потребностей колхоза и колхозников. Колхозы могут создавать и некоторые подсобные предприятия, деятельность которых сама по себе сельскохозяйственной производственной деятельностью не является. Постановление ЦК КПСС Совета Министров СССР от 14 апреля 1966 г. «О развитии подсобных предприятий и промыслов в сельском хозяйстве»[162] и изданное на его основе постановление Совета Министров РСФСР от 18 июня 1966 г. под таким наименованием[163] признали целесообразным образование в колхозах разнообразных подсобных предприятий, работающих на местном сырье и позволяющих обеспечить трудовую занятость колхозников в течение всего года. В своем подавляющем большинстве они имеют еще и то значение, что либо дополняют сельскохозяйственное производство (например, предприятия по консервированию овощей, фруктов и т. п.), либо обслуживают повседневные потребности колхозников и другого сельского населения (например, предприятия по изготовлению кирпича, черепицы и извести). Но если бы колхоз вышел за эти, достаточно широкие установленные законом пределы, его деятельность была бы признана противоуставной со всеми вытекающими отсюда для него отрицательными последствиями. Так, еще постановление СНК СССР от 22 сентября 1938 г.[164] квалифицировало как противозаконную организацию при колхозах предприятий по добыче угля и иных подобных предприятий, предложив передать их в распоряжение местных государственных органов.

Организационное построение колхоза опирается на начало членства. Согласно ст. 7 Примерного устава сельскохозяйственной артели в члены артели могут вступать все трудящиеся, как женщины, так и мужчины, достигшие 16-летнего возраста. Прием в члены артели и исключение из ее состава производятся общим собранием колхозников, решение которого может быть обжаловано в исполнительный комитет районного Совета депутатов трудящихся (ст. 8 Устава). Так как колхоз основывается на коллективной собственности и коллективном производстве, вступление в состав его членов предполагает обобществление определенного имущества (согласно гл. III Примерного устава) и влечет за собой возникновение обязанности принимать личное участие в производственно-хозяйственной деятельности колхоза. Вместе с тем вступление в члены колхоза порождает для колхозника такие права, как право трудиться в колхозном производстве и принимать участие в распределении доходов колхоза в соответствии с количеством вложенного труда, а также право на льготы, предоставляемые колхозникам по действующему советскому законодательству, и все другие права, предусмотренные конкретным уставом каждого данного колхоза.

Принцип членства предопределяет собой порядок формирования органов управления делами колхоза, том числе и такими делами, которые связаны с осуществлением его гражданских прав и обязанностей, т. е. с самостоятельным участием колхоза как юридического лица в социалистическом гражданском обороте.

Высшим органом сельскохозяйственной артели является общее собрание членов артели. В крупных колхозах образован сейчас и такой, не предусмотренный Примерным уставом орган управления делами колхоза, как собрание уполномоченных, избираемых отдельными колхозными бригадами. Собрание уполномоченных в тех колхозах, в которых оно существует, выполняет функции общего собрания. При этом не исключается возможность также и созыва общего собрания, решения которого обязательны как для собрания уполномоченных, так и всех других органов управления делами колхоза. В качестве исполнительного органа артели выступает правление, которое избирается на общем собрании или в соответствующих случаях на собрании уполномоченных и отвечает перед ним за работу артели. Для повседневного руководства работой артели и ее бригад, а также для повседневной проверки выполнения решений правления общее собрание (собрание уполномоченных) избирает председателя артели, являющегося вместе с тем председателем правления.

Как высший орган управления делами колхоза общее собрание осуществляет и высшее управление колхозным имуществом. Поэтому волевые акты колхоза, оформленные в решениях общего собрания, предопределяют его участие в гражданском обороте. Из числа функций, осуществляемых общим собранием, для участия колхоза в гражданском обороте особенно существенное значение имеют: во-первых, функция планирования (утверждение годового производственного плана, финансового плана, плана капитального строительства) и, во-вторых, функция управления колхозной собственностью (утверждение приходо-расходной сметы, определение размеров колхозных фондов, определение количеств колхозной продукции, подлежащей сдаче государству, а также продаже через систему потребительской кооперации на комиссионных началах и продаже на колхозных рынках). Производственные планы колхоза устанавливают объем продукции, которую он должен произвести в течение хозяйственного года, а от объема колхозного производства зависят масштабы колхозной торговли. Что же касается актов общего собрания по управлению колхозной собственностью, то они составляют необходимую юридическую предпосылку заключения от имени колхоза конкретных гражданско-правовых договоров.

Правление сельскохозяйственной артели как ее исполнительный орган проводит в жизнь решения общего собрания. В частности, правление осуществляет оперативное руководство выполнением производственных планов, утвержденных общим собранием, и учитывает колхозные ресурсы в соответствии с установленными показателями для отдельных фондов колхозного имущества. Особое значение для гражданских правоотношений колхоза имеет выполняемая правлением функция по управлению колхозными денежными средствами. Постановление СНК СССР от 27 марта 1935 г. «Об упорядочении финансов и учета в колхозах»[165] установило, что денежными средствами, хранящимися на текущем счете сельскохозяйственной артели, распоряжается ее правление, которое должно при этом соблюдать утвержденную общим собранием смету и обеспечивать расходование денежных средств в строгом соответствии с показателями сметы.

Председатель сельскохозяйственной артели, осуществляя повседневное руководство ее работой, обладает рядом прав и обязанностей, среди которых для области гражданских правоотношений колхоза особенно существенное значение приобретают правомочия председателя по распоряжению колхозным имуществом, предоставленные ему ч. II ст. 24 Примерного устава. Согласно этой статье председатель имеет право производить денежные расходы, выдавать авансы, расходовать натуральные фонды. Однако, совершая действия по распоряжению колхозным имуществом, председатель сельскохозяйственной артели обязан строго соблюдать закон, а также решения общего собрания и решения правления, вынесенные в пределах их компетенции. Договоры, заключенные председателем колхоза с нарушением предоставленных ему по уставу полномочий, признаются недействительными.

Председатель – единоличный орган колхоза. Поэтому в отличие от других членов и должностных лиц колхоза, могущих представлять последний в гражданских правоотношениях лишь на основе выданной им доверенности, председатель, действуя в пределах своей компетенции вправе устанавливать от имени колхоза разнообразные гражданские правоотношения в силу своего должностного положения, без представления особой доверенности.

Колхозы не объединяются в единую общесоюзную систему, хотя вопрос о целесообразности ее создания поставлен на XXIII съезде партии. В настоящее время сельскохозяйственная артель – не только первичное, но и единственное звено в общей системе социалистического колхозного производства. Органы партийного и государственного руководства колхозами оказывают помощь колхозам в планировании, организации и осуществлении их производственно-хозяйственной деятельности. При этом, однако, они не имеют никаких прав на имущество колхозов и не могут вмешиваться в их внутренние дела. Колхоз – полноправный собственник принадлежащего ему имущества, полноправный субъект советского права.

Потребительская кооперация. Отличительная особенность потребительской кооперации заключается в том, что обобществление, лежащее в ее основе, относится не к сфере производства, а к сфере обращения.

До 1935 года организации потребительской кооперации охватывали как городское, так и сельское население. Постановление СНК и ЦК ВКП(б) от 29 сентября 1935 г.[166] ликвидировало организации потребительской; кооперации в городах, передав ее функции в этой части системе государственной торговли и предложив ее органам сосредоточить всю свою работу в деревне. Ввиду этого, начиная с 1935 года, членами ячеек потребительской кооперации могут быть только жители сельской местности, что, однако, не исключает возможности открытия кооперативных торговых точек также и в городах. Основным нормативным актом, определяющим правовой режим кооперативно-потребительской системы является Положение о потребительской кооперации, принятое в виде постановления ЦИК и СНК СССР 20 мая 1924 г.[167] Это Положение подверглось ряду существенных изменений упоминавшимся выше развернутым постановлением СНК СССР и ЦК ВКП (б) о работе потребительской кооперации в деревне от 29 сентября 1935 г. Кроме того, отдельные звенья потребительской кооперации имеют свои уставы. Таковы, в частности, Примерный устав сельского потребительского общества 1939 года (с последующими изменениями[168]), Примерный устав районного союза потребительских обществ (райпотребсоюза) 1946 года (с последующими изменениями[169]), а также Примерный устав областного, краевого, республиканского союза потребительских обществ 1946 года (с последующими изменениями[170]). Согласно прямым указаниям, содержащимся в перечисленных актах, все звенья системы потребительской кооперации, начиная от сельского потребительского общества, выступают в гражданском обороте в качестве самостоятельных юридических лиц.

Круг функций, выполняемых организациями потребительской кооперации, весьма широк. Их основная задача заключается в обеспечении торгового снабжения сельского населения товарами народного потребления. Кроме этого, в соответствии с постановлением сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС они обязаны принимать для продажи на комиссионных началах сельскохозяйственную продукцию колхозов и вправе для ее реализации вести торговлю в городах и рабочих поселках. Они осуществляют также по поручению государства закупки некоторых видов сельскохозяйственной продукции (картофель и овощи) колхозов. Указанные функции, возложенные на потребительскую кооперацию, определяют объем и содержание ее специальной правоспособности.

Потребительская кооперация объединена в единую систему общесоюзного масштаба. В качестве ее низовой ячейки выступает сельское потребительское общество (сельпо), в члены которого могут быть приняты граждане, достигшие 16 лет. Функции высшего органа сельпо выполняет собрание пайщиков или собрание уполномоченных, а его оперативной работой руководит выбираемое собранием пайщиков правление, возглавляемое его председателем. Сельские потребительские общества объединяются в райпотребсоюзы, которые входят в состав облпотребсоюзов, а последние образуют республиканские союзы потребительской кооперации. В общесоюзном масштабе система потребительской кооперации возглавляется Центральным союзом (Центросоюзом).

Вышестоящие звенья потребительской кооперации не имеют каких-либо прав в отношении имущества нижестоящих звеньев и осуществляют лишь плановое руководство их работой, принимая особые меры по обеспечению развернутого снабжения торгующих кооперативных точек товарами народного потребления. Раздельность и обособленность имущественных прав различных звеньев системы потребительской кооперации обусловливают раздельность и обособленность их имущественной ответственности за выполнение принятых на себя гражданско-правовых обязательств.

Кооперативные союзы могут в разрешительном порядке, с соблюдением установленных в законе условий создавать обособленные хозяйственные единицы для выполнения строго определенного круга функций – не только торговых, но и производственных (например, заводы по консервированию сельскохозяйственных продуктов), если они являются вспомогательными по отношению к торговой деятельности потребительской кооперации. Эти хозяйственные единицы наделяются правами юридического лица, и потому образовавшие их союзы не несут ответственности по их обязательствам.

Жилищно-строительные и дачно-строительные кооперативы. Как видно из самого наименования, эти кооперативы создаются для возведения на коллективных началах жилых и дачных помещений, которые после их возведения становятся собственностью кооператива, используются в целях удовлетворения потребностей его членов и управляются кооперативом в целом.

Правовое положение жилищно-строительных кооперативов в РСФСР определяется Примерным уставом жилищно-строительного кооператива, утвержденным Советом Министров РСФСР 2 октября 1965 г.[171]

Жилищно-строительный кооператив образуется при жилищном или коммунальном отделе исполкома местного Совета или при предприятии (учреждении, организации) гражданами, достигшими 18-летнего возраста, постоянно проживающими в данной местности и нуждающимися в улучшении жилищных условий. Не допускается одновременное участие в кооперативе и обладание собственным жилым домом или одновременное пребывание в двух кооперативах, кроме исключительных случаев, когда ввиду нуждаемости в улучшении жилищных условий член одного жилищно-строительного кооператива может быть принят в другой. При таких обстоятельствах пребывание в прежнем кооперативе сохраняется вплоть до получения новой кооперативной площади.

Для организации кооператива необходимо объединение граждан в количестве не менее 24 человек, в областных и крупных промышленных городах – 48, в Москве и Ленинграде – 60, а в сельской местности–12 человек. Размер пая соответствует строительной стоимости жилого помещения, которое будет предоставлено пайщику. При этом, поскольку кооперативное жилищное строительство обеспечивается банковским кредитованием, в момент вступления в кооператив вносится лишь часть пая, а остальная погашается в установленные сроки.

После завершения строительства каждому члену кооператива предоставляется в постоянное пользование жилое помещение в соответствии с размером его пая. Одновременно освобождается жилая площадь, которую занимал он сам и другие члены семьи, указанные в заявлении о принятии в члены кооператива. Члены кооператива участвуют в его эксплуатационных и других расходах соразмерно своему паю.

При выбытии из кооператива пай возвращается. Если пайщик исключается из кооператива за допущенные нарушения, выселению подлежат также все члены семьи исключенного. Но когда основанием для исключения служит поведение, делающее невозможным совместное проживание, члены семьи вправе продолжать пользоваться помещением при условии вступления в кооператив одного из них.

Пай в жилищно-строительном кооперативе переходит по наследству. Наследники могут быть приняты в кооператив, если имеется возможность предоставить отдельное жилое помещение каждому из них. Однако и в этом случае за членами семьи умершего, совместно с ним проживавшими и ведшими общее с умершим хозяйство, право пользования жилой площадью сохраняется, а при отсутствии наследников или их отказе от вступления в кооператив эти члены семьи приобретают право на вступление в кооператив с внесением пая, соответствующей занимаемой квартире или комнате.

Высшим органом жилищно-строительного кооператива является общее собрание пайщиков или собрание уполномоченных, которое для ведения текущих дел избирает правление во главе с председателем. Жилищно-строительный кооператив признается юридическим лицом (ст. 8 Примерного устава), он может заключать договоры, связанные с возведением строения и его эксплуатацией, и несет ответственность по этим договорам всем принадлежащим ему имуществом.

Дачно-строительные кооперативы действуют в РСФСР на основе Примерного устава, утвержденного Советом Министров РСФСР 24 сентября 1958 г.[172] Они создаются по ходатайству предприятий (учреждений, организаций) на основе решения исполкома местного Совета в составе не менее 10 граждан. Правовое положение дачно-строительного кооператива в основном совпадает с правовым положением жилищно-строительного кооператива, и различие между ними обусловливается только тем, что первый предназначен для отдыха, а второй для удовлетворения потребностей в жилье. Поэтому некоторые правила, применяемые к жилищно-строительным кооперативам (например, о банковском кредитовании строительства, об обязанности освободить жилое помещение после поселения в кооперативный дом и т. п.), на дачно-строительные кооперативы не распространяются.

§ 6. Юридическая личность общественных организаций

Понятие юридической личности общественных организаций. С точки зрения имущественной базы, на которую опирается деятельность общественных организаций, существует определенное сходство между ними и кооперативно-колхозными организациями. Это сходство проявляется в том, что общественные, так же как и кооперативно-колхозные организации, выступают в качестве коллективного собственника принадлежащего им имущества. Но вместе с тем их коллективная собственность, с точки зрения методов управления ею, отличается от коллективной собственности кооперативных организаций.

Возьмем, например, потребительскую кооперацию. Собственником имущества сельпо признается коллектив пайщиков сельского потребительского общества; имущество райпотребсоюза принадлежит на праве собственности коллективу членов сельпо, его образовавших, и т. п.

Сопоставим теперь с собственностью потребительской кооперации собственность таких общественных организаций, как профсоюзы. Их имущество принадлежит на праве собственности системе советских профсоюзов в целом, а не коллективам членов отдельных профсоюзных ячеек. Но в то же время все звенья единой профсоюзной системы (местные комитеты, обкомы, ЦК профсоюзов) признаются самостоятельными юридическими лицами. За каждым таким звеном закрепляется определенный комплекс имущества, необходимый для обеспечения его нормальной работы. Ему выделяются также денежные средства по ежегодно утверждаемым сметам. Не будучи собственником этих средств, каждое соответствующее звено профсоюзной системы должно расходовать их, точно и неуклонно соблюдая показатели утвержденной сметы. Обо всей своей деятельности, в том числе и о деятельности, связанной с расходованием денежных средств, профсоюзный орган отчитывается перед членами профсоюза в лице общего собрания, если речь идет о первичной ячейке, либо в лице конференции или съезда, если речь идет об обкомах, ЦК профсоюзов, областных и республиканских советах или о Всесоюзном Центральном Совете Профессиональных Союзов (ВЦСПС).

Каждый такой коллектив членов профессионального союза и должен рассматриваться в качестве носителя юридической личности соответствующего звена профсоюзной системы. Из этого следует, что первичную профсоюзную организацию как юридическое лицо образует коллектив ее членов, носителем юридической личности обкома профсоюза является коллектив членов подчиненных ему первичных ячеек, центрального комитета данного профсоюза – коллектив всех членов этого профсоюза и т. д.

Так же, как и в профессиональных союзах, отношения собственности складываются в различных добровольных обществах (спортивных, научных, культурных и т. д.), действующих в общесоюзном, республиканском или в местном масштабе. Добровольные общества общесоюзного или республиканского значения имеют свои отделения на местах. Таковы, например, местные отделения Всесоюзного общества «Знание» или Общества слепых. Однако, хотя за отделениями закрепляются определенные комплексы имущества, их собственником признается не отделение, а соответствующее добровольное общество в целом.

Отделения некоторых добровольных обществ строятся как самостоятельные юридические лица. В таком, например, положении находятся отделения Всероссийского общества охраны природы, ибо раздел III Устава этого общества, утвержденного Советом Министров РСФСР 15 июня 1966 г.[173], вводит принцип самостоятельной ответственности Общества в целом и его отделений. Отделения многих других добровольных обществ правами юридического лица не наделяются. Если юридическими лицами признаются наряду с добровольным обществом его отделения, то коллективный носитель юридической личности этих субъектов гражданского права выявляется по тем же правилам, что и коллективный носитель юридической личности отдельных звеньев системы профессиональных союзов: таковым является коллектив членов добровольного общества, объединяемых данным отделением. Если же юридическим лицом признается только добровольное общество в целом, то коллектив всех его членов выступает в качестве носителя его юридической личности.

Общественные организации могут в установленном порядке образовывать учреждения (например, культурно-просветительные) и иногда предприятия (например, по трудоустройству членов Общества слепых) на правах самостоятельных юридических лиц. Такие учреждения и предприятия так же, как и образуемые кооперативно-колхозными организациями, обладают не правом собственности, а правом оперативного управления вверенным им имуществом. Следовательно, людской состав этих предприятий и учреждений образуют: а) коллектив создавшей их организации и б) возглавляемый соответствующим руководителем коллектив их работников.

В применении к общественным организациям принцип обособленной ответственности юридических лиц проводится с еще большей последовательностью, чем в рассмотренных ранее других случаях. В виде исключения допускается только взаимная ответственность по обязательствам общественной организации и ее предприятия, если она особо введена законом (чч. II–III ст. 34 ГК), тогда как ответственность общественной организации и ее членов всегда раздельна, и не разрешается даже в дополнительном порядке (например, в кратном отношении к взносу) привлекать отдельных членов общественной организации к погашению ее задолженности (чч. I–II ст. 36 ГК).

Существуют самые различные общественные организации, наделенные правами юридического лица: профсоюзы, добровольные общества, кассы общественной взаимопомощи и др. В дальнейшем будет рассмотрено гражданско-правовое положение профсоюзов и добровольных обществ.

Профессиональн ые союзы. Они представляют собой создаваемые по производственному принципу добровольные организации рабочих и служащих для мобилизации активности своих членов, направленной на укрепление советского общественного и государственного строя, на неуклонное развитие народного хозяйства СССР, дальнейший подъем материального благосостояния трудящихся и всестороннее удовлетворение их культурных запросов.

Правовое положение профсоюзов определяется ст. 126 Конституции СССР, которая обеспечивает гражданам право на объединение в профессиональные союзы, и Уставом профессиональных союзов СССР, принятым на XIII съезде профсоюзов в 1963 году[174]. Устав признает юридическими лицами все звенья профсоюзной системы, начиная от местных комитетов и кончая ВЦСПС (ст. 59).

Основным задачам, для выполнения которых профсоюзы образуются, подчинен круг и характер осуществляемых ими функций. Осуществление некоторых из этих функций предполагает самостоятельное участие профсоюзных организаций в гражданском обороте. Проводя мероприятия по культурному обслуживанию трудящихся, а также удовлетворению их бытовых запросов, руководя курортно-санаторным делом и туризмом, физкультурой и спортом, профсоюзы в установленных пределах вступают в разнообразные гражданские правоотношения, несут самостоятельную ответственность по своим обязательствам и столь же самостоятельно вправе требовать исполнения обязательств, принятых перед профсоюзами различными организациями и лицами. Далее, профсоюзы управляют делом государственного социального страхования, назначая и выдавая рабочим и служащий пособия по временной нетрудоспособности. Они управомочены поэтому на взыскание выданных пособий с организаций и лиц, виновных во временной нетрудоспособности рабочего или служащего. Наконец, профсоюзы могут выступать в качестве представителей рабочих и служащих перед государственными и общественными органами по вопросам производства, труда, быта и культуры. Они управомочены поэтому также и на то, чтобы представлять интересы рабочих и служащих при рассмотрении соответствующих гражданских споров в судебном порядке.

Низовым звеном профсоюзной системы является первичная организация. Если первичная организация насчитывает не менее 15 членов, она избирает для ведения ее текущей работы комитет (фабричный, заводской и т. д.), который наделяется правами юридического лица. Первичные организации объединяются в областные (а некоторые также в городские и районные) комитеты профсоюзов, за которыми следуют республиканские и центральные комитеты. Областные, республиканские и центральные комитеты объединяют лишь профсоюзы определенного производственного профиля. Таковы, например, ЦК профсоюза работников железнодорожного транспорта или работников высшей школы. Руководство всеми профсоюзными организациями в масштабе области или республики осуществляют областные и республиканские советы профессиональных союзов. Возглавляет систему советских профессиональных союзов ВЦСПС.

Поскольку все звенья профсоюзной системы наделены правами юридического лица, они самостоятельно участвуют в гражданском обороте и не несут ответственности по долгам друг друга. Само собой также разумеется, что за долги профсоюзной организации не отвечает предприятие или учреждение, работников которого данный профсоюз объединяет, ибо предприятия и учреждения, с одной стороны, и профсоюзы, с другой стороны, – не только различные субъекты гражданского права, но и относятся они к различным системам советских государственных и общественных организаций.

Профсоюзные органы в соответствии с их уставом вправе организовывать клубы, дома культуры, театры и тому подобные заведения. Если образование таких заведений оформлено путем наделения их правами юридического лица, они несут самостоятельную ответственность по своим обязательствам и в имущественном отношении не связаны с создавшими их профсоюзными органами.

Добровольные общества. К числу добровольных обществ относятся создаваемые на добровольных началах организации трудящихся в целях объединения их творческой активности в области науки, культуры, искусства, спорта и т. д. Способствуя самообразованию и совершенствованию специальных познаний и навыков своих членов, такие организации ведут большую работу по распространению достижений науки, культуры и искусства среди широких слоев населения. Некоторые из них наряду с другими целями ставят своей задачей обеспечение материальных потребностей своих членов. Таково, например, назначение Литературного, Художественного или Музыкального фондов СССР, в состав которых могут вступать соответственно писатели, художники и композиторы. Существуют также добровольные общества, образуемые в целях трудоустройства граждан, которые страдают определенными физическими недостатками. Таковы, в частности, Общество слепых и Общество глухонемых.

Право граждан на создание указанных организаций закреплено ст. 126 Конституции СССР. Что же касается их правового режима, то в РСФСР он определен Положением о добровольных обществах и их союзах, утвержденным ВЦИК и СНК РСФСР 10 июля 1932 г.[175]

Членами добровольных обществ могут быть как граждане, достигшие 18-летнего возраста, так и юридические лица, действующие через своих представителей. Каждое добровольное общество имеет свой устав и признается юридическим лицом, а в некоторых случаях юридическими лицами признаются и отделения общества на местах. Имущественная база таких юридических лиц создается за счет членских взносов и эксплуатации различных видов имущества. На этой основе добровольные общества вступают в разнообразные, связанные с их дачами гражданские правоотношения. Необходимо, однако, иметь в виду, что им запрещается заниматься производственной и коммерческой деятельностью, не вытекающей непосредственно из их основных задач[176]. Они не могут также в отличие от профсоюзов осуществлять защиту правовых или экономических интересов свои членов.

Некоторые добровольные общества действуют в пределах края или области, другие – в пределах союзной республики, третьи – в масштабе Советского Союза в целом. Но даже и в последнем случае утверждение устава производится в соответствии с законодательством союзной республики по местопребыванию руководящих органов общества, если последнее не ставит своей целью извлечение прибыли[177]. Орган, утверждающий устав, определяет также судьбу имущества ликвидируемого добровольного общества, остающегося после удовлетворения претензий его кредиторов.

§ 7. Представительство

Содержание и виды представительства. Субъект гражданского права, обладающий и право– и дееспособностью, обычно самостоятельно осуществляет и приобретает новые права и обязанности путем установления разнообразных дозволенных законом гражданских правоотношений. Это в равной мере относится как к гражданам, так и к юридическим лицам. Когда орган юридического лица заключает договор или когда его работники совершают действия по исполнению договора, то и в том и в другом случае мы имеем дело с деятельностью самого юридического лица, направленной на приобретение и осуществление гражданских прав и обязанностей.

Но бывает и так, что тот или иной субъект оказывается лишенным либо способности, либо возможности совершать необходимые действия самостоятельно. Такой способностью не обладают недееспособные лица. Граждане, совершеннолетние и не страдающие душевными заболеваниями, дееспособны, но они могут быть в силу целого ряда обстоятельств лишены возможности воспользоваться своей дееспособностью для самостоятельного приобретения или осуществления прав и обязанностей. Этому может, например, препятствовать заболевание, пребывание в длительной командировке, юридическая неосведомленность о характере тех действий, которые должны быть совершены, занятость, исключающая совершение необходимых действий в надлежащее время и в надлежащем месте, и т. п. Не всегда такая возможность имеется и у юридических лиц. Хотя юридическое лицо и представляет собою коллектив трудящихся, но именно потому, что этот коллектив соответствующим образом организован, каждый из его участников выполняет строго определенные функции. Поэтому не всякие, а лишь такие действия работника, которые связаны с возложенной на него функцией, воплощают в себе деятельность юридического лица. Деятельность юридического лица по заключению договоров может быть выражена только в действиях его органа, а не какого-либо иного работника, выполняющего другие функции. Но очевидно, что орган, например директор, физически не в состоянии лично оформлять все договоры, в которые вступает возглавляемое им юридическое лицо.

Во всех таких случаях как граждане, так и социалистические организации либо сами прибегают к помощи других лиц, привлекаемых к совершению для них юридически значимых действий, либо получают необходимую помощь в соответствии с правилами, формулированными в законе. Одним из юридических методов оказания такой помощи и является представительство (ст. 62 ГК).

Представительство устанавливается в отношениях между двумя лицами – представителем и представляемым, а осуществляется в отношениях, которые через представителя создаются у представляемого с третьими лицами. Оно характеризуется прежде всего тем, что гражданские права и обязанности принадлежат или будут принадлежать одному субъекту, но осуществляются или приобретаются они в этом случае другим лицом, другим субъектом.

Так, вклад в сберегательной кассе открыт на имя гр-на А., но получает деньги со вклада не он сам, а по его поручению гр-н Б., или представлять госорган в суде при рассмотрении гражданской спора может его директор, но фактически в данном конкретном судебном деле от имени госоргана выступает не директор, а снабженный определенной доверенностью юрисконсульт, и т. п. С этой точки зрения было бы неправильно, например, рассматривать в качестве представителя мать, предъявляющую иск о взыскании алиментов, ибо она осуществляет не только чужое, но и собственно право, возникшее у матери в связи с тем, что ребенок оставлен у нее на воспитании после расторжения брака.

Второй признак, свойственный представительству, состоит в том, что представитель действует не от своего собственного имени, а от имени представляемого субъекта, и потому права и обязанности, им приобретаемые, уже в момент их возникновения считаются принадлежащими не представителю, а самому представляемому.

Так, жилой дом, приобретенный представителем, регистрируется непосредственно на имя нового собственника, а, например, заработную плату другого лица представитель вообще не мог бы получить, если бы он действовал от своего собственного имени. С этой точки зрения не относится к представительству, например, деятельность комиссионного магазина, который совершает сделки от своего имени и сам приобретает права и обязанности, лишь впоследствии передавая их комитенту, т. е. лицу, сдавшему имущество на комиссию.

Третья особенность представительства заключается в том, что представитель облекается определенными полномочиями со стороны представляемого и, строго придерживаясь этих полномочий, совершает самостоятельные волевые акты в процессе их осуществления.

Так, представитель, которому поручено приобрести дачное помещение, не вправе совершить какую-либо иную сделку, ибо это выходило бы за пределы его полномочий, но, действуя в соответствии с последними, он сам решает вопрос о целесообразности заключения данной сделки с данным лицом и т. п. С этой точки зрения нельзя, например, считать представителем посланца, у которого нет полномочий и который ограничивается тем, что передает или выполняет волю другого лица.

Сообразно с этим представительство определяется как такое гражданское правоотношение, в силу которого одно лицо, представитель, действуя в пределах данных ему полномочий, осуществляет от имени другого лица, представляемого, или приобретает непосредственно для этого лица гражданские права и обязанности в отношениях с третьими лицами.

Сфера практического применения представительства достаточно широка. Представительство может быть использовано в процессе приобретения и осуществления подавляющего большинства гражданских прав и обязанностей – не только имущественного, но и личного неимущественного характера. Например, через представителей иногда подаются заявки на изобретения, одобряются изменения, вносимые издательством в рукопись авторского произведения, дается согласие на его опубликование и т. п. Вместе с тем некоторые юридические действия ввиду их тесной связи с личностью советского гражданина не могут быть совершены посредством представительства. Нередко это настолько ясно, что недопустимость применения представительства специально даже и не оговаривается законом, прямо относящимся к соответствующим случаям (например, при вступлении в брак, усыновлении). Иногда же необходимые указания содержатся в самом законе. Так, из правила ст. 540 ГК о том, что завещание должно быть собственноручно подписано завещателем, с полной очевидностью явствует невозможность его совершения через представителя.

В качестве представляемых могут выступать любые субъекты советского гражданского права – дееспособные и недееспособные, граждане и юридические лица. Специфические моменты, свойственные правовому положению различных групп представляемых, проявляются лишь в том, что дееспособные граждане и юридические лица вправе самостоятельно избирать для себя представителей, тогда как к недееспособным ввиду непридания юридической силы их волевым актам представители назначаются в порядке, установленном в законе.

В качестве представителей могут выступать далеко не все субъекты советского гражданского права. Из числа по вполне понятным причинам полностью исключаются недееспособные. Что же касается дееспособных граждан, то не каждый из них вправе осуществлять представительство в любом из возможных гражданских правоотношений. В целях обеспечения добросовестного исполнения обязанностей по представительству закон устанавливает ряд ограничений. Во-первых, для некоторых лиц полностью исключается возможность представительствовать в определенной группе гражданских правоотношений. Так, согласно ст. 47 ГПК граждан, исключенные из коллегии адвокатов, а также судьи, следователи и прокуроры не вправе выступать в качестве представителей стороны в судебном споре, за исключением случаев, указанных в самой ст. 47 ГПК. Во-вторых, некоторые лица не могут быть представителями определенных субъектов при совершении от их имени определенных действий. Так, главные бухгалтеры не вправе получать денежные средства из банков по доверенности, выданной для реализации чека или иного денежного документа. В-третьих, некоторые лица не могут представительствовать в определенном правоотношении, устанавливаемом между определенными субъектами. Так, согласно ч. III ст. 62 ГК представитель не может совершить сделки от имени представляемого ни в отношении самого себя, ни в отношении третьего лица, представителем которого он одновременно является. Надлежит признать также, что лица, ограниченные в дееспособности из-за злоупотребления алкогольными напитками или наркотическими веществами, вправе представительствовать только в пределах, в каких они продолжают считаться способными к самостоятельному совершению сделок.

Особо следует остановиться на вопросе о том, в какой мере в качестве представителей вправе выступать юридические лица. В связи с этим необходимо напомнить, что правоспособность юридических лиц носит специальный характер. Поэтому они могут принимать на себя определенные представительские функции лишь при условии, что такое право предоставлено им по уставу или вытекает из характера выполняемых ими задач. Так, Устав профессиональных союзов СССР прямо наделяет профсоюзные организации правом представлять интересы своих членов по спорам, связанным с вопросами производства, труда, культуры и быта. Представительство от имени нижестоящих звеньев кооперативной системы могут осуществлять ее вышестоящие звенья. Арбитражная практика допускает также представительство интересов нижестоящих вышестоящими органами Советского государства.

Характер действий, выполнение которых поручается представителю, определяется содержанием данного ему полномочия. Если представитель действует в пределах полномочия, последствия его действий становятся обязательными для представляемого. Если же он нарушает эти пределы, представляемый свободен от каких бы то ни было обязательств перед лицом, с которым представитель вступил в правоотношение от его имени. Необходимо поэтому тщательно проверить полномочия представителя, прежде чем устанавливать при его посредстве правовые отношения с представляемым. И если бы, несмотря на такую проверку, третьи лица были бы все же введены в заблуждение представителем, последний нес бы ответственность за убытки, которые у них возникли вследствие непризнания со стороны представляемого установленного с ним правоотношения.

Что же представляет собой полномочие представителя как определенная юридическая категория?

В. А. Рясенцев, в работах которого отношения по представительству подверглись наиболее детальному исследованию[178], пришел к выводу, что полномочие нельзя считать субъективным правом, ибо полномочию не соответствует чья-либо обязанность, его нельзя нарушить как субъективное право и оно не порождает права на иск. Разделяя рассмотренную нами ранее теорию динамической правоспособности. М. М. Агаркова, В. А. Рясенцев присоединяется к тому мнению, что наряду с правоспособностью и субъективными правами существуют такие проявления правоспособности, которые представляют собою нечто меньшее, чем субъективное право, и нечто большее, чем правоспособность. К числу таких явлений он относит и полномочие представителя, которое, по мнению В. А. Рясенцева, не становится субъективным правом, ибо ему не противостоит ничья обязанность, но уже вышло за пределы правоспособности, ибо полномочию представителя соответствует связанность, порождаемая его действиями для представляемого. «Следовательно, – заключает В. А. Рясенцев, – полномочие есть проявление гражданской правоспособности, заключающееся в возможности совершить действия от имени другого лица с непосредственными юридическими последствиями для него»[179].

Однако с этим выводом трудно согласиться по тем же причинам, в силу которых представляется ошибочной теория динамической правоспособности вообще. Если исходить из того, что никаких других промежуточных звеньев между правоспособностью и субъективным правом, кроме юридических фактов, не существует, то не существует, следовательно, и таких проявлений правоспособности, которые не были бы ни юридическими фактами, ни субъективными правами. Но именно к такой, в действительности не существующей форме проявления правоспособности В. А. Рясенцев относит полномочие представителя. Ясно, что подобное решение вопроса нельзя считать приемлемым с точки зрения освещенных ранее взглядов на соотношение правоспособности и субъективных прав.

Для выяснения юридической сущности полномочия представителя необходимо вспомнить, к чему сводится сущность представительства вообще. Если какое-либо лицо участвует в гражданском обороте через представителя, то это означает, что оно, будучи правоспособным, либо лишено дееспособности, либо по тем или иным причинам не может воспользоваться своей дееспособностью и прибегает поэтому к помощи представителя. Следовательно, в отношениях по представительству мы всегда имеем дело с присоединением к правоспособности одного лица, представляемого, дееспособности другого лица, представителя. Но такое присоединение осуществляется не беспредельно, а лишь в определенных границах, которые и очерчиваются при помощи полномочия. Полномочие не является субъективным правом, так как представитель благодаря полномочию приобретает не права, а только возможность осуществления чужих прав и обязанностей или приобретения их для другого лица. Но вместе с тем полномочие порождает определенные юридические последствия и, стало быть, имеет значение юридического факта. Полномочие и есть юридический факт, определяющий границы присоединения к правоспособности представляемого дееспособности представителя.

Объем и характер полномочий, которыми облекается представитель, зависят от того, из каких именно юридических оснований возникло отношение по представительству. В то же время специфика различных оснований возникновения отношений по представительству служит критерием классификации этих отношений. Иногда представительство устанавливается по прямому указанию закона. Так, согласно ст. 43 КЗоБСО «защита интересов несовершеннолетних детей – личных и имущественных – лежит на родителях, которые являются представителями детей на суде и в других учреждениях». В некоторых случаях представительство устанавливается изданным на основе закона административным актом. Так, опекун – представитель недееспособного (ст. 86 КЗоБСО), но он назначается органами опеки и попечительства (ст. 74 КЗоБСО). Оба приведенных основания характеризуются тем общим для них моментом, что представительство здесь устанавливается в порядке, обязательном как для представляемого, так и для представителя. Но представительство может быть установлено и в порядке добровольного соглашения между соответствующими субъектами. Так, в качестве представителей госорганов обычно выступают их рабочие и служащие, состоящие с госорганом в трудовых отношениях, которые возникают на основе добровольно заключаемых трудовых договоров. Членство в кооперативно-колхозной организации также устанавливается добровольно, но и оно может служить основанием для выполнения членом данной организации представительских функций. Дееспособные граждане вправе выбрать себе представителя, заключив с ним добровольное соглашение, именуемое договором поручения.

Таким образом, все разнообразные случаи представительства могут быть сведены к двум основным видам:

1) обязательное представительство и 2) добровольное представительство.

В литературе представительство, которое было названо обязательным, нередко именуют законным представительством. Однако, помимо неудачности такого термина, могущего посеять сомнения законности других видов представительства, он неправильно отражает и самое существо дела, ибо, как уже было показано, представительство, осуществляемое опекуном, возникает не из закона непосредственно, а из закона и изданного в соответствии с ним распорядительного акта о назначении опекуна. В такой же мере неправильно добровольное представительство именовать представительством договорным, так как оно может быть основано не на договоре, а, например, на праве членства.

Некоторые авторы особо выделяют так называемое уставное представительство, разумея под последним представительство интересов юридического лица, осуществляемое его органами[180]. Но для такого выделения нет решительно никаких оснований, ибо в действиях органа выражается деятельность самого юридического лица, а не его представителя.

Что касается отдельных случаев представительства, приводившихся ранее, то, по мнению Р. О. Халфиной, из их числа следовало бы исключить представительство недееспособных граждан, которое не может быть подведено под общее понятие представительства потому, что здесь представитель не выражает воли представляемого (недееспособного) и что самый вопрос о распоряжении опекунами имуществом подопечных зависит от решения другого более важного вопроса – кому доверяется забота о том или иной недееспособном (ребенке или душевнобольном)[181]. Конечно, представительство от имени недееспособных отличается рядом особенностей с точки зрения как оснований его возникновения, так и методов его осуществления. Но, несмотря на эти особенности, оно же остается представительством, и потому ни под какое другой понятие, кроме общего понятия представительства, его подвести невозможно.

При обязательном представительстве, которое устанавливается либо по прямому указанию закона, либо на основе административного акта, издаваемого в соответствии с законом, сам закон определяет и полномочия представителя. Так, полномочия опекуна определены в ст. 86 КЗоБСО. Следовательно, в этих случаях воля представителя формируется волей законодателя, а не представляемого лица, которое, как лицо недееспособное, не обладает юридически значимой волей. Однако если недееспособные не обладают юридически значимой волей, то они тем не менее обладают юридически значимыми интересами, с которыми и должен сообразовываться опекун во всей своей деятельности. В соответствии с интересами подопечных закон определяет полномочия опекуна. Стало быть, волевые акты опекуна находятся в прямой зависимости от интересов подопечного и закрепляющей их государственной воли, выраженной в законе.

При добровольном представительстве полномочия представителя определяются в соответствии с законом волей представляемого лица. Это означает, что, совершая собственные волевые акты, представитель обязан сообразовываться с волей представляемого. Как, однако, быть в случае нарушения представителем этой его обязанности? Чья воля заслуживает предпочтения – представителя или представляемого? Для отношений представителя с представляемым всегда решающее значение имеет воля последнего, и если бы представитель нарушил ее, он был бы обязан возместить убытки представляемому. В отношениях же представителя с третьими лицами следует различать две несовпадающих ситуации. Первая ситуация характеризуется тем, что представитель нарушил волю представляемого, отступив от данных ему полномочий (например, вместо договора купли-продажи совершил договор дарения). Тогда решающее значение приобретает воля представляемого, и он не будет нести никаких обязанностей перед третьими лицами. Вторая ситуация характеризуется тем, что представитель нарушил волю представляемого, но не вышел за пределы данных ему полномочий (например, совершил, как это и было ему поручено, договор купли-продажи, но на условиях, невыгодных для представляемого). Тогда решающее значение приобретает воля представителя, и если третьи лица добросовестны, представляемый будет нести перед ними соответствующие обязанности, хотя он и вправе взыскать возмещение убытков с представителя.

Полномочия представителя должны быть определенным образом выражены, чтобы с ними могли ознакомиться третьи лица, вступающие в отношения с представляемым при посредстве представителя. В случаях обязательного представительства, когда полномочия определяются в самом законе, они в особом оформлении не нуждаются, и здесь гражданину достаточно лишь доказать, что он является родителем недееспособного, либо сослаться на административный акт о назначении его опекуном. В случаях добровольного представительства иногда полномочия представителя с полной очевидностью выражаются обстановкой, в которую он поставлен. Так, каждому ясно, что кондуктор трамвая вправе совершать договоры перевозки, приемщик в ателье бытового обслуживания – договоры подряда, продавец и кассир в магазине – договоры купли-продажи и т. п. При отсутствии такой обстановки полномочия добровольного представителя оформляются особо. Обычно они оформляются выдачей доверенности. В отношениях членства и трудовых отношениях возможно их оформление путем издания административного акта о назначении на должность, связанную с выполнением представительских функций. Но зачастую и издание такого акта сочетается с выдачей представителю доверенности (например, выдача доверенности назначенному руководителю филиала юридического лица). Ввиду широкого применения доверенности в представительских правоотношениях, являющейся к тому же актом гражданско-правового характера, ГК специально выделяет ее из числа других оснований установления полномочий представителя.

Доверенность. Письменно оформленное уполномочие, выдаваемое одним лицом другому для представительства перед третьими лицами, называется доверенностью (ч. I ст. 64 ГК). В то время как возникновение отношений по добровольному представительству имеет в своей основе соглашение между двумя лицами – представляемым и представителем, доверенность, выдаваемая в силу такого соглашения, составляется представляемым единолично. Стало быть, самый факт ее выдачи есть не соглашение, а юридическое действие одностороннего характера. Но поскольку доверенность всегда опирается на установленные тем или иным способом представительские отношения, ее выдача осуществима с такими же ограничениями, которые действуют и для представительства. В частности, доверенность юридическому лицу может быть выдана лишь на совершение сделок, которые не выходят за рамки его специальной правоспособности (ч. II ст. 64 ГК).

Доверенность должна быть облечена в определенную форму. По общему правилу, она составляется в письменной форме. В литературе нередко высказывается мнение, что доверенность может быть составлена и устно, но в этом случае нельзя доказывать факт ее выдачи свидетельскими показаниями и допустимы лишь письменные доказательства (ст. 46 ГК). Однако такое мнение, по-видимому, – результат смешения полномочия с доверенностью, при помощи которой оно оформляется. Полномочие действительно может быть формулировано устно, и если, например, самая обстановка, в которую представитель поставлен, с достаточной ясностью выражает характер его полномочий, надобность в их письменной фиксации вообще отпадает. Доверенность же представляет собой документ, фиксирующий полномочие. Но вне письменной формы немыслимо существование документа; пока полномочие представителя не выражено на письме, нет и самой доверенности. Поэтому и нельзя ставить вопрос о действительности или недействительности устной доверенности, так как не может быть ни действительным, ни недействительным то, что не существует.

В случаях, прямо указанных в законе, доверенность нуждается в нотариальном оформлении. При этом доверенность военнослужащего, удостоверенная командованием соответствующей воинской части или госпиталя, если военнослужащий находится на излечении, имеет силу нотариально удостоверенной доверенности (ч. II ст. 65 ГК).

Два важнейших случая обязательного нотариального удостоверения доверенности предусмотрены ч. I ст. 65 ГК, в которой упоминаются доверенности на совершение: а) сделок, также нуждающихся в нотариальной форме (например, сделки по покупке жилого строения), или б) действий в отношении государственных, кооперативных и общественных организаций (например, при получении для другого лица диплома об окончании вуза и т. п.). Однако доверенности социалистических организаций нотариального оформления вообще никогда не требуют (ст. 66 ГК). Они выдаются за подписью руководителя организации с приложением печати, а доверенность на получение или выдачу денег и других имущественных ценностей подписывается также главным (старшим) бухгалтером данной организации. И лишь доверенности социалистических организаций для совершения необходимых действий в банке и для заключения внешнеторговых сделок, с точки зрения формы и порядка выдачи, подчиняются специальным правилам[182]. Кроме того, доверенности граждан на совершение действий в отношениях с социалистическими организациями могут быть иногда оформлены не в нотариальном, а в ином порядке – организацией, в которой доверитель работает или учится, управлением дома в котором он проживает, или администрацией стационарного лечебного учреждения (но не поликлиники, амбулатории и т. п.), в котором он находится на излечении. Такой порядок закреплен ч. III ст. 65 ГК для доверенностей на получение заработной платы и иных платежей, связанных с трудовыми отношениями (например, оплаты труда колхозника), на получение вознаграждения авторов и изобретателей, пенсий, пособий и стипендий, сумм из гострудсберкасс, а также на получение корреспонденции, в том числе денежной и посылочной.

По характеру выраженных в них полномочий доверенности подразделяются на генеральные и специальные. Генеральные доверенности уполномочивают на общее управление имуществом представляемого субъекта. Таковы, например, доверенности, выдаваемые руководителям филиалов юридических лиц или руководителям подсобных предприятий, не переведенных на хозяйственный расчет. Специальные доверенности уполномочивают на совершение лишь определенной совокупности действий от имени и в пользу представляемого субъекта. Таковы, например, доверенности, выдаваемые агенту по снабжению для заключения договоров по приобретению сырья, материалов и т. п. или юрисконсульту предприятия для выступления в суде и арбитраже. Если специальная доверенность уполномочивает на совершение какого-либо единичного действия (например, получение посылки, денежного перевода или заработной платы), то ее именуют разовой доверенностью.

Лицо, на имя которого выдана доверенность, обязано лично осуществить предоставленные ему полномочия. Однако ст. 68 ГК разрешает в определенных случаях произвести передоверие, т. е. передачу полномочий другому лицу с выдачей ему первоначальным поверенным доверенности, которая должна быть оформлена нотариально и по своему сроку не может превышать срока действия основной (исходной) доверенности. Передоверие осуществимо с согласия представляемого, выраженного в самой доверенности или каким-либо иным способом. Кроме того, оно может быть произведено и без согласия представляемого, если представитель в интересах представляемого вынужден прибегнуть к передоверию и в то же время лишен возможности получить от него согласие на передоверие. Но право в любое время отменить передоверие принадлежит как лицу, выдавшему доверенность, так и лицу, произведшему передоверие. Поэтому о передоверии, а также относительно данных, характеризующих нового поверенного, доверитель должен быть уведомлен сразу же, как только к этому представится возможность. Тогда первоначальный поверенный несет ответственность лишь за правильный выбор нового поверенного, но не за его действия. Если же передоверие осуществлено с нарушением указанных условий, первоначальный поверенный отвечает за действия нового поверенного как за свои собственные.

Поскольку доверенность выражает полномочия по представительству, совершение указанных в ней действий влечет за собой те юридические последствия, которые вытекают из представительских отношений, а именно – права и обязанности, создаваемые этими действиями, возникают непосредственно для представляемого как лица, выдавшего доверенность. Само собой, однако, разумеется, что приведенное правило применяется лишь при условии совершения представителем тех или иных действий в полном соответствии с доверенностью. Если же представляемый пожелает стать носителем прав и обязанностей, возникших из таких действий представителя, которые доверенности не соответствуют, он должен одобрить эти действия (ст. 63 ГК). Доверенность – срочный документ (ст. 67 ГК). Ее предельный срок не должен превышать трех лет. Это означает, что, если бы доверенность была выдана на более продолжительный период, она все равно утратила бы силу по истечении трех лет с момента ее выдачи. При отсутствии указания на срок в самой доверенности она считается выданной сроком на один год. Срочный характер доверенности, а также практическая значимость точного установления момента, с которого она вступает в силу, приводят к тому, что, если в ее тексте дата выдачи не указана, такая доверенность признается недействительной.

С истечением срока действие доверенности прекращается (п. 1 ст. 69 ГК). Ее действие прекращается и в других случаях, предусмотренных ст. 69 ГК, которая к числу оснований прекращения доверенности относит прекращение юридического лица – доверителя или поверенного; смерть, а также признание недееспособным, ограниченно дееспособным или безвестно отсутствующим гражданина – доверителя или поверенного; отмену доверенности представляемым или отказ от нее co стороны представителя, произведенные в любой момент любым из этих лиц. Последнее обстоятельство специально предусматривается законом потому, что отношения по представительству носят строго личный характер и строятся на взаимном доверии, в связи с чем стороны и должны иметь возможность в любой момент прекратить эти отношения. По тем же причинам ч. II ст. 69 ГК особо оговаривает недействительность соглашения сторон, в силу которого они отказываются от своего права на одностороннее прекращение правоотношений, вытекающих из доверенности.

Для того, однако, чтобы отмененная доверенность утратила свое действие, доверитель обязан известить об этом поверенного и известных ему третьих лиц, с которыми поверенный может вступить в отношения на основе доверенности. Такая же обязанность лежит на правопреемниках доверителя, если доверенность прекращается ввиду прекращения юридического лица либо смерти, признания недееспособным, ограниченно дееспособным или безвестно отсутствующим гражданина, выдавшего доверенность. Для доверителя или его правопреемников во всяком случае обязательны те действия доверенного, которые были им совершены до момента, когда он узнал или должен был узнать об отмене доверенности. Но если доверитель докажет, что, хотя поверенный об отмене доверенности не был осведомлен, однако об этом знали или должны были знать третьи лица, с которыми поверенный вступил в отношения, он освобождается перед такими лицами от каких бы то ни было обязательств. Самая же доверенность должна быть возвращена доверителю поверенным или его правопреемниками по ее прекращении независимо от того, будет ли предъявлено соответствующее требование доверителем (ст. 70 ГК).

Одновременно с прекращением действия доверенности прекращается и передоверие (ч. III ст. 69 ГК).

Предст авительст во без полномочий. Полномочие составляет необходимую предпосылку возникновения и осуществления представительства. Нет полномочий – значит нет и отношений по представительству. То же самое происходит в случае, когда представитель совершает действия с превышением своих полномочий, например вместо договора найма заключает договор купли-продажи. Но раз нет представительства, то и сделка ни к чему не обязывает того, для кого она совершена.

Иное положение создается у контрагента, с которым подобная сделка совершается. Так как на нем лежит обязанность проверки (по доверенности, административному акту и т. п.) данных представителю полномочий, он не может не знать, что сделка совершается при их отсутствии или с их превышением. И если он тем не менее в сделку вступает, то это делается исходя из предположения, что сторона, для которой сделка совершается, может ее впоследствии одобрить со всеми вытекающими отсюда юридическими последствиями, т. е. с признанием сделки действительной с момента ее совершения. Одобрение должно последовать в пределах установленного контрагентом или фактически необходимого при сложившихся обстоятельствах срока. В противном случае от связанности сделкой освобождается и вторая сторона. Но если сделка будет одобрена своевременно, другой ее участник не вправе от нее отказаться ссылкой на отсутствие представительства: раз он пренебрег этим фактом в момент совершения сделки, у него нет оснований апеллировать к тому же обстоятельству после ее одобрения.

Выходит, следовательно, что совершение сделки одним лицом для другого без полномочий или с их превышением юридически отнюдь не безразлично, так как оно связывает второго контрагента, а после одобрения порождает такие же последствия, как и при представительстве. Это и дает основание именовать соответствующие отношения представительством без полномочий.

К представительству без полномочий непосредственно примыкает ведение чужих дел без поручения, которое выделено в особый институт гражданскими кодексами некоторых союзных республик (например, Казахской ССР и Латвийской ССР), однако не предусматривается прямо ГК РСФСР.

Общим понятием ведения чужих дел без поручения охватываются разнообразные конкретные жизненные случаи, причем далеко не все они напоминают отношения по представительству. Предположим, что кто-либо решил отремонтировать находящийся под угрозой разрушения жилой дом, собственник которого по тем или иным причинам (например, вследствие тяжелого заболевания, длительного отсутствия и т. п.) сам позаботиться о своих интересах не может. Предположим, далее, что некоторые ремонтные работы данное лицо выполняет самостоятельно, а для производства другой их части заключает договоры подряда с ремонтными рабочими. Предположим, наконец, что во время выполнения ремонтных работ возвращается собственник жилого строения, который сам уже может теперь обеспечить совершение необходимых действий, связанных с охраной своих интересов. В этом случае лицо, которое приняло на себя заботы о чужом строении, видимо, предъявит к собственнику требование, с одной стороны; об оплате им самим выполненных работ, а с другой стороны, о передаче собственнику договоров, которые были заключены в его интересах. Ясно, что лишь второе требование напоминает отношения по представительству ибо только оно связано с совершением юридических действий перед третьими лицами и возникновением из этих действий прав и обязанностей для собственника строения. Спрашивается, должен ли собственник принять заключенные для него договоры или он вправе уклониться от их принятия, ссылаясь на то, что эти договоры заключены хотя и в его интересах, но без его поручения?

Если лицо, в интересах которого кто-либо совершил юридическое действие без поручения, впоследствии одобрило эти действия, возникает ситуация, тождественная случаям, предусмотренным ст. 63 ГК, т. е. представительство без полномочий. Если же договор в пользу данного лица не только заключен, но и выполнен, и лицо это оставляет за собой все выгоды, вытекающие из такого договора, оно обязано возместить связанные с договором расходы тому, кто их фактически произвел (ст. 473 ГК). Как, однако, быть с договорами, заключенными, но еще не выполненными? Может ли заинтересованное лицо не одобрить такие договоры и на этом основании отказаться от их принятия?

Поставленный вопрос в законе Российской Федерации не разрешен, так как ведение чужих дел без поручения вообще не регулируется действующим ГК РСФСР. Но в жизни такие вопросы возникают, и решать их нужно, исходя из правил об аналогии, формулированных ч. III ст. 10 ГПК.

Нельзя, конечно, предоставлять право одному лицу во всех случаях, когда ему вздумается, вмешиваться в дела другого. Но было бы неправильно вместе с тем вообще запретить ведение чужих дел без поручения. Такой всеобщий запрет, ущемляя благородное чувство товарищеской солидарности, свойственное советскому человеку, не соответствовал бы насущным потребностям лиц, которые в силу тех или иных обстоятельств оказываются лишенными возможности самостоятельно или через избранного ими представителя позаботиться о своих интересах. Решать этот вопрос надо, следовательно, так: ведение чужих дел без поручения допустимо, но в известных границах и при соблюдении определенных условий.

К числу таких условий следует отнести: а) необходимость предотвращения существенной угрозы, нависшей над интересами другого лица; б) наступление обстоятельств, делающих невозможным для этого лица защитить свои интересы самостоятельно или через избранного им представителя; в) наступление обстоятельств, исключающих возможность связаться с этим лицом для получения от него соответствующих полномочий.

Если ведение чужих дел без поручения осуществлялось при нарушении хотя бы одного из перечисленных условий, только последующее одобрение совершенных действий может породить права и обязанности для лица, в интересах которого они были совершены. В случае же соблюдения всех указанных условий последствия ведения чужих дел без поручения непосредственно распространяются на заинтересованное лицо независимо от того, последует ли одобрение с его стороны.

Из сказанного следует, что тот, кто принимает на себя ведение чужих дел без поручения при точном соблюдении соответствующих условий, фактически действует как представитель, хотя он не вступал в соглашение с представляемым и не получал от него никаких полномочий. Поэтому к нему должны быть предъявлены те же требования, что и к представителю, и, в частности, такое важнейшее требование, как обязанность во всем сообразовывать свои действия с интересами представляемого. С другой стороны, к лицу, ведение дел которого без поручения кто-либо принял на себя, должны быть предъявлены те же требования, что и к представляемому в обычных отношениях по представительству. Это означает, что данное лицо становится участником установленных для него правоотношений и обязано возместить связанные с их установлением расходы.

Глава 4Объекты гражданских правоотношений

§ 1. Понятие и виды объектов гражданских правоотношений

Понятие объекта гражданских правоотношений. Объект – категория философская. Юридическая наука самостоятельно общую категорию объекта не разрабатывает, а использует в своих практических целях то определение понятия объекта, которое существует и применяется в марксистско-ленинской философии диалектического материализма.

Не только в философии, но и в любой другой науке, рассматривающей вопрос об объекте определенного явления, под объектом понимают то, на что данное явление оказывает или может оказать воздействие. Так, говоря об объекте труда как об одном из элементов производительных сил, К. Маркс определяет его как предмет, на который воздействует труд[183]. Это соответствует общефилософскому пониманию объекта, который в философии диалектического материализма определяется как внешний противостоящий субъекту предмет, на который направляется сознание и деятельность субъекта. На тех же началах должно быть построено и определение объекта гражданского правоотношения.

Объектом гражданского правоотношения является то, на что направлено или на что воздействует гражданское правоотношение.

Виды объектов гражданских правоотношений. Всякое явление воздействует на какое-либо другое явление прежде всего своим содержанием. Но у гражданского правоотношения имеется юридическое, волевое и материальное содержание (см. § 1 гл. 2 разд. 2). Поэтому оно может быть направлено не только на юридические, но также на волевые и материальны объекты.

Юридическое содержание правоотношения образуют права и обязанности его субъектов. Но права и обязанности могут воздействовать лишь на поведение людей. Ни вещи, ни какие-либо иные явления объективной действительности не способны реагировать на воздействие со стороны прав и обязанностей. Такой способностью обладает только человеческое поведение. При этом как субъективные права, так и гражданские обязанности направлены (непосредственно или в конечном счете) на обеспечение в интересах управомоченного определенного поведения обязанного лица. То поведение обязанного лица, на которое вправе притязать управомоченный, и составляет юридический объект гражданского правоотношения. Например, в договорных отношениях кредитор имеет право на то, чтобы должник выполнил для него определенную работу, передал вещь или уплатил деньги. Действия должника по выполнению работы, передаче вещи, уплате денег и т. п. явятся объектом права кредитора. В юридических отношениях собственности, собственник имеет право на то, чтобы все третьи лица воздерживались от совершения действий, посягающих на принадлежащее ему имущество. Поведение обязанных лиц, выражающееся в воздержании от совершения определенных действий, явится объектом права собственности.

Волевое содержание правоотношения образует воля господствующего класса или всего народа, которая, будучи выраженной в нормах права, индивидуализируется в субъективных правах и обязанностях, принадлежащих участникам правоотношения. В норме права господствующая воля выражается в форме общеобязательного правила поведения. В субъективных правах и обязанностях она выражается в форме определения государством возможного и должного поведения их носителей. Тем самым воля отдельных лиц как участников правоотношения ставится в подчинение государственной воле. Воля этих лиц, т. е. воля носителей гражданских прав и обязанностей, является волевым объектом гражданского правоотношения. Нетрудно заметить, какое существенно различное значение для правоотношения имеют его юридический и его волевой объект. Управомоченный имеет право на определенное поведение обязанного лица (юридический объект), но не на его волю (волевой объект). Воля субъектов правоотношения не может служить объектом их взаимных притязаний, а выступает в качестве объекта воздействия со стороны норм объективного права, которое последние осуществляют посредством правоотношения.

Материальное содержание правоотношения составляет то общественное отношение, которое им закрепляется. У этого общественного отношения может быть свой собственный объект. Так, в отношениях общественного производства, которые имеют для гражданского права решающее значение, в качестве объекта выступают средства производства. Иногда предметом гражданско-правового регулирования становятся идеологические отношения, например отношения, возникающие в связи с созданием произведений науки, литературы или искусства. Объект таких отношений также носит идеологический характер, но он получает объективированное выражение и обычно облекается в определенную материальную форму (например, творческая мысль автора воплощается, материализуется в созданном им произведении). В этом смысле можно говорить, что общественные отношения такого рода также имеют свой материальный объект. Когда эти общественные отношения подвергаются правовому регулированию и приобретают вид правовых отношений, их материальный объект становится материальным объектом правоотношения. Таким образом, материальный объект гражданского правоотношения – это тот объект, которым обладает лежащее в его основе и закрепляемое им общественное отношение.

Проведение четкой границы между юридическими и материальными объектами правоотношения имеет существенное теоретическое и практическое значение.

Прежде всего на юридический объект (поведение обязанных лиц) правоотношение воздействует непосредственно, тогда как на материальный объект (например, вещи) правоотношение может воздействовать не непосредственно, а лишь через поведение его участников. Именно таким способом право выполняет свою активную роль в обеспечении неуклонного роста социалистического производства, осуществляемого путем как создания новых, так и максимально эффективного использования наличных технических средств. Создают новую технику и используют ее люди, а не право. Но, воздействуя на поведение людей как участников правоотношений, нормы права обеспечивают такое направление их деятельности, которое необходимо для дальнейшего развития и роста социалистической техники. Разграничивая юридические и материальные объекты в теории, мы получаем таким образом возможность правильно определить столь важные для практики формы активного воздействия норм права и правоотношений на базис, а также на производительные силы социалистического общества.

Далее, если бы дело ограничивалось только материальным объектом, это нередко приводило бы к тому, что существенно различные по своему характеру правоотношения имели бы один и тот же объект. Представим себе, например, что собственник вещи сдал ее внаем, а наниматель передал эту вещь во временное пользование поднанимателю. Перед нами три вида правоотношений: правоотношения собственности, найма и поднайма. Их материальным объектом является одна и та же вещь. Но их юридические объекты различны, поскольку управомоченные субъекты каждого из перечисленных правоотношений могут притязать на различные действия обязанных лиц. Именно таким путем различные виды правоотношений могут быть разграничены не только по их содержанию, но и по их объектам[184].

Необходимо, наконец, обратить внимание и еще на одно весьма существенное обстоятельство. Дело в том, что не все общественные отношения, регулируемые правовыми нормами, имеют свой материальный объект. Например, у родственных, супружеских или родительских отношений нет особого материального объекта. Поэтому если бы в качестве объекта правоотношения мог выступать только материальный объект, пришлось бы признать, что в ряде случаев правоотношения, а значит, и заключенные в них права и обязанности оказываются безобъектными. Но право без объекта, право, которое ни на что не направлено, – какое же это право? В действительности же дело обстоит таким образом, что у правоотношения может отсутствовать материальный объект, если его нет у регулируемого правом общественного отношения, но в то же время всякое правоотношение имеет свой юридический объект – то поведение обязанного лица, на которое может притязать управомоченный. Таким образом, лишь путем разграничения материальных и юридических объектов мы избавляемся от лишенного какого бы то ни было смысла вывода о возможности существования безобъектных правоотношений.

Изложенные взгляды на объект правоотношения отнюдь не являются господствующими в советской юридической литературе, хотя признание поведения людей единственно возможным юридическим объектом правоотношения все более пробивает себе дорогу в учебниках и монографических работах, опубликованных как в СССР, так и в странах народной демократии.

Прежде всего самое определение понятия объекта правоотношения не всегда формулируется так, как мы его формулировали. Многие авторы считают, что объект – это не то, на что направлены, а то, по поводу чего устанавливаются правоотношения.

Далее, в литературе обычно не проводится различие между юридическими и материальными объектами правоотношения, а говорится об объектах правоотношения вообще. К разряду же объектов правоотношений одни авторы относят только вещи[185], а другие – вещи[186], материальные блага, действия людей[187]. Так, например, объектом права собственности признается вещь, объектом права на имя – имя как нематериальное благо, объектом договора подряда – деятельность подрядчика по выполнению заказанной ему работы.

Наконец, в оценке значения объекта как элемента правоотношения мнения различных ученых также расходятся. Большинство авторов полагают, что объект является необходимым элементом всякого правоотношения. Вместе с тем отдельные авторы отстаивают тот взгляд, что объект свойствен не всем, а лишь некоторым, в частности только имущественным, правоотношениям[188].

В приведенных суждениях ошибочным, на наш взгляд, является самое определение объекта, рассматриваемого как то, по поводу чего устанавливаются правоотношения. Правоотношения действительно могут устанавливаться по самым разнообразным поводам. Однако повод, в связи с которым создается то или иное явление, не есть его объект. Объектом может быть лишь то, на что данное явление направлено, на что оно воздействует.

Но при таком понимании объектов правоотношения к ним нельзя отнести вещи и другие блага. Ни объективное право, ни субъективные права и обязанности, составляющие юридическое содержание правоотношения, не способны воздействовать на вещь. Как же при этих условиях вещь может выступать в качестве юридического объекта правоотношения?

На вещь способно воздействовать только поведение людей как участников правоотношения. Поэтому вещь и рассматривается нами в качестве материального, а не юридического объекта. Если данное правоотношение вообще не связано с вещами, то это не означает, что оно вовсе лишено объекта, как вынуждены утверждать авторы, признающие только за вещами значение объектов, правоотношения. Это означает лишь, что у данного правоотношения нет своего материального объекта. Но у него обязательно имеется свой юридический объект – то поведение обязанного лица, на которое вправе притязать управомоченный. Следовательно, мысль о возможности существования безобъектных правоотношений не только вызывает недоумение, но и не соответствует существу дела.

Итак, объекты правоотношения делятся на три вида: 1) юридический объект – поведение обязанного лица, на которое вправе притязать управомоченный; 2) волевой объект – воля участников правоотношения, которая при помощи предоставленных им прав и возложенных на них обязанностей ставится в подчинение воле государства, выраженной в нормах объективного права; 3) материальный объект – вещь или иное благо, с которым связано закрепляемое правом общественное отношение и на которое направлено поведение участников правоотношения.

В реальной общественной жизни указанные объекты правоотношения находятся в тесной взаимосвязи и взаимозависимости. Обеспечивая определенное поведение людей, нормы права посредством правоотношений направляют его на определенные материальные объекты. С другой стороны, нормируя поведение людей посредством предоставления им субъективных прав и возложения на них определенных обязанностей, законодатель учитывает, с какими материальными объектами данное поведение связано.

В литературе и законодательстве часто приходится встречаться с таким выражением, как «правовой режим вещей» («правовой режим основных средств», «правовой режим оборотных средств» и т. п.). Ясно, что никакого правового режима вещей на самом деле быть не может. В действительности правовой режим устанавливается не для вещей, а для связанного с ними поведения людей. Но так как вещи являются материальным, а поведение – юридическим объектом правоотношения и так как, нормируя юридический объект, законодатель учитывает, с каким материальным объектом он связан, такой сокращенный словесный образ – «правовой режим вещей» – становится понятным и не должен порождать недоразумений. Именно в этом плане и следует рассматривать вопрос о юридической классификации вещей, к изучению которой мы переходим.

§ 2. Вещи, деньги, ценные бумаги, имущество

Вещи. Для гражданских правоотношений вещи имеют колоссальное значение потому, что в своей подавляющей массе эти отношения носят имущественный характер и, следовательно, так или иначе связаны с материальными объектами – средствами или продуктам производства, т. е. с вещами.

Экономическая значимость материального объекта определяет общественную значимость имущественного правоотношения в целом. Возьмем, например, имущественные правоотношения, в которых участвует советский гражданин. Одно дело, когда эти правоотношения связаны с предметами потребления, и совершенно иной комплекс вопросов возникает в случаях, когда такие правоотношения устанавливаются в связи со средствами производства. Советское государство заинтересовано в обеспечении максимального удовлетворения материальных и культурных потребностей народа. Поэтому в виде общего правила оно не устанавливает препятствий дли приобретения гражданином предметов потребления в любом количестве, если они действительно используются для удовлетворения его личных нужд. Что же касается средств производства, то сама природа социалистического общества, покоящегося на общественной собственности и общественном труде, исключает возможность сосредоточения в руках отдельных лиц. Поэтому закон допускает приобретение гражданами только некоторых мелких средств производства и притом в строго ограниченном объеме. Следовательно, учитывая экономически значимость материальных объектов гражданского правоотношения, закон по-разному нормирует поведение его участников, т. е. по-разному определяет его юридический объект.

С другой стороны, вещи как материальные объекты внешнего мира обладают различными естественный свойствами, и когда в связи с вещами устанавливают гражданские правоотношения, то в процессе нормирования поведения участников правоотношения нередко учитываются естественные свойства связанных с ним вещей. В самом деле, может ли законодатель не учитывать естественные свойства таких предметов, как взрывчатые вещества или сильнодействующие яды? Допустима ли, например, такая же свободная продажа этих вещей, как продуктов питания, обуви, одежды и т. п.? Совершенно очевидно, что интересы общественной безопасности требуют установления строгого режима для реализации взрывчатых веществ, сильнодействующих ядов и иных подобных предметов, обладающих аналогичными естественными свойствами. В этом случае, следовательно, естественные свойства вещей как материального объекта оказывают влияние на правовое нормирование поведения обязанных лиц как юридического объекта правоотношения.

Проводя классификацию вещей, советское гражданско-правовое законодательство учитывает либо их общественную значимость, либо их естественные свойства. Сообразно с этим для каждой группы вещей устанавливается свой особый правовой режим, который в действительности представляет собой не что иное, как правовой режим поведения людей, связанного с вещами определенной группы или определенного вида.

Основное и решающее деление вещей, проводимое в советском законодательстве, заключается в их подразделении на средства производства и предметы потребления.

Экономически такое подразделение применимо в любом обществе, так как ни одно общество не может существовать, не создавая предметов потребления при помощи тех или иных орудий и средств производства. Однако юридически деление вещей на средства производства и предметы потребления закрепляется только в законодательстве социалистического общества.

При капитализме средства производства, так же как и потребительские продукты, составляют предметы частной собственности; они свободно продаются и покупаются и могут быть в любых размерах сосредоточены в руках одного предпринимателя или капиталистической монополии, где они используются в качестве орудия эксплуатации трудящихся масс. Поэтому буржуазный законодатель и не проводит никакого правового различия между средствами производства и предметами потребления, порождая к тому же иллюзию, будто и те и другие играют одинаковую роль в жизни общества, будто в одинаковой мере является частным собственником и тот, кто владеет крупными средствами, и тот, кто обладает голодным, нищенским потребительским пайком.

При социализме средства производства не могут в их подавляющей массе находиться в индивидуальной собственности отдельных граждан, а составляют либо собственность всего народа, либо собственность крупных коллективов – кооперативно-колхозных и некоторых общественных организаций. Они, по общему правилу, не продаются любому покупателю, а распределяются в плановом порядке либо между госорганами, либо также между кооперативно-колхозными и некоторыми общественными организациями. В совершенно ином положении находятся предметы потребления. Ими обладают и государство, и изготовляющие их кооперативно-колхозные организации. Однако кто бы их ни производил, предметы потребления в конечном счете предназначаются для населения. Поэтому любой гражданин может приобретать вполне свободно столько предметов потребления, сколько необходимо для удовлетворения его личных потребностей[189].

Отмеченные экономические различия между средствами производства и предметами потребления получают закрепление в советском законе, а потому и отграничение их друг от друга в общей классификации вещей приобретает существенное юридическое значение.

Вторая по значимости гражданско-правовая классификация вещей заключается в их делении на вещи, изъятые из оборота, ограниченные в обороте, и вещи, не изъятые из гражданского оборота.

Изъятие вещей из гражданского оборота означает, что право собственности на них ни при каких условиях и никакими способами не может быть передано другому лицу. Ограничение вещей в гражданском обороте состоит в том, что право собственности на такие вещи может быть передано другому лицу лишь при определенных условиях и при соблюдении особых установленных в законе требований (ст. 137 ГК). Вещи, не изъятые из гражданского оборота, свободно приобретаются и реализуются всеми дозволенными законом способами.

Исключение из оборота определенного комплекса вещей или имуществ известно не только нашему законодательству. В Древнем Риме из оборота изымались религиозные имущества, в феодальном обществе – родовые имения, в капиталистическом обществе – некоторые государственные имущества. Все дело, однако, в том, какие именно вещи из гражданского оборота изымаются. Изъятие вещей из гражданского оборота в советском законодательстве сообразуется с природой общественного строя, с основными принципами устройства советского социалистического общества.

Действительно, к вещам, изъятым из гражданского оборота, относятся земля, ее недра, воды и леса (ч. II ст. 95 ГК). Перечисленные объекты составляют исключительную собственность государства и потому никакими способами и ни при каких условиях не могут быть переданы в собственность кооперативно-колхозных организаций или отдельных граждан. В таком же положении фактически находятся крупные промышленные предприятия, магистрали железных дорог с их хозяйством, воздушно-транспортные предприятия и др. И если они не упоминаются в ГК в числе объектов исключительной государственной собственности, то только потому, что критерий «крупные» лишен необходимой определенности, а мелкие предприятия могут принадлежать также кооперативным и общественным организациям, обладающим иногда и подъездными железнодорожными путями, отдельными самолетами и др.

Ограничение вещей в гражданском обороте вызывается соображениями различного порядка.

Оборотоспособность некоторых вещей ограничивается в целях обеспечения государственной и общественной безопасности. К их числу относятся оружие, взрывчатые вещества, воинское снаряжение, летательные аппараты, телеграфное и радиотелеграфное имущество, радий, гелий, спиртные напитки свыше установленной законом крепости и сильнодействующие яды. Эти предметы не составляют исключительной государственной собственности и могут находиться в обладании не только государства, но и кооперативно-колхозных организаций при соблюдении установленных в законе условий их приобретения. В виде общего правила, гражданам приобретать такие предметы запрещается. Но это правило подвергается ряду исключений. Получив на то соответствующее разрешение, гражданин может приобрести оружие. Летательные аппараты также с особого разрешения могут приобретаться не только кооперативно-колхозными организациями, но и отдельными гражданами.

Вторая группа вещей ограничивается в обороте в целях обеспечения охраны государственной тайны: архивные материалы, отнесенные к ведению органов архивного управления, могут быть предметом сделок только в том случае, если эти материалы признаны в установленном порядке подлежащими уничтожению (архивная макулатура). Разумеется, объявление того или иного архивного документа макулатурой вовсе не означает, что он утратил какую бы то ни было ценность как документ и может быть приобретателем использован только в качестве макулатуры. Приобретатель вправе использовать его для научных и иных подобных целей, относясь к нему именно как к документу. Однако необходимым условие приобретения такого документа считается объявление его макулатурой, означающее признание того факта, что данный документ не представляет ценности для государства, а широкое ознакомление с его текстом не угрожает делу охраны государственной тайны.

Ограничение оборотоспособности третьей группы вещей проводится в целях обеспечения охраны социалистической экономики. Часть II ст. 137 ГК устанавливает, что золото, серебро, платина и металлы платиновой группы в монете, слитках и сыром виде, иностранная валюта, выписанные в иностранной валюте платежные документы (векселя, чеки, переводы и т. п.) и иностранные фондовые ценности (акции, облигации, купоны к ним и т. п.) могут приобретаться лишь в порядке и пределах, установленных специальными законами. Этот порядок предусмотрен постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 января 1937 г.[190] и ст. 55 Устава Госбанка, которые установили, что исключительное право на совершение в пределах территории СССР сделок, связанных с перечисленными выше предметами, имеет Государственный банк Союза ССР. Исключение сделано лишь для операций по скупке драгоценных металлов, производимых предприятиями золотой и платиновой промышленности, а также для аналогичных операций, выполняемых Управлением драгоценных металлов Министерства финансов СССР.

Все остальные предметы относятся к разряду не изъятых из гражданского оборота, а потому они свободно реализуются и могут быть приобретены в собственность любым лицом.

Вещи, далее, подразделяются на индивидуально-определенные и определенные родовыми признаками.

Индивидуально-определенными являются прежде всего уникальные, т. е. единственные в своем роде вещи, например оригинал рукописи литературного произведения или оригинал произведения живописи, скульптуры, мозаики и т. д. Уникальность, однако, не составляет обязательного условия для признания той или иной вещи индивидуально-определенной. Например, жилой дом – объект далеко не уникальный, но он почти всегда выступает в качестве предмета индивидуально-определенного, так как жилой дом индивидуализируется благодаря его архитектуре, планировке, местоположению и т. п. Более того, даже предметы, находящиеся в общей массе подобных, однородных вещей, становятся индивидуально-определенными, как только они оказываются тем или иным способом выделенными, отграниченными от других вещей такого же рода. Так, в общей партии прибывших в магазин роялей фабрики «Красный Октябрь» все экземпляры однородны. Но стоит покупателю отобрать для себя какой-либо один экземпляр и указать на него продавцу, как этот рояль сразу же станет индивидуально-определенным предметом.

Таким образом, если оставить в стороне уникальные предметы, то можно сказать, что вещь становится индивидуально-определенной не только в силу ее естественных свойств, но и благодаря определенной форме использования этих свойств в конкретных условиях гражданского оборота. Индивидуально-определенная – это такая вещь, которая при установлении конкретного гражданского правоотношения выделяется из числа однородных вещей благодаря присущим ей специфическим признакам.

Вещь, являющаяся индивидуально-определенной, признается юридически незаменимой. Конечно, физически или даже экономически заменить можно едва ли не любую вещь. Если бы, например, рояль фабрики «Красный Октябрь», выбранный покупателем, магазин впоследствии по тем или иным причинам не смог ему доставить, это вовсе не означало бы, что неосуществима замена данного рояля другим экземпляром. Однако от принятия другого экземпляра покупатель вправе отказаться именно потому, что он заключил договор в отношении индивидуально-определенной и, следовательно, юридически незаменимой вещи.

Прямую противоположность индивидуально-определенным предметам составляют вещи, определенные родовыми признаками. Они не отграничены, не отделены от других вещей такого же рода, а определяются при помощи признаков, свойственных данному роду вещей в целом (например, уголь-антрацит, березовые дрова, мужские ботинки 1-го сорта, изготовленные фирмой «Скороход»), и обозначаются при помощи веса (например 3 т угля-антрацита), меры (например, 5 куб. м березовых дров) или числа (например, 200 пар мужских ботинок 1-го сорта, изготовленных фирмой «Скороход»). При этом и здесь, так же как и в отношении индивидуально-определенных вещей, речь идет не только об их естественных свойствах, но и о том, какое именно применение последние получают в конкретных условиях гражданского оборота. Так, если покупатель платит в кассу за одну пару лайковых перчаток определенного размера, не примерив и не отобрав конкретной пары, он заключает сделку в отношении вещи, определенной родовыми признаками, хотя бы фактически к моменту выдачи ему чека в магазине оставалась всего лишь единственная пара лайковых перчаток. Таким образом, не только индивидуально-определенной, но и определенной родовыми признаками вещь становится как в силу ее естественных свойств, так и благодаря известной форме использования этих свойств в конкретных условиях гражданского оборота.

В отличие от индивидуально-определенных предметов родовые вещи юридически заменимы. Если бы, например, из общей массы гарнитуров столовой мебели покупатель приобрел один гарнитур, не индивидуализировав его, продавец был бы вправе доставить покупателю любой гарнитур того же рода, даже из числа тех, которые вообще не находились в магазине в момент заключения договора купли-продажи. Такое право предоставляется магазину потому, что в данном случае договор заключен в отношении родовых и, следовательно, юридически заменимых предметов.

Так как классификация вещей на индивидуальные и родовые зависит не только от их естественных свойств, но и от определенной формы использования этих свойств в конкретных условиях гражданского оборота, надлежит признать, что не существует вещей, определяемых при помощи только индивидуальных или только родовых признаков. Одна и та же вещь может быть то индивидуальной, то родовой в зависимости от конкретных условий гражданского оборота. Даже уникальная вещь (например, письма, дневники и т. п.), если в данном конкретном правоотношении она выступает не в своем уникальном, а в ином качестве (например, письма и дневники реализуются на бумажный утиль), преобразуется из индивидуально-определенной в вещь, определенную родовыми признаками.

Действующее гражданско-правовое законодательство в решении целого ряда юридических вопросов учитывает деление вещей на индивидуально-определенные и определенные родовыми признаками. Так, в зависимости от этой классификации ст. ст. 422 и 432 ГК различают договоры хранения, по которым хранитель обязан вернуть ту же самую вещь, и такие, которые обязывают его к возврату такого же количества однородных вещей, а ст. 217 ГК, допуская принудительное изъятие индивидуально-определенной вещи, от добровольной передачи которой уклоняется договорный контрагент, не формулирует такого же правила в отношении вещей родового характера.

Наряду с отраженным в законе делением вещей на индивидуально-определенные и определенные родовыми признаками теория в соответствии с потребностями практики пользуется также понятием ограниченного рода. Весьма характерно в этом отношении дело о поставке льда, которое в свое время привлекло к себе пристальное внимание ленинградской юридической общественности. Суть этого дела сводилась к тому, что поставщик обязался поставить лед ленинградским торгующим организациям по согласованной между ними цене. Поскольку, однако, в том году, когда договор был заключен и подлежал исполнению, Нева не замерзла, поставщик, сославшись на это обстоятельство, требовал либо расторжения договора, либо изменения цены поставки в связи с необходимостью доставлять лед из более отдаленных мест, чем это имелось в виду при заключении договора. Покупатели, же, напротив, требовал исполнения обязательства на прежних условиях, ссылаясь на то, что договор был заключен в отношении поставки льда вообще, а не специально невского льда. Арбитражные органы, рассматривавшие это дело, пришли к выводу, что хотя предмет договора и определен родовыми признаками, фактически имелся в виду не весь, а только «ограниченный род» (невский лед). Поскольку же такой, ограниченный род отсутствует (Нева не замерзла), нельзя понуждать к исполнению договора, несмотря на наличие «вообще вещей аналогичного рода».

Особенно существенное значение понятие ограниченного рода приобретает в планово-договорных отношениях между социалистическими организациями. Планы снабжения народного хозяйства обычно оперируют родовыми величинами, а потому и плановые договоры о поставке продукции являются, как правило, родовыми договорами. Вместе с тем плановому распределению подвергается продукция, производимая определенными социалистическими организациями, и покупатель вправе требовать выполнения плановых заданий по поставке только от определенного поставщика, за счет имеющейся у него продукции. В этом смысле предмет планово-договорных отношений по поставке известным образом индивидуализируется и выступает не просто как род, а именно в качестве ограниченного рода. Все эти обстоятельства должны учитываться при рассмотрении гражданских споров, связанных с планово-хозяйственными договорными отношениями.

Следующая классификация вещей основывается на свойстве делимости или неделимости, присущем вещам различного рода.

В физическом смысле этого слова все вещи делимы, так как любую из них можно разделить на огромное число самых мельчайших частиц. Однако деление вещи не всегда приводит к одному и тому же хозяйственно-экономическому эффекту. Так, если нефть, содержащаяся в цистерне, будет разлита в несколько десятков бачков, она не утратит ни одного из своих естественных свойств и может быть использована по прежнему хозяйственному назначению. Но если, например, разделить на несколько частей письменный стол, он перестанет быть столом и превратится в лесоматериалы, т. е. станет предметом, получающим совершенно иное хозяйственное назначение. Именно эта, хозяйственно-экономическая, а не физическая сторона дела принимается во внимание при проведении разграничения между делимыми и неделимыми вещами.

Делимые – это такие вещи, которые в результате их разделения не меняют своего хозяйственно-экономического назначения. Напротив, назначение или ценность неделимых вещей вследствие их разделения изменяется.

Выявление в каждом отдельном случае признака делимости или неделимости вещи зависит не только от ее общего хозяйственно-экономического назначения, но и от того, какое именно назначение вещь получает в конкретных условиях гражданского оборота. Так, если совокупность почтовых марок рассматривать как коллекцию, то она представляет собой единую и неделимую вещь, ценность которой выражается в комплексном единстве объединенных в коллекции экземпляров. Но если ту же совокупность марок рассматривать только как сумму ценностей, заключенных в цене отдельных экземпляров, ее можно подвергнуть делению на различные части с точным определением цены каждой такой части.

Классификация вещей на делимые и неделимые также получает свое отражение в действующем гражданско-правовом законодательстве. Например, ст. ст. 179–180 ГК, касаясь обязательств, в которых участвуют несколько кредиторов или несколько должников, определяют различный порядок исполнения таких обязательств в зависимости от того, установлены ли они в отношении делимых или неделимых предметов.

В судебной практике рассматриваемая классификация вещей приобретает особое значение при разрешении споров о разделе имущества (например, наследства, перешедшего к нескольким наследникам, или супружеского имущества, нажитого во время брака). В одном из бракоразводных дел, рассмотренных Ленинградским городским судом, возник спор о судьбе специальной библиотеки, собранной разводившимися супругами сообща и представляющей интерес для каждого из них, ввиду того, что оба супруга обладали одной и той же специальностью и поэтому пользовались одними и теми же книгами. Один из супругов предложил разделить библиотеку на две части. Против этого, однако, возражал другой супруг, ссылаясь на то, что библиотека представляет научную ценность только в ее нераздельном виде, и предложил оставить библиотеку за ним, с тем что он выдаст денежную компенсацию ее половинной стоимости. Суд правильно признал, что в данном случае спорное имущество представляет собою неделимую вещь, а потому передал библиотеку в целом супругу, который, по мнению суда, испытывал в ней большую надобность, обеспечив вместе с тем соответствующую компенсацию второму супругу за счет других частей супружеского имущества, подлежавшего разделу.

Кроме того, вещи подразделяются на потребляемые и непотребляемые. Не следует, однако, смешивать эту классификацию вещей с рассмотренным ранее их делением на предметы потребления и средства производства. Например, топливо, используемое социалистическим предприятием, относится к разряду средств производства, но вместе с тем оно является потребляемым предметом, а индивидуальный жилой дом удовлетворяет личные жилищные потребности граждан, но в то же время он относится к категории непотребляемых предметов.

Основная особенность потребляемых предметов состоит в том, что они могут быть использованы только путем их уничтожения по частям. Таковы, например, продукты питания, сырье, топливо, материалы и т. п. Непотребляемые вещи подвергаются со временем физическому износу, но сохраняют свою целостность в процессе их использования. Таковы, например, здания, машины, оборудование, а также одежда, обувь и т. п. Необходимо, однако, отметить, что наряду с естественными свойствами вещей существенное влияние на отнесение их к разряду потребляемых или непотребляемых оказывают конкретные условия гражданского оборота. Так, если заключается договор купли-продажи жилого дома, его предметом становится непотребляемая вещь. Но если жилой дом продается на снос в виде лесоматериалов или топлива, то в этом случае в качестве предмета договора выступают потребляемые вещи.

Действующее гражданско-правовое законодательство прямо нигде не говорит о делении вещей на потребляемые и непотребляемые. Положение о бухгалтерских отчетах и балансах государственных, кооперативных (кроме колхозов) и общественных предприятий и организаций, утвержденное Советом Министров СССР 12 сентября 1951 г. (с изменениями, внесенными в него 21 февраля 1955 г. и 16 октября 1956 г.), правда, проводит различие между вещами, потребляемыми в процессе их пользования в течение срока до одного года и более года. Но это правило Положения о бухгалтерских отчетах и балансах прямого отношения к делению вещей на потребляемые и непотребляемые не имеет, так как рассматриваемое деление исходит не из срока службы вещи, а лишь из характера ее использования, т. е. из того, сохраняет или не сохраняет вещь в процессе ее использования свою целостность. И тем не менее ряд гражданско-правовых норм, хотя они и не содержат в себе по этому поводу прямых указаний, бесспорно, предполагает различие между потребляемыми и непотребляемыми вещами. Например, согласно ст. 291 ГК наниматель обязан возвратить наймодателю то имущество, которое он получил во временное пользование, тогда как в соответствии со ст. 269 ГК заемщик возвращает заимодавцу не те же самые вещи, а лишь такое же количество таких же вещей. Следовательно, в договоре имущественного найма вещь выступает как непотребляемый, а в договоре займа как потребляемый предмет.

Нередко соответствующее деление вещей проводится в судебно-арбитражной практике по разрешению отдельных гражданских споров. Например, обстоятельства одного из дел, рассмотренных народным судом г. Феодосии, сводились к следующему. Гражданин К., уезжая в длительную командировку, передал своему знакомому П. 30 саженцев винограда, условившись, что по возвращении из командировки он получит от П. виноградные лозы, которые за это время вырастут из саженцев. Впоследствии П. от выполнения этой обязанности отказался, предложив К. взять у него 30 равноценных саженцев винограда. Суд признал, что по условиям договора саженцы были переданы П. не для потребления, а для использования, и потому он обязан возвратить К. не такое же количество таких же вещей, а виноградные лозы, выросшие из переданных ему в свое время саженцев.

В особую категорию выделяются плоды и доходы. Плоды – это естественное порождение самой вещи, а доходы вещь приносит, циркулируя в гражданском обороте. Так, плоды фруктовых деревьев, приплод скота и т. п. – все это естественные плоды, а, например, наемная плата, вносимая за использование чужой вещи, проценты, начисляемые на вклад, и т. п. относятся к разряду доходов.

Плод – новая вещь, ранее не существовавшая. Поэтому одновременно с появлением плодов возникает вопрос о том, кому они должны принадлежать. В большинстве случаев решение этого вопроса никаких сомнений не вызывает. Ясно, например, что тот, кто является собственником скота, становится также собственником приплода. Как, однако, быть, если, скажем, приплод появился в тот момент, когда скот находился не у собственника, а у нанимателя? Кто становится собственником плодов – собственник плодоносящей вещи или лицо, владеющее ею? Тот же вопрос возникает при аналогичных обстоятельствах и относительно доходов. Для его решения в ст. 140 ГК формулировано общее правило: плоды и доходы принадлежат собственнику вещи. Однако приведенное правило диспозитивно и допускает установление иного в законе и в заключаемых собственником договорах.

Нет, например, препятствий к тому, чтобы собственник уступил право на приплод животного лицу, которому животное передано во временное возмездное пользование. Примером, когда такие же последствия наступают по прямому указанию закона, может служить ст. 155 ГК, которая при отобрании собственником вещи у лица, по неведению купившего ее у несобственника, освобождает это лицо от обязанности компенсировать доходы, извлеченные им в период использования чужой вещи.

Последняя классификация вещей, проводимая в советском гражданско-правовом законодательстве, состоит в их делении на главные вещи и принадлежности (ст. 139 ГК).

Иногда бывает, что две вещи оказываются связанными друг с другом единым хозяйственным назначением (например, скрипка и футляр, картина и рама, рубашка и воротничок и т. д.). Единство хозяйственного назначения таких вещей состоит в том, что они используются сообща для достижения единой цели. Но в то же время одна из них выполняет вспомогательную функцию по отношению к другой вещи (футляр по отношению к скрипке, рама по отношению к картине, воротничок по отношению к рубашке и т. д.). Тогда одну вещь называют главной вещью, а другую – принадлежностью.

Предположим, что заключен договор о продаже скрипки, картины или рубашки. Значит ли это, что тем самым считаются проданными соответственно футляр, рама, воротничок или в отношении покупки этих предметов должны быть заключены особые договоры?

Статья 139 ГК устанавливает общее правило о том, что принадлежность следует судьбе главной вещи, если в законе или договоре не установлено иное. Следовательно, допустима реализация принадлежности без главной вещи, а в случаях, указанных в законе или специально оговоренных в соглашении сторон, главная вещь может быть реализована и без принадлежности.

Но при отсутствии таких указаний в законе или в договоре переход от одного лица к другому главной вещи предполагает переход к тому же лицу и ее принадлежности.

Признание той или иной вещи принадлежностью какой-либо другой, главной вещи зависит от конкретных условий гражданского оборота. Так, комплекс запасных частей, прилагаемых к машине, или число воротничков, которыми снабжается рубашка, определяется техническими условиями или стандартами, утвержденными для продукции данного вида. Возможны поэтому и такие случаи, когда вещи, которые в других условиях можно было бы рассматривать как вполне самостоятельные и независимые друг от друга, в данном конкретном правоотношении объединяются единством хозяйственного назначения, и поэтому одна из них становится вещью, а другая принадлежностью. Например, по распоряжению правительства Ленинградское отделение общества «Знание» было обязано освободить для филармонии Малый филармонический зал им. Глинки и переехать в другое предоставленное ему помещение. Но в связи с тем, что Отделение пыталось увезти с собой находившиеся в филармоническом зале рояли, ссылаясь на то, что они не упомянуты в правительственном распоряжении о передаче помещения, возник гражданский спор, разрешенный Ленинградским областным арбитражем. Арбитраж признал, что, так как по отношению к филармоническому залу рояли могут рассматриваться в качестве принадлежности, они подлежат передаче филармонии, несмотря на отсутствие прямого указания об этом в распоряжении правительства.

Деньги. Разнообразные и многочисленные вещи, с гражданско-правовой классификацией которых мы познакомились, за некоторыми специально отмечавшимися изъятиями, включаются в сферу гражданского оборота и могут быть реализованы на возмездных началах путем их обмена на деньги.

Деньги играют важную роль в нашей экономике. Они будут выполнять эту роль и впредь, до тех пор пока у нас сохранится товарное производство и товарное обращение с присущим им законом стоимости.

В советском гражданском обороте циркулируют различные денежные знаки. Одни из них (10, 25, 50, 100 руб.) именуются банковыми билетами, другие – казначейскими билетами (1, 3, 5 руб.). Выпуск как банковых, так и казначейских билетов производится Государственным банком СССР. Кроме того, в обращении находится разменная монета – бронзовой (1, 2, 3, 5 коп.) и никелевой чеканки (10, 15, 20, 50 коп.). И только рубли бывают как бумажными, так и чеканными.

В пределах СССР советские знаки являются обязательным платежным средством. Это означает, что кредитор по денежному обязательству не вправе требовать производства расчетов с ним в иностранной валюте и обязан принять платеж, производимый советскими денежными знаками. Более того, в виде общего правила, платежи в иностранной валюте не могут совершаться на территории СССР, за исключением случаев, предусмотренных постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 января 1937 г. (по внешнеторговым сделкам и в случаях, особо указанных в законе), а также за изъятиями, установленными Министерством финансов СССР (ст. 175 ГК).

Между должником и кредитором могут возникнуть лишь споры о купюрах бумажных или чеканке металлических советских денежных знаков, при помощи которых должны быть произведены платежи. Однако единственное ограничение, установленное на этот счет законом, касается лишь разменной монеты: обязателен к приему платеж в разменной монете на сумму до 3 руб., а если платеж производится монетами достоинством 50 коп. и 1 руб., то эта сумма увеличивается до 25 руб. Во всех остальных случаях споры о купюрах и чеканке исключены.

Деньги как всеобщий эквивалент обладают признаками, свойственными родовым и делимым вещам.

Родовой характер денег состоит в том, что их достоинство зависит не от особенностей каждого данного денежного знака, а от числа денежных единиц, выраженных в бумажной купюре или в чеканной монете. Поэтому в гражданском обороте они определяются не индивидуальными моментами, а числом (числом денежных единиц), т. е. признаком, характерным для родовых вещей. Как родовые вещи деньги заменимы, а в качестве всеобщего эквивалента они могут заменить любую другую вещь, являющуюся товаром и свободно циркулирующую в гражданском обороте. Вследствие этого гражданские правоотношения, связанные с товарами, способны к выражению в деньгах и при определенных условиях могут быть заменены денежными правоотношениями.

Делимый характер денег состоит в том, что, поскольку достоинство денежного знака зависит от числа выраженных в нем единиц, он может быть разделен на эти единицы путем обмена данного знака на другие денежные знаки, в каждом из которых заключена соответствующая часть денежных единиц. Отмеченная особенность денег используется в случаях, когда возникает вопрос о разделе неделимых вещей. Самую неделимую вещь невозможно разделить, не изменив ее хозяйственного назначения и не причинив урона ее ценности. Но если такая вещь является товаром, ее можно выразить в деньгах и подвергнуть разделу ее денежное выражение. Например, если по наследству к двум лицам переходит состоящий из одной квартиры жилой дом (неделимый предмет) и если фактически в жилой площади нуждается только один из наследников, суд вправе, закрепив за ним жилое строение в целом, обязать его компенсировать деньгами долю, причитающуюся другому наследнику.

Бывают, однако, случаи, когда деньги используются не в качестве всеобщего эквивалента, а для достижения каких-либо иных дозволенных законом целей (например, для образования коллекции денежных знаков). Тогда вполне возможна как их индивидуализация, так и признание неделимым каждого данного денежного знака. Например, вполне осуществима индивидуализация бумажных денег путем записи их номеров, и если соответствующий денежный знак представляет интерес именно в этом своем качестве, он становится незаменимым и тем самым неделимым, ибо разделение денежного знака производится только путем его обмена на определенное количество других знаков, заключающих в себе такое же число денежных единиц.

Деньги выступают в качестве материального объекта различных гражданских правоотношений. При этом в одних правоотношениях они являются единственным таким объектом (например, в договоре займа), а в других – выполняют функцию эквивалента в отношении другого материального объекта (например, в договоре купли-продажи).

Ценные бумаги. Последние широко применяются как внутри страны (облигации государственного займа, аккредитивы, чеки и т. п.), так и в области советского внешнеторгового оборота (векселя, чеки и др.).

Ценная бумага – это документ. Однако не всякий документ является ценной бумагой, ибо документ далеко не всегда выражает и удостоверяет имущественные права его обладателя, между тем как ценная бумага – это обязательно документ имущественного характера. Вместе с тем существуют и такие документы, которые хотя и фиксируют определенные имущественные права, но тем не менее не относятся к разряду ценных бумаг. Так, нельзя считать ценной бумагой расписку, удостоверяющую факт получения заемной суммы, ибо кредитор может получить причитающийся ему долг, не предъявляя расписки, а подтвердив погашение долга каким-либо иным способом (например, путем выдачи встречной расписки). Напротив, ценная бумага может быть реализована только путем ее предъявления. Так, если деньги внесены в сберегательную кассу на аккредитив, они могут быть получены лишь после предъявления аккредитива. Исходя из этого, ценная бумага определяется как такой документ, предъявление которого необходимо для осуществления выраженного в нем имущественного права.

Ценные бумаги бывают именными, предъявительскими и ордерными.

Именные ценные бумаги выписываются на имя определенного лица. Таковы, например, именные аккредитивы сберегательных касс. Осуществить право, выраженное в именной ценной бумаге, может только то лицо, на имя которого она выдана, или его представитель, полномочия которого надлежащим образом оформлены. При соблюдении определенных, предусмотренных законом условий осуществима также передача (уступка) именной ценной бумаги другому лицу. На практике, однако, это происходит в сравнительно редких случаях, ибо уступка именной ценной бумаги связана с совершением гораздо более сложных действий, чем если бы управомоченный сам реализовал ее и непосредственно передал полученное имущество лицу, которому он предполагал уступить именную ценную бумагу. Это и имеют в виду, когда говорят о том, что именные ценные бумаги необоротоспособны, хотя точнее было бы говорить об их осложненной оборотоспособности. Так как право по именной ценной бумаге может осуществить только лицо, на имя которого она выписана, или его надлежаще оформленный представитель, либо правопреемник, то должник, прежде чем выполнить свою обязанность, должен удостовериться в совпадении имени предъявителя с именем, указанным в самой ценной бумаге, либо в надлежащем оформлении представительства или правопреемства. В противном случае он несет ответственность за исполнение обязанности по именной ценной бумаге, предъявленной неуправомоченным на ее реализацию лицом.

Предъявительские ценные бумаги выписываются без указания имени лица, которому они выдаются. Таковы, например, предъявительские чеки, коносаменты (документы, удостоверяющие приемку груза к морской перевозке) и т. п. Осуществить право по предъявительской ценной бумаге может любое лицо, ее предъявляющее. Должник не обязан устанавливать, каким образом к предъявителю попала ценная бумага, и считается свободным от обязательства, если в обмен на его исполнение получит от предъявителя ценную бумагу. Кроме того, должник не вправе противопоставлять держателю предъявительской ценной бумаги те возражения, которые он мог бы противопоставить его предшественникам, например первоначальному получателю данной бумаги. Все эти обстоятельства придают предъявительским ценным бумагам качество повышенной оборотоспособности: их реализация не связана с соблюдением каких-либо формальностей (достаточно простого вручения такой бумаги новому держателю), а правомочия их приобретателей не зависят от характера отношений, которые связывают отчуждателя с должником по предъявительской ценной бумаге.

Ордерные ценные бумаги выписываются на определенное имя, и в этом смысле они напоминают именные ценные бумаги. Однако одновременно с обозначением имени лица, которому ордерная ценная бумага первоначально была выдана, в ней помещается указание на то, что исполнение по такой бумаге должно быть произведено либо лицу, в ней обозначенному, либо по его приказу любому другому лицу. При этом составление приказа, удостоверяющего передачу ордерной ценной бумаги, не связано с соблюдением каких-либо особых формальностей: достаточно произвести соответствующую надпись на самом документе. Важно отметить также, что осуществить по приказу передачу ордерной ценной бумаги вправе не только первоначальный обладатель, но и все ее последующие держатели. Ввиду этого ордерные бумаги обладают фактически такой же обороноспособностью, как и предъявительские ценные бумаги. В то же время им свойственно одно весьма важное преимущество, заключающееся в том, что если по предъявительской бумаге отвечает только указанный в ней должник, то по ордерной ценной бумаге ответственность перед держателем несут все обозначенные в ней лица – должник и так называемые надписатели, т. е. лица, реализовавшие ее путем составления приказа. Типичный примером ордерной ценной бумаги может служить ордерный вексель, применяемый во внешнеторговом обороте.

Имущество. Мы рассмотрели различные виды классификации вещей по советскому гражданскому праву, а также основные, имеющие значение для гражданского оборота, свойства денег и особенности ценных бумаг. Все они, выступая в качестве материальных объектов различных гражданских правоотношений, так или иначе учитываются законодателем при нормирований поведения субъектов каждого данного правоотношения как его юридического объекта. Объединяющим для всех материальных объектов гражданских правоотношений понятием является понятие имущества. Однако термин «имущество», нередко употребляется в законе и в других нормативных актах в различных значениях этого слова.

Иногда законодатель под имуществом понимает вещь или определенную совокупность вещей. Так, в ст. 275 ГК говорится: «По договору имущественного найма наймодатель обязуется предоставить нанимателю имущество во временное пользование за плату». Но во временное пользование может быть предоставлена только вещь, а не что-либо иное. Следовательно, в этом случае термин «имущество» употреблен как равнозначный понятию вещи.

Иной смысл в тот же термин вкладывает, например, п. 1 ст. 358 ГПК, говорящий об обращении взыскания на имущество. Как видно из последующих статей Гражданского процессуального кодекса и как это вытекает из самого существа дела, взыскание может быть обращено не только на вещи, но и на причитающиеся должнику доходы, а также и на многие иные принадлежащие ему имущественные права. Следовательно, в этом случае термин «имущество» употреблен как равнозначный понятию имущественных прав данного субъекта или его актива.

Мыслимо, наконец, и еще одно значение, вкладываемое в понятие имущества. Так, при слиянии юридических лиц говорят о переходе их имущества к вновь образованному юридическому лицу. Но при такого рода правопреемстве происходит переход как имущественных прав (актива), так и имущественных обязанностей (пассива). Следовательно, в этом случае термин «имущество» употреблен как равнозначный понятию совокупности имущественных прав и обязанностей (актива и пассива).

Ввиду отмеченной многозначности термина «имущество» необходимо всякий раз, когда этот термин встречается, установить путем толкования законодательного текста, в каком именно смысле он применен в данном конкретном законе.

Глава 5Основания возникновения гражданских правоотношений

§ 1. Юридические факты

Понятие и общая характеристика юридических фактов. Для того чтобы гражданское правоотношение возникло, необходимо наступление определенных обстоятельств, указанных в законе. Так, для установления договорного обязательства требуется соглашение сторон о заключении договора, для приобретения права на жилую площадь – выдача ордера исполкомом местного Совета и заключение договора с управлением домами (или домом), для появления права на получение страхового возмещения – наступление страхового случая (гибель застрахованного имущества) и т. д. Возникшее гражданское правоотношение может при наступлении указанных в законе обстоятельств изменить свое содержание. Так, обязанность нанимателя возвратить по истечении срока договора принадлежащее наймодателю имущество превращается в обязанность по возмещению стоимости этого имущества, если оно погибло по вине нанимателя; самый договор найма может быть превращен в договор купли-продажи, если стороны придут к соответствующему соглашению; передача третьему лицу права собственности на имущество, сданное кому-либо внаем, приводит к тому, что и наниматель оказывается теперь состоящим в юридических отношениях найма не с прежним, а с новым собственником и т. п. Наконец, наступление указанных в законе обстоятельств вызывает также прекращение возникшего гражданского правоотношения. Например, погашение долга прекращает договор займа, гибель имущества – договор найма, смерть представителя или представляемого – отношения по представительству и т. д.

Обстоятельства, с наступлением которых закон связывает установление, изменение или прекращение правоотношений, называются юридическими фактами.

Подходя с этой точки зрения к разнообразным явлениям объективной действительности, можно было бы сказать, что некоторые из них юридически безразличны, так как не влекут за собой каких-либо юридических последствий, и лишь их определенная часть, приводящая к установлению, изменению или прекращению правоотношений, приобретает силу юридического факта. Поэтому иногда все явления внешнего мира делят на юридически безразличные и юридически значимые факты. Такая классификация, однако, в высшей степени условна, ибо в реальной жизни далеко не всегда удается провести абсолютную и неподвижную границу между двумя группами фактов. Например, удар молнии сам по себе никаких правовых последствий не порождает. Но если от удара молнии погибнет застрахованное имущество, это повлечет за собой ряд юридических последствий: прекращение права собственности на погибшее имущество, возникновение обязанности по уплате страхового возмещения и др. К какому же разряду явлений следует отнести удар молнии – к юридически значимым или к юридически безразличным фактам? По-видимому, все зависит от того, в какой конкретной обстановке данный факт наступил и придает ли ему юридическое значение закон при данных конкретных обстоятельствах.

Некоторые правовые последствия возникают из единичных юридических фактов. Так, одного только факта рождения достаточно для возникновения гражданской правоспособности, факта смерти – для ее прекращения, одностороннего заявления представителя или представляемого – для прекращения отношений по добровольному представительству и т. д. Такие факты называются простыми юридическими фактами. Но в большинстве случаев для установления правоотношения требуется наступление нескольких юридических фактов, возникающих либо одновременно, либо в определенной последовательности. Например, для возникновения планово-договорного обязательства требуется издание планового акта и заключение на его основе хозяйственного договора, для приобретения права на изобретение – создание изобретения и его оформление в компетентных государственных органах, для получения имущества по завещанию – составление завещания в пользу данного лица, смерть завещателя и согласие указанного в завещании наследника принять наследство. Совокупность нескольких фактов, наступление которых необходимо для возникновения правоотношения, именуется сложным юридическим фактом или юридическим составом[191].

И простые, и сложные юридические факты приводят к возникновению, изменению или прекращению правоотношения и, следовательно, выполняют правообразующую, правоизменяющую и правопрекращающую функцию. Те предусмотренные гражданским законом факты, которые выполняют правообразующую функцию, именуются основанием возникновения гражданских правоотношений. В то же время они выступают в качестве оснований возникновения заключенных в правоотношении гражданских прав и обязанностей.

Каждое гражданское право и каждая гражданско-правовая обязанность должны иметь под собой определенные основания. Поэтому, если кто-либо оспаривает право другого лица, он должен доказать, что отсутствует основание, которое могло бы породить данное право, как и наоборот, если кто-либо настаивает на том, что другое лицо несет перед ним определенную обязанность, он должен доказать наличие основания, из которого данная обязанность возникла. Следовательно, споры о существовании гражданских прав и обязанностей фактически сводятся к спорам о наличии или отсутствии оснований их возникновения.

Основание, из которого возникает гражданское субъективное право, иногда именуют титулом этого права. Существование права без титула невозможно. Поэтому если, например, одно лицо владеет чужой вещью по договору с собственником, а другое лицо незаконно завладеет чужой вещью, оба они оказываются владельцами вещи. Но в первом случае у владения имеется титул (титульное владение), и потому оно выступает как право владения, а во втором случае у владения титул отсутствует (беститульное владение), и потому оно является не правом, а лишь фактом владения. Такому факту придается, конечно, определенное юридическое значение. Так, незаконный владелец чужой вещи обязан вернуть ее собственнику, между ним и собственником могут возникнуть споры о возмещении расходов, произведенных на содержание вещи, и о компенсации принесенных ею доходов и т. п. Однако фактическое отношение само по себе не становится субъективным гражданским правом, если оно лишено предусмотренного законом титула.

Придание или непридание юридической силы тем или иным фактам зависит от указаний закона, а решение этого вопроса в самом законе определяется его классовым содержанием и, следовательно, в конечном счете – характером общественных отношений, на урегулирование, закрепление и охрану которых закон направлен. Само собой разумеется, что из этого вовсе не вытекает, будто замена одного исторического типа права другим его историческим типом влечет за собой объявление в законе юридически безразличными всех фактов, имевших правовую силу ранее, и юридически значимыми только тех фактов, которые ранее такой силы не имели. Подобный взгляд был бы результатом слишком упрощенного представления о характере переворота в области правовых явлений, совершающегося вследствие смены социально-экономических формаций. Нет поэтому ничего удивительного в том, что он не соответствует действительности. Сопоставляя, например, буржуазное и советское гражданско-правовое законодательство, мы найдем немало фактов, которым и там и здесь придается юридическое значение. Но это обстоятельство ни в какой мере не сглаживает коренной противоположности между советским и буржуазным гражданским правом.

Во-первых, большое число фактов, имеющих юридическое значение в капиталистическом обществе, утрачивает правовую силу при социализме. Так, с точки зрения действующего в СССР законодательства, вступление в брак в форме церковного бракосочетания не имеет правового значения, а многие понятия и факты, играющие в капиталистическом обществе существенную роль (например, понятие купца, торговой сделки, картельного соглашения и т. п.), вообще лишены в наших условиях какого бы то ни было смысла.

Во-вторых, целая серия фактов, вовсе неизвестных капиталистическому обществу, появляется и приобретает при социализме существенное как хозяйственно-экономическое, так и юридическое значение. Достаточно в этой связи сослаться на акты планирования, порождающие обязательства по заключению хозяйственных договоров между социалистическими организациями, хозяйственный расчет, обусловливающий наделение госорганов правами юридического лица, передачу земли по государственным актам колхозам, создающую право бессрочного колхозного землепользования, и т. д.

В-третьих, в той мере, в какой советскому и буржуазному праву известны одноименные юридические факты, они вызывают в нашем и в капиталистическом обществе либо существенно иные, либо прямо противоположные юридические последствия. Например, рождение человека вызывает возникновение гражданской правоспособности с точки зрения как советского, так и буржуазного гражданско-правового законодательства, но сама правоспособность советского гражданина коренным образом отличается от правоспособности граждан в капиталистическом обществе. Если же взять такой юридический факт, как, скажем, совершение сделки по купле-продаже промышленного или иного предприятия, то по буржуазному законодательству он приведет к переходу права собственности от продавца к покупателю, а по советскому законодательству сделка будет признана недействительной с последующим привлечением к дисциплинарной или даже к уголовной ответственности лиц, ее совершивших.

Во всем этом находит свое выражение коренная противоположность между советским и буржуазным гражданским правом как по их содержанию, так и по юридическому значению, придаваемому каждым из них различным явлениям объективной действительности.

Классификация оснований возникно вения гражданских правоотношений. Понятием юридического факта как основания возникновения гражданских правоотношений охватываются самые разнообразные явления внешнего мира, общий перечень которых дан в ст. 4 ГК. С учетом некоторых свойственных им признаков эти явления могут быть подвергнуты определенной классификации.

По характеру происхождения юридические факты подразделяются на две большие группы: 1) события, протекающие помимо воли людей (например, рождение, смерть, пожар, истечение времени и т. д.), и 2) действия, совершаемые по воле человека (например, составление завещания, заключение договора, выдача доверенности и т. п.). При этом, когда мы говорим, что события отличаются от действий по своему неволевому происхождению, мы имеем в виду не причину, вызвавшую событие, а характер процесса, свойственного развертыванию события. Смерть может явиться результатом убийства, пожар – результатом поджога и т. д. Но они не перестают от этого быть событиями, ибо после совершения соответствующих действий человеком дальнейшее развертывание события происходит помимо, а иногда и против его воли. По отношению же к тем юридическим фактам, которые именуются действиями, подобная возможность исключена. Если кто-либо приступает к составлению завещания или к переговорам о заключении договора, то до тех пор, пока связанная с этим волевая деятельность не будет завершена, соответствующий юридический факт вообще не наступит. Это и имеется в виду, когда говорят, что события протекают независимо от воли людей, а действия совершаются по воле человека.

События – это естественные, природные явления. И если им придается определенное гражданско-правовое значение, то происходит это потому, что соответствующие события оказывают так или иначе влияние на общественные отношения, регулируемые гражданско-правовым законодательством. События могут влиять на материальный объект правоотношения (например, уничтожение имущества вследствие действия стихийных сил природы). Они могут обусловливать определенную направленность поведения людей как юридического объекта правоотношения (например, непреодолимая сила иногда препятствует совершению тех или иных действий, а иногда вынуждает к их совершению). Наконец, от событий – рождения и смерти – зависит существование человека, являющегося субъектом гражданского права. События вызывают последствия, которые либо соответствуют требованиям гражданско-правовых норм, либо противоречат им. Тогда говорят о правомерных или, наоборот, неправомерных последствиях юридических событий, и, сообразно с характером наступивших последствий, определяются права и обязанности участников гражданских правоотношений. Но само собой разумеется, что понятия правомерности или неправомерности применимы не к событиям, а именно к последствиям, которые ими вызываются в области регулируемых правом общественных отношений. Сами же события как естественные, природные явления не могут быть ни правомерными, ни неправомерными, а возникновение гражданских прав и обязанностей в силу событий возможно лишь тогда, когда такие последствия связывает с ними закон.

Действия как волевые акты, совершаемые людьми, представляют собой явления общественного порядка.

Известной совокупности волевых актов придается юридическое значение, и поэтому в пределах, установленных законом, люди могут своими действиями вызвать возникновение, изменение или прекращение правоотношений. При этом, говоря о юридически значимых волевых актах, мы имеем в виду действия не только индивидов, но и коллективов людей, т. е. юридических лиц и других коллективных субъектов права, выступающими в качестве участников государственных, административных, процессуальных и иных правоотношений. Вполне естественно, что, поскольку гражданское право, как и всякая иная отрасль права, регулирует общественные отношения людей, основное и решающее место среди гражданско-правовых юридических фактов занимают волевые акты, т. е. индивидуальные или коллективные действия человека.

Будучи одной из разновидностей юридических фактов и притом важнейшей их разновидностью, гражданско-правовые действия в свою очередь подразделяются на различные группы в зависимости от признаков, характерных для каждой такой группы в отдельности.

Действия бывают правомерными и неправомерными. Неправомерные действия противоречат требованиям гражданских законов. Они именуются поэтому гражданскими правонарушениями, а юридическое последствие их совершения состоит в привлечении правонарушителя к ответственности или применении к нему других юридических санкций. Подобные санкции применяются, например, в случаях причинения кому-либо вреда или приобретения (сбережения) имущества за счет другого лица без достаточных оснований. Правомерные действия соответствуют требованиям гражданского закона. Поскольку, однако, гражданское право имеет дело не только с недозволенной, аномальной деятельностью, но в первую очередь с нормированием дозволенной, общественно полезной деятельности людей, то и такие действия влекут за собой определенные юридические последствия, заключающиеся в возникновении гражданских прав и гражданско-правовых обязанностей. Более того, так как в правомерных действиях выражается общественно полезная деятельность, ст. 4 ГК не сводит их круг к исчерпывающему перечню, допуская возникновение гражданских правоотношений и из таких правомерных действий, которые хотя и не предусмотрены законом, но в силу общих начал и смысла гражданского законодательства должны считаться способными порождать гражданские права и обязанности.

Но и юридическое значение различных правомерных действий также далеко не однородно.

Одни правомерные действия совершаются людьми без специального намерения породить гражданско-правовые последствия, и тем не менее такие последствия наступают в силу прямых указаний закона. Когда, например, поэт пишет стихи, а ученый – монографию, то первый устремляет свои помыслы на достижение определенного художественного, а второй – научного результата, но едва ли кто-либо из них думает о правовых последствиях осуществляемой ими деятельности. Тем не менее и тот и другой приобретают авторские права на созданные ими произведения, потому что именно это юридическое последствие предусмотрено законом на случай появления выраженных в определенной объективной форме результатов творческого труда. Такой же характер носит разработка научных открытий, создание изобретений или рационализаторских предложений, а также некоторые иные правомерные действия граждан и организации (например, обнаружение находки, клада и т. п.).

Другие правомерные действия совершаются со специальным намерением породить гражданско-правовые последствия. К числу таких действий относятся, во-первых, административные акты и, во-вторых, гражданско-правовые сделки.

Административные акты могут носить нормативный характер, т. е. содержать в себе общие правила поведения людей, и тогда они юридическими фактами не являются, ибо издание нормативного административного акта не приводит к возникновению конкретных правоотношений, а ограничивается лишь формулированием условий, при наступлении которых правоотношения могут возникнуть. Бывают, однако, и такие административные акты, которые адресуются конкретным лицам и направлены на установление конкретных правоотношений. Например, выданный гражданину исполкомом местного Совета ордер на жилую площадь порождает для гражданина право заключить договор жилищного найма с указанным в ордере управлением домами (домом); или наряд, спущенный планирующим органом какой-либо производственно-хозяйственной организации на поставку производимой ею продукции определенной другой организации, служит основанием заключения договора поставки между ними. Эти и другие подобные им административные акты имеют силу юридических фактов.

Среди административных актов, приводящих к установлению гражданских правоотношений, особенно существенное значение приобретают акты планирования народного хозяйства, адресуемые социалистическим, т. е. государственным, кооперативным и общественным организациям. Поскольку при социализме планируется как производство, так и сбыт произведенной продукции, то и хозяйственные гражданские правоотношения между социалистическими организациями устанавливаются, как правило, на основе актов, исходящих от компетентных государственных органов планирования. Плановый характер носят отношения по поставке продукции, капитальному строительству, перевозке грузов, банковскому кредитованию и др.

Издание планово-административного акта, имеющего силу юридического факта, приводит к возникновению не одного, а нескольких правоотношений. Между органом, издавшим планово-административный акт, и организациями, которым этот акт адресован, устанавливаются административные правоотношения. В силу таких административных правоотношений адресаты планового задания несут обязанность по его исполнению перед планирующим органом. Вместе с тем планово-административный акт порождает определенное гражданское правоотношение непосредственно между его адресатами. Так, если планирующий орган установил для двух хозяйственных организаций задание по капитальному строительству, последние несут перед этим органом административно-правовую обязанность по выполнению полученного задания, а друг перед другом – гражданско-правовую обязанность по заключению договора на капитальное строительство.

К разряду сделок относятся различные гражданские договоры (купля-продажа, поставка, подряд, имущественный наем и др.), завещания и иные действия людей, которые могут быть совершены с целью породить определенные гражданско-правовые последствия. Сделки имеют с соответствующими административными актами то общее, что они совершаются со специальным намерением вызвать установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений. Но вместе с тем сделки существенно отличаются от тех административных актов, которые приобретают силу юридических фактов. Во-первых, административные акты могут быть совершены только органами государственной власти и управления, тогда как сделки совершаются субъектами гражданского права – гражданами или юридическими лицами. Во-вторых, административные акты не обязательно направляются на установление гражданских правоотношений (иногда они ограничиваются установлением одних только административных правоотношений), тогда как сделки всегда имеют своей целью породить, изменить или прекратить именно гражданские правоотношения. В-третьих, административные акты, даже направленные на установление гражданских правоотношений, порождают в то же время и определенные административные правоотношения, тогда как сделки могут породить единственно и исключительно гражданские правоотношения. В-четвертых, орган, издающий административный акт, сам не становится участником возникшего из этого акта гражданского правоотношения, тогда как лицо, совершающее сделку в целях установления гражданского правоотношения, само становится участником этого правоотношения.

Поскольку сделки – одна из разновидностей правомерных действий, то и их совершение допускается как в случаях, предусмотренных законом, так и тогда, когда данная сделка прямо законом не предусмотрена, однако не противоречит ему ни по своему содержанию, ни по своей направленности.

В реальной общественной жизни, рассмотренные разнообразные виды юридических фактов действуют не только изолированно, но и нередко в тесной взаимосвязи друг с другом. Такая взаимосвязь возможна между событиями и действиями. Например, составленное завещание (юридическое действие) и смерть завещателя (юридическое событие) вызывают возникновение наследственного правоотношения. Еще более широкое распространение имеет взаимосвязь между различного рода действиями. Так, хозяйственные гражданско-правовые связи между социалистическими организациями в большинстве случаев возникают из планового задания (административный акт) и заключенного на его основе договора (гражданско-правовая сделка).

Несмотря, однако, на взаимосвязь, существующую между различными видами юридических фактов, каждая группа таких фактов обладает своими специфическими качествами и потому должна быть изучена самостоятельно.

С характеристикой основных особенностей, свойственных юридическим событиям, мы уже познакомились. Планово-административные акты порождают по преимуществу обязательственные правоотношения и будут поэтому более детально рассмотрены в разделе, посвященном обязательственному праву. Сделки же служат основанием возникновения самых разнообразных гражданских правоотношений. Ввиду этого изучение сделок составляет одну из задач Общей части курса советского гражданского права.

§ 2. Гражданско-правовые сделки

Понятие сделки. Сделка как волевой юридический акт. Часть I ст. 41 ГК определяет сделку как действие гражданина или организации, направленное на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений (гражданских прав и обязанностей). Из приведенного определения следует, что сделка представляет собой волевой акт и этим отличается от юридических событий, которые носят неволевой характер. Затем, сделка – правомерный акт и этим отличается от действий, именуемых гражданскими правонарушениями и влекущих за собой возложение ответственности на правонарушителя. Далее, сделка специально направлена на порождение гражданско-правовых последствий и этим отличается от правомерных волевых актов, которые вызывают в соответствии с указаниями закона определенные юридические последствия, но специально не направлены на их достижение (например, создание литературного или иного произведения, обнаружение находки и т. п.). Наконец, сделка направлена на установление, изменение или прекращение гражданских правоотношений и этим отличается от направленных на такие же цели административных актов, которые наряду гражданскими правоотношениями обязательно порождают административные правоотношения.

Сделка – это волевой акт, и потому ей свойственны все психологические моменты, которые характеризуют волевой акт вообще. Но сделка – не только волевой, а одновременно и юридический акт. Поэтому не все присущие сделке психологические моменты оказывают влияние на ее действие как юридического акта, а с другой стороны, у сделки появляется и ряд таких моментов, которые в обычном психологическом акте могут и отсутствовать.

Для совершения сделки необходимо прежде всего желание совершить ее. Желание совершить сделку называют внутренней волей. Если отсутствует внутренняя воля, направленная на совершение сделки, не может быть и самой сделки. Нельзя, например, считать сделкой передачу гражданином принадлежащего ему имущества какому-либо другому лицу, если к передающему было применено прямое физическое принуждение. В таких условиях внутренняя воля, направленная на совершение сделки, отсутствует, а действия по передаче имущества лишь по их внешней видимости создают впечатление сделки.

Поскольку сделка порождает гражданское правоотношение, а во всяком правоотношении участвуют по крайней мере два лица, то для того чтобы сделка была совершена, одной только внутренней воли, направленной на ее совершение, недостаточно. Внутренняя воля так или иначе должна быть доведена до сведения других лиц. Те способы, при помощи которых внутренняя воля сообщается другим лицам, объединяются общим понятием волеизъявления.

Изъявление воли в сделке осуществимо при помощи разнообразных способов (ст. 42 ГК). Все эти способы можно было бы подразделить на три основных вида: 1) прямое волеизъявление, выражающее непосредственно внутреннюю волю путем устной или письменной передачи ее содержания; 2) конклюдентное волеизъявление, выражающее внутреннюю волю не непосредственно, а путем совершения действий, на основе оценки которых можно с несомненностью прийти к заключению о намерении совершить сделку (например, помещение товара на прилавке магазина с обозначением его цены бесспорно, указывает на то, что этот товар предназначен для продажи); 3) изъявление воли посредством молчания, приобретающее юридическую силу лишь в тех случаях, когда молчанию придается такое значение по прямому указанию закона.

Например, постановлениями Совета Министров СССР от 30 июня 1962 г.[192] и от 22 августа 1963 г.[193] установлено, что наряд на поставку продукции считается принятым к исполнению и договор поставки заключенным, если в пределах 10 дней по получении наряда ни одна из сторон не заявит другой о необходимости каких-либо дополнительных взаимных согласований. Здесь, следовательно, молчание рассматривается как юридически значимое изъявление воли, направленное на совершение сделки. Но если бы молчанием ограничилось лицо, которому было сделано предложение о заключении непланового договора поставки, договор не считался бы заключенным, ибо в этих случаях закон не придает молчанию юридического значения согласия на совершение сделки.

Волеизъявление должно соответствовать внутренней воле и правильно выражать ее. Если такого соответствия нет, если волеизъявление передает содержание внутренней воли в искаженном виде, это может воспрепятствовать заключению сделки либо вызвать споры между участниками сделки, нередко завершающиеся признанием ее недействительной. Это означает, что сделка как волевой юридический акт опирается не только на желание совершить сделку и сообщение об этом желании другим лицам, но и на единство внутренней воли и волеизъявления, на их полное соответствие.

Известно, что любой волевой акт совершается человеком по тем или иным мотивам. Определенные мотивы побуждают также к совершению гражданско-правовой сделки. Но далеко не все мотивы включаются в само понятие сделки, и, следовательно, не все они приобретают юридическое, гражданско-правовое значение.

Предположим, что, будучи вынужденным вследствие служебного перевода изменить место жительства, гражданин решил продать принадлежащий ему жилой дом. Рассуждая психологически, можно было бы сказать, что совершению соответствующих действий продавца побуждают два мотива: необходимость покинуть прежнее место жительства и желание получить денежный эквивалент стоимости его жилого дома. Первый мотив правового значения не имеет, ибо юридически совершенно безразлично, продается ли жилой дом в связи с переездом, из-за нуждаемости в деньгах, ввиду получения по наследству второго дома или по какой-либо иной причине. Наличие или отсутствие любого из этих мотивов юридически не препятствует совершению сделки по купле-продаже. А вот совершить куплю-продажу без намерения получить встречное удовлетворение невозможно, ибо при отсутствии такого мотива либо вовсе не будет сделки, либо вместо купли-продажи будет заключен договор дарения или совершена какая-либо иная сделка.

Таким образом, если одни мотивы лишены юридического значения, то гражданско-правовое действие других мотивов состоит в том, что они оказывают влияние на сам характер сделки, на ее юридическую природу.

Предположим, далее, что вследствие нуждаемости в деньгах для производства капитального ремонта жилого строения его собственник получает от кого-либо заемную сумму, в обмен на которую выдает долговую расписку. Совершенно очевидно, что юридическая сила расписки не изменилась бы, если бы заем был получен не для производства капитального ремонта, а, например, для покупки домашней обстановки, приобретения автомашины и т. п. Но если бы долговая расписка, удостоверяющая получение займа, была выдана, несмотря на то, что фактически ее автор никакого займа не получил, то при доказанности этого обстоятельства последовало бы объявление расписки недействительной.

Таким образом, если одни мотивы вообще лишены юридического значения, то гражданско-правовое действие других мотивов состоит не только в их влиянии на юридическую природу сделки, но также в том, что от наличия таких мотивов зависит самый факт совершения сделки, ее правовая сила, ее действительность.

Предположим, наконец, что собственник дачного помещения сдает его на летний период в аренду потому, что желает приобрести путевку и провести лето в санатории. С точки зрения закона, этот мотив лишен какого бы то ни было значения и заключенный арендный договор сохранил бы свою силу, если бы даже собственнику дачи вопреки ожиданиям приобрести санаторную путевку не удалось. Однако вполне допустимо при заключении договора аренды включить в него условие о том, что договор утратит силу в случае неполучения путевки наймодателем. Тогда мотив совершения сделки, который во всех других случаях был бы юридически безразличным, приобрел бы существенное правовое значение. Но он приобрел бы такое значение только потому, что об этом прямо сказано в самой сделке, между тем как некоторые другие мотивы имеют правовую силу независимо от того, упомянуты ли они в сделке или обойдены молчанием. Так, в долговой расписке может и не быть указано, в обоснование какого именно долга она выдана. Но если бы выдача расписки не мотивировалась ни наличием долга, ни желанием одарить получателя расписки, последняя не имела бы никакой юридической силы.

Таким образом, если одни мотивы могут приобрести юридическое значение лишь в случаях, когда такое значение придается им в самой сделке, то гражданско-правовое действие других мотивов состоит в том, что они входят в само существо сделки и приобретают поэтому юридическую силу независимо от того, будут ли они специально упомянуты.

Те мотивы совершения сделки, от наличия которых зависит ее юридическая природа, именуются основанием сделки. Основания имеют юридическую силу независимо от того, получили ли они в сделке прямое и непосредственное выражение, и, за исключением случаев, прямо указанных в законе, оказывают влияние на действительность сделки. Все другие мотивы, не влияя на юридическую природу сделки, могут иметь правовое значение лишь в той мере и в тех случаях, в каких это определено самой сделкой.

Чем, однако, объясняется столь существенное различие между основаниями сделок и другими мотивами их совершения?

Это различие обусловлено народнохозяйственным значением гражданско-правовых сделок, характером экономических условий, вызывающих необходимость сделок и степенью отражения этих условий в различных мотивах их совершения.

Сделки в СССР призваны удовлетворять материальные и культурные потребности граждан, а также производственные и иные хозяйственные нужды социалистических организаций. Конкретные потребности, вызывающие необходимость совершения сделки, могут быть самыми разнообразными. Отразить в законе каждую из них в отдельности невозможно. Да в этом и нет необходимости, ибо правовое нормирование отношений по однородным сделкам остается одним и тем же, какими бы различными потребностями ни было вызвано их совершение. Поставка остается поставкой, купля-продажа – куплей-продажей независимо от того, что первый договор заключен для удовлетворения потребностей обувной или текстильной фабрики, а второй – для удовлетворения потребностей в продуктах питания или в промышленных товарах. Но наряду с такими разнообразными потребностями существуют определенные типовые потребности, в которых выражаются типовые экономические отношения советского общества. Такие типовые потребности могут и должны получить отражение в законе. Они учитываются и при разработке правового нормирования соответствующих отношений. Эти потребности выделяются из числа других мотивов совершения сделок и приобретают юридическую силу их оснований.

Типовой признак социалистических имущественных отношений состоит прежде всего в том, что эти отношения испытывают на себе прямое или косвенное воздействие плана. При этом сделки по некоторым имущественным отношениям могут быть совершены только при наличии к тому определенных плановых предпосылок. Нельзя, например, без плановых предписаний заключить договор подряда на капитальное строительство, ибо договор будет признан недействительным. Из этого следует, что для некоторых сделок основанием их совершения служит плановое предписание.

Второй типовой признак социалистических имущественных отношений состоит в их стоимостном характере. Поэтому такие отношения могут устанавливаться для передачи определенной стоимости другому лицу получения от него соответствующего эквивалента, выраженного в деньгах, имуществе, производстве работы и т. д. Более того, сделки по некоторым имущественным отношениям при отсутствии такой цели вообще не могли бы быть совершены. Нельзя, например, без цели приобретения права на встречное удовлетворение совершить договор купли-продажи. Такой договор будет либо признан недействительным, либо отнесен к разряду отношений не по купле-продаже, а по дарению. Из этого следует, что для некоторых сделок основанием их совершения является приобретение права на встречное удовлетворение.

Третий типовой признак социалистических имущественных отношений состоит в том, что они лишены каких бы то ни было элементов антагонизма и характеризуются как отношения взаимопомощи и товарищеского сотрудничества. Поэтому они, будучи стоимостными отнюдь не обязательно должны устанавливаться для получения эквивалента. В определенных случаях допустимо установление этих отношений в целях не получения эквивалента, а безэквивалентного предоставления прав другому лицу. Только в этих целях и могут быть совершены некоторые гражданско-правовые сделки. Нельзя, например, заключить договор дарения жилого дома и в то же время условиться с одаряемым о пожизненном содержании дарителя. Такой договор будет отнесен к разряду отношений не по дарению, а по пожизненному содержанию. Из этого следует, что для некоторых сделок основанием их совершения становится безэквивалентное наделение правом.

Первое из указанных оснований сделок (плановое предписание) сочетается с одним из двух последующих оснований, ибо плановые сделки в большинстве случаев совершаются возмездно (таковы, в частности, договоры поставки, перевозки, подряда на капитальное строительство и др.), но иногда они могут быть совершены и безвозмездно (такова, например, совершаемая по разрешению вышестоящего органа передача временно бездействующих транспортных средств предприятием транспорта в безвозмездное пользование какой-либо другой социалистической организации). Два последних основания либо сочетаются с плановым предписанием, либо имеют в сделке самостоятельное значение, ибо возмездные сделки могут быть и неплановыми, а безвозмездные сделки чаще всего лишены плановых оснований.

Важно, однако, иметь в виду, что сделка должна содержать в себе то или иное из указанных оснований. Если же в законе не установлено на этот счет специальных изъятий, то при отсутствии основания нет и самой сделки.

Итак, составными элементами сделки как волевого юридического акта являются: воля, волеизъявление, основание и мотивы. Воля и волеизъявление относятся к числу необходимых элементов сделки. Основание также ее необходимый элемент, но из этого правила законом могут быть установлены исключения. Мотив не считается обязательным элементом сделки, но может приобрести определенное юридическое значение при наличии прямых указаний по этому поводу в самой сделке.

Классификация сд елок. Гражданско-правовые сделки подразделяются на различные виды с учетом характера волеизъявления, специфики основания и способов совершения сделок.

По характеру волеизъявления сделки делятся на односторонние и двух– или многосторонние (ч. II ст. 41 ГК).

Для совершения односторонней сделки достаточно волеизъявления одной стороны. Это такие сделки, как, например, выдача доверенности, составление завещания, объявление конкурса для создания высококачественных учебников, архитектурных проектов, музыкальных произведений и т. д. Конечно, правоотношение, возникающее из односторонней сделки, устанавливается по крайней мере между двумя лицами. Но совершается она действиями одной стороны. При этом не имеет значения то обстоятельство, что, например, для получения наследства по завещанию требуется согласие наследника принять его, ибо действительность завещания от такого согласия не зависит, а самое наследственное субъективное право возникает не из согласия, а из завещания, оставшегося после смерти наследодателя. Следовательно, юридическая сила завещания определяется всецело и исключительно волеизъявлением его автора. Поэтому оно и считается односторонней сделкой. То же самое следует сказать и обо всех других односторонних сделках, требующих от лиц, к которым они обращены, совершения определенных действий, для того чтобы воспользоваться вытекающими из них правами. Такого рода действия на действительность односторонних сделок и их юридическую природу никакого влияния не оказывают.

Для совершения двусторонней сделки требуются ей совпадающие волеизъявления двух сторон. Под совпадением волеизъявлений понимают противоположность их направленности, обусловливающую встречный характер их содержания. Ясно, например, что если каждое из двух лиц желает продать вещь, но не купить ее, они не могут вступить в двустороннюю сделку в отношении такой вещи, так как их волеизъявления имеют одну и ту же, а не противоположную направленность. Столь же очевидна невозможность совершения двусторонней сделки и в тех случаях, когда продавец желает продать вещь на одних условиях, а покупатель хотел бы приобрести ее на других условиях, ибо, хотя их волеизъявления противоположны по направленности, они не являются встречными по содержанию из-за возникших разногласий об условиях совершения сделки. Только совпадение противоположных по направленности и встречных по содержанию волеизъявлений способно породить двустороннюю сделку. Единственное исключение из этого правила составляет договор о совместной деятельности (например, договор о совместном строительстве электростанции, заключаемый двумя колхозами). В этом договоре его участники преследуют одну и ту же цель, и потому совпадение волеизъявлений обусловливается здесь не противоположной, а единой их направленностью.

Для совершения многосторонней сделки необходимы волеизъявления трех и более сторон. Так как единственный известный действующему законодательству случай многосторонних сделок составляет договоры о совместной деятельности, заключенные тремя и более лицами, а эти договоры всегда обладают единой целенаправленностью, нужно прийти к выводу, что в отличие от двусторонних многосторонние сделки опираются только на совпадающие, но не на противоположные по цели волеизъявления. К тому же их не следует смешивать с такими двусторонними сделками, в которых на каждой стороне выступают несколько лиц (например, несколько продавцов и покупателей в едином договоре купли-продажи). Каждый участник договора о совместной деятельности – самостоятельная его сторона, обладающая правами и обязанностями перед всеми другими участниками договора. Именно поэтому при участии в нем трех и более лиц он становится многосторонней сделкой. Напротив, два продавца в едином договоре купли-пропажи выражают совместное волеизъявление быть продавцами не друг перед другом, а перед покупателями, точно так же, как последние изъявляют желание быть покупателями по отношению к продавцам, а не по отношению друг к другу. Именно поэтому такая сделка считается двусторонней, несмотря на то, что каждая сторона в ней представлена несколькими лицами.

Двух– и многосторонние сделки иначе именуются договорами (ч. II ст. 41 ГК), хотя, разумеется, не всякая сделка носит договорный характер, так как односторонние сделки к разряду договоров не относятся. В то же время нужно иметь в виду, что основную массу сделок составляют именно договоры. Численность односторонних сделок, применяемых самостоятельно, по существу ограничивается завещанием, объявлением конкурса и некоторыми другими случаями. Все прочие односторонние сделки либо носят вспомогательный характер в отношении договоров (например, выдача доверенности осуществляется во исполнение договора поручения), либо связаны с иными правоотношениями (например, принятие наследства производится для осуществления уже возникшего наследственного правоотношения).

По специфике их оснований сделки делятся на плановые и неплановые, возмездные и безвозмездные, каузальные и абстрактные.

Плановые сделки имеют своим основанием предписание планово-регулирующих органов и совершаются в целях выполнения планового задания. К их числу относится подавляющая масса сделок, заключаемых в отношениях между социалистическими организациями. Обычно такой характер носят договоры. Не исключена, однако, возможность совершения по плановому основанию и односторонних сделок. Так, советские экспортные организации в соответствии с утвержденным экспортным планом вправе направлять наряды-заказы на поставку продукции для экспорта тем социалистическим организациям, которые ее производят. Такой наряд-заказ представляет собою по существу одностороннюю сделку, порождающую правоотношение по поставке продукции на экспорт. При этом, если односторонние сделки, по общему правилу, обязывают тех, кто их совершает, то плановые односторонние сделки, как это видно из приведенного примера, могут обязывать и тех, к кому они обращены[194].

Неплановые сделки лишены планового основания и опираются на какое-либо иное предусмотренное законом основание. К их числу относятся сделки, совершаемые между гражданами, подавляющее большинства сделок, в которых хотя бы на одной стороне участвует гражданин, а также некоторые сделки в отношения между социалистическими организациями. Нужно, впрочем, сказать, что в условиях всеобъемлющего планирования социалистического народного хозяйства неплановые сделки не уходят целиком из-под влияния плана. План косвенно воздействует и на сделки этого рода. Но так как акты планирования не выступают здесь в качестве обязательного условия совершения сделок и их действительности, такие сделки именуются неплановым сделками.

И плановые и неплановые сделки бывают в то же время сделками возмездными или безвозмездными.

Когда говорят о возмездности тех или иных отношений, то на первый взгляд может показаться, что при этом имеются в виду денежные отношения. Но деньги, хотя они и являются всеобщим эквивалентом, не представляют собой все же единственно возможного показателя возмездности установленных правоотношений. Возмездность может выражаться также в предоставлении вещей, выполнении работы или оказании иных услуг. Чтобы охватить все эти случаи, возмездную сделку следует определять как такую, в которой предоставлению, совершаемому одной стороной, соответствует встречное удовлетворение, получаемое ею от другой стороны. Таковы, например, сделки по купле-продаже, имущественному найму, подряду и т. д. Основанием возмездных сделок служит, таким образом, приобретение права на встречное удовлетворение. В отличие от этого в безвозмездных сделках сторона, производящая предоставление, не получает встречного удовлетворения от другой стороны. Таковы, например, сделки по беспроцентному займу предоставлению имущества во временное безвозмездное пользование, а также договор дарения и некоторые другие. Основанием безвозмездных сделок является безэквивалентное наделение правом.

Некоторые сделки оказываются возмездными или безвозмездными в силу их объективной юридической природы, выраженной в советском гражданском законе. Не может быть безвозмездной сделка по купле-продаже, как и с другой стороны, совершенно исключена возможность заключения возмездного договора дарения. Имеются, однако, и такие сделки, возмездный или безвозмездный характер которых зависит от усмотрения совершающих их лиц. Например, договор хранения может быть совершен на платных и бесплатных условиях, поверенный может выполнять свои функции безвозмездно и за вознаграждение.

Подавляющую массу сделок, совершаемых в советском гражданском обороте, составляют сделки возмездные. В отношениях между социалистическими организациями безвозмездные сделки встречаются лишь как исключение и исчерпываются едва ли не единственным случаем предоставления имущества одной организацией во временное безвозмездное пользование другой организации. Гораздо чаще безвозмездные сделки применяются в отношениях между гражданами, а иногда в отношениях между ними и социалистическими организациями. Граждане нередко оказывают различные услуги друг другу бесплатно (беспроцентные займы, предоставление в безвозмездное пользование предметов личной собственности и т. д.), а такая сделка, как договор дарения, вообще может быть совершена либо только в отношениях между гражданами, либо также и с участием социалистических организаций, но при условии, что в качестве дарителя выступает гражданин. Социалистические организации не вправе выступать в роли дарителя, а различные случаи, когда они совершают безвозмездные предоставления в пользу граждан (премирование, выдача бесплатных путевок в санатории или дома отдыха и др.), регулируются не правилами о дарении, а иными юридическим нормами. Безвозмездные гражданско-правовые сделки, совершаемые социалистическими организациями в пользу граждан, относятся к обслуживанию граждан, например, библиотечными книгами либо иногда путем принятия имущества на хранение и т. д.

Сравнительно небольшой удельный вес безвозмездных и решающая роль возмездных сделок в социалистическом гражданском обороте находят свое объяснение в том, что сами имущественные отношения при социализме, когда действует закон распределения по труд и закон стоимости, носят в их подавляющей массе возмездно-эквивалентный характер. На эти отношения и ориентируются главным образом и в первую очередь нормы советского гражданско-правового законодательства, и лишь их относительно небольшая часть посвящена нормированию неэквивалентных имущественных отношений, устанавливаемых на основе безвозмездных сделок.

К общей классификации сделок, проводимой с учетом юридического значения их оснований, относится деление сделок на каузальные и абстрактные.

Основание, как мы уже видели, присуще любой сделке. Сделка не могла бы быть совершена при отсутствии каких бы то ни было оснований к ее совершению. По общему правилу, от наличия того или иного основания зависит действительность сделки. Но иногда, в виде исключения, закон не связывает действительность сделки с ее основанием. Достаточно сопоставить в этом отношении долговую расписку с векселем, применяемым во внешнеторговом обороте. Если расписка выдана без всяких оснований, при доказанности этого обстоятельства последует объявление ее недействительной. То же самое произойдет и с лишенным основания векселем, если он будет предъявлен к платежу лицом, неосновательно получившим его от векселедателя. Но предположим, что вексель предъявляется к платежу каким-либо другим лицом, к которому от первоначального держателя он перешел по передаточной надписи. Этому лицу векселедатель не вправе противопоставить никаких возражений, вытекающих из того факта, что первоначальный держатель получил вексель при отсутствии к тому оснований. Если бы было иначе, если бы противопоставление подобных возражений допускалось, доверие к векселям было бы подорвано, а их реализация в сфере внешнеторгового оборота была бы крайне затруднена. Именно поэтому при указанных условиях действительность векселя не ставится в зависимость от его основания. В этом и заключается отличие абстрактных сделок от каузальных.

Каузальными (causa – причина, основание) называются сделки, действительность которых зависит от их основания. Если же действительность сделок не ставится в зависимость от основания их совершения, они называются абстрактными сделками.

Число абстрактных сделок, известных нашему законодательству, невелико. Помимо векселей, можно было бы сослаться в качестве примера на сделку по признанию сальдо контокоррентного счета, когда отдельные операции, совершаемые в отношениях между соответствующими социалистическими организациями, заносятся на счет, и лишь по истечении известного периода времени выводится итог (сальдо), по которому и производятся расчеты. Требование об оплате сальдо носит абстрактный характер, ибо его предъявление не связано с указанием на сделки, явившиеся основанием выведения сальдо.

За исключением таких весьма немногочисленных случаев, сделки, совершаемые в советском гражданском обороте, носят каузальный характер. Объясняется это, во-первых, плановой природой имущественных отношений, в которых участвуют социалистические организации, и, во-вторых, чисто потребительским назначением сделок, совершаемых гражданами. Планирование оборота приводит к тому, что возникающие при этом имущественные отношения опираются на плановый акт; при отсутствии такого основания они не имели бы юридической силы. Потребительское назначение сделок, совершаемых гражданами, исключает надобность в таком их оформлении, чтобы можно было свободно продавать и покупать документы, удостоверяющие сделку, как это происходит при заключении абстрактных сделок. Поэтому в нашем обороте абстрактные сделки и не находят сколько-нибудь широкого применения.

И. Б. Новицкий, отмечая, что деление сделок на каузальные и абстрактные проводится в буржуазной юриспруденции, полагает, что в советских условиях такое различие между сделками не имеет жизненного значения и потому является чисто схоластическим, хотя его и признают некоторые советские юристы[195]. Но, во-первых, известное число абстрактных сделок предусмотрено действующим в СССР гражданско-правовым законодательством, а потому и отграничение их от каузальных сделок в советской цивилистической теории нельзя считать ни схоластическим, ни лишенным жизненного значения. Во-вторых, из того, что соответствующая классификация сделок возникла в буржуазной юриспруденции, вовсе не вытекает невозможность ее использования и применения в науке советского гражданского права. Буржуазная цивилистика знает также деление сделок на односторонние и двусторонние, возмездные и безвозмездные, но на этом основании никто еще не предлагал упразднить такое деление сделок в нашей науке. Поскольку классификация сделок представляет собой техническое мероприятие, некоторое сходство с рядом классификационных рубрик буржуазной цивилистики никак не может опорочить советскую юридическую наук.

По способу совершения сделки делятся на консенсуальные и реальные.

Консенсуальными (consensus – соглашение) признаются сделки, которые могут быть заключены путем выражения одного лишь согласия на их заключение в требуемой законом форме. Таких сделок большинство. Но выражения только согласия для совершения некоторых сделок недостаточно. Нельзя, например, заключить договор займа или договор железнодорожной перевозки грузов путем одного лишь соглашения, не передав самую вещь заемщику или перевозчику. Сделки подобного рода считаются заключенными только при условии передачи вещи одним участником сделки другому участнику. Реальными (res – вещь) и признаются сделки, которые могут быть заключены путем передачи вещи.

Не следует при этом смешивать порядок совершения конкретных сделок с тем, как они объективно могут быть совершены. Например, при заключении договора купли-продажи за наличный расчет совершение сделки совпадает во времени с передачей проданных вещей и покупной цены. Но от этого договор купли-продажи не становится реальной сделкой. В реальных сделках передача вещи выражает их заключение, а в консенсуальных сделках – исполнение. Передача вещи в порядке исполнения консенсуальной сделки может совпасть, но не обязательно должна совпадать во времени с моментом ее совершения. Передача вещи в реальной сделке выражает тот факт, что сделка состоялась, и потому обязательно должна совпасть во времени с моментом ее совершения. Стало быть, сделки одного и того же типа бывают либо консенсуальными, либо реальными, но они не могут быть и консенсуальными и реальными одновременно.

Если иметь в виду буквальное значение слова consensus (соглашение), то нельзя не признать, что понятие консенсуальных применимо лишь к договорам, ибо односторонние сделки совершаются по волеизъявлению одного лица, и потому здесь исключено какое бы то ни было соглашение. Вместе с тем совершение односторонней сделки не связано с передачей каких-либо вещей. Выходит поэтому, что деление на консенсуальные и реальные распространяется не на все, а лишь на двух– и многосторонние сделки. Но в данном случае слово consensus употребляется в смысле изъявления воли, направленной на сделку, а волеизъявление составляет обязательный элемент любых, в том числе и односторонних, сделок, хотя для совершения последних и не требуется передачи вещи. В этом смысле консенсуальными являются все односторонние сделки и большинство договоров, а некоторые договоры относятся к разряду реальных.

В особую группу выделяются сделки фидуциарные (fiducia – доверие).

Нужно сказать, что доверие составляет необходимый элемент всякой сделки. Но имеются и такие сделки, самое существо которых опирается на взаимное доверие их участников. Сопоставим в этом смысле договор купли-продажи с договором поручения, по которому одно лицо выступает в качестве представителя другого. Контрагенты по купле-продаже могут и не знать друг друга, но если, например, у покупателя нет оснований предполагать, что продавец не управомочен на отчуждение вещи, налицо доверие, достаточное для совершения сделки. Напротив, договор поручения заключается не с любым, а лишь с таким лицом, которого представляемый знает и которому может доверить осуществление принадлежащих ему прав и обязанностей. Следовательно, в договоре поручения элемент доверия имеет куда более существенное значение, чем в договоре купли-продажи.

Но все же, когда третьи лица имеют дело с чьим-либо представителем, то заранее известно, что он действует ни от своего имени, а от имени представляемого, и потому они проверяют полномочия представителя, прежде чем вступают при его посредстве в правоотношения с представляемым. Здесь, следовательно, внутренние отношения участников сделки в том же неизменном виде выступают и перед третьими лицами, а это обстоятельство несколько смягчает постановку в таких сделках вопроса о доверии к контрагенту по сделке.

Сопоставим теперь договор поручения с договором комиссии. И по договору поручения, и по договору комиссии можно, например, поручить кому-либо продать имущество, принадлежащее другому лицу. В договоре поручения такая функция возлагается доверителем на поверенного, а в договоре комиссии – комитентом на комиссионера. Но поверенный действует от имени доверителя, и потому третьим лицам известно, что поверенный продает не свое имущество, а имущество доверителя. Комиссионер же действует от своего имени, а не от имени комитента, и потому перед третьими лицам в качестве продавца выступает не комитент, а комиссионер. В результате отношения участников договор комиссии вовне выступают иначе, чем они складываются внутри самой комиссионной сделки. Здесь, следовательно, исключается возможность контроля со сторон третьих лиц, а потому и вопрос о доверии в таких случаях ставится с особой силой. Сделки такого рода как раз и считаются сделками фидуциарными.

Итак, фидуциарная – это такая сделка, которая обусловливает несовпадение между внутренними отношениями участников сделки и их внешним выражением.

В наших условиях фидуциарные сделки широкого распространения не имеют, ибо советский гражданский закон, по общему правилу, не требует, чтобы гражданские права и обязанности осуществлялись лично теми субъектами, которым они принадлежат. Это может быть сделано и через представителей, и тогда внешние и внутренние отношения по сделке ничем друг от друга не отличаются. Когда же (сравнительно редко) возникает надобность в том, чтобы тот, кто осуществляет чужие права и обязанности, перед третьими лицами выступал как если бы он был их носителем, тогда прибегают к предусмотренным действующим законодательством фидуциарным сделкам.

Условия действительности и виды недействительных сделок. Для признания юридической силы за совершенной сделкой необходимо, во-первых, чтобы определенными качествами обладали заключившие ее субъекты; во-вторых, чтобы совершенная сделка была облечена в определенную, законом установленную форму; в-третьих, чтобы воля участников сделки формировалась в нормальных условиях, а волеизъявление соответствовало их внутренней воле; в-четвертых, чтобы содержание сделки соответствовало требованиям, формулированным в законе. Нарушение хотя бы одного из этих условий влечет за собой недействительность сделки. Поэтому точно так же, как условия действительности сделки подразделяются на четыре вида, различные недействительные сделки могут быть разбиты на четыре группы: 1) сделки, недействительные по их субъектному составу; 2) сделки с пороками формы; 3) сделки с пороками воли; 4) сделки с пороками содержания.

А. Субъектный состав сделок. Сделки, недействительные по их субъектному со ставу. Сделка представляет собой волевой юридический акт. Поэтому совершить ее могут только волеспособные лица, т. е. лица, волевым действиям которых гражданский закон придает юридическое значение. Но волеспособными в правовом смысле этого слова признаются лишь дееспособные субъекты советского гражданского права. Следовательно, дееспособность субъектов, совершающих сделку, составляет необходимое условие ее действительности. При этом дееспособные могут совершить сделку как для себя, так и в соответствующих случаях для других, в частности недееспособных лиц (малолетних детей или граждан, признанных недееспособными по состоянию здоровья).

Сделки, совершенные недееспособными по состоянию здоровья (душевнобольными и слабоумными), недействительны во всех без исключения случаях (ст. 52 ГК). Малолетние (дети в возрасте до 15 лет) могут самостоятельно совершать лишь мелкие бытовые сделки, а также вносить деньги на вклад и получать деньги с вклада в кредитных учреждениях (чч. II–III ст. 14 ГК). Все прочие сделки, ими совершенные, недействительны (ч. I ст. 51 ГК).

В ином положении находятся сделки, совершенные частично дееспособными (подростками в возрасте от 15 до 18 лет) и ограниченно дееспособными (ввиду злоупотребления спиртными напитками или наркотическими веществами). Первые не вправе без согласия родителей (усыновителей) или попечителей совершать любые сделки, кроме мелких бытовых, а также связанных с распоряжением заработком или стипендией, осуществлением авторских и изобретательских прав, производством вкладных операций в кредитных учреждениях (чч. IV ст. 13 ГК), а по специальному постановлению органов опеки и попечительства они могут быть лишены полностью или частично права распоряжения своим заработком или стипендией (ч. III ст. 13 ГК). Вторые вправе без согласия назначенных им попечителей совершать любые сделки по распоряжению имуществом, кроме мелких бытовых сделок (ч. II ст. 16 ГК). Сделки, совершенные названными лицами с нарушением указанных условий, недействительны (ч. I ст. 54, ч. I ст. 55 ГК). Но если сделки недееспособных ни при каких условиях не вступают в силу, то сделки частично и ограниченно дееспособных вначале приобретают юридическое действие и могут его утратить только в случаях, когда по искам родителей (усыновителей) или попечителей, возражающих против их заключения, эти сделки будут объявлены недействительными судом.

Недействительны также сделки, совершенные вообще дееспособным гражданином, но в момент совершения сделки находившимся вследствие опьянения, аффекта и т. п. в таком состоянии, когда он не мог понимать значения своих действий (фактического или юридического) либо руководить ими (ч. I ст. 56 ГК). Однако недействительность поражает не любые, а лишь такие сделки дееспособных граждан, которые были ими совершены в указанном состоянии.

В этом последнем случае правила Гражданского кодекса существенно отличаются от соответствующих правил Уголовного кодекса. Согласно ст. 12 УК РСФСР опьянение не освобождает от ответственности за совершенное в таком состоянии преступление. И в области гражданского права нельзя уклониться от ответственности ссылкой на то, что правонарушение (например, повреждение или уничтожение имущества) было совершено в состоянии опьянения. Если бы было иначе, то освобождение от ответственности за противоправную деятельность оказалось бы легко осуществимым: для этого правонарушителю достаточно было бы предварительно привести себя в состояние опьянения. Но гражданско-правовая сделка не является правонарушением. Она представляет собой правомерное действие, направленное на достижение правомерных последствий. Лицо, совершающее сделку, приобретает права и, что особенно важно, принимает на себя определенные обязанности. Оно должно поэтому отдавать себе полный отчет в характере юридических последствий, которые его действия могут повлечь за собой. Если этому препятствует состояние опьянения, к тому же обычно известное второму участнику сделки, последняя признается недействительной.

В отличие от граждан, волеспособность которых зависит от наличия у них полной или частичной дееспособности, объем волеспособности юридических лиц, которые всегда дееспособны, определяется характером и содержанием их специальной правоспособности. Юридические лица могут совершать лишь такие сделки, которые соответствуют целям, указанным в их уставе (положении) или в общем Положении об организациях данного вида. В противном случае сделка юридического лица признается недействительной (ч. I ст. 50 ГК).

Но это правило нужно правильно понимать и разумно применять на практике. Деятельность юридических лиц нередко бывает весьма разнообразной. Так, машиностроительное предприятие, помимо основного вида продукции, может иногда выпускать предметы массового потребления, специально организуя для этих целей цех ширпотреба. Социалистические организации зачастую совершают не относящиеся к основному профилю их работы сделки, направленные на культурно-бытовое обслуживание их работников, и т. п. Такие не выражающие основной деятельности, но сопутствующие ей сделки юридического лица должны быть признаны действительными. Как правильно указывает Д. М. Генкин, «круг сделок, которые вправе совершать организация, не определяется каким-либо исчерпывающим перечнем и не ограничивается лишь теми сделками, которые являются основным содержанием деятельности этой организации. Организация может совершать самые разнообразные единичные сделки, но при условии, что эти сделки, сопутствующие основной деятельности организации, диктуются целью этой организации, установленной в уставе или в положении о ней»[196].

Со сделками юридических лиц, выходящими за пределы их специальной правоспособности, ведут решительную борьбу советские судебные и арбитражные органы. Правда, такие сделки встречаются в судебно-арбитражной практике сравнительно редко. Но если они встречаются, суд или арбитраж обычно не ограничиваются объявлением их недействительными, а сигнализируют соответствующим органам о необходимости привлечения виновников к дисциплинарной, а в особо злостных случаях – к уголовной ответственности.

В частности, содержание одного такого дела сводилось к тому, что местное предприятие, созданное для изготовления скобяных изделий, занялось выпуском нагрудных знаков, о сбыте которых был заключен ряд договоров с торгующими организациями нескольких городов. Когда по одному из заключенных договоров возник арбитражный спор наряду с объявлением недействительным как противоуставного, данного договора, был поставлен вопрос о выявлении и аннулировании всех других таких же договоров и привлечении к уголовной ответственности руководителей предприятия.

Поскольку юридические лица совершают сделки только через свои органы (или через представителей, действующих по поручению органа), необходимым условием их действительности является также включение в компетенцию органа права на совершение соответствующих сделок. В противном случае сделка вообще не считается заключенной с данным субъектом, с данным юридическим лицом и потому признается недействительной.

Например, председатель колхоза не вправе заключить договор о сдаче на комиссию сельскохозяйственной продукции для продажи ее через систему потребительской кооперации, если не состоялось решение общего собрания колхоза о выделении для этих целей определенного количества сельскохозяйственной продукции. Заключение председателем договора при отсутствии такого решения означало бы, что он вышел за пределы своей компетенции, а потому его действия нельзя было бы считать действиями юридического лица, и они не могли бы породить прав и обязанностей для колхоза.

Б. Форма сделок. Сделки с пороками формы. Форма в сделке представляет собой тот способ, при помощи которого фиксируется волеизъявление, направленное на совершение сделки.

Закон (ст. 42 ГК) устанавливает две основные формы совершения сделок: устную и письменную. Письменные сделки в свою очередь могут выступать в виде простых письменных и нотариально удостоверенных сделок.

Устная форма применяется во всех тех случаях, когда законом специально не предусмотрена для сделок данного вида более квалифицированная, т. е. письменная или нотариальная форма. Кроме того, участники сделки, если они того пожелают, могут облечь ее в письменную или в нотариальную формы, хотя бы такие требования и не предъявлялись законом. Сделка считается совершенной устно независимо от того, выражено ли волеизъявление на словах, при помощи конклюдентных действий или путем молчания, если закон придает ему правовое значение согласия на заключение сделки.

Письменная форма выражается в том, что сделка заключается путем фиксации ее содержания при помощи письменного текста, подписанного либо лицом, от которого сделка исходит, либо по поручению этого лица его представителем (ч. II ст. 44 ГК). Если вследствие физического недостатка, болезни или по каким-либо иным причинам (например, ввиду неграмотности) гражданин не может подписаться собственноручно, по его поручению сделку подписывает другой гражданин. При этом подпись последнего должна быть засвидетельствована организацией, в которой работает или учится гражданин, совершающий сделку, управлением дома, в котором он проживает, администрацией стационарного лечебного заведения, в котором он находится на излечении, либо нотариальным органом с указанием причин, в силу которых совершающий сделку не мог подписать ее собственноручно (ч. III ст. 44 ГК).

Облечению в письменную форму подлежат: сделки социалистических организаций между собой и с гражданами независимо от суммы; сделки граждан между собой на сумму свыше ста рублей, а в случаях, указанных в законе, и другие сделки граждан между собой (ч. I ст. 44 ГК). Например, договор займа нуждается в письменном оформлении, когда его сумма превышает 50 руб. (ч. II ст. 269 ГК), а договор имущественного найма, когда он заключается на срок более одного года (ст. 276 ГК). Из приведенных общих правил исключение сделано ст. 43 ГК для сделок, исполняемых при самом их совершении (например, купля-продажа за наличный расчет), которые независимо от суммы могут совершаться устно, если иное не установлено законом (как введена, например, ч. II ст. 257 ГК обязательная письменная форма для актов дарения, совершаемых гражданином в пользу социалистической организаций, хотя эти акты исполняются в момент их совершения).

Какие же последствия влечет за собой несоблюдение письменной формы?

Казалось бы, если законом установлена определенная, например письменная, форма, но участниками сделки она не соблюдается, такую сделку следовало бы признать недействительной. Однако согласно ч. I ст. 45 ГК несоблюдение требуемой законом формы влечет за собой недействительность сделки лишь в том случае, когда такое последствие прямо указано в законе. В отношении некоторых сделок, подлежащих совершению в письменной форме, подобные указания имеются. Так ч. II ст. 45 ГК объявляет недействительными внешнеторговые сделки, совершенные с несоблюдением установленной формы и порядка их подписания. Не считаются заключенными соглашения о неустойке или поручительстве, если они не выражены письменно (ст. 188, ч. III ст. 203 ГК). Но для большинства сделок, требующих письменного оформления, таких указаний в законе нет. Значит ли это, что несоблюдение письменной формы вообще не влечет за собой никаких правовых последствий?

Здесь уместно напомнить, что санкции закона, устанавливающего определенный порядок, могут быть различными. Но поскольку тот или иной порядок законом установлен, его нарушение всегда влечет за собой известные отрицательные последствия. Предположим, например, что исполком местного Совета обязал своим решением велосипедистов включать в ночное время помещаемый у руля электрофонарик, но не предусмотрел наложения штрафа за невыполнение этого решения. Было бы неправильно думать на этом основании, что данное решение исполкома вообще лишено санкций.

До тех пор, пока нарушающий это правило велосипедист никому не причиняет ущерба, все, казалось бы, идет гладко. Но стоит ему причинить кому-либо ущерб, как сразу же будет признано, что виновником ущерба является велосипедист, поскольку он нарушил те правила предосторожности, которые для данной местности были установлены и носили обязательный характер. Тот, кто такие правила нарушает, подвергает, следовательно, себя опасности быть привлеченным к ответственности за последствия их нарушения.

Аналогичное положение складывается и при несоблюдении установленной законом письменной формы сделок. Такие сделки действительны, и если стороны не только совершили, но и исполнили их, то никаких отрицательных последствий несоблюдения письменной формы не наступит. Напротив, если одна из сторон впоследствии станет отрицать сам факт совершения сделки или не признает некоторых из ее условий, соблюдения которых требует другая сторона, то сразу же выявится отрицательное влияние, оказываемое на сделку несоблюдением установленной законом письменной формы ее совершения.

Объясняется это тем, что хотя письменная форма, по общему правилу, не составляет необходимого условия действительности сделки, но ее несоблюдение влечет за собой другие отрицательные последствия, а именно: в случае судебного спора по таким сделкам стороны лишаются права ссылаться на свидетельские показания и могут приводить в обоснование своих требований только письменные доказательства (ст. 46 ГК). Но при отсутствии письменного документа, удостоверяющего факт совершения сделки, других письменных доказательств у истца может и не быть, а это повлечет за собой отклонение иска, если его не признает ответчик.

Так, ГСК, Верховного Суда СССР признала необоснованным и отменила решение суда о взыскании с К. в пользу А. 1224 руб. (в старом исчислении) в виде компенсации стоимости 281 кг картофеля, который, по утверждению А., был передан им на хранение К., но впоследствии не был возвращен ответчиком. Отменяя решение народного суда, ГСК указала, что К. отрицал факт заключения договора хранения и получения картофеля, а А. в обоснование своих требований сослался на свидетельские показания, между тем как при сумме договора 1224 руб. к делу могли быть допущены только письменные доказательства, из-за отсутствия которых у суда не было оснований для удовлетворения иска[197].

На первый взгляд может показаться, что такое правило закона вносит в гражданский оборот излишний формализм и даже потворствует его недобросовестным участникам, которые получают возможность, воспользовавшись несоблюдением формальных требований, освободиться от выполнения в действительности лежащих на них гражданско-правовых обязанностей. Но это лишь на первый взгляд. Наоборот, именно при отсутствии таких требований в отношении формы недобросовестные лица получили бы возможность предъявления различных необоснованных исков, против которых ответчик нередко был бы не в состоянии защищаться, так если мыслимо привлечение на стороне истца свидетелей для подтверждения положительного факта (факта совершения сделки), то существенно осложняется, а нередко вовсе исключено выступление на стороне ответчика свидетелей для подтверждения отрицательного факта (факта незаключения сделки). Учитывая эти обстоятельства законодатель и не допускает свидетельских показаний, а разрешает ссылаться лишь на письменные доказательства в обоснование сделки, которая должна быть совершена в письменной форме. При этом поскольку, как сказано в ст. 46 ГК, свидетельские показания нельзя приводить в «подтверждение сделки», а сделка может вызывать как возникновение, так и прекращение гражданских правоотношений, нужно прийти к выводу, что правило ст. 46 ГК распространяется на споры по поводу не только заключения, но и исполнения сделок, а также их содержания.

Однако, если спор по такой сделке связан с уголовно наказуемым деянием, свидетели должны быть допущены к участию в деле, так как для выявления факта совершения преступления необходимо использовать все возможные доказательства, в том числе свидетельские показания. На это указано специально для договора займа в ч. II ст. 271 ГК. Кроме того, согласно ч. III ст. 423 ГК, свидетельскими показаниями можно доказать сдачу вещей на хранение при чрезвычайных обстоятельствах (пожар, наводнение и т. д.) независимо от стоимости сданных на хранение вещей.

Нотариальная форма выражается в том, что сделка совершается путем составления письменного документа, удостоверяемого нотариусом. При этом нотариус, прежде чем удостоверить сделку, проверяет ее соответствие закону, а также совпадение лиц, указанных в сделке, с лицами, подписывающими ее (ст. ст. 33–41 Положения о государственном нотариате РСФСР)[198].

Применение нотариальной формы обязательно в случаях, прямо указанных в законе (ч. I ст. 47 ГК). Так, нотариальному оформлению подлежат договоры дарения на сумму свыше 500 руб. (ст. 257 ГК), заключаемые с участием граждан договоры о купле-продаже в городе или поселке городского типа жилого дома или его части (ст. 239 ГК), завещания (ст. 540 ГК) и др.

Несоблюдение нотариальной формы влечет за собой более тяжкие последствия, чем несоблюдение простой письменной формы, а именно сделка признается недействительной (ч. I ст. 47 ГК). Поскольку нотариальная форма в тех случаях, когда она законом предусмотрена, составляет необходимое условие действительности сделок, ее следует рассматривать в качестве конститутивного, т. е. такого элемента, при отсутствии которого нет и самой сделки.

Но в некоторых случаях и при определенных условиях закон допускает судебное признание действительной сделки, заключенной без соблюдения предусмотренной законом нотариальной формы. Условия, при наличии которых суд может признать такую сделку действительной, определены в ч. II ст. 47 ГК. Они сводятся к тому, что сделка, не облеченная в требуемую законом нотариальную форму, во-первых, не должна содержать в себе ничего противозаконного и, во-вторых, должна быть к моменту уклонения одной из сторон от ее нотариального оформления полностью или частично исполнена другой стороной. Выявив эти обстоятельства, суд вправе признать сделку действительной, и такое судебное решение заменяет собою нотариальное оформление, надобность в котором тем самым отпадает.

Особенно нетерпимы попытки освободиться от последствий сделки со ссылкой на формальные моменты, когда при этом в действительности преследуются различного рода корыстные цели. Еще в инструктивном письме ГКК Верховного Суда РСФСР № 1 за 1927 год[199] специально обращалось внимание судов на дела такого рода. При этом имелись в виду конкретные (иногда в современных условиях встречающиеся) случаи, когда уже после совершения сделки о купле-продаже строения и ее фактического исполнения продавец находил более выгодного покупателя, предлагавшего за строение более высокую цену, а потому стремился избавиться от прежнего покупателя, используя тот факт, что договор, с ним заключенный, не был оформлен нотариально. Очевидно, что с точки зрения правил социалистической морали и основных принципов, на которых зиждется советское право, было бы неправильно, если бы при таких обстоятельствах суд не пошел по пути признания сделки действительной.

Иногда объявление действительной сделки, не облеченной в требуемую законом нотариальную форму, обусловливается, кроме того, своеобразием конкретных отношений, в условиях которых такая сделка совершается. Так, Ленинградский городской суд, решая вопрос о разделе супружеского имущества в связи с разводом, удовлетворил требование мужа о возврате ему кольца, подаренного жене при вступлении в брак, поскольку договор дарения не был оформлен нотариально, вопреки указанию закона. ГСК Верховного Суда РСФСР правильно отменила это решение Ленинградского городского суда, ибо было бы абсурдно требовать применения нотариальной формы в том конкретном случае, который явился предметом судебного рассмотрения.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что судебное признание юридической силы за сделкой, которая была совершена с нарушением требования закона о нотариальной форме, допустимо лишь в исключительных случаях. По общему правилу, такие сделки недействительны.

В. Единство воли и волеизъявления в сделк е. Сделк и с пороками воли. Для заключения сделки требуется желание ее совершить (внутренняя воля) и выражение этого желания вовне (волеизъявление). В то же время необходимо, чтобы процесс формирования внутренней воли протекал нормально, без воздействия каких-либо внешних извращающих его обстоятельств и чтобы содержание внутренней воли было передано посредством волеизъявления правильно, без каких-либо искажений. Если хотя бы одно из этих условий отсутствует, если внутренняя воля, направленная на совершение сделки, формируется ненормально или если волеизъявление не соответствует внутренней воле, говорят, что сделка страдает пороками воли. К числу таких сделок, предусмотренных Гражданским кодексом и объявляемых им недействительными, относятся сделки, совершенные под влиянием обмана и заблуждения, угрозы и насилия, вследствие злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств (ст. ст. 57–58 ГК).

Обман имеется в случаях, когда участник двух– или многосторонней сделки, а также лицо, могущее получить определенные выгоды от совершения кем-либо односторонней сделки, путем намеренного сообщения ложных сведений или умышленного умолчания о действительных фактах побуждает другое лицо к совершению сделки. Обман в сделке характеризуется, следовательно, тем, что, во-первых, он носит намеренный (умышленный) характер и, во-вторых, исходит либо от контрагента по договору (например, продавец намеренно вводит в заблуждение покупателя), либо от лица, в интересах которого совершается односторонняя сделка (например, от наследника, в пользу которого составлено завещание). При этом умысел, направленный на обман, может быть выражен посредством как активных действий (сообщение ложных сведений), так и бездействия (умолчание об обстоятельствах, которые могли бы воспрепятствовать совершению сделки). Не имеет также значения, касается ли обман элементов самой сделки (субъекта, предмета, условий и основания) или он относится к обстоятельствам, находящимся за пределами сделки, в том числе и к мотивам. Важно лишь, чтобы обман затрагивал такие моменты, которые имеют существенное значение для формирования воли, направленной на заключение сделки. Если конкретные обстоятельства свидетельствуют о том, что при правильном представлении о моментах, воспринятых вследствие обмана в ложном свете, контрагент не пошел бы на заключение данной сделки, сделку следует считать совершенной под влиянием обмана.

При обмане налицо как внутренняя воля, направленная на совершение сделки, так и соответствующее ей волеизъявление. Однако самый процесс формирования воли протекает здесь ненормально, и потому сделка, как страдающая пороками воли, признается недействительной.

Так, гр-ка С., проживавшая в Ленинграде, по предписанию врачей должна была немедленно переменить место жительства, чем и воспользовался гр-н П. при заключении договора об обмене имевшейся у него в Киеве комнаты на комнату гр-ки С. При этом гр-ка С. пошла на оформление обмена, предварительно не осмотрев предложенной ей комнаты, так как доверилась сведениям, сообщенным ей П. Впоследствии выяснилось, что эти сведения не соответствуют действительности, ибо комната П. страдала такими дефектами, которые исключали для С. возможность проживания в ней. По иску С. суд признал обменное соглашение недействительным, как заключенное под влиянием обмана.

Заблуждение сходно в некоторых чертах с обманом, так как и в этом случае сделка совершается вследствие неправильного представления о моментах, имеющих значение для ее совершения. Следовательно, и при заблуждении недействительность сделки обусловливается не отсутствием воли и не противоречием между ней и волеизъявлением, а ненормальным процессом формирования воли, направленной на совершение сделки. Но в то же время между обманом и заблуждением в сделке имеется весьма существенное различие.

Обман может исходить только от участника двусторонней сделки или от лица, в пользу которого совершается односторонняя сделка. Напротив, заблуждение может явиться результатом поведения не только участников сделки, но и посторонних лиц. Поэтому, если два субъекта вступают в отношение по сделке под влиянием обманных действий третьего лица, претензии, вытекающие из факта обмана, они вправе предъявить только к этому третьему лицу, а в их взаимных отношениях наличествует заблуждение, но не обман. Например, благодаря обману А. удается выдать за оригинал и продать Б. копию картины известного художника. Затем Б. продает ту же картину В., будучи убежденным, что она является оригиналом. Хотя ошибка Б. явилась результатом обманных действий А., В. вправе поставить перед Б. вопрос о признании сделки недействительной, как заключенной под влиянием не обмана, а заблуждения.

С другой стороны, обман всегда сопряжен с чьими-либо умышленными действиями. Напротив, заблуждение может наступать и при отсутствии вины или быть результатом неосторожности, допущенной либо самим заблуждающимся, либо лицом, с которым он вступает в отношения по сделке. Так, в приведенном выше примере действия Б. нельзя признать обманными, ибо он не знал, что выдает копию за оригинал и, следовательно, действовал неумышленно. Но при необходимой осмотрительности с его стороны, он мог бы знать о действительном характере проданного им предмета. То, что Б. не проявил должной осмотрительности, дает основание упрекнуть его в неосторожности, а самую сделку признать недействительной, как заключенную под влиянием заблуждения.

Закон считает, что не всякое, а лишь существенное заблуждение может опорочить сделку и служить достаточным основанием для объявления ее недействительной (ч. I ст. 57 ГК). Признание же заблуждения существенным или несущественным – это вопрос факта, решение которого зависит всецело и исключительно от конкретных обстоятельств каждого отдельного спора. Если в результате оценки этих обстоятельств суд придет к выводу, что при отсутствии заблуждения сделка не была бы совершена, то такое заблуждение несомненно является существенным, а сделка, заключенная под его влиянием, – недействительной.

Угроза представляет собою способ психического воздействия в целях понуждения к совершению сделки. Угроза оказывается способной обеспечить достижение цели, к которой стремится угрожающий, потому что таит в себе опасность причинения зла либо контрагенту, понуждаемому к совершению сделки, либо его близким, либо интересам всего общества. Для признания сделки недействительной не имеет значения, исходит ли угроза от контрагента по сделке или посторонних лиц, а в последнем случае сделка будет признана недействительной независимо от того, знал или не знал один из ее участников, что угроза была применена ко второму участнику. Все эти обстоятельства учитываются лишь при определении имущественных последствий исполнения сделки, совершенной под влиянием угрозы. Что касается вопроса о признании такой сделки недействительной, то его решение зависит не от особенностей субъекта, применившего угрозу, а от характера самой угрозы.

Опорочить сделку может не всякая, а лишь существенная угроза, объективно имеющая такое значение, что она признается способной при данных конкретных обстоятельствах понудить контрагента к совершению сделки. При этом, если угроза существенна, она опорочивает сделку даже при правомерном характере угрозы. Так, если одно лицо угрожает другому сообщить органам следствия о совершенном им преступлении и таким путем добивается заключения нужной угрожающем сделки, последняя будет признана недействительной, ибо, хотя угроза и является здесь правомерной, нельзя использовать ее для понуждения к сделке, заключить которую второй контрагент не желает. Единственное исключение из этого правила составляет случай, когда при помощи осуществления правомерной угрозы достигается тот же или аналогичный правовой результат, что при помощи сделки, совершаемой под влиянием угрозы. Так, если участник общей собственности (собственности, принадлежащей одновременно нескольким лицам) требует выдела своей доли под угрозой обращения в суд, то состоявшееся между ним и другими сособственниками соглашение о выделе нельзя впоследствии оспаривать со ссылкой на угрозу, так как и в случае осуществления угрозы предъявления иска выдел доли все равно был бы произведен судом.

Угроза, так же как обман и заблуждение, опорочивает сделку в качестве волевого акта. Однако, если при обмане и заблуждении происходит неправильное формирование внутренней воли, то при угрозе внутренняя воля, направленная на совершение данной сделки, вообще отсутствует. Тот, кто вступает в отношения по сделке под влиянием угрозы, не желает такие отношения устанавливать и, лишь уступая действию угрозы, идет на совершение сделки. Стало быть, при угрозе налицо голое волеизъявление, не только не соответствующее внутренней воле, но и вообще не выражающее ее. Именно это обстоятельство и обусловливает недействительность сделки, заключенной под влиянием угрозы.

Так, во время Великой Отечественной войны гр-ка Д., проживавшая в одном из районов Ленинградской области, оккупированных немецко-фашистскими захватчиками, под влиянием угрозы со стороны С. сообщить немецким властям о пребывании ее сына в партизанском отряде продала С. часть принадлежавшего ей жилого дома. Впоследствии С. умер, а часть дома, им приобретенная, перешла к его наследникам. В 1954 году Ленинградский областной суд, рассмотрев дело по иску Д. к наследникам С., признал договор купли-продажи дома недействительным, так как он был заключен под влиянием угрозы и восстановил право собственности Д. на жилое строение в целом.

Насилие отличается от угрозы по способу понуждения к совершению сделки. При угрозе применяется психическое, а при насилии – физическое принуждение (избиение, истязание и т. п.). Поэтому если угроза поражает внутреннюю волю, но не затрагивает волеизъявления, то при насилии фактически нет даже и волеизъявления, а имеется лишь его внешняя видимость, ибо лицо, совершающее сделку под влиянием насилия, по существу целиком становится орудием чужой воли. Поскольку же при насилии отсутствует не только воля, но и волеизъявление, соответствующее действие вообще нельзя считать волевым актом, а потому и сделка, совершенная таким способом, признается недействительной.

В современных условиях почти не встречаются сделки, заключенные под влиянием насилия. Но если судам и пришлось бы с ними столкнуться, то лишь в связи с уголовно наказуемым деянием, ибо те виды насилия, которые могли бы быть применены для понуждения к совершению сделки, относятся к разряду преступных действий и должны влечь за собой применение к виновному лицу наряду с гражданско-правовыми санкциями мер уголовной ответственности.

Сделки, совершенные под влиянием стечения тяжелых обстоятельств, характеризуются тем, что, во-первых, они заключаются на крайне невыгодных условиях для одного из контрагентов, во-вторых, последний соглашается совершить сделку на таких условиях вследствие стечения тяжелых обстоятельств, в-третьих, это состояние используется вторым контрагентом при совершении сделки и определении ее условий. Достаточно отсутствия хотя бы одного из перечисленных моментов, чтобы сделку нельзя было признать недействительной. Если кто-либо ввиду стечения тяжелых обстоятельств продает пусть и нужную ему вещь, но по ее фактической стоимости, или если вещь продается по крайне заниженной цене, но не вследствие стечения тяжелых для продавца обстоятельств, сделка не опорочивается. Сделка не будет порочной и в том случае, когда она хотя и совершается на невыгодных для одного из контрагентов условиях при стечении тяжелых обстоятельств, но второй контрагент не знает об этом и не использует указанного состояния для совершения сделки.

В отношении таких сделок нельзя сказать, что они совершаются при отсутствии какой бы то ни было внутренней воли, как это происходит при совершении сделки под влиянием угрозы или насилия. Но формирование воли в этих случаях отличается также от формирования воли при обмане и заблуждении. Обман и заблуждение исключают осознание контрагентом пороков его воли. Напротив, в сделках данной категории этот факт осознается, но тем не менее контрагент идет на совершение сделки. Таким образом, порочная воля занимает здесь своеобразное промежуточное положение между полным отсутствием внутренней воли и ее неправильным формированием. Это и служит основанием для признания таких сделок недействительными.

Последнюю разновидность сделок, страдающих пороками воли, составляют сделки, совершенные вследствие злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной.

Так, Р., уезжая в длительную заграничную командировку, поручил К., если представится такая возможность, произвести обмен комнаты Р. площадью 42 кв. м. на две комнаты такого же или большего метража. Для совершения этой операции Р. выдал К. соответствующую доверенность. Воспользовавшись данным ему поручением, К. обменял комнату Р. на две комнаты своей двоюродной сестры, хотя последние имели ряд существенных недостатков, о которых знал и сам К. и его сестра. Впоследствии этот договор по иску Р. был признан недействительным, как заключенный в результате злонамеренного соглашения его представителя с другим контрагентом.

Из приведенного примера видно, что рассматриваемые сделки страдают тремя дефектами: во-первых, представитель совершает волеизъявление, не соответствующее воле представляемого; во-вторых, об этом несоответствии знает контрагент, вступающий с представляемым в правоотношение посредством представителя; в-третьих, представитель и контрагент входят в сговор, ставящий своей целью обеспечение их интересов за счет интересов представляемого. Все эти обстоятельства, вместе взятые, и делают такого рода сделки недействительными.

Мы познакомились со всеми разновидностями сделок, которые признаются действующим законодательством недействительными как сделки, страдающие пороками воли. Иногда недействительность таких сделок обусловливается пороками внутренней воли, а иногда дефектностью волеизъявления. Попытаемся теперь поставить и разрешить вопрос: какому из двух моментов – воле или волеизъявлению – отдает предпочтение советский законодатель, определяя условия действительности сделки как волевого юридического акта?

В сделках, совершенных под влиянием обмана, угрозы, насилия, стечения тяжелых обстоятельств, а также в сделках, заключение которых обусловливается злонамеренным соглашением представителя одной стороны с другой стороной, предпочтение закона явно на стороне внутренней воли. Но здесь это легко объяснимо, так как во всех перечисленных случаях порочность внутренней воли не только известна второму контрагенту, но и обычно составляет следствие совершаемых им неправомерных, недозволенных поступков. Поэтому такие сделки ни в какой мере не могут служить показателем для определения позиции, которую советский закон занимает по интересующему нас вопросу. Какой бы позиции закон ни придерживался – отдавал ли бы он предпочтение внутренней воле или волеизъявлению, – сделки, заключенные под влиянием обмана, угрозы, насилия и т. п., так или иначе признавались бы им недействительными.

Совсем иное положение занимают сделки, заключенные под влиянием заблуждения, когда участник сделки добросовестно воспринимает волеизъявление второго контрагента так, как оно было выражено, нисколько не подозревая, что за ним скрывается неправильно сформировавшаяся внутренняя воля. Только нормирование таких сделок позволяет установить, исходит ли советский закон из принципа внутренней воли или из принципа волеизъявления.

Этот, казалось бы, сугубо теоретический вопрос имеет существенное практическое значение, ибо от того или иного его разрешения зависят и определенные правила, которые должны применяться в советском гражданском обороте. Совершая сделку, участники оборота должны знать, на что им следует ориентироваться – на волеизъявления их контрагентов или на внутреннюю волю последних? Могут ли они быть уверены в том, что раз волеизъявление выражено, заключенная сделка будет иметь юридическую силу, хотя бы впоследствии и обнаружилось несоответствие волеизъявления внутренней воле? Или, наоборот, заключив сделку, они должны опасаться возможности ее аннулирования вторым контрагентом путем доказывания несовпадения волеизъявления с внутренней волей?

Представляется, что советский закон не отдает предпочтения ни внутренней воле, ни волеизъявлению, а исходит из их единства в нормировании сделки как волевого юридического акта. В самом деле, когда заблуждение несущественно, сделка признается действительной, так как в этом случае единство воли и волеизъявления не нарушается, а подвергается лишь некоторым колебаниям. Когда же заблуждение существенно, единство внутренней воли и волеизъявления парализуется, а потому сделка признается недействительной. Но это не означает, что при существенном заблуждении предпочтение закона на стороне внутренней воли, а волеизъявление вовсе не принимается им во внимание. Дело в том, что заключение сделки под влиянием заблуждения влечет за собой не только объявление ее недействительной, но и возложение на сторону, виновную в заблуждении, а при отсутствии вины обеих сторон – на заблуждавшегося обязанности возместить убытки, которые понесла вторая сторона вследствие недействительности сделки (ч. III ст. 57 ГК). Следовательно, порочность внутренней воли согласно указаниям закона служит основанием для признания сделки недействительной, а оформление сделки посредством волеизъявления служит основанием для возмещения убытков, вызванных последующим объявлением такой сделки недействительной. Стало быть, в решении правовых вопросов, связанных со сделками, которые страдают пороками воли, закон не сбрасывает со счетов ни внутренней воли, ни волеизъявления, а ориентируется на их единство как обязательное условие действительности всякой сделки.

Существуют и другие мнения по этому поводу. Н. В. Рабинович, например, полагает, что предпочтения заслуживает внутренняя воля, поскольку в сделках, заключенных под влиянием угрозы, насилия и т. п., закон именно ей придает решающее значение, объявляя такие сделки недействительными, как бы безукоризненным ни было волеизъявление[200]. Очевидно, однако, что закон это делает в указанных случаях вовсе не из соображений, относящихся к значению внутренней воли, а потому, что несоответствие ей волеизъявления заведомо известно второму контрагенту, действовавшему при помощи угрозы, насилия и т. п. Вот почему такие сделки вообще не предрешают вопроса о том, играют ли решающую роль воля, волеизъявление или их единство.

В противоположность этому Д. М. Генкин считает, что «действительная воля сторон, выраженная в волеизъявлении, должна учитываться в вопросе о действительности сделки, однако не во всех случаях, а лишь в случаях, указанных в законе…», ибо закон «…стоит на той точке зрения, что сделка – это волеизъявление»[201]. Тех же, в основном, позиций придерживается и И. Б. Новицкий, который, хотя и говорит, что воля и волеизъявление в сделке должны представлять собой единство, но тут же добавляет: «Вместе с тем сделка есть волеизъявление, сделка есть действие… Поэтому, как правило, юридические последствия связываются именно с волеизъявлением, благодаря чему достигается устойчивость сделок»[202].

Прежде всего нельзя согласиться с тем, что из определения законом сделки как действия вытекает приравнение сделки к волеизъявлению. Действие – это волевой акт, а волевой акт включает в себя не только волеизъявление, но и внутреннюю волю. Следовательно, текст ГК вовсе не доказывает, что советский закон исходит из принципа волеизъявления.

Неправильно также считать, будто, по общему правилу, юридические последствия связываются именно с волеизъявлением, а не с внутренней волей. Это относится только к случаям несущественного заблуждения, когда волеизъявление почти не отклоняется от внутренней воли, и именно поэтому оно приобретает юридически связующую силу. Если, кроме того, учесть, что основное место в гражданском обороте нашей страны занимают плановые сделки, в которых для формирования внутренней воли имеет решающее значение плановое задание, то станет очевидным, что, по общему правилу, не просто волеизъявление, а лишь его единство с внутренней волей может иметь значение сделки.

Наконец, лишено оснований утверждение, будто устойчивость оборота требует признания решающего значения за волеизъявлением. Устойчивость планового оборота этого во всяком случае не требует, ибо, если бы волеизъявление порождало сделку несмотря на его несоответствие внутренней воле, сформировавшейся на основе плана, существенно поколебленным оказался бы сам принцип планирования. Что же касается непланового оборота, то его устойчивость в достаточной степени обеспечивается тем, что нарушение единства воли и волеизъявления влечет за собою недействительность сделки, а самое волеизъявление служит основанием для возмещения убытков, вызванных аннулированием сделки.

Г. Законность содержания сделки. Сделки с пороками содержания. Решающим условием действительности всякой сделки является соответствие ее содержания требованиям закона. Сделка должна быть направлена на достижение таких хозяйственных, культурных или иных целей, которые сообразуются с основными принципами устройства социалистического общества. Она не может содержать в себе условий, которые противоречат запретительным предписаниям советского закона и, наоборот, должна включать в себя; элементы, признаваемые законом обязательными для совершения данной сделки. Требованиям закона должны соответствовать также основания совершения сделок и обусловленные контрагентами способы их исполнения. Если хотя бы одно из перечисленных условий не соблюдено, если сделка страдает такими пороками содержания, которые ставят ее в противоречие с требованиями закона, она признается противозаконной и становится недействительной.

Противозаконность содержания сделок по-разному проявляется в их отдельных разновидностях.

Некоторые сделки совершаются таким образом, что в самом содержании этих сделок прямо выражено их противоречие предписаниям закона. Достаточно поэтому сопоставить с законом сделку такой, как она есть, чтобы убедиться в ее противозаконности. Например, несмотря на прямое запрещение ст. 106 ГК, собственник дома приобретает второе жилое строение, или, несмотря на отмену в СССР частной собственности на землю и связанное с этим запрещение аренды земли, пользователь земельного участка сдает его в аренду, прямо указывая об этом в договоре. Противозаконные сделки такого характера принято именовать сделками, противными закону.

В судебной и арбитражной практике сделки, противные закону, встречаются гораздо реже, чем другие противозаконные сделки. Объясняется это тем, что в силу очевидной противозаконности таких сделок они легко распознаваемы, а потому на их заключение не всегда рискуют идти даже лица, которые решились прибегнуть к противозаконным действиям. И все же отдельные случаи их заключения отнюдь не исключены.

Например, Исиль-Кульское строительно-монтажное управление «Сельэлектрострой» приобрело у гр-на Б. домовладение по цене 6008 руб., которая значительно превышает страховую оценку строения. Между тем постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 10 мая 1935 г.[203] и Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 16 декабря 1964 г.[204] запрещают социалистическим организациям приобретать по таким ценам жилые строения у граждан. Ввиду этого суд удовлетворил иск прокурора о признании совершенной между Б. и Исиль-Кульским строительно-монтажным управлением сделки недействительной, как противоречащей требованиям закона[205].

Наряду с этим практика сталкивается и с такими сделками, которые принято именовать совершенными в обход закона. В отличие от сделок, противных закону, эти сделки оформляются так, что они приобретают внешний облик вполне законных сделок, хотя в действительности скрывают в себе противозаконное содержание. Например, фактически заключается соглашение о продаже земельного участка, но в самом договоре упоминается в качестве объекта продажи только жилое строение, отчуждаемое по цене, которая значительно превышает его стоимость. Или, желая предоставить заем под запрещенные законом проценты, заимодавец оформляет его как беспроцентный заем, однако в долговой расписке, выданной заемщиком, указывается сумма гораздо большая, чем та, которую заемщик фактически получил.

Вследствие того, что в сделках, совершаемых в обход закона, тщательно маскируется их противозаконное содержание, они более опасны, чем сделки, противные закону, неправомерность которых очевидна. В то же время именно к ним чаще всего прибегают лица, стремящиеся совершить противозаконную сделку.

Так, законом запрещена продажа за деньги государственных предприятий, зданий и сооружений, а допускается лишь их безвозмездных переход от одной государственной организации к другой по распоряжениям уполномоченных на то органов. Для того чтобы обойти этот закон, одна из ленинградских хозяйственных организаций, решив продать столовую другой организации, добилась перевода на баланс последней здания столовой, а продажу ее инвентаря оформила при помощи нескольких договоров на различные предметы, входящие в инвентарь. Внешне все эти договоры представлялись вполне законными. Но так как на самом деле они прикрывали запрещенную законом продажу столовой, арбитраж признал их недействительными.

Недействительность сделок, не соответствующих требованиям закона, закреплена в ч. I ст. 48 ГК, которая употребляет термин «закон» в широком смысле, понимая под ним как собственно законы, так и подзаконные акты. В таком, широком его понимании силу закона имеет у нас и план. Поэтому недействительными должны признаваться также сделки, совершенные в противоречие с актами планирования народного хозяйства. Как противозаконные по содержанию могут рассматриваться и сделки юридических лиц, совершенные с нарушением их специальной правоспособности. Поскольку специальная правоспособность юридических лиц определяется кругом выполняемых ими задач, то, совершая сделки, выходящие за эти пределы, юридические лица фактически становятся на путь осуществления недозволенной противозаконной деятельности. Тем самым недействительность сделок юридических лиц, выходящих за рамки своей специальной правоспособности, обусловливается дефектами не только их субъектного состава, но и содержания как сделок противозаконных.

В несколько особом положении находятся мнимые и притворные сделки (ст. 53 ГК).

Мнимой называется сделка, которую стороны совершают лишь для вида, без намерения породить вытекающие из нее юридические последствия. Контрагенты имеют при этом в виду создать у третьих лиц впечатление, будто они состоят в отношениях по сделке, хотя в действительности здесь отсутствует воля, направленная на установление таких правоотношений. Казалось бы поэтому, что мнимые сделки представляют собою одну из разновидностей сделок, страдающих пороками воли. Однако в жизни такие сделки если и совершаются, то обычно для достижения тех или иных противозаконных целей. Например, для того чтобы скрыть имущество от конфискации, собственник заключает мнимый договор купли-продажи, условливаясь с «покупателем» о том, что он временно, до тех пор, пока не минует опасность конфискации, значиться собственником «проданного» имущества. Поскольку именно такого рода цели преследуются при совершении мнимых сделок, практически правильнее рассматривать их в связи с изучением противозаконных сделок.

По тем же причинам в общем плане противозаконных сделок должны быть рассмотрены и сделки притворные.

Как мы уже видели, мнимые сделки не скрывают за собой каких-либо юридических отношений между их участниками и совершаются только для вида, хотя обычно и в противозаконных целях. Притворная сделка также заключается без намерения породить вытекающие из нее правовые последствия. Но в отличие от мнимой притворная сделка скрывает за собою какую-то другую сделку, заключаемую серьезно, с действительным намерением воспользоваться правоотношениями, которые ею порождаются. Следовательно, когда суд сталкивается со спором по притворной сделке, фактически ему приходится иметь дело с двумя сделками: прикрываемой, которую стороны действительно имели в виду совершить, и прикрывающей, которая совершается лишь в маскировочных целях, для того чтобы третьи лица думали, будто контрагенты состоят в отношениях именно по этой сделке. Прикрывающая сделка и называется сделкой притворной.

Притворная сделка недействительна при всех условиях, так как сами контрагенты при ее заключении не придавали ей значения сделки. Прикрываемую же сделку необходимо обсудить самостоятельно. Если она ничего противозаконного в себе не содержит, ее следует признать действительной. Подобные случаи иногда в практике встречаются.

Так, Ф. продала С. ½ часть домовладения, однако в нотариате эта сделка была оформлена как договор дарения. В связи с гражданским спором, возникшим между Ф. и С., суд признал договор дарения недействительным, как притворную сделку. Скрытая же договором сделка по купле-продаже ничего противозаконного в себе не содержала и потому была признана по суду действительной сделкой[206].

И все же чаще всего к притворным сделкам прибегают в случаях, когда при их помощи пытаются скрыть какую-либо противозаконную сделку. Тогда недействительной признается и прикрываемая сделка.

Вот один из примеров.

Колхоз «Проминь» заключил с вагонным участком железной дороги договор о сдаче в аренду двух домов, сарая и других строений. Но, как было установлено при помощи других документов, находившихся в распоряжении суда, действительным предметов арендного договора являлись 25 га пахотной земли и 18 га сенокосных угодий. Ввиду этого должны быть признаны недействительными оба договора: договор аренды строений как притворная и договор аренды земли как противозаконная сделки[207].

Таким образом, не только мнимые, но и притворные сделки чаще всего совершаются в противозаконных целях, причем в силу свойственных им особенностей они служат обычно целям обхода закона. В этом смысле они примыкают к противозаконным сделкам и практически могут рассматриваться как одна из разновидностей сделок, совершаемых в обход закона.

По степени своей опасности для государства и общества противозаконные сделки далеко не однородны. Одни из них менее, а другие более опасны.

Например, автомашина «Москвич» была приобретена в магазине потребительской кооперации на установленных для колхозников условиях лицом, не являющимся колхозником. Сделка эта как противозаконная была признана недействительной[208]. И все же нельзя считать особо опасной потому, что машина, хотя и приобретенная незаконным способом, была предназначена для продажи населению и покупалась по установленным ценам для личного пользования у организации, управомоченной на ее продажу. Обратимся, однако, к другому, взятому из судебной практики случаю. Гражданину О. был отведен для строительства жилого дома земельный участок. По состоявшемуся соглашению между ним и гр-ном Л. последний построил на этом участке двухквартирный жилой дом и одну квартиру передал в собственность О. в обмен на половину земельного участка. Противозаконность, а, следовательно, недействительность этой сделки также не вызывают никаких сомнений. Но она более опасна, чем предыдущая сделка, так как сопряжена с нетрудовым обогащением О., получившим квартиру в собственность без всяких затрат со своей стороны, при нарушении обоими участниками сделки права исключительной собственности государства на землю путем незаконного обмена земельного участка на часть жилого строения.

Понятно поэтому, что закон не может подходить одинаково ко всем вообще противозаконным сделкам. Из их числа ст. 49 ГК выделяет в особую группу сделки, совершенные с целью, противной интересам государства и общества.

Для отнесения противозаконных сделок к числу предусмотренных ст. 49 ГК они должны обладать совокупностью определенных объективных и субъективных признаков.

Объективные свойства сделок такого рода состоят в том, что они противны интересам государства и общества, как не соответствующие коренным началам и принципам советского государственного и общественного строя (извлечение нетрудовых доходов, незаконные валютные операции, скрытая или явная продажа земельных участков и т. п.). Иногда совершенные сделки приобретают подобные свойства ввиду их противогосударственной и противообщественной целенаправленности, хотя бы их содержание, взятое в отрыве от этой цели, ничего противозаконного в себе не заключало[209]. Например, продажа жилого строения гражданином – акт сам по себе вполне законный. Но он становится противозаконным, если продажа совершается для извлечения нетрудовых доходов, сокрытия имущества от конфискации и т. п.

Наряду с соответствующей объективной направленностью самой сделки существенное значение приобретает субъективное отношение ее участников к этой направленности. В ст. 49 ГК говорится о сделках, не просто объективно не соответствующих интересам государства и общества, а совершенных с такой целью заведомо, т. е. с прямым умыслом, а не по неосторожности или тем более невиновно. Если с прямым умыслом действовали обе стороны или хотя бы одна из них, сделка становится особо опасной потому, что она обладает не только противогосударственной и противообщественной объективной направленностью, но и выражает соответствующую субъективную устремленность воли обоих или одного из участников сделки. Напротив, при отсутствии умысла у обеих сторон опасность совершенной сделки существенно снижается, так как, оставаясь объективно не соответствующей коренным началам советского государственного и общественного строя, она уже не заключает в себе сознательного противопоставления этим началам интересов самих участников сделки.

Сделки, заключаемые с целью, заведомо противной интересам государства и общества, могут быть совершены с участием не только граждан, но и юридически лиц (ч. I ст. 50 ГК). Такой характер носят, например иногда еще встречающиеся случаи закупки колхозами сельскохозяйственных продуктов у потребительской кооперации для сдачи их государству во исполнение плана заготовок. Но для того, чтобы вменить подобные сделки в ответственность юридическому лицу, они должны быть совершены пусть в извращенных или неправильно понятых, но все же в интересах самого юридического лица. По-иному следует подходить к сделкам такого рода, совершенным в корыстных или иных личных интересах работников юридического лица (когда, например, директор магазина предоставляет складское помещение для частнопредпринимательской деятельности, получая за это незаконное вознаграждение). Сделка будет признана недействительной и в этом случае. Но к ответственности за ее совершение следует привлекать уже не юридическое лицо, а конкретных виновников недействительных сделок.

Итак, разнообразные недействительные сделки классифицируются на сделки, недействительные по субъектному составу (совершенные недееспособными, частично и ограниченно дееспособными или находившимися в невменяемом состоянии в момент их совершения лицами), а также ввиду пороков формы (несоблюдение нотариальной и в указанных законом случаях простой письменной формы), воли (сделки, заключенные под влиянием заблуждения, обмана, угрозы, насилия, стечения тяжелых обстоятельств, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной) и содержания (противозаконные сделки с особым выделением сделок, совершенных с целью, заведомо противной интересам государства и общества). Эта классификаций имеет значение прежде всего для выявления в каждом конкретном случае признаков, свидетельствующих о не действительности совершенной сделки. Но она не менее важна и в другом отношении – для установления порядка признания недействительными отдельных видов таких сделок, а также определения имущественных последствий, которые должны наступать в связи с их исполнением.

Последствия совершения и исполнения недействительных сделок. Если недействительная сделка только совершена, но еще не исполнена ни одним из ее участников, юридические последствия совершения такой сделки ограничиваются лишь постановкой вопроса о ее недействительности. При этом с точки зрения порядка постановки и разрешения указанного вопроса все недействительные сделки подразделяются на ничтожные и оспоримые.

К разряду ничтожных относятся противозаконные сделки (включая те, которые совершаются с целью, заведомо противной интересам государства и общества), сделки с пороками формы, если форма составляет их конститутивный элемент (а такое значение всегда имеет нотариальная и в случаях, указанных в законе, письменная форма), а также некоторые из числа сделок, недействительных по их субъектному составу (сделки недееспособных и выходящие за пределы специальной правоспособности сделки юридических лиц). Характерная особенность ничтожных сделок состоит в том, что стороны вправе такие сделки просто не исполнять, рассматривая их как несуществующие, а если об их совершении станет известно судебно-арбитражным органам, последние принимают решение о признании таких сделок недействительными, хотя бы контрагенты не только не обращались в суд или арбитраж с подобной просьбой, но даже против этого возражали. Однако в тех случаях, когда ничтожность сделки не очевидна и нуждается в специальном выявлении и доказывании (как, например, в сделках, совершенных в обход закона), она устанавливается решением суда или арбитража, либо по иску прокурора или одного из участников сделки, либо по собственной инициативе судебно-арбитражных органов.

К разряду оспоримых относятся все сделки с пороками воли, т. е. сделки, заключенные под влиянием заблуждения, обмана, угрозы, насилия, стечения тяжелых обстоятельств или вследствие злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной.

К ним относятся также из числа сделок с пороками субъектного состава сделки частично и ограниченно способных, совершенные без согласия родителей (усыновителей), а в подлежащих случаях попечителей, сделки лиц, которые в момент их совершения были способны понимать значение своих действий. Характерная особенность оспоримых сделок состоит в том, что они имеют юридическую силу действительных сделок до тех пор, пока не будут оспорены и пока суд или арбитраж не вынесет решения о признании их недействительными. При этом право на их оспаривание принадлежит только лицам, прямо указанным в законе. Такими лицами являются: в сделках, совершенных частично или ограниченно дееспособными без согласия родителей (усыновителей) или в необходимых случаях попечителей, – соответственно родители (усыновители) или попечители (ч. I ст. 54 и ч. I ст. 55 ГК); в сделках лиц, которые в момент их совершения были неспособны понимать значение своих действий, – сами эти лица (ч. I ст. 56 ГК); в сделках совершенных под влиянием заблуждения, – заблуждавшаяся сторона (ч. I ст. 57 ГК). И только в сделках, совершенных под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств, ввиду связанных с ними посягательств на правопорядок, право на оспаривание принадлежит как потерпевшей стороне (действовавшей под влиянием обмана, угрозы, насилия и т. п.), так и государственным, кооперативным и общественным организациям (ч. I ст. 58 ГК), а также прокурору, предъявляющему соответствующие иски в интересах социалистического правопорядка в целом (ст. 4 ГПК).

Деление сделок на ничтожные и оспоримые, а также установление неодинакового порядка объявления их недействительными обусловлены спецификой каждой из этих разновидностей недействительных сделок. Особенность ничтожных (например, противозаконных) сделок состоит в том, что они не могут стать действительными ни при каких обстоятельствах, и лишь в виде исключения суд вправе, когда к тому имеются основания, предусмотренные ч. II ст. 47 ГК, признать действительной сделку, не облеченную в требуемую законом нотариальную форму. По этой причине такие сделки считаются недействительными как таковые и в специальном оспаривании не нуждаются, а при нарушении нотариальной формы, наоборот, требуется судебное признание сделки действительной, так как в противном случае она юридической силы не приобретает. К тому же недействительность ничтожных сделок в большинстве случаев очевидна и особого доказывания, как правило, не требует. Напротив, порочность оспоримых сделок никогда не бывает очевидной: нужно доказать заблуждение, угрозу, насилие, обман и т. п., чтобы добиться признания сделки недействительной. Если это не будет доказано, или, например, несмотря на заблуждение, заблуждающаяся сторона все же пожелает воспользоваться совершенной сделкой и не прибегнет к ее оспариванию, пороки, которыми сделка в момент совершения страдала фактически, утратят юридическое значение и не будут оказывать никакого влияния на ее действительность. Именно поэтому недействительность таких сделок наступает не сама по себе, а в силу судебного или арбитражного ее признания по иску управомоченного на оспаривание сделки лица.

В литературе уделено, по нашему мнению, незаслуженно большое внимание вопросу о приемлемости терминов «ничтожные» и «оспоримые» сделки. Указывалось, что эти термины логически несопоставимы, поскольку термин «оспоримость» ориентирует на то, что должно быть сделано для объявления сделки недействительной, а термин «ничтожность» – на то, что недействительная сделка не порождает юридических последствий, к которым стремились совершившие ее лица[210]. Указывалось также, что и оспоримая сделка становится ничтожной после признания ее недействительной[211]. В связи с этим И. Б. Новицкий предлагает взамен терминов «ничтожные» и «оспоримые» применять термины «абсолютно недействительные» и «относительно недействительные»[212], а по мнению В. А. Рясенцева, нужно говорить об относительно действительных сделках[213]. Но этот чисто терминологический спор не скрывает за собою каких-либо разногласий по поводу существа различия сделок двух указанных видов и, следовательно, лишен принципиального значения. Представляется также, что термины «ничтожный» и «оспоримый» не заключают в себе приписываемых им логических пороков, так как и тот, и другой ориентируют только на порядок признания сделок недействительными: одни сделки ничтожны и потому в особом объявлении их недействительными не нуждаются, а другие сделки оспоримы и потому считаются действительными, пока не будут оспорены.

Сами же эти термины короче, яснее и привычнее терминологических нововведений И. Б. Новицкого. Нет поэтому смысла от них отказываться.

Если сделка недействительна, то она считается действительной с момента ее совершения (ст. 59 ГК). В отношении ничтожных сделок это правило очевидно и не нуждается в особом обосновании. Несколько сложнее обстоит дело с оспоримыми сделками, которые рассматриваются как действительные до тех пор, пока не буду оспорены. Поскольку, однако, и на них распространяется правило ст. 59 ГК, судебному или арбитражному решению о признании таких сделок недействительным придается обратная сила, как если бы это решение было вынесено уже в момент совершения недействительной сделки. Бывает, однако, что по самому содержанию сделки объявление ее недействительной с самого начала, т. е. с момента совершения, оказывается неосуществимым. Нельзя, например, по истечении определенного времени с момента передачи имущества в пользование нанимателя объявить с обратной силой недействительным договор имущественного найма, так как уже состоявшееся пользование имуществом отменить невозможно. В таких случаях ст. 59 ГК позволяет прекратить действие недействительной сделки лишь на будущее время.

Иногда порочной оказывается не сделка в целом, а лишь та или иная ее составная часть. Например, в плановый договор, заключенный социалистическими организациями, вводится условие о цене, превышающей показатели утвержденных прейскурантов, но во всем остальном содержание договора соответствует плану. Как нужно поступать с такой сделкой – признать ее недействительной целиком или только в соответствующей части? Согласно ст. 60 ГК недействительность части сделки не влечет за собой недействительности прочих ее частей, если можно предположить, что сделка была бы совершена и без включения недействительной ее части.

Так, Верховный Суд РСФСР, установив, что государственная организация заключила договор на закупку чеснока у гр-на Ш. по цене 2 руб. за 1 кг вместо утвержденной государственной заготовительной цены 85 коп. за 1 кг, признал эту сделку противозаконной в части превышения установленных цен и действительной в пределах утвержденной государственной заготовительной цены[214].

Мы останавливались пока только на юридических последствиях заключения недействительных сделок. Как, однако, быть, если, заключив недействительную сделку, стороны исполнили ее целиком или в определенной части, например, передали вещи, уплатили деньги, выполнили обусловленные сделкой работы и т. п.? При этих условиях одного лишь объявления сделки недействительной явно недостаточно. Необходимо, кроме того, определить судьбу имущественного исполнения, произведенного по недействительной сделке. Споры по поводу таких исполненных недействительных сделок рассматриваются судебно-арбитражными органами независимо от того, относятся ли сделки к оспоримым или к ничтожным. Это и понятно. Заключив ничтожную сделку, контрагент может ее просто не исполнять, ибо никто не вправе признать такую сделку действительной и понудить к ее исполнению. Но если ничтожная сделка исполнена, то изъять исполнение у стороны, которая его получила и не желает отдавать добровольно, можно только в принудительном, а точнее, в судебном или в арбитражном порядке. Именно этот порядок и применяется при определении последствий исполнения недействительных сделок.

С учетом специфики отдельных разновидностей недействительных сделок закон предусматривает три вида имущественных последствий на случай их исполнения: двустороннюю реституцию, одностороннюю реституцию, изъятие имущества обеих сторон в доход государства.

Двусторонняя реституция заключается в том, что стороны, исполнившие недействительную сделку, восстанавливаются в прежнее положение, т. е. все, полученное по сделке одним контрагентом, возвращается им второму контрагенту. Например, по договору купли-продажи А. передал Б. жилой дом и получил от него покупную цену. Двусторонняя реституция, если бы она была применена к такой сделке, выразилась бы в том, что А. возвратил бы Б. покупную цену и вновь получил бы в свое распоряжение жилой дом. В тех же случаях, когда полученное по сделке имущество (ввиду его потребления, гибели и т. п.) возвратить в натуре невозможно, должна быть возмещена его стоимость в деньгах (ч. II ст. 48 ГК).

Имущественные последствия в виде двусторонней реституции имеют значение общего правила и применяются ко всем видам недействительных сделок, кроме тех, для которых законом предусмотрены иные, более тяжкие последствия – односторонняя реституция или изъятие имущества обеих сторон в доход государства. Двусторонняя реституция, в частности, применяется к сделкам, недействительным ввиду несоблюдения требуемой законом формы (ст. 46 и ч. I ст. 47 ГК) либо ввиду их совершения под влиянием заблуждения (ч. II ст. 57 ГК), а также к сделкам с пороками субъектного состава (ч. II ст. 51, ст. 52, ч. II ст. 54, ч. II ст. 55 ГК), в том числе к сделкам юридических лиц, совершенным с нарушением принципа специальной правоспособности, если нет оснований для применения в последнем случае более строгих санкций в связи с направленностью сделки юридические лица на достижение целей, противных интересам государства и общества (ч. II ст. 50 ГК). Кроме того, двусторонняя реституция должна быть применена и к сделкам, противным интересам государства и общества, если ни одна из сторон не действовала с прямым умыслом, и потому отсутствуют предпосылки для возложения на них имущественной ответственности перед государством.

Односторонняя реституция заключается в том, что один из участников сделки получает исполненное обратно и, следовательно, восстанавливается в прежнее положение, а исполнение, полученное от второго контрагента, последнему не возвращается и взыскивается в доход государства. Стоимость того, что не может быть возвращено или изъято в натуре, компенсируется в деньгах. Как видно, при такого рода последствиях одна из сторон подвергается своеобразной карательной санкции, утрачивая имущество, переданное ею в процессе исполнения недействительной сделки второй стороне. Достаточно, однако, перечислить сделки, исполнение которых влечет за собой одностороннюю реституцию, чтобы сразу же стала очевидной целесообразность и обоснованность применения карательной санкции к одному из их участников. В соответствии с ч. II ст. 58 ГК односторонняя реституция применяется к сделкам, совершенным под влиянием обмана, угрозы, насилия, вследствие стечения тяжелых обстоятельств или злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной. У всех перечисленных сделок имеется то общее, что в них один контрагент действует неправомерно (прибегает к обману, угрозе, насилию и т. п.), а второй контрагент становится жертвой таких неправомерных действий. Последний поэтому и восстанавливается в прежнее положение, к правонарушителю применяется санкция в виде изъятия всего исполненного им по сделке в доход государства. Например, договор купли-продажи признается недействительным, как заключенный под влиянием обмана со стороны продавца. В этом случае покупатель, явившийся жертвой обмана, получит назад покупную цену, а имущество, переданное ему продавцом, поступит в собственность государства в порядке санкции, примененной к продавцу за совершенное им правонарушение.

Помимо перечисленных случаев, односторонняя реституция применяется также к сделкам, противным интересам государства и общества, если одна сторона действовала с прямым умыслом, а другая – по неосторожности или вовсе без всякой вины (ст. 49 ГК). Тогда к действовавшему умышленно применяется карательная санкция, и его имущество, переданное другой стороне, изымается в доход государства, а сам он обязан все полученное по сделке возвратить второму ее участнику. К сделке, недействительной по одному из указанных оснований, применяется односторонняя реституция в чистом виде, если она не только совершена, но и в полном объеме исполнена обеими сторонами. При исполнении сделки только стороной, ответственной за ее недействительность, дело ограничивается изъятием в доход государства исполнения, полученного второй стороной. Если же сделка исполнена тем участником, который не отвечает за ее недействительность, вторая сторона должна возвратить ему исполненное и, помимо этого, передать в доход государства все то, что с нее самой причиталось во исполнение сделки. Аналогичными правилами с соответствующими изменениями надлежит руководствоваться и тогда, когда сделка исполнена одной или даже обеими сторонами, но не полностью, а лишь частично (например, покупатель внес только часть покупной цены, а продавец тоже лишь частично передал ему проданное имущество). Следует прийти также к выводу, что, когда подлежащее изъятию в доход государства имущество находится в обладании участника сделки, не ответственного за ее недействительность, ему должно быть предоставлено право по своему выбору передать государству либо само имущество, либо денежную компенсацию его стоимости.

Изъятие имущества обеих сторон в доход государства заключается в том, что ни один из участников недействительной сделки не восстанавливается в прежнее положение, а исполнение, полученное каждым из них, изымается в доход государства. Это наиболее тяжкое последствие предусмотрено ст. 49 ГК для сделок, которые по прямому умыслу обеих сторон совершены с целью, противной интересам государства и общества. Так, в решении по приводившемуся ранее делу, связанному с обменом части земельного участка на квартиру возведенного на этом участке другим лицом двухквартирного дома, суд постановил изъять как земельный участок, отведенный для целей индивидуального строительства одному из участников этой обменной операции, так и жилой дом, возведенный вторым ее участником.

Если сделки такого рода не только совершаются, но и в полном объеме исполняются обеими сторонами, применение к ним карательной санкции ст. 49 ГК производится в таком именно виде, в каком это и было сделано судом по приведенному делу. Не исключено, однако, исполнение подобной сделки не обоими, а лишь одним из ее участников. Тогда со второго участника в доход государства взыскивается как полученное им исполнение, так и все то, что с него самого причиталось во исполнение сделки (например, с покупателя, получившего имущество, но не уплатившего покупной цены, будет взыскано как проданное имущество, так и причитавшаяся в его оплату денежная сумма).

Но как следует поступать, если имущество в натуре по тем или иным причинам не может быть изъято? В отличие от ч. II ст. 58 ГК, которая, предусматривая одностороннюю реституцию, обязывает в таких случаях к возмещению государству стоимости имущества в деньгах, ст. 49 ГК не содержит подобной оговорки для закрепленной ею двусторонней санкции, применяемой к обоим участникам сделки, что составляет ее несомненный пробел. Однако пробелы в законе, как известно, восполняются при помощи правил об аналогии, которые обеспечивают необходимый эффект и в рассматриваемом вопросе. Действительно, как по ч. II ст. 58, так и по ст. 49 ГК применяются тождественные по своей направленности меры – изъятие имущества в доход государства, а потому при невозможности такого изъятия должны действовать аналогичные правила. И если даже при односторонней реституции стоимость имущества, которое нельзя изъять в натуре, компенсируется в деньгах (ч. II ст. 58 ГК), то с тем большим основанием аналогичным принципом следует руководствоваться в осуществлении такой санкции, как изъятие имущества обеих сторон в доход государства.

Двусторонняя, односторонняя реституция и изъятие имущества обеих сторон в доход государства ограничиваются лишь тем, что относится к исполнению недействительных сделок. Но самый факт недействительности заключенной сделки может причинить определенные убытки кому-либо из ее участников. Разумеется, если тот же участник сделки является и виновником ее недействительности, он ни на какое возмещение понесенных убытков притязать не вправе. Поэтому обязанность по возмещению убытков закон устанавливает уже не для любых, а лишь для таких недействительных сделок, один из участников которых оказывается потерпевшим, а другой – виновником их недействительности.

К числу таких сделок относятся прежде всего сделки, совершенные под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств. Очевидно, что тот, кто применяет обман, насилие, угрозу и т. п., – правонарушитель, а тот, против кого эти действия совершаются, – потерпевший. И если потерпевший докажет любое из перечисленных оснований недействительности сделки, он приобретает право на возмещение понесенных им убытков за счет правонарушителя (ч. III ст. 58 ГК).

Далее, аналогичное положение может возникнуть и в сделках с участием граждан – недееспособных, частично и ограниченно дееспособных, а также находившихся в момент совершения сделки в таком состоянии, когда они не были способны понимать значение своих действий (ч. III ст. 51, ст. 52, ч. II ст. 54, ч. II ст. 55, ч. III ст. 56 ГК). Однако в отличие от насилия, угрозы, обмана и т. п., когда вина всегда имеется на стороне правонарушителя, в сделках данной категории дееспособный их участник может и не знать о дефектах дее или волеспособности второй стороны, т. е. быть невиновным. Тогда он и не привлекается к возмещению убытков. Если же дееспособный контрагент виновен, поскольку он знал либо мог и должен был знать об указанных дефектах, на него возлагается обязанность по возмещению убытков второй стороне. Формулируя это правило, ГК ничего не говорит о том, исходит ли он из предположения (презумпции) виновности или невиновности дееспособного контрагента, а потому решать поставленный вопрос нужно, ориентируясь на специфические свойства каждой из таких сделок. Недееспособность малолетних (детей в возрасте 15 лет) в большинстве случаев очевидна, и, значит, здесь следует руководствоваться презумпцией виновности дееспособного контрагента с тем, что он будет обязан возместить убытки, если не докажет своей невиновности. Напротив, недостатки дее– или волеспособности у лиц, признанных недееспособными, а также у частично и ограниченно дееспособных или находившихся в момент совершения сделки в таком состоянии, когда они не могли понимать значения своих действий, обычно не очевидны. Поэтому здесь должна действовать презумпция невиновности дееспособного контрагента с возложением на него обязанности по возмещению убытков лишь при доказанности его виновности.

Наконец, особые правила ч. III ст. 57 ГК устанавливает для сделок, заключенных под влиянием заблуждения. Дело в том, что заблуждение может явиться результатом вины самого заблуждавшегося либо другой стороны, а также быть вызванным обстоятельством, в наступлении которого никто из них не виновен. Каковы бы, однако, ни были причины заблуждения, закон, идя навстречу заблуждавшейся стороне, тем не менее признает за нею право на оспаривание сделки. Ясно поэтому, что соответствующее обеспечение должно быть предоставлено и интересам другой стороны, если заблуждение не вызвано ее виной. Такое обеспечение ей предоставляется благодаря тому, что введена презумпция ее невиновности, лишь опровергнув которую, оспаривающий сделку контрагент приобретает право на возмещение убытков. Тем же целям служит также правило, что, если виновность другой стороны не будет доказана, заблуждавшийся сам обязывается к возмещению ей убытков, хотя бы и он был невиновен в возникшем заблуждении.

Убытки могут выражаться в расходах, утрате или повреждении имущества, а также в неполучении определенных доходов (ч. II ст. 219 ГК). Учитывая, однако, что речь идет не о нарушении прав по действительной сделке, а о неправомерности поведения, выразившейся в заключении недействительной сделки, ГК ограничивает в этих случаях компенсационные обязанности виновной стороны только убытками в виде расходов, утраты или повреждения имущества, исключая право на возмещение неполученных доходов.

Мы познакомились теперь со всеми видами недействительных сделок и последствиями, которые наступают в случае их совершения и исполнения. Может возникнуть вопрос, в какой мере вообще обоснованно считать сделками недействительные сделки. Ведь сделка – это правомерное действие, направленное на установление, изменение или прекращение правоотношений. Недействительная сделка не соответствует ни одному из этих требований: во-первых, она неправомерна, а, во-вторых, ее заключение не влечет за собою тех юридических последствий, к которым стремились совершившие ее контрагенты.

Посвятив указанному вопросу специальную статью «Понятие сделки по советскому гражданскому праву»[215], М. М. Агарков пришел к выводу, что вместо термина «недействительная сделка» следует пользоваться термином «недействительное волеизъявление». Против предложения М. М. Агаркова выступил Д. М. Генкин, который считает, что признак правомерности вообще не следует включать в определение понятия сделки, так как он относится не к самой сделке, а к последствиям, которые из нее могут возникнуть, и потому недействительные сделки, хотя они неправомерны, являются все же сделками[216]. Аналогичных взглядов придерживается и Н. В. Рабинович, которая хотя и отмечает, что недействительная сделка явление неправомерное, но все же рассматривает ее как сделку со всеми свойственными последней признаками[217]. И. Б. Новицкий не соглашается с Д. М. Генкиным в том, что правомерность не составляет обязательного признака сделки. Но, по мнению И. Б. Новицкого, признак правомерности относится только к типу данной сделки, а не к ее конкретному содержанию. Например, вор продает похищенную им вещь. По типу совершенная сделка правомерна, так как он заключил договор купли-продажи, а заключение такого договора законом разрешено. Но эта сделка недействительна потому, что порочно ее конкретное содержание: продажу вещи осуществил тот, кто не имел на это права. В силу изложенного И. Б. Новицкий считает вполне целесообразным использование термина «недействительная сделка»[218].

Весь этот спор помимо того, что он не имеет никакого практического значения, лишен, по нашему мнению, и теоретического интереса. Конечно, сделка – правомерное явление не только по типу, но и в каждом конкретном случае. Этим она и отличается от правонарушения. Недействительная сделка неправомерна и, следовательно, является не сделкой, а правонарушением. Однако отмеченные обстоятельства ни в какой мере не опорочивают самого термин «недействительная сделка». Наоборот, указанный термин как раз и выражает тот факт, что совершенное действие не становится сделкой, ибо как сделка оно недействительно. Кроме того, термин «недействительная сделка» удачен и в практическом отношении ибо, хотя недействительные сделки представляют собой действии неправомерные, последствия их совершения и исполнения регулируются не каким-либо особым законодательством, а именно законодательством о сделках. На применение этого законодательства в соответствующих случаях и ориентирует термин «недействительные сделки».

Сделки, совершенные под условием. Обычно сделка вступает в действие либо немедленно по ее совершении, либо с наступлением срока, определенного в ней самой (например, договор об аренде дачи заключается в один из весенних или даже зимних месяцев с тем, что фактически пользоваться дачей будут лишь в предстоящем летнем сезоне). Как правило, в самой сделке устанавливается и срок окончания ее действия (например, дача арендуется до 1 октября или до наступления первых заморозков), а при умолчании об этом в сделке конечный ее срок определяется в соответствии с диспозитивными нормами закона (например, в соответствии со ст. 172 ГК, позволяющей в таких случаях управомоченному по договору требовать его исполнения в любое время).

Однако как начальный, так и конечный моменты действия сделки могут быть определены и иным способом – при помощи не срока или по крайней мере не только срока, но и условия. Например, студенческая профсоюзная организация заключает договор о поездке для встречи белых ночей на пароходе по Неве в ночь на 1 июля такого-то года, если не будет дождя, или кинофабрика заключает договор о производстве киносъемок на стадионе им. Кирова в Ленинграде 1 августа такого-то года, если день будет солнечным. День, к которому приурочено исполнение договора, будет сроком, а событие, от наступления которого ставится в зависимость действие сделки, называется условием в сделке.

Условие отличается от срока тем, что срок обязательно должен наступить, и в этом смысле он вполне определен, какими бы конкретными способами срок ни был выражен, тогда как условие может наступить, но может и не наступить, и в этом смысле оно носит неопределенный характер. Поэтому срок всегда определяется каким-либо положительным событием (наступление календарной даты или какого-либо естественного факта, обозначенного в сделке в качестве срока). Напротив, условие может быть приурочено как к положительному («если день будет солнечным»), так и к отрицательному событию («если не будет дождя»).

Кроме того, срок составляет необходимый элемент содержания любой сделки. Поэтому, если срок вступления в действие и исполнения сделки не определяется самими контрагентами, он устанавливается в соответствии с правилами, указанными в законе. Напротив, условие не является обязательным элементом любой сделки. Сделка может быть и условной и безусловной, хотя практически в подавляющем большинстве случаев заключаются именно безусловные сделки. Поэтому, если объективная природа сделки такова, что без условия заключить ее вообще невозможно, поскольку условие составляет обязательный, конститутивный элемент ее содержания, такую сделку нельзя считать условной. Например, договор страхования жизни заключается на случай смерти застрахованного лица. Это – безусловная сделка, ибо страхование жизни не на случай смерти вообще неосуществимо.

Условие в сделке бывает отлагательным и отменительным.

При отлагательном условии сделка совершается, но вступает в действие лишь по наступлении условия (ч. I ст. 61 ГК). Например, А. обязуется предоставить Б. комнату для проживания, если дочь А. поступит в вуз и в связи с этим переедет на постоянное жительство в другой город. В случае наступления отлагательного условия сделка начнет действовать, как и наоборот, если отлагательное условие не наступит, сделка вообще не приобретет юридического действия. Если наступление условного события невозможно, сделка, заключенная под отлагательным условием, должна быть признана недействительной, а если это событие наступило уже до совершения сделки, но стороны об этом не знали, сделка считается безусловной.

При отменительном условии сделка начинает действовать с момента ее совершения, но по наступлении условия ее действие прекращается (ч. II ст. 61 ГК). Например, А. предоставил Б. в пользование комнату сроком на один год с условием ее немедленного освобождения, если до истечения срока дочь А. приедет к нему для постоянно проживания. При наступлении отменительного условия действие сделки прекращается, а если отменительное условие не наступит, прекращение действия сделки подчиняется тем же правилам, которые применяются к сделкам безусловным. Если наступление условного события невозможно, сделка, заключенная под отменительным условием, должна быть признана безусловной, а если это событие наступило уже до совершения сделки, но стороны об этом не знали, сделка считается недействительной.

Значение условия придается нередко таким событиям, повлиять на наступление которых участники сделки ни в состоянии. Но иногда у них появляется такая возможность, и это обстоятельство используется недобросовестным контрагентом, который своими действиями искусственно вызывает наступление выгодного для него события, или наоборот, искусственно препятствует наступлению события, ставшего для него невыгодным. В таких случаях искусственно вызванное событие считается ненаступившим, а искусственно предотвращенное событие наступившим (чч. III–IV ст. 61 ГК). В соответствии с этим правилом должны решаться гражданско-правовые споры по вопросу о том, наступило или не наступило отлагательное или отменительное условие в сделке, один из участников которой действовал недобросовестно.

Необходимо, однако, не упускать из виду, что если участник сделки содействует или препятствует наступлению условия, не проявляя при этом недобросовестности, его поведение не принимается во внимание в оценке факта наступления или ненаступления условия. Например, при найме дачи под отменительным условием получения путевки в санаторий условие будет считаться наступившим, хотя бы путевка была получена благодаря активности нанимателя, и ненаступившим, хотя бы наниматель сам отказался от ее получения. Но в случаях, когда участник сделки, руководствуясь соображениями личной выгоды, содействовал или противодействовал наступлению условия недобросовестно, посредством нравственно порицаемых, а тем более неправомерных поступков, должны наступить последствия, прямо противоположные тем, к которым он стремился. Вот пример из судебной практики. Из общей суммы 3,5 тыс. руб. покупатель дома обязался уплатить продавцу 3 тыс. руб., а уплата 500 руб. была поставлена в зависимость от того, сможет ли покупатель выселить проживавшего в одной из комнат нанимателя. Несмотря, однако, на то, что покупатель такую возможность в связи с увеличением его семьи приобрел, он воздержался от выселения нанимателя, так как ему было гораздо выгоднее и получить квартирную плату от нанимателя, и не платить 500 руб. продавцу. Суд поэтому признал условие наступившим и взыскал 500 руб. с покупателя в пользу продавца.

Условие всегда начинает действовать только с момента его наступления. Но по соглашению сторон отлагательному условию может быть придана обратная сила, и тогда условие имеет такое юридическое действие, как если бы оно наступило в момент совершения сделки.

Глава 6Осуществление и защита гражданских прав

§ 1. Пределы осуществления и способы защиты гражданских прав

Пределы осу ществления гражданских прав. Еще в рабовладельческом Риме считалось, что тот, кто пользуется своим правом, ничьих интересов не ущемляет (qui suo jure utitur, neminem laedit). В переводе с языка юридической формулы на язык практической жизни это означает, что по сути дела рабовладельческое государство исходило из принципа безграничного осуществления прав. Такого же принципа придерживалось и буржуазное законодательство периода промышленного капитализма. Однако в период империализма в целях обеспечения ничем не ограниченного осуществления прав монополий оно становится на путь ограничения пределов осуществления права собственности и других имущественных прав отдельных лиц.

Советский гражданский закон не может ориентироваться на принцип безграничного осуществления гражданских прав, так как право, не ограниченное никакими рамками, не поставленное в известные пределы, противоречило бы самой идее социалистической законности и становилось бы фактически орудием произвола. Установление пределов осуществления гражданских прав по советскому законодательству не является, однако, их ограничением. Каждое субъективное гражданское право должно служить определенной цели, признаваемой советским законом, и обеспечивать охрану и удовлетворение определенных интересов обладателя субъективного права в их гармоническом сочетании и единстве с общественными интересами. К этому, собственно, и сводятся границы осуществления гражданских прав в условиях социалистического общества. Они становятся поэтому не средствами ограничения гражданских прав, а способами, обеспечивающими осуществление последних в полном соответствии с их подлинным социалистическим содержанием.

Вопросу о пределах осуществления гражданских прав посвящена ст. 5 ГК, ч. I которой гласит: «Гражданские права охраняются законом, за исключением случаев, когда они осуществляются в противоречии с назначением этих прав в социалистическом обществе в период строительства коммунизма». Следовательно, под пределами осуществления гражданских прав нужно понимать пределы, вытекающие из их целевого назначения, которое в свою очередь устанавливается, исходя из специфики советского общества, строящего коммунизм. Правильное понимание ст. 5 ГК возможно лишь в свете совокупного применения названных критериев. Маркс писал, например: «Платье становится действительно платьем лишь тогда, когда его носят…»[219] Значит ли это что, когда платье не носят, право собственности на него не должно защищаться, потому что имущество здесь используется не в соответствии с его назначением? Не значит, конечно, так как в указанных действиях собственника нет ничего такого, что противоречило бы специфически социалистическому назначению его субъективного права. Но если, например, собственник жилого дома не заботится о нем и ставит его под угрозу разрушения, подобное поведение должно получить уже совершенно иную оценку. Жилой дом – ценность, представляющая интерес не только для собственника, но и для общества. Ставя его под угрозу разрушения, собственник пренебрегает как своими, так и общественными интересами. Такое осуществление гражданского права не может поэтому встретить поддержку со стороны советского закона и должно влечь за собой определенную отрицательную реакцию.

Наряду с их назначением безошибочному установлению допустимых пределов осуществления субъективных гражданских прав содействуют также закрепленные в ч. II ст. 5 ГК общие требования, предъявляемые к гражданам и организациям советским гражданским законом. Эти требования заключаются в том, что как при осуществлении прав, так и при исполнении обязанностей граждане и организации должны соблюдать закон, уважать правила социалистического общежития и моральные принципы общества, строящего коммунизм. Конечно, ни правила социалистического общежития, ни принципы коммунистической морали, если они прямо не санкционированы законом, источником гражданского права не становятся. Но при выявлении юридически недозволенных способов осуществления субъективных гражданских прав вопреки их целевому назначению нельзя не учитывать противоречие таких способов требованиям коммунистической морали и правилам коммунистического общежития. Так обстоит, в частности, дело со случаями осуществления субъективного права со специальной целью причинить зло другому. Например, наниматель не обязан возмещать расходы по ремонту его квартиры, произведенному проживавшим в ней жильцом, который вселился в квартиру по ошибочно выданному ордеру. Но если бы наниматель, узнав, что жилец, проживающий в его квартире, производит ремонт, намеренно задержал его выселение, чтобы впоследствии получить целиком отремонтированную квартиру, на него была бы возложена обязанность возместить расходы по ремонту, так как из обстоятельств дела вытекало бы, что свое право на выселение он пытался осуществить в целях поживиться на чужой счет.

Таким образом, понятие пределов осуществления субъективных гражданских прав означает, что граждане и организации, осуществляя свои права, должны сообразовываться с их целевым назначением в обществе, строящем коммунизм, и с требованиями, вытекающими из закона, правил социалистического общежития и принципов коммунистической морали.

Нередко назначение субъективного гражданского права определяется в специально посвященных ему нормах Гражданского кодекса, которые устанавливают также и санкции за отступление от этого назначения. Например, в ч. I ст. 105 ГК говорится, что личная собственность граждан предназначена для удовлетворения их материальных и культурных потребностей; ч. III той же статьи запрещает использовать личную собственность для извлечения нетрудовых доходов, а ст. 111 ГК предусматривает изъятие в доход государства личного имущества, используемого в таких целях. В подобных случаях надобность в применении ст. 5 ГК не появляется, ибо все возникшие вопросы исчерпывающе разрешаются в конкретных гражданско-правовых нормах. Но иногда в этих нормах назначение предусматриваемых ими субъективных прав либо вовсе не определяется, либо если и определяется, то без установления санкций за отдельные отступления от него. Тогда возникший вопрос разрешается на основе либо одного только правила ст. 5 ГК, либо совместного его применения с соответствующими специальными нормами Гражданского кодекса. Так, нарушение определенного ч. I ст. 105 ГК целевого назначения права личной собственности может выразиться не в извлечении при ее посредстве нетрудовых доходов, а в иных действиях, например, в попытке собственника уничтожить фруктовый сад для того, чтобы после его переезда в другое место жительства садом не могли пользоваться соседи. Поскольку ни в самой ст. 105, ни в других нормах ГК о праве личной собственности не предусмотрены последствия подобных действий, применяется санкция ст. 5 ГК.

Общее содержание этой санкции сводится к отказу в охране субъективного права. Ее конкретное выражение зависит от особенностей каждого данного случая и может состоять в отклонении избранного управомоченным способа защиты своего права (когда, например, автор, в публикации произведения которого допущены незначительные искажения, требует изъятия всего тиража, тогда как его интересы вполне были бы защищены помещением вкладыша в книге), в отказе от защиты избранной им формы осуществления права (когда, например, личные сады и огороды огораживаются заборами с колючей проволокой, через которую проходит электрический ток), в лишении правомочий на результаты, достигнутые неправильным осуществлением права (когда, например, изымается самый нетрудовой доход, однако без конфискации имущества, при помощи которого он был извлечен) и т. п. И лишь при особой опасности совершенных действий может последовать в виде крайней меры лишение самого субъективного права, осуществленного недолжным образом. Например, А., занимая квартиру из двух комнат, фактически ей не пользовался, а проживал в доме отца и свою квартиру систематически сдавал внаем лицам, приезжавшим на рынок для продажи овощей и фруктов. Поскольку своим недозволенным поведением А. полностью выхолостил законное содержание права на жилую площадь, превратив его в фикцию и орудие незаконной деятельности, суд поступил правильно, лишив его этого права.

Защита гражданских прав. Гражданские права защищаются в определенном, законом установленном порядке. При этом существует общий, специальный и исключительный порядок защиты гражданских прав (ст. 6 ГК).

Общий порядок включает в себя прежде всего защиту гражданских прав судом. Поскольку судебный порядок имеет общее значение, он должен применяться во всех случаях, за исключением изъятий, прямо указанных в законе.

Придание общего значения именно судебному порядку не является случайным. Судебная процедура рассмотрения гражданских споров зиждется на началах устности, гласности, публичности и состязательности, она подчинена строгим правилам, определенным в законе, и протекает в пределах сравнительно кратких, точно установленных сроков. Суд у нас независим и подчиняется только закону (ст. 112 Конституции СССР), а решения, выносимые советскими судебными органами, должны выражать объективную истину, т. е. полностью соответствовать действительной природе правоотношений, в связи с которыми возбуждается гражданский судебный спор. Отмеченные особенности судебной деятельности обеспечивают максимальную эффективность защиты гражданских прав, осуществляемой в судебном порядке, который поэтому и приобретает общее значение.

Наряду с судебным общее значение имеет арбитражный порядок, применяемый при рассмотрении споров, которые возникают в отношениях между социалистическими организациями (государственными, кооперативными и иными общественными организациями, кроме колхозов, споры с участием которых разрешаются судом). При этом органом, рассматривающим споры между организациями различных ведомств, является Государственный арбитраж при Совете Министров СССР, Советах Министров союзных и автономных республик и при областных (краевых) исполнительных комитетах Советов депутатов трудящихся, а споры между организациями одного и того же ведомства разрешает ведомственный арбитраж, образуемый в министерствах, кооперативных системах, отделах исполкомов и т. п. Разрешая имущественные споры между социалистическими организациями, арбитражные органы подчиняются действующему гражданскому законодательству и всей своей деятельностью способствуют правильному осуществлению начал хозяйственного расчета, укреплению планово-договорной дисциплины.

При судебно-арбитражном порядке применяется исковой способ защиты гражданских прав. В зависимости от характера конкретного гражданского правонарушения различаются самые разнообразные иски. Так, нормы о праве собственности предусматривают способы защиты правомочий, принадлежащих собственнику; нормы обязательственного права обеспечивают защиту договорных и иных обязательственных правоотношений и т. п. Вместе с тем ст. 6 ГК формулирует общее правило относительно исковых способов защиты гражданских прав. Значение этого правила состоит не только в том, что указанные способы находят в нем обобщенное выражение, но и главным образом в том, что если бы для какого-либо конкретного субъективного гражданского права закон специально не предусмотрел способы его защиты, управомоченный мог бы воспользоваться одним из способов, зафиксированных в рассматриваемой общей норме.

Статья 6 ГК различает такие применяемые судебно-арбитражными органами на основе предъявляемых исков способы защиты гражданских прав, как: признание права (например, признание авторского права на изобретение за его создателем, когда оно было незаконно оформлено на имя другого лица); восстановление положения, существовавшего до нарушения права, и пресечение действий, нарушающих право (например, возложение обязанности на правонарушителя устранить препятствия, мешающие собственнику нормально использовать его имущество, с одновременным запрещением совершать такие действия в будущем); присуждение к исполнению обязанности в натуре (например, принудительное изъятие купленного имущества в пользу покупателя из владения продавца, уклоняющегося от его добровольной передачи); прекращение или изменение правоотношения (например, прекращение отношений общей собственности в результате осуществленного по требованию заинтересованных лиц принудительного раздела общего имущества или признание по суду сделки действительной лишь частично с соответствующим изменением правоотношений между сторонами); взыскание с лица, нарушившего право, причиненных убытков, а в особо предусмотренных случаях – неустойки (например, взыскание возмещения убытков, вызванных причинением вреда, или неустойки, предусмотренной договором на случай его нарушения). Однако какими бы особенностями отдельные иски ни обладали, всем им свойственно общее: они предъявляются в связи с нарушениями гражданских прав и направлены на обеспечение защиты последних посредством применения мер государственного принуждения к нарушителю.

Специальный порядок отличается от судебно-арбитражного порядка защиты гражданских прав тем, что он применяется не в виде общего правила, а только в случаях, прямо указанных в законе. Иногда закон возлагает защиту нарушенных гражданских прав не на суд или арбитраж, а на органы прокуратуры, местные исполкомы или иные исполнительно-распорядительные органы Советского государства. Такой, т. е. административный, порядок и может быть назван специальным порядком охраны гражданских прав.

Предусматривая в виде исключения защиту гражданских прав в административном порядке, закон исходит из учета целого ряда обстоятельств. В некоторых случаях принимается во внимание очевидность совершенного правонарушения, выявление и борьба с которым не требуют собирания большого числа доказательств, их тщательного исследования и судебной оценки. Именно этими мотивами руководствовался законодатель, установив, что граждане, самоуправно занявшие жилое помещение, подлежат выселению в административном порядке с санкции прокурора (ст. 338 ГК). Помимо очевидности совершенного правонарушения предпосылкой применения административного порядка может служить также потребность в обеспечении пресечения неправомерных действий наиболее оперативным путем. В этих целях, например, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 11 января 1955 г. ввел административный порядок ответственности владельцев скота за потравы посевов в колхозах и совхозах[220]. Административный порядок иногда распространяется на споры, которые ввиду их незначительности нецелесообразно передавать на рассмотрение судебных или арбитражных органов. По этим причинам, в частности, споры между социалистическими организациями (кроме колхозов) на сумму до 100 руб. изъяты из арбитражной юрисдикции, и их окончательное разрешение поручено органу, которому подчинена организация, выступающая в правоотношении в качестве должника[221]. В некоторых случаях применение административного порядка обусловливается тем, что ввиду исключительной специфики спора его разрешение наиболее целесообразно поручить органу, обладающему необходимой специализацией. Например, споры о том, в какой мере запроектированная формула изобретения правильно выражает его сущность, рассматриваются в административном порядке и окончательно разрешаются Комитетом по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР.

В качестве способов защиты гражданских прав, осуществляемой в административном порядке, выступает жалоба, приносимая лицом, которое считает, что его право нарушено, актирование факта правонарушения, производимое тем органом, который осуществляет административное рассмотрение гражданского спора, и т. п. Результатом применения административного порядка оказывается либо признание права за лицом, обратившимся с жалобой (например, признание права на изобретение, сущность которого выражена в определенной формуле), либо отклонение жалобы (например, отклонение вышестоящим органом должника жалобу на непогашение долга), либо применение к правонарушителю санкции на основе акта или жалобы потерпевшего (например, возложение материальной ответственности за потраву на владельца скота).

Помимо административного, к специальному порядку защиты гражданских прав должна быть также отнесена их защита профсоюзными организациями (например, рассмотрение в профсоюзных организациях споров, связанных с повреждением здоровья рабочего или служащего в процессе исполнения трудовых функций, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 2 октября 1961 г.[222]) и товарищескими судами (в пределах гражданских споров, которые отнесены к ведению товарищеских судов Положением о них, утвержденным Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 июля 1961 г. с последующими изменениями[223]). Кроме того, в ст. 6 ГК говорится о защите гражданских прав третейским судом. Но и этот порядок не выходит за рамки специального, так как согласно постановлению Совета Министров СССР от 23 июля 1959 г.[224] передавать на рассмотрение третейских судов целесообразно лишь крупные и сложные дела по спорам между социалистическими организациями, обычно подведомственным арбитражным органам (п. 4 Положения о Государственном арбитраже при Совете Министров CCCP[225]). Что же касается граждан, то их споры, обычно подведомственные судебным органам, могут быть переданы на рассмотрение третейского суда в любом случае, но лишь при условии, если на такую передачу согласны обе спорящие стороны (ст. 1 Приложения № 3 к ГПК).

Исключительный порядок рассчитан на такую чрезвычайную ситуацию, когда в силу особых условий, при которых совершается посягательство на гражданские права, обеспечить их защиту в судебно-арбитражном или в административном порядке невозможно. Это происходит в случаях, когда необходимо немедленно отразить начатое правонарушителем нападение или для немедленного предотвращения опасности, нависшей над правом, принести в жертву благо, принадлежащее какому-либо другому лицу. При возникновении подобной чрезвычайной ситуации разрешается прибегнуть к таким исключительным способам защиты гражданских прав, какими являются необходимая оборона и крайняя необходимость.

Действующее гражданско-правовое законодательство не определяет понятий необходимой обороны и крайней необходимости, а наука гражданского права специально не занимается их изучением. Однако в Гражданском кодексе ссылки на эти понятия имеются (ст. ст. 448–449), с ними приходится сталкиваться также судебной практике по гражданским делам, и при выяснении их сущности суд может воспользоваться соответствующими нормами уголовного за конодательства (ст. ст. 13–14 УК РСФСР), а цивилистическая теория – выводами, которые по поводу понятия необходимой обороны и крайней необходимости сделаны в науке уголовного права[226].

Необходимой обороной называют защиту против неправомерного нападения. Для признания обороны необходимой и, следовательно, правомерной требуется, чтобы: а) действие нападающего было противоправным, б) нападение или угроза нападения – реальными и наличными, в) интенсивность защиты соответствовала интенсивности нападения. При наличии перечисленных условий применение необходимой обороны допускается и за вызванные ею последствия обороняющийся не несет не только уголовной, но и гражданской ответственности. Если же указанные условия не соблюдены, налицо превышение пределов необходимой обороны, либо вообще отсутствие какой бы то ни было обороны. При отсутствии необходимой обороны наступает гражданская ответственность на общих основаниях, а в случае превышения пределов необходимой обороны при определении объема ответственности следует учитывать тот факт, что оборонявшийся подвергся нападению и что в процессе обороны, хотя и с превышением ее пределов, имущественный ущерб был причинен им нападающему.

Крайней необходимостью называют такое состояние, когда опасность, нависшая над одними охраняемыми законом интересами и непредотвратимая никакими иными средствами, предотвращается причинением ущерба другим, менее значимым интересам. Для квалификации данного действия как совершенного в состоянии крайней необходимости требуется, чтобы: а) благо, приносимое в жертву, было менее ценным, чем спасаемое благо; б) отсутствовала возможность устранения нависшей опасности какими бы то ни было иными средствами. Бросающееся в глаза различие в условиях применения необходимой обороны и крайней необходимости вызвано различием, которое имеется в существе этих двух исключительных способов защиты гражданских прав. При необходимой обороне вред причиняется нападающему. При крайней необходимости угроза может исходить не только от человека, но и от стихийных сил природы, а вред в результате состояния крайней необходимости причиняется лицу, которое не совершало нападения и не создавало угрозы. Именно поэтому для признания соответствующей ситуации крайней необходимостью важно, чтобы она исключала возможность использования всех других способов защиты гражданских прав и чтобы спасаемое благо было более ценным, чем благо, принесенное в жертву. Уголовная ответственность исключается состоянием крайней необходимости во всех случаях. Напротив, в гражданском праве действие, совершенное при крайней необходимости, правомерно, против него нельзя обороняться, но вред, причиненный в таком состоянии, должен быть возмещен потерпевшему, кроме случаев, когда ввиду особых обстоятельств причинитель освобождается от обязанности по возмещению вреда полностью или частично.

Особые способы защиты личных неимущественных прав. Мы познакомились с общими способами защиты субъективных гражданских прав. Ими обеспечиваются как имущественные, так и личные правомочия с учетом особенностей совершенного нарушения и специфики самого нарушенного права. В то же время для личных неимущественных прав, не связанных с имущественными, установлены и некоторые особые способы их защиты. Важнейший из этих случаев – защита чести и достоинства граждан и организаций (ст. 7 ГК).

В понятиях чести и достоинства раскрывается одно и то же явление, рассматриваемое, однако, в различных плоскостях: честь выражает общественную оценку личности или коллектива, а достоинство – самооценку их общественной значимости. Разумеется, ни та ни другая оценка не только не создается правом, но и не определяется (не регулируется) им. Единственное, что право может сделать в данной области, – это содействовать обеспечению надлежащих условий формирования общественной оценки. И если такие условия правом действительно обеспечиваются, то в пределах, в каких самооценка совпадает с оценкой общественной, юридическая защита чести означает вместе с тем и правовую охрану достоинства. Только в этом смысле и лишь в отмеченных границах честь и достоинство могут трактоваться как юридически значимые явления, как определенные субъективные права. Право на честь и достоинство и есть не что иное, как право индивида или коллектива на охрану надлежащих, условий формирования их общественной оценки, право на то, чтобы в основе этой оценки лежали поступки и действия, ими совершенные, и чтобы она не складывалась под влиянием сведений о фактах, в действительности не существовавших.

Юридическая охрана чести и достоинства осуществляется при помощи некоторых норм уголовного права, например ст. 130 УК РСФСР, предусматривающей уголовную ответственность за клевету. Но клевета как состав преступления связана с прямым умыслом, между тем как честь и достоинство заслуживают защиты даже при невиновном их опорочении. Кроме того, осуждением клеветника в уголовном порядке не всегда достигается реабилитация потерпевшего, так как судебный приговор может и не стать достоянием всех тех лиц, в мнении которых потерпевший был опорочен (например, при уголовной ответственности за помещение клеветнической заметки в печати, если в том же печатном органе не будет сообщено о результатах судебного рассмотрения). Именно поэтому, наряду с уголовно-правовой введена и гражданско-правовая охрана чести и достоинства граждан и организаций, защищаемых в судебно-исковом порядке.

Удовлетворение судебного иска о защите чести и достоинства гражданина или организации предполагает наличие следующих условий:

а) распространение об истце сведений. Под распространением следует понимать сообщение этих сведений не самому потерпевшему, а любому третьему лицу – одному, нескольким или многим, независимо от их правового положения и цели, которая при этом преследовалась. Не имеет также значения, были ли сведения распространены устно или письменно, в личных беседах, выступлении перед каким-либо коллективом или в печати – периодической, многотиражных или стенных газетах и т. д.;

б) порочащий честь и достоинство истца характер распространенных сведений. Не всякие факты (такие, как, например, водобоязнь или отсутствие музыкального слуха) способны опорочить честь и достоинство. Такие последствия вызываются лишь фактами, обладающими определенным этическим содержанием и заслуживающими отрицательной нравственной оценки. Распространение сведений о фактах подобного рода и может послужить основанием для возбуждения судебного спора. Но речь идет именно о фактах, а не о чисто оценочных суждениях. Нравственная оценка имевших место в действительности фактов – дело свободного внутреннего убеждения каждого, и навязывать иную их оценку путем судебного принуждения было бы недопустимо. Поэтому, например, Верховный Суд РСФСР вполне обоснованно отметил неподведомственность суду спора, возбужденного против К., который подверг сомнению правильность присуждения премии экспедиционному отряду подводно-технических работ[227]. Поскольку К. высказал свое оценочное суждение, нельзя добиваться его опровержения через суд;

в) несоответствие распространенных сведений действительности. Если сведения о характеризующих истца отрицательных фактах верны, то не они, а сами эти факты, собственные поступки и действия истца порочат его честь и достоинство. Вынесение подобных фактов на суд общественности соответствует интересам как всего общества, так и в конечном счете того лица, для воспитания которого они обсуждаются. Когда же распространенные сведения действительности не соответствуют, честь и достоинство истца опорочиваются самими этими сведениями, а потому заслуживают судебной защиты. Так произошло, например, с опубликованным в «Приокской правде» фельетоном «Демагог», положения которого, ущемляющие достоинство Н., не подтвердились[228], или с помещением в «Крокодиле» фельетона «Все по местам», в связи с которым редакция вынуждена была принести гр-ну Ш. извинение на страницах журнала[229]. При этом ст. 7 ГК исходит из презумпции несоответствия действительности распространенных сведений, и потому доказывать обратное должен тот, кто их распространил. Так, Верховный Суд РСФСР, отклоняя иск, предъявленный М., указал: «…автор помещенных в газете «Сибиряк» сведений полностью доказал в суде, что эти сведения соответствуют действительности»[230]. Но если ответчик этого не докажет, иск подлежит удовлетворению.

Никаких других условий для удовлетворения предъявленного по ст. 7 ГК иска не требуется. Поскольку нельзя не считаться с существенной заинтересованностью индивида или коллектива в реабилитации перед общественным мнением, при наличии перечисленных условий иск удовлетворяется, сколько бы времени ни прошло с момента, когда честь и достоинство были ущемлены и по каким бы обстоятельствам – случайным или намеренным – это ни произошло. Судебная практика исходит также из того, что и после смерти гражданина, честь и достоинство которого ущемлены, может быть возбуждено судебное дело о его реабилитации любым заинтересованным лицом (родственником и т. п.)[231].

Признав заявленное истцом требование обоснованным, суд констатирует, что распространенные сведения не соответствуют действительности, и в своем решении определяет способ, которым они должны быть опровергнуты. Способы эти самые разнообразные, такие, например, как доведение решения суда до сведения коллектива, в мнении которого истец был опорочен; обязание ответчика принести истцу публичное извинение (как был, например, обязан К. принести извинение А. перед собранием рабочих и служащих совхоза[232]) или обращение с письменным опровержением в те организации, в которых сведения были распространены (как поступил, например, народный суд Советского района г. Минска по делу К. и Бахчисарайский народный суд Крымской области по делу П.[233]), и т. п. И только в одном случае – при распространении сведений в печати – сам закон устанавливает способ их опровержения. В соответствии с ч. II ст. 7 ГК такие сведения должны быть опровергнуты также в печати. Поэтому в делах данной категории в качестве ответчиков привлекаются и автор опубликованных материалов и напечатавший их печатный орган, если он наделен правами юридического лица, а при отсутствии у него таких прав – организация, которой данный орган издается. Когда же автор оказывается неизвестным, поскольку материалы опубликованы под псевдонимом или анонимно, на стороне ответчика выступает только печатный орган или только издающая его организация.

Если решение суда не будет выполнено, суд вправе наложить на ответчика штраф, взыскиваемый в доход государства. Этот штраф согласно ст. 406 ГПК может быть установлен в размере до 50 руб., причем уплата штрафа не освобождает причинителя от обязанности выполнить действие, предусмотренное в решении суда (ч. III ст. 7 ГК).

Помимо охраны чести и достоинства действующее советское гражданское законодательство особо выделяет охрану личной сферы гражданина в таких ее проявлениях, как переписка, дневники, заметки и т. п. и запечатление образа гражданина в произведениях изобразительных искусств (так называемое право на собственное изображение). Перечисленные объекты, если, они создаются в результате творческой деятельности, охраняются нормами авторского права. Но они связаны с чисто личной, интимной сферой либо их создателя (дневники, заметки), либо других лиц (изображенных в произведениях изобразительного искусства), либо автора писем и тех, кому они адресованы. Эта сфера нуждается в особой охране, которая обеспечивается в двух направлениях. Статья 514 ГК РСФСР и соответствующие статьи ГК других союзных республик устанавливают, что опубликование, воспроизведение и распространение произведения изобразительного искусства, в котором изображено другое лицо, допускаются лишь с согласия изображенного, а после его смерти – с согласия его детей и пережившего супруга. И только при позировании за плату, а также когда это диктуется государственными или общественными интересами (например, использование фотографии в печати для критических целей), такое согласие не требуется. Кроме того, ст. 491 ГК Казахской ССР запрещает опубликование дневников, записок, заметок и т. п. без согласия автора, а писем – без согласия как автора, так и адресата с тем, что после смерти кого-либо из них согласие на опубликование должно быть получено у пережившего супруга и детей умершего независимо от того, выступают ли они одновременно и в качестве наследников того же лица.

Однако ни в ГК РСФСР или Казахской ССР, ни в ГК других союзных республик, предусмотревших охрану перечисленных личных правомочий, не определены последствия несоблюдения установленных ими охранительных правил. Но именно в таких случаях и нужно пользоваться общими способами охраны субъективных гражданских прав, закрепленными в ст. 6 ГК РСФСР и в соответствующих статьях ГК других союзных республик, в частности тем способом, который заключается в восстановлении положения, существовавшего до правонарушения. Его применение к делам данной категории будет означать изъятие писем, дневников, заметок и т. п. или произведений изобразительного искусства, опубликование (воспроизведение, распространение) которых осуществлено с нарушением изложенных правил.

Сроки осуществления и защиты гражданских прав и их исчисление. По периоду своего действия субъективные гражданские права бывают бессрочными (например, право собственности, право авторства и т. п.) и срочными (например, право пользования полученным внаем имуществом, право принять наследство или отказаться от него и т. п.). В последнем случае право может быть осуществлено лишь в пределах сроков его действия. Если же субъективное право кем-либо нарушено и потому нуждается в защите, в силу вступают другие сроки – время, в пределах которого может быть осуществлена принудительная защита нарушенного права (за исключением правомочий, которые обеспечиваются юридической охраной без ограничения во времени). Вот почему вопрос о сроках и порядке их исчисления самым тесным образом соприкасается с общей проблемой осуществления и защиты субъективных гражданских прав.

Как указано в ст. 71 ГК, сроки, применяемые в гражданских правоотношениях, устанавливаются законом (например, ч. II ст. 303 ГК, согласно которой в домах местных Советов и ведомств наниматель обязан вносить квартирную плату не позднее 10 числа следующего за прожитым месяца) или сделкой (определяющей, например, период ее действия, время ее исполнения и т. п.), либо назначаются судом, арбитражем или третейским судом (например, в соответствии с ч. III ст. 318 ГК, согласно которой суд по требованию нанимателя, выселяемого из жилого помещения в связи с капитальным ремонтом, должен определить срок, в течение которого наймодатель обязан предоставить нанимателю прежнее помещение). Определение срока осуществляется путем указания на календарную дату (например, 1 августа 1967 г. или с 1 августа 1967 г. по 1 июля 1968 г.) либо период времени, выраженный годами (например, жилой дом сдается в аренду на 5 лет), месяцами (например, по договору подряда подрядчик обязуется выполнить работу за 3 месяца), неделями (например, заключается договор о доставке молока дачнику в течение 6 недель), днями (например, гражданин поселяется в гостинице сроком на три дня) или часами (например, лодка выдается напрокат сроком на 2 часа). Допустимо также установление срока указанием на событие (так, например, определяется срок в договоре Об отчуждении жилого дома с условием пожизненного содержания). Однако в качестве срочного может быть использовано лишь такое событие, наступление которого неизбежно, в отличие от события, используемого при заключении условных сделок и характеризующегося тем, что возможность его наступления неизвестна. Описанные способы применяются для установления как отлагательных сроков, к наступлению которых откладывается действие правоотношения (например, при найме имущества 1 октября, подлежащего передаче в пользование 1 ноября), так и сроков отменительных, к которым приурочивается прекращение гражданских правоотношений (например, при сдаче внаем помещения сроком до 1 октября).

По характеру их построения сроки бывают двух видов: одни из них выступают в виде периодов (столько-то лет, месяцев, недель и т. п.), а другие определяются по точно установленному моменту (произвести платеж в такой-то день, выполнить работу к такой-то конкретной дате и т. п.). Срок, определенный точно установленным моментом, не течет, а наступает в указанный момент, и потому констатация факта его наступления особых затруднений не вызывает. Не возникает затруднения и в тех случаях, когда срок определяется периодом, однако с точным обозначением календарных дат его начального и конечного моментов (например, при поселении на дачу 7 июня с правом пользования ею до 1 сентября), либо когда он обозначается часами, а течение времени, выраженного в часах, начинается с указанного в договоре момента (например, с момента выдачи лодки напрокат отсчитываются часы, на которые она выдана), либо, наконец, когда срок выражается днями, но по условиям данного правоотношения в подсчет должны включаться все дни, в том числе первый день срока (например, при выдаче машины напрокат в понедельник сроком на 3 дня, если оплате подлежит каждый день, включая день выдачи машины, конечным днем срока будет среда). Осложнения появляются лишь в случаях, когда период определен годами, месяцами, неделями и даже днями, но без особой оговорки о включении в подсчет первого дня срока. Течение таких сроков должно исчисляться на основе специальных правил, закрепленных в ст. ст. 72–77 ГК.

Статья 72 ГК устанавливает в виде общего правила, что день календарной даты или наступления события, которым определено начало срока, в его течение не засчитывается, и срок начинает течь на следующий после этого день. Так, если для приемки выполненной работы установлен 10-дневный срок с момента вручения заказчику уведомления об окончании работы, то при вручении такого уведомления 15 января течение срока начнется 16 и завершится 25 января. Изложенное правило введено для упрощения подсчета течения сроков. Действительно, по календарю начало и конец года относятся к несовпадающим дням: 1 января и 31 декабря. То же самое происходит с календарными месяцами и неделями. Но тогда и юридически значимые сроки, определенные годами, месяцами или неделями, должны были бы начинаться и оканчиваться в несовпадающие дни, что породило бы серьезные трудности при выявлении конечного дня срока. Благодаря же правилу ст. 72 ГК истечение срока приурочивается к тому же дню (по числу месяца или по названию дня недели), каким определено его начало.

Тем самым при исчислении срока годами он истекает в последнем году срока в тот же по названию месяц и в тот же по числу день, каким определено его начало (ст. 73 ГК). Например, трехгодичный срок, течение которого началось 20 февраля 1967 г., истечет 20 феврали 1970 г. И лишь в таком исключительном случае, когда начало срока приходится на 29 февраля високосного года, отсутствующее в последнем году срока, его следует считать истекшим в последний день соответствующего месяца последнего года, т. е. не 29, а 28 февраля (ср. со ст. 73 Казахской ССР). Срок, определенный в полгода, считается равным шести месяцам и исчисляется так же, как и любой вообще обозначенный месяцам срок.

При исчислении срока месяцами он истекает в последнем месяце срока в тот же по числу день, каким определено его начало (ст. 74 ГК). Например, трехмесячный срок, начало которого приурочено к 10 марта, истечет 10 июня. Но если в последнем месяце срока соответствующее число отсутствует (например, течение трехмесячного срока началось 31 марта, а в июне только 30 дней), он признается истекшим в последний день конечного месяца (в приведенном примере – 30 июня). Срок, определенный в полмесяца, считается равны 15 дням и исчисляется так же, как и любой вообще обозначенный днями срок.

При исчислении срока неделями он истекает в последней неделе в тот же по названию день, каким определено его начало (ст. 75 ГК). Например, трехнедельный срок, течение которого началось в понедельник данной недели, завершается на третий понедельник после начала его течения.

Приведенные правила изменяются только в одном случае – когда последний день срока приходится на нерабочий день (праздничный, дни отдыха или нерабочий в той организации, в которой соответствующие действия должны быть совершены). Тогда днем окончания срока считается следующий за ним рабочий день (ст. 76 ГК). Так, при истечении срока 7 ноября он будет признан истекшим 9 ноября.

Истечение срока может влечь возникновение, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей независимо от совершения или несовершения каких-либо действий управомоченным или обязанным лицом. Тогда соответствующие юридические последствия по истечении срока наступают сами собой. Так, уже в силу одного только факта истечения установленного для срочных вкладов в сберегательных кассах срока вкладчику должны быть начислены проценты в повышенном размере. Но нередко сроки устанавливаются для совершения определенных действий в целях приобретения или осуществления прав или обязанностей (например, срок для принятия наследства, уплаты денежного долга, получения сданного на хранение имущества и т. п.). В таких случаях устанавливается не только день окончания срока, но и время в пределах этого дня, в течение которого необходимые действия должны быть совершены (ст. 77 ГК).

Срок, установленный для совершения каких-либо действий, истекает в 24 часа конечного дня срока, и действия, совершенные в пределах этого времени, порождают соответствующие юридические последствия: уплата долга будет означать своевременное исполнение обязательства, вступление в фактическое владение наследственным имуществом – принятие наследства и т. п. Но если необходимые действия должны быть совершены в учреждении или организации, последний день срока истекает в тот час, в который данная организация по установленным правилам прекращает производство соответствующих операций. Например, для внесения денег в депозит нотариата срок истекает в 12 часов дня, если по правилам работы нотариальных контор они прекращают прием денег в депозит, начиная с этого момента, а если нет таких особых правил, срок истекает в момент официального прекращения работы, т. е. окончания рабочего дня, хотя бы фактически работа, например сверхурочная, продолжалась. В случаях, когда совершение необходимых действий выражается в подаче письменных заявлений (например, претензии о недоброкачественности поставленной продукции) или направлении письменных извещений (например, извещения о готовности подрядчика к сдаче выполненной работы), то направляются ли они организации или гражданину, названные действия считаются совершенными своевременно при условии сдачи надлежаще адресованного заявления на почту или телеграф до 24 часов последнего дня срока.

Сроки осуществления субъективных гражданских прав и исполнения гражданско-правовых обязанностей определяются в соответствии с юридическими нормами которыми регулируются отдельные разновидности имущественных или личных неимущественных отношений. Теми же нормами иногда определяются и сроки, в пределах которых может быть осуществлена принудительная защита нарушенных субъективных гражданских прав и которые именуются давностными сроками. Однако принципиальные и наиболее существенные положения о сроках давности имеют общее значение для любых гражданских правоотношений. Они изучаются поэтому в Общей части курса гражданского права как одна из составных частей вопроса о защите субъективных гражданских прав.

§ 2. Исковая давность

Понятие исковой давности. Подобно тому как судебно-арбитражный порядок является основным порядком защиты гражданских прав, иск выступает в качестве основного способа осуществления этой защиты.

Но применение иска для защиты нарушенного гражданского права подчиняется ряду условий и осуществимо только в известных, законом установленных пределах. Одно из важнейших условий осуществления исковой защиты гражданских прав связано с исковой давностью.

Гражданин или юридическое лицо, которые считают, что их гражданское право кем-либо нарушено, могут обратиться в суд или арбитраж за его защитой. Для обращения с иском в судебно-арбитражные органы достаточно, чтобы: а) лицо, предъявляющее иск или от имени которого иск предъявляется, обладало процессуальной правоспособностью, т. е. способностью выступать в качестве стороны в процессе (а такая способность принадлежит гражданам и тем социалистическим организациям, которые наделены правами юридического лица); б) дело, возбуждаемое путем предъявления иска, было подведомственно суду или арбитражу (а подведомственность гражданских споров судебно-арбитражным органам может быть ограничена только в случаях, прямо указанных в законе); в) лицо, к которому предъявляется иск, являлось субъектом гражданского права и потому так же, как и истец, обладало процессуальной правоспособностью (а такая способность всегда имеется у граждан и отсутствует лишь у социалистических организаций, которые не признаются юридическими лицами). При наличии всех этих условий нет препятствий для обращения с иском в суд или в надлежащих случаях в арбитраж.

Но, предъявляя иск, лицо заинтересовано не только в том, чтобы исковое заявление было принято, а дело рассмотрено. Основная цель предъявления иска заключается в том, чтобы получить защиту гражданского права, которое кем-либо оспаривается или нарушается. Для достижения такой цели указанных ранее условий явно недостаточно. Необходимо, кроме того, чтобы: а) лицо, предъявляющее иск, обладало соответствующим субъективным правом, которое б) подверглось нарушению или оспариванию в) лицом, выступающим в качестве ответчика по иску. Лишь при наличии таких условий можно не только обратиться с иском в суд или арбитраж, но и получить судебную защиту нарушенного или оспариваемого гражданского права.

Право на обращение с иском называется правом на иск в процессуальном смысле, а возможность осуществления исковой защиты нарушенного гражданского права – правом на иск в материальном смысле.

Право на иск в процессуальном смысле обычно не зависит от истечения тех или иных сроков. По общему правилу, обратиться с иском можно в любой момент, сколько бы времени ни прошло со дня нарушения гражданского права (ст. 81 ГК). Напротив, право на иск в материальном смысле сохраняет свое действие только в пределах установленных в законе сроков. По истечении этих сроков возможность исковой защиты нарушенного гражданского права отпадает. Такие сроки называются давностными сроками, а ограниченное ими право на иск в материальном смысле представляет собой фактически не что иное, как возможность осуществления гражданского права в принудительном порядке. Сообразно с этим исковая давность определяется как время, с истечением которого погашается возможность принудительного осуществления нарушенного гражданского права при помощи гражданского иска (ст. 78 ГК).

К отдельным видам гражданских прав исковая давность не применяется. Обычно это бывает в двух случаях.

Во-первых, самая объективная природа некоторых субъективных прав исключает возможность применения к ним исковой давности. Нельзя, например, применить исковую давность к праву на взыскание алиментов в пользу несовершеннолетних детей или престарелых и нетрудоспособных родителей. В основе права на алименты лежат такие отношения (отношения отцовства, материнства и т. п.), которые никакими сроками, никакой давностью погашены быть не могут. Поэтому исковая давность распространяется только на отдельные своевременно не взысканные алиментные платежи, но не алиментное обязательство в целом.

Во-вторых, к некоторым правам объективно могла бы быть применена исковая давность, но тем не менее государство не ограничивает их защиты давностным сроками ввиду его особой заинтересованности в обеспечении повышенной охраны таких прав. В этих именно целях ст. 90 ГК исключает применение давности к личным неимущественным правам (за изъятиями, установленными в законе), к праву государственных организаций на истребование их имущества из незаконного владения граждан, а также колхозов и иных кооперативных или общественных организаций, к требованиям вкладчиков о выдаче вкладов, внесенных в государственные кредитные учреждения.

Если, однако, оставить в стороне такие сравнительно немногочисленные исключения, то в виде общего правила, исковая защита гражданских прав подчиняется действию исковой давности.

Чем вызвано это правило и почему нельзя было бы установить прямо противоположный принцип, допустив возможность исковой защиты гражданских прав независимо от времени, истекшего с момента их нарушения?

Основная причина включения института исковой давности в советское гражданско-правовое законодательство состоит в том, что, вводя этот институт, законодатель учитывает сопряженность исковой защиты гражданских прав с применением мер государственного принуждения к правонарушителю. Тот, кто совершил гражданское правонарушение, заслуживает применения к нему таких мер. Но даже нарушителя закона нельзя бессрочно держать под угрозой государственного принудительного воздействия, так как это породило бы такую неустойчивость и неопределенность в соответствующих отношениях, на борьбу с которыми как раз и направлено их правовое регулирование. Поэтому, например, по правилам уголовного закона исключается возможность возбуждения уголовного преследования, если с момента совершения преступления истекли определенные сроки (ст. 48 УК). Но гражданское правонарушение гораздо менее опасно, чем уголовно наказуемое деяние. И если даже возможность уголовного преследования ограничена во времени, то тем больше оснований для применения давностных сроков к гражданским искам. К тому же результатом признания иска является предоставление определенного удовлетворения истцу. Но если он предъявил иск по истечении более или менее продолжительного времени, то это обычно свидетельствует о том, что он не испытывал особого интереса и настоятельной потребности в осуществлении своего права. С общественной точки зрения, при таком положении гораздо более целесообразно отклонить заявленный иск, чем применять меры государственного принуждения к ответчику.

Помимо этой основной причины существует ряд других, дополнительных факторов, оправдывающих целесообразность и обусловливающих необходимость введения в советский гражданский закон института исковой давности.

Судебные решения по гражданским делам подчиняются принципу объективной истины. Они должны полностью соответствовать действительному характеру правоотношений, в связи с которыми возбуждается гражданский спор. Но с истечением времени доказательства, которые могли бы быть положены в основу истинного судебного решения, стираются, блекнут, а то и вовсе исчезают. Это обстоятельство лишает суд возможности решить дело правильно, в соответствии с принципом объективной истины, и ставило бы его в крайне затруднительное положение, если бы суд был обязан разрешать по существу любой гражданский спор, даже возбужденный с пропуском исковой давности. Напротив, при наличии давностных сроков, установленных в законе, суд вправе отклонить иск, выявив один лишь факт пропуска исковой давности и не обращаясь к исследованию других моментов, которые могли бы иметь значение для разрешения спора по существу.

Для отношений, в которых участвуют социалистические организации, институт исковой давности имеет еще и то значение, что он способствует укреплению хозяйственной дисциплины, стимулируя социалистические организации к своевременному осуществлению принадлежащих им гражданских прав, а стало быть, и к понуждению их контрагентов к своевременному выполнению лежащих на них обязанностей. Если бы в законе не было норм об исковой давности или если бы их действие не распространялось на отношения между социалистическими организациями, последние могли бы и не торопиться с осуществлением своих правомочий, которые сохраняли бы юридическую силу без каких бы то ни было ограничений во времени. При наличии правил об исковой давности, напротив, социалистические организации не могут не стремиться к осуществлению их гражданских прав в пределах относительно небольших промежутков времени, так как в противном случае они поставили бы себя перед опасностью утраты права или по крайней мере утраты возможности его принудительного осуществления.

Все эти причины и факторы, вместе взятые, обусловливают необходимость включения института исковой давности в советский гражданский закон и свидетельствуют о его положительной роли в общем деле правового регулирования социалистических имущественных отношений.

Сроки исковой давности и их исчисление. В законе предусмотрены разнообразные сроки исковой давности. Все они подразделяются на два вида: на общие и специальные сроки.

Общие сроки составляют: один год для отношений между социалистическими организациями и три года для отношений, в которых хотя бы на одной стороне участвуют граждане (ст. 78 ГК). Указанные сроки потому имеют общее значение, что они применяются ко всем вообще гражданским правоотношениям, если законом особо не предусмотрены исключения из этого правила.

Как видно из правил ст. 78 ГК, для отношений между социалистическими организациями установлен более краткий общий давностный срок, чем для отношений, в которых участвуют граждане. Это вполне закономерно. Периодическая ежегодная отчетность, существующая в социалистических организациях, позволяет им в пределах этого периода точно выявить претензии, у них имеющиеся, и своевременно их реализовать. Поэтому пропуск годичного срока исковой давности обычно служит свидетельством плохо налаженного учета, бесхозяйственности либо отсутствия у организации нужды в том гражданском правомочии, от осуществления которого она в течение столь длительного времени воздерживается. При таких условиях освобождение должника от выполнения лежащей на нем обязанности более целесообразно, чем обеспечение исполнения этой обязанности в принудительном порядке. Этим целям, т. е. в конечном счете укреплению планово-хозяйственной и финансовой дисциплины, как раз и служит сравнительно краткий годичный общий срок исковой давности, установленный для отношений между социалистическими организациями.

Специальные сроки применяются только в случаях, прямо указанных в законе. Поскольку они менее продолжительны, чем общие сроки, ГК именует их сокращенными давностными сроками. Так, для взыскания неустойки (штрафа, пени), для споров о недостатках проданных вещей или связанных с поставкой продукции ненадлежащего качества либо некомплектной продукции ст. 79 ГК вводит шестимесячный срок исковой давности. Такой же по продолжительности срок установлен для споров о явных недостатках выполненной подрядчиком работы, а при скрытых недостатках он удлиняется до одного года (ст. 365 ГК). Иски клиентуры всех видов транспорта подчиняются двухмесячному давностному сроку, а для исков, которые к клиентуре предъявляются самими органами транспорта, установлен шестимесячный срок исковой давности (ст. 384 ГК). Сокращенные давностные сроки могут быть законом предусмотрены и в иных случаях.

Законодательные нормы, определяющие сроки исковой давности, императивны, что влечет за собой два существенно значимых практических вывода. Прежде всего соглашением сторон не могут быть изменены ни продолжительность давностных сроков, ни установленный порядок их исчисления (ст. 80 ГК). Поэтому если бы стороны и договорились о других, более или менее продолжительных сроках исковой давности, чем указанные в законе, суд или арбитраж все равно были бы обязаны руководствоваться не соглашением сторон, а предписаниями закона. С другой стороны, судебно-арбитражные органы должны применять исковую давность по собственной инициативе, независимо от заявления сторон (ст. 82 ГК). Поэтому если бы ответчик даже и заявил, что он не желает воспользоваться фактом истечения давности, такое заявление не могло бы оказать никакого влияния на исход возбужденного в суде или арбитраже спора.

Однако если удлинение сроков исковой давности по соглашению сторон недопустимо, то оно происходит при наступлении таких объективных обстоятельств, с которыми закон связывает приостановление и перерыв исковой давности.

Приостановление исковой давности заключается в том, что время, истекшее до наступления обстоятельства, приостановившего давность, засчитывается в давностный срок; время, в продолжение которого длится состояние приостановления, во внимание не принимается, а после того, как прекратится действие обстоятельства, приостановившего течение давности, последняя продолжает течь на оставшийся срок. Например, течение исковой давности началось 10 июля 1962 г. При трехгодичном сроке исковая давность истекла бы 10 июля 1965 г. Но 10 января 1965 г. давность приостановила свое течение, и это состояние длилось до 20 октября 1965 г. До приостановления давности истекло 2 года и 6 месяцев; в продолжение всего времени, пока длилось состояние приостановления, давность не текла; 20 октября 1965 г. ее течение возобновилось на оставшийся, т. е. шестимесячный, срок. Следовательно, давность в этом случае истекла бы 20 апреля 1966 г.

Приостановление давности происходит при наступлении одного из трех обстоятельств, перечисленных в ст. 85 ГК.

Во-первых, исковая давность приостанавливается, когда непреодолимая сила, т. е. чрезвычайное и непредотвратимое при данных условиях событие, лишает истца возможности своевременного предъявления иска. Так, в условиях Великой Отечественной войны пребывание истца или ответчика на оккупированной врагом территории рассматривалось в качестве непреодолимой силы для участников правоотношения. Такое же значение могут иметь различные стихийные бедствия (наводнение, землетрясение и т. п.), некоторые виды заболеваний (состояние длительного беспамятства) и др.

Во-вторых, исковая давность приостанавливается в силу объявленного для обязательства моратория. Под мораторием понимают объявление отсрочки для исполнения обязательств, производимое путем издания по этому поводу специального нормативного акта Советом Министров СССР или союзной республики. Приостановление исковой давности ввиду моратория не имеет, однако, серьезного практического значения. Даже в условиях Великой Отечественной войны мораторий был применен лишь к некоторым правоотношениям (например, выплата компенсации за отпуска, не предоставлявшиеся в военное время, была отсрочена до окончания войны).

В-третьих, исковая давность приостанавливается для состава Вооруженных Сил СССР, переведенных на военное положение, независимо от того, находится ли в их составе истец или ответчик. Приостановление давности в этом случае продолжается до тех пор, пока участник правоотношения пребывает в воинской части или соединении, которые находятся на военном положении.

Для того, однако, чтобы любое из перечисленных обстоятельств приостановило течение исковой давности, оно должно либо возникнуть в последние шесть месяцев (например, при годичном давностном сроке двухнедельный мораторий объявляется на седьмом месяце его течения) либо, возникнув ранее, сохранять свое действие в пределах шести месяцев, остающихся до истечения давности (например, при годичном давностном сроке на третьем месяце его течения объявляется мораторий сроком в пять месяцев). В противном случае у истца остается достаточно времени для предъявления иска, чтобы нужно было это время удлинять по правилам о приостановлении исковой давности. И лишь когда продолжительность самого давностного срока не выходит за пределы шести месяцев, он приостанавливается наступлением одного из названных обстоятельств в какой угодно момент его течения.

Состояние приостановления давности порывает былые контакты между участниками гражданского правоотношения, а иногда это состояние сохраняется столь продолжительно, что истец теряет из виду ответчика и лишается возможности предъявить иск сразу же, как только приостановление давности завершилось. Учитывая эти обстоятельства, ч. III ст. 85 ГК устанавливает, что срок, остающийся после того, как отпали причины, вызвавшие приостановление давности, удлиняется до шести месяцев либо до общей продолжительности сокращенного давностного срока, если он не превышает шести месяцев. Отсюда следует, что время, остающееся после завершения состояния приостановления исковой давности, всегда равно шести месяцам, а для специальных давностных сроков меньшей продолжительности, чем шесть месяцев, – самим этим сроком.

Перерыв исковой давности заключается в том, что он приводит к восстановлению давностного срока. При этом время, истекшее до перерыва, во внимание не принимается, а течение исковой давности на весь предусмотренный законом срок начинается с момента перерыва (ч. III ст. 86 ГК). Например, течение исковой давности началось 1 декабря 1960 г. При трехгодичном давностном сроке исковая давность истекала бы 1 декабря 1963 г. Однако 1 декабря 1961 г. течение давности было прервано. В связи с этим ее течение того же 1 декабря 1961 г. возобновится, и она истечет 1 декабря 1964 г.

Исковая давность прерывается предъявлением иска, однако при том условии, что иск предъявлен в установленном порядке (например, с соблюдением правил о направлении претензии железной дороге впредь до обращения к ней с иском) и не был оставлен в силу ст. 221 ГПК без рассмотрения (ввиду, например, неявки сторон без уважительных причин по вторичному вызову суда, когда невозможно разрешить дело в их отсутствие). И только когда иск, предъявленный в уголовном деле, остается без рассмотрения в связи с оправданием подсудимого, давность хотя и не прерывается, но в ее исчисление не засчитывается время от момента предъявления иска до дня вступления в силу судебного приговора (ч.ч. IV и V ст. 86 ГК). В остальных случаях (например, при прекращении в арбитраже дела ввиду соглашения сторон о передаче спора в третейский суд) предъявление иска вызывает перерыв исковой давности. При этом давность прерывается в день предъявления иска, а возобновляет свое течение с момента завершения судебно-арбитражного производства по делу, не сопряженного с разрешением возбужденного спора. До тех же пор, пока производство по делу продолжается, давность не течет, но не потому, что она прервана или приостановлена, а по иной причине: поскольку давностью ограничивается время принудительного осуществления нарушенного права, она не может течь в продолжение всего периода, пока своевременно заявленное требование находится на рассмотрении органов, компетентных решить вопрос о применимости или неприменимости мер государственного принуждения. Следовательно, при предъявлении иска перерыв исковой давности наступает сразу же в момент его предъявления, но возобновится ли течение давностного срока в тот же момент или позднее, это зависит от того, совпадет или не совпадет день предъявления иска с днем завершения производства по делу в суде или арбитраже.

Другим обстоятельством, влекущим за собой перерыв исковой давности, служит совершение обязанным лицом действий, свидетельствующих о признании долга. Признание долга может быть совершено различными способами: путем прямого заявления об этом, частичного погашения долга и т. п. В этом случае исковая давность возобновляет свое течение с того момента, когда было совершено действие, свидетельствующее о признании долга. Однако в отличие от предъявления иска, которое прерывает давность в любых гражданских правоотношениях, признание долга всеобщего значения не имеет. Оно может прервать исковую давность только в отношениях, хотя бы одним из участников которых является гражданин, но не в отношениях между социалистическими организациями, ибо в противном случае не исключалась бы возможность запрещенного законом кредитования социалистическими организациями друг друга при помощи признания долга, как и вообще в их взаимоотношения вносился бы элемент расхлябанности и недисциплинированности. Поэтому, когда для обоснования того, что давность еще не истекла, организация-истец ссылается на переписку с организацией-ответчиком, из которой вытекает, что последняя не отрицала лежащей на ней обязанности, – это обстоятельство не должно приниматься во внимание при исчислении давностных сроков, ибо оно представляет собой признание долга, которое в отношениях между социалистическими организациями течения исковой давности не прерывает. Таким образом, если приостановление исковой давности представляет собой длящееся состояние, то перерыв выражается в однократном акте; если, далее, время, истекшее до приостановления, засчитывается в давностный срок, то время, истекшее до перерыва, во внимание не принимается; если, наконец, после завершения приостановления давность продолжает течь на оставшийся срок, то с момента перерыва течение исковой давности возобновляется.

От приостановления и перерыва следует отличать восстановление исковой давности. Часть II ст. 87 ГК устанавливает, что если судебно-арбитражные органы признают уважительной причину пропуска срока исковой давности, нарушенное право подлежит защите. Оценка соответствующих причин как уважительных или неуважительных производится судом или арбитражем. Но, признав их уважительными, судебно-арбитражные органы уже не вправе отказать в иске по мотивам истечения давности, и дело должно быть разрешено так, как если бы исковая давность не истекла. В том же случае, когда суд или арбитраж признает причину пропуска давностного срока уважительной, но рассмотрение дела по существу в силу тех или иных обстоятельств не состоится, со времени завершения производства по делу течение исковой давности возобновится в соответствии с правилами о ее перерыве, а это и будет означать по существу не что иное, как восстановление пропущенного давностного срока.

Случаи восстановления исковой давности в порядке ч. II ст. 87 ГК встречаются в судебной практике. Так, по одному из дел причиной пропуска исковой давности послужили неправильные действия народного судьи, который, получив из Верховного суда республики исковое заявление, направленное туда истцом, и выявив в нем недостатки, вернул это заявление истцу, вместо того чтобы в соответствии со ст. 130 ГПК назначить срок для исправления обнаруженных недостатков. При таких условиях были все основания для восстановления давностного срока, как пропущенного по уважительным причинам.

Восстановление исковой давности в порядке ч. II ст. 87 ГК производится судом или арбитражем и зависит от того, признают ли они причины пропуска давностного срока уважительными. Этим восстановление отличается от перерыва и приостановления исковой давности, которые при наличии определенных обстоятельств наступают в силу прямого указания закона (ст. ст. 85 и 86 ГК) и лишь констатируются, но не производятся судебно-арбитражными органами.

Правила о приостановлении, перерыве и восстановлении сроков исковой давности распространяются как на общие, так и на специальные (сокращенные) давностные сроки. Однако если к общим срокам исковой давности они применяются без каких-либо отступлений, то к специальным срокам те же правила не могут быть применены в случаях, указанных в законе (ст. 88 ГК). Например, согласно ч. II ст. 208 ГК поручительство прекращается, если кредитор в течение трех месяцев со дня наступления срока обязательства не предъявит иска к поручителю. Поскольку, таким образом, трехмесячный срок считается сроком существования поручительства, он не может быть ни приостановлен или прерван, ни восстановлен по решению суда или арбитража.

В связи с правилом ст. 88 ГК, которое придает общее значение нормам о приостановлении, перерыве и восстановлении исковой давности, распространив их действие также и на специальные давностные сроки, необходимо проводить четкое различие между сроками давностными и преклюзивными. Существование такого различия иногда в литературе отрицается[234], а вследствие этого многие вопросы большой теоретической и практической значимости не получают должного разрешения.

Давностный срок – это время, в пределах которого допускается принудительное осуществление нарушенного права. Но возьмем, например, шестимесячный срок, который установлен ст. 546 ГК для принятия наследства. Введение этого срока ориентируется отнюдь не на совершаемые нарушения, а на то, чтобы установить границы времени, в пределах которого субъективное гражданское право может быть осуществлено в его нормальном состоянии. Срок существования ненарушенного права и называется преклюзивным сроком[235].

Все без исключения правила об исковой давности – не только о приостановлении, перерыве и восстановлении, но и о недопустимости изменения срока по соглашению сторон – рассчитаны лишь на давностные, а не на преклюзивные сроки. Поэтому, например, ч. I ст. 547 ГК разрешает с согласия всех наследников восстановить шестимесячный срок для принятия наследства, пропущенный кем-либо из них, что совершенно исключено применительно к срокам давности. Преклюзивные сроки не могут быть также подвергнуты приостановлению или перерыву, а их восстановление возможно лишь по прямому указанию закона (например, по указанию ч. I ст. 547 ГК, которая позволяет суду продлить срок для принятия наследства, пропущенный наследником по уважительным причинам).

Бывает, однако, что преклюзивный срок выполняет одновременно и функцию давностного срока. Например, установленный ст. 208 ГК срок для предъявления претензии к поручителю является сроком преклюзивным, ибо поручитель никаких нарушений не совершает, а лишь обязуется выполнить обязанность должника, за которого он ручался. Но этот срок оказывается также и давностным, ибо по его истечении не может быть понужден к исполнению своей обязанности и такой поручитель, который эту обязанность нарушил (отказавшись, например, добровольно выполнить обоснованно предъявленное к нему кредитором требование). При сочетании в одном и том же сроке давностных и преклюзивных моментов решающее значение имеют моменты преклюзивные. Поэтому, например, срок существования обязанности поручителя не может быть приостановлен, прерван или восстановлен по правилам об исковой давности, не может быть определен соглашением сторон по правилам, неприменимым к давностным срокам.

Давностный срок, как и любой вообще период времени, имеет свой начальный и конечный моменты. Для того, чтобы исчислить сроки исковой давности, необходимо установить эти моменты с предельной точностью.

Начальный момент течения исковой давности приурочивается ко дню, в который возникает право на иск (ст. 83 ГК). Иначе этот вопрос, естественно, и не может быть разрешен. Исковая давность погашает право на иск (в материальном смысле). Но до тех пор, пока не возникло самое право, не может начаться течение погашающего его времени. Поэтому, если, например, заем предоставляется на более продолжительное время, чем срок исковой давности (на 5, 7 или 10 лет), нет оснований опасаться, что право на иск на принудительное истребование заемной суммы будет утрачено еще до истечения срока действия договора. Пока не наступил срок возврата займа, кредитор не вправе предъявлять должнику никаких требований, а следовательно, до наступления этого момента не начинает своего течения исковая давность.

Но если течение давностного срока зависит от возникновения права на иск, то, установив момент возникновения этого права, мы тем самым выявим и начальный момент течения исковой давности.

В некоторых случаях этот вопрос прямо решается в самом законе. Так, согласно ст. 262 ГК в спорах между социалистическими организациями по поводу поставки продукции ненадлежащего качества право на иск возникает и, значит, течение исковой давности начинается со дня установления покупателем в надлежащем порядке недостатков поставленной ему продукции. При отсутствии в законе подобных прямых указаний право на иск возникает со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права. При этом предполагается, что объективный момент (самый факт нарушения права) и момент субъективный (когда управомоченный узнал или должен был узнать об этом факте) совпадают. Стало быть, защищаясь против иска, ответчик вправе сослаться на то, что давность истекла, если ее отсчитывать от момента, когда было совершено правонарушение. В свою очередь истец, доказав, что о нарушении своего права он фактически узнал позднее, парализует возражение об истекшей давности, противопоставленное ему ответчиком. Но тогда уже ответчик может доказывать, что о нарушении права истец должен был знать раньше, чем он узнал об этом фактически. В последнем случае давность будет отсчитываться не с момента нарушения права и не со времени, когда о нем узнал истец, а со дня, в который по обстоятельствам дела он должен был узнать об этом.

Изложенные общие положения приобретают различное конкретное выражение в зависимости от того, применяются ли они к относительным или к абсолютным гражданским правоотношениям.

В относительных (договорных) правоотношениях управомоченный имеет право на определенные положительные действия обязанного лица. Положительные действия не могут совершаться непрерывно. Они должны быть совершены лишь в определенный момент. Если момент совершения должником соответствующих действий указан в законе или в договоре (например, в договоре займа обозначено время его погашения), срок не может не быть известен участникам правоотношения, и потому с его наступлением начинается течение исковой давности. При отсутствии в договоре таких указаний, т. е. когда исполнение договора определено моментом востребования, о нарушении своего права кредитор может узнать лишь тогда, когда потребует исполнение от должника, а должник тем не менее не совершит обязательных для него действий. Только с этого момента и начинается течение исковой давности в договорах такого рода. Тем самым в таких договорах существенно смягчается действие исковой давности, ибо если по своей основной направленности давность призвана ограничить время принудительного осуществления права путем предъявления иска, то в данном случае само это время только и начинает течь с момента обращения кредитора с требованием к должнику.

В абсолютных правоотношениях (например, в правоотношениях собственности) управомоченный имеет право на бездействие (воздержание от действий) обязанных лиц. До тех пор, пока такая обязанность соблюдается, никаких претензий к обязанным лицам управомоченный предъявлять не вправе, и потому исковая давность не течет. Право на иск возникает здесь только в случае совершения обязанным запрещенных ему действий, которые ущемляют субъективное право управомоченного, и лишь с того момента, когда управомоченный узнал или должен был узнать о совершенном правонарушении. С того же момента начинается течение исковой давности.

После того, как выявлен начальный момент течения давностного срока, установление конечного момента его течения уже не сопряжено с какими-либо трудностями, так как оно производится в соответствии с общими правилами об исчислении сроков, закрепленными в ст. ст. 71–77 ГК (см. § 1 настоящей главы).

Вместе с тем необходимо иметь в виду, что, если право перешло от одного лица к другому уже после его нарушения (например, собственник продает свое имущество, уже находящееся в чужом незаконном владении), начавшееся течение исковой давности не возобновляется, а продолжается на оставшийся срок, несмотря на смену управомоченных субъектов. То же самое происходит и при смене обязанных лиц (когда, например, умирает должник, не погасивший своевременно долга, который переходит вместе с остальным имуществом к его наследникам). Специально для обязательственных правоотношений этот принцип закреплен в правиле ст. 84 ГК о том, что перемена лица в обязательстве не влечет за собой изменения срока исковой давности. Но в действительности он имеет общее значение и распространяется на все вообще случаи перемены управомоченных или обязанных субъектов гражданских правоотношений.

После дствия истечения исковой давности. Общие правила Гражданского кодекса в отношении последствий истечения исковой давности определены ст. 81, ч. I ст. 87 и ст. ст. 89 и 91 ГК. Они сводятся к следующему.

Истечением срока исковой давности погашается право на иск в материальном смысле, т. е. возможность принудительного осуществления субъективных гражданских прав при помощи иска. Но такое последствие наступает лишь в случае предъявления иска после истечения давностного срока. Если же иск предъявлен своевременно, он не может быть отклонен по мотивам истечения давности, сколько бы времени ни длилось производство по возбужденному спору. Нужно также при определении последствий истечения давности различать требования главные, т. е. вытекающие из права, которое существовало до правонарушения (например, требование о погашении долга), и дополнительные, т. е. установленные для обеспечения права от возможных нарушений (например, неустойка, поручительство и т. п.) либо появляющиеся как результат осуществления права (например, проценты, начисляемые на капитальную сумму долга, когда их взимание допускается законом). Для каждого из таких требований исковая давность течет самостоятельно. Но главное требование продолжает охраняться исковой защитой, даже если дополнительное требование уже погашено давностью. Когда же истекла давность для главного требования, нет смысла защищать обеспечивающие его дополнительные требования. Вот почему в ст. 91 ГК установлено, что с истечением срока давности по главному требованию считается истекшим давностный срок также и для требований дополнительных.

Однако истечение давности не погашает права на иск в процессуальном смысле. Поэтому народный судья или арбитр обязаны принять исковое заявление даже в том случае, если уже в момент его подачи становится очевидным, что иск предъявляется с пропуском давностного срока (ст. 81 ГК). Такое требование закона отнюдь не является формальным. Оно имеет существенное значение. Мы уже знаем, что исковая давность иногда прерывается и приостанавливается, а проверить и выявить с полной достоверностью факт наличия или отсутствия обстоятельств, прерывающих или приостанавливающих течение исковой давности, можно только в результате судебного или арбитражного рассмотрения дела. Отказывая же в приеме искового заявления, судья или арбитр с самого начала закрывает путь к такой проверке, чем может быть причинен ущерб охраняемым законом интересам истца. Поэтому вышестоящие судебные инстанции неизменно отменяют подобные постановления народных судей, рассматривая отказ в приеме искового заявления по мотивам пропуска исковой давности как нарушающий закон отказ в правосудии. К тому же такой отказ сохраняет известный элемент неопределенности в спорных правоотношениях, полностью устраняемый только в результате разрешения спора судом или арбитражем.

В тех же целях обеспечения должной определенности в отношениях между сторонами, суд или арбитраж, выявив факт пропуска давностного срока и не найдя оснований для его восстановления, обязан вынести решение об отказе в иске, а не определение о прекращении дела, как это, к сожалению, иногда еще бывает в практике некоторых судебных органов.

Утрата права на иск в материальном смысле вследствие истечения исковой давности лишает обладателя субъективных гражданских прав возможности их принудительного осуществления при помощи иска. Не исключено, однако, что обязанное лицо само произведет исполнение своей обязанности, несмотря на то, что давность истекла. Это может быть сделано намеренно или ввиду неосведомленности о факте истечения давности. Но какие бы причины к подобному действию ни побудили, в случае исполнения обязанности нельзя требовать исполненное обратно, даже если бы в момент исполнения обязанное лицо не знало об истечении давности (ч. I ст. 89 ГК). Иск исполнившего свою обязанность лица о возврате исполнения, которое было произведено по истечении давностного срока, был бы отклонен не только в связи с добровольностью исполнения, но и потому, что оно последовало не без всяких к тому оснований, а в силу правоотношения, участником которого обязанный состоял и которое не могло быть осуществлено управомоченным в принудительном порядке.

Это правило распространяется на любые гражданские правоотношения – обязательственные (когда, например, должник добровольно уплачивает долг по истечении давностного срока), правоотношения собственности (когда, например, незаконный владелец чужой вещи, несмотря на истечение давности, добровольно возвращает ее собственнику) и т. п.[236] Но в отношениях между социалистическими организациями действует противоположное правило: добровольное исполнение обязанности по истечении давностного срока здесь допускается только в случаях, особо предусмотренных законом (ч. II ст. 89 ГК). Чтобы выявить такие случаи, необходимо обратиться к законодательным актам, уточняющим юридические последствия истечения исковой давности в отношениях между социалистическими организациями. Важнейший из этих актов – введенное в действие с 1 января 1952 г. Положение о бухгалтерских отчетах и балансах государственных, кооперативных (кроме колхозов) и общественных предприятий и организаций.

Положение касается не всех, а только денежных обязательств между социалистическими организациями, точнее, оно определяет судьбу их кредиторской и дебиторской задолженности по истечении давностных сроков. При этом правила, им устанавливаемые, различаются в зависимости от того, участвуют или не участвуют в погашенных давностью правоотношениях государственные органы. Если исковая давность истекает в отношениях между кооперативными и общественными организациями, сумма кредиторской задолженности зачисляется в прибыль организации-должника, а убыток, который в виде невзысканной суммы дебиторской задолженности понесла организация-кредитор, списывается с разрешения вышестоящего органа. Если же исковая давность истекает в отношениях, в которых хотя бы на одной стороне участвует государственный орган, дебиторская задолженность, не взысканная организацией-кредитором, списывается в убыток с разрешения вышестоящего органа, а кредиторская задолженность, которую не погасила организация-должник, подлежит перечислению в государственный бюджет не позднее 15 числа месяца, следующего за тем, в котором истек срок исковой давности. За каждый день просрочки в выполнении этой обязанности с организации-должника взыскивается пеня в размере 0,05 % просроченной суммы. В случае, если бы организация-должник по истечении срока исковой давности все же уплатила долг организации-кредитору, соответствующая сумма все равно была бы взыскана с нее в доход государственного бюджета, а сама она получила бы возможность обратного взыскания с кредитора выплаченной последнему суммы.

Однако Положение о бухгалтерских отчетах и балансах не распространяется на колхозы. Поэтому, если хотя бы одним из участников правоотношения между социалистическими организациями является колхоз, последствия истечения исковой давности определяются общими, а не специальными правилами, установленными для социалистических организаций. Само собой разумеется, что те же последствия наступают в отношениях организаций с гражданами. Следует признать, что на госоргане-должнике и в этом случае лежит обязанность по истечении давностного срока внести в государственный бюджет причитающуюся с него сумму долга[237]. Однако, если бы госорган добровольно выплатил долг колхозу или гражданину после истечения исковой давности, он не имел бы права на обратное взыскание долга, так как здесь вступила бы в действие норма ч. 1 ст. 89 ГК.

Возникает вопрос, что же представляет собой субъективное гражданское право после того, как истек установленный законом давностный срок, в пределах которого это право могло быть осуществлено в принудительном порядке путем предъявления иска?

Поставленный вопрос сравнительно легко решается применительно к отношениям, на которые распространяется Положение о бухгалтерских отчетах и балансах. В отношениях такого рода истечение давностного срока погашает материальное право на иск, исключая вместе с тем возможность осуществления субъективного гражданского права не только в принудительном порядке, но и путем добровольного исполнения должником его обязанности. Это по существу означает, что здесь истечение исковой давности прекращает самое существование субъективных гражданских прав.

Гораздо сложнее обстоит дело с теми правоотношениями, которые подчиняются общим правилам Гражданского кодекса относительно последствий истечения сроков исковой давности. После того как давностный срок истек, субъективное гражданское право не может быть осуществлено в принудительном порядке (ч. I ст. 87 ГК). Но право, не обеспеченное мерами государственного принуждения, по-видимому, перестает быть правом. Однако закон защищает исполнение, добровольно произведенное по истечении срока исковой давности, и отказывает в возможности обратного взыскания добровольно исполненного (ч. II ст. 89 ГК). Значит, закон считает, что исполнение производится здесь по определенному юридическому основанию, и в этом смысле как будто бы субъективное гражданское право сохраняется даже после истечения срока исковой давности. Какой же из двух ответов на поставленный вопрос правилен?

По мнению М. М. Агаркова, обязательство, не снабженное санкцией, не есть обязательство. Но вследствие истечения исковой давности обязательство лишается санкции, так как теперь его нельзя уже осуществить в принудительном порядке. Поэтому истечение давностного срока погашает самое обязательство (а значит, и заключенное в нем субъективное гражданское право)[238]. И если тем не менее исполненное по такому «обязательству» не может быть истребовано обратно, то происходит это не потому, что обязательство сохранилось, а потому, что при таких условиях имеется достаточное основание для перехода имущества от одного лица (бывшего должника) к другому лицу, (бывшему кредитору). Достаточное основание перехода имущества от одного лица к другому в этом случае оправдывается тем, что хотя закон ни к чему уже больше не понуждает должника, но сам он, честно относясь к своему долгу, все же исполняет юридически уже не существующую обязанность[239]. «Мы думаем, – заключает М. М. Агарков, – что честное отношение к общественному долгу и уважение к правилам социалистического общежития могут требовать, чтобы имущество, переданное одним лицом другому, не могло быть истребовано обратно, хотя бы имущество и не перешло в качестве исполнения по существующему между этими лицами обязательству»[240].

Позиция М. М. Агаркова получила поддержку и дальнейшее развитие в работах других авторов. Так, Ю. К. Толстой считает, что лицо, пропустившее исковую давность, утрачивает субъективное право[241], однако закон признает за ним «возможность вновь приобрести право в результате совершения другим лицом, бывшим прежде обязанным, не запрещенного законом действия»[242].

В то же время против этой точки зрения в литературе выдвинут ряд возражений. В частности, И. Б. Новицкий полагает, что теория достаточного основания, принадлежащая М. М. Агаркову, не объясняет, что именно служит основанием перехода имущества от должника к кредитору, если отпало такое основание, как обязательство. Что же касается конструкции Ю. К. Толстого, то, но мнению И. Б. Новицкого, он приводит к выводу, будто лицо, которое фактически совершает действие (платеж) с целью погасить обязательство, юридически своим платежом создает обязательство; причем одновременно тем же действием погашает его[243].

Приведенные критические замечания бьют, однако, мимо цели. М. М. Агарков считает, что основанием возникновения права на имущество у бывшего кредитора служит не обязательство, а добровольная передача ему имущества должником, следующим моральному долгу, хотя на нем не лежит уже юридическая обязанность. Можно не соглашаться с тем, что подобное основание является достаточным, но нельзя утверждать, что, отбросив обязательство, М. М. Агарков не выдвигает никакого другого основания. Не оправдан также упрек, адресованный Ю. К. Толстому, который отнюдь не утверждает, что своими действиями должник и создает и исполняет обязательство. Точка зрения Ю. К. Толстого имеет совершенно иной смысл и заключается она в том, что в момент совершения бывшим должником соответствующих действий его не связывает обязательство с бывшим кредитором. Такое обязательство не создается и не исполняется действиями бывшего должника. Но этими действиями порождается право бывшего кредитора на переданное ему имущество.

Взгляды М. М. Агаркова и его сторонников страдают другим недостатком. Когда по истечении давности должник уплачивает долг кредитору, то жизненный взгляд на вещи таков, что в этом случае кредитор получает свое имущество. Напротив, конструкция М. М. Агаркова приводит к выводу, что кредитор получает чужое имущество и впервые приобретает соответствующее имущественное право. Совершенно очевидно, что правосознание никак не может примириться с такой юридической конструкцией.

Иной взгляд по этому вопросу был выдвинут Д. М. Генкиным. Автор соглашается с тем, что не может существовать субъективное право, не опирающееся на принудительную санкцию со стороны органов государства. Но принудительное осуществление права, по его мнению, может опираться, помимо иска, также на возражение, противопоставляемое иску. В случае, если должник, добровольно исполнивший обязательство, по которому истек срок исковой давности, предъявит иск о возврате исполненного, его иск будет обессилен возражением, основанным на ч. I ст. 89 ГК. Следовательно, и после истечения давностного срока субъективное гражданское право сохраняется, но оно обеспечивается уже не иском, а возможным возражением против иска[244].

Позиция Д. М. Генкина получила поддержку и дальнейшее развитие в работах ряда других авторов[245]. Так, И. Б. Новицкий считает, что наряду с иском возможна и более слабая форма санкции – признание юридической силы за произведенным по данному долгу исполнением. Если же согласиться с этим, то «право требования можно признать налицо также в том случае, когда платеж получает значение исполнения обязательства»[246].

В то же время против этой точки зрения в литературе выдвинут ряд возражений. В частности, Ю. К. Толстой отмечает, что право на возражение у кредитора возникает лишь после того, как должник произвел исполнение. Но в этот момент у него появляется и самое субъективное право, которое может быть осуществлено также и при помощи иска. Суть же вопроса заключается в том, чтобы выявить, защищается ли чем-либо погашенное давностью право до момента производства добровольного исполнения должником. Оно, конечно, не защищается ни иском, ни возражением. Как же в таком случае можно признать его субъективным правом?[247]

К этим правильным соображениям следует добавить указание на то, что ссылка на ч. I ст. 89 ГК вообще не является возражением в юридико-техническом значении этого слова. Под возражением понимают не всякую защиту против иска. Возражение имеет место лишь в том случае, когда ответчик не отрицает права истца, но ссылается на обстоятельства, которые парализуют осуществление этого права. Так, если продавец предъявляет иск к покупателю о взыскании покупной цены, а покупатель, признавая факт заключения договора купли-продажи, отвергает иск потому, что продавец еще не передал ему купленную вещь, то это – возражение. Когда же кредитор отвергает иск должника ссылкой на ч. I ст. 89 ГК, он вообще не признает за должником никакого права, а доказывает лишь, что право на спорное имущество принадлежит уже ему, кредитору. Это, конечно, не возражение.

Таким образом, нельзя признать удачным ни одно из приведенных решений рассматриваемого вопроса. Однако в теории М. М. Агаркова имеется ряд рациональных положений, которыми целесообразно воспользоваться в дальнейшем анализе той же проблемы.

Мотивы включения в Гражданский кодекс ч. I ст. 89 ясны. Назначение исковой давности состоит в том, чтобы ограничить во времени возможность применения мер государственного принуждения. Но если исполнение производится добровольно, здесь вообще отсутствует принуждение и, следовательно, отпадает главная, основная причина, в силу которой истечению времени придается определенное юридическое значение. В таких случаях имеются все основания для того, чтобы относиться к соответствующему субъективному гражданскому праву так, как если бы исковая давность вовсе не истекла. Именно поэтому добровольно исполненное нельзя взыскать обратно со ссылкой на истечение исковой давности. Давность не имеет больше практического значения (за исключением случаев, когда закон все же сохраняет за ней такое значение, как это установлено Положением о бухгалтерских отчетах и балансах). Исходя из изложенного поставленный вопрос следует решать так.

По истечении исковой давности утрачивается возможность принудительного осуществления субъективного гражданского права, а значит, перестает существовать и самое субъективное право. Однако последнее не исчезает бесследно: из субъективного права оно превращается в чисто фактическое отношение, которое лишено правовой значимости, но не освобождается от велений нравственного долга. Когда же бывший должник производит добровольное исполнение по истечении срока исковой давности, фактическое отношение приобретает юридическую силу, оно становится юридическим фактом. Значение этого юридического факта состоит в том, что в случае присоединения к нему добровольно производимого исполнения оба названных факта в их совокупности парализуют другой юридический факт – факт истечения давности. Поскольку же при такой ситуации факт истечения давности парализуется, вместе с тем и субъективное гражданское право считается никогда не прекращавшим своего существования.

Итак, истечение давности погашает само субъективное гражданское право. Однако добровольное исполнение погашает факт истечения давности. В связи с этим и субъективное право считается никогда не погашавшимся давностью, а следовательно, оно продолжает рассматриваться в качестве существующего права.

Когда материальным объектом гражданского правоотношения оказываются вещи, определенные родовыми признаками, управомоченный участник правоотношения может требовать от обязанного лица передачи ему этих вещей в определенном количестве. Если исковая давность истекла, субъективное гражданское право отпадает и обязанное лицо освобождается от лежащей на нем обязанности. Это обстоятельство приносит последнему определенную выгоду, но не создает для него никаких прав. Нельзя поэтому считать, что последующее добровольное исполнение лишает бывшего должника приобретенного им права на имущество. Такое лишение наблюдается лишь в случаях, прямо указанных в законе (например, при зачислении в прибыль кооперативной организации-должника погашенной давностью задолженности, которая причиталась другой кооперативной или общественной организации), и именно по этой причине в подобных случаях добровольно произведенное по истечении давности исполнение может быть взыскано обратно. Когда же в качестве материального объекта правоотношения выступает индивидуально-определенная вещь, принадлежащая одному из участников правоотношения на праве собственности и находящаяся в обладании второго участника, создается несколько иное положение. По истечении давности право собственности на вещь прекращается. Но и владелец вещи не становится ее собственником, так как советскому закону не известен институт приобретательной давности, при котором право собственности на вещь возникает у лица, провладевшего ею в течение определенного, законом установленного времени. В результате эта вещь становится никому не принадлежащей, т. е. бесхозяйной. Если владелец, тем не менее вернет вещь собственнику, она перестанет быть бесхозяйной, так как при этом условии факт истечения давности парализуется. В противном случае вещь в качестве бесхозяйной должна перейти в собственность государства (ст. 143 ГК).

Раздел III