[206], тогда как разработка общих правил в пределах изобретательского права для изобретений и рационализаторских предложений вполне осуществима. Следовательно, имеется органическая связь между правом на изобретение и на рационализаторское предложение, далеко не исчерпывающаяся простым их соединением в одном и том же разделе кодекса. Эта связь по своей природе аналогична той, которая характеризует единство института и единство отрасли права. Она носит объективный характер и проявляет себя независимо от того, как построен кодекс или иной законодательный акт.
Еще более показательно в этом отношении обязательственное право. Если право собственности в целом иногда именуют институтом, то к обязательственному праву подобное наименование вовсе не применяется. И немудрено, ибо как можно было бы назвать единым институтом совокупность норм, в которую входят купля-продажа и обязательства из причинения вреда, подряд на капитальное строительство и обязательства из неосновательного приобретения или сбережения имущества! Но уже тот факт, что такая совокупность казалось бы совершенно разнопорядковых норм позволила создать в кодексе собственную Общую часть для одних только обязательств, свидетельствует о внутренне присущем им единстве, свойственном подразделениям системы права, а не системы законодательства.
Для того же, чтобы и такие, более укрупненные, чем институты, подразделения правовой системы не выходили за рамки существующих теоретических категорий, наряду с понятием нормы, института, принципа и отрасли в научный обиход должно быть включено лишь изредка употребляемое[207], хотя и чрезвычайно важное понятие подотрасли права.
С этой точки зрения в гражданском праве следует различать такие подотрасли, как право собственности, обязательственное право, авторское право, изобретательское право и наследственное право (оставляя в стороне семейное право ввиду дискуссионности вопроса о его месте в системе советского права).
В то же время, если институт – обязательное подразделение отрасли права[208], то не все включаемые в нее институты поглощаются присущими ей подотраслями. Они могут входить в отрасль права не только через подотрасль, но и непосредственно. Типичный тому пример – право на открытие. Это самостоятельный институт, объективно несоединимый ни с авторским или изобретательским правом[209], ни с какими-либо другими гражданско-правовыми институтами. Но право на открытие не заключает в себе нескольких юридических институтов, а исчерпывается лишь одним институтом, следующим подразделением для которого является не подотрасль, а самая отрасль советского гражданского права.
Как, однако, быть с юридическими нормами, которые включены в Общую часть кодекса (например, нормы раздела I ГК) или в Общую часть какого-либо из его разделов (например, нормы первого подраздела третьего раздела ГК)? Выделение в кодексе Общей части – весьма оправданный и практически удачный, но все же не более, чем прием законодательной техники. Соответствующие нормы могли бы быть распределены по другим разделам кодекса с применением метода взаимных отсылок, хотя такой метод гораздо менее удобен, чем образование Общей части. Но самая возможность его применения свидетельствует о том, что эти нормы, как бы их ни группировать, юридических институтов не образуют, а входят в состав всех других институтов данной отрасли права или, по крайней мере, их большинства. Вместе с тем в Общей части кодекса могут быть сосредоточены также юридические нормы, нераспределимые по специальным институтам и образующие в своем единстве самостоятельный правовой институт общего значения[210].
Таков, в частности, институт гражданской правосубъектности. Хотя любое гражданское правоотношение устанавливается между теми или другими субъектами, а стало быть, институт гражданской правосубъектности носит общий характер, тем не менее он представляет собой именно институт, а не простое выделение «за скобки» юридических норм, в равной мере применимых к различным конкретным гражданским правоотношениям. Чтобы убедиться в этом, сопоставим нормы о субъектах гражданского права, например, с нормами об исковой давности. Правила об исковой давности не могут быть практически реализованы иначе, как в связи с каким-либо конкретным правоотношением, при осуществлении которого соответствующий вопрос возникает. Напротив, нормы о гражданской правосубъектности сами по себе определяют правовое положение граждан и социалистических организаций (их правоспособность и дееспособность, содержание той и другой, моменты возникновения и прекращения правоспособности и т. д.), независимо от приобретения и осуществления конкретных прав и обязанностей. Поэтому они и представляют в своем единстве гражданско-правовой институт. Разумеется, эта нормы могут быть в соответствующих случаях применены и к конкретным правоотношениям (как применяются, например, к праву собственности гражданина, объявленного умершим, правила об объявлении умершим безвестно отсутствующих). Но это обстоятельство никакого влияния на самостоятельность института гражданской правосубъектности не оказывает, как не перестают, например, быть самостоятельными институты наследственного права от того только», что на их основе происходит трансформация различных иных правоотношений. Подобно правилам о наследовании, определяющим судьбу различных правоотношений, но регулирующим лишь наследственные отношения, нормы о правосубъектности, с какими бы конкретными правами и обязанностями они ни соприкасались, всегда определяют правовое положение граждан и организаций.
Но ведь совокупность норм о гражданской правосубъектности включает в себя правила, относящиеся как к гражданам, так и к социалистическим организациям (юридическим лицам). Между гражданами и юридическими лицами имеются не менее существенные различия, чем, например, между правом на изобретение и на рационализаторское предложение. И если изобретательское право рассматривается как подотрасль, а право на изобретение и на рационализаторское предложение как институты, то почему же тогда гражданская правосубъектность также не образует состоящей из двух институтов подотрасли советского гражданского права? Обоснованность постановки такого вопроса еще более усилится, если учесть, что, помимо граждан и юридических лиц, в качестве субъекта гражданского права выступает и самое Советское государство.
Несмотря, однако, на весомость и значимость приведенных соображений, правосубъектность представляет собою все же единый институт, а не подотрасль советского гражданского права. Подотрасль, как и отрасль права, должна содержать в себе совокупность норм, регулирующих однородные отношения разных видов, с включением в свой состав и таких норм, на основе которых могут быть приобретены конкретные права и обязанности. И точно так же, как не существует отрасли права, определяющей лишь юридическое положение ее субъектов, немыслимо появление подотрасли, которая ограничилась бы только этими вопросами. А так как нормы о гражданской правосубъектности ничего другого, кроме юридического положения субъектов гражданского права, не закрепляют, они и образуют не подотрасль, а самостоятельный институт, непосредственно (минуя подотрасль) входящий в систему советского гражданского права.
В то же время нельзя отрицать наличия внутри этого института различных относительно самостоятельных ответвлений: норм о правосубъектности граждан, с одной стороны, и юридических лиц, с другой. Подобные ответвления могли бы быть выявлены и в различных других институтах, например, общая долевая и общая совместная собственность в пределах института общей собственности; издательский, постановочный и иные договоры в пределах института авторского договора и т. д. Если в приведенных примерах нормы, образующие институт, целиком подразделяются по равнозначным самостоятельным группам, то в ряде случаев между ними существует и другое соотношение, характеризующееся уже не равнозначностью, а соподчинением различных группировок. Так, например, соотносятся друг с другом купля-продажа вообще и розничная купля-продажа, имущественный наем вообще и бытовой прокат, подряд вообще и бытовой заказ и т. д. Эти факты свидетельствуют о том, что институт – не только не последнее после нормы подразделение отрасли права (имеются еще и подотрасли), но и не всегда первое подразделение, следующее за ней, так как самостоятельные органические образования встречаются иногда и внутри института. Такие образования можно было бы назвать субинститутами.
Итак, структурными подразделениями системы права являются нормы и правовые принципы, субинституты и институты – подотрасли и отрасли права. Нормы, институты и отрасли, необходимые элементы этой системы в том смысле, что они обязательно следуют один за другим – либо непосредственно, либо в конечном счете. Напротив, субинституты и подотрасли – широко встречающиеся внутри системы права образования, но не всегда необходимые потому, что нормы могут, не составляя субинститута, входить прямо в институт, а институт в свою очередь может включаться не в подотрасль, а непосредственно в отрасль права. Особое положение среди названных подразделений занимают правовые принципы, которые трудно расположить в каком-либо строго определенном месте между этими подразделениями, так как существуют принципы, лежащие в основе института, подотрасли, отрасли и системы права в целом. Их нужно поэтому рассматривать как самостоятельные правовые образования, устанавливая по отношению к каждому принципу в отдельности то конкретное место, которое он занимает в правовой системе.
При всей дискуссионности понятия нормы и, в особенности, понятия отрасли права, они все же достаточно четко определяются в различных теоретических построениях, чтобы можно было, оставаясь в пределах таких построений, допустить их смешение с другими правообразованиями. Понятие же правового института почти не вызывает споров в литературе. Тем не менее выявить с его помощью именно институты, отграничив их от смежных явлений, в очень многих случаях не удается. Мы уже видели, как понятие института употребляется в разных его значениях, нередко исключающих друг друга (например, институт права собственности и институт права личной собственности). Конечно, если иметь в виду обычное словоупотребление, то никаких погрешностей здесь нет, ибо «институт» означает «установление», и тогда все в области права можно называть институтом, начиная от самого права и кончая его единичными нормами. Но речь идет о юридическом институте как строго научном понятии, которое должно обладать необходимой определенностью во избежание смешения института с субинститутом или с правовой подотраслью.