1. Идеологическая борьба и полемика
В произведениях наших авторов – книгах и статьях – немалое место отводится критике литературы ученых зарубежных стран. Но эта критика всегда носит односторонний характер. Что бы зарубежные авторы ни написали, объявляется неправильным и обычно отвергается в грубейшей форме. Бывают и такие случаи, когда буржуазному писателю приписывается то, чего он никогда не говорил. Трудно сказать, какой смысл имеет подобная критика, и с какой целью она предпринимается. Подобной критикой никого нельзя чему-либо научить. Огульное поругание автора только потому, что он представляет интересы другого класса, слишком примитивно, чтобы воспринималось с доверием. Нужно судить материал, а не автора, судить спокойно и вежливо, а не окриками и оскорблениями. Только такая критика вызовет доверие и поможет науке. Да, ученые начнут ее читать, а не бегло просматривать в самом лучшем случае.
Не следует также смешивать борьбу по форме с борьбой по содержанию. Нужно, прежде всего, отказаться от критики концепции без изложения ее содержания. Этот метод довольно широко распространен под тем предлогом, что, дескать, нельзя предоставлять трибуну врагу. Но если критика звучит убедительней, чем изложение, предложенное критикуемым автором, то враг никакой трибуны не получит, а читатель будет пощажен: он познакомится с тем, что хотел сказать враг, поймет его суждения и уразумеет мысли критика. Если же критик лишь назовет, но не объяснит смысл критикуемой теории, а затем обольет ее разгромными ушатами, читатель ничего не поймет, и либо забудет прочитанное, либо запомнит его на время, оставшееся до экзамена. Стоит только спросить у него, а в чем суть отвергаемой Вами теории, тут как раз и выяснится, что ничего, кроме названия, присвоенного критиком, читатель не знает.
На своем собственном историческом пути я испытал различные методы критики, начиная от заушательства и кончая дисциплинированной логикой. И что же? В первом случае те, кого я критиковал, либо молчаливо проходили мимо меня, либо в редких случаях подходили и спрашивали, не помню ли я, что случилось со мной в тот день, когда я писал о них. Во втором случае ни один из критикуемых не упускал возможности побеседовать со мной, чтобы понять меня глубже и, если не согласиться, то по крайней мере отыскать новые пути изложения, делающие его концепцию более вразумительной и доходчивой. Едва ли нужно доказывать, какой критический путь приемлем для науки и каким языком нужно говорить, чтобы вызывать не раздражение, а желание поспорить, стремление выяснить истину.
Ну, а как же быть с идеологией, спросит иной читатель, не будет ли вежливость в споре оценена как форма согласия? Мне довелось слушать спор между Бжезинским и Киссенджером – двумя политическими деятелями большого полемического таланта, длительное время противостоящих друг другу. В их выступлениях я не нашел ни грамма грубой прямолинейности. Спор был острый, но на уровне самой безупречной вежливости. Однако ни в аудитории, судя по ее аплодисментам, ни у дискутантов, судя по их обмену репликами, не было ни намека на обиду со стороны противника и желания ответить ему недозволенным тоном. Напротив, в дискуссиях между кандидатами в вице-президенты в избирательной кампании Клинтона и Буша-старшего соперники были близки к непристойности и это настолько повлияло на аудиторию, что она едва выдержала время, отведенное для дискуссии.
Итак, если говорить о требованиях, обращенных к критике, то по форме она должна быть вежливой, а по содержанию правдивой.
Во избежание последующих кривотолков лучше всего излагать цитатами из критикуемого автора. Если характер критической работы исключает такую возможность, нужно привести хотя бы одну цитату, точно выражающую мысль, с которой критик не согласен. При отсутствии и такой возможности нужно максимально приблизить текст критика к критикуемому тексту. Если же критик ни одной из этих возможностей не использует, он рискует быть обвиненным в приписывании другому лицу своих собственных мыслей.
Что же касается вежливой формы, то ее вообще незачем опасаться. Мне ни разу не приходилось сталкиваться с обвинением критики в лояльности потому только, что в ней не было ничего оскорбительного. Наоборот, чем вежливее критика, правдивая по содержанию, тем сильнее отражает она всяческие наветы. Идеологическая борьба тем сильнее, чем меньше козырей она оставляет в руках противника. А у него не может быть более сильного козыря, чем грубость, допущенная критиком.
При подготовке к предстоящей полемике нельзя относиться к предполагаемой дискуссии как к первой и последней встрече со своим оппонентом. Нужно исходить из того, что это только начало, что боевые встречи еще будут продолжены и что любой промах, допущенный в первом диспуте, противник запомнит и придумает способ, как отплатить за него в дальнейшем. Вот почему абсолютная честность и вежливость должны строжайше соблюдаться, а при их нарушении противник найдет пути скрещения полемики со своим обидчиком и заплатит ему чистоганом за былое его лихое наездничество.
К тому же наука все более обретает формы международного сотрудничества, предполагающего множественные личные контакты. При их установлении приглашающая сторона тщательно изучает индивидуальные особенности приглашенного. И тот, кто зарекомендовал себя как специалист по сфальсифицированной полемике, может быть уверен, что его фамилия не попадет в список приглашенных.
Для участия в международных форумах ученый должен приобрести широкуюизвестность: икак талантливый ученый, икак порядочный человек. Первое качество проверяется по опубликованным работам. При их серости нет смысла приглашать такого ученого для целей научного сотрудничества. Ему, собственно, нечем сотрудничать. Второе качество устанавливается главным образом по устным дискуссиям. Любая передержка, игра в слова вместо спора по существу сразу же замечается. А на такое сотрудничество ни один уважающий себя ученый не пойдет.
2. Идеологическая борьба и сотрудничество
Сотрудничество с иностранными учеными начало приобретать все более широкий характер, а его формы становятся все более разнообразными. Появились постоянные договоры, как, например, договор о дружбе и сотрудничестве между юридическим факультетом ЛГУ и Американской School of Law. По этому договору стороны периодически обмениваются учеными и студентами, постоянными и временными. Кроме того, одна из сторон приглашает к себе эпизодически (для чтения лекций или докладов) отдельных ученых и студентов. Все эти и другие встречи сопровождаются настолько тесными контактами, что недавние знакомые превращаются в друзей. Поэтому вполне обоснованно сам договор именуется соглашением о дружбе и сотрудничестве. Известны и другие формы сотрудничества. Характерен в этом смысле договор с голландским институтом обзора права стран Восточной Европы. Он был заключен незадолго до начала последней кодификации законодательства Российской Федерации. Поэтому, когда был завершен рабочей комиссией проект первого тома трехтомника Гражданского кодекса, было решено обсудить его на совместной конференции, проходившей в Лейдене (Голландия) в течение 3-х дней с участием российских и голландских ученых, а также ученых и практиков многих других стран Америки и Европы. На этой конференции, строго говоря, не было никакой борьбы, а велась настойчивая работа по усовершенствованию проекта ч. 1 ГК РФ. Делегация РФ прибыла на конференцию с наказом устранить неравенство, установленное в нашем государстве, обеспечить и в этой сфере свойственные гражданам права, соответствующие принципам равенства. Представители западных стран готовили свое участие в конференции по литературе, где доминанта государства подчеркивалась во множестве случаев. По этой причине борьбы на конференции не было, а была в конце конференции пущена в ход шутка, близкая к правде: буржуазные юристы акцентировали внимание на социализации российского гражданского права, а социалистические юристы говорили больше о необходимости капитализации российского гражданского права.
Произошло это не случайно. Россия переживала период, характерный для конца полного экономического расстройства, и выход из этого состояния был найден в отказе от монопольного положения государственной собственности, в отмене привилегий, созданных для государства, и введении неукоснительного соблюдения принципа равенства, отмены доминанты коллективной собственности и развития на равноправных началах частной собственности, введения экономической конкуренции и подлинной обособленности плана сравнительно с договором.
Все эти и другие мероприятия создали экономико-юридические прообразы, сходные с теми, которые давно были известны практике буржуазных стран. А там, где российский проект дополняли какими-либо нормами, они, обычно выправлялись по замечаниям голландских или других юристов. В результате дискуссия на конференции была содержательной и интересной. Этот факт, конечно, не гарантирует от каких-либо обострений в будущем. Но их не следует бояться. Споры о праве – и в самом широком смысле, и в пределах отдельных юридических конструкций – не могут быть полностью освобождены от идеологических коллизий. Это видно даже на примерах остроты дискуссии, разворачивающейся в споре между юристами одной страны или даже одного университета. Тем более опасно рассчитывать на освобождение от идеологической полемики на конференциях, заведомо состоящих из представителей разных, а то и противоположных направлений. Но мы уже видели, что мирная обстановка с максимальной вежливостью и полной добропорядочностью может быть достойно соблюдена. Иногда важно, чтобы, по крайней мере, одна сторона нашла в себе силы не выходить за пределы корректности, так как это неизбежно скажется на поведении другой стороны, пришедшей на полемику во всех доспехах, необходимых для боя, иуносящейих вмирных чехлахсмыслью: авось они когда-нибудь понадобятся.
Не могу в этой связи не вспомнить первоклассного полемиста моих студенческих лет профессора Владимира Константиновича Райхера. Каждая его полемическая речь была самостоятельным, логически законченным произведением. Там было все – начиная от акцентированных фраз и кончая красноречивыми, хотя и ничего не говорящими придыханиями. Но не было одного – стремления к бою, вызова противника на поединок, нарочитого подзуживания его к рукопашному столкновению. Такая полемика не всегда, конечно, приводила к взаимоприемлемому решению. За время конференции скапливается неопределенное количество впечатлений. Они строго фиксируются, как подлежащие последующему согласованию в рабочем порядке или на следующей конференции, если вопрос не является срочным. Но зато никаких дурных слухов сама конференция не вызывала. Она входила в круг общепринятых форм делового сотрудничества.
Конечно, формы взаимного сотрудничества весьма разнообразны и гарантировать каждую из них на полную взаимную лояльность едва ли кто-нибудь решится. Но если утвердится принцип делового сотрудничества, подкрепленный лояльностью и правдивостью со стороны дискутантов, – это будет большая победа для всех и, прежде всего, для науки.