Итак, в чем же причины неэффективности нашего уголовного судопроизводства?
По мнению автора, они заключаются в неадекватном разрешении реально существующих жизненных противоречий.
Первое противоречие – между потребностями общества в обеспечении социальной справедливости и возможностями правоохранительной системы.
Второе – между задачей обеспечить неотвратимость ответственности лиц, совершивших преступления (цель), и обязанностью блюсти законные интересы лиц, вовлекаемых в УСП.
Третье – между предназначенностью УСП для проведения государственной политики и необходимостью обеспечить независимость следователей, прокуроров, судей от других государственных и общественных органов.
Четвертое – между необходимостью в специальных людях, осуществляющих эту деятельность, и предубежденностью против них.
Пятое – между нуждой в преобразованиях УСП и консерватизмом этой системы как необходимым условием ее устойчивости.
Общее для этих противоречий – при всех различиях между ними – в том, что для их разрешения недостаточно усилий одной лишь правоохранительной системы.
Первое противоречие современного уголовного судопроизводства (УСП) и направления его разрешения
Первое по счету и, может быть, по важности противоречие современного уголовного судопроизводства: между потребностями общества в обеспечении социальной справедливости в стране средствами уголовного судопроизводства и возможностями правоохранительных органов.
Слагаемые этого противоречия:
1) в стране не срабатывает система социальной профилактики, способная уменьшить потребность в собственно правоохранительной деятельности.
Нельзя объять необъятное – вопросы профилактики не являются предметом этой книги. Скажу только, что начинать профилактику преступлений надо не с середины – с воспитания и перевоспитания, а также (и тем более) не с конца – с милицейских, специальных, способов предупреждения преступлений, а с начала – с того, чтобы создавать прочные хранилища, эффективный учет, надежную охрану;
2) в стране сегодня чрезмерное количество уголовно-правовых запретов. Даже если вдвое увеличить число сотрудников правоохранительных органов, просто выявить, не говоря уже о том, чтобы расследовать и разрешить, все случаи нарушений этих запретов не удастся;
3) если воспользоваться всем нам сегодня очень знакомым языком экономической науки, то следует сказать: в правоохранительной деятельности крайне низка производительность труда. «Следователь, – как говорил, по утверждению А. Датия, начальник следственного отдела УВД Гомельского облисполкома Ю. Н. Захаренко, – подобно рабочему на допотопном предприятии, едва сводит концы с концами, чтобы поддержать нерентабельное производство…» И хуже того, некоторые из сложившихся стереотипов приводят к тому, что сотрудники правоохранительных органов тратят время на выполнение ненужной работы, и этого времени не хватает на выполнение работы необходимой.
В годы застоя в системе уголовной юстиции начали складываться стереотипы деятельности, ориентированные не на обеспечение реального правопорядка и социальной справедливости, а на получение красивых показателей и положительных оценок от вышестоящих звеньев системы. При этом сами оценки велись, да и сейчас во многом ведутся, не по конечному результату, а по множеству зачастую не согласованных между собой промежуточных показателей.
Многие обстоятельства, в том числе и увеличение штатов в правоохранительных органах, не учитывающие дефицит трудовых ресурсов людей с личностными качествами, необходимыми для замещения вводимых штатных единиц, привели к ряду отрицательных явлений в формировании кадров. «Рассасывалось» профессиональное ядро; расцвел не получавший отпора дилетантизм (впрочем, можно сказать и так: профессионалов в раскрытии преступлений и разрешении уголовных дел начали заменять профессионалы в получении показателей), широко распространилась чуждая уголовной юстиции чиновничья психология, когда двигатель поведения – не судьба человека (потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого), а оценка делопроизводителя столоначальником. Не случайно именно в годы застоя подверглась особенно сильному давлению процессуальная самостоятельность судей, следователей и прокуроров. Как и следовало ожидать, часть кадров в системе уголовной юстиции такое положение устраивало, да и сейчас некоторых устраивает.
Подчеркнем: за время перестройки положение дел с обеспечением неотвратимости ответственности не улучшилось. Правда, в 1985 и 1986 годах наблюдалась по ряду параметров весьма существенная санация общества по линии должностных и хозяйственных преступлений, однако процесс этот дальнейшего развития не получил и, начиная с 1987 года, дела с обеспечением неотвратимости ответственности вновь начали ухудшаться.
Итак, проблемная ситуация сложилась, созрела. По некоторым позициям, можно сказать, и перезрела уже. Нужно ее разрешать. И делать это немедленно.
Кто опоздал, тот не успел.
1. Способ разрешения противоречия. Интродукция
Ребенка скорее создать, чем машину…
Каков он, этот способ? Если бы мне был известен правовед, который точно и досконально знает этот способ, я бы пошел, нет, побежал бы за ним следом, готовый делать по его указанию любую, самую черную работу.
К сожалению, нет сегодня такого правоведа. Или – моя вина! – я его не вижу. Не считать же таковым того, кто громко и уверенно говорит слова, вырванные из контекста жизни. Давно известно: чем меньше информации, – тем категоричнее суждения.
Вот анализ первого заблуждения.
Увеличение штатной численности – лежащий на поверхности, но неприемлемый способ решения проблемной ситуации.
Лежащее на поверхности разрешение сложившейся ситуации – в увеличении штатной численности следователей, оперативных работников, судей и прокуроров. По этому пути практика и шла, начиная с начала 60-х годов.
УВД Горьковского облисполкома, к примеру, за 1986–1988 годы получило дополнительной штатной численности 440 единиц.
Создание рабочей милиции повлечет новое увеличение штатов.
В целом по стране увеличение штатной численности органов внутренних дел имело место после принятия постановления ЦК КПСС (1979 год) «Об улучшении работы по охране правопорядка и усилении борьбы с правонарушениями» в связи с передачей в следственный аппарат МВД расследования дел о преступлениях несовершеннолетних и в ряде других случаев.
Осенью 1989 года на 500 единиц увеличилась численность следственного аппарата МВД СССР.
В Совет Министров СССР были направлены «Предложения о первоочередных мерах по укреплению службы БХСС МВД СССР» и опять с просьбой «дополнительно выделить 7500 единиц штатной численности».
Дополнительные потребности в рабочей силе возникают в судах – в связи с повышением их роли в системе уголовной юстиции. Поэтому настойчиво звучат требования резко увеличить число судей.
Кто только не требует увеличения штатов?!
Однако увеличение штатов – это одностороннее, не учитывающее всех трудностей сложившейся в стране ситуации, не системное решение.
Один пример. Не аргумент даже – иллюстрация. Несколько сокращенные выписки из материала, относящегося к следственному отделению одного из ГОВД и опубликованного Н. Искриной и М. Караченцевым:
«Вот несколько цифр, характеризующих рост нагрузки следователей и соответствующее ухудшение результатов их деятельности. В прошлом году количество уголовных дел, по сравнению с предыдущим, увеличилось на 37 %. Производительность труда, правда, тоже несколько поднялась. Однако произошло это за счет… снижения качества следствия. Остаток же уголовных дел продолжал неуклонно расти. В первом квартале нынешнего года их в среднем на следователя приходилось по 16. В то же время на 1 апреля в производстве у следователя В. было 30 уголовных дел, у К. – 29, у 3. – 27, у Д. и С. – по 24. Заметим, что все они, кроме Д., работают на следствии первый год. Надо ли доказывать, что, получив в свое производство такую массу дел, молодой специалист, естественно, не успевает разобраться, совершает просчеты, выбирается из сил и теряет веру в себя раньше, чем успевает набраться опыта, и всеми правдами и неправдами начинает добиваться перевода в другую службу или вообще уходит из органов внутренних дел. Во всяком случае в следственном отделении ГОВД в последнее время закреплялись буквально единицы. За три года сменилось 70 % сотрудников. На освободившиеся места вновь брали молодых специалистов и… история повторялась, потому что они попадали все в те же условия. По мнению начальника отделения, выйти из этого круга можно добавив численность следователей. Однако в городе их на сегодняшний день некомплект: пятая часть мест длительное время остается вакантной. Хотя каждый молодой специалист здесь обеспечивается благоустроенной квартирой и другими житейскими благами, в отделе заканчивается строительство второй части здания, и каждый следователь получит в нем отдельный кабинет».
Пора, наконец, не только цитировать слова о том, что «более ограниченными становятся экстенсивные факторы роста», но и делать из них практические выводы. И не беда, что приведенные слова были сказаны в «застойный» период. И в те годы мысль не останавливалась. Другое дело, что в жизнь не всегда проводилась. Такого в избытке и сегодня.
По убеждению автора, сегодня сколько-нибудь значительное увеличение штатной численности поименованных работников невозможно, а с позиций общества в целом и нецелесообразно. В конечном счете такое увеличение нецелесообразно и с позиций ведомств. Тому несколько причин.
1. Среда функционирования не в состоянии обеспечить заполнение увеличиваемой штатной численности работниками с требуемыми личностными качествами.
Министры должны исходить не из того, сколько нужно их министерствам, а из того, сколько может потратить страна
Обоснуем утверждение, вынесенное в заголовок фрагмента.
В условиях дефицита трудовых ресурсов в большинстве регионов страны среда функционирования правоохранительной системы ограничена в возможностях выделения людей с набором качеств, необходимых для исполнения обязанностей следователей, судей, прокуроров и работников дознания.
Более того, поскольку среда функционирования правоохранительной системы в большинстве компонентов совпадает со средой функционирования других кадропотребляющих систем, то в ней, естественно, возникают явления конкуренции, требующие урегулирования со стороны метасистемы, и в этом метарегулировании потребности правоохранительных органов не обладают приоритетом. Стоило во второй половине 70-х годов в стране уменьшиться числу лиц призывного возраста, как вузы МВД лишились возможности принимать на учебу ребят по окончании средней школы (а и было-то таких вузов всего два – Омская и Карагандинская высшие школы МВД СССР). Таким образом, Министерство обороны СССР имеет безусловный приоритет перед другими кадропотребляющими системами. Ряд других конкурирующих систем имеет преимущества перед правоохранительными органами в рекрутировании новых работников, поскольку они могут предложить лучшие условия работы, весомее зарплату, большую комфортность быта. Уже и сегодня комплектование правоохранительных органов встречает существенные трудности по этой причине. «Как, – писал заместитель министра юстиции РСФСР Г. Черемных, – уговорить хорошего юриста дать согласие на выдвижение его кандидатуры для избрания судей… если он… отказывается идти на судебную работу из-за низкой заработной платы». По его же данным, средняя заработная плата в системе МЮ, куда входят и судьи, составляет 137 руб. в месяц против 217 руб. в среднем по стране. Заместитель министра привел следующее весьма красноречивое заявление народного судьи из Красноярска: «В связи с плохим материальным положением (жена находится в отпуске по уходу за ребенком, а зарплаты судьи хватает только на одного человека) прошу досрочно освободить меня от занимаемой должности». Дальше Г. Черемных писал: «По имеющимся у меня данным, каждый пятый народный судья в РСФСР, каждый третий – в Украинской, Белорусской, Киргизской, Латвийской и Эстонской ССР, все до единого судьи Молдавии не намерены давать согласия на переизбрание, если к предстоящим выборам не будет принято конкретных мер по устранению ненормального положения с оплатой их труда». Добавим к этому, что в РСФСР, по данным за 1989 год, «более трех тысяч судей либо вообще не имеют своего жилья, либо влачат существование на грани бездомников. И так не только в Российской Федерации, но и во многих других республиках».
Итак, становится очевидно, что в условиях конкуренции кадропотребляющих систем правоохранительные органы не в состоянии заполнить свои наличные, а тем более увеличиваемые штаты работниками с потребными личностными качествами.
Не в состоянии, а заполняют.
За счет чего?
За счет снижения требовательности к принимаемым. Это снижение требовательности имеет место по двум основным направлениям. Во-первых, принимаются лица с ослабленными или даже отсутствующими профессионально необходимыми или профессионально желательными личностными качествами. В следственные и оперативные аппараты – люди, не способные к эвристической деятельности, в судьи – субъекты с нетвердым характером, в патрульно-постовую службу – «ростом метр с кепкой». Во-вторых, при отборе игнорируется прогноз на закрепление принятого. В правоохранительной системе «летуны» еще более нежелательны, чем в народном хозяйстве.
1990 год характеризуется существенным увеличением заработной платы ряду категорий работников правоохранительной системы: судьям, сотрудникам Минюста, некоторым другим.
Но есть, по крайней мере, два «но». Первое лежит на поверхности: пока что висит в воздухе вопрос о повышении зарплаты сотрудникам основного органа предварительного следствия – следственного аппарата МВД СССР. Второе: в сегодняшних условиях повышение зарплаты еще далеко не означает, что судью, сидящего в процессе, не станут отвлекать мысли о хлебе насущном и крыше над головой.
Но главное, глубинное «но» – в третьем. «Мы, – писал следователь прокуратуры В. Калиниченко, – оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение состава органов правопорядка и, естественно, в ущерб качеству».
2. Увеличение штатов без учета возможностей среды функционирования привело, приводит и будет приводить к ухудшению качественного состава правоохранительных органов, к текучести кадров
Увеличение штатов… без учета возможностей среды в выделении компонентов, необходимых для их замещения, способно привести и в ряде ситуаций и приводит либо к хроническому штатному некомплекту, либо к укомплектованию системы недостаточно квалифицированным персоналом
Увеличение штатов без учета возможностей среды с неизбежностью, как буйвол арбу, тащит за собой ряд негативных последствий, больших, как арбяные колеса.
Причинами, указанными выше, в сочетании с чрезмерной нагрузкой, а не только недостатками в работе кадровых аппаратов, в значительной мере объясняется и количественный, и качественный некомплект, и текучесть кадров в органах внутренних дел.
КПК при ЦК КПСС, рассматривая положение, сложившееся в 1989 году в Новосибирской области, констатировал, что одна из главных причин неудовлетворительной работы по укреплению правопорядка – просчеты в подборе кадров правоохранительных органов, их низкий качественный состав и профессиональный уровень. За последние три года из органов внутренних дел уволено 2600 работников, половина из них – за нарушения служебной дисциплины и социалистической законности. В 1988 году за эти проступки привлечены к ответственности 1260 сотрудников, из них 270 – за пьянство. Среди нарушителей служебной дисциплины в райотделах милиции каждый третий – коммунист[310].
Одно из следствий. Когда на работу в правоохранительные органы приходят кандидаты, не отвечающие по своим личностным качествам необходимым требованиям, то отрицательные последствия этого не ограничиваются тем, что из этих кандидатов получаются плохие работники. Сама возможность существования плохих работников резко понижает общий уровень подготовленности соответствующих аппаратов. Хорошие работники становятся хуже. Дурной пример заразителен. Уменьшаются стимулы для предъявления себе высоких требований.
В этом – наряду с другими – причина снижения профессионализма среди сотрудников правоохранительных органов.
3. Увеличиваются нарушения законности
1948-й год. Сейчас уже мало кто помнит, что героически проявившие себя при Ашхабадском землетрясении и ликвидации его последствий туркменские милиционеры не получили ни одной награды. Причина, сколь об этом можно судить сейчас (я тщательно изучал документы, сохранившиеся к началу 80-х годов в МВД Туркменской ССР), в одном: принятый незадолго до катастрофы в милицию негодяй застрелил подполковника Ю. И. Петрова (сына известного советского полководца И. Е. Петрова). Объезжавший город Ю. И. Петров застиг этого подонка (я не хочу называть его фамилию – ей не место в людской памяти) при мародерстве. В таких условиях никто не решился обратиться к И. В. Сталину с представлением о награждениях действительных героев в хлопчатобумажных гимнастерках, ставших из синих пятнистыми, как маскхалаты, от пропитавших их пыли, пота и крови, чужой и своей. Никто не решился награждать их и без доклада Сталину.
Так и получилось, что злодеяние одного перевесило заслуги всех остальных.
Увеличение штатной численности без учета возможностей среды функционирования на выделение людей с требуемыми личностными качествами приводит, в конечном счете, к увеличению нарушений социалистической законности и даже к совершению нетщательно отобранными неофитами уголовных преступлений.
С 1983 по 1985 г. только из органов МВД СССР по служебному несоответствию, за нарушения законности и дисциплины уволены 161 000 работников. За 1986–1987 годы освобождены по результатам аттестации 70 руководителей из номенклатуры МВД СССР. Только за один 1987 год за нарушения законности из МВД уволены более 9 тысяч сотрудников, и только из МВД Казахской ССР за 1988 год уволены 1200 человек, к уголовной ответственности привлечены 78[311].
Печать реже сообщает о нарушениях законности и совершении преступлений сотрудниками других правоохранительных органов. Тому есть свои резоны. Во-первых, действия милиции ближе к населению и поэтому заметнее. Во-вторых, их попросту больше, чем сотрудников любого другого правоохранительного органа. В-третьих, именно в органах внутренних дел наиболее жестко наказывают своих сотрудников. Этому способствует и то обстоятельство, что министры внутрених дел за последнюю треть века приходят только со стороны, и то, что в уголовно-процессуальной цепочке органы внутренних дел находятся в самом низу, и то, что у них нет таких гарантий против неосновательного привлечения к уголовной ответственности, какие есть у и следователей прокуратуры. Наконец, в-четвертых, по пути гласности органы внутренних дел пока что прошли значительно больший путь, чем КГБ, Минюст, прокуратура и суды.
Поэтому данные о нарушениях законности в этих ведомствах приходится выбирать по крупицам. Вот в деле неосновательно привлекавшегося к ответственности начальника Одесского УБХСС Малышева (о его судьбе еще будет речь ниже) просматриваются нарушения законности со стороны оперуполномоченного КГБ; вот в связи с нарушениями законности в правоохранительных органах Туркмении 80-х годов упоминается бывший заместитель Председателя КГБ ТССР Н. Овезов. Но все это иллюстрации по публикации В. Кулешова, цифрами открытая печать не располагает.
Несколько более обширен фактографический материал по прокуратуре. Бывший Генеральный прокурор А. М. Рекунков в начале 1987 года в интервью сообщал, что «за необоснованное привлечение граждан к уголовной ответственности освобождены от занимаемых должностей Прокурор Белорусской ССР Макаров, прокурор Ворошиловградской области Шаталов, прокурор Иркутской области Речков, прокурор Северо-Осетинскои АССР Путимцев. Ряд работников… применявших недозволенные методы ведения следствия, предан суду».
Но не получили сколько-нибудь убедительного гласного опровержения и прозвучавшие в печати упреки в адрес самого А. М. Рекункова.
В Казахстане сослуживцами был убит заместитель начальника Целиноградского РОВД В. Толмачев, о чем уже сообщали в печати Т. Есильбаев и В. Рыжков. Убит за то, что отстаивал интересы службы. И вот этот чудовищный факт громче, чем все приведенные цифры, вопиет о том, что не все ладно в правоохранительной системе с алгоритмами отбора, а главное – с их осуществлением. Забвение того объективного закона, что оптимальность штатов определяется не только потребностями системы, но и возможностями среды, обходится дорого. Применительно к системе правоохранительных органов – очень дорого.
Еще раз напомню читателю о той диссертации, выдержка из которой была использована выше в качестве эпиграфа. В ней сказано: штатная численность системы определяется ее потребностями, но не может быть выше возможностей среды функционирования данной системы в выделении лиц с необходимыми для замещения этих штатов личностными качествами.
Нет ничего практичнее хорошей теории. Только для того, чтобы осознать это, нужно сделать над собой серьезные усилия. А это не каждому под силу.
4. За первые годы перестройки качество кадров правоохранительной системы не улучшилось
Не будем в книге льстить себе иллюзиями: за первые годы перестройки кадровый состав правоохранительных органов не улучшается. «За последние 5 лет, – писал в 1989 году Е. Мысловский, – из прокуратуры уволились около 4 тысяч следователей. И ушли-то лучшие». Аналогичные процессы протекают в следственных аппаратах органов внутренних дел. «…Определилась устойчивая тенденция, – писал в том же году Г. Черемных, – к ухудшению качественного состава судейского корпуса: только за последнее время сменилось больше половины состава народных судей; самое тревожное – из судов уходят наиболее зрелые, квалифицированные, опытные кадры. Перспективы более чем грустные».
Положение с составом правоохранительных органов дошло до того, что уже не единожды с самых высоких трибун в адрес отдельных их сотрудников прозвучали обвинения в предательстве интересов службы.
5. Замечание о соотношении численности правоохранительных органов и их авторитета
Другие факторы свидетельствуют уже не о невозможности, а о нецелесообразности увеличения в обществе числа должностных лиц и обладающих властными полномочиями. Заметим также, что если абстрагироваться от предельно малых и предельно больших (для анализируемой системы) величин, то престижность аппаратов и профессий при прочих равных условиях находится в обратно пропорциональной зависимости от количества представителей и соответствующих аппаратов и профессий в регионе или обществе в целом; таким образом, как нам представляется, авторитет следователей, прокуроров, судей, милиционеров в регионе или обществе в целом при прочих равных условиях уменьшается с увеличением числа соответствующих штатных единиц. Увы, но, как правило, суждение: чем больше правоохранителей, тем ниже авторитет.
Чем больше ответственных, тем меньше ответственности. Припоминаю старинный анекдот:
Скажите, дорогой мэтр, что такое ответственность? – Ну, как бы вам попроще объяснить… Скажем, у вас на брюках 5 пуговиц. Ответственность за то, чтобы брюки не свалились или не приоткрыли чего-либо, распределяется между ними всеми. А теперь представьте, что у вас на штанах только одна пуговица. Какая ответственность ложится на нее!
Возможность в течение трети века непосредственно наблюдать динамику реакций представителей правоохранительной системы на то, что происходит вокруг них, позволило автору прийти к вполне определенному выводу. Сегодняшний функционер правоохранительной системы гораздо менее активен в реакциях на правонарушения, особенно на те, которые выходят за пределы его узкой специализации или с которыми он сталкивается вне исполнения своих собственных служебных обязанностей.
Конечно, было бы упрощением считать, что увеличение штатов – единственная причина уменьшения ответственности за общее состояние дел. Единственных причин в реальной жизни вообще не бывает. Однако корреляция между количеством функционеров и ответственностью каждого из них за состояние дел явственно прослеживается.
6. Резюме и некоторые рекомендации
Автор, высказывающий соображения, расходящиеся с широко распространенными, должен быть готов к тому, что значительной частью оппонентов он будет не понят или понят неправильно. Мы ведь все, если не делаем над собой усилий, чаще воспринимаем не то, что написано, а то, что ожидаем прочитать. Чтобы уменьшить опасность неверного понимания того, что автор хочет донести до своего читателя о штатах и кадрах правоохранительных органов, он и написал нижеследующее резюме.
Бесспорно, что правоохранительной системе для выполнения тех задач, которые перед ней стоят, недостает сегодня сил и средств.
Однако эта недостача не может быть восполнена за счет увеличения штатной численности правоохранительных органов. Не может потому, что среда функционирования правоохранительной системы не в состоянии выделить для системы требуемое ею число лиц с надлежащими личностными качествами, как интеллектуальными, так и физическими.
Расширение штатной численности сегодня – это паллиатив, и может быть продуктивным лишь по отдельным направлениям, в отдельных регионах при конкретных ситуациях. (Таким направлением является, по мнению автора, существенное увеличение численности внутренних войск и судей.)
Как правило, увеличение правоохранительных сил должно достигаться иными (не увеличением ШТАТОВ) способами. Их поискам и анализу посвящены остальные страницы книги.
Рекомендации, изложенные ниже, оказались во главе списка не потому, что они самые важные. Строго говоря, они выбежали из строя. По значимости их место где-нибудь дальше. Однако содержательно они примыкают к вопросу о штатах и поэтому оказались здесь.
Судьи «на полставки», назначения «ad hoc» и состояние в должности «honoris causa». В мае 1989 года автор, участвуя в работе второго советско-английского семинара по вопросам уголовного процесса, с некоторым удивлением для себя уяснил, что среди участников с английской стороны имеются «судьи на полставки». По ассоциации вспомнился, естественно, и довоенный отечественный опыт «соцсовместительства».
Два названных института радикально различны. «Судьи на полставки» – это профессионалы высокого класса; соцсовместители могли быть даже и не юристами. Английский опыт относится к суду, отечественный – прокуратуре. Англичане своей находкой продолжают пользоваться; об отечественной, прихлопнутой одновременно с «открытым следствием», помнят только некоторые исследователи.
Однако при всех названных и неназванных различиях между институтами «судей на полставки» и «соцсовместителями» есть одно принципиальное сходство: стремление умножить силы без увеличения штатов. Поскольку для социалистического УСП сегодня поиски в указанном направлении являются насущно необходимыми, хотелось бы предложить для обсуждения следующие три возможности:
1) рекрутирование судей и следователей «на полставки» из числа высококвалифицированных преподавателей права, сотрудников юридических научно-исследовательских учреждений, пенсионеров (правоведы – сотрудники органов внутренних дел, КГБ и МО, согласно существующим положениям о прохождении службы, уходят на пенсию довольно рано и, как правило, продолжают работать);
2) создание института следователей и судей honoris causa (не получающих оплаты за свой труд). Источники комплектования – те же, что и для работников на полставки;
3) создание института следователей и судей ad hoc (к случаю) для рассмотрения или расследования специфических по объективной стороне или обстановке разбирательства уголовных дел. Если судьи и следователи на «полставки» и honoris causa – это обязательно юристы, то судьями или следователями ad hoc могут назначаться и высококвалифицированные специалисты иных профилей[312].
Возможно, процедуры расследования и судебного рассмотрения субъектами ad hoc потребуют внесения определенных изменений в общий процессуальный порядок.
Частные сыскные бюро – тоже способ увеличения сил правоохранительной системы. В печати промелькнуло несколько сообщений о создании частных (кооперативных) сыскных (охранных) бюро. Они помогают родителям в розыске исчезнувших детей, берутся обеспечивать охрану садоводческих товариществ, транспортировку крупных сумм денег, охрану от рэкетиров и даже охрану свидетелей во время судебных процессов.
Отношение к этим совершенно новым для нашей действительности формированиям весьма разноречивое. Есть и категорическое неприятие их, исходящее, в частности, от ряда руководителей МВД СССР. Их позиция вполне объяснима в связи с личностными качествами некоторых членов этих сыскных бюро.
Один только пример для иллюстрации, рассказанный в 1989 году Е. Пановым.
Профессора, доктора технических наук, заведующего кафедрой института «всего лишь травят». Уже год звонит ему домой и на кафедру неизвестная «дама». Звонит она также в партком и в ректорат института, друзьям и знакомым и даже на прежнее место работы профессора. К нему внезапно заявляются то пожарные, то санитары из психиатрической клиники, то представители похоронного бюро, то милиционеры для изъятия самогонного аппарата. Нетрудно догадаться – они приходят по сигналам незнакомки. Прислали профессору и гроб. Возбуждено уголовное дело. При той нагрузке, которая сейчас в следственном аппарате, оно, конечно, буксует. Нет просто физической возможности сосредоточиться на этом деле. Так что же было бы плохого, если бы розыскные действия – не следственные, конечно, и не оперативные – провел бы частный сыщик?
Есть, конечно, гипотетические опасности в частных сыскных бюро. Но опасность безнаказанности определенных категорий преступников не гипотетична, а реальна.
2. Разрешение сложившегося противоречия – в последовательном использовании в уголовном судопроизводстве преимуществ и учете противоречий социализма
Не отрываясь от листа, могу назвать имена по крайней мере трех ленинградцев, авторов блестящих еретических идей. Один из них пьет, второй мыкается по углам без прописки, третий удалился в псковскую глушь и строит там дельтапланы… Что за страшная сила прицельно бьет по лучшим нашим умам и талантам, какой беспощадный закон ломает их судьбы и превращает в отверженных?
И противовес получившим сегодня довольно широкое распространение ревизионистским пощипываниям социалистического уголовного судопроизводства, думается, что магистральная линия его развития лежит все же на пути внесения в него частных, подчас весьма электично заимствованных из разных, не всегда согласующихся между собой, буржуазных правовых систем, изменений, а действительно революционных преобразований в нем. Таких преобразований, которые в своей совокупности обеспечили бы качественный скачок его эффективности.
Уж если совершить революцию в уголовном судопроизводстве, то и задачи перед ней надо ставить революционные. Тому экономическому чуду, которое, я уверен, родится в результате перестройки в экономике, должно сопутствовать и чудо юридическое – первый в мировой истории уголовный процесс, который бы не только декларировал, но и реально обеспечивал неотвратимость ответственности.
Хочу, чтобы читатель воспринял и задумался над следующей мыслью: перестройка в уголовном судопроизводстве не может быть осуществлена без возврата к основам, преимуществам и достижениям социализма. Одновременно с внедрением нового нужно возрождать то, что, к сожалению, оказалось к сегодняшнему дню забытым.
1. Неизбежность конфликтов при перестройке уголовного судопроизводства. М. С. Горбачев последовательно подчеркивает, что процесс преобразований (перестройки) должен носить революционный характер. Нужно по-деловому, с осознанием ответственности и грандиозности задач, с поправкой на отставание общественного (в том числе и профессионального) сознания от общественного бытия, с одной стороны, и на возможность забегания индивидуального сознания – с другой, разобраться с тем, что означает требование революционности применительно к уголовному судопроизводству. Во всяком случае, изменения в профилактике, в процедурах уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельности, в способах участия населения в борьбе с преступностью, преобразования в системе приоритетов в целях и средствах не могут свестись к паллиативам, полумерам. Эти изменения должны, как представляется, носить характер качественного скачка и обеспечить резкое повышение эффективности охраны условий существования и развития социализма.
Революционность перемен обусловливает неизбежность конфликтности при их проведении, во-первых, в силу отставания общественного сознания от общественного бытия и, во-вторых, ввиду того, что этими переменами оказываются затронуты интересы людей.
Противоречия, обусловливающие неизбежность конфликтов, не носят, видимо, антагонистического характера. Тем не менее их проявления способны приобретать подчас весьма острую форму.
Часть доктринальных предложений и попыток практических преобразований по совершенствованию уголовного судопроизводства не проходят именно вследствие того, что они вступают в противоречие с чьими-либо групповыми, а иногда даже и личными интересами, а их оценка или даже процесс реализации оказывается в зависимости от этих самых групп или лиц. Так обстоит дело, в частности, со сложнейшей, давно идентифицированной, но никак не решаемой проблемой обеспечения полноты регистрации сигналов о преступлении на входе правоохранительной системы. Так оно обстоит и в ряде более простых ситуаций. К примеру, нелепая практика переписывания на бланки протоколов допросов данных, уже содержащихся в объяснениях, переписывание, требующее существенных дополнительных затрат времени, как сотрудниками правоохранительных органов, так и гражданами, объясняется не только инертностью мышления. Эта практика – в интересах той количественно существенной части следователей, которые выросли за годы застоя, которые уже не следователи вовсе, а писари с юридическим образованием. Это благодаря им представители самой творческой правоохранительной профессии в глазах коллег становятся «оформителями». Конечно, переписывать текст куда легче, чем заниматься раскрытием преступлений. Именно соответствием интересам группы лиц объясняется существование другой нелепости в сегодяшней практике – переписывание справки об исследовании, например, пищевых продуктов, осуществленном до возбуждения уголовного дела, в заключение эксперта. Отстаивают правильность нелепости самыми разными аргументами. Но в основе – умалчиваемое: такая практика в отчетах экспертно-криминалистических подразделений позволяет одну и ту же работу учитывать дважды.
Многочисленны и изобретательны аргументы за то, бы отвадить средства массовой информации (СМИ) от уголовного судопроизводства. А в основе – не всегда питаемое стремление уйти от социального контроля, правоохранительная система и оказалась неготовой к активизации СМИ и к тому, что среди ряда журналистов живучи предубеждения против работника правоохранительной системы.
Сопротивление перестройке в уголовном судопроизводстве находит свое выражение и в фактах расправ над активными следователями, оперативными работниками, сотрудниками соответствующих отделов партийных комитетов. В отдельных случаях их пытаются устранить физически, чаще – давят по служебной или партийной линии.
С другой стороны, средства уголовного судопроизводства и правоохранительная система использовались, да и сегодня еще используются для расправы с активными борцами перестройки.
3. Основные направления разрешения противоречия
Мы видим выход из создавшегося положения на пути последовательного соблюдения в следственной работе и в уголовном судопроизводстве в целом требований, относящихся вообще к работе и вообще к производству: нормативов научной организации труда и достижения науки управления, широкого внедрения в следственную, прокурорскую и судебную практику достижений социальных, естественных и технических наук, на пути комплексного разрешения сложившейся проблемной ситуации, учитывающей преимущества и противоречия социализма.
Многие элементы этого комплекса давно (или недавно) найдены, разработаны и высказаны советскими учеными и опытными следственными работниками, правоведами и следственной практикой других государств. Против ряда из них высказываются возражения, очень похожие на те, которые высказывались между 1958 и 1963 гг. против предоставления права производства предварительного следствия органам внутренних дел. Нередко и имена возражающих совпадают. Однако основная беда в том, что имеющиеся разработки разрозненны, порой концептуально рассогласованны и в большинстве случаев, бесхозяйственно игнорируются, как теми, кому они адресуются, так и коллегами.
Представляется, что комплексное разрешение сложившейся проблемной ситуации должно включать в себя систему компонентов, направленных на резкую экономию квалифицированного труда и на экономию затрат всякого труда при производстве предварительного расследования и судебного разбирательства, причем такую экономию, которая не только не ухудшала бы условия достижения, цели уголовного процесса, обеспечения законных интересов личности в уголовном судопроизводстве и соблюдения режима социалистической законности, но и улучшала бы эти условия.
Назовем основные компоненты предлагаемой системы:
1) приведение понятия цели уголовного процесса (ч. 1 ст. 2 Основ уголовного судопроизводства) в соответствие с его сущностью и задачами уголовного судопроизводства. Согласование всех процессуальных институтов и норм с интересами достижения цели уголовного процесса;
2) резкая, не менее 50 %, декриминализация деяний, ныне являющихся уголовно наказуемыми. Последовательное проведение в жизнь принципа экономии уголовной репрессии;
3) последовательная дифференциация форм уголовного судопроизводства. Ломка стереотипов;
4) рационализация процедур уголовного судопроизводства. Ломка стереотипов;
5) снятие пут и предрассудков с применения в уголовном процессе научно-технических средств (НТС); применение их должно способствовать увеличению продуктивности уголовно-процессуальной деятельности;
6) последовательная разработка и внедрение нормативов. НОТ и НОУ в уголовном судопроизводстве. Разделение труда в уголовно-процессуальной деятельности. Резкое сокращение на этой базе числа лиц, обладающих властными полномочиями;
7) усиление социального контроля за судопроизводством. Участию народного элемента в уголовной юстиции – больше деловитости и меньше декларативности. Гарантии гласности;
8) отлаживание механизма взаимодействия с учреждениями массовой информации. От взаимного непонимания, недоверия и дисфункциональности – к сотрудничеству;
9) расширение (качественный скачок) участия адвоката в уголовном судопроизводстве.
4. Цель уголовного процесса
Сначала узнай, что хочешь узнать, а уж потом узнавай
Анализ любой проблемной ситуации не худо бы начинать с уяснения иерархии целей и задач системы.
Цель производства по каждому отдельному уголовному делу (цель уголовного процесса) определена в ст. 2 Основ уголовного судопроизводства как быстрое и полное раскрытие преступлений и изобличение виновных, и обеспечение правильного применения закона с тем, чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден.
Есть, по крайней мере, два аспекта в этой формулировке, функциональная оправданность которых в условиях перестройки (обеспечение фактической неотвратимости ответственности) вызывает сомнения.
1. Требование «полного» раскрытия преступления избыточно
Может, они и нашли бы необходимое, если бы не искали лишнее…
Автор полагает избыточным указание на необходимость «полного» раскрытия преступления. В уголовном порядке преследуют лиц. Необходимым и достаточным является такой объем познания по делу, который обеспечивает применение к конкретному лицу справедливой меры ответственности. Все, что сверх этого, избыточно. Более того, вследствие не необходимой затраты дополнительных сил и средств по одному уголовному делу ухудшаются условия достижения цели уголовного процесса по другим. Того, что было избыточно истрачено в одном месте, не достает в другом. Скажу более: избыточность познания по уголовному делу влечет за собой увеличение объема уголовно-процессуальной деятельности и, следовательно, объем применяемых мер процессуального принуждения, не необходимое ущемление законных интересов личности.
Нельзя не отметить и того обстоятельства, что в ряде ситуаций требование полноты раскрытия преступлений не может не вступить в противоречие с законодательным же требованием быстроты.
Автор вполне разделяет недоумение журналиста М. Степичева в следующей ситуации: «В Ботаническом саду сержант милиции Ю. Зыков увидел на улице драку. Выйдя за ограду, он потребовал прекратить нарушение порядка. Не подчинившись, один из хулиганов нанес Зыкову несколько ударов по лицу. Другой же быстро исчез на машине. С помощью двух прохожих сержант остановил хулигана и доставил его в милицию. Прошел уже год, а злостный хулиган не привлечен к уголовной ответственности. Есть показания двух свидетелей. Есть документ, что Зыков получил телесные повреждения. Но дело не передается в суд: следует найти другого участника драки».
Положение еще более усугубляется при переходе к вопросу о хозяйственных и должностных преступлениях. Здесь требование полноты рождает подчас уголовные дела-монстры, изобилие фактов и эпизодов, в которых не только не способствует установлению адекватной меры ответственности, но и затрудняет этот процесс. Уголовное дело превращается в кладбище фактов.
Не потому ли на годы затягивается расследование и судебное рассмотрение многих дел, что гиперболизированные требования полноты по отдельным уголовным делам встают на пути обеспечения справедливости по всем случаям нарушения уголовно-правовых запретов.
(Замечу в скобках, что формулировка ст. 2 Основ уголовного судопроизводства, подобно многим другим уголовно-процессуальным нормам, носящим общий характер, явно исходит только из общеуголовных преступлений. Хозяйственные и должностные преступления, особенности их расследования и судебного рассмотрения авторами многих общих формулировок просто не учитываются.)
А как насчет возмещения ущерба? При обсуждении изложенной сейчас авторской позиции в разных аудиториях не единожды высказывались мнения, что она препятствует полному установлению и возмещению ущерба. Довод нуждается в рассмотрении. Если есть разумные основания полагать, что увеличение показаного объема ущерба способно повлиять на меру ответственности, то расширение объема доказывания, конечно должно продолжаться. Но если расширение объема доказывания необходимо для решения вопроса о более полном возмещении ущерба, то в рамках уголовного судопроизводства это нецелесообразно по причинам, изложенным выше. Вообще следует отметить, что в ряде проявлений практики сегодняшнего уголовного судопроизводства проявляется тенденция фискального крена в нем. Возмещение ущерба является факультативным элементом цели уголовного процесса. Не следует смешивать цель производства по уголовному делу и функции-задачи органов, выступающих в качестве участников уголовного процесса. Возмещение причиненного преступлением ущерба является задачей ряда органов, участвующих в уголовном процессе. Однако целью уголовного процесса не является. Сказанное наглядно иллюстрируется следующим, бесспорным на авторский взгляд, положением: если по уголовному делу на предварительном расследовании, например, не установлен ущерб и (или) не приняты меры к обеспечению его возмещения, то уголовное дело двинется в следующую стадию, поскольку достижению цели уголовного процесса имевшая место недоработка не препятствует. Другое дело, что конкретный следователь или конкретный оперуполномоченный, не выполнившие своих должностных обязанностей по обеспечению возмещения ущерба, могут быть за это наказаны.
Если объем информации, необходимой для решения уголовно-правовых вопросов по делу, выявлен, то следователю, прокурору и уголовному суду остается только побеспокоиться об обеспечении решения в будущем гражданском судопроизводстве. В этом отношении нуждается в совершенствовании закон. Следователю (органу дознания) и прокурору при прекращении дела должно быть предоставлено право на какое-то время, необходимое для вступления в дело гражданского суда, сохранять арест, наложенный на имущество.
2. Требует ли закон, чтобы каждый человек, преступивший уголовно-правовой запрет, был подвергнут наказанию?
Юриспруденция, как и политика, – искусство возможного. Впрочем, может, точнее будет сказать, что в основе уголовной политики должно лежать то же искусство, что и в основе политики вообще
Формулировка ст. 2 Основ уголовного судопроизводства «чтобы каждый, совершивший преступление, был подвергнут справедливому наказанию» ревизуется целой системой часто применяемых норм в УПК союзных республик, детально регламентирующих случаи, когда лицо, совершившее преступление, не подвергается наказанию. В УПК РСФСР это ст. 6– 10. В каждой из них – алгоритм разрушения ст. 2 Основ.
А все они вместе – свидетельство того, что в тексте закона слишком общие формулировки, беллетризированные тексты-лозунги нежелательны. Они – повод для разночтений и споров.
3. Лучшее – враг хорошего: относительно выявления и устранения обстоятельств, способствовавших совершению преступления
Статья 2 Основ не содержит указания на обязанность участников уголовного процесса выявлять причины преступлений и условия, способствующие их совершению. Однако вначале в республиканских УПК, а с 13 августа 1961 г. и в Основах (раздел VII) для ряда участников уголовного процесса закреплена обязанность выявлять причины и условия, способствовавшие совершению преступления, и направлять соответствующему государственному органу, общественной организации или должностному лицу представление или частное определение о принятии мер по устранению этих причин и условий.
Нет сомнений, что выявление и устранение обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, – дело весьма полезное, способствующее профилактике преступлений.
В то же время имеются весьма серьезные сомнения и том, что уголовно-процессуальные средства являются лучшими для достижения этой цели. На чем зиждятся наши сомнения?
4. Расширение предмета доказывания влечет увеличение процессуального принуждения
Увеличение объема познания в уголовном судопроизводстве за счет познания обстоятельств, способствовавших совершению преступления, совершенно так же как и в ситуации с возмещением ущерба, влечет за собой увеличение объема уголовно-процессуальной деятельности и, следоватльно, увеличение числа ситуаций, в которых к гражданам могут применяться меры процессуального (государственного) принуждения.
5. Выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступления, и принятие мер к их устранению неспецифично для УСП
Водитель, помни: если, управляя автомобилем, ты обнимаешь женщину – и то, и другое ты делаешь плохо
Обязанность устанавливать в рамках производства по уголовному делу обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, и направлять представления (частные определения) об их устранении в основной своей массе выполняется плохо. Анализ причин и условий по многим делам поверхностный, а подчас просто дилетантский, рекомендации по их устранению формальные, неконкретные. Контроль за исполнением представлений (частных определений) неэффективный. Многие требования следователя или суда об устранении обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, не исполняются, на часть из них даже ответов не дается, а присланные ответы зачастую носят характер отписок.
Сказанное не означает, что с выявлением и устранением уголовно-процессуальными средствами обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, абсолютно все плохо. Напротив, имеются достаточно многочисленные случаи успешной деятельности лиц, производивших дознание, следователей и судов по конкретному уголовному делу. Но беда в том, что это хотя и многочисленные, но случаи, а не система. И наличие их обусловлено не эффективностью уголовно-процессуальных средств, а двумя другими факторами. Во-первых, тем, что сама советская действительность (как бы ее сегодня ни критиковали) способствует выявлению и устранению криминогенных обстоятельств, а во-вторых, потому, что хорошие работники, имеющиеся в органах внутренних дел, прокуратуре, судах, способны добиваться успеха, даже будучи поставлены в затруднительное положение. Но на этот второй фактор нельзя рассчитывать. Расчеты следует строить на более солидном основании.
Возможность и целесообразность выявления причин, порождающих преступления, и условий, способствовавших их совершению, по каждому уголовному делу может быть подвергнута сомнению еще в связи со следующим обстоятельством: закономерности в области причин преступности носят статистический характер, они проявляются и, следовательно, могут быть надежно идентифицированы лишь в массе явлений. На это указывал К. Маркс, писавший: «…преступления, взятые в большом масштабе, обнаруживают, по своему числу и по своей классификации, такую же закономерность, как явления природы…»[313]. Вывод же по результатам расследования и разрешения отдельно взятого уголовного дела может оказаться и, как показывает изучение практики (см. выше), в большинстве случаев оказывается нерепрезентативным, случайным, а представление (частное определение), составленное на его основе, – дилетантским, неделовым и в силу этого – вредным, ибо подрывает доверие к документам, исходящим от следователя (суда).
Одним из необходимых условий успеха в любой профессии является специализация. Творческая, очень сложная и своеобразная работа следователя (своя специфика – в судейском труде) требует специализации. И если мы говорим о желательности специализации следователей и судей по делам об определенных видах преступлений, то тем более необходимо не нарушать специализации по виду работы. Следственная и судебная работа даже по характеру мышления отлична от познания криминогенных факторов, последнее требует значительно большего абстрагирования.
Методы доказывания по уголовному делу тем более отличны от методов устранения обстоятельств, способствовавших совершению преступления, т. е. от деятельности совсем уже не познавательной.
Возложение на следователей (суды) параллельных обязанностей по раскрытию преступлений (разрешению дел), с одной стороны, и выявлению и принятию мер к устранению криминогенных факторов – с другой, способно ухудшить выполнение и той и другой задачи. Не только расследование и рассмотрение дел может пострадать, поскольку часть сил будет отвлечена на выявление криминогенных факторов, но и сами эти факторы не будут выявляться по той же причине.
Инородность выявления причин, породивших преступление, и условий, способствовавших его совершению, и принятия мер к их устранению по отношению к природе уголовного процесса сказалась и на установленной процедуре. Если правильность установления фактов, имеющих уголовно-правовое значение, и справедливость (целесообразность, законность) установленной виновному меры ответственности проверяются до реализации решения многократно, то процедуры процессуальной проверки представлений о принятии мер по устранению причин и условий, способствовавших совершению преступлений, законом не предусмотрено. Не выработала такой процедуры и практика. Правда, массовых расхождений между представлениями следователей и последующими решениями судов не зарегистрировано. Однако объяснения этому, к сожалению, – не в высоком качестве представлений. Скорее, наоборот, тривиальность и неконкретность большинства представлений не вызывают необходимости в их тщательном изучении и сопоставлении. К сожалению, приходится констатировать, что сфера выявления обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, и принятия мер к их устранению характеризуется сегодня большим разрывом между словом и делом.
Впрочем, не без иронии можно сказать: это хорошо, что большинство представлений сегодня плохие. Как только они будут становиться дельными и вследствие этого начнут действительно затрагивать чьи-либо интересы, сразу же – особенно в сегодняшних условиях – проявится несовершенство установленной процедуры.
Следователь СУ УВД Горьковского облисполкома Б. по находящемуся у него в производстве уголовному делу о хищениях в системе школьного питания установил, что условиями, способствовавшими совершению хищений в одной из школ, явилось невыполнение ее директором требований существующих инструкций. Основываясь на ст. 56 Основ уголовного судопроизводства (следователь, установив причины и условия, способствовавшие совершению преступления, вносит в соответствующий государственный орган, общественную организацию или должностному лицу представление о принятии мер по устранению этих причин и условий), Б. направил информацию о выявленных фактах в РК КПСС и отдел народного образования. Дополнительно, поскольку дело происходило в марте 1989 года – в преддверии выборов народных депутатов СССР, а директор школы был зарегистрирован кандидатом в депутаты, следователь направил представление, назвав его «информацией», в соответствующую избирательную комиссию.
По жалобе кандидата руководство следственного управления отозвало информацию (действие, процессуальным законом не предусмотренное), а прокурор своим представлением потребовал наказания следователя. И следователь был наказан.
(К анализу правомерности действий участников этой весьма сложной ситуации надобно будет еще вернуться в другой связи.)
Представления о принятии мер по устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступления, и презумпция невиновности. Направление в ходе предварительного расследования (до вступления в законную силу приговора) представлений о принятии мер по устранению обстоятельств, способствовавших совершению преступления, вступает в противоречие с презумпцией невиновности в ее наиболее популярной (и, замечу в скобках, наиболее декларативной) интерпретации: обвиняемый считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в силу приговором суда. При направлении же представления в период предварительного расследования факты считаются «доказанными» и «установленными» до решения суда. Еще не установлена виновность, а уже установлены ее «причины и условия»!
6. Выводы из только что изложенного
Чтобы больше не возвращаться к вопросу об обязанностях участников уголовного процесса относительно обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, подчеркну: автор вовсе не против того, чтобы в ходе уголовного судопроизводства выявлялись эти обстоятельства. Однако он, безусловно против того, чтобы выполнение данной функции становилось на пути достижения цели уголовного процесса, на пути обеспечения справедливости средствами уголовного судопроизводства. А в сложившихся условиях, когда требования государства и общества заведомо превышают возможности системы уголовной юстиции по их удовлетворению, всякое дополнительное возложение обязанностей на субъектов этой системы усиливает противоречие, только что сформулированное.
Выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, и принятие мер к их устранению – объективно обусловленная потребность общества. А вот требование удовлетворять эту потребность средствами уголовного судопроизводства является субъективным и, как автор пытался показать выше, ошибочным отражением этой потребности.
Представляется, что выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступлений, может вестись средствами уголовного судопроизводства лишь в тех случаях, когда такие обстоятельства по конкретному уголовному делу имеют уголовно-правовое значение и, следовательно, все равно бы познавались. Однако и в этом случае процедура придания выводам субъектов предварительного расследования статуса властного волеизъявления должна быть изменена. Видимо, следователь составленное им представление должен не направлять адресату, а прилагать к уголовному делу. Направить (или не направить) его адресату суд решит по результатам судебного разбирательства.
Во всех же остальных случаях выявление и принятие мер к устранению обстоятельств, способствующих или способствовавших совершению преступлений, должно быть возложено на подразделение, чьи функции и методы предназначены для профилактической деятельности.
Предложения de lege ferenda. Из сказанного вытекают несколько предложений по совершенствованию законодательства:
1) изменить наименование раздела VII Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик. Наименовать его: Представления органов предварительного расследования и частные определения (постановления) суда;
2) отменить ст. 55 Основ уголовного судопроизводства и ст. 21 УПК РСФСР;
3) нынешнюю ст. 56 Основ изложить в следующей редакции:
Представление органа дознания, следователя, прокурора по уголовному делу. В случае, если орган дознания, следователь или прокурор при производстве по уголовному делу выявит обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, он вправе составить аргументированное представление о принятии мер по устранению выявленных обстоятельств.
Орган дознания, следователь и прокурор по материалам предварительного расследования вправе также составить аргументированное представление для того, чтобы отметить похвальное поведение отдельных граждан и коллектив, а также в других случаях, если сочтет это необходимым.
Представление прилагается к обвинительному заключению. Если в ходе судебного заседания факты, на которых основывается представление, найдут подтверждение, суд в срок не более 3 суток с момента вступления приговора (или определения – при производстве по применению принудительных мер медицинского характера) направляет представление тому должностному лицу, коему оно адресовано. Если факты, на которых основывается представление, не найдут своего подтверждения в судебном заседании, суд своим определением возвращает представление лицу, его подписавшему. Суд не вправе возвратить представление ни по каким другим мотивам, кроме указанных.
Не позднее чем в месячный срок после получения представления его адресат обязан сообщить лицу, подписавшему представление, или иному указанному в представлении лицу о принятых по представлению мерах.
В случае неисполнения должностным лицом, коему адресовано представление, без уважительных причин этой обязанности на него может быть наложено денежное взыскание в сумме до 30 руб.
7. Уточнение формулировки цели уголовного процесса. Долго находящийся в эксплуатации корабль обрастает ракушками, другими инородными телами. Для того чтобы вернуть скорость, корабли время от времени очищают от наростов. В такого же рода ремонтной процедуре нуждается сегодня и советский уголовный процесс. Его следует освободить от решения неспецифических для этой отрасли государственной деятельности задач. И это будет первым вкладом в разрешение противоречия между потребностями общества и возможностями уголовной юстиции.
Сформулируем цель уголовного процесса (цель, для достижения которой возбуждается и ведется производство по уголовному делу) в качестве базы для многих последующих рассуждений: изобличение лиц, совершивших преступление, определение меры их вины и назначение им справедливого наказания или иных мер государственного или государственно-общественного воздействия, обеспечивающих в конкретных случаях достижения целей уголовного наказания без назначения наказания.
Полная дефиниция цели уголовного процесса должна была бы включать также «внесение изменений в качественную и количественную характеристику наказания в случаях, когда такие изменения будут способствовать достижению целей наказания». Однако, поскольку всякое определение – инструмент, а в пособии практически не идет речь о стадии исполнения приговора, то относящаяся к ней часть определения опущена.
Более того, для удобства оперирования преобразуем и приведенное определение: цель уголовного процесса – изобличение лица (лиц), совершивших преступление, и определение меры его (их) вины и ответственности.
5. Оптимум уголовно-правовых запретов
Теперь любят создавать новые правила и законы, которых и без того больше, чем надо
…Уголовная юстиция – крайне несовершенное орудие в руках власти, к которому можно прибегать только в тех случаях, когда все другие средства уже исчерпаны
Следующим направлением в разрешении сформулированного противоречия является преобразование системы уголовно-правовых норм. Необходимо, чтобы их количество не превышало пределов, в которых общество имеющимися силами в состоянии обеспечить неотвратимость ответственности.
При том количестве уголовно-правовых запретов, которое имеется в уголовном законодательстве сегодня, неотвратимость ответственности и, следовательно, социальную справедливость обеспечить и невозможно.
Может быть, если бы мы, глядя правде в глаза, прямо сказали, что сегодняшняя практика уголовной юстиции молчаливо исходит из невозможности одинаково обеспечить неотвратимость по всем сформулированным в уголовных кодексах союзных республик запретам, уповая, видимо, на общую превенцию, то был бы решен наконец вопрос о декриминализации целого ряда общественно опасных деяний с тем, чтобы в отношении оставшихся задача обеспечения неотвратимости ответственности стала реальной. «…Печально, конечно, считаться со слабостью, – писал еще в прошлом веке Р. Иеринг, – но, тем не менее, лучше считаться с нею и достигать сносного результата, чем обманываться, рассчитывая на силу, которой нет». Думается, что определенность в понимании того обстоятельства, что ныне в обращении находится существенно больше уголовно-правовых запретов, чем их в состоянии «отоварить» наличная система уголовной юстиции, пресекла бы и случайные по сути, казуистические по форме ежегодные дополнения уголовных кодексов.
С 1 января 1961 г. по 1 января 1985 г. в Уголовном кодексе РСФСР были изменены и дополнены свыше 63 % статей, причем некоторые – по два, три (и более) раза. В Особенную часть Кодекса включено 49 новых статей, или 22 % ко всем действующим[314]. Только за 1987 год в УПК РСФСР было включено семь новых статей, за 4 прошедших месяца 1988 года в тот же Кодекс – пять статей и т. д.
В такой ситуации не худо бы законодателям почаще вспоминать слова Тацита о том, что наибольшее количество законов – в наиболее испорченном государстве. Об этом следует непременно сказать, ибо прошлый опыт рождает обоснованные опасения. Ведь не повлекло за собой ожидавшегося существенного сокращения числа уголовно-правовых запретов принятие Кодекса РСФСР об административных правонарушениях (аналогично – в других союзных республиках). Напротив, как уже было показано, все последние годы идет интенсивное включение в особенные части уголовных кодексов новых статей.
Представляется, что яркой иллюстрацией подпрыгивания над действительностью является введенная в 1963 году ст. 1541 УК РСФСР (Скупка для скармливания или скармливание скоту и птице хлеба и других пищевых продуктов).
Примерами латания ведомственных дыр посредством исцеления все новых и новых уголовно-правовых запретов могут служить следующие статьи УК РСФСР: 1561 (Нарушение правил торговли спиртными напитками); 1562 (Получение незаконного вознаграждения от граждан за выполнение работ, связанных с обслуживанием населения); 1563 (Нарушение правил торговли); 1564 (Незаконный отпуск бензина или других горючесмазочных материалов); ч. 1 ст. 213 (Самовольная без надобности остановка поезда); ст. 2191 (Незаконное обучение каратэ) и ряд других.
Ничем иным, как искусственным стиранием граней между правом и нравственностью, нельзя объяснить появление уголовной ответственности за изготовление или сбыт порнографических предметов (ст. 228); за изготовление или распространение произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости (ст. 2281); за жестокое обращение с животными (ст. 2301).
Со всеми этими отрицательными явлениями в жизни общества, конечно же, надо бороться, однако адекватными – не уголовными средствами.
Статья 2301 внесена в УК РСФСР в марте 1988 года[315]. Принятие подобных норм в период, когда готовится общая реформа уголовного законодательства, представляется автору следствием крайнего субъективизма и свидетельствует о существенных недостатках современного законодательного процесса, отсутствии в нем целевой программы.
Мне, например, очень жаль, что мудрое процедурное правило: всякий, предлагающий дополнение уголовного кодекса, должен делать это, вдев голову в петлю, – не нашло у нас распространения. А если эту же мысль сформулировать строго, то она должна вылиться в требование сопровождать каждый новый предлагаемый уголовно-правовой запрет расчетом необходимых для его проведения в жизнь сил и средств и указанием, где их взять. На первых порах, пока уголовное законодательство не превратится в монолит абсолютно необходимых в существующих условиях уголовно-правовых запретов, вариантом такого расчета-обоснования могли бы быть предложения о замене предлагаемой нормой какой-либо из существующих норм. Возникшие при этом противоречия инициировали бы тщательность и всесторонность обсуждения, уменьшили бы опасность скороспелых решений.
Функциональный недостаток нормы – невозможность обеспечить неотвратимость ответственности за запрещенные ею действия, как правило, обусловлен и пороками содержания нормы. Чаще всего это – следствие отступлений от известного Марксова положения: «Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества»[316]. Нормы с пороками содержания создают трудности в обнаружении и раскрытии соответствующих преступлений, предопределяют необходимость расширения сферы вмешательства в личную жизнь людей. Так, для того чтобы обнаружить факты распространения, демонстрации или хранения кино– и видеофильмов и иных произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости, нужно получать об этом информацию. А значит, одному богу известными способами выявлять лиц, имеющих киноаппаратуру или видеомагнитофоны, поощрять доносительство, подглядывание в замочную скважину. Предложения о декриминализации ряда составов настойчиво стучатся в дверь, о чем пишут многие криминалисты.
Чистка Уголовного кодекса со строжайшим соблюдением принципа экономии уголовной репрессии является сегодня совершенно необходимой. Во всех случаях, когда можно обойтись без установления уголовно-правовой ответственности, надо обходиться без нее.
В частности, конечно же, надо исключить из уголовного законодательства нормы, неотвратимость ответственности по которым заведомо не может быть обеспечена. Старый принцип международного публичного права: блокада законна только тогда, когда государство, ее объявившее, в состоянии ее обеспечить реально, – целесообразен и для внутреннего употребления.
1. Установление временной грани привлечения к ответственности за хозяйственные и должностные преступения
Поток разоблачений в ряде регионов (Узбекская, Казахская, Туркменская ССР, Краснодарский край, Ростовская обл. и др.) и в некоторых ведомствах поставил перед правоохранительной системой воистину гамлетовский вопрос: привлекать ли к уголовной ответственности всех лиц, совершивших во времена застоя хозяйственные и должностные преступления? В. И. Калиниченко, старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР, размышляет: «Если всех арестовывать, кто не только брал, и давал взятки, – ведь так положено по закону, то сколько их будет?! И сколько следователей понадобится?
И вообще реально ли привлечь к ответственности всех?»[317].
Как явствует из изложенного, вне зависимости от того, какой ответ будет на этот вопрос провозглашен, в реалии привлечение к ответственности будет носить выборочный характер, и нет гарантий, что выбираются и будут выбираться для возмездия (?) и искупления вины (?) самые виновные. В реалиях к уголовной ответственности привлекаются те, кого удается привлечь. Сложившееся положение представляется дисфункциональным по отношению к революционным преобразованиям в УСП, да и к процессам перестройки в стране в целом, по двум группам причин.
Во-первых, лица, совершившие в годы застоя относительно массовидные преступления потому, что «так делали все», не совершая преступлений сегодня, тем не менее представляют собой дисфункциональные элементы среды функционирования УСП. Они не желают ему успехов, совершенно логично опасаясь, что эти успехи могут привести к привлечению их самих к уголовной ответственности. В более широком социальном контексте такие опасения не могут не порождать, если не полностью, то по отдельным параметрам, негативного, или, во всяком случае, пассивного отношения к перестройке.
А между тем не исключено, что вовлечение в процессы перестройки сил, которые в годы застоя выражали свою активность в запрещенной деятельности, могло бы дать дополнительные импульсы этим процессам.
Во-вторых, сил, затрачиваемых правоохранительными органами для изобличения и наказания лиц, совершивших преступления в годы застоя, сегодня недостает для охраны перестройки. Кооперативное движение и индивидуальная трудовая деятельность практически беззащитны от проникновения в них преступных структур, от использования этих форм «для отмывания» добытых преступным путем денег, от паразитирования на них посредством рэкета.
Создание специальной службы для борьбы с организованной преступностью в органах внутренних дел также требует дополнительных, причем самой высокой квалификации, работников, других дополнительных сил и средств.
В-третьих, на гребне перестройки переломилось общественное представление о соотношении преступного и непреступного, похвального даже, в хозяйственной деятельности, в отправлении должностных обязанностей, еще в некоторых гранях человеческого поведения. В силу этого обстоятельства выборочное привлечение к уголовной ответственности в наши дни за деяния, имевшие в прошлом в ряде регионов относительно массовидный характер, оказывается нередко несправедливым.
А коли так – целесообразно, по крайней мере, обсудить вопрос о законодательном установлении временной грани привлечения к ответственности за хозяйственные, должностные и некоторые другие категории преступлений, совершенные в годы, которые мы сейчас именуем периодом застоя. Обозначением этой грани должна стать дата на том самом гребне перестройки, где переломилось общественное представление о преступном и дозволенном. В качестве этой даты могло бы быть названо, наверное, 1 января 1984 г. или даже 1 января 1985 г.
Этот своеобразный бессрочный (но не безусловный) мораторий на привлечение к уголовной ответственности не должен действовать, если лицо, о чьей уголовной ответственности идет речь, продолжало совершать преступления после установленной временной грани. Возможно, в качестве условий непривлечения к уголовной ответственности должны быть названы явка с повинной и возмещение ущерба. Впрочем, автор не уверен в целесообразности этих условий, во всяком случае, их абсолютизации. Естественно, освобождение от уголовной ответственности не исключает других правовых способов взыскания неосновательно нажитого.
Аналог такого подхода к решению проблемы автор видит в политических решениях объявления амнистии, но не в связи с юбилеями, на коренных переломах в жизни общества, с целью привлечь на свою сторону или хотя бы нейтрализовать силы, потенциально или даже активно противодействующие перестройке. Взглянем в собственное прошлое. Два сообщения «Известий». 1919 год, май. Первое сообщение из Риги: «Революционным Военным Советом армии Латвии объявлена амнистия всем обвиняющимся или уже осужденным за дезертирство или вооруженное сопротивление Советской власти». Не результат ли такой политики события, о которых повествует сообщение из Вологды: «Среди многочисленных знамен… знамя роты архангельцев, ушедших с белого фронта. «Из окопов белых мы пришли в окопы красных», – было написано на этом знамени»[318].
Сегодня ведь весьма правдоподобно предположить, что события, лихорадящие всю страну, в значительной мере инспирируются лицами, опасающимися ответственности за преступления, совершенные ими в годы застоя. «…За кулисами многих национальных конфликтов в Закавказье, – говорил председатель Комитета особого управления Нагорно-Карабахской автономной области A. И. Вольский, – стоят коррумпированные силы… Суть вопроса еще и в том, что наряду со второй, «теневой экономикой» в Азербайджане, в Армении, да и в Грузии сформировалась и «вторая власть», выражающая и обслуживающая интересы коррумпированных слоев».
B. И. Калиниченко (см. выше) на вопрос о движущих силах волнений в Алма-Ате после смещения Д. А. Кунаева с поста первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, ответил: «Это не было стихией. Да, вечером к толпе стали присоединяться пьяницы, наркоманы, преступные элементы (ситуация, кстати, вспоминавшаяся мне потом в Сумгаите). Но основную-то массу составляли студенты. И это не случайно. Годами люди из коррумпированных кругов пристраивали своих детей в вузы. Цены взяток при поступлении были взвинчены до десятков тысяч! Не случайно, когда потом комиссия проверяла один из факультетов КазГУ, оказалось, что только единицы из студентов сумели написать диктант для девятого класса на четверку. Остальные сделали столько ошибок, что и подсчитывать их количество стыдно. Через казахские вузы проходили тысячами дети коррумпированных чиновников, которых впоследствии ожидали «теплые» места. Поэтому в вузах училась определенная прослойка населения, и им (так же как и их родителям) было что терять».
Не способствовала ли бы реализация предложения об установлении временной грани привлечения к ответственности за хозяйственные и должностные преступления (в сочетании, конечно, с другими мероприятиями) расслоению этих сил?
Безусловно, отказ от привлечения к уголовной ответственности за совершение большого массива преступлении (если бы он не был большим, не было бы смысла и огород городить) есть отступление от принципа неотвратимости ответственности. Конечно, лучше было бы каждое преступление расследовать, всех виновных изобличить и в зависимости от конкретных обстоятельств дела и характеристики личности решить вопрос о наказании, в том числе и об освобождении от наказания. Конечно, лучше. В сложившейся сегодня ситуации раскрыть не только все, но даже и большинство хозяйственных и должностных преступлений, совершенных в годы застоя, невозможно. Так что неотвратимость ответственности не обеспечивается в обоих случаях. Зато если будет принято предложение о бессрочном моратории, то исключается риск случайного выпадения несчастливого жребия.
2. Совершенствование процесса законодательствования в области УСП
Вернемся к рассмотрению вопросов о цели уголовного процесса. Одной из гарантий избавления от случаев волюнтаристского и дилетантского законодательствования могло бы стать лишение Президиумов Верховных Советов права издания уголовных и уголовно-процессуальных нормативных актов. Изменения и дополнения УК (УПК) и Основ уголовного законодательства (судопроизводства) должны стать исключительной прерогативой сессий соответствующих Верховных Советов.
В аппаратах Президиумов, видимо, прижились стереотипы облегченного отношения к законодательствованию. Там подчас с легкостью штампуют «выдумки» ведомств, в том числе и правоохранительных. В этой связи нельзя не напомнить предостережения классиков марксизма. Законодатель «…не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует… Мы должны были бы бросить упрек законодателю в безграничном произволе, если бы он подменил сущность дела своими выдумками»[319].
Правда, сегодня законодательный процесс и в Верховных Советах тоже оставляет желать лучшего. Случается, что законопроекты, подготовленные дилетантами или страдающие ведомственной однобокостью[320], без анализа штампуются равнодушными, не вникающими в их суть депутатами. Однако установка XIX партийной конференции на формирование социалистического правового государства позволяет надеяться на позитивные сдвиги в нормотворчестве в недалеком будущем. Во всяком случае, ход Съездов народных депутатов СССР и сессий Верховного Совета СССР позволяет сделать вывод, что у значительной части народных депутатов появляется весьма заинтересованное внимание к законопроектам.
3. Первый опыт законодательствования в сфере уголовного судопроизводства нового Верховного Совета СССР. Закон о статусе судей в СССР. Народный депутат СССР Федор Бурлацкий, отвечая на вопросы журналистов, в преддверии Съезда народных депутатов СССР писал: «Сейчас главное – перенести подготовку проектов Законов в комиссии Верховного Совета СССР. Опыт перестройки показал все недостатки и слабости ведомственного принципа подготовки проектов законов. Многие законы напоминали и по объему, и по склонности к формированию общих принципов либо политические решения, либо ведомственные инструкции, но не нормы права, которые четко определяют характер поведения, конкретные обязанности и санкции за их невыполнение. Кроме того, ведомства больше учитывают специфические интересы только одной сферы деятельности, а не общенациональные интересы.
Парламент станет парламентом только тогда, когда законы будут формулировать, писать депутаты, привлекая, разумеется, к этой работе ученых, представителей ведомств, общественных организаций». Все в этих словах верно.
Но вот 4 августа 1989 г. Верховный Совет СССР принимает Закон «О статусе судей в СССР». Он страдает, с нашей точки зрения, всеми теми недостатками, о которых говорил публицист, и еще некоторыми другими. Он малоинформативен (именно как закон, а не как газетная статья), он ведомствен по направленности своей, наконец, он содержит формулировки, буквальное исполнение которых невозможно.
1. Почему я говорю, что закон малоинформативен. Во-первых, он напоминает оглавление к несуществующему сборнику: из двадцати одной его статьи одиннадцать содержат отсылки к непоименованному конкретно «законодательству Союза ССР и законодательству союзных республик». В семи случаях из одиннадцати того законодательства еще не существует. Оно должно быть создано в соответствии со ст. 2 постановления Верховного Совета СССР о порядке введения данного закона в действие. Во-вторых, анализируемый акт мало информативен как закон, поскольку многие его формулировки представляют собой не правила поведения, а благие пожелания, в которых ряду провозглашаемых прав не коррелируют ничьи обязанности и которые не защищены санкциями за неисполнение. Это особенно характерно для многих формулировок раздела IV закона: «Права и обязанности судей и народных заседателей»[321]. Не снабжен санкцией п. 3 ст. 12, обязывающий различных участников процесса выполнять требования и распоряжения судей. Здесь же вместо указания срока исполнения употреблен неопределенный термин «своевременно».
2. Закон носит на себе печать разработки его в недрах ведомства. Это выражается, прежде всего в подходах к разрешению конфликтных вопросов. В стремлении уберечь судейскую деятельность от социального контроля авторы проекта сформулировали п. 3 ст. 5 Закона так, что он не только противоречит общему условию гласности судебного разбирательства, но и попросту не выдержан как в правовом, так и в семантическом отношении. Так и хочется повторить: есть мысли, единственное спасение которых в неясности выражения (подробнее см. ниже). Опасность ведомственности продолжает сохраняться, поскольку в качестве исполнителей всех семи коррелирующих с Законом актов названы Верховный Суд СССР и Министерство юстиции СССР.
Ну почему бы не предусмотреть составление альтернативных проектов другими субъектами?
3. Наконец, некоторые формулировки закона попросту невозможны для буквального исполнения. Возьмем п. 3 ст. 9. В нем сказано, в частности, что кандидаты в судьи Верховных Судов союзных республик представляются в порядке, установленном законодательством союзных республик с учетом мнения (одного, значит, мнения. – В. Т.) Верховного Суда СССР и Министерства юстиции СССР. А если Верховный Суд и Минюст не придут к единому мнению – чье учитывать? И вообще, что значит «с учетом мнения»: право вето или предложение кандидатур? В случае конфликта такая формулировка заводит в тупик.
Часть 3 п. 2 ст. 12 Закона устанавливает право судьи запрашивать информацию от государственных и общественных органов, научных учреждений и информационных центров. Очевидна нехватка указания на характер информации, которую судья может запрашивать, особенно в случае зависимости ее от режима секретности. По крайней мере, в двух случаях (один уже упомянут, другой – это п. 2 ст. 6) формулировки анализируемого Закона вступают в противоречие с действующим республиканским уголовно-процессуальным законодательством, не оговаривая необходимости внести в него изменения (подробнее см. ниже).
И все же Закон принят. И народный депутат Ф. Бурлацкий, член Верховного Совета СССР, тоже голосовал за него. Можно объяснить это. Однако для нужд книги достаточно пока следующей констатации: законодательный процесс все еще несовершенен.
6. Дифференциация форм уголовного судопроизводства
Общие соображения. Как не бывает двух абсолютно одинаковых преступлений, так не бывает и двух совершенно одинаковых путей к достижению цели уголовного процесса по двум уголовным делам. Это на уровне единичного. Естественно, правовое регулирование не может быть индивидуальным для каждого уголовного дела. Однако на уровне особенного – выделенных по различным критериям групп уголовных дел – дифференциация правового регулирования не только возможна, но и проведена в действующем законодательстве:
производство по делам несовершеннолетних, специфицированное с целью усилить гарантии соблюдения законных интересов этой категории обвиняемых;
производство по применению принудительных мер медицинского характера, выделенное по признаку применяемых мер уголовно-правового воздействия, но имеющие своим содержанием изменение процессуальной формы в зависимости от особенностей личности;
дела частного обвинения, выделенные по критерию уменьшенной общественной опасности некоторых предусмотренных УК деяний; особенности их процессуального регулирования призваны, с одной стороны, упростить процедуру (за счет отсутствия по ним одной из стадий процесса – предварительного расследования), а с другой – дать дополнительные процессуальные выходы активности потерпевших.
Допустима, следовательно, и дифференциация форм головного судопроизводства, имеющая своей единственной или, по крайней мере, основной целью увеличенине производительности труда участников уголовного процесса. Следствием такой дифференциации явилось ведение протокольной формы досудебной подготовки материалов.
1. Некоторые проблемы возбуждения уголовного дела. Отбор заявок на обслуживание
Давайте посмотрим проблемную ситуацию, породившую в стадии возбуждения уголовного дела широкое и хроническое нарушение законности. Речь идет о требовании к субъектам уголовно-процессуальной деятельности, записанном в ст. 109 УПК РСФСР: принимать заявления и сообщения о любом совершенном или подготавливаемом преступлении и принимать по ним решение в срок не более трех, а в исключительных случаях – не более десяти суток.
Служебные документы и данные социологических исследований с очевидностью свидетельствуют: здесь – болевая точка. Именно здесь существенная часть заявок и сообщений о преступлениях правоохранительной системой отторгается. Именно здесь, по данным В. М. Когана, 76 % опрошенных сотрудников уголого розыска считают, что из 100 шансов у гражданина то, что поданное в милицию заявление о карманной краже получит законный ход, имеется лишь 50. Подчеркнем, что практически не было периода в жизни страны, когда прием заявлений и иных поводов к возбуждению уголовного дела осуществлялся бы в полном соответствии с текстом закона. Изменилась лишь степень отступления от него и способы укрытия заявлений от регистрации. Фильтровали меньше (это, как правило, совпадало с приходом нового руководства), фильтровали больше; фильтровали с оглядкой, отказывали в регистрации без оглядки – происходило это, повторяем, всегда, да и сейчас происходит. Сложившаяся тенденция уже широко внедрилась в профессиональное и общее правосознание. Это приводит к тому, что пострадавшие от преступлений зачастую либо не заявляют о них, либо легко смиряются с тем, что их сигналам не дают законного хода.
Если отступление от закона приобретает всеобщий характер, то причины его следует искать не только в злой воле исполнителя. Нарушение закона в части приема и обработки заявлений и сообщений, всех иных поводов к возбуждению уголовного дела сегодня неизбежно – вследствие того, что число нарушений уголовно-правовых запретов в стране и, следовательно, число потенциальных заявок на обслуживание существенно превышает возможности правоохранительной системы обработки этих заявок в соответствии с действующим процессуальным законом. Отбор заявок для исполнения становится неизбежным. А поскольку такой отбор осуществляется вопреки закону, то и критерии его не соответствуют закону. Там, где у исполнителя есть возможность выбрать, он отберет заявку не о наиболее опасном преступлении, а о наиболее легко раскрываемом.
Внимание: еще одна опасность. И в этой возможности – еще одно направление, по которому могут быть нарушены и нарушаются требования справедливости в уголовном судопроизводстве. «…По действительно малозначительным фактам, – писали прокуроры Управления по надзору за следствием и дознанием в органах внутренних дел Прокуратуры Союза ССР М. Бурмистров и С. Замошкин, – в конце отчетных периодов активно возбуждаются уголовные дела. Без этого вполне можно было бы обойтись с учетом личности виновного и небольшой общественной опасности случившегося». Но… «лишние дела влияют на показатели раскрываемости». Это, к сожалению, верно.
2. Целесообразность установления порога значимости заявок на обслуживание
Печально, конечно, исходя из слабости, но лучше исходить из слабости, чем уповать на силу, которой нет. Для того чтобы преградить путь стихийному отбору заявок на обслуживание, нужно предоставить возможность отбора по критериям, предусмотренным законом. Установить в законе критерии значительности ущерба, вины потерпевшего, сочетания их. Нет, речь идет не об отказе в правосудии. Автор мыслит, что производство по определенным категориям заявок (оказавшимся ниже установленных критериев) должно вестись, но вестись иными, чем предусмотрено действующим процессуальным законом, способами. Сведения, имеющиеся в нижепороговых заявках, должны складываться в информационные банки, однако на сами заявки не должны распространяться сроки возбуждения уголовного дела, производство по ним должно осуществляться розыскными мерами. Автор отдает себе отчет в том, что такой порядок обречет часть заявок на удовлетворение. Но громадная часть заявок и сейчас удовлетворяется. А вносимое предложение позволит формировать эту часть в соответствии с правоохранительной политикой государства, без подталкивания функционеров правоохранительной системы к отступлениям от принципа законности и, следовательно, без нравственного урона для них.
Шведский опыт. Укажем для сравнения на шведский опыт. «…Полиция уполномочена воздержаться от сообщения прокурору о малозначительных преступлениях:
а) если максимальной мерой наказания за преступление является штраф, а преступление совершено по неосторожности. В таких случаях полицейский чиновник может прекратить дело или просто предостеречь правонарушителя;
б) если речь идет о магазинной краже и аналогичном виде мелкой кражи… и стоимость похищенного менее 20 крон, полицейский чиновник может сделать правонарушителю замечание.
В свою очередь прокуратура, по шведскому Процессуальному кодексу, может отказаться от возбуждения в суде по целому ряду оснований. В частности, «если правонарушитель совершил несколько различных правонарушений, прокурор может прекратить те дела, которые являются малозначительными и не повлияют на наложение наказания за преступления, дела о которых переданы в суд»[322].
Японский опыт.
Среди всех конституций мира конституция Японии 1946 года содержит наибольшее число норм, касающихся уголовного процесса
Японский уголовно-процессуальный кодекс также предоставляет прокурору полномочия «не возбуждать обвинение, если нет необходимости в привлечении к уголовной ответственности, исходя из характеристики, возраста и условий нахождения преступника, степени тяжести преступления и обстоятельств его совершения, а также обстоятельств, сложившихся после совершения преступления»[323].
3. Дела общественно-публичного обвинения
Почему закон становится между людьми, если его не просят?
Решению двуединой задачи отбора заявок на обслуживание и повышение социальной активности населения способствовало бы, на взгляд автора, конструирование института дел общественно-публичного обвинения, т. е. дел, возбуждаемых не иначе как по жалобам трудовых коллективов или администрации предприятий, коим причинен ущерб. В условиях полного хозрасчета и заинтересованности коллективов в результатах хозяйственной деятельности предприятий можно было бы доверить им и администрации выбор способа реагирования на причиненный им ущерб. К этой категории можно было бы отнести довольно широкий круг составов: ч. 1 ст. 92, ст. 94, ч. 1 ст. 98, ст. 991 (если она сохранится в новом законодательстве), ст. 100, 155, 1564 ч. 1 ст. 170, ч. 1 ст. 171, ст. 172, 175, 2112 и некоторые другие. В предварительном расследовании (иной форме досудебной подготовки материалов) и судебном разбирательстве таких дел установить обязательное участие представителя заявителя с процессуальным статусом, аналогичным положению гражданского истца в уголовном процессе. Видимо, целесообразно будет для заявлений такого типа установить определенный минимум информационных приложений: акт о недостаче, акт ревизии, документы, обосновывающие выводы ревизии, а также докладные и объяснительные записки.
Возможно, было бы целесообразно расширить круг дел частно-публичного, а может быть, и частного обвинения. Заметим, что в нашем уголовном судопроизводстве многие годы происходили процессы изоморфные, сходные с процессами огосударствления кооперативной ценности. Такова, в частности, судьба дел частного обвинения. В 1925 году, к примеру, они составляли в среднем по стране до 40 % от числа всех уголовных дел, рассматривавшихся в народных судах. Сегодня таких дел – единицы.
Правда, начиная с 1987 года в ряде регионов число дел частного обвинения стало расти. Причины этой тенденциии нуждаются в осмыслении. Одна из них выражает внутренние процессы в правоохранительных органах: за счет преобразования ст. 206 УК РСФСР в ст. 112 улучшились учетные показатели в регионе. Другая, хочется надеяться, связана с определенной, но еще очень незначительной переменой в общественном настроении по отношению к обращениям в суд за защитой своих прав.
4. Усиление социального контроля в стадии возбуждения уголовного дела
Второе направление укрепления законности при приеме заявлений и сообщений (и других поводов к возбуждению уголовного дела) – это усиление реального контроля в этой стадии процесса. Теоретически очень высоко оценивается вручение заявителям талонов-уведомлений. Таким образом, к прокурорскому надзору и ведомственному контролю присоединится контроль со стороны заинтересованных лиц. Вручение талонов-уведомлений приживается, однако, с большим трудом. Уже слышны голоса, что их нужно отменить. В этом нет ничего удивительного: контроль со стороны заинтересованных лиц входит в противоречие с интересами функционеров системы, не сумевших подняться над собственными и ведомственными предпочтениями. Именно поэтому для исправления положения необходимо вмешательство метасистемы. Проявлением такого вмешательства были в не очень далекие годы попытки воздействовать на входы правоохранительной системы путем установления в дежурных частях органов внутренних дел дежурств депутатов местных Советов.
Новшество не привилось, полагаю – тоже в связи с противодействием функционеров правоохранительной системы и отсутствием заинтересованности депутатов. Не оказалось также субъекта, последовательно инициировавшего бы внедрение, поддержание и эффективное функционирование данного института.
Наверное, сегодня, в условиях возрастания гласности и скачкообразного повышения роли общественного контроля за деятельностью власти и ее специализированных служб, было бы целесообразно соединить институт талонов-уведомлений с депутатским контролем за деятельностью по приему и регистрации заявлений и сообщений о преступлениях.
Депутатские комиссии по социалистической законности, правам человека и контролю за деятельностью органов МВД и КГБ.
Рассматривая вопрос о депутатском контроле за правоохранительной деятельностью более широко, надо, видимо, поддержать прозвучавшее в печати предложение «иметь в Советах, вплоть до Верховного, постоянно действующие комиссии по социалистической законности, правам человека и контролю за деятельностью органов МВД»[324]. Добавим только, что нелогично ограничивать сферу депутатского контроля лишь органами внутренних дел. В таком же контроле нуждаются и органы государственной безопасности.
Такие комиссии на уровне местных Советов могли бы стать тем недостающим сегодня субъектом, который последовательно инициировал бы внедрение, поддержание и функционирование различных институтов контроля и, в частности, контроля за приемом в правоохранительных органах заявок на обслуживание, об органических пороках которого шла речь выше.
Создание специальной службы регистрации преступлений. В литературе высказывались предложения (С. Е. Вицин) о создании специальной службы регистрации преступлений. Возможно, было бы целесообразно проверить экспериментально в одной из союзных республик идею создания такой службы под эгидой Госкомстата СССР и названных выше комиссий.
5. Дифференциация досудебной подготовки материалов (как неотъемлемая составная часть дифференциации уголовного судопроизводства)
Разным категориям преступлений – разные (адекватные им) процедуры. Никому, вероятно, не придет в голову изготовлять телевизор и батон по одной технологии. А вот в уголовном судопроизводстве и для карманного вора, взятого с поличным, и для председателя колхоза, обвиняемого в должностном преступлении, процедура одна. Может быть, поэтому карманникам и везет больше, чем председателям?
В литературе (например, П. Ф. Пашкевич, Р. Д. Ракш) назывались разные основания (вид преступления, степень очевидности события) и разные степени дифференциации. Для нас в данном случае это не принципиально. Важно другое: сегодня дифференциация форм досудебной подготовки материалов является необходимым условием разрешения сложившейся проблемной ситуации.
В 1985 году, несмотря на сильное противодействие, существенно расширено применение протокольной формы досудебной подготовки материалов. Практика ее применения дает определенные основания для оптимистических выводов. Думается, что сфера применения протокольной формы уже сейчас может быть расширена. Наконец, почему дифференциация должна остановиться на протокольной форме? Возможно, по делам о некоторых категориях преступлений основанием для рассмотрения дела в суде могли бы стать материалы, подготовленные ведомствами.
6. Дифференциация производства в суде
Перспективно, в частности, на первых порах в качестве экспертизы установить единоличное рассмотрение судьей дел ряда категорий.
Отметим для сравнения, что в Швеции преступления, караемые только штрафом, могут рассматриваться единично судьей. Такие дела в процентах от общего числа уголовных дел, рассмотренных окружными судами, составляли в 70-х годах от 15 до 20 % (по данным А. Нельсона).
Резолюция XIX Всесоюзной конференции КПСС «О новой реформе» содержит следующую формулировку: «В целях повышения объективности правосудия, роли ответственности народных заседателей, целесообразно пойти на увеличение их числа при рассмотрении в суде наиболее сложных дел»[325]. (Эта формулировка отражала мнение группы ученых.)
Новшество не привилось, полагаю – тоже в связи с противодействием функционеров правоохранительной системы и отсутствием заинтересованности депутатов. Не оказалось также субъекта, последовательно инициировавшего бы внедрение, поддержание и эффективное функционирование данного института.
Наверное, сегодня, в условиях возрастания гласности и скачкообразного повышения роли общественного контроля за деятельностью власти и ее специализированных служб, было бы целесообразно соединить институт талонов-уведомлений с депутатским контролем за деятельностью по приему и регистрации заявлений и сообщений о преступлениях.
Принятые Верховным Советом СССР 13 ноября 1989 г. Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве предусматривают (ст. 11), что в порядке, установленном законодательством союзных республик, по делам о преступлениях, за совершение которых законом предусмотрена смертная казнь либо лишение свободы на срок свыше 10 лет, вопрос о виновности подсудимого может решаться судом присяжных (расширенной коллегией народных заседателей).
Состав суда в Японии. Для того чтобы читатель имел возможность сравнивать, сообщим: в Японии народный элемент в составе суда вообще отсутствует. Судьи там, в том числе и действующие в составе коллегии, исключительно профессионалы.
В 1923 году суды присяжных в Японии были учреждены. Однако они не прижились. Оказалось, что 99 % лиц, имевших право на рассмотрение их дела с участием присяжных, отказывались воспользоваться им, поскольку было установлено правило, что приговоры этих судов, в том числе и обвинительные, обжалованию не подлежат. В связи с этим послевоенное законодательство присяжных уже не упоминает.
К слову, прежде чем Англия стала классической страной суда присяжных, ее власти для замены судопроизводства по методу «частное обвинение в учинении фелонии» (тяжкого преступления) судом присяжных прибегали к варварской процедуре принуждения обвиняемого к согласию на суд присяжных. Ему на грудь клали тяжелые железные брусья и давили на них, пока он не давал согласия или не умирал. Эта процедура, именовавшаяся как «казнь сильная и жестокая», обычно приводила к тому, что у обвиняемых вырывали согласие. Однако часть из них скорее готова была умереть, чем предать себя присяжным. В результате обвиняемые умирали, но вместе с ними умирало и обвинение в фелонии, так что их собственность не подвергалась конфискации.
Из сравнительного правоведения. В Англии – две формы уголовного судопроизводства. В разные времена в английских судах применялось три метода преследования обвиняемых. Каждый из них имел свою особую форму судопроизводства. Один из них – «частное обвинение в учинении фелонии» – с XV века почти не применялся, а в 1819 году ликвидирован окончательно. Два других – суд по обвинительному акту (суд присяжных) и сумммарное производство. В наши дни именно этим последним методом рассматривается в Англии подавляющее большинство дел о преступлениях.
Напомню, что суммарное производство (от англ. штагу – краткий, сжатый, скорый, ускоренный) явится упрощенным (прилагательное, вызывающее явно неадекватную реакцию у некоторых наших процессуалистов) не только в связи с отсутствием присяжных, но и по другим особенностям процедуры.
Полезно вспомнить о дежурных камерах народного суда. Такой порядок разрешения уголовных дел был предусмотрен главой 26 («Особые производства») УПК РСФСР 1923 года:
«В дежурные камеры направляются все те дела о задержанных обвиняемых, которые, по мнению органов, произведших задержание, не требуют особого расследования или по которым обвиняемые признали себя виновными. Одновременно с делом должны быть доставлены в дежурную камеру обвиняемый и вещественные по делу доказательства, а также, по возможности, свидетели.
Примечание. Назначение защитника по делам, рассматриваемым в дежурных камерах, не обязательно» (ст. 361);
«Народный суд вправе принять дело к… рассмотрено в дежурной камере лишь в том случае, если им признано будет, что дело вполне выяснено» (ст. 362);
«Народный суд, признав немедленное рассмотрение дела в дежурной камере невозможным, выносит определение о направлении дела для дополнительного расследования и для рассмотрения в общем порядке. При этом народный суд должен рассмотреть вопрос о мере пресечения в отношении подсудимого» (ст. 363);
«Если при рассмотрении дела в дежурной камере подсудимый укажет, в опровержение предъявленного ему обвинения, на доказательства, которые не представляется возможным рассмотреть в том же заседании, слушание дела прерывается и дело должно быть передано для рассмотрения в общем порядке, при этом народный суд должен рассмотреть вопрос о мере пресечения в отношении подсудимого» (ст. 364);
«Рассмотрение дел в дежурных камерах производится по правилам, установленным для производства в народном суде. Определение и приговоры народного суда, постановленные в дежурных камерах, могут быть обжалованы в общем порядке в губернский суд» (ст. 365).
Дежурные камеры не получили широкого распространения. Причины этого, как представляется, вовсе не в изначальной ущербности этого института, в ущемлении им законных интересов подсудимого. Производство в дежурных камерах требовало высокого уровня профессионализма как судей, так и органов дознания, равно как и высокой степени организации взаимодействия между ними. Ничего этого достигнуть не удалось, институт не прижился.
Может, к какой-либо из его модификаций следует вернуться на новом уровне уголовного судопроизводства?.. Этот новый уровень мог бы знаменоваться, в частности, обязательным участием защитника.
7. Рационализация процедур уголовного судопроизводства
…Особые правовые пути отыскания истины в процессе уместны и необходимы настолько лишь, насколько они вытекают из особенностей процессуальных отношений; они призваны не заменять, а лишь дополнять. Между тем влияние исторических наслоений; сумма условных правил и обрядов, существующих в процессе, иногда превышают действенную в них необходимость
Интродукция. Принятие мер к сокращению числа заявок на обслуживание и сокращение требуемого объема познания по каждой из них, принятой к производству, не могут полностью снять основное противоречие современного уголовного процесса. Одновременно просто необходимы меры к увеличению производительности труда лиц, ведущих дознание, следователей, прокуроров, судей, а также секретарей судебных заседаний, судебных исполнителей и экспертов.
Ведь нынче из всех отраслей производства в государстве наиболее низкая производительность труда – при производстве предварительного расследования и судебного разбирательства.
Конечно, не следует вульгаризировать, полностью уподобляя труд следователя и судьи труду слесаря или хлебопека, однако и китайской стены между ними возводить не следует. Между всеми видами человеческого труда, как мне представляется, есть, по крайней мере, одно общее: труд должен быть максимально эффективен.
В уголовном судопроизводстве к основным направлениям увеличения производительности труда следует отнести:
1) несовершение действий, без которых можно обойтись;
2) увеличение отдачи от тех действий, которые производятся;
3) последовательное освобождение работников высокой квалификации от совершения действий, которые могут быть выполнены работниками более низкой квалификации;
4) последовательная замена «универсалов» при производстве следственных и судебных действий специалистами.
1. Несовершение действий, без которых можно обойтись
Проблема эта возникает потому, что сегодня в уголовном судопроизводстве сотнями тысяч совершаются действия, которые не продвигают ни на шаг уголовное дело к достижению цели уголовного процесса. И хотя они и совершаются под «флагом» охраны прав личностей, вовлекаемых в сферу уголовного судопроизводства, на деле… законные интересы личностей (и государства!) ущемляют. К примеру, свидетелю вместо одного раза приходится являться в правоохранительные органы и два, и три, и четыре. А по отдельным делам я насчитывал и шесть, и восемь вызовов. И если каждый из таких вызовов приходится на рабочее время, то бухгалтерия по месту работы начисляет свидетелю средний заработок. Цифры затрат в целом по стране получаются очень впечатляющими.
В юридической науке традиционен взгляд свысока на затратный механизм уголовной юстиции. Некоторые из моих коллег любят цитировать: дешевое правосудие дорого обходится. Это верно… если верно понимать.
Никто ведь не освобождал юристов от обязанности считать государственные деньги. И даже если это не делается (а это действительно во множестве случаев не делается), то – выше головы не прыгнешь – никакие самые эффективные предложения не будут реализованы, если они не уложатся в рамки бюджетных или иных ассигнований.
Впрочем, конечно, экономическая сторона вопроса вторична.
Первично – обеспечение уголовным судопроизводством справедливости. Предложений, направленных на рационализацию уголовного процесса, советская правовая наука знает достаточно. К ним относятся: допущение производства экспертизы и некоторых других следственных действий в стадии возбуждения уголовного дела, распространение института производства, следственных действий по приостановленным уголовным делам, известного ряду республиканских кодексов, на все остальные союзные республики, в первую очередь РСФСР, совершенствование норм, регламентирующих применение научно-технических средств, и др.
В нашу задачу не входит перечисление и тем более оценка всех предложений о рационализации. Мы лишь хотим указать на объективную необходимость такого направления совершенствования уголовного судопроизводства как одного из направлений общественно полезной деятельности. Важно подчеркнуть также, что имеющее место сегодня априорное блокирование многих, если не всех, предложений такого типа под флагом защиты демократизма процесса влечет за собой не только бесхозяйственное растранжиривание общественно полезного времени (причем не только работниками правоохранительных органов), но и нарушение социалистической законности. Мы не станем приводить в подтверждение этой мысли достаточно популярную, известную каждому специалисту ситуацию с запретом производства экспертизы в стадии возбуждения уголовного дела. Возьмем для анализа ситуацию значительно, более сложную, но зато и более перспективную, сулящую в случае своего разрешения существенную экономию общественно полезного времени в уголовном судопроизводстве.
Известно (доказано многими исследованиями, в том числе и проведенными автором), что отрицательное влияние на активность свидетелей оказывают большие затраты ими времени в связи с участием в уголовном судопроизводстве. В то же время, несмотря на отсутствие законодательного запрета, вряд ли найдется в наше время следователь, который включит в список лиц, подлежащих вызову в зал судебного заседания, без вызова к себе на допрос лицо, у которого в стадии возбуждения уголовного дела отобрано подробнейшее объяснение. Между тем для суда источник доказательств ведь не протокол допроса свидетеля, а его показания в суде. Не будем далеко ходить за примером – возьмем первый попавшийся под руку источник судебной практики. Президиум Астраханского областного суда отменил приговор и кассационное определение по делу А., так как суд первой инстанции вопреки требованиям ст. 286 УПК РСФСР огласил показания свидетеля и потерпевших, данные ими на предварительном следствии, и на этой основе вынес обвинительный приговор.
Ситуация становится совсем пикантной, если учесть, что тех требований, которые ст. 286 УПК предусматривает для возможности оглашения в суде показаний, данных на предварительном расследовании, закон не формулирует для оглашения такого источника доказательств, как документ, каковым, согласно ст. 88 УПК, является объяснение.
Но если все столь очевидно, если в самом деле значительная часть времени следователей и вызываемых ими лиц уходит впустую, то почему такое нелепое положение до сих пор сохраняется?
Пожалуй, ответ на этот вопрос есть. В течение многих лет это явление было вполне нормальным, целесообразным. В 20, 30, 40-е, да, пожалуй, и в 50-е годы общая культура, попросту говоря, грамотность сотрудников органов дознания, которые в основном и составляли объяснения, была довольно низка. Многие из составленных ими объяснений подшивать в уголовные дела было просто нельзя.
Но начиная с конца 50-х годов образовательный уровень сотрудников органов внутренних дел стал резко повышаться. Достаточно сказать, что сегодня он существенно выше, чем у населения страны в среднем. Составленные оперативными уполномоченными и участковыми инспекторами объяснения по своему качеству равны протоколам допросов, однако содержание объяснений продолжает переписываться в протоколы допросов, вызывая в качестве неизбежного последствия только в масштабах области тысячи ненужных вызовов граждан.
Проявляется и еще одно неизбежное последствие: поскольку объяснения постепенно превращаются в какие-то полудокументы, бумажки-однодневки, то и отношение составителей к их изготовлению становится небрежнее.
Для того чтобы прекратить эту обременительную для граждан, правоохранительных органов и государственного кармана и ничего дополнительного для достижения истины по делу не дающую практику переливания из пустого в порожнее, нужны чьи-то начальные действия.
Автор разговаривает с руководителем одного из областных правоохранительных ведомств. Этот опытный и мыслящий юрист разделяет вышесказанные соображения.
– Так дайте указания своим подчиненным!
– Предположим, – говорит он, – наши следователи перестанут передопрашивать лиц, чьи объяснения не вызывают сомнений. Это немедленно вызовет негативную реакцию со стороны всех остальных правоохранительных ведомств, причем не только в масштабе области. И я не уверен, что нам удастся выдержать давление.
Но ведь кто-то должен начать… Будь моя воля, я с завтрашнего дня запретил бы вызывать на допросы людей, которые уже вызывались для дачи объяснений в отношении тех же фактов. Тем более, что для этого не нужно менять закон.
Однако научный работник не вправе давать указания. Его удел – рекомендации. А судьба рекомендаций зависит не только от их правильности, но и от соответствия интересам той или иной группы лиц. Если, несмотря на очевидную бессмысленность переписывания содержания объяснений в бланки протоколов допросов оно все равно происходит, значит, это кому-то выгодно.
Кому это выгодно?
Я могу только высказать предположение. Это выгодно той части лиц, оказавшихся в условиях дефицита трудовых ресурсов в стране на должностях следователей, которые собственно следственную, трудную творческую работу по раскрытию преступлений выполнять не могут. Это не их вина, это беда. Но беда не только их – беда общая. Беда всех тех, кто оказался в положении потерпевшего, подозреваемого, обвиняемого и даже… свидетеля.
Это выгодно определенной части начальников над следователями: руководить чиновниками-переписчиками куда легче, чем действительно следователями, понимающими государственную значимость своей работы и вследствие этого проявляющими строптивость.
Закон конструирует фигуру следователя как процессуально самостоятельную. Предварительное следствие ведет не следственный аппарат, а следователь. Следователь – орган предварительного следствия. А ведомственная практика времени застоя последовательно низводила его до положения чиновника, винтика в иерархической системе. В соответствии с этим и подбирались кадры.
2. Нелогичные процедуры порождают нарушения
Установление нелогичных, искусственных процедур помимо негативных последствий, уже указанных выше, провоцирует нарушение закона.
В ходе доверительного интервьюирования сотрудников органов внутренних дел автору удалось выяснить, что в ряде регионов оперативные уполномоченные по просьбе следователей в стадии возбуждения уголовного дела отбирают объяснения на бланках протоколов допросов и без обозначения даты. Если уголовное дело не возбуждается, эти объяснения объяснениями и остаются: один жирный штрих – и протокол допроса превращается в протокол опроса. Если же уголовное дело возбуждается, то – несколько косметических пассов – и появляется протокол допроса.
Фальсификация? Конечно. Однако сложность ее изжития заключается в том, что такая операция выгодна всем ее участникам. Оперуполномоченному она выгодна потому, что приближает его материал к реализации и тем самым улучшает его учетные показатели. Следователю не приходится самому выезжать подчас в весьма отдаленные места или ждать, явятся или не явятся к нему вызванные оттуда люди. (Замечу в скобках, что процент не являющихся по вызовам весьма высок.) Наконец, фальсификация, о которой он может догадываться, выгодна и гражданину: ему не приходится отрываться от своих занятий дважды, чтобы сообщить одно и то же.
Очень уж часто забывается в конкретных ситуациях бесспорное в общей форме положение: для того чтобы изжить нарушения закона в уголовном судопроизводстве, нужно сделать так, чтобы законопослушное поведение было выгодным, а нарушение закона – нет.
Важно подчеркнуть, что в распространенности выявленной фальсификации не виноват действующий закон. Он действительно запрещает (хотя мог бы этого и не делать) допросы в стадии возбуждения уголовного дела, но вовсе не устанавливает, что единственным источником доказательств, исходящих от лица, являются его показания. Объяснения – документ (ст. 88 УПК РСФСР) и, следовательно, полноценный источник доказательств. Это вина практики, что данные, содержащиеся в объяснении, в подавляющем большинстве случаев переписываются в бланки протоколов допроса. Давно уже отпали те причины, которые когда-то делали перебеливание целесообразным, но сложившийся стереотип не меняется. Он оказывается в детерминации поведения мощнее, чем текст закона.
3. Рационализация в судебных стадиях
Груз делается легче, когда несешь его с умением
В этих целях должны быть внимательно проанализированы нормативное регулирование и сложившиеся стереотипы правоприменения во всех стадиях уголовного процесса, начиная со стадии предания суду.
Из сравнительного правоведения. Япония. «В настоящее время в суде существует так называемая предварительная подготовка. На этой стадии, по сложившейся практике, примерно за неделю до начала судебного заседания происходит совещание всех трех сторон – судьи, прокурора и защитника, на котором определяются дата начала суда, порядок исследования доказательств. На таких совещаниях устанавливается также число вызываемых свидетелей, регламент допроса подсудимого и свидетелей», – пишет С. Оока.
Защитника – в стадию предания суду. Оценка указанного института японскими юристами неоднозначна. Тем не менее было бы, наверное, целесообразно провести эксперименты в этом направлении на почве нашего судопроизводства, допустив защитника в распорядительное заседание. Одной из его функций при этом могло бы стать предварительное согласование основных параметров судебного следствия. В частности – об отсутствии необходимости дополнительного исследования в судебном следствии тех источников доказательств, информация о которых в уголовном деле не вызывает сомнений ни у одного из названных «сторон».
Трехстороннее совещание могло бы иметь место и в тех случаях, когда закон не предусматривает внесения дела в распорядительное заседание.
Представляется, что такая новелла не только способствовала бы рационализации судебного разбирательства, но и соответствовала бы развитию такого его общего условия, как состязательность.
4. Рационализация судебного разбирательства. Перечислим некоторые направления, по которым, на взгляд автора, вполне возможны изменения, направленные на экономию общественно наобходимого времени в ходе судебного разбирательства, сопроводив каждое из них лишь очень краткими, экономными пояснениями.
Заменить значение обвинительного заключения в начале судебного следствия изложением сути предъявленного обвинения. В случае, если в судебном разбирательстве участвует прокурор, он излагает суть обвинения. Если прокурор в судебном разбирательстве не участвует, то секретарь судебного заседания зачитывает кратчайшее резюме обвинительного заключения, составленное или, в крайнем случае, подписанное прокурором, утвердившим обвинительное заключение.
Цель (основная) нововведения: экономия времени участников процесса.
Цели сопутствующие: 1) дальнейшее развитие общего условия состязательности судебного разбирательства; 2) придание большей динамичности судебному разбирательству; усиление на этой основе внимания к процессу судебной аудитории из числа лиц, не имеющих в деле личных интересов[326].
Возможные отрицательные последствия: наверное, есть какая-то опасность, что в изложении прокурором сути обвинения или в составленном им резюме в отдельных случаях могут оказаться пробелы. Однако это не представляет опасности для подсудимого и других участников судебного разбирательства, ибо им обвинение знакомо по тексту обвинительного заключения. Трудно предположить, что и сейчас подсудимый и его защитник, равно как и заинтересованный потерпевший, дожидаются значения обвинительного заключения в суде, чтобы ознакомиться с ним.
Определить категории дел, по которым составление протокола судебного заседания не требуется. Трудно переоценить процессуальное значение протокола судебного заседания. Проверка справедливости приговора, законности действий суда, соответствия его выводов данным судебного следствия основывается на содержании этого документа. Его значимость, уже как источника доказательств, возросла после дополнения ст. 277 УПК РСФСР указанием на право суда при отложении дела допросить явившихся свидетелей, специалистов, экспертов, потерпевших и не вызывать их вторично при возобновлении судебного разбирательства.
Против значимости протокола судебного заседания никто не спорит. Тем не менее уже много лет обсуждается и до сих пор не решена задача его своевременного и доброкачественного изготовления. В связи с этим не следует ли в рамках провозглашенной правовой реформы поискать новых, радикальных и нетрадиционных путей разрешения сложившейся проблемной ситуации?
Один из них может заключаться в следующем: для того чтобы обеспечить возможность составления полноценных протоколов судебного заседания по тем делам, по которым они необходимы, нужно освободить участников процесса, на которых возлагается составление протоколов, от составления этих документов по тем делам, где без них можно обойтись.
Видимо, в первую очередь можно обойтись без протоколов по делам, рассмотрение которых будет возложено на судей единолично (см. выше).
Наверное, составление протоколов может быть связано с позицией сторон, заявивших об отсутствии намерения обжаловать решение суда.
Целесообразен эксперимент следующего типа: в бланке протокола, составляемого органами дознания в порядке ст. 415 УПК РСФСР (протокольная форма досудебной подготовки материалов), предусмотреть графу для отметок «подтвердилось в ходе судебного следствия», «не подтвердилось», «не исследовалось», а также место для дополнительной, полученной в суде информации.
Подобный эксперимент мог бы оказаться полезным и с обвинительным заключением.
Цель (основная): экономия общественно полезного времени, повышение производительности труда в уголовном судопроизводстве.
Цели сопутствующие: уменьшение объема уголовных дел, повторов, придание большей строгости и структурной определенности протоколу о правонарушениях и обвинительному заключению, что вместе взятое должно, с одной стороны, облегчить оперирование материалами дела, а с другой – явиться шагом в направлении формализации информации с тем, чтобы в дальнейшем сделать ее форму пригодной для использования в процессах; компьютеризации.
Возможные отрицательные последствия: опасность утраты части информации о ходе судебного заседания. Такая опасность, конечно, возможна, однако, думается, она ничуть не больше, чем сегодня, когда неквалифицированные секретари судебных заседаний просто не успевают фиксировать все происходящее в судебном разбирательстве, а отграничивать важное от неважного им далеко не всегда удается.
Протокол судебного заседания – на магнитную ленту. В тех случаях, когда составление протокола судебного заседания сохраняется, – допустить ведение его способами звукозаписи без последующего перевода всего протокола в знаковую запись.
В специальной литературе высказывались предложения об использовании магнитной записи в качестве вспомогательного средства для составления полноценного протокола судебного заседания. Коллегией МЮ СССР рекомендован к распространению опыт Верховного Суда Грузинской ССР по фонографированию судебного разбирательства. Однако предложение, сформулированное в тезисе, оглавляющем настоящий фрагмент, принципиально иное. Речь идет о замене писаного протокола магнитной лентой.
Расширить возможности оглашения в суде свидетельских показаний, данных на предварительном расследовании. В частности, установить возможность не вызывать в судебное заседание свидетелей, чьи показания не оспариваются обвиняемым или защитником.
Сообщу для сравнения: «В современный японский суд прокурор представляет письменные показания свидетелей, и лишь в случае оспаривания их защитой тот или иной свидетель вызывается в суд» (Ф. М. Решетников).
Английскому процессу известно получение показаний в форме «депозита»: «Полученные в присутствии обвиняемого во время предварительного судебного рассмотрения показания могут быть оглашены в суде, если явка свидетеля не требуется…» (Р. Уолкер). Между прочим, показания, полученные на предварительном расследовании в ходе очной ставки с обвиняемым, разве не есть показания, «полученные в присутствии обвиняемого»?
Допустить производство некоторых судебных действий, в частности допросов, другими судами (единолично судьей или составом суда) по месту жительства участника процесса, проживающего вне места судебного разбирательства.
Опять же для сравнения сошлюсь на здравый смысл классических судебных систем. «В отношении показаний свидетелей, – писал уже цитировавшийся выше Р. Уолкер, – существуют два основных правила. Первое… состоит в том, что показания должны быть даны устно и в открытом суде. Однако имеется целый ряд исключений из этого правила, продиктованных соображениями целесообразности… Иногда свидетели, которые не могут явиться в суд из-за болезни или пребывания за границей, могут быть допрошены каким-либо уполномоченным на то лицом, иностранным судом или судьей».
Приговор без мотивировочной части. Допустить в ряде случаев, в частности по делам, досудебная подготовка по которым велась в протокольной форме, составление приговора без мотивировочной части.
Заметим кстати, что существующая регламентация действий судьи по рассмотрению дела словно имеет своей целью не оставить судье времени для того, чтобы думать: в судебном заседании он руководит судебным заседанием, зачитывает обвинительное заключение, делает пометки для будущего приговора (между нами, пишет приговор), первым – в составе суда – допрашивает обвиняемого, потерпевшего, свидетелей и т. д. и т. п. В совещательной комнате: руководит совещанием судей, совещается, мимоходом просвещает народных заседателей, пишет или, в лучшем случае, диктует приговор.
А думать-то над вынесением правосудного, справедливого и целесообразного приговора ему когда? Вот почему предложения, содержащиеся в настоящем и некоторых других фрагментах, направлены на то, чтобы освободить судье малость времени для возможности подумать.
Зачем оглашать весь приговор? Оглашать в судебном заседании не весь приговор, а лишь его резолютивную часть.
По известному многим читателям уголовному делу М. Масленко, А. Масленко, Н. Мацибора и Т. Иванютиной председательствующий зачитывал приговор в течение шести часов. Для чего? Участники процесса, которым надо работать с этим документом, конечно же, будут работать с его текстом, а не с тем, что они восприняли на слух. Для судебной аудитории шестичасовое чтение не только не улучшило, но и ухудшило воспитательное воздействие процесса. Во имя чего же были затрачены 6 часов рабочего времени? К слову, эти шесть часов надо было простоять на ногах. А ведь это далеко не самый объемный приговор.
В реальном сумраке нынешних залов судебных заседаний объемные приговоры выслушиваются не стоя, как велит закон, блюдя благочиние суда, не сидя даже… Бегает туда-сюда аудитория, бегают участники процесса. Адвокаты появляются, чтоб выслушать куски, относящиеся к их подзащитным. Прокурор подчас вообще не приходит. Да и суд без большого уважения относится к продукту своей деятельности, в значительной части представляющем компиляцию из имеющихся в деле документов. Председательствующие, читая приговор, вызывают благодарность слушающих, пропуская абзацы, глотая слова или их окончания.
Так во имя чего тратятся лишние часы и даже дни, время, которое могло бы быть истрачено с пользой?
Указание источника информации вместо ее словесного повторения. Допустить в приговоре и других судебных документах, вместо переложения информации, уже имеющейся в деле, ссылки на те источники, где она зафиксирована.
Избавить судей от механической работы по написанию приговора. Предусмотреть возможность приглашения в совещательную комнату по окончании совещания судей для изготовления приговора стенографистки-машинистки.
Впрочем, возможна диктовка приговора на диктофон, с тем чтобы специальный оператор затем перевел его в машинопись.
Не надо абсолютизировать правило о тайне совещательной комнаты. Оно – средство, а не цель. К тому же средство, свойственное не всем правовым системам. Шведская, а вместе с ней и советская печать весьма оживленно обсуждали, кто и как проголосовал в совещательной комнате при обсуждении вопроса о виновности Петерсона в убийстве премьер-министра Швеции Улафа Пальме.
Конечно, было бы неплохо снабдить каждую совещательную комнату персональным компьютером для использования его в программе «редактор» или создать специальную машину, которая давала бы текст прямо с голоса или даже с мысли. Однако все это – дело отдаленного будущего, а освободить судей от механической работы для того, чтобы они имели время думать, нужно сейчас.
Предоставить право суду первой инстанции при определенных условиях дополнять и изменять предъявленное на предварительном расследовании обвинение. Предложения такого типа не новы. За них достаточно настрадался, в частности, П. Ф. Пашкевич, исследователь, опередивший свое время. «Предоставление суду первой инстанции права расширять предъявленное на предварительном следствии обвинение, – утверждали его оппоненты, – означало бы не что иное, как сужение процессуальных гарантий, обеспечивающих обвиняемому право на защиту».
Это суждение и верно и… неверно. Оно верно для части ситуаций. Оно становится неверным и даже вредным, если придавать ему всеобщий характер. В целом ряде ситуаций возвращение дела на доследование лишь для перепредъявления обвинения никаких дополнительных реальных выгод стороне защиты не дает.
Значит, надо разграничить эти ситуации. Что может служить критерием разграничения? Очевидно, позиция защиты. Настаивает обвиняемый или его защитник на возвращении дела на доследование – надо возвращать. Не настаивает – заканчивать дело слушанием и выносить приговор.
5. Элементы рационализации в кассационном и надзорном производстве. Вызывает серьезные сомнения целесообразность отмены приговора и направления дела в одну из предыдущих стадий для исправления очевидной и несложной ошибки суда первой инстанции. «Независимо от качества исследования обстоятельств дела в суде первой инстанции при первоначальном его рассмотрении суду приходится повторять всю судебную процедуру, что приводит к волоките, ненужному расходованию сил и рабочего времени судей, других, зачастую многочисленных участников судебного разбирательства, отрываемых от производительного труда. В результате решений вышестоящих судов об отмене приговора…, – а они вынужденно принимаются, поскольку иных путей исправления ошибок закон не предусматривает, – искусственно увеличивается нагрузка народных судов, возрастает объем бесполезной работы, наносится ущерб престижу судебных органов» (В. П. Кашепов).
8. Внедрение в уголовное судопроизводство научно-технических средств
При поверхностном взгляде может показаться, что с внедрением НТС в уголовное судопроизводство – полный порядок.
При изъятии и транспортировке похищенных ценностей в Узбекистане группа под руководством Т. Гдляна использовала вертолеты, самолеты, другую технику военных.
Я воспользовался чужими словами для выражения собственных мыслей и эмоций не только потому, что не являюсь специалистом в судебных стадиях. В очередной раз хочется подчеркнуть, что нерациональность ряда сложившихся в уголовном судопроизводстве стереотипов немедленно ощущает, как преграду, всякий непредубежденный исследователь.
Два – параллельных – выхода из охарактеризованного тупика видит автор. Первый из них – принять предложения П. Ф. Пашкевича и солидарных с ним исследователей (только что процитированного В. П. Кашепова – в том числе) и расширить полномочия кассационных и надзорных судов по изменению приговора.
Второй – ошибки, не повлиявшие на справедливость меры ответственности осужденного (оправданного), лишь констатировать, не руша приговора.
В статистической отчетности предварительного расследования время от времени появляется специальный показатель – «с применением НТС». Числа, проставляемые в соответствующих графах отчетов как следственных аппаратов органов внутренних дел, так и прокуратуры, равно как и отчетов экспертно-криминалистических подразделений, велики, как это обычно и бывает с такого рода показателями. Однако с реальным использованием НТС и, самое главное, с реальной отдачей от их использования – положение много скромнее. Проведенное несколько лет назад МВД СССР исследование дало результаты просто скандальные: многие выпускники вузов системы министерства не умеют работать даже с фотоаппаратом.
Многие следственные и оперативные (без коих следствие сегодня одноглазо) подразделения оснащены научно-техническими средствами из рук вон плохо. Плачевно положение с транспортом и связью.
Установление 20-литрового лимита на автомашины следственного и оперативных подразделений по своей нелепости может сравниться лишь с установлением этого же лимита для автомашин дежурной части.
Еще хуже ситуация с использованием имеющихся средств. В единичных случаях используется уникальная техника и новейшая технология, в массе же НТС не применяются.
Причин здесь много: от качества, комплектности и количества поставляемой органам предварительного расследования техники и расходуемых материалов, узости заложенной в них технической мысли до обученности персонала. Однако главными и среди них, на мой взгляд, являются две. Первая – концептуальная трусость в разработке общего подхода к применению НТС в уголовном судопроизводстве. Не возможность оптимизировать предварительное расследование, сэкономить общественно полезное время и средства, а филистерская, очень характерная для лет застоя мыслишка «как бы чего не вышло», довлеет над многими исследователями и разработчиками. И вторая, вытекающая из первой, причина – нормы, регламентирующие сегодня применение НТС, уходят технологическими корнями в XIX век. Если бы автор не был процессуалистом, он не поверил бы, что в УПК может существовать статья, подобная 1411 УПК РСФСР. Норма, устанавливающая такой порядок применения звукозаписи при допросе, что на это требуется в 2,5–4 раза больше времени, чем без применения оной. Трудно понять логику, по которой в суде не допускается воспроизведение звукозаписи без предварительного оглашения показаний, содержащихся в соответствующем протоколе допроса или протоколе судебного заседания. Удивительно ли после этого, что научно-технические средства, применяют не столько следователи и судьи, сколько киногерои. Ведь последним, к счастью, не нужно руководствоваться нормами типа ст. 1411.
1. Необходимы изменения в законодательстве
В основу нового, регламентирующего применение НТС законодательства должны быть заложены принципиально новые идеи. Измененное законодательство в сочетании с новым мышлением должно обеспечить качественный скачок в результативности применения НТС. Первая из таких идей: продукт применения НТС, как правило, – самостоятельный источник доказательств. В соответствии с этим нужно не совершенствовать ст. 1411 УПК, а отбросить ее как не соответствующую изменившимся социальным условиям и современному уровню научно-технического развития. Звуко– и видеозаписи, продукты кино– и фотосъемок, а в дальнейшем и голографии должны стать не худосочными, факультативными приложениями к протоколам, а полнокровными источниками доказательств. В частности, представляется целесообразным продумать процедуру звуко(видео) записи объяснений очевидцев на месте происшествия, чтобы сделать ненужными их последующие вызовы. Граждане будут избавлены от дополнительных вызовов, следователь, вместо того чтобы переливать из пустого в порожнее, сэкономит время, чтобы подумать. Может быть, тогда классическая ситуация разбегания свидетелей, запечатленная еще И. Ильфом и Е. Петровым, перестанет быть адекватной и сегодняшнему положению вещей.
Наверное, для удобства оперирования кратко описанное резюме содержания каждого названного источника все-таки понадобится. Однако функция такого резюме – отнюдь не доказывание, оно – этикетка, ярлык, как надпись на обложке уголовного дела. А значит, подписывает его только следователь. Если выяснится, что резюме неадекватно отражает соответствующий источник информации или составлено неудачно для использования, оно заменяется. Ведь для суда источником доказательств будет все равно не видеозапись предшествующего допроса, а показания свидетелей в суде.
В тех случаях, когда отдельно воспринимаемой видеозаписи или киноленты для понимания запечатленного ими недостаточно (например, при некоторых видах следственного эксперимента), какие-то дополняющие их протоколы, видимо, понадобятся. В этом случае в соответствии с ныне действующей ст. 87 УПК, такой протокол будет источником доказательств наряду с техническим источником информации.
Высказываемые в литературе опасения о возможности фальсификации перечисленных технических источников информации сегодня теряют смысл. Подделка звуко– или видеозаписи (электронный монтаж) обнаруживается при нынешнем уровне техники легче, чем подделка письменного документа[327].
Таким образом, первое направление, следуя в котором, можно применением НТС способствовать разрешению противоречия между потребностями общества в деятельности уголовной юстиции и возможностями этой системы, является широкое использование НТС для фиксации хода и результатов уголовного судопроизводства.
2. Качественный скачок в использовании в УСП справочно-информационных банков
Второе, не менее, а может, и еще более перспективное направление – создание справочно-информационных банков различных родов и видов и развитие системы их использования[328]. Предложения такого типа уже высказывались в советской литературе. Однако стать реальностью процесс создания справочно-информационных банков сможет лишь в том случае, если он будет идти сопровождаться широким процессом компьютеризации во всех сферах жизни, в частности во всех сферах социального управления.
3. Расширение применения поисковых приборов и средств
Наконец, третье направление – это применение НТС для оптимизации действий, осуществляемых в рамках уголовно-процессуальной деятельности, например гораздо более широкое создание и применение поисковых приборов.
Давно пора, вместо обмена булавочными уколами между сторонниками и противниками доказательственного использования поведения служебно-розыскной собаки создать солидную независимую комиссию для проверки, разобраться с работой двух – трех имеющихся в стране банков запахов и принять согласованное решение.
4. Внимание: дисфункция. Ныне действующий УПК РСФСР в п. 3 «а» ст. 67 устанавливает, что эксперт не может принимать участия в производстве по делу, «если он участвовал в деле в качестве специалиста». Содержательное обоснование этого запрета, прямо скажем, не очень убедительно. Он – следствие давних межведомственных распрей между экспертными учреждениями МЮ и экспертно-криминалистическими – МВД. Публичные обоснования звучали, конечно, иначе: опасности предубеждения. Но тогда почему исключение – участие судебного медика в наружном осмотре трупа – не порочит его как будущего эксперта?
Дисфункциональность слагающейся под влиянием этой нормы ситуации не только в том, что она нормативно обкрадывает будущего эксперта. Главное, что она не учитывает того (не видного из Москвы или другого крупного города, где соответствующих специалистов несколько) обстоятельства, что в большинстве реальных регионов специалист – один. А это означает, что если он выехал на осмотр места происшествия, то эксперта придется искать вдали с соответствующими, проистекающими из этого, негативными последствиями, временными прежде всего. Это приводит либо к тому, что единственный специалист не выезжает на место происшествия, либо (увы, и так бывает) протокол осмотра фальсифицируется: в нем не отражается участие в следственном действии соответствующего специалиста.
Вывод: правило, установленное в п. 3 «а» ст. 67 УПК, ; не должно быть сохранено в новом уголовно-процессуальном законодательстве. Судопроизводство дурно, если оно боязливо: устранение пристрастных экспертов должно осуществляться в зависимости от конкретных обстоятельств дела.
9. Правовая агитация: обоснование
Заметим также: научно-технические средства – это не только приборы. Это также разрабатываемые наукой новые методы, методики и техники деятельности. Рассмотрим развитие этой идеи на примере такого метода исследования преступлений, как правовая агитация. Добавим только, что вторым родителем этого метода явяется идея, которая будет рассмотрена ниже, – идея необходимости рассмотрения уголовного судопроизводства в широком социальном контексте.
1. Правовая агитация: характеристика метода
Под вводимым автором и уже воспринятым в литературе конвенциональным термином «правовая агитация» понимаются такие идеологические и примыкающие к ним способы воздействия на неопределенный круг лиц, которые имеют своей целью побудить группы лиц или отдельные личности к желательному поведению в правоохранительной сфере.
В уголовном судопроизводстве наиболее наглядный аспект применения этого метода – побуждение к самовыявлению потенциальных свидетелей. Однако это не единственный аспект. Правовая агитация может оказаться эффективной и для побуждения к самовыявлению потерпевших, как тех, которые в силу различных причин вообще не делали заявлений о посягательстве на них, так и тех, чьи заявки на обслуживание оказались задержанными на входах правоохранительной системы, в частности в дежурных частях органов внутренних дел. Теоретически мыслимо применение правовой агитации для побуждения к явкам с повинной. В случае, если будет принято сформулированное выше предложение об установлении временной грани привлечения к ответственности за хозяйственные и должностные преступления, метод правовой агитации получит новый импульс и дополнительные возможности для побуждения к явкам с повинной.
Суть этого метода заключается в том, что индивидуальный и извилистый путь к каждому источнику доказательств, каждому источнику информации заменяется посылкой единого информационного сигнала массе лиц (неопределенному кругу лиц) по принципу «тому, кого это касается».
Практике сегодня известны многие случаи использования средств массовой информации для раскрытия преступлений и розыска преступников. Однако применение этого многообещающего метода еще не стало систематичным и массовым, график, отражающий интенсивность его применения, носит ломаный характер.
Для того чтобы запускать механизм самовыявления потенциальных свидетелей, лиц, пострадавших от преступлений и совершивших их, эти единые сигналы должны основываться на факторах, определяющих активность соответствующих категорий личностей. Кроме того, нужна отработанная система обратной связи, усиливающая импульсы самовыявления и утилизующая их.
2. Необходимое условие применения НТС
Применение НТС и новых методов непосредственно или в конечном счете должно служить экономии человеческого труда как должностных лиц, ведущих процесс, так и граждан, вовлекаемых в сферу уголовного судопроизводства.
10. Разработка и внедрение нормативов НОТ и НОУ (НОУТ) в уголовное судопроизводство
Вопросами организации труда, организации управления в правоохранительных органах вообще и в следственных аппаратах в частности, занимались многие. И это, конечно, хорошо. Однако не приводит ли мнимая простота и общедоступность предмета исследования подчас к дилетантизму?
Такое же упрощенное представление о роли общественности в уголовном процессе, по нашему мнению, принесло (и продолжает приносить) много вреда полному и деловому использованию в борьбе с преступностью всех возможностей, обеспечиваемых единством личных и общественных интересов.
Некоторые авторы забывают о специфике и ограниченных пределах НОТ (НОУТ), понимают их чрезмерно широко – как всякую целесообразность в деятельности и в ряде случаев по существу подменяют их особые проблемы вопросами криминалистической (оперативной) тактики и методики раскрытия преступлений. Однако полемика по вопросу о понятиях и пределах НОТ и НОУТ не наша тема. Нас интересует другой аспект проблемы.
Проблематика научной организации труда и управления в органах внутренних дел имеет и другую сторону, порожденную, так сказать, генетикой проблемы. Дело в том, что НОУТ возникла и длительное время развивалась преимущественно в сфере народнохозяйственной. Поэтому проблемы и рекомендации НОУТ в области деятельности органов внутренних дел на сегодняшний день в основном идут из области экономики, из управления промышленностью. И здесь проявляется, а у ряда авторов, на наш взгляд, уже и проявилась противоположная опасность: не учитывается та специфика, которую неизбежно должны приобрести нормативы НОУТ во взаимодействии с судоустройственными и судопроизводственными нормами.
В изучении взаимодействия и взаимовлияния процессуальных норм и нормативов НОУТ мы видим задачу науки уголовного процесса, задачу процессуалистов в деле внедрения научной организации управления и труда в деятельность следователя, судьи, прокурора, органа дознания, особенно в той части, в какой эта деятельность является процессуальной. В этой связи, видимо, нуждаются в уточнении слова Г. А. Туманова о том, что «разработка проблем НОТ и НОУТ – задача в значительной мере техническая, инженерная» и что «юристы в данном случае должны выступать преимущественно в роли заказчиков».
Организация управления и труда в области процессуальной имеет существенную специфику по сравнению с аналогичными проблемами в других отраслях государственной деятельности. Специфика эта – в урегулировании целей, компетенции и порядка деятельности участников уголовного процесса правовой нормой, которая в ходе применения не подлежит коррекции. Инженер, пришедший к выводу о нецелесообразности практикуемой технологической схемы, может ее изменить. Следователю такого права не предоставлено. В ситуациях, урегулированных уголовно-процессуальной нормой, рационализация невозможна никаким иным путем, кроме внесения изменений в закон. Специфика процессуальной деятельности также в том, что она и возникающие в ее процессе отношения не локализируются внутри органа (как это имеет место в большинстве случаев в народном хозяйстве); как правило, она направлена вовне, следователь вступает во взаимоотношения с лицами и органами, не подчиненными ни ему, ни его прямым начальникам.
Применительно к уголовному процессу нуждается в уточнении (или, во всяком случае, в разъяснении) обычная формулировка целей НОУТ: достижение максимальных результатов при минимальных затратах. Такое уточнение необходимо, в частности, в связи с тем местом, которое занимают в уголовном судопроизводстве процессуальные гарантии, а последние – это всегда увеличение затрат. Кроме того, затраты государства на уголовно-процессуальную деятельность определяются не только ее внутренними потребностями, но и возможностями государственного бюджета, т. е. фактором, лежащим вне уголовного процесса. Что же касается результатов в уголовном судопроизводстве, то, говоря об их оптимальности, следует иметь в виду, что она характеризует не столько количественную, сколько качественную сторону явления, ибо количество определяется обстоятельствами, находящимися вне уголовного судопроизводства, – уровнем преступности. Количественная сторона здесь может выражаться не в числе уголовных дел, а в необходимости – при той или иной организации труда – для расследования этих дел контингента следователей.
В этой связи, касаясь цели НОУТ в процессуальной деятельности, мы считаем, что надлежит говорить об обеспечении эффективного достижения цели уголовного процесса по подавляющему большинству уголовных дел.
В комплексе нормативов НОУТ и уголовно-процессуальных норм бесспорен примат последних (принцип социалистической законности). Но это обстоятельство предъявляет особые требования к самим процессуальным нормам. Научная организация деятельности в уголовном судопроизводстве должна начинаться с уголовно-процессуальной нормы. Правовая норма сама должна быть целесообразной, уже внутри себя самой нести нормативы НОУТ, если это реально, и предусматривать возможности внедрения этих нормативов в процесс правоприменительной деятельности. Это минимум. Первый этап рационализации. Второй ее этап – претворение нормативов НОУТ в жизнь, посредством правовых велений. Нам представляется, что пора, в интересах дальнейшего поступательного развития уголовно-процессуального законодательства, уголовно-процессуальной практики и теории, поставить вопрос, не является ли рациональность процесса (его научная организация) сама по себе процессуальным принципом, имеющим такую же силу, как и другие принципы советского уголовного процесса.
Под этим углом зрения следовало бы рассмотреть каждую действующую процессуальную норму в отдельности и в соотношении со всеми остальными. Что такое исследование было бы небесполезным, покажут следующие факты.
Статья 109 УПК РСФСР устанавливает: «По поступившим заявлениям и сообщениям могут быть истребованы необходимые материалы и получены объяснения, однако без производства следственных действий, предусмотренных настоящим Кодексом». Объясняя запрет производства следственных действий до возбуждения уголовного дела, процессуалисты утверждали, что иное решение вопроса привело бы к ущемлению прав граждан, вовлекаемых в сферу уголовного процесса.
Под влиянием потребностей практики в 1963 году в ст. 178 УПК РСФСР было внесено изменение, позволяющее в случаях, не терпящих отлагательства, до возбуждения уголовного дела производить осмотр места происшествия. Не зарегистрировано, чтобы эта законодательная новелла ущемила чьи-либо законные интересы. Не боясь повториться, спросим: а чьи права ущемит производство экспертизы до возбуждения уголовного дела?
В целом ряде случаев оперативные аппараты внутренних дел к моменту возбуждения уголовного дела накапливают большое количество официальных материалов, источники которых известны и могут быть исследованы судом. К такого рода материалам относятся, в частности, объяснения различных лиц. Эти объяснения по своему качеству подчас вполне удовлетворяют следователя, принявшего дело к производству. Так, соответствует ли требованиям научной организации судопроизводства предписание непременно вновь допрашивать этих лиц? Одна и та же работа делается дважды. Нарушается элементарная заповедь НОТ. Где уж тут наименьшие затраты для достижения цели.
Статья 232 УПК РСФСР устанавливает, что суд в распорядительном заседании направляет дело для дополнительного расследования, в частности, в случае наличия оснований для предъявления обвиняемому другого обвинения, связанного с ранее предъявленным, либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении[329].
Действия Н., бравшего напрокат предметы домашнего обихода и затем продававшего их, согласно обвинительному заключению квалифицировались по ч. 2 ст. 147 УК РСФСР. Суд, придя к выводу о необходимости квалификации его действий по ст. 93 УК РСФСР, возвратил дело на доследование. Н. ходатайствовал о слушании дела в суде. Никаких других действий, кроме перепредъявления обвинения, следователь при доследовании не произвел. Допрос обвиняемого при этом носил формальный характер. Н., признавший себя виновным, повторял: «Я все это уже говорил».
Таким образом, дополнительные и немалые затраты времени никаких новых гарантий обвиняемому не дали. Разве нельзя поставить возвращение дела на доследование в аналогичных случаях, руководствуясь действительной надобностью в нем, в зависимости хотя бы от ходатайства подсудимого? Непоследовательность позиции законодателя становится еще более очевидной при ее сопоставлении со ст. 148 УПК РСФСР, которая не предусматривает обязательного разрыва во времени между ознакомлением обвиняемого с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого и его допросом. Следственная тактика, как правило, такого разрыва не знает. А ведь интересы защиты обвиняемого требуют, чтобы в необходимых случаях ему предоставлялось время для подготовки к допросу. Такое время, во всяком случае, необходимо, когда с момента предъявления обвинения в деле не участвует защитник.
Наконец, третье. Закон не предусматривает ознакомления подозреваемого с постановлением о назначении экспертизы. Это подчас приводит к тому, что высказывания подозреваемого, ставшего затем обвиняемым, влекут за собой назначение повторной экспертизы.
Есть серьезные сомнения в том, что соображения рациональности принимались во внимание при конструировании ст. 141] УПК РСФСР. И дело не только в сложности установленной процедуры, но и в неиспользовании всех возможностей этого технического средства (см. выше).
Примеры, к сожалению, можно было бы умножить. Но я не ставил перед собой задачу проанализировать все нормы УПК, а лишь хотел, чтобы стал очевидным следующий вывод: непременным условием внедрения научной организации управления и труда в процессуальную деятельность является заложенность нормативов НОУТ в правовые нормы.
Естественно, что нормативы НОУТ подлежат внедрению только тогда, когда они не ущемляют законных интересов участвующих в деле лиц, не вступают в противоречие с другими принципами уголовного процесса. В этом плане нам хотелось бы рассмотреть одну норму УПК Чехословакии. Абзац 2 § 55 УПК Чехословакии содержит правило, согласно которому в протокол судебного разбирательства вносятся лишь те данные, которые меняют или дополняют показания ранее допрошенных лиц.
Можно не сомневаться, что предложение ввести аналогичную норму у нас встретит возражения, сведящиеся к обвинению в чем-нибудь вроде процессуального упрощенства. Между тем такой порядок не только не ухудшит фиксацию в уголовном судопроизводстве (те сведения, которые при таком порядке отсутствуют в протоколе судебного заседания, в деле имеются), но и улучшит ее, ибо секретарь судебного заседания получит возможность более тщательно и подробно занести в протокол те сведения, которых в деле еще нет.
Еще более широкое распространение правила НОУТ получают в процессе правоприменительной деятельности. Корректность толкования той или иной процессуальной нормы, правильность того или иного теоретического построения должны определяться в зависимости от того, насколько предлагаемое решение способствует достижению цели уголовного процесса. Насколько экономные и быстрые средства для ее достижения предлагаются.
Представляется, что от этого отступают некоторые устоявшиеся теоретические рекомендации и традиции практики, касающиеся функций лиц, привлекаемых к участию в уголовном процессе, участия понятых в таком следственном действии, как принятие доставленного, порядка и случаев применения звукозаписи и т. д. Использование специалиста предусмотрено законом в целом ряде следственных действий. Вопрос об участии специалиста в допросе закон оставляет открытым. Участие специалиста в допросах, предмет которых составляют специальные сведения, явно целесообразен. Такое участие не только сделает допрос более квалифицированным, но и избавит от необходимости в повторных допросах. Тем не менее ряд теоретиков высказываются против участия специалиста в таких допросах.
Закон не запрещает составление одного протокола на несколько следственных действий. Как правило, это нецелесообразно, но в конкретных ситуациях может оказаться полезным. Нам как раз кажутся разумными поиски путей к сокращению числа процессуальных документов, если, конечно, такие поиски не ведут к необоснованному ущемлению прав граждан и не затрудняют достижения цели уголовного судопроизводства.
Есть еще один аспект соотношения нормативов научной организации труда и процессуальной нормы. Относится он к области законодательной техники. Уголовно-процессуальный кодекс – один из инструментов следователя. Инструмент, говорит азбука НОТ, должен быть удобным.
Наши кодексы обладают в этом плане серьезными достоинствами, они не громоздки, сосредоточивают в себе в основном все необходимые процессуальные нормы. Достоинством кодексов является наличие заголовков статей. Однако имеются и резервы для улучшения этого следственного инструмента:
а) заголовки статей не всегда адекватны их содержанию. К примеру, глава 19 УПК РСФСР именуется «Обжалование действий органа дознания, следователя прокурора», а открывающая эту главу ст. 218 «Порядок обжалования». Из такого заголовка статьи вытекает, что в ней должна идти речь о порядке обжалования действий и решений всех трех субъектов, перечисленных в названии главы. Однако на самом деле в них идет речь лишь о жалобах на действия и решения первых двух: органа дознания и следователя;
б) не всегда логично расположение нормы, что затрудняет ее поиски. Так, не ясны мотивы, по которым норма, посвященная переводчику, помещена в главе третьей, где во всех остальных статьях речь идет об участниках процесса, обладающих процессуальным интересом;
в) градация статей на части и пункты не всегда удобна для пользования. Желательна нумерация абзацев.
Облегчило бы пользование кодексом и издание официального комментария к нему, подобно тому как это делается, к примеру, в Венгрии. Сложившаяся практика издания научно-практических комментариев, не носящих официального характера, приводит к тому, что дельные содержащиеся в них рекомендации отражают лишь позицию соответствующего автора.
В заключение, переходя от проблемы НОУТ к несколько более широкой проблеме, нам хотелось бы сказать следующее. Не подлежит ревизии утверждение о недопустимости противопоставления законности и целесообразности. Однако подобно тому, как постепенно угасает не подкрепляемый раздражителями условный рефлекс, также начинают появляться нарушения социалистической законности там, где утверждения о целесообразности закона перестают подкрепляться его действительной целесообразностью.
И еще. Никто не освобождал юристов от обязанности считать деньги.
1. Разделение труда в уголовно-процессуальной деятельности. Резкое сокращение на этой основе числа лиц, обладающих властными полномочиями
Если бы я имел служебную машину и секретаря-машинистку, то работал бы за троих
Направлением интенсификации уголовного судопроизводства является освобождение следователей и судей от выполнения работ, не требующих высокой квалификации и властных полномочий; последовательное разделение труда; внедрение должностей технических помощников следователей, письмоводителей, вооружение их оргтехникой и другими техническими средствами.
Эти предложения основываются на данных ряда серьезных исследований, показавших, что следователь более половины своего рабочего времени затрачивает на работу, которую могли бы выполнить работники более низкой квалификации. Азбука управления: это бесхозяйственно. Но дело не только в этом.
Освобождение следователей от работы, которую могут выполнять работники меньшей квалификации, позволило бы сократить число следователей, что в свою очередь желательно по ряду соображений. Во-первых, при дефиците трудовых ресурсов в стране это улучшило бы условия отбора следственных кадров. А во-вторых, уменьшило бы вероятность нарушений социалистической законности.
Сказанное в полной мере относится также к судьям и прокурорам.
Введение должностей технических помощников следователей на первых порах можно осуществлять за счет упразднения неукомплектованных штатных единиц следователей и главным образом – за счет ликвидации их качественного некомплекта.
2. Шаг в обозначенном направлении? В июле 1988 года коллегия МВД СССР решила ввести должности помощников следователей, оперуполномоченных, экспертов. Во что выльется это решение в ходе его реализации, сказать сегодня невозможно. Поживем – увидим. Очень хотелось бы, чтобы указанное нововведение послужило внедрению в уголовное судопроизводство нормативов НОТ.
Однако есть одна деталь, которая представляется дисфункциональной. Указанные помощники подбираются из лиц начальствующего состава. А это означает, что число лиц, обладающих властными полномочиями в обществе по крайней мере, не уменьшится. А может, и увеличится.
3. Обоснование предложений. Предложения относятся к правовой агитации (см. выше), на наш взгляд, вытекают из постоянно действующих, но, к сожалению, постоянно проводимых в жизнь, идей и решений, закрепленных, в частности, в постановлении ЦК КПСС 1964 г. «О мерах по дальнейшему развитию юридической науки и улучшению юридического образования в стране» и совместном постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР от декабря 1965 г. «О мерах по учшению работы следственного аппарата органов прокуратуры и охраны общественного порядка». Наверное, не случайно, что оба эти документа относятся к периоду до 70-х годов, т. е. до той поры, когда в «жизни общества начали проступать застойные явления»[330], а «в центральных органах, да и на местах стала брать верх своеобразная психология: как бы улучшить дела, ничего не меняя»[331].
Вытекающее из указанных партийных решений последовательное применение в предварительном расследовании и в уголовном судопроизводстве в целом нормативов научной организации труда и достижений науки управления, широкое внедрение в следственную практику разработок социальных, естественных и технических наук – это путь комплексного разрешения сложившейся проблемной ситуации с учетом преимуществ противоречий социализма.