Избранные труды. Том IV — страница 74 из 99

Одни из врагов официального строя, коммунисты, характеризуют основную цель данного строя как уничтожение социализма и построение капитализма. Эти коммунисты, т. е. последователи марксистско-ленинского учения, упускают в своем обвинении, что согласно их собственной доктрине социализм и только социализм является тем, что должно быть построено в противоположность капитализму, который возникает самопроизвольно. Появляется капитализм, а затем, в результате целенаправленного строительства, приходит социализм, говорили основатели марксизма-ленинизма. Социализм уходит, идет строительство капитализма, говорят их современные последователи в России, видя лишь своих политических врагов и забывая основателей доктрины. В отличие от коммунистов, националисты и неофашисты, избегая употребления марксистско-ленинского жаргона, обвиняют новые правящие круги в предательстве интересов русского народа, в уничтожении его культуры и потрясении традиций, в унижении русского национального достоинства и раболепном отношении к Западу, в подчинении себя иностранцам (инородцам, т. е. всем, кто не является русскими) и распродаже страны их представителям.

Различия между этими двумя типами критики предопределяют содержание двух позитивных программ. Коммунисты выступают за восстановление социализма, т. е. экономической системы и политического строя, созданных в Советской России. Националисты и неофашисты требуют реставрации либо досоветской системы (включая иногда монархию, но чаще всего без упоминания о ней), либо создания нового сильного тоталитарного или фашистского государства (иногда без дополнительных пояснений, но чаще всего с намеком на окончательное русское национальное господство).

С точки зрения исторического развития нельзя игнорировать данные политические тенденции, представленные в российском парламенте и поддержанные сравнительно широкими слоями населения (судя по выборам, голосованиям, прениям и т. п.). Стремлению любой из этих политических групп прийти к власти едва ли можно помешать, и это – главный момент политической нестабильности в России и важный фактор, определяющий ее исторические перспективы. Эти группы также важны для современной политической жизни страны, правительство которой должно принимать их во внимание в повседневной тактике и постоянном маневрировании. Однако общая суть сегодняшней России не зависит от них. Она определяется деятельностью правящих политических сил – сторонников преобразований и реформ.

Обычно представители этих политических сил стараются избегать привычной терминологии. Лишь однажды в российских СМИ какой-то честный голос заявил: «Зачем лукавить? Мы строим капитализм!»

Но этот голос никогда не повторился и не вызвал комментариев. Действительно, с точки зрения субъективных устремлений новых правителей, данный взгляд выражает истинную правду, а не советское лицемерие, которое не было уничтожено в постсоветский период. Другое дело – мера, в которой это искреннее признание о субъективных стремлениях действующих политиков соответствует объективным направлениям общественного развития. Будучи объектом всего дальнейшего исследования, в данный момент эти направления должны быть оставлены в стороне для того, чтобы выяснить субъективные цели действующих политиков. Эти политические деятели, вместо прямого призыва к капитализму, формулируют свою цель как создание социальной системы, в которой должны быть взаимоувязаны три компонента: (1) гражданское общество, основанное на политической демократии, (2) рыночная экономика, обеспеченная частной собственностью, и (3) правовое государство, опирающееся на истинное право.

Данные три компонента не имеют ясного объяснения. Однако, опираясь на исторические источники и дискуссии, происходящие в современной России, им можно дать более или менее точное определение.

Термин «гражданское общество», появившийся в качестве предвестника демократических революций в Западной Европе, означал общество, независимое от политической власти, автономное в своем существовании и свободное в своей деятельности. Феодализм, при котором короли и феодальные сеньоры диктовали свою волю и принудительно навязывали ее всему населению, несовместим с таким обществом. Оно также не может существовать при тоталитарном режиме, как в Советской России, или при неограниченной царской власти в России досоветской. Таким образом, первый компонент социальной системы, провозглашенной в постсоветской России, идентичен тому, что всегда сопутствовало капитализму.

Рыночная экономика, обеспеченная частной собственностью, предполагает свободный рынок, т. е. экономическую структуру, где каждая продажа и покупка происходят только по соглашению между продавцом и покупателем, и где частная собственность находится в руках членов общества (отдельных лиц или коллективов), которые вольны распоряжаться своим имуществом любым путем по своему усмотрению. Этот компонент также неотделим от капитализма. В определенной мере свободный рынок существовал также и в предшествующих обществах – рабовладельческом и феодальном. Но он не был экономически обширным либо вследствие преобладания натуральных хозяйств, которые лишь в единичных случаях прибегали к товарному (товарно-денежному) обмену, либо вследствие законодательных ограничений оборота некоторых видов имуществ такими институтами, как майорат в феодальном обществе, не допускавший продажу имущества, переход которого был возможен лишь в пределах одной знатной семьи, или sacra[310] – священные вещи, представлявшие исключительную собственность церкви или других религиозных учреждений. Однако нигде свободный рынок и частная собственность не были ограничены так, как в СССР. Около 95 % всей советской экономики находилось в руках государства. Личная собственность не могла превышать очень низких пределов, централизованное распределение или вытесняло продажи и другие формы обмена, или служило их предпосылкой. Это считалось первоосновой социализма. Восстанавливая частную собственность и создавая свободный рынок, новые российские лидеры, казалось бы, искореняют социализм и закладывают фундамент капиталистического общества.

Правовое государство – концепция, заимствованная из немецкой юриспруденции догитлеровской эпохи, объясняющей данную концепцию через обращение к понятию легитимности права и подчиненности этому праву государства в той же мере, что и индивидов. Некоторые нормы могут быть выражены в форме права, но если они нелегитимны (как, например, гитлеровские законы о стерилизации), их нельзя считать правом. Иерархия – одно из наиболее важных свойств права: низшие правовые установления не могут противоречить высшим, а Конституция либо равнозначный законодательный акт является наивысшим законом в любой правовой системе. Будучи инструментом справедливости и порядка, право общеобязательно как для индивидов, так и для государства. Для обеспечения законности в последнем (наиболее уязвимый момент) должно быть произведено разделение трех властей – законодательной, исполнительной и судебной. Каждая из разделенных властей не может вмешиваться в деятельность другой, и в то же время в своих взаимоотношениях они дополняют друг друга как элементы единой системы. Трудно назвать хотя бы одну страну на всем протяжении человеческой истории, в которой концепция правового государства была бы воспринята без отклонений и строго выдержана во всех ее требованиях. Но наиболее близкие примеры воплощения этой концепции могут быть найдены только в капиталистических обществах, прежде всего в Соединенных Штатах и некоторых других западных странах, включая современную Германию. Что же касается СССР, то он представлял собою разительно противоположный пример: сочетание легитимных и нелегитимных норм, нарушение низшими правовыми установлениями тех, что были приняты на более высоком уровне, включая конституцию, отсутствие разделения властей и неограниченное подчинение государственных органов Коммунистической партии, независимость государства от права и циничное игнорирование государственными органами правовых предписаний. Провозглашая создание правового государства, правители постсоветской России фактически обращаются к феномену, который появляется вместе с капитализмом или на его основе.

Из изложенного следует, что, несмотря на значительные усилия избежать этого термина, многочисленные государственные программы перестройки и реформ, провозглашенные в постсоветской России, направлены на создание капиталистического общества со всеми его составляющими. Во всяком случае, таковы субъективные устремления, несмотря на всю словесную маскировку. Проблема, однако, заключается в отношении между этими стремлениями и их практической осуществимостью. Здесь следует учитывать два обстоятельства.

С одной стороны, вся человеческая история не знает ни одного случая, когда капитализм был бы сначала провозглашен в качестве цели, а затем создан в действительности. Капитализм прокладывал себе путь в мире в течение столетий, прежде чем стал доминирующей формой человеческого общества. Многочисленные препятствия его развитию постепенно исчезали вследствие сознательных действий: уничтожение рабства и крепостного права, более либеральные нормы о происхождении доходов, упрочение права частной собственности и т. д. Но это не была целенаправленная программа строительства капитализма. Если страна не готова должным образом развиваться в капиталистическом русле, никакие сознательные меры не могут толкнуть ее на этот путь. Почему Россия должна быть исключением из общего правила? Имеет ли она необходимый внутренний потенциал следовать этому курсу и имеет ли своих аналитиков, проделавших серьезную работу, необходимую для поиска этого потенциала, прежде чем разрабатывать и провозглашать реальную программу капиталистического строительства? Признаков такого анализа не обнаружено, и с этой точки зрения нынешние прозелиты действуют так же слепо, как и их «социалистические» предшественники.

С другой стороны, все попытки нового российского руководства добиться решительных перемен хотя бы в одном из трех упомянутых направлений остаются либо тщетными, либо неудовлетворительными. Гражданского общества, независимого от государства, еще не появилось. Свободная рыночная экономика существует лишь частично в сфере обмена, весьма незначительно затрагивая промышленное производство, в то время как процесс так называемой приватизации еще не повлек за собой создания частной собственности в подлинном смысле слова. Что же касается правового государства, то это, скорее, посмешище, чем серьезно продуманная программа. Президент издает антиконституционные указы, парламент выходит за пределы своей компетенции, низшие органы управления в процессе правоприменительной или собственной нормотворческой деятельности пренебрегают высшими законодательными установлениями, Конституционный Суд вмешивается в политику, общие суды воздерживаются от применения некоторых действующих законов и т. д. Проистекает ли это из злонамеренного субъективизма или из объективной неспособности России к преобразованию на основе тщательно разработанного плана? Хотя последнее предположение является единственно верным, нельзя, тем не менее, отрицать и многочисленные, порою весьма существенные нововведения, появившиеся в постсоветской России. Свидетельствуют ли эти нововведения о развитии капиталистического общества, как бы ни было трудно такое движение, или же они просто представляют собой следу